Текст книги "Техномонстры"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

Глава 20
«О развитии и становлении жизни»

Путешественники покинули подземелье Альчирона Третьего на закате дня. Блуждание мрачными туннелями отняло много сил, по этой причине решили разбить лагерь. Всё равно до Смертоптицы в лучшем случае раньше полуночи не добраться.

Костёр распалили нешуточный: широкое пламя било в полный кротовий рост. Доспехи были сняты и теперь мерно поблёскивали на дрожащем свете пламени. После долгого и изнурительного пути как порой хорошо сбросить килограммчик-другой обмундирования! Вздохнуть полной, неотягощённой металлическим панцирем грудью и расправить плечи, не ощущая на них и малейшего давления доспеха, пусть и облегчённого! Поужинали походным пайком из копчёного мяса, сухарей и бодрящего лиственного отвара.

Ночь выдалась прохладной, но благодаря огнищу этого не чувствовалось. Дров хватало в достатке: невдалеке находилась дубрава, хворосту в которой было хоть отбавляй. Брок, Тос и Моррот натаскали его с гору, если не больше. Бирюк свернулся калачом близ костра и захрапел, изредка подрагивая ухом и задней лапой. Дрим умостился на его боку.

«Странная парочка, – подумалось Филике. – Интересно, его девка не ревнует?»

Словно услышав размышления командирши, рядом уселась Джина.

– Что-то не спится мне… – заговорила она после длительного молчаливого обмена искрящими взглядами.

– Ночь лунная, сон ворует – согласилась Филика и подбросила толстую узловатую ветку в костёр. Ветка была свежей, а посему зашипела и запузырилась соком.

– А твои, вон, уже храпят вовсю, – Джина покосилась на храпящих вовсю Моррота и Тоса.

– Утомились… – ответила Филика. – Твои тоже, как погляжу, кроме Брока.

– Брок, если хочешь, можешь ложиться, мы с Филикой подежурим за тебя, – крикнула Джина сидящему по ту сторону костра люрту.

– Я не так хочу спать, – забасил Брок. – Но силы надо завтра. Посплю. Разбудишь, когда надо?

– Разбужу, обязательно разбужу! Как только спать захочу – разбужу, – согласилась Джина.

Брок улёгся рядом с Тоной на настил из травы и листьев. Не прошло и нескольких минут, как подгорье огласилось его мощным храпом.

Разговор не клеился. Вернее, протекал не в том русле, в котором хотели обе собеседницы. Они перечисляли видневшиеся сквозь редкие ночные тучи созвездия, говорили о погоде, о совершённом путешествии в подземелье, об Альчироне и его ненасытной тяге к драгоценностям, о различных соках деревьев, что используются для подкраски волос, о предпочтениях той или иной мази от морщин и маслах для гладкости кожи… Но вот к сути разговора, которая лежала под всей этой бесполезной болтовнёй, дойти всё никак не удавалось. Говорили одно, абсолютно ненужное, а на уме было у каждой совсем-совсем другое…

Первой не выдержала Филика и изящно перевела разговор в задуманное русло:

– В Сарских магазинах можно встретить чудные материи, пестрящие красотой узоров и красок. Их завозят из Диды. Правда, сейчас всё реже можно встретить их в продаже, да и то – по завышенным ценам…

– И не мудрено. После того, как Дида сгорела… – согласилась Джина.

– Сгорела? – Филика сделала годами отточенное удивлённое выражение лица.

– Ну да, сгорела, – ответила Джина. – Разве ты не знаешь? Я думала, что Смертельные Ищейки в курсе всех дел, происходящих на Материке.

– Так-то оно так, – пожала плечами Филика, – но вот про Диду конкретно ничего не слышала.

– Хм… – хмыкнула Бабочка, – ты ещё скажи, что, будучи профессиональной наёмницей, ничего не слышала про Парфлая, бывшего помощника, а ныне – продолжателя Тризолуса.

– Не-а, – самым что только возможно безразличным образом отмахнулась Филика.

– Ну ты даёшь! – лицо Джины украсила ветреная улыбка, хотя её глаза всё так же пристально вглядывались в собеседницу. – При Тризолусе он был капитаном Форта Террора… Хоть про Форт Террора ты слышала?

