Текст книги "Тропа в Огнеморье(СИ)"

Автор книги: Александр Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

20. "Творец, Принцесса, Продавец"

("Сага о фаэтане")

"Высокие цели поставили Три Бриза перед собой. Олеко и Сильвиу безоглядно устремились вперед на их штурм, все силы и помыслы сосредоточив на готовившихся маневрах.

Но Маноле думал не только о будущем – у него были веские причины то и дело оглядываться назад...

Отец Маноле был строителем, но не простым, а от Неба. И камень в его руках становился податлив как глина – что хочешь, мог из него слепить. Но когда завершал работу – и глина его тверже камня была.

Такой мастер недостатка в заказах не знал. Но приятели говорили ему не раз – "А все же в столице ты б за такую работу гораздо больше получал!"

Он только пожимал плечами в ответ. Но однажды собрался и уехал в столицу Шарпианы город Томирис вместе со всей своей семьей.

На новом месте заработки и впрямь возросли. Хотел отец пустить и сына по своим стопам. Но иной талант обнаружился в мальчике – талант живописца.

Подумал отец, и решил увлечение Маноле поддержать. И деньги теперь лишние водились, и хорошего наставника-живописца в Томирис можно было найти. А выйдет из сына на этом пути толк – побольше строителя станет получать...

Уже к семнадцати годам Маноле стал заметен среди живописцев Томирис. Он увлеченно создавал картины на темы мифов. У него был выразительный рисунок и отличное чувство цвета, а воображение отличали полет и необузданность.

Однажды в столице объявили конкурс художников. Молодая принцесса Эржбета вознамерилась построить в королевском саду Храм Арайены, Рая Героев. И храм этот предстояло расписать.

Эржбете было и того меньше, чем Маноле – всего шестнадцать. Сооружение храма стало одним из первых серьезных дел, за которое она взялась. И она жаждала возвести в королевском саду нечто необычное, о чем пойдет молва и за пределами города, и за пределами страны.

Работы шарпианских мэтров, написанные уверенной и бездушной рукой, не вызывали у нее ничего, кроме скуки. Юной наследнице троне хотелось найти что-то свежее, способное затронуть сердца... Вот почему о конкурсе на роспись храма было объявлено так широко, и участие в нем мог принимать любой.

Свой первый чердак Маноле обжил не в Майастре, а в Томирис. Именно он, уже имеющий опыт проживания среди крыш, ворон и голубей, переехав в Вальхиану, предложил двум новым друзьям приобщиться к жизни между домами и звездами...

В столице Шарпианы художник, желающий быть в курсе новостей своего цеха, непременно должен был жить в Квартале Художников. И Маноле, уже в семнадцать лет, когда появились у него первые заказчики, переехал туда.

Так стал он жить отдельно от семьи отца, хотя и оставались они в одном городе, и он часто наведывался в отчий дом. Тем не менее, в полной мере можно было назвать его самостоятельным человеком.

Проданные картины обеспечивали минимальный необходимый заработок, но темы заказов удовлетворяли его далеко не всегда. Вот почему весть о новом конкурсе так увлекла его: и тема близка, и оплата, в случае успеха, обещала быть далеко не рядовой. А в силы свои он верил, и талант свой оценивал высоко.

Маноле работал как одержимый. Теперь на стенах его жилья-мастерской висели только наброски связанные с темой героев: удивительные знамения в детстве, испытания в отрочестве, подвиги юности.

В юности же, нередко, находила героев и трагическая смерть. Зато никто иной, кроме них не достоин был Арайены – самого чудесного места в этом и иных мирах...

Меж тем, Эржбета и в шестнадцать лет сумела окружить себя людьми, рвущимися угодить ее желаниям. Одним из таких людей был купец Ойтосир.

Ойтосир торговал произведениями искусства. Особых денег на этой стезе он пока не заработал. Но у него имелась своя стратегия: сначала хорошие связи, потом хорошие деньги.

Прогресс со связями наблюдался: Ойтосир стал вхож во дворец. Правда, втиснуться в окружение короля или королевы возможности не было никакой – в этой сфере все было схвачено, поделено и определено на годы вперед.

