Текст книги "Техномонстры"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

– Абсолютно верно, – ответил Альчирон. – При всём веющем сумасшествием желании управлять его былой армией – это невозможно. Не говоря уже о том, что будь такая возможность реальной, я бы никогда в жизни ей не воспользовался.

– Ну ладно, предположим, ты не продолжатель Тризолуса, – заговорил Дрим. – Скажи, зачем тебе тогда всё это? Зачем эти техномонстры и завод какой-то в придачу? Уж точно не забавы ради…

– Ну… – замялся Альчирон. – Понимаете… У меня есть одна слабость… – чем дальше он говорил, тем ярче и алчней загорались его глаза. – Я люблю богатства. Любого рода: золото, серебро, платина, самоцветы всех мастей и ценностей… В общем, мои механические детишки – никто иные, как кладоискатели. Да, они ещё и строители, и управители заводом, есть даже лакеи, фермеры и скотоводы. У меня ведь и хозяйство небольшое есть… Надо же чем-то питаться? Все те рабочие механизмы, что вы видели на заводе, предназначены для различных целей: создание и ремонт магомеханизмов, обработка и добыча полезных ископаемых из сырца… Ну, вы уловили картину?

– Так-так-так… – почесал голову Дрим. – И что же ты делаешь со всем этим богатством?

– Как что? Как что я с ним делаю?! – завёлся старик. – Я им л-ю-б-у-ю-с-ь! – последнее слово драг произнёс с таким вожделением и самоотверженностью, что у путешественников по спине пробежал холодок.

«Вот ведь урод!» – с отвращением подумала Филика.

– И как ты можешь доказать нам свои слова? – спросил Дрим.

Старый драг с опаской поглядел на собеседника и забубнил себе под нос:

– Ах… Как же я сразу не догадался? Они ведь простые грабители… Пришли в покои старика, чтобы отобрать его богатства…

– Мы никакие не грабители! – запротестовала Джина.

– Ладно, у меня всё равно нет другого выбора, – вздохнул Альчирон Третий. – Мои детки способны добывать, но они не в состоянии защитить своего творца… – драг потянул за рычаг на панели. Тут же в стене медленно ушла под землю одна из серебряных плит.

Путешественники приготовились к бою. Сомнений быть не могло, из отверстия должен выскочить какой-нибудь жуткий и свирепый техномонстр. Но ничего такого не произошло. Из образовавшегося прохода лилось разноцветное свечение.

– Что же вы стоите, грабители? – удивился Альчирон и направился в проход. – Идите за мной.

Громадная комната была полна сокровищ. Платиновые, золотые, серебряные слитки, рубины, бриллианты, изумруды, сапфиры, аметисты… чего только не было!

– Гирен ижодри тебя, твоих детей и внуков, ешли они у тебя ешть, штарый драг! Да тут ведь богатштв хватит купить вешь Карт и половину Шара в придачу! – высказал вслух мысли многих вошедших Тос.

– Бесполезная куча никчемных блестящих побрякушек, – прорычал Бирюк.

– Я тоже думаю, – согласился Брок, за три года с лишним неплохо выучивший волчий язык.

– Я лишь прошу, чтобы моя смерть была безболезненной… – горько вздохнул властелин подземелья.

«Вот, мы и нашли свою награду! – подумала одурманенная богатством Филика. – Стоит только умертвить этого старикашку, и сокровища наши! Ну что ж, Дрим, ты командир. Тебе принимать и отвечать за это подлое решение. Вот сейчас и выяснится, каковы на прочность души всех этих «падших героев»! Сейчас-то и станет ясно, говорил Парфлай про них правду или бесстыдно лгал!»

