Текст книги "Anamnesis vitae. (История жизни)."

Автор книги: Александр Светин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Мария Глебовна, подержите вот так!

Она торопливо кивнула и перехватила рукоятки.

Так, смотрим, что тут у нас. Расширители не понадобятся, подпольная бабка-абортмахер поработала на славу: все просто зияло. Пытаясь подавить дрожь в руках, я взялся за кюретку.

– Зеркала шире! – прикрикнул я на акушерку. И ввел инструмент в кровоточащую полость.

Скребок, еще один. Внутри явно что-то было: кюретка постоянно «спотыкалась» о какие-то препятствия. Легко, впрочем, их преодолевая.

«Только бы стенку не проткнуть!» – приговаривал я мысленно, методично, сантиметр за сантиметром, выскабливая полость матки.

Пот градом катился со лба и заливал глаза. Завидев это, ко мне подбежала Клавдия Петровна и принялась заботливо промокать меня салфеткой.

– Спасибо! – благодарно кивнул я ей и продолжил свое занятие.

Сколько прошло времени, не знаю. Наконец, пройдясь еще раз инструментом по стенкам полости и не встретив сопротивления, я осторожно извлек кюретку наружу.

– Все? – шепотом спросила Мария Глебовна.

– Кажется, – так же, шепотом, ответил я.

Сверху раздался натужный голос Иваныча:

– Ну что, мне отпускать? Не могу больше, руки затекли. И спина.

– Отпускайте. Но сильно не расслабляйтесь: если что, придется опять давить! – я отошел на шаг.

Что делать, если и сейчас кровотечение не остановится, я не знал. Вернее, знал, но прекрасно понимал, что в условиях кобельковской больницы это недостижимо.

Антон Иваныч вновь отнял руки от живота болящей и разогнулся. Три пары глаз уставились в… хм, в общем, куда надо уставились.

Наружу вялым толчком выплеснулась кровь вперемешку с какими-то сгустками. Акушерка с фельдшерицей хором охнули. Иваныч напрягся.

– Спокойно! – удержал его я. – Нужно какое-то время, чтобы матка сократилась.

Сколько потребуется времени, я не представлял. Про себя решил, что подожду минуты три, не больше. Правда, если кровотечение будет продолжаться и после назначенного времени, мне придется либо удалять матку, либо… Впрочем, другого «либо» не существовало. До райцентра мы пациентку не довезем, это очевидно. А все, что можно было сделать тут, в Кобельках, мы уже испробовали.

– Может, на себя бригаду из ЦРБ вызвать? – шепотом предложила Клавдия Петровна.

– Не успеют. Добираться будут час, не меньше! – возразила акушерка.

Я молча кивнул. Часа у нас не было. Даже, наверное, не было и четверти часа. Эх, была не была!

– Идем на резекцию матки. Готовьте инструмент и операционное поле.

Женщины опять слаженно охнули и поглядели на меня как на камикадзе.

– Инструмента стерильного нет! – виновато развела руками Клавдия Петровна. – Кто ж знал-то?

– Обжечь в спирту, живо! Антон Иваныч, слезайте: нужно обработать живот и лобок. Займитесь этим!

Иваныч с облегчением спрыгнул с несчастной и захлопотал над ней.

Я отрешенно стоял в сторонке, наблюдая за подготовительной суетой. И было мне ох как хре… невесело.

Теоретически я помнил, как удалять матку. Практически – присутствовал пару раз на подобных операциях. Один раз даже удостоился чести подержать крючки. Я тогда вцепился в них и любовался отточенными, уверенными движениями рук хирурга.

Украдкой я взглянул на свои руки и огорчился еще больше. Конечности мои заметно подрагивали от избытка адреналина в организме. Воровато оглянувшись по сторонам, я спрятал руки за спину. Чего позориться-то?

– Все готово, Пал Палыч! – синхронно доложили фельдшера.

Рядом с истекающей кровью пациенткой уже стоял столик, накрытый стерильной простыней, на которой красовались свежеобожженные хирургические инструменты. Живот несчастной женщины после антисептической обработки приобрел лимонно-желтый оттенок и был обложен стерильными салфетками.

– Все по-взрослому! – пробормотал я.

– Что-что? – переспросила Клавдия Петровна.