Зато интересы подрастающей принцессы менялись месяц от месяца, и колода ее приближенных явно не приобрела еще законченный вид.

Когда Эржбета всерьез занялась Храмом Арайены, Ойтосир понял: этот шанс упускать нельзя. Здесь уже пахло большими расходами.

А расходы одних – это непременно доходы других.

Продавец Красоты хорошо понимал: бойкость и талант уживаются далеко не всегда. Некоторые из соискателей уже подняли вокруг своих персон огромный шум. Другие же ушли в работу, почти не покидая свои мастерские и надеясь, что их картины будут сами говорить за себя. Последнее было большой ошибкой.

То есть, картины, конечно, говорят. Но люди, как правило, глухи.

Продавец Красоты стал целыми днями пропадать в Квартале Художников. Приличные апартаменты он обходил стороной. Его интересовали только «вершки и корешки» – чердаки и подвалы...

Ойтосир не любил выражение "хороший вкус". Вкус угадывать чужой вкус – вот самое стоящее из достоинств!..

Добравшись однажды до чердака Маноле, Ойтосир сразу понял: "Это то!"

Купец и художник подписали договор в первую же встречу. Ойтосир получил исключительное право на продажу работ Маноле сроком на один год.

Купец намеревался очень хорошо заработать за этот год. Не в ущерб художнику. Ойтосир не был жуликом.

Предки его водили торговые караваны через степь, и свято чтили "Кодекс Путешествующего Купца". И хотя сам Ойтосир почти не покидал столицы, но и он помнил эту книжку афоризмов почти наизусть. Вот и сейчас, сразу три цитаты из нее пришли ему на ум...

«Хочешь далеко пойти – не иди – поезжай».

"Не соревнуйся в беге со своим конем – не тебе везти его, а ему тебя".

"Кто экономит на своем коне – приедет первым – задолго до финиша"

21. "Когда Заискрилась Тьма"

("Сага о фаэтане")

"Случилось так, что несколько эскизов Маноле, показанных Ойтосиром принцессе не просто заинтересовали ее, а произвели большое впечатление. Случилось так, что однажды принцесса сама поднялась по старой скрипучей лестнице на чердак, где жил и работал Маноле.

Могло случиться так, что Маноле поразил бы сам титул нежданной посетительницы, которую сопровождала свита из шести разряженных придворных. Могло случится так, что его поразила бы тонкая, изящная фигура Эржбеты, или ее губы, словно налившиеся соком страсти.

Но все это исчезло для него, на самом деле, когда заглянул он в ее глаза...

Глаза людей всегда привлекали Маноле. Что-то недоступное пониманию таилось в них.

Стекло хорошо пропускает свет. Звезда излучает его. Но только глаза способны и пропускать свет, подобно стеклу и чистой воде, и сиять, подобно огню и звездам.

Веками искали алхимики тайную формулу, что позволит соединить первичные стихии – воду и огонь. И все эти века ответ был рядом. Даже не перед глазами – в глазах.

В сотни глаз пристально всматривался Маноле. Встречались ему и люди, полностью утратившие свой огонь, глаза их были словно стекло. Глаза могли быть и мутными – в такие пробьется с трудом не только внутренний, но и внешний свет...

Такие глаза, как у Эржбеты, не видел он прежде ни у кого. Темные, глубокие. Сияющие, горящие.

В этой худенькой девчонке таился небывало мощный жар, скрытый пеленой небывало плотной тьмы. Лишь редкие искры прорывались сквозь эту пелену. И любая из них была способна прожечь сердце насквозь...

Тогда и прозвучал в голове Маноле голос. Его собственный или чужой?

"Глаза Эржбеты – это Искрящаяся Тьма"...

22. "Меж туловищем и головой"

("Сага о фаэтане")

"Несколько месяцев спустя Томирис полнился слухами о быстро растущем Храме Арайены, и о новом живописце, который распишет его удивительнейшими и необычными картинами.

Успех Маноле уже превзошел все ожидания. Ойтосир мог бы пребывать на седьмом небе от счастья, пожиная свою долю лавров, если бы не одно "но".

Принцесса и художник слишком увлеклись друг другом. И ничего хорошего это сулить не могло. Во всяком случае, в такой стране, как Шарпиана.

