Текст книги "Техномонстры"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Господа и леди хотят, чтобы им показали номера? – слащавым голосом спросил драг и оскалил кривые жёлтые зубы в нелепой улыбке.

– Нет, мы сами разберёмся, – лишила дополнительного заработка гостиничного Филика. – На этом всё, больше в твоих услугах мы не нуждаемся, – с этими словами она протянула одноглазому помятую копревую бумажку.

Драг умело скрыл свой разочарованный взгляд вежливым поклоном и удалился.

– Ну и уродов они здесь держат, – не выдержала Филика. – Вы видели его отвратительный шрам?

– Да, его кто-то здорово полоснул… – согласился Моррот.

– Оштавили бы вы бедолагу в покое, – вступился Тос. – Ему и беж ваш плохо…

– Ну что, будете заходить в свои царские покои? – зло спросил Тартор. – Или вначале меня в дурдом упрячете?

– Моррот, Тос, – озадаченно заговорила Филика, – это моя проблема. Дорога была трудной… Я сама его отведу…

– Как благородно! – вставил Тартор.

– Чего выдумываешь? – удивился Тос. – Мы ведь вщегда были командой. Я не так уж и уштал, чтобы отщиживать швой мохнатый жад в этих, как их нажвал Тартор, «царшких покоях».

– Я согласен, – кивнул Моррот.

– Нет, друзья, не надо, – голос Филики звучал устало и виновато, – Я сама… Незачем нам всем… Это моя вина… Считайте, мой последний приказ…

– Как знаешь, – повёл плечами Моррот, повернул ключ и толкнул дверь. Тос молча вошёл следом.

– Ну что, Тар, – попыталась улыбнуться Филика, – вот мы и вдвоём остались… Нужно немного отдохнуть перед дорогой. Ты не против?

– Мне всё равно.

Номер был из дешёвых: широкая кровать, резная мебель, зеркало на полстены в ванной комнате…

Филика закрыла за собой дверь, ключ оставила в замке.

– Тут у них душ есть, – мрачно сообщил Тартор после осмотра ванной комнаты. – Гирен разодри этих зажравшихся сарских богачей, я уже и забыл, что это такое!

– Хочешь принять? – видимо, Филике стало жарко, и она скинула с себя плащ. Чёрные до колен сапоги, тёмно-красная юбка и всё та же сорочка: бежевая, мокрая в подмышках, с рюшем в рукавах и воротнике. Тартор видел эту сорочку неисчислимое количество раз. Раньше она не вызывала никакого интереса. Но не сейчас. Вернее, интерес вызывало то, что находилось под ней… Тартор жадно разглядывал эту сорочку. Верхние пуговицы были расстёгнуты, обнажая краешек смуглой, лоснящейся в капельках пота кожи. Сквозь тонкую облегающую упругие груди ткань виднелись тёмные бугорки сосков. Тартор сглотнул слюну и отвернулся. Внизу живота что-то приятно грело. Неужели он смотрит на Филику как на женщину? Она ведь боевой соратник, командир, наёмник… Но не объект страсти…

Тартор принял душ. Холодные капли воды остужали тело снаружи. Но внутри всё горело… Как это ему ещё удаётся оставаться в здравом сознании?

Замотанный в махровое полотенце, он вышел из ванной и развалился на кровати.

– Хорошо вам тут житься будет, – сказал он, утопая в подушках.

Филика не ответила. Мало того, она не постеснялась и сбросила с себя одежду. Смутившийся Тартор попытался не пялиться на её стройные формы. Попытка оказалась тщетной… Не обращая внимания на влажные взгляды, девушка направилась в ванную комнату. Доносившийся сквозь зазор незакрытой двери шум душевых капель чем-то напоминал шум дождя. Нет, скорее не дождя, а небольшого водопада.

Когда Филика вышла из душа, Тартор сидел в резном кресле и пил чёрное вино из фляги.

– Тар, как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила она.

– Хочешь знать, не поехала ли у меня вновь крыша? – переспросил Тартор и сделал смачный глоток из фляги. Даже не скривился.

– Говоришь связно… – заключила Филика и, шлёпая босыми стопами по дощатому полу, направилась к собеседнику. В отличие от него, она не сочла нужным прятать тело под полотенцем…

– Я сам удивляюсь, что слова связываю, – сообщил Тартор, закручивая крышечку на фляге. – Но мне кажется: опять помешался. У меня сейчас прекрасное видение: ты абсолютно голая стоишь напротив меня… Такое может привидится только от слабоумия.