– Отлично, говорю! – как мог, бодро заявил я. – Приступаем! Мы с Антоном Иванычем и Клавдией Петровной моемся на операцию…

– И мы?! – недоуменно воскликнули упомянутые коллеги.

– И вы. Антон Иваныч будет мне ассистировать, а вы, Клавдия Петровна, будете операционной сестрой. Подавать инструменты.

– А я? – возмутилась акушерка.

– А вы, Мария Глебовна, побудете анестезиологом. Поскольку наша пациентка в наркозе не нуждается, да и нечем его давать, будете следить за пульсом, давлением и обеспечивать медикаментозную терапию по моим назначениям. Всем задачи ясны?

– Ясны! – дружно гаркнула импровизированная операционная бригада.

– Отлично! Моемся!

– Пал Палыч!!! – заверещала вдруг акушерка так, что я невольно подпрыгнул.

– Ты чего орешь, Машка?! – угрожающе зашипела на нее Клавдия Петровна.

– Пал Палыч, кровотечение остановилось! – на полтона ниже заявила Мария Глебовна и торжествующе обвела взглядом всех присутствующих.

Мы бросились к источнику кровотечения. Багровая река и в самом деле иссякла. Полностью.

О недавней катастрофе напоминала лишь широкая полоса запекшейся крови на коже.

– Слава Богу! – выдохнула Клавдия Петровна и широко перекрестилась.

Коллеги уставились на меня с таким благоговением, что мне стало неловко.

– Ну что же… Вот и славно. Сейчас давление поднимем, стабилизируем, в сознание приведем – и аккуратненько свезем в район, – смущенно пробормотал я, в душе откровенно ликуя. – Антон Иваныч, что там с давлением?

– Сто на шестьдесят, пульс сто десять! – отрапортовал фельдшер через минуту.

– Отлично. Холод на живот. Пусть пока тут на кресле полежит, в палату не отвозите. Мало ли что… – распорядился я, стянул перчатки и направился к выходу из смотровой.

Такого огромного облегчения, граничащего с восторгом, я не испытывал никогда прежде. Хотя где-то в глубине души притаился коварный червячок сожаления: когда бы мне еще довелось самому делать резекцию матки, да еще и по жизненным показаниям?

«Радуйся, что все обошлось, Пирогов хренов!» – оборвал я свои хирургические амбиции и взялся за ручку двери…

– Доктор, она не дышит! И пульса нет! – раздался позади вопль Иваныча.

Чертыхнувшись, я одним прыжком пересек комнату и склонился над головой пациентки.

– Остановка сердца и дыхания! – еще раз уточнил Иваныч.

Я поднял пальцами бледные веки: зрачки медленно расширялись.

– Клиническая смерть! Антон Иваныч – на массаж сердца! Знаете, как?

Фельдшер кивнул, от души врезал кулаком по грудине и принялся «качать».

– Четыре нажатия – пауза для вдоха, ясно? Считайте вслух!

– Раз, два, три, четыре… Вдох! – скомандовал Иваныч.

Я запрокинул голову несчастной, зажал ей нос и выдохнул весь воздух из своих легких в ее.

– Дальше!

– Раз, два, три, четыре! Вдох!

Все повторилось.

– Клавдия Петровна, нужны гармошка, маска, интубационный набор! Быстро! И еще – дефибриллятор, – в перерывах между вдохами выпалил я.

– Есть только гармошка с маской! – протягивая мне их, фельдшерица выглядела виноватой.

Ладно, на безрыбьи – и рак рыба. Приладив маску к лицу умирающей, я разогнулся:

– В вену – лидокаин, адреналин, преднизолон. Обе капельницы открыть до максимума, чтобы водопадом лилось!

В смотровой опять воцарилась суета. Мы с Иванычем «качали», женщины хлопотали с капельницами и шприцами. Вот только на пациентку нашу все эти телодвижения никакого влияния не оказывали. Эх, дефибриллятор бы!

– Клавдия Петровна! – окликнул я фельдшерицу. – Срочно найдите мне длинный электрический провод с вилкой. Оторвите от чего-нибудь! И две ложки. Только не алюминиевые, стальные!

Она с недоумением уставилась на меня.

– Быстро! – подогнал я ее. – И еще – четыре пары перчаток.

Фельдшерица кивнула и испарилась.