Еще несколько недель спустя ситуация стала критической – дело дошло до тайных свиданий.

Но что это за тайна, если о ней сумел узнать и Ойтосир? Продавец красоты не обладал прежде воображением художника, но теперь ему так явственно представлялся топор палача! С невероятной отчетливостью видел он и острую сталь, и полированную рукоятку, и даже покрытые лаком мелкие сучки на ней.

При этом почему-то сильно чесалась шея.

"Но импресарио отвечает только за проданную красоту. Все остальное его не касается, разве не так?" – мысленно обращался Ойтосир к окружавшим его воображаемым фигурам в черных балахонах с узкими прорезями для глаз.

Воображаемые фигуры нагло игнорировали его воображаемые реплики.

Ойтосир понял, что нужно срочно найти других собеседников.

Свой разговор с Маноле он продумал очень хорошо. Он мало говорил об опасности для себя, или для самого художника.

Маноле уже потерял голову от любви, и ее отделение от туловища с помощью топора воспринималось бы им как пустая формальность.

Ойтосир сделал упор на положении самой принцессы. А оно было отнюдь не простым.

Хотя она и являлось официальной наследницей трона, это устраивало далеко не всех. Претендент на престол должен был соответствовать определенным требованиям. Особенно строгим, если это претендент женского пола. А между тем, в затылок дышали не менее пяти других родственников короля.

Роман с простолюдином, преданный огласке, при умелой подаче вполне мог лишить Эржбету шансов на корону. А тех, у кого отняли корону, не любят оставлять в живых...

Ничего принципиально нового Ойтосир не сообщил. Но он ткнул Маноле носом в то, от чего художник до этого предпочитал отворачиваться.

– Ты прав, Ойтосир, – сказал живописец, – я вел себя безрассудно. И дальше такое не может продолжаться никак..."

23. "Две клятвы"

("Сага о фаэтане")

"Когда Эржбета нашла Маноле в храме, он полон был мрачной решимости.

– Я должен уехать. – Объявил он. – Надолго и далеко. Художник, как бы ни велика была его слава, не может быть рядом с принцессой. Великий маг – может. Лучшие из магов живут в Майастре, значит, путь мой лежит туда.

– Там живут лучшие, – молвила Эржбета, – но великих не появлялось в этом мире уже давно.

– Но были же они когда-то! Почему же один не может появиться и теперь?

– А впрочем, – задумчиво проговорила принцесса, – это и впрямь может оказаться выходом. Мне бы только вступить на трон... Когда поставлю на важные посты своих людей. Ну, и тех кто мешает – уберу... Все станет по-другому! Поезжай!

Я буду ждать тебя, мой сладкий живописец! Сколько бы лет ни прошло, но, в конце концов, мы будем вместе, поверь! Станешь уважаемым магом – чудесно. А нет – так тоже не беда.

Когда вступлю я на трон, и укреплю свою власть – никто уже не посмеет указывать королеве – как ей поступать!

Но Маноле по-прежнему был мрачен и хмур.

– Что гложет тебя, друг мой? – Спросила Эржбета.

– Прекрасны твои чувства сейчас. – Ответил Маноле любимой. – Но годы пройдут, и будут вертеться вокруг тебя женихи – один другого знатнее, богаче, красивее... А память обо мне будет холодной и бледной рядом с достоинствами живых людьми.

– Плохо же знаешь ты меня, Маноле. В нашем роду никто не отступает от своего. Ты мне нужен – никто другой. И будешь моим, какую бы цену не пришлось заплатить. Пусть хоть целый мир восстает против нас...

До какого часа будешь ты в храме сегодня?

– Пора заканчивать роспись – буду работать до утра.

– Вот и ладно. Я вернусь сюда к полуночи. И ты будь готов: кровную клятву принесем друг другу...

И мерцали в полночь свечи, легкий ветерок колебал их пламя, и отблески храмовой позолоты плясали вокруг...

И серебряным кинжалом надрезала запястье свое принцесса Эржбета, алая кровь заструилась по высоко поднятой левой руке:

– Какие слова хочешь ты от меня услышать, мой Маноле?