– Я тебе не нравлюсь? – капризным голосом спросила Филика.

– Смеёшься? – Тартор дрожащей рукой поднёс горлышко фляги к губам и невнятно выругался: забыл, что мгновением ранее закрутил на ней крышечку.

– Тогда обними меня, пока ещё не потерял рассудок, – голос звучал мягко, но в нём легко читались нотки напряжённости.

Тартор не посмел ослушаться…

– Слушай, а может быть я уже и не болен? – спросил не так спутницу, как самого себя Тартор.

– Это мы вскоре и узнаем, – отрезала Филика. От той нежной и страстной девушки не осталось и следа.

– Я не понимаю, зачем нам это? – не унимался Тартор, подняв руку, запястье которой сжимал металлический обруч наручников. Второй обруч опоясывал запястье Филики.

– Чтоб не сбежал куда ненароком, – ответила девушка и дёрнула цепь.

– Вот так всегда, – весело заговорил Тартор, – только сблизишься с женщиной, так она на тебя тут же оковы набросит…

В ответ Филика дёрнула цепь ещё сильнее, от чего её «пленник» непристойно выругался. В бесформенной массе прохожих то и дело мелькали заинтересованные лица. Но этот интерес гас так же быстро, как и возникал: тонул в стремительном потоке спешки. Никому в Саре не было дела до других. Пассивный интерес, мимолётное любопытство – всё, на что были способны очерствевшие, эгоистичные и зазнавшиеся горожане Сара. По крайней мере, такое впечатление они навевали практически на каждого приезжего.

На стенах зданий и рекламных столбах висело много объявлений. Выполненных как красочно и с фантазией, так сухо и информативно. Но среди всего многообразия отчётливо выделялся один плакат, пришедшийся Тартору по душе, а от того и хорошо запомнившийся. Красавица с кроваво-красными волосами и диадемой из драгоценных камней бесстыдно смотрела прямо на прохожих. Пальчиком одной руки она прижималась к выкрашенным рубинового цвета губам, мол, никому не скажу, милый, а во второй держала рукоять инкрустированной рубинами плети. Хвост непомерно длинной плети стекал на пол и тут же устремлялся вверх, бесцеремонно обкручивая горло стоящей на коленях и распутно глядящей, опять же, на прохожих, девушки, голой по грудь (очень даже аппетитную и подтянутую грудь, как отметил наблюдательный Тартор). На кровавоволосой красавице было ослепительно белое платье с высоким срезом, обнажающим стройные ноги выше колен и лихим декольте, совсем не скрывающем, лучше сказать – выпячивающим сочную грудь (уж слишком аппетитную грудь, как отметил про себя наблюдательный Тартор). Невыносимо жаль, что полному обзору на грудь шикарной красавицы мешала рука, занесенная для призывающего к молчанию жеста. Обе девушки были босы, чего, как явствовало из их вызывающих взглядов, совсем не стеснялись. Внизу плаката краснела надпись стилизованными под старину буквами: «Кира – Красный Цветок Пустыни! Вместе с любимыми девочками…» Дальше шла дата, время и место действия.

«Жаль, – мысленно расстроился Тартор, – это будет завтра. Меня уже упрячут в дурку…»

Тартор был просто в восторге от плаката. А вот Филика – напротив. Каждый раз, когда её спутник застаивался у очередного объявления, она бесцеремонно толкала его в бок и тянула за цепь прочь. А сама при виде двух нарисованных красоток делала такой надменный вид, что сама Госпожа Надменность должна была рыдать от своей простоты. Хотя Тартору на миг показалось, что он уловил в этом виде что-то похожее на зависть…

Ближайшая станция воздушных вагонов располагалась в нескольких кварталах на север от «Незабываемой Радости». В причудливом пирамидальном сооружении из металла и бетона рубленым отростком выдавалась вперёд посадочная платформа. Механические подъёмники не работали, поэтому пришлось подниматься вверх по лестнице. Что тренированному наёмнику тысяча-другая крутых ступенек в тесной до неприличия компании вечно-спешащих куда-то мыслящих? Так, развлекательная прогулка…

У входа на платформу стоял прим в фиолетовом комбинезоне. За его спиной несли вахту двое люртов и один темнокожий человек. Все трое были одеты в кожаную броню, и у каждого на поясе висело по дубинке.