– Да так, приходилось слышать кое-что… – полным женской хитрости голосом ответила командирша.

– Ну так вот, смерть Тризолуса, увы, не означала полную гибель его начинаний, – заговорила Джина. – Этот наркоман-стрек решил продолжить… Ох, знала бы – убила его тогда, в покоях технокрепости! Но не до него было. На первом месте – бой его хозяину. Куда там морочить голову мелкими сошками? Хотя, сошкой Парфлай только показался. На самом-то деле он оказался куда проблематичнее, чем можно было предположить. С момента уничтожения Форта Террора вместе с большей частью армии техномонстров и до недавнего времени – от стрека не было ни слуху, ни духу. Мы занимались своими делами: истребляли попадавшихся на пути техномонстров, путешествовали, помогали нуждающимся… И думать не думали о том, что преподнесёт нам этот подлый стрек. А оказалось, что всё это время Парфлай готовил планы возмездия. Но какие именно планы, увы, для нас остаётся загадкой. Знаем мы только то, что он со своим войском (каким – остаётся только догадываться) спалил дотла Диду. Это злодеяние совершил он крайне блестяще: в городе камня на камне не осталось! Никто не уцелел…

– Подожди, Джина, подожди, – замахала руками Филика. – Если камня на камне не оставили, чего это вдруг ты утверждаешь, что именно Парфлай всему виной? Откуда такие сведения? Птичка мимо пролетавшая нашептала?

Лежащие рядом Моррот и Тос уже и не притворялись, что спят: они, затаив дыхание, вслушивались в разговор двух сильных и волевых женщин.

– Ну… понимаешь… – растерялась было Бабочка, но потом собралась с мыслями и продолжила: – Ты можешь не верить. Но… В общем, мой мужчина, Дрим Плувер, он ведь маг. Вы прекрасно это знаете. Но маг он не простой. В его крови живёт могущественное потустороннее существо, ранее жившее в крови великого мага Алерадуса, кровного врага Тризолуса. Именно кровного, поскольку злобный Верховный Маг был его сыном… – Джина сделала театральную паузу, дав собеседнице переварить сказанное, и вновь продолжила: – Это существо способно видеть вещи, которых простому смертному видеть не положено. Но мало этого, оно делится своими видениями с мыслящим, в чьём теле проживает. Дрим видел, как уничтожали Диду, хоть и находился тогда в сотне километров от неё. Как он сам говорил, размытые образы сливались в чудовищное пламенное полотно, забрызганное кровью. На этом полотне, посреди дрожащих смертью языков огня чётко виднелся только один мыслящий. И этот мыслящий был не кто иной, как Парфлай!

– Мда… – усомнилась Филика. – И этот стрек виновен лишь потому, что твой любовник увидел его в сомнительном сне?

– Да-а-а, Филика, мало ты в этой жизни ещё знаешь, – явно разозлилась Джина. – Я не собираюсь тебя как-то переубеждать. Хочешь не брать на веру мои слова – дело твоё. Но запомни навсегда: видения Дрима правдивы. Они случаются очень редко. Но если случаются…

– А вы чего уши развесили, дармоеды? – рявкнула на подслушивающих Моррота и Тоса Филика.

– Нет, командирша, и в мыслях не было! – попытался скрыть смущение Моррот и перевернулся на бок, спиной к ней.

Тос молчаливо последовал примеру товарища.

– О чём мы с тобой говорили? – обратилась к Джине Филика.

– Давай сменим тему? – Джине совсем не хотелось продолжать разговор.

– У тебя есть выпить? – озвучила мимолётное желание командирша.

– Слушай, ты читаешь мои мысли! – воодушевилась Бабочка, поднялась с места и подошла к спящим Бирюку и Дриму. Порылась в походной сумке и вернулась с бурдюком. – Думаю, любимый не обидится, – прыснула она и протянула бурдюк Филике.

– Твоё здоровье, – пожелала командирша и отхлебнула. Лицо её скривилось, словно от ужасных мучений, но потом залилось краской, сделалось спокойным, умиротворённым. – Крепкое, зараза!

– Плувер Младший последнее время по чёрному винцу ударяется, – объяснила Джина и приняла бурдюк из слегка охмелевших рук собеседницы. Сделала смачный глоток и почти не скривилась: – Я уже привыкать потихонечку начинаю…

– Хорошо тебе, – вздохнула Филика. – Мне, вон, сразу в голову стукнуло.