– Клянись, что дождешься меня, сколько бы лет не пришлось тебе ждать.

– Клянусь, мой единственный суженный – ты, и только ты – до последнего дыхания, до самой смерти, до гробовой доски! – И сказав это, Эржбета передала храмовому живописцу свой окровавленный кинжал.

– Какие слова услышать хочешь ты, моя госпожа? – Спросил в свою очередь Маноле, когда отворилась рана и на его руке.

– Клянись, что став моим супругом, выполнишь однажды мое желание, выполнишь без споров и проволочек, о чем бы я не попросила тебя.

– С этих пор и навеки, – дрожащим голосом пообещал Маноле, – я твой должник. Клянусь, желание, которое отныне я тебе задолжал, будет исполнено, каким бы тяжелым для меня ни оказалось оно...

И сблизились их руки, и смешалась их кровь, и соединил губы жгучий, страстный поцелуй.

И капли смешавшейся крови падали вниз, словно диковинные созревшие плоды. Но не смотрели они на уносящуюся кровь – так кружил им головы поцелуй. И сердца выбивали все более частую и упругую дробь – как барабаны на арене гладиаторов, пред тем, как наступит самый неистовый, самый беспощадный бой..."

24. Познать другого

Тренировки почти не оставляли свободного времени. Зато теперь они ездили в графской карете. И кормить их за пару месяцев до турнира стали отдельно, и не хуже, чем в хорошем ресторане. А в конце недели, в День Си, сборную «Фальконе» отправляли на пару часов поплескаться в закрытый бассейн...

Выйдя из воды, они вдвоем устроились на подстилке. Ровена то и дело посматривала на парня, который, улегшись на спину, дрейфовал на воде.

– Мирча – твой объект наблюдений? – поинтересовалась Изабелла.

Ровена кивнула.

– Стоящий объект. Твердое второе место по рейтингу на сегодняшний день. Я и сама пыталась вникнуть в его характер получше.

– Ну и как?

– Почти никак. Зато поняла кое-что насчет его шарпианского имени. Раньше мне это в голову не приходило. Мирча – это ведь дарханское Мирза, произнесенное на вальхианский манер.

– Разве вальхианцы не могут произносить букву "З."?

– Могут. Но очень любят букву "ч". И столица у нас – Чоара, и главного тренера в "Фальконе" зовут Чоран, и древний кентавр стал в нашем языке чентауром.

– А мне это в голову не пришло. Хотя очень похоже на правду. Шарпиана ведь и простиралась в древности от Дархании и до Вальхианы... Зато я характер Мирчи немного раскусила.

– Поделишься результатами?

– Почему нет? Хоть и живет он в Чоаре лет с четырех, и не знает почти шарпианского языка, но шарпианская кровь дает о себе знать. У шарпианцев своеобразный характер. Я лишь недавно поняла – какой он...

Но я не так уж много шарпианцев знала. Хотя среди этих немногих была и моя мать...

– Ты очень мало рассказывала об этом.

– Я мало об этом и знала. Родилась-то я в Майастре. Это и родина моего отца. Но маму он привез из Гномдора. Ты, с твоими оценками по истории, знаешь лучше меня: Гномдор занимает теперь большую часть древней Шарпианы.

– Да, а сейчас – Шарпиана – малюсенькое государство между Гномдором и Дарханией.

– Но некоторые шарпианцы по-прежнему живут в Гномдоре. Рабочие руки гномам всегда нужны. А платят они неплохо. И отец когда-то тоже ездил в Гномдор – на заработки. Там он с мамой и познакомился.

– Так что насчет шарпианского характера?

– Ну, они, знаешь, такие... Немного дикие, пожалуй... И очень гордые...

– Что-то такое и в тебе, и в Мирче есть. – Изабелла внимательно посмотрела на подругу. – Но есть в тебе и еще кое-что, чего у него и в помине нет. Что-то таинственное и трудноуловимое.

Ровена пожала плечами, задумалась, а потом вдруг радостно рассмеялась:

– Есть! Я знаю, что сказала бы тебе Феличия, если была бы сейчас с нами!

– И что же?