– Дефибриллятор делать будете? – раскусил мой замысел изрядно вспотевший Иваныч. – Я где-то читал о таком.

– Вот и я где-то читал. Причем не уверен, что не в фантастической литературе! – подтвердил я и скомандовал. – Меняемся!

Поменялись. Теперь я «качал», а Иваныч – дышал. Остановился на миг, ткнулся пальцами в сонную артерию: нет пульса!

– Вот, все принесла! – запыхавшаяся Клавдия Петровна свалила трофеи на столик.

– Отлично! Теперь очистите от изоляции оба конца провода и прикрутите к каждому из них по ложке!

Фельдшерица справилась с заданием весьма проворно:

– Готово!

– Мария Глебовна, подмените меня пока! – попросил я акушерку.

Та с готовностью принялась массировать сердце.

А я стал натягивать перчатки: одну пару, другую, третью… Натянув все четыре, взялся за ложки, разведя их подальше в стороны:

– Клавдия Петровна, воткните вилку в розетку!

– Да вы что, Пал Палыч?! Вас же током шарахнет!

– Не шарахнет, я заизолировался. Втыкайте же, время уходит!

Фельдшерица взвизгнула, воткнула вилку и зажмурилась.

Зажмурился и я. Но через мгновение приоткрыв глаза и обнаружив себя живым, приободрился:

– На счет три убираем от больной руки! Раз! Два! Три!

Коллеги торопливо отпрыгнули от тела. Не теряя времени, я ткнул ложками в грудь несчастной. Затрещало, заискрило и противно запахло паленым мясом. Верхний свет замигал.

Я убрал ложки:

– Пульс?

Иваныч ткнул пальцами в шею пациентки:

– Нет ничего!

– Качайте дальше!

Фельдшер с акушеркой продолжили реанимацию. Выждав пару минут, я опять скомандовал:

– Отошли все! Разряд!

Под ложками вновь затрещало. Тело слегка дернулось.

– Пульс?

– Отсутствует.

– Продолжаем.

Тридцатая минута реанимации. Все, что могли, мы уже испробовали. Но – увы… Даже импровизированный дефибриллятор не помог. Я приподнял бледные веки: зрачки, разумеется, были просто огромными и на свет не реагировали. Роговичных рефлексов тоже не наблюдалось.

– Прекращаем реанимацию. Антон Иваныч, зафиксируйте время биологической смерти, – я стащил перчатки и рухнул на стул.

В полной тишине мои коллеги принялись наводить порядок в смотровой. С головой накрыли тело простыней, собрали разбросанные повсюду шприцы и салфетки. Иваныч уселся заполнять историю болезни. А я… я просто сидел и безучастно наблюдал за этой никому уже ненужной суетой. Вот и первый крест вкопан на моем персональном врачебном кладбище.

Так прошло минут десять. Наконец я начал приходить в себя:

– Клавдия Петровна, как вы тут поступаете с… трупами? – последнее слово выдавилось с огромным трудом.

– Обычно в ЦРБ увозим, в морг. Там вскрытие, ну и все, что положено…

Я встал, подошел к телу и откинул простынь с лица. Оно было бледным и спокойным.

– Что ж ты наделала, глупая? – тихо спросил я.

Синеватые, полупрозрачные веки дернулись и открылись. Я отшатнулся назад, налетев на акушерку.

– Что с вами, Пал Палыч? – удивилась она.

Вместо ответа я молча указал на покойницу. Та слегка приподняла голову и с видимым любопытством оглядывалась по сторонам.

– Мама! – басом прошептала Мария Глебовна и осела на пол.

Придерживая бесчувственную акушерку одной рукой, другой я нащупал артерию у ожившего трупа. Пульс был! Он бился ровно и уверенно.

– Э-э-э… – начал было я, но меня перебил незнакомый мелодичный голос за спиной.

– Здравствуйте! Меня зовут Аля. Пожалуйста, объясните мне, где я?!

Я обернулся. В дверях стояла ОНА – та самая «спящая красавица», которую привезли рыбаки несколько часов назад. Кутаясь в больничное одеяло, она смущенно улыбнулась и повторила:

– Давайте знакомиться: я – Аля. А вы кто?

Глава 4

7 сентября 1987 года, 20.40,

озеро близ Кобельков

– Ленька, ну хватит уже, маньяк чертов! – Анюта спихнула с себя мужа и, смеясь, выбралась из палатки.