– Да это от усталости, – успокоила Джина. – День сегодня трудный выдался.

– Ну что, за женскую дружбу? – спросила Филика, разглядывая ногти на руке, свободной от бурдюка.

– За неё, родимую, – улыбнулась Джина, со времён неудачного замужества с Санто молчаливо ненавидящая всех женщин, в особенности красивых, способных привлечь внимание её мужчины…

Вино неотвратимо делало своё дело: собеседницы хмелели. Разговоры опять пошли отвлечённые, но на этот раз более раскрепощённые. Тут и про количество соблазнённых мужчин, и про близкие отношения с другими расами и полами пошли расспросы и признания…

Теперь претворялись спящими не только Моррот с Тосом. Кажется, все спящие у костра пробудились и навострили уши. Даже Бирюк перестал подёргивать ухом и настороженно поднял его. Щепетильные подробности хмельной беседы Джины и Филики (которые даже не силились говорить тихо) заинтересовали всех. Дрим – так тот после этого заснуть не мог от пробивающихся в голову распутных образов возлюбленной. Много вещей, о которых раньше даже не догадывался, ревностными иглами кололи его самолюбие. Но вместе с тем… любовные чувства и желания крепли, зажигались с новой силой.

– У тебя очень красивое тело, – призналась Джина, задумавшая повернуть разговор уже в своё задуманное русло.

– Да ладно, не правда это, – отмахнулась Филика, – обычное себе тело…

– Нет, правда, – стояла на своём Джина. – И лицо. Такое смуглое, округлое… была бы я мужчиной – тут же влюбилась…

– Что ты прибедняешься? – возразила Филика и отхлебнула из бурдюка. – Вина, кстати, на пару глотков хватит.

– Чего это мне прибедняться? – удивилась Джина и допила вино.

– Да как чего? – подняла брови командирша. – На себя-то посмотри! Тебе дорога – моделью прямиком в Карт. Изящные бёдра, тонкая талия… Правда, кожа у тебя бледная… Да и волосы крашеные… Ну, это мои предпочтения. А тамошние мужчины тебя бы боготворили!

– Ох, знала бы ты, Филика, – вздохнула Бабочка. – Только бы ты знала… Я ведь в детстве такая же смуглая как и ты была! Не веришь? Хех… И волосы у меня чернее смоли были. Да-да, чернее смоли. Иссиня-чёрные были. А теперь-то я – седая. И кожа, Гирен разодри чего, бела как известь.

– Потрясение какое или болезнь? – предположила Филика.

– Первое, – грустно вздохнула Джина. – Упала в колодец, полный змей… Ну да ладно, не хочу вспоминать. Жаль, вино закончилось.

– Сейчас, – сделала успокоительный жест руками Филика и принялась рыться в походной сумке Моррота: – Этот старый алкоголик просто не мог уйти из вашего лагеря, не стырив чего-нибудь спиртного.

Претворявшийся спящим Моррот недовольно фыркнул, но «просыпаться» не стал.

– Есть! – радостно вскрикнула Филика, понюхав откупоренную флягу. – Этот землеройный зараза вместо бодрящего лиственного отвара сюда пшеничной настойки налил.

– Да, есть у нас бочонок, – подтвердила Джина. – Но он популярностью в нашем коллективе не пользуется: слишком крепкая и противная эта настойка. Так, лежит, на всякий случай…

– Вот и подвернулся случай, – дружелюбно улыбнулась Филика, в дрожащем пламени костра блеснули её золотые клыки.

Джина взяла флягу, понюхала горлышко, тут же скривилась:

– Фу, ну и дрянь! От одного запаха охмелеть можно!

– Я не против, – согласилась Филика, сделала небольшой глоток и прослезилась. – А что, пьётся легче, чем пахнет…

– Дай попробую, – Джина повторила подвиг собеседницы. – Брр… нет… не буду больше…

– Да, пусть алкаш-Моррот сам пьёт эту дрянь, – согласилась Филика и спрятала флягу в походной сумке.

На некоторое время разговор опять пустился в вольное плавание. Но Джина, невзирая на ладно поющий в голове хор алкогольных мальчиков, решила довести дело до конца:

– Ты говорила, что у подножья гор остался ещё один ваш соратник. Тартор, кажется. Он твой возлюбленный?