Любезно улыбающийся прим в фиолетовом комбинезоне принял от Филики плату за вход в тридцать копрей. Страшная обдираловка, конечно, но те трое вышибал за спиной прима одним своим видом отбивали желание спорить о цене. И правильно…

Нанизанный на стальные рельсовые прутья вагон, скрипя и лязгая металлом, остановился на платформе.

– Нет, нет, нет и раз пятьсот ещё нет! – протестовал Тартор, умоляюще глядя в полные решимости глаза Филики. – В этот железный гроб я ни за что в жизни не полезу! Давай наймём карету или ещё чего… Да пешком хоть пойдём – я согласен и на такое. Лишь бы не в этом механическом гиреновом отродье! Помутней у меня сейчас рассудок – всё равно не сяду.

– Тар, не будь ты таким трусом! – разозлилась Филика и потянула за цепь наручников. Но Тартор упёрся ногами и не сдвинулся с места. – Да что с тобой такое? У нас нет времени на другой транспорт. Смотри, сколько мыслящих из него выходят. И никто из них не побоялся прокатиться. А ты…

– Да мне плевать, – Тартор и вправду плюнул на пол, – если у них не хватает мозгов в головах – это их личные проблемы! Я хоть и слабоумный временами, но опасность всегда брюхом учую!

Филика открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут же со всей силы дёрнула цепь. Потерявший на миг бдительность Тартор сделал несколько шагов – этого было вполне достаточно, чтобы попасть в струю спешащих к вагону мыслящих. Не успев сообразить, что произошло, Тартор оказался внутри вагона, зажатый между пухлым примом и старой как жизнь женщиной-драгом с неприятным запахом гнили и мяты изо рта. Рядом стояла Филика: несмотря на ужасную давку, её лицо излучало радость и торжество…

Привратники захлопнули двери. Гремя и свистя паровыми моторами, вагон тронулся с места.

Прославленная на весь Главный Материк лечебница для душевнобольных под оптимистичным названием «Пристанище Заблудших» находилась в Южном районе Сара. Примерно час путешествия в вагоне. За этот час случилось именно то, чего Филика всей душой желала не случиться. Тартор помешался рассудком. Благо, удалось намотать цепь наручников на поручень. Что, как и следовало ожидать, совершенно не спасало никого от бессвязных, порой даже пугающих фраз, вылетавших из рта помешавшегося. Но была и выгода из столь неловкой ситуации: ошарашенные пассажиры попятились прочь. Теснота больше не доставляла неудобства…

Вагон прибыл на нужную платформу. С огромным трудом Филика вытащила брыкающегося Тартора из салона. Дорога до больницы оказалась сущим испытанием нервов на прочность. Тартор постоянно тянул в другую сторону, выкрикивал бесящие нелепостью фразы, иногда прижимался к Филике и начинал теребить её волосы. И эта придурковатая улыбка! Как же она выводила из равновесия!

Но труд Филики был вознаграждён: за очередным поворотом взгляду предстало большое куполообразное здание с узорными решётками на окнах. На широкой доске над розовыми воротами краснела надпись «Пристанище Заблудших».

Радостно прыгающего вокруг измотанной Филики Тартора вмиг скрутили двое одетых в розовые халаты драга. Будь Тар в здравом уме – эти драги лежали бы на полу, захлёбываясь собственной кровью. Но сейчас он не оказывал особого сопротивления. Наручники наконец-то можно было снять. Филика много раз представляла, как тяжело ей будет в этот момент. Душевные стенания не давали ей покоя долгое время. Являлись причиной её бессонницы и плохого настроения. Но сейчас, глядя на волочащиеся по земле ноги подхваченного санитарами Тартора, она испытала облегчение…

– Так, значит, передозировка психотропным веществом… – лохматое лицо доктора было грубым – из тех, что вселяют твёрдую веру в компетентность своих обладателей. – Вполне распространённый случай умопомешательства… Сушёная ножка голубого кита…

– Вначале его помешательство было не сильным, – Филика заёрзала в кресле. – Мы даже не думали, что он помешался. Так, просто начал паниковать. С каждым может случиться. Мало ли чего бессонница и гриб с мыслящим сделать могут. Думали, само пройдёт… Но уже на следующий день его речи и поступки потеряли какой либо смысл…

– Будете чаю? – перебил доктор.