Леонид, рыча и делая страшные глаза, успел поймать ее за ногу:

– Я буду познавать тебя, женщина, все глубже и глубже! Раз пять!

– Милый, я тоже хочу того… познаваться, – она наклонилась и чмокнула мужа в щеку. – Но Марья сказала, что сейчас нам слишком часто нельзя!

– А кто у нас Марья? И что значит «слишком часто»? – вкрадчивым голосом вопрошал Ленька, перебирая руками по ноге жены и медленно поднимаясь.

– Акушерка наша, Мария Глебовна, забыл? У меня матка в тонусе!

– Так это же хорошо, если в тонусе? – уточнил муж, выпрямляясь и обнимая Анюту.

– Наоборот, плохо! Может случиться… выкидыш, – споткнувшись на мерзком слове, тихо объяснила она.

– Ну уж нет, такого мы не допустим! – заявил Леонид. – Придется мне поумерить пыл и собрать волю в кулак!

Анюта опустила глаза, посмотрела, как муж «собирает волю в кулак» и прыснула:

– Так вот она какая, воля! Больно, наверное?

– Угу! – подтвердил он, морщась.

– Бедненький! – погладила мужа по макушке Анюта. – Ну давай потерпим пока, а? У меня и в самом деле низ живота тянет немного.

Леонид встревожился:

– Так что же ты молчала? Мы бы не…

– Хотелось очень! – улыбнулась ему жена. – Да ты не переживай: я сейчас но-шпы тяпну, полежу с полчасика, все и пройдет. А ты пока ужин приготовишь. Кто-то, кстати, уху обещал! Не знаешь, кто?

– Мужик сказал – мужик сделал! – гордо заявил Леонид и принялся мягко заталкивать Анюту обратно в палатку. – Нютка, ты давай ложись и отдыхай. А я пока сплаваю к острову, раколовки проверю. Хочешь раков?

– Хочу, конечно! Только… – Анюта запнулась.

Внезапная, необъяснимая тревога накрыла с головой. До дрожи в поджилках и «гусиной кожи».

– «Только» – что? – переспросил муж, заботливо упаковывая ее в спальный мешок.

– Ты… Ты побыстрее, ладно? – попросила Анюта, пытаясь побороть дрожь в голосе. Получилось довольно-таки жалко.

– Ты чего, Нют? – Леонид приподнял за подбородок ее голову. – Тебе совсем плохо, да?

– Нет, нет, у меня уже все прошло! Почти прошло! – замотала она головой. – Просто… Не оставляй меня одну надолго, ладно? Как-то тоскливо мне…

– Так я вообще не поплыву никуда!

– А как же раки? – кисло улыбнулась женщина.

– Да леший с ними! Рыба есть, ухи наварю. Как обещал! – заявил Ленька.

– Ладно уж, плыви давай. Правда, так раков захотелось! – Анюта мечтательно закатила глаза.

Тревога схлынула – также внезапно, как и появилась.

– Уверена, что у тебя все в порядке? – подозрительно поинтересовался муж.

– Уверена, уверена! Плыви, за меня не волнуйся. Раньше отплывешь – раньше вернешься: соскучиться не успею.

– Да тут плыть-то… За полчаса управлюсь. А ты подремли пока, – Ленька чмокнул жену в нос и выбрался из палатки. Через минуту снаружи послышался его голос. – Нютка, я дров в костер подкинул, так что – не вставай!

– Ладно, не буду! Спасибо! – крикнула она в ответ.

И услышала, как зашлепали по воде весла.

Тревожная тоска навалилась, будто только этого и ждала. Анюта свернулась клубочком, пытаясь избавиться от бьющего ее озноба. Тщетно: согреться не удавалось.

– Да что же это со мной такое?! – пробормотала она, слушая неприятный стук собственных зубов.

Тревога стремительно нарастала: теперь это была уже настоящая паника. Женщина с трудом сдерживалась, чтобы не выкарабкаться из спальника и не помчаться сломя голову куда угодно: в лес, в степь, в воду… И – бежать, бежать, или плыть, не останавливаясь, прочь от этого жуткого места.