– Да что ты всё заладил, смерть и смерть? – Дрим встряхнул голову, словно струсил с неё толстый слой золотой пыли. – Мы пришли совершенно не за этим. У нас своих скромных богатств хватает… К тому же, мой отец, отец Кича, и приёмный родитель Брока – крупные землевладельцы пусть и небольшого городишки Пашни… В случае недостатка средств – они всегда рады помочь. – Дрим повернулся к соратникам: – Всё, друзья, нам здесь делать нечего. Мои подозрения не оправдались. Альчирон Третий – всего лишь безмерно любящий золото отшельник. Эти сокровища тому подтверждение.

– Мне всё надоело… – сообщил Моррот. – Пойдёмте отсюда, а? Я хоть и крот, но находиться на свежем воздухе мне нравится больше, чем в здешних гнетущих лабиринтах подземелья.

– Да, Моррот прав, – согласилась Джина. – До чужого добра нам дела никогда не было и быть не должно! Слушай, Альчирон, как бы нам наружу выбраться и побыстрее?

– Так вы меня не убьёте? – не верил счастью старый драг-отшельник. – И не отберёте богатство?

– Видимо, старость тормозит твоё понимание, – догадался Кич. – Мы уходим. Покажи кротчайший выход.

– Ах да, выход… – засуетился Альчирон. – Там, перед входом в мой кабинет, есть тайная дверь… Сейчас, одну минутку, – драг подошёл к панели и дёрнул коротенький рычаг. Раздался приглушённый шум трущихся друг о друга валунов. – Прямиком в открывшийся туннель. Выйдете южнее на несколько километров от руин древнего города. Там по нагорью, минуя скалы и дубраву… заблудиться очень трудно, в общем.

– Прощай, – кинул Дрим и устремился прочь из рабочего кабинета, в открывшийся туннель. Спутники, не сказав и слова старику драгу, последовали за командиром.

«Ах вот ты какой на самом деле, Дрим Плувер Младший, – думала Филика. – И твои соратники тебя достойны. Вот же лживая стречья морда, этот Парфлай! Всё, я расторгаю с ним контракт!»

Дрим шёл впереди всех. Разные мысли крутились в его голове. Но одна занимала места больше, чем остальные. Он корил себя за то, что забыл спросить: зачем в разных туннелях горит разный цвет электрических ламп?

Чуть больше получаса блуждания извилистым туннелем, и путешественники вышли на поверхность. Как же всё-таки приятно светило заходящее солнце! Каким же всё-таки вкусным был свежий воздух! Как же всё-таки нежно трепал прохладный ветерок волосы!

Двери за волком – последним из незваных гостей – захлопнулись. Вообще-то, гости были и не такими уж незваными. Техномонстр Альчирона специально заманил их в подземелье…

Старик драг презрительно ухмыльнулся и включил сеанс маговолновой связи. Произнёс послание, превратившись в магические волны, понёсшееся к адресату:

Убийцы нашего хозяина проглотили наживку, о последний из его учеников, единственный законный наследник его всемогущественной власти! Надеюсь, ты успел совершить задуманное. Пусть великие Спайкниф и Геллиза помогут сбыться твоим начинаниям!

Глава 19
«Смертельная камера»

Тартор лежал в луже собственной крови и думал о том, что в последнее время Сар к нему не очень-то и гостеприимно относится. Воспоминания о психлечебнице и комнате с мягкими светло-фиолетовыми стенами незажившей раной бередили сознание. И тут на тебе: заточение в «смертельной камере» сарской тюрьмы. И эта камера своё название получила не просто так…

Дело тысячекратно усложнял Глава городской охраны Жраб Толстый, младшего сына которого Тартор имел неосторожность убить при стычке с охранниками в Садах Осевого. Жраб «спас» Тартора от грозившей виселицы за содеянное. Да вот только спас он лишь с одной целью: превратить жизнь наёмника в бесконечные чудовищные муки. Все подчинённые Жраба, а в особенности, его сыновья (которых было не меньше дюжины) – прониклись замыслом Главы охраны и делали всё возможное, чтобы Тартор, испытывая нечеловеческие страдания, оставался живым. Хотя жизнью это существование назвать при всей натяжке не отважился бы и последний бездомный бродяга Трущоб Недостойных. А всем прекрасно известно, в каких ужасных условиях живут эти бродяги…