– Нет, – раздражённо отрезала Филика. – Я не люблю чай!

– Вина? – доктор оказался догадливым.

– От вина не откажусь. Я устала…

Доктор поднялся из-за стола и направился к деревянному шкафу в конце кабинета. Это был высокий и худощавый прим; из-под рукавов и воротника его светло-фиолетового халата торчала чёрная с редкой сединой шерсть. Волосы на голове были зачёсаны в тщетной попытке скрыть плешь на макушке. В ушах золотом сверкали серьги в форме поедавших свои хвосты змей – символом Геллизы, богини хладнокровных.

– Лучший урожай Фермерских Угодий за последнее десятилетие, восемь лет выдержки, – нижними руками доктор держал изящные бокалы, верхними – откупоривал бутылку.

– Э-э-э… Ты каждого посетителя таким угощаешь? – удивилась Филика, приняв бокал из волосатых рук доктора.

– Только самых очаровательных, – сухо ответил прим. – Меня, кстати, зовут Лакто.

– Филика, – представилась девушка, чокнулась и залпом осушила бокал. – Слабоватый напиток… – сделала она вывод.

– Вы и ваш помешавшийся друг – наёмники? – спросил Лакто, вновь наполнив бокал собеседницы. Сам он смаковал вино медленными глотками истинного ценителя.

– Неужели так видно? – спросила Филика, одним глотком отпив половину бокала.

– Ну, не так, чтобы сильно видно… – косясь на проглядывающие сквозь плащ округлые очертания рукоятей пистолетов. – Я просто догадливый.

– Смертельные Ищейки. Когда-нибудь слышал о таком названии?

Глаза прима настороженно сощурились. И если не шерсть, можно было бы увидеть, как розоватая кожа его лица вмиг побелела.

– Когда мой товарищ поправится? – грубо спросила Филика.

– Я его ещё не обследовал, – напускным спокойным голосом ответил доктор, делая всё такие же гурманские глотки из бокала, хотя рука, держащая бокал, еле-еле тряслась от волнения. Уж слишком именитые у доктора гости сегодня. И их имена облачены в ореол отнюдь не белой славы… – Практика показывает, что приблизительно пятьдесят процентов умопомешанных в результате интоксикации наркотическими веществами склонны к выздоровлению путём курса разработанного мной «реабилитационного лечения». Процесс выздоровления длится в зависимости от метаболизма пациента. В среднем – от двух до четырёх недель. Оставшаяся группа пациентов, увы, не поддаётся никакому лечению…

– И ты надеешься, что я хоть что-то пойму? – со скучающим видом спросила Филика.

– Нет, не надеюсь, – глаза доктора торжествующе заблестели. Да, наёмница не его территории и этим можно воспользоваться. По крайней мере, взять себя в руки и перестать её бояться. В конце концов, она пришла сюда не заказ выполнять… Да, доктору бы хотелось в это верить. – Если просто: один к двум шанса на выздоровление. Если ваш друг не вылечится за месяц, то, увы, не вылечится никогда…

– Теперь слушай меня, шерстяная морда, – Филика поднялась и нависла над доктором: так близко, что было слышно запах его смазанного дорогим вином и ещё более дорогим табаком дыхания. – Если ты не вылечишь Тартора за три недели, я лично выпорю тебе кишки…

Вопреки всем ожиданиям, Лакто остался невозмутим. По крайней мере – снаружи. Каких усилий ему это стоило – оставалось только гадать. Доктор слегка приподнялся с кресла, от чего они с Филикой столкнулись лбами.

– Слушай меня, наёмница, я в этой жизни повидал многое… – доктор говорил спокойно, тщательно выговаривая каждое слово. – Гораздо больше, чем может представить твоя миленькая головушка. Плевал я на твои угрозы. Мне не страшна смерть. В стенах этой клиники я слишком часто с ней виделся… Если ты и дальше будешь разговаривать со мной в подобном тоне – никто здесь и пальцем не шелохнёт ради выздоровления твоего любовника.

Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами. Шерсть на лице Лакто взмокла от напряжения и липла к щекам. Филика часто дышала. Её левый глаз предательски подёргивался.