– Кто, Тар? Ах-ха-ха! – Филика в сердцах рассмеялась. – Нет, дорогуша, я не способна любить. Тем более такого самовлюблённого женоненавистника, как Тартор, – странно, но когда Филика говорила об этом, перед глазами возник образ насильника Арахка: кожа словно вновь ощутила на себе его шершавый, как наждачная бумага, панцирь. Самое обидное, что этот образ никогда особо и не оставлял её, сотню раз в день напоминая о себе леденящими душу воспоминаниями. Леденящими? Вполне возможно, но вот только отчего леденящими: от страха или от непонятного проявления восхищения?

– Интересный у тебя костюм. Где ты его взяла? – продолжила расспрос Джина, пробуя пальцами материал. – Такой тонкий и шелковистый… И за всё время ты ни разу его не снимала… Как тебе в нём не холодно?

– Бабочка, я не хочу говорить о том, где его взяла. Честно. Прошу, не спрашивай меня больше об этом никогда, хорошо? – Филика умоляюще поглядела на Джину. И не было в её взгляде и капли лжи. Бабочка утвердительно кивнула. – Веришь, нет, но костюм греет в холод и охлаждает в жару. Он словно живой… А почему не снимаю: если честно, я не знаю как его снять, если это вообще возможно. Он словно дополнительная кожа.

– Хм, – хмыкнула Джина. – А, прости за нескромность, в туалет как ты с ним ходишь?

– Я не из робкого десятка, – ответила Филика. – Когда надо, костюм сам раскрывается в нужных местах…

– А мыться-то как? – не унималась заинтригованная Джина.

– Да пока возможности помыться и не предоставлялось, – пожала плечами Филика. – Даже боюсь представить, что будет. Но, как ни странно, я всё время, что костюм на мне, ни разу не ощутила себя грязной. Если уж на чистоту, по-дружески, то даже после туалета мне никак подтираться не надобно: костюм сам всё делает…

– Хорош у тебя костюмчик, – одобрила Джина. – Тут без потустороннего не обойтись…

– Это само собой, – вздохнула Филика, и яркий образ насиловавшего её бога пауков вновь вспыхнул в голове.

– Слушай, Филика, а откуда ты знаешь моё воровское прозвище? – задала последний тревожащий вопрос Джина. – Бабочкой, да ещё и Ночной, меня не называли уже как три года.

– Да так… – попыталась отмахнуться Филика.

– Нет, но всё же? – настояла на своём Джина.

Филика была пьяна, это располагало к беседе. В собеседнице она видела сильную, хорошо отхлебнувшую из горестной фляги жизни женщину. Хотелось быть открытой, хотелось говорить без оглядки и сожалений. Хотелось хоть раз за всё время карьеры наёмницы быть с кем-то до конца откровенным. Алкоголь здесь ни при чём. Будь Филика в десятеро пьянее, никогда бы не открыла правды любому другому собеседнику. Любому другому, но не Джине! А раз ей, то и всем её товарищам…

– Костёр гаснет, – заметила Филика.

– Да, сейчас подброшу дровишек, – согласилась Джина, подошла к навалу хвороста и принялась кидать его в костёр. Огонь разгорелся с новой силой.

– У нас есть полное досье на каждого из вас, – призналась командирша и все «спящие» перестали претворяться: кто поднялся и сел, кто лёжа вопросительно глядел на неё.

– Досье? Значит… – Джина выронила из рук хворост, её округлившиеся глаза вмиг протрезвели.

– Да, дорогие мои, да! – откровенничала Филика, обведя «пробудившихся» вызывающим взглядом. – Вы все – заказаны!

– Мне бы фляга твоего друга не помешала сейчас… – призналась Джина.

Командирша понимающе кивнула и потянулось было к походной сумке, но Моррот сам протянул ей флягу.

– Держи, – подала собеседнице выпивку Филика после того, как сама отхлебнула – для храбрости.

– Да, друзья мои, да и ещё сотню раз – да! – продолжила начатое Филика. – За ваши головы и уничтожение Смертоптицы был назначен баснословный выкуп: двадцать тысяч золотых! Половину из которого, кстати, мы уже успели получить…

Кич обалдело присвистнул.