Боль стала привычным делом. Но если бы только одна боль… Хороший сон, тёплый кров и сытный обед – стало чем-то нереальным, недосягаемым, эфемерным. Порой Тартор даже сомневался в их существовании. В моменты таких сомнений было хуже всего: мир становился одним огромным чёрным пятном: беспросветным и безутешным. В таком мире не хотелось жить. Но, вздумай Тартор покончить с собой – ничего бы не вышло. За ним велось постоянное наблюдение. В узкую щель массивной дубовой двери постоянно глядела пара ненавидящих глаз.

Когда сомнения проходили, мечты о доме близ реки, винограднике и спокойной, размеренной жизни согревали, как не сможет согреть ни один очаг. А очаг ох как не помешал бы: сырые осклизлые каменные стены «смертельной камеры» всегда были холодными и мрачными. Размером камера не баловала – три на три метра. Это невыносимо угнетало. Спал Тартор на пропитанном мочой, клещами, клопами и потом опилочном матраце. Больше мебели не было. Умывальника и туалета – тоже. Приходилось опорожняться в угол. Если бы этим издевательство заканчивалось. Когда днями не дают еду и питьё, то, хочешь, не хочешь – съешь содержимое угла…

В стене, что напротив входа, одиноко зиял крохотный проём с металлическими решётками. И находился этот проём там совсем не для того, чтобы скрашивать пребывание заключённого. В этом проёме виднелись, хоть и совсем чуть-чуть, звёзды, солнце, луны, шелестящая от ветра трава и листья… Вид на столь близкую и в то же время недосягаемую свободу действовал удручающе. Ты заперт в каменном склепе, а за его стенами во всю кипит жизнь! Хотелось разорваться на части. Хотелось облаком пара просочиться сквозь решётки и улететь в небо. Хотелось рыдать, но сил на слёзы не оставалось.

Если смотреть с внешней стороны, то проём в стене находился на уровне земли. Это, кстати, чувствовалось, когда лил проливной дождь: грязная вода затекала внутрь. Благо подобный дождь случился лишь один раз. Чтобы хоть как-то уберечься от непогоды, Тартор был вынужден заткнуть проём матрацем. Это помогло. Дождь прошёл – опасность затопления миновала. Вот только в сырой камере мокрый опилочный матрац высыхать совсем не хотел. А каждому известно, что спать в прохладном помещении, да ещё и на промокшем матраце – чревато тяжкими хворями, часто приводящими к гибели…

По ту сторону двери щёлкнули засовы. В камеру вошёл Фирил – самый старший сын Жраба. Одет он был, как и всегда, в чёрный форменный костюм с тройными белыми полосами на штанинах. Если присмотреться, то на воротнике и рукавах можно было разглядеть тёмные пятна от засохшей крови (уж явно чужой). Его лысину успешно скрывало чёрное сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. Смуглое лицо с уродливым шрамом от носа до подбородка поперёк губ. Громадные руки, похожие на медвежьи лапы. Два метра ростом. Очень похожий на отца, пусть и худой. Это, конечно, по сравнению с толстяком Жрабом худой, а так – широкоплечая гора стальных мышц килограмм эдак на сто двадцать.

– Фу, как же у тебя здесь воняет, – таковы были слова приветствия Фирила.

Тартор не ответил. Он всё так же лежал в луже собственной крови, повернувшись к вошедшему опухшим лицом, которое больше было похоже на сплошной переливающийся синяк.