– Он мне не любовник, – прорвала пелену тишины Филика. – Налей лучше ещё вина.

Лакто налил ей и себе. Они выпили залпом.

– Будем считать, что этого разговора между нами не было, – сказал доктор.

– Будем… – вздохнула Филика.

– Ваше поведение оправдывается личностными мотивами, факторами усталости и резкой смены обстановки. Всё оно в сумме, помноженное на вспыльчивость характера…

– Ладно, я уже поняла, что ты очень умный, – подняла руки в знак принятия поражения Филика. – Признаю, что была неправа.

– Плата за курс лечения высока. Пятьдесят золотых. Для вас я готов сделать исключение и сбросить пару-тройку монет.

Филика лишь молча бросила на стол кожаный мешочек.

– Здесь шестьдесят золотых. Если вылечишь – сдача твоя…

– Я и весь персонал нашей клиники сделаем всё возможное, – сухо ответил Лакто, пряча мешочек в ящичке стола.

– Очень на это надеюсь, – с этими словами Филика вышла из его кабинета.

Из невидимой двери в стене вышел толстый человек в голубом халате.

– Ну, Кропус, что скажешь? – обратился Лакто к человеку.

– Что скажу? Думаю, этой даме не мешало бы у нас полечиться…

– Нет, просто она темпераментная, – встал на защиту доктор, – напоминает мою восьмую жену. Та тоже всё время грозилась кишки мне выпустить…

– Кажется, эта посетительница – первая, удержавшаяся не спросить про твои серьги, – сказал Кропус и допил остатки вина из горлышка.

– Когда же ты научишься пить хорошее вино? – возмутился Лакто.

Моррот не побрезговал возможностью пошвыряться деньгами. Сто двадцать пять золотых за заказ Гродица и ещё двадцать – остатки с прошлых дел. Месяц проживания в гостинице стоил восемнадцать золотых. Оставалась баснословная сумма. Слишком долго крот отказывал себе в удовольствии. Слишком много лишений, тяжб и опасности. Самое время расслабиться по полной! Таверны, бордели, вино и эль! Как же можно было жить так долго без всего этого?

Тос был более сдержан. Нет, несколько раз они с Морротом выдвигались на похождения… Но в основном, прим проводил время в своём номере или в городской библиотеке. Чтение нужной литературы всегда помогало ему оттачивать мастерство хладнокровного наёмника.

Филика за всё время ни разу не напивалась. Тос с Морротом шутили, что начали забывать, как выглядит их бывшая командирша. Они практически не встречались с ней в гостинице, а за её пределами – так подавно. Но забыть как выглядит Филика для проработавших с ней уже пять лет – задача непосильная, а от того и вызывающая смех. Если девушка и бывала в каких-нибудь увеселительных заведениях, то никто из друзей об этом не знал. Зато было ясно, что она частенько навещает лечебницу душевнобольных…

Тартор сидел на кушетке. Абсолютно голый. Знобило. Хоть бы трусы оставили, изверги… Стены были обиты мягким светло-фиолетовым материалом. Каким именно, Тартор не знал. Зато он знал, что в кажущейся целостности стен обязательно есть прореха – засекреченная дверь. Ведь как-то же он сюда попал, Гирен раздери всё и всех! И где еда?! В желудке пусто как в голове крысона! Они ведь должны кормить своих пациентов. Должны?..

Комната пугала своей тесной пустотой. Но больше всего она пугала освещением: выпуклый светильник щедро разбрасывал лучи электрического света. Неживой, неудобный свет. От такого мурашки сразу по коже. А если целыми днями под ним…

Внизу стены заскрипело. Тартор с замиранием в сердце наблюдал, как небольшой прямоугольник стены медленно въезжал вглубь. Образовался проём – слишком маленький, чтобы пролезть человеку. Может быть, в него просунут поднос с едой? Да, было бы здорово…

Но из проёма не выезжал поднос. Вместо этого, выползло что-то бесформенное, полное длинных тёмно-красных колючек. Тартор насторожился. Существо заметило его, вздыбило иголки и отвратительно зашипело. Наёмник огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. Напрасно. Единственная мебель – приколоченная к полу кушетка без простыней и подушки.