– "Тайну в другом заметит лишь тот, кто и сам несет в себе тайну"...

Часть 6. Меняя правила

1. Прорыв

Шел очередной тренировочный поединок: Мирча против Ровены.

Мирча уверенно атаковал в верхнюю часть корпуса. Его выпады, внезапные и резкие, как правило оказывались неотразимыми для всех в команде, исключая Арсена.

Но тут случилось нечто необычное: одновременно с его выпадом Ровена ушла в приседание с оборотом на сто восемьдесят градусов, и ее меч полоснул по правой ноге противника.

– Очко! – Объявил тренер Чоран, остановив схватку, а затем вновь скомандовал, – К бою!

На этот раз Мирча затеял целый каскад обманных движений, прежде, чем переходить к настоящей атаке. Но до его настоящей атаки дело и не дошло. Между двумя ложными выпадами противника вклинился вдруг весьма эффектный и быстрый удар Ровены, и острие ее меча коснулось живота Мирчи.

Этот удар тренер оценил уже на три очка.

Мирча занервничал. Для победы в поединке необходимо было набрать пять очков. Ровену отделяло от победы расстояние вытянутой руки.

Мирча изменил тактику. Он решил не рисковать, и сделал ставку на преимущество в силе. Он и не пытался теперь поразить Ровену. Один за другим наносил он мощные удары по ее мечу.

Но удары проскальзывали по оружию соперницы. Последний же, вообще, ушел в пустоту. И одновременно с ним, Ровена, крутанувшись на левой ноге, правой нанесла удар "обратный крюк": ее пятка с силой врезалась в спину Мирчи на уровне лопаток.

Мирча рухнул на колени и выронил меч.

Вся команда опешила. Такую комбинацию они изучали, но применить ее в поединке еще не удавалось никому. Тем более – против такого аса, как Мирча!

– Спокойно тянет на высший балл. – Нарушил всеобщее молчание Арсен.

– Да. – Согласился мастер Чоран. – Высший балл – четыре очка.

Мирча вскочил на ноги. Он сорвал и отшвырнул свой шлем, щеки его были пунцово-красными.

– Это – не честная победа! – провозгласил он.

– Отчего же? – поинтересовался тренер.

– Такая соплячка не может фехтовать лучше меня!

– Давай-ка без оскорблений! – потребовал Чоран.

– Вы не понимаете! Она и ее подружка уже несколько дней приглядывались ко мне... Они... Они околдовали меня!

– Точно – околдовали. – Подтвердил Чоран. – Превратили из парня в базарную бабу!

– Но...

– Помолчи! Поговорил – теперь послушай. Околдовали вас – не околдовали – на "Лунном Рыцаре" это никого не будет интересовать.

Помните, я рассказывал вам про великого героя Цивилизаций Третьего Этажа, киммерийца Конана? Он ведь совсем не владел магией. А сражался и против лучших колдунов. И побеждал их.

– Этот Конан – сказка для глупых детей. – Высокомерно сказал уже взявший себя в руки Мирча. – Как и Цивилизации Третьего Этажа. Как и Доогнеморская История, вообще.

– Вот и отлично! – Согласился вдруг Чоран. – А само колдовство – не та же сказка для дурачков?

После тренировки три фехтовальщицы из «Орхиены» сидели на ступеньках у выхода из фехтовального комплекса, поджидая Арсена.

– Можно тебя на минутку? – окликнула Акула проходящего мимо Мирчу.

– Ну? – Сказал он, остановившись.

– Когда ты выигрывал у нас, мы относились к тебе с уважением. – Акула смотрела на него в упор. – И ждем теперь, что и ты будешь нормально относиться к тем, кто выигрывает у тебя.

Мирча отвел взгляд, что-то неразборчиво пробормотал и пошел прочь.

– Вот мудак! – Выругалась Акула. – Наступили ему на мозоль, и все теперь: уже и на команду ему наплевать, и на друзей! Свинья! А впрочем – все мужики такие.

– Суровый вывод. – Сказал подошедший Арсен ди Леова.

– Ну, Арсенчик, тебя то я никак не собиралась обидеть.

– А ты и не обидела. Извиняюсь за нескромность, но из песни слов не выкинешь: я не мужик, а дворянин.