Почему это чудесное местечко, которое они с мужем облюбовали и освоили давным-давно, стало вдруг жутким, Анюта объяснить не могла. Но ее подсознание, казалось, кричало во весь свой неслышный голос: «Беги, беги отсюда!» И требовательно, часто молотило кулачками в грудь… Впрочем, это уже не подсознание, это сердце.

Повинуясь этой команде, женщина торопливо выскользнула из спального мешка и, трясясь всем телом, выбралась наружу.

Смеркалось. На озеро опустился туман, в котором едва различимы были очертания удаляющейся лодки.

Снаружи страх набросился на нее, будто стая оголодавших комаров. И точно так же укутал все тело липким шевелящимся пологом.

– Леня! – Анюта попыталась крикнуть, но получился лишь какой-то несуразный хрип.

Она сделала несколько шагов и присела у костра. Протянула к пламени дрожащие руки. Теплее не стало. Зато рядом с огнем окружающие сумерки разом сгустились до почти полной темноты. Отчего стало еще страшнее.

Анюта опасливо покосилась в сторону леса. Тот стоял сплошной темно-синей стеной. И из-за этой стены кто-то пристально и недобро смотрел на сжавшуюся у костра испуганную женщину.

– Кто здесь? – прохрипела она, почувствовав на себе этот чужой взгляд.

Тишина. Даже эхо, такое веселое днем, теперь увязло в тумане и сумерках. Анюта до рези в глазах всматривалась в лес, но ничего, кроме сгущающегося мрака, не видела.

Устав наконец вглядываться в темноту, женщина опустила глаза. И замерла. На какое-то время даже ее необъяснимый страх исчез… вытесненный другим, вполне даже реальным.

Совсем рядом с костром лежала канистра. Пламя лениво облизывало ее, когда могло дотянуться. А удавалось огню это все чаще и чаще, потому что поднялся ветер. И канистра лежала аккурат с подветренной стороны.

В канистре был бензин. Ленька специально заправил не только бак их «Лады», но и эту железную посудину: для растопки и для небольшого электрогенератора, который заводился вечером и обеспечивал им необходимый минимум комфорта.

И вот теперь почти полная канистра бензина валялась рядом с Анютой практически в пламени костра!

Женщина поспешно выхватила из огня прилично уже нагревшуюся емкость и оттащила к входу в палатку. Подальше от жадных языков пламени.

За этим нехитрым занятием Анюта и не заметила, как вернулся ее ужас. Как только женщина разогнулась, поставив канистру у нейлоновой стенки (или из какой там другой синтетики шьют палатки?), страх хищно вспрыгнул на ее плечи. Пригибая, прижимая ледяными своими лапами к земле.

Невольно застонав, Анюта вползла в палатку и закрыла на «молнию» вход. Будто можно было этим отгородиться от преследующего ее ужаса.

Господи, как холодно-то! Трясясь всем телом и выбивая зубами частую дробь, женщина забралась в спальный мешок. Подумала немного – и застегнула над головой замок.

Уютно устроившись в теплой, душной темноте импровизированного кокона, Анюта попыталась унять противную, изрядно уже ей надоевшую дрожь. И вроде бы сейчас это почти удалось. Слегка успокоившись, женщина задремала.

Леонид выдернул со дна очередную раколовку и удовлетворенно хмыкнул: в сетке вяло шевелились, грозно топорща усы и поигрывая внушительными клешнями, с десяток весьма упитанных раков. Еще один-два таких улова – и глядишь, целое ведро наберется! А непроверенными остались еще шесть ловушек.

Молодой человек торжествующе поднял трофей над головой и обернулся в сторону берега. Разумеется, Анюта не могла его увидеть: стемнело уже, да и туман плотно накрыл озеро. Даже берега не видно, хотя до него по прямой всего-то каких-нибудь метров триста. Если бы не желтое пляшущее пятно костра, ни за что бы не разобрал, в какую сторону плыть к их палатке.

Ленька швырнул сетку с невезучими раками на дно лодки и взялся за весла. Пора поскорее проверить остальные раколовки, да и возвращаться. Там Нютка ждет… теплая, сонная и мягкая.

Он улыбнулся, вспомнив все, что происходило в их палатке всего-то час назад. И, охваченный острым желанием, быстрее заработал веслами. Лодка вздыбила нос и со скоростью торпедного катера понеслась вдоль острова.