– И кому же это наши головы так дорого сдались? – поинтересовался Дрим, хотя догадка у него была только одна.

– Как кому? – удивилась Филика. – Конечно же, Парфлаю! Это ведь вы, как я только что узнала из разговора с Джиной, убили его хозяина. Думаю, он решил с вами поквитаться за это нашими руками…

– Зачем не напали? – рявкнул Брок, крепко сжимая рукоять пернача.

– Брок, не нервничай, – осадил его Дрим, – Филика нам всё сейчас расскажет. Ведь правда, Филика?

Командирша утвердительно кивнула.

– И мы простодушно разделили кров и путешествие с мыслящими, которым заплатили за нашу смерть!.. – высказал возникшие мысли Кич и от них ему сделалось не по себе.

– Увы, это так, брат-прим, – признался Тос. – Я не жнаю жачем командирша решила вам вщё рашшкажать. Но она женщина рашшудительная и не шпошобная на такие глупошти, ешли не жнает жаранее, чего хочет. Хочу добавить от щебя: я щегодня днём решил, что выхожу иж шоштава Шмертельных Ищеек. Думал, шкажать об этом командирше жавтра, но раж уж так получилошь… У меня ешть дело в родном городе Нортишпе, которое я прошто обяжан выполнить. Так что, Филика, при вщех тебе жаявляю: больше я не подчиняюшь твоей воле. Полагающующя мне долю я оштавляю тебе, но ешли решишь выделить иж неё мне хоть что-то – буду вешьма прижнателен. К вам вщем, щидящим у коштра, я ишпытываю только уважение. Никому, ни при каких обштоятельштвах я не причиню и малейшего вреда. Но при первой вожможношти я покину ваш отряд. Чешть моей щемьи уж шлишком долгое время была жапятнана. Больше я не могу ждать.

Моррот смотрел на Тоса и поражался: прямо на глазах его товарищ претерпевал изменения. Вернее, эти изменения крот заметил ещё днём, когда они подходили к руинам древнего города, но тогда Моррот не обратил на это особого внимания. Взгляд прима – прежде равнодушный, уставший – с каждым словом всё сильнее полыхал буйным пламенем жизненной цели. Крот не мог не узнать подобный взгляд, ведь сам лишился его много-много лет назад. И сейчас он смотрел на Тоса с завистью и уважением. И один лишь этот упрямый взгляд преображал прима, делал величественней. Словно не наёмник в потёртой походной одежде был перед ним, а, как минимум, сенатор крупного города…

– Правду сказать, ты меня удивил, Тос, – призналась Филика. – Очень сильно и горько удивил! От кого-кого, но от тебя я не ожидала… Но что я могу поделать? Выбор за тобой. Я не вправе отговаривать. А что касается твоей доли – она только твоя. Сам будешь с Парфлаем разбираться, когда он потребует её назад.

– Потребует назад? – переспросила Джина.

– Ну да! – выпалила Филика. – Разве трудно догадаться, что я решила отказаться от заказа?!

Брок положил пернач на землю. Кич облегчённо выдохнул.

– Хотелось бы тебе верить, – с надеждой посмотрела в её глаза Джина.

– Хотелось бы… – повторил Дрим. – А что? Я верю! Вы ведь прекрасно знаете, что к беде моё потустороннее существо чутко. Просто быть не может, чтобы, будь слова Филики лживы, оно отмолчалось за всё это время. А ведь отмолчалось!

– Значит, вы виделись с Парфлаем? – безжизненным голосом спросил подсевший к Филике Лароус. – Можешь поподробнее?

О сне никто больше не думал. Все расселись вокруг наёмников и принялись расспрашивать. Только Бирюк не сдвинулся с места, всем видом демонстрируя, что ни до каких мелочных мух (так он любил называть Парфлая) ему дела нет. Демонстрировать-то демонстрировал, а вот не засыпал всё – навострив уши, слушал разговоры, не пропуская и слова мимо.

Филике, Морроту и Тосу пришлось пересказывать встречу со злополучным стреком: о его появлении, о его лживых (в этом уже нет сомнений) речах, о его громадной самоходной повозке и прислужниках-примах, готовых в любой момент броситься на защиту хозяина…

Разговор продлился до самого утра.