– Была б моя воля, тебя бы давно четвертовали, – признался Фирил и подошёл вплотную к Тартору. – Но папаша решил иначе. И знаешь чего? Я начинаю понимать мудрость его решения! – он пнул наёмника в живот острым с железной набойкой носком сапога. – Убив тебя, мы бы лишились такого замечательного занятия: наслаждаться твоими страданиями! Это ведь так здорово! – Фирил пнул ещё раз: Тартор скрутился от невыносимой боли. – Так приятно выбивать из убийцы младшего братки жизнь. Но выбивать потихонечку, по крохотной капельке… И знаешь чего ещё? Боль болью, а вот твои унижения мне куда больше настроение поднимают… – с этими словами мучитель приспустил штаны и помочился на голову Тартора, целясь в окровавленное ухо.

– Мразь, – собрав все остатки сил, выдавил из себя Тартор.

– Ну, бывай здоровый, – заключил Фирил и зашагал к выходу, остановился в дверном проёме, хлопнув себя по лбу: – Ах, чуть не забыл. Это, так сказать, чтобы продлить твоё никчёмное существование, – он кинул в лицо наёмнику задубевшую, покрытую плесенью краюху хлеба. – Один охранник отобрал её у бродячих собак близ свалки. Приятного аппетита, уродец.

Фирил вышел из камеры. За его спиной хлопнула дверь и щёлкнули засовы. Тартор жадно вцепился зубами в хлеб.

Жраб Толстый и его подчинённые знали свою работу. От обычного избиения до изощрённой пытки – они были мастерами высшего класса. Правда, достигнутыми успехами Жраб не был доволен. Да, им удалось подвергнуть Тартора чудовищным мучениям. Но вот выпытать местоположение Филики всё никак не получалось. Бедняга Тар, по большому счёту, и не знал её точного расположения. Но подобные заверения только развязывали палачам руки…

Саднило в боку, опухшее лицо от малейшего прикосновения разрывалось дикой болью, ноги и руки были покрыты холмиками ужасных гематом, каждый вздох отдавался пронизывающей болью в голове. Тартор откашлялся кровью и попытался подняться. Ноги подкашивались от слабости в коленях. С третьего раза удалось сравнительно твёрдо стать во весь рост. Боль… Она не была столь мучительной. Она была терпимой. Любая боль, какой бы ужасной она не была, – терпима. Унижения? Ну что ж, они не смертельны. Их можно перетерпеть, с каждым разом тая всё большую молчаливую злобу на мучителей. Умереть, облегчив тем самым страдания? Нет, не таков уж Тартор. Сам он кого угодно на тот свет отправить готов, но то, чтобы себя… нет, не может быть и речи!

И что же тогда остаётся делать? Как что?! Бороться! Превозмогать трудности и страдания. Побеждать боль. Игнорировать оскорбления. Жить. Жить назло остальным. И надеяться…

Сил побороть кого-либо из надсмотрщиков не было. Да и вряд ли мучители допустили бы подобный поворот событий. Зато душевные силы желания выжить и поквитаться – били безостановочным гейзером.

Первые дни Тартор всей душой ненавидел мучителей. Проклинал их, сопротивлялся, бился и проигрывал. Но завидное постоянство, с которым проходили тортуры, не прошло стороной. Постепенно ненависть переросла если не в странное подобие любви, то уж точно в равнодушие. Ненависть наплывала на него непосредственно в моменты мучений. Но стоило истязателям прекратить – как прекращалась и ненависть.

Всё чаще Тартор задумывался о своём поступке в Садах Осевого района. Попавшийся под горячую руку прохожий, прибежавшие тут же охранники… А будь Тартор сдержанней тогда, всё бы обошлось! Филика. Ох уж эта Филика! Разве её можно понять: то она впустила Тартора в себя, то бесповоротно захлопнула свою дверцу перед самым его носом. Конечно же, как тут не вспылить? И этот «нездешний драг» как раз подлез под залп взбудораженной люти. Дальше само собой: стычка с охранниками, перестарался, розыск. Тут и душевнобольному (коим Тартор некоторое время тоже являлся) ясно – вина лежит тяжёлым грузилом окоченевшего тела сына Жраба Толстого на плечах наёмника. Кто Тартор в глазах Главы сарской охраны и его подчинённых? Подлый убийца и мерзопакостный коротышка-ублюдок, вздумавший перечить местным силовым властям. А наказание? Что ж, если откинуть все личные предпочтения, Тартор несёт вполне заслуженное наказание. Слишком жестоко? А каково Жрабу и его сыновьям? Лишились младшего…

Филика! Филика! Филика! – диким вихрем ненависти проносилось в мозгу Тартора.