Леонид покосился на берег. Пламя костра по-прежнему мерцало в тумане, служа своеобразным маяком. А рядом с ним…

Ленька бросил весла и резко привстал в лодке, отчего та чуть не опрокинулась. Рядом с далеким пляшущим оранжевым пятном появилось еще одно. Пока маленькое, робкое, но с каждой секундой расползающееся по темноте все шире и шире. Аккурат в том месте, где была палатка… в которой спала Анюта!

– Нютка! – не помня себя от навалившегося ужаса, закричал Леонид. – Нютка, беги из палатки!

Тишина в ответ. Даже эхо куда-то пропало. А жуткое пятно света на берегу, будто подстегнутое криком, выплеснулось высоко вверх и победно заплясало на усилившемся ветру.

Ленька вновь схватился за весла и со всех сил погреб к берегу. Лодка неслась, будто подталкиваемая мощным мотором, но все-таки недостаточно быстро. Молодой человек греб, бормотал что-то себе под нос, всхлипывал и кричал, кричал… Понимая уже, что в том пламени на берегу не осталось никого, кто мог бы ему ответить.

Словно в подтверждение этой страшной догадки, огонь внезапно взметнулся высоко вверх клубящимся багрово-черным столбом, напоминая миниатюрный ядерный «гриб». И тут же донесся хлопок взрыва.

«Канистра!» – догадался Ленька, не в силах оторвать остановившийся взгляд от буйствующего на берегу пожара.

Там горело все: огромное пламя теперь выхватило из мрака даже далекий лес. Вся узкая прибрежная полоска земли, на которой совсем недавно стояла их палатка, теперь была охвачена огнем. И, кроме огня, ничего там не было. И никого.

Ленька бросил весла и дико, по-волчьи завыл.

7 сентября, 18.15,

поселок Ноябрьский, ЦРБ

Участковый присел на ступеньки больничного морга рядом со старым патологоанатомом. Неторопливо достал сигарету, закурил. Помолчали оба, наблюдая, как тонкая струйка дыма от лейтенантовой сигареты сливается с основательными густыми клубами из трубки доктора.

– Что думаете, Абрам Меерович? Причину смерти установили?

Старик вынул трубку изо рта, прокашлялся и констатировал:

– Утопление. Банальнейшее утопление, милейший Семен Михалыч.

– Но…

– Знаю, знаю, голубчик, вы, верно, хотите меня спросить, каким образом молодая, абсолютно здоровая женщина умудрилась утонуть в нескольких метрах от берега, где глубина едва доходит до колена? Так я вам отвечу, как на духу: не имею ни малейшего понятия! – патологоанатом раздраженно пыхнул трубкой.

– И опять…

– И опять беременная, вы совершенно правы! – вновь перебил лейтенанта Абрам Меерович. – Третий случай за последние два месяца! Признаться, я начинаю находить это несколько необычным. А вы?

– Четвертый.

– Что, простите?

– Четвертый случай. Одну погибшую родственники забрали без вскрытия, – тихо уточнил участковый.

– Ах вот даже как? Ну тем более: за два месяца в окрестностях ваших Кобельков по разным причинам погибли четыре беременные женщины. Четыре, Семен Михалыч! Причем, заметьте, не по причинам, связанным с внутренними болезнями. Все эти дамы погибли в результате несчастных случаев! Утопление, падение с высоты, отравление (случайное, разумеется!) и тому подобное. Ах да, чуть не забыл: одна из этих несчастных просто задохнулась во сне! Будто младенец! – старый врач наклонил голову и заглянул в глаза лейтенанта. – Меня все это, мягко говоря, удивляет. А нашу доблестную милицию, как я понимаю, нет?

Участковый покачал головой и глубоко затянулся:

– Удивляет, Абрам Меерович! Весьма удивляет. Но по каждому случаю силами районного УВД проводилось тщательное расследование…

– И?

– И – ничего. Это и в самом деле были несчастные случаи. Никаких следов преступления и преступника. Никаких улик. Никаких зацепок. Да и в самом деле, если предположить, что всех этих женщин убили, то – кто? И, что главнее, – зачем? Их ведь ничего не связывало. Каков мотив?