Небо было затянуто тучами. Рассветные лучи окрашивали их кровавой краской. Даже несмотря на столь мрачное начало дня, у путешественников настроение было не то, чтобы хорошее, но и не то, чтобы плохое: среднее. За ночь о многом успели поговорить, многое успели выяснить, о многом успели договориться. Тос решил покинуть Смертельных Ищеек – это его право. Но его решение никак не касается остальных участников отряда. Пусть их теперь только трое, они всё равно – Смертельные Ищейки. Под предводительством Филики, разумеется.

Дрим предложил наёмникам долгосрочный контракт: десять золотых в неделю плюс еду и кров; за помощь в убийстве Парфлая – пятьсот золотых. Конечно, деньги, по сравнению с золотыми мешками стрека – смехотворные… но большего они позволить, увы, не могут. Несмотря на столь крохотную плату, Филика с лёгкостью согласилась. Она бы и без денег жаждала всадить пулю в стречью голову: дав умышленно лживую информацию про заказанных, Парфлай добровольно записался в список врагов Смертельных Ищеек. Но жилка наёмника дала о себе знать: раз за это можно ещё и денег заработать, почему бы и нет?

Тос согласился остаться до тех пор, пока они вместе не доберутся до Тартора и карет. Там-то прим со всеми и распрощается, захватив с собой одну из карет с припасами и причитающейся ему долей золотых монет. На деньги он наймёт отряд головорезов и штурмом захватит власть в Нортиспе, не забыв при этом поглядеть какого всё-таки цвета кишки у Кирпира Зелиуса. Про свои планы, разумеется, Тос Виконт Симыргор, первенец и единственный сын предательски убитого Виконта Гропара Симыргора, известного землевладельца и сенатора города Нортисп, друзьям не рассказывал.

Позавтракав и облачившись в броню (куда ж без неё, родимой?) путешественники отправились в путь. Шли, как и раньше, парной колонной. В голове колонны были Дрим и Брок. Следом шли: Лароус и Камоорн, Кич и Тос, Филика и Джина, Моррот и Тона. Замыкал колонну, как и раньше, Бирюк.

Ветер дул северный, мерзкими капельками накрапывал холодный дождь, из дубравы доносилось зловещее карканье ворон. Размокшая каменистая земля скользила под ногами. Но хуже всего то, что путешественники ощущали на себе чей-то взгляд. И, увы, не добрый взгляд… О дурном предчувствии первым заговорил Моррот. Остальные подтвердили его подозрения – действительно, зловещий взгляд прячущегося где-то неподалёку то ли существа, то ли мыслящего чувствовал каждый. А Бирюк так вообще – утверждал, что слышал стрекотание крыльев, уж очень похожее на стречье.

Приходилось идти в постоянном напряжении и ожидании беды. Но ничего, до Смертоптицы идти не так и далеко – потерпеть можно.

К обеду дождь перестал, а из расширяющихся и вновь затягивающихся просветов в серых тучах ободряюще выглядывало солнце. Ветер стих и напоминал о себе лишь короткими прохладными порывами. Дубрава вместе со своим вороньим карканьем (вечером и ночью мерзкие пернатые не давали о себе знать) осталась позади. Но вот взгляд… Он не прекращался… Будто бы сами Горы следили за осмелившимися нарушить их покой храбрецами…

Может быть, улучшение погоды и расслабило путешественников, в частности Кича. А может, тут не обошлось и без каких-либо других сил – Заколдованные Горы, знаете ли, заколдованы… Так или иначе, но Кич поскользнулся о мокрую траву и каким-то невероятным стечением обстоятельств вывернул себе правую ногу: навалился на неё всем весом тела, утяжелённым доспехами, самозарядным ружьём за спиной и прочей амуницией. И это Кич, прим! Как всем известно, примы – самая поворотливая, расторопная и ловкая раса. Скорее звёзды с неба падать начнут, чем находящийся при полном душевном и физическом здравии прим утратит способность ловко реагировать на происходящее.