И действительно, во всём виновата только она! А кто же ещё? Ведь это её холод и чёрствость подтолкнули Тартора к необдуманным и импульсивным действиям. Разве нет? То она сама даёт тебе повод верить в близость чувств, то отметает даже малейшую возможность этого! Злость переполняет от её двуличности. Лживая бессердечная стерва! И вообще, это из-за её вины Тартор лишился рассудка! Заставляла каждую ночь дежурить! Как же тут без голубого кита обойтись? Это всё она! Она желает только зла! Притворная лицемерная Филика! Она с самого начала хотела изжить Тартора. Всё делала для этого. Чудовище! Как только Тартор мог быть столь слеп? Но ничего, ничего, теперь-то он всё понял. Теперь-то всё станет на свои места. Теперь её женские чары не оплетут его сетью лжи и обмана. Хватит с Тартора страданий!

Если бы только удалось спасись, сбежать из «смертельной камеры»… Да, тогда-то Тартор Филике бы всё высказал…

Слабость взяла своё: Тартор улёгся на матрац. Желудок сводило: сгрызенная заплесневелая краюха хлеба лишь напомнила о голоде, нежели его утолила. Больше всего на свете Тартор не любил жалость к самому себе. Ни со своей стороны, ни со стороны других. Он крепкий, жёсткий и толстокожий мужик: все страхи, переживания и скорби он таит глубоко-глубоко внутри души. Но сейчас, как никогда ещё, было одиноко и грустно. Тартор содрогнулся от подступивших было порывов жалости к самому себе и подавил их, мысленно грязно выругавшись. А потом заснул. Как младенец, зверски избитый отцом-алкоголиком.

Бурлящее серое море, разбрызгивающее жёлтую пену. Страшные создания, выныривающие из его глубин, скалящие подобные острым утёсам зубы и исчезающие под неспокойной толщей солёной воды. Ядовитыми стрелами пронзающие сердце крики морских птиц, борющихся с мощными порывами ветра. Воздушное чудовище с непоколебимой мощью раздирает облака. Стремительным, сметающим исполином вырывается из морской пучины скала. Гигантским маяком возносится она над пустой бесконечностью водных просторов. Её крутые каменные уступы трескаются чудовищным громом. Валуны сыплются в воду, вздымая дикие брызги и жёлтую пену. Скала всё больше принимает очертания человеческого лица. Прямые волосы едва скрывающие маленькие, слегка оттопыренные уши, вздёрнутый нос, округлое лицо, высокий лоб… Филика! Филика!

Тартор проснулся в ужасном расположении духа. Зашёлся тяжёлым болезненным кашлем, раздирающей болью отдавшимся в лёгких. Должно быть, пневмония назревает…

Филика! Филика! Филика! – злобным вихрем ненависти пронеслось в его голове.

Тишина крохотной камеры налилась сладостным уху заключённого скулежом.

«Я опять схожу с ума… Кто бы мог сомневаться?» – досадливо подумалось Тартору.

Скулёж не прекращался.

«Бедняжки шакалята мои: что сейчас с ними? – горестно вздохнул Тартор. – Как минимум одного убили Дети Носолома… Ну, они тогда ещё были Наёмниками Севера… Какие подлые уроды! И что это на меня нашло, когда они в Сар везли? Должно быть, это браслет сработал. Надо же, на мне – так никак. А на этом гадостном мохнатом комке с вшами Вике Носоломе – так сразу!»