Раздался хлопок. Тартор не сразу понял, что произошло. А когда понял, ужаснулся: из его бедра торчала красная иголка существа. Притуплённая боль плавно растекалась по телу. И было в этой боли что-то сладостное, сверхъестественное. Ощущение неземной лёгкости и свободы. В ушах начинало звенеть, но следующий хлопок ещё можно было расслышать. Игла угодила в живот. Боли Тартор совсем не почувствовал. В глазах начинало мутнеть. Новые иглы безжалостно впивались в тело. Тартор испытал жгучую ненависть к существу. Он хотел задушить его, растоптать, изорвать на мелкие частички. Но ноги предательски подкосились, и он упал на мягкий пол.

Тартор очнулся. Над головой всё тем же мёртвым светом горела электрическая лампа. Тело ломило ужасно. Из кожи торчали иглы с засохшими кровоподтёками. Выдёргивать их было сплошным мучением. Всё горело внутри. Тартор насчитал двадцать три иглы… А потом его начало рвать. Но рвать было нечем… Тягучая желудочная слизь текла по лицу. Упав без сил на кушетку, Тартор пролежал долго. Может, несколько часов, может и дней… В комнате не было ни часов, ни солнечного света, чтобы вести отчёт времени…

В углу лежало ведро с мутной водой. Привкус отдавал чем-то металлическим. Но этого препятствовало смочить пересохшее горло. Вдоволь напившись, Тартор принялся осматривать комнату в поисках еды. Ничего. Тогда он начал ковырять пальцами в равномерных стенных зазорах между пластинами мягкого материала. Авось проковыряет себе выход из этой сумасшедшей комнаты? Но и тут он потерпел неудачу.

А потом он потерял рассудок…

Очнулся Тартор от ноющей боли в боку. С трудом разлепил веки. Его рука, минуя иголки, сдавливала тонкую, мягкую на прикосновение шею существа. Иголки мёртвого зверька впивались в бок. Ещё несколько иголок торчало из левой икры и щёк.

Каким бы не было отвращение, но голод был сильнее… Тартор выдрал иголки из тельца. Тонкая, розоватая тушка с нежной, сморщенной кожей. Тушка была горьковата на вкус. Неприятна. Хрящи хрустели на зубах, кровь заливала рот. Но это была еда…

Некоторое время всё спокойно. Тартор даже успел хорошо выспаться. Ранки от иголок заживали быстро. Уродливый птенец голода ещё не начал проклёвываться.

Стена опять зашевелилась. Но на этот раз в четырёх разных местах. Значит, задача усложнилась… Тартор приготовился к бою: стал возле одного образовывающегося проёма. Высунувшего острую мордочку зверька удалось задушить сразу. Трое остальных не заставили себя ждать и обрушили на Тартора дождь иголок. Прежде чем наёмник потерял сознание, удалось задушить ещё одно создание. Какая удача! На обед целых две тушки отвратительного зверька!

Остальное пребывание в комнате с мягкими стенами мало чем отличалось от уже пережитого. Ведро полное воды появлялось, когда Тартор терял сознание. С едой тоже особых проблем не было – главное, успеть изловить существо. А боль от ядовитых иголок? Что ж, ко всему привыкаешь…

Однажды Тартор проснулся от мысли, формировавшейся в нём уже долгое время и, наконец, ставшей понятной. Он уже долгое время не лишался рассудка! Но не успел он толком обрадоваться, как стена вновь заскрипела: на этот раз зашевелился больший кусок – как раз в рост человека. В образовавшемся проёме стоял прим в светло-фиолетовом халате. От комнаты его отделяли стальные прутья решётки.

– Это ты травил на меня ту дрянь! – закричал Тартор и кинулся к проёму. Но прим стоял от решётки на безопасном расстоянии: никак не достать.

– Не стоит, за вас уже поблагодарили, – сухо ответил прим. – Игольчатый борк, которого вы соизволили назвать дрянью, был ключом к вашему выздоровлению.

– Ты – тварь! – только и выкрикнул Тартор и заколотил по стальным прутьям, в кровь разбивая руки и ноги.

– Вас уже ждут в приёмной, – так же безучастно сообщил Лакто. – Когда ваш пыл немного поубавится, можете быть свободны.

Прим развернулся и медленной, уверенной походкой зашагал прочь. Тартор тяжело дышал, со всей только возможной ненавистью глядя вслед.