Изабелла остановилась у входа в свой корпус общежития.

– Как тебе все же это удалось? – Спросила она подругу.

– Проще сделать, чем рассказать, – улыбнулась Ласковый Ураган.

– Ты ведь не только чувствовала его действия. Каждый раз ты находила наилучший ответ на его еще не совершенный ход.

– Помнишь, Дрив показывал нам связку "Земля и Небо"?

– Конечно, помню.

– Ну, вот – в этой связке две энергии становятся одним целым. Правая рука поднимается вверх – к Небу, левая – опускается к Земле. Потом – наоборот. Если делать достаточно долго – тело станет двигаться само собой. И только опусти правую руку вниз – левая сама уйдет вверх. Две руки становятся противоположными вихрями, которые дополняют друг друга...

Вот так и вышло у меня сегодня с Мирчей. Когда я настроилась на него, то стала с ним одним целым. И в тоже время, мы были два противоположных вихря. Но любое его действие уже несло в себе самом мой ответ... Я, вообще, понятно, говорю?

– Во всяком случае, одно я понимаю очень хорошо. Другие в это еще как следует не въехали: ты снова ушла далеко вперед. Твоя сегодняшняя победа – не временная случайность. Одолев Мирчу, ты становишься вторым номером в сборной. Как минимум, вторым....

2. Перед встречей

Роза ди Тирс сидела на скамейке в орхиенском саду, задумавшись над раскрытым письмом. Меланхолия, несвойственная ей прежде, все чаще навещала Розу. И было от чего.

Еще недавно была она общепризнанной звездой номер один в космосе, именуемом "Орхиена". И, как и положено такому светилу, достойное созвездие обрамляло его.

Акула, мисс Тяжелый Кулак. Ягата, мисс Ехидный Язык.

И, разумеется, блистающий и замечательный Сайрон Зонг! Уже не ученик "Орхиены", еще не жених Розы... Но успешно закончивший учебу и всерьез готовящийся к женитьбе...

Увы, в последнее время в чудесном созвездии что-то явно пошло не так. А если смотреть в суть проблемы – лихорадило весь небосклон. И причиной тому были три подружки, которых она явно недооценила вначале.

Типа новое созвездие. Типа "Три Волчицы".

Как им удалось охмурить Акулу?! Она все заметнее сближается с ними...

И Сайрон в столь сложный момент надолго исчез почему-то с горизонта. Что потерял он в этой далекой, дурацкой Майастре?

Но только что прочитанное письмо давало основания для надежды. Все еще может повернуться по-другому! Сайрон писал, что скоро уже приедет, и что он так скучает по ней...

А Сайрон – это настоящая сила. Он-то, пожалуй, стоит и пяти Акул.

Роза ди Тирс улыбнулась. Никто не назвал бы эту улыбку доброй...

Мудрецы докопались: Вселенная конечна, а звезды ревнивы.

И нет ничего страшней в этом мире, чем вспыхнувшая от ярости звезда!

3. Перед разлукой

Обнаженные парень и молодая женщина лежали раскинувшись на широком диване.

– Ну как тебе сегодняшний сексодром? – Спросила Илона, она же – Ящерица.

– Было просто потрясающе! – Ответил ей Тролль, он же Сайрон Зонг. – В Чоаре всего этого мне будет сильно недоставать.

– О, по поводу Чоары есть новости. Возможно и я скоро появлюсь там.

– Это, действительно, серьезные новости. – Сайрон даже перешел из лежачего положения в сидячее. – И чем это вызвано?

– Причину зовут Ровена.

– Твоя приемная дочь играет все более важную роль в нашей жизни.

– Ты и представить себе не можешь – насколько важную.

– Даже так?

Илона поднялась, набросила на себя халат, ушла к бару и ввернулась со стаканом сока.

– Суперсилу в ней я чувствовала давно. – Продолжила она, упав в кресло и отхлебывая понемногу сок. – И полагала дать этому цветку созреть как следует. Разумеется, для того, чтобы, в конце концов, сорвать. Но, похоже, планы придется менять.

– Отчего же?