Скулёж перерос в изнывающее тявканье.

– Да что это вы всё не перестанете?! – превозмогая боль в лёгких рявкнул Тартор неизвестно кому, неизвестно зачем.

Жалостливое тявканье усилилось.

Тартор поглядел в проём в стене и не поверил глазам: между металлическими прутьями просовывали вострые мордочки трое шакалов.

– Бон, Мон, Мона! – радостно вскрикнул Тартор и из глаз его брызнули слёзы.

Да, это были его шакалы. Все трое. И это не продолжение сна, не видение измученного мозга. Это – явь! Зверьки преданно следовали за хозяином. В Саре они потеряли след: уж слишком много новых запахов и шумов, сбивающих с толку. Но, в конечном итоге, шакалы отыскали хозяина. Увы, самый крупный и мохнатый их представитель Тифуариус слёг смертью храбрых, сражённый стрелами луков Наёмников Севера. Остальные успели разбежаться. Но главное предназначение тогда они выполнили: предупредили хозяина о приближении врага.

Упавшее было на нет настроение Тартора тут же подскочило. Он гладил радостно скулящих зверьков, сам плакал от радости встречи и оплакивал гибель Тифуариуса (до этого наёмник не знал, какой из шакалов погиб). Столько всего нужно было рассказать. Столько всего нужно было услышать. И плевать на то, что шакалы – не мыслящие и не способны связывать наши слова в образы, а их скулёж и лай – всего лишь примитивное выражение эмоций, не больше. Лучших собеседников у Тартора не было уж слишком давно. А сколько именно времени он пробыл в сарской тюрьме – трудно сказать. Время тянулось слишком болезненно, чтобы хотеть давать ему счёт.

Позабылось всё: заточение, издевательства, страдания… То, что в дверную щель глядит пара злобно настроенных глаз…

По ту сторону двери щёлкнули засовы, вернув Тартора к реальной сути вещей.

– Бегите, зверьки, бегите отсюда! – рявкнул Тартор и, для убедительности, ослабевшей рукой хлопнул Мона по носу. Чувствовать угрозу – в крови у каждого шакала. Так что зверьки не заставили на себя повторно кричать и устремились прочь.

За спиной Тартора уже стоял Жраб Толстый, ухмылялся:

– Что, дружков себе нашёл?

– Да пошёл ты! – вспылил Тартор и вмазал усатому толстяку кулаком в подбородок. Изнуряющие донельзя дни (а то и месяцы) пребывания в «смертельной камере» не остались незамеченными: удар был ничтожно слаб.

– Ха-ха-ха! – в сердцах рассмеялся Жраб и харкнул полным зелёных соплей плевком наёмнику в лицо.

– Сволочь! – признался Тартор и попытался ударить вновь, но толстяк перехватил руку, вывихнув тем самым наёмнику плечо и повалив того на землю.

– Слабак и мелюзга, – сделал вывод Жраб. Скажи спасибо, что сейчас моя очередь «разговаривать» с тобой. Были бы тут Фирил или Сфарк – они бы с тобой так не панькались.

Тартор ничего не ответил, лишь устремил полные ненависти и злобы глаза на мучителя.

– А я ведь по особенному делу, – признался Жраб. – Мы поймали твою сообщницу!

– Подселите эту мерзость ко мне? – поинтересовался Тартор.

– Мерзость? – в удивлении поднял брови Глава городской охраны.

– Ну да! Это ведь с её лёгкой руки на меня обрушиваются беды. Конечно же она – полнейшая мерзость! – признался Тартор.

– И, даже не смотря на всё это, ты не выдавал нам её местоположения? – ещё больше удивился Жраб.

– Да сколько уже можно? – Тартор уселся на матрац и резким рывком вправил себе плечо. – Ах-х-х! – скрипнул зубами наёмник, подождал пока утихнет боль и продолжил: – Я ведь говорил вам всем, что она бродит по Заколдованным Горам. Точного её расположения я не знаю.