Сказать вывернул – ничего не сказать. Дикая боль победоносной поступью прошлась из ноги по всему телу. Стоит ли говорить, что травма сопровождалось омерзительным, холодящим душу хрустом? Надо ведь такая напасть: поножи, предназначенные защищать, наоборот, усилили травму! Крепёжные ремни на правой наголенной пластине почему-то были плохо застёгнуты: при падении Кича поножа соскользнула вниз и перекрутилась, верхним краем впившись в ногу. Нет, это нужно иметь уж очень несчастливую карму, чтобы так, на самом ровном месте, поломать себе ногу. А в том, что это перелом, да ещё и не шуточный – сомнений ни у кого быть не могло. В особенности у Кича, взвывшего от дикой боли, что затаврённый в бок слопр.

– Приехали… – констатировал Дрим. – по моим прикидкам за той грядой холмов нас Смертоптица поджидает. И на тебе – такая глупость случилась!

– Да замолчи ты уже, Плувер Младший, твои слова не излечат! – прорычал Кич, которому Тос уже успел обработать рану и накладывал шину на выровненную ногу из веток и ремней.

– Здорово! – по-великомученицки вознёс руки к небу Моррот. – Просто здорово!

– Предлагаю не сетовать на судьбу, а вынести из случившегося хоть каплю выгоды, – заговорила Джина. – Мне очень жаль Кича, действительно жаль. Но что тут уже поделаешь? Ему теперь только время поможет залечить травму. Наши разговоры уж точно никакой пользы не принесут. Не знаю как вы, но с этой Смертоптицей я отвыкла от длительных переходов. Отдохнуть бы не помешало…

– Вот и привальчик сделаем, – согласился Лароус. – Мне-то он без надобности: главное – вовремя антрациту подкинуть в печечку и водички в паровой двигатель залить… Но остальным отдых очень даже не помешает.

– Я устала тоже, – подтвердила Тона.

– Мне всё равно. Хоть отдыхать и лучше, чем тащить на своём горбу раненного. Но сколько не отдыхай, а тащить всё равно придётся, – высказалась Филика.

Кич нарычал на Тоса, слишком туго затянувшего ремень на шине. Тос виновато пожал плечами и пробурчал что-то себе под нос, приспустив ремень.

– Почему придётся? – булькнул Камоорн. – Лично я – чувствую себя вполне пристойно. Вы можете здесь отдыхать, а я продолжу путь. На этой равнинной местности вполне хватит места, чтобы посадить Смертоптицу. Отдыхайте себе, набирайтесь сил: даже соскучиться не успеете, как в тёплом и уютном салоне окажетесь.

– А что, вполне пристойная идея! – согласился Дрим и протянул щупу пирамидальный ключ от дверей Смертоптицы, надёжно захлопнутых от непрошенных гостей. – Я, пожалуй, останусь здесь – ноги в край обленились. Совсем отвык от дальних пеших прогулок… Если кто хочет, можете идти с Камоорном.

– Я иду с другом, – вызвался добровольцем Брок.

– Ещё желающие есть? – поинтересовался Дрим?

Никто больше не вызвался добровольцем.

– Гирен подери, кажись я поспешил: спиной чувствую неладное, – сказал Дрим. – Не знаю даже, идея-то хорошая, но следует ли нам расставаться? Не знаю как там у вас, но чувство следящих за нами злобных глаз не покидало меня с самого утра ни на секунду…

– Да-да-да! – невзирая на боль, подтвердил Кич. – Этот взгляд меня и сглазил, вот почему я упал! Где же это видано, чтобы примы себе ноги на ровном месте ломали?!

– Брок, не иди, – разволновалась Тона и обняла мужа. – Глаза смотрят. Глаза плохо хотят нам. Не иди. Не иди любовь. Не иди.

– Даже я своей металлической задницей неладное чую, – подбросил пищи для размышлений Лароус.

– Не иди, любовь, не иди, – Тона вцепилась в могучую руку Брока и даже не думала отпускать.

– Камоорн, может ты это… передумаешь? – спросил Моррот. – А то у меня самого по спине холодок бегает.

– Да, я начинаю жалеть о своём мимолётном решении, – признался Дрим. – Разделяться не надо. Сделаем здесь небольшой привал и дальше пойдём. Все вместе. Ничего страшного, понесём Кича, а то что-то обленились мы тут все.

– Бирюк понести может, – предложил Кич, с надеждой глядя на волка.

Бирюк ответил ему недовольным рычанием.

– Тона не хочет. И я не хочу. Я останусь здесь, – пробасил Брок.