– Как это – «не связывало»?! А то, что все они были в положении – чем не связь? А то, что все они погибли в радиусе двадцати-тридцати верст от Кобельков? Это что, геопатогенная зона такая? Гиблое место, как говаривали прежде? А мотив – это, знаете ли, задача следствия – мотив определить! Даже я сейчас, не сходя с этого места, предложу вам пяток гипотез по поводу мотива! Но я-то не сыщик. Не мое это дело – следственные версии выстраивать.

Лейтенант вздохнул:

– Так предложите, Абрам Меерович! Чем черт не шутит, вдруг и в самом деле мы чего-то не замечаем. Иногда полезен взгляд со стороны, сами знаете.

– Знаю. Вот вам первый мотив: имеется некая психопатичная дамочка с неудавшейся личной жизнью, бездетная и, возможно, бесплодная. Она не может спокойно переносить существование более удачливых в семейном вопросе женщин. И целенаправленно истребляет беременных. Мотив – зависть и месть. Она мстит им за счастье, которого лишена сама. Принимается?

– Принимается, – кивнул головой Михалыч. – Я и сам подумывал о чем-то подобном.

– Хорошо. Вот еще мотив: женщина, которая не доносила по каким-то причинам ребенка. Как говорит нынешняя молодежь, на этой почве у нее поехала крыша. И наша гипотетическая дамочка теперь пытается не дать доносить беременность другим женщинам. Тонко инсценируя несчастные случаи. Возможно такое?

Участковый молча кивнул.

– А как вам такая версия: есть некая секта, которая решила, что в районе ваших Кобельков в скором будущем должен родиться Антихрист. И вот фанатики начинают рьяно истреблять всех беременных в округе, устраивая своеобразную профилактику. Что-то вроде метода царя Ирода.

Старик выбил потухшую трубку о перила крыльца и принялся сосредоточенно прочищать ее замысловатым инструментом.

– Видите ли, Абрам Меерович, мы с вами можем до полного обалдения сидеть тут и придумывать мотивы убийств. Но… есть одно, огромное «но»! Ни в одном из случаев не был доказан сам факт убийства. Поверьте, мы искали весьма и весьма тщательно! Преступник всегда оставляет следы, это аксиома. Мы могли бы не найти их в первом случае, во втором, в третьем, наконец! Но не найти ничего, что могло бы позволить предположить убийство в четырехслучаях, – это, знаете ли, из области сказок. Не было убийств! А значит – и мотив искать незачем. Думаю, мы имеем дело с каким-то чудовищным, невероятным стечением обстоятельств…

Патологоанатом с прищуром взглянул на милиционера:

– Скажите мне, Семен Михалыч, как на духу: вы сами-то в подобные совпадения верите?

Лейтенант надолго замолчал. Неторопливо вытащил из кармана пачку, зацепил губами сигарету, прикурил. И только тогда, когда столбик пепла дорос почти до фильтра, ответил:

– Не верю, Абрам Меерович. В том-то и дело, что – не верю! Как говорится, печенкой чую, что нечисто здесь, а зацепок найти не могу. И следователи из района – тоже не могут.

– Ищите, товарищ лейтенант, – патологоанатом усмехнулся и встал, покряхтывая. – Наплюйте на факты и верьте вашей печенке. Это не несчастные случаи, это – убийства. И чем дольше вы будете отгонять от себя эту простую мысль, тем больше жертв получите. Ищите, Семен Михалыч. Этого мерзавца надо остановить.

– Или мерзавку! – уточнил участковый и тоже поднялся.

– Или мерзавку, – согласился старик.

14 августа 1987 года, 13.36,

окрестности Бедулино

Велосипед наконец одолел крутой подъем и теперь весело катился по узенькой тропинке, протоптанной по гребню длинного холма. Слева внизу, прямо под откосом, блестели рельсы железной дороги. Поезда здесь ходили редко, поэтому Женя без особых опасений накручивала педали, торопясь попасть домой к обеду. Муж и так бурчал недовольно весь вчерашний вечер, когда она заявила ему, что поедет к акушерке в Кобельки на велосипеде.

– Женька, ну куда тебе на восьмом-то месяце на велике гонять?! Давай я тебя на машине отвезу: тридцать минут туда, тридцать обратно. За час-полтора управимся. А на велосипеде своем – полдня потеряешь. Да и растрясешь живот, не дай бог, родишь раньше срока где-нибудь в поле. Как крепостная крестьянка.