– Как скажешь… – махнул рукой Жраб. – Это уже не важно. Всё равно её тело у нас…

– Она мертва? – пришла пора удивиться Тартору.

– Да, сегодня днём нам принесли её тёло, – улыбнулся усатый толстяк. – Вернее, не принесли, а принёс. Заркий. Наёмник. Знаешь такого?

– Так ей и надо, стерве подколодной! – рявкнул сквозь боль в лёгких Тартор, хоть на душе сделалось неприятно. – Молодёжи сейчас навалило… Не слыхал я ни про каких Заркиев-перезаркиев…

– Вот как ты заговорил… – Жраб пронзил Тартора пристальным испытывающим взглядом. – Нет, ты слишком измотан, чтобы врать.

– Я хочу есть, – признался Тартор.

– Пожалуй, ты можешь заслужить на приличную порцию похлёбки, если опознаешь тело… – вкрадчиво сообщил Жраб.

– Мне всё равно, – кинул наёмник и надсадно закашлял.

– Принести труп! – рявкнул Глава городской охраны, и его приказание просочилось сквозь толстую дубовую дверь и глазное отверстие к подчинённым.

Несколькими мгновениями спустя в и без того тесную камеру внесли замотанное в серый саван тело. Положили на матрац и развернули. Те охранники, что не поместились в камеру, стояли у входа.

Судя по запаху и окоченению, женщина умерла дня два-три назад. Не нужно быть большим экспертом загробных дел, чтобы по перекошенному обречённой гримасой страха лицу определить: Филика умерла в ужасных мучениях…

Да, но была ли эта женщина Филикой?

Внешнее сходство было поражающим. Рыжие волосы, рост, фигура… Тартор склонился над телом и присмотрелся. Затем попытался раздвинуть окоченевшие губы.

– Ты смотри, шеф, старина Тар позабавиться хочет, – весело сказал один из охранников-носильщиков трупа. – Заскучал он у нас тут…

– У меня слишком ослабели руки, – не обращая на язвительные выпады внимания, сказал Тартор. – Кто-нибудь, раскройте ей рот.

Воцарившееся молчание перебил Жраб, обратившись к веселившемуся чуть ранее охраннику:

– Ты у нас самый разговорчивый, значит и самый небрезгливый. Открой ей рот.

– А ну пошёл прочь, урод, – раздосадованный охранник пнул Тартора, словно собаку.

– Тише ты, – осадил его Жраб. – Сегодня Тара мы не трогаем.

– Я ему, куску ослиного навоза, завтра такое устрою… – бурчал себе под нос охранник-носильщик, крепкими пальцами ковыряясь во рту трупа женщины. – Вот, готово. Надеюсь, это стоило моей брезгливости…

Тартор подошёл к телу и заглянул в раскрытый рот.

– Нет, это не она, – заключил наёмник. – У этой все клыки целы. У Филики верхние клыки из золота: она никогда не говорила с нами об этом, но как-то я услышал её разговор во сне. Клыки ей вырвали работорговцы ещё в молодости. Вырвали, чтобы поубавить хищнические замашки. А потом изнасиловали и бросили в пустыне подыхать, что твою отпахавшую своё лошадь…

– Лучше бы Филика в пустыне той и подохла, – пожелал разочарованный Жраб.

– Наверное, ты прав, – выдавил из себя Тартор.

Охранники и Жраб вышли из камеры, оставив наёмника наедине с лежащим на матраце трупом молодой женщины. Хлопнула дверь, чудовищным лязгом щёлкнули засовы.

– Проследите, чтобы он сегодня не получил паёк, – нарочито громко, чтобы Тартор услышал, произнёс Жраб Толстый.

– Но ты же обещал! – выдавил из себя жалкое подобие обречённого крика Тартор. – Ты обещал порцию похлёбки!

Сквозь дверь донесся приглушённый язвительный хохот.