– Ее Сила может стать слишком большой. Даже для меня. Не хотелось бы этого допускать. Пока я еще в состоянии выпить ее энергию.

– И ты хочешь сделать это как можно скорее?

– Да. Если не помешают обстоятельства.

– Дрив?

– Не только. Девчонкой сильно заинтересовался Агастан.

– По правилам Черной Сети вместо этого имени следует употреблять прозвище.

– К черту правила. Всем стоит вспомнить о своей игре. Агастан далеко, я – рядом. И ты, кстати, не его любовник, а мой.

И еще кое-что: тебя ведь в Черную Сеть привел свой и очень специфический интерес. Напомнить – какой?

– Не стоит. – Буркнул помрачневший Сайрон.

– Черт! – выругалась Илона. – Как быстро кончился сок!

Она небрежно отшвырнула на пол опустевший стакан...

4. Новый Комитет

Взрослые солидные гномы всегда похожи друг на друга.

Молодежь еще может искать какие-то альтернативы в стиле одежды и образе жизни. Зрелость все расставляет по местам.

Гномы – самая цепкая и трезвая раса на планете. Им нет нужды подлаживаться под остальных. Главное – стать похожими на себя.

То есть: носить окладистую бороду, строгий черный костюм, и, разумеется, чистую белую рубашку. Ах, да! Желательно при этом заниматься каким-то солидным делом...

Не так уж их, на самом деле, и много – солидных дел. Финансы, производство, наука – вот, пожалуй и все. Одно спасает: Гондванелла большая, и хорошей работы пока хватает на всех.

На всех гномов...

Два уважаемых представителя гномьего племени – доктор Фредди, одно из главных светил Академии Гномдора и Йоргун Сварт, владелец банка «Диадема» и его генеральный директор, встречались регулярно. Серьезнейшие дела объединяли их...

Гномы похожи друг на друга – для тех, кто расист или просто ненаблюдательный дурак. Но и такие опознали бы сразу и Фредди и Йоргуна, даже окажись они в большой толпе.

Левую часть лица доктора Фредди покрывали ожоги и шрамы, и вместо левой кисти был у него железный протез. И паровая революция не обошлась без жертв. Первые котлы иногда взрывались, на одном из таких неудачных испытаний и получил свои травмы отважный пионер прогресса.

Что до Йоргуна, то даже костюм его выделялся среди множества подобных – сдержанный блеск этой ткани явно тянул на сотни таларов...

Эта встреча происходила в загородном особняке Сварта. Вилла "Шеша", обнесенная высокой стеной, охранялась не хуже банка. "Шеша" находилась в горах, неподалеку от Чоары, и была сооружением приземистым и мрачноватым снаружи, но весьма комфортабельным внутри...

Прорыву в области паровых технологий они посвятили больше часа. Уже два десятка фабрик в Гномдоре использовали паровые машины, прибыль оказывалась колоссальной.

– Теперь это уже не просто проекты на бумаге! – Улыбнулся доктор Фредди. – Опыт наших фабрик говорит сам за себя. Жизнь Гномдора, да и всей Гондванеллы может быть радикально изменена к лучшему. А ведь паровые технологии только-только начали развиваться! Посмотрите – какой фурор начнется когда мы запустим первую железную дорогу – фактически, это уже будет переход к технике нового поколения.

– Друг мой! – Сказал банкир. – Вы предлагаете ясное и рациональное решение самых наболевших проблем планеты. Но вы же с присущей вам проницательностью не раз указывали на принципиальнейшую трудность: миром пока правит не разум, а суеверия и предрассудки. Это постоянно мешает нам и привлекать финансы, и внедрять новую технику.

– Тем не менее, нам есть на кого опереться. Гномы – самая читающая раса в мире, и они открыты для новых идей.

– Но мы на Гондванелле в меньшинстве. Люди же, и тем более – эльфы, живут инстинктами, а не умом.

– Нам ничего другого не остается, господин Сварт, кроме как научиться использовать в своих целях и слепые инстинкты. Великая Вурхская Война отбросила весь Юг далеко назад. Не только Дархания, но, по большому счету и Волканы превратились в задворки цивилизации. Деньги и умы утекли на Север. Деньги же смели границы между Норией, Эльсинором и Вотанией, создав новый колосс – Норийскую Империю.