– Да вы всё преувеличиваете, – отмахнулся Камоорн. – И глазом не моргнёте, как я всё сделаю.

– Лучше бы ты всё-таки с нами остался, – предложил Дрим.

– Да не выдумывайте вы проблем лишних! Сколько тут идти? Я пошёл, в общем, – отрезал Камоорн и решительно устремился в путь.

– Камоорн! – воскликнул Дрим. – Не дури!

Но щуп пропустил его слова мимо ушных отверстий и продолжил идти.

«Слабоват Дрим в качестве командира, – в который раз отметила про себя Филика, – раз подчинённый так запросто решил ослушаться. Хотя… чем я лучше? Тос – так вообще отряд покинул…»

Дрим хотел было пуститься следом за скрывшимся за каменистым холмом Камоорном, но его остановила Джина:

– Пусть идёт. Сам захотел. Ты не в ответе за его поступок. Лучше присядь, отдохни. Вдруг он прав, и мы все тут только панику разводим?

– Хотелось бы, чтоб только панику, – пожелал Дрим и сел на землю, рядом с Бабочкой. – Ладно, если хочет – пусть идёт. Не знаю как у него, но у меня ноги за эти два дня устали порядочно. К тому же мы всю ночь не спали. Отдых лишним не окажется.

– Вот и я всем пригодился! – пошутил Кич, но его шутку по достоинству никто не оценил.

Съестных припасов оставалось совсем немного: едва хватило заморить червячка. Потянулось долгое молчаливое ожидание. Разговаривать никому не хотелось. Взоры путешественников выжидающе устремлялись за гряду холмов. Снимать броню никто не стал. Как выяснилось позже, это было правильное решение…

– Летит! – первым нарушил тишину Лароус. – А мы переживали!

И вправду, из-за холмов медленно всплыло тёмное пятно. Чем выше оно поднималось, тем чётче вырисовывались его очертания в лучах обеденного солнца, прорывавшегося сквозь просветы между тучами. Исполинские металлические крылья, величественно скользящие по волнам воздушных потоков, клювообразная головная часть, пронзающая тучи, осмелившиеся преградить путь, продолговатый скруглённый панцирь и поджатые к нему шарнирные посадочные конечности – Смертоптица летела к хозяевам.

– Не знаю… Чувство у меня такое… Словно кровь закипать начинает… – еле выдавил из себя побледневший, как известь, Дрим.

Его слова – предвестники беды…

Яркая вспышка ослепительного белого света. Донёсшийся следом чудовищный гром взрыва, страшным эхом отбившийся от близлежащих гор. Из панциря стремительно несущейся на скалу Смертоптицы рвались жадные языки пламени, следом тянулся шлейф густого чёрного дыма. Удар о скалу: вспыхнула ещё одна ослепительная вспышка. Дым и огонь! Летящие в пропасть осколки магомеханизма. Оглушительный гром ехидным вестником трагедии пронёсся по округе.

Путешественники с диким ужасом наблюдали за случившимся.

– Этого не может быть! Этого не может быть! Этого! Этого просто не может быть! Нет! Нет! Нет! Не может этого быть! – выкрикивал захлёстнутый горем Кич, давясь рвущимися из глаз водопадами слёз. – Не может! Не может! Нет! Камоорн! Нет! Не может быть! Нет! Я не верю! Просто не может!

Брок испуганно поглядел на Тону, потом на полыхающие осколки Смертоптицы:

– Я – должен быть там. Я – должен был мёртвый. Я – трус. Камоорн… – слёзы хлынули из суровых глаз люрта.

Остальные стояли молча. В жутком оцепенении. У кого лились горькие слёзы, кто просто стоял, не в состоянии переварить случившееся: только что на их глазах погиб Камоорн…

– Мерзостные ублюдки, убийцы моего мучителя и друга, наставника и истязателя, – неизвестно откуда раздался громкий высокий клекот стрека. – В Смертоптице должны были быть вы все, а не один жалкий и никчёмный щуп. Толку-то от него совсем не было.

– Парфлай! – взревел Дрим, готовясь в ту же секунду обрушить столб смертоносного пламени на врага. Но куда обрушить? Стрека нигде не было видно. – Покажи свою стречью морду! Покажи, чтобы я голыми руками содрал с неё кожу и хитин!