– Типун тебе на язык! – она шутливо шлепнула мужа по губам. – Не рожу я в поле, не бойся. А велосипедные прогулки для беременных очень даже полезны, я статью читала в «Здоровье». Хочешь, покажу?

– Нужна мне твоя статья! Не понимаю, зачем так рисковать, если можно спокойно съездить на машине? – муж не унимался.

– Объясняю: погода замечательная, птички поют, воздух свежий… Едешь себе спокойненько, крутишь педали и наслаждаешься окружающим великолепием. А в твоей машине трясет и бензином воняет! Меня от этого тошнит.

В общем, настояла на своем. И не пожалела. С утра пораньше выехала, к десяти уже была в Кобельках. Мария осмотрела, сказала, что все хорошо, дала какие-то витамины. Женя посплетничала с ней немного да и подалась в обратный путь.

Тропинка прижалась почти вплотную к крутому откосу. Женя чертыхнулась: вправо принять тоже не было никакой возможности – к тропе подступили густые заросли кустов. Пришлось значительно сбавить скорость, чтобы не скатиться случайно на железнодорожное полотно.

Ветви больно захлестали по ногам.

«Угораздило же меня! – подумала Женя, старательно направляя переднее колесо по воображаемой осевой линии тропинки. – Надо было по проселку ехать, потеряла бы лишние полчаса, зато – никаких тебе проблем! А тут мало того, что приеду вся исцарапанная, так еще и вниз того и гляди свалюсь…»

Она покосилась влево. Метров десять до полотна, не меньше! Если, не дай бог, колесо туда вильнет – мало не покажется.

Женщина отвернулась от обрыва, отгоняя ненужные мысли. И сконцентрировалась на дороге, не позволяя велосипеду ни на сантиметр отклониться в сторону.

Сзади послышался невнятный пока, но нарастающий шум. Занятая удержанием равновесия, Женя не сразу обратила на него внимание. А когда поняла, что это, почувствовала, как холодеет спина. Это на жаре-то!

Поезд. Ее нагонял поезд! Не рискуя оглянуться, женщина по звуку пыталась определить, когда состав поравняется с ней. И зачем-то, по велению непонятного инстинкта, крутила педали все быстрее и быстрее, словно пытаясь убежать от приближающегося многотонного монстра.

Разумеется, тщетно. Боковым зрением Женя увидела, как совсем близко под ее левой ногой показалась крыша электровоза. И тут же умчалась вперед, втащив за собой в поле зрения огромные черные цистерны, увенчанные горловинами в каких-то маслянистых потеках.

Товарняк резво пробегал под Женей, обдавая ее теплым ветром, смешанным с бензиновой вонью. Женщину замутило: этот запах она во время беременности перестала выносить совершенно!

Борясь с подступающими рвотными позывами, Женя изо всех сил пыталась удержать велосипед на тропинке. Сквозь навернувшиеся слезы она с трудом могла разглядеть, что творится впереди. И молила Бога, чтобы проклятый товарняк поскорее прошел мимо.

А он все не проходил. Внизу с ритмичным грохотом проносились грязные цистерны, и конца им не было.

Вдруг сквозь влажную пелену Женя увидела, как кусты справа зашевелились, вспухли темным комом и растопыренными ветвями в мгновение столкнули ее вместе с велосипедом с тропинки. Вниз, к поезду!

Колеса весело запрыгали по крутому откосу. Сама не понимая, что делает, Женя пыталась рулем удержать взбесившийся велосипед в вертикальном положении. И ей это удалось.

Набрав бешеную скорость, двухколесная машина подскочила на кочке и, будто с трамплина, влетела точно в узкое пространство между двумя несущимися цистернами.

«Испачкаюсь вся!» – успела подумать Женя, заметив стремительно надвигающуюся на нее стальную стену в черных масляных потеках.

Товарняк легко перемолол колесами неожиданное препятствие и умчался. Вновь наступившую тишину нарушало лишь ленивое пение утомленных жарой птиц.

8 сентября 1987 года, 03.15,

Кобельки, участковая больница

– Итак, подведем итоги. Вы не знаете, как попали на тот остров, не знаете, почему оказались там без одежды, не можете вспомнить, кто вы и откуда, не помните вообще ничего до того момента, как проснулись в палате моей больницы. Так? – стараясь говорить строго, я не мог оторвать глаз от загадочной пациентки.