Но страх перед двумя империями – недавно рухнувшей Дарханией и недавно взлетевшей Норией сыграл позитивную роль в решительном объединении Волкан. Слепой страх перед внешним врагом заставил людей, эльфов и гномов Волкан отбросить предрассудки в отношении друг друга. И эта интеграция принесла замечательные плоды. Волканскую Федерацию все меньше устраивает роль сонной провинции. В некоторых городах, и в Чоаре, прежде всего, в школьном образовании произошел настоящий переворот – в основу обучения положены теперь ремесла и науки.

– Процессы, о которых вы, уважаемый доктор, говорите, достигли своего пика лет так пять тому назад. Теперь они явно идут на спад. Голоса противников интеграции и противников научной педагогики слышны все громче. Понимает ли Академия Гномдора эти проблемы? Видит ли пути их решения?

– И понимает, и видит, господин Сварт. Легких решений здесь нет. Но если Союз Волканских Предпринимателей, в котором вы играете столь же ключевую роль, как и я в Академии, готов к большим усилиям, ради больших...

– Готов, дорогой Фредди, наш Союз готов. И на большие усилия, и на очень большие. Если мы увидим практическую и экономическую перспективу, если вы предложите нам хорошо продуманное решение.

– Хорошо продуманное решение может быть только комплексным. Оно должно включать в себя множество согласованных шагов.

– Давайте начнем с первого.

– Ну что ж, первым делом Академия и Союз должны еще больше усилить сотрудничество, сделать его постоянным. В идеале необходимо создать совместную дочернюю организацию. Назовем ее, к примеру, Комитет Технологического Прогресса. И вы, и мы дадим Комитету людей. Их не должно быть много, но это должны быть лучшие. О целях Комитета можно объявить широко. Они вытекают из названия – способствовать развитию техники и науки. Средства же должны держаться в глубоком секрете.

– Даже так?

– Только так! Не специалисты, профаны не в состоянии понять насколько важно для всей планеты распространение технических знаний. А лидеры мракобесов, пугая массы выдумками о Цивилизациях Земли и Империи Лемарион, рвутся ввергнуть нас в варварство и нищету! На понимание в таких условиях рассчитывать трудно. Лучше уж действовать скрытно. К тому же, одной из первых операций Комитета станет передача некоторых тайн паровых технологий норийцам. А уж это должно произойти в условиях глубочайшей секретности.

– Откровенно говоря, такое предложение вызывает сильнейший протест даже у меня! Нория – наш главный экономический конкурент в настоящем, и, по мнению многих – военный противник в будущем.

– А посмотрите на это с другой стороны, дорогой Йоргун! Внутри Федерации назревает противостояние. Вальхиана, за исключением, может быть, консервативной Майастры, готова вместе с Гномдором встать на новый путь. Эльфы, выбравшись из нокаута, в который их отправили дарханцы, какое-то время принимали новую реальность без возражений. Теперь это уже не так. Они пытаются свое влияние возродить. А ведь оно было огромным когда-то. За эльфами могут пойти и Флория, и Тавиана, да и вальхианцы начнут колебаться. Не кончится ли все тем, что на постройку каждого нового паровоза необходимо будет личное разрешение короля эльфов?

Но конфликт реакции и прогресса имеет место и в Империи! Это отсталые вотанцы грезят войной Севера и Юга в духе дремучих легенд. Но коренные норийцы и Эльсинор отнюдь не в таком же восторге от перспективы новой войны.

– Но доля вотанцев в имперской армии растет и растет, и это тревожная тенденция!

– Совершенно верно. Давайте же теперь подумаем: как повлияет на всю эту ситуацию приход паровой революции на Север? Где возникнут новые фабрики, использующие силу пара?

– Уж, конечно, не в Вотании. Но остров Нория и Эльсинор с удовольствием вложат немалые деньги в новую промышленность.

– И получат замечательные дивиденды. Уровень жизни на западе Империи резко возрастет. Вотания встанет перед выбором: держаться за воинственный консерватизм и сползти к полной нищете, или же резко изменить привычные приоритеты.