Текст книги "Москва. Путь к империи"
Автор книги: Александр Торопцев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 57 страниц)
У Москвы, как когда-то у Рима, были свои галлы в лице шведов, литовцев и поляков; Москва имела своего яростного и непримиримого Ганнибала в лице сразу нескольких крымских ханов – Менгли-Гирея, Девлет-Гирея, Казы-Гирея… У Москвы были свои этруски в лице великих киевских князей… Москве не хватало только собственного Спартака. И он появился (хотя, конечно, говорить о параллелях в истории двух классических империй – Римской и Российской – можно лишь с оговорками).
Московский Спартак даже имя имел очень созвучное с римским – Стенька Разин, Степка Разин, Спартак. Жизненные пути их, воинские подвиги, личностные качества, отношение к людям, зверства имеют много уникального, как уникальна в своих деталях история Апеннинского полуострова, Средиземного моря, Москвы, Московского пространства, Восточной Европы, как уникальна и неповторима жизнь любого человека на Земле. И все же есть у того и другого вождей восстаний и нечто общее.
Они явились на свет Божий, они возглавили голытьбу (один – гладиаторов, другой – вольных казачков) в тот момент истории государств, когда обе державы окончательно превращались в империи. Случайно ли это совпадение? Случайно ли на Апеннинах в середине I века до новой эры и в Восточной Европе во второй половине XVII века появилось много сильных, талантливых, тщеславных людей, готовых драться не на жизнь, а на смерть с властью, с теми, кто считал их людьми третьего сорта?
О Степане Разине написано достаточное количество художественных произведений, научных исследований, хотя до сих пор в его судьбе много спорного. Но вот что пишет о нем очевидец тех событий, голландский парусный мастер Ян Стрейс, в своей замечательной (в некоторых главах, впрочем, компилятивной) книге «Три достопамятных и исполненных многих превратностей путешествия по Италии, Греции, Лифляндии, Московии, Татарии, Мидии, Персии, Ост-Индии, Японии и различным другим странам…»: «Из казаков происходит Стенька Разин, который… осмелился дерзко восстать против царя Алексея Михайловича. Он сам объявил причину своего ослушания – месть за брата, погубленного боярином, князем Юрием Алексеевичем Долгоруким в 1665 году. Тот был в походе против поляков с отрядом донских казаков, состоявших на царской службе. С наступлением осени, когда его верная служба в походе окончилась, он попросил у названного князя отпустить его со своим отрядом; но князь, которому нелегко было отказаться от его службы, не дал на это согласия, после чего казаки, не получив отпуска, ушли домой по приказу брата Стеньки, на что полководец рассердился и тотчас повелел схватить Разина как зачинщика и повесить. Это принято считать причиной его недовольства, или, вернее, поводом к его варварским жестокостям. Но это неверно, что следует из того, что он выступает с оружием не только против царя, но и против шаха персидского, который не причинил ему ни вреда, ни несправедливости, так что настоящую причину и основание его жестокого и злонамеренного поведения приходится искать в нем самом»[235]235
Стрейс Я. Я. Три достопамятных и исполненных многих превратностей путешествия по Италии, Греции, Лифляндии, Московии… М.: ОГИЗ – СОЦЭГИЗ, 1935. С. 198.
[Закрыть].
Именно в самой личности Степана Разина и его ближайших помощников искать нужно причину бесчинств, которые всегда сопровождают русский бунт. «Человек – творец своей судьбы», сильный человек является одновременно истцом и ответчиком перед самим же собой за все свои добрые и злые дела. Это так. Это не всем удается: спрашивать с самого себя и отвечать перед самим же собой по самому крупному счету. Степан Разин обладал этим качеством. Само по себе это свойство сильных людей симпатично: умел бунтовать, умей и отвечать. Но… какая радость от этого двойного умения тем, кто был невольной, невинной жертвой изуверов и разбойников Разина?
Коротко о ходе событий восстания можно сказать следующее. Степан Разин возглавил крупную шайку казаков, среди которых очень много было беглых крестьян, недовольных царской политикой закрепощения, стал гулять по Волге, грабя купцов, как русских, так и чужеземных, в 1669 году совершил отчаянный и очень успешный грабительский поход в Персию, вернулся на Волгу, затем перешел на Дон.
Слава о нем быстро распространилась по стране. К нему со всех сторон стекалась голытьба, «голутвенные» люди. Деваться им некуда было! Сбежав из центральных областей Русского государства в степь, они порвали и с жизнью честной, трудовой, осталось им только жить разбоем на большой дороге. Но у Степана собралась не просто шайка разбойников, а целое разбойничье войско.
Он повел его с Дона вновь на Волгу и летом 1670 года взял Астрахань. Сначала он разграбил город, устроил там резню бояр, не пощадил даже священнослужителей, а затем организовал такую же жизнь, как в казачьем круге. После взятия Астрахани громадное войско Разина двинулось вверх по Волге.
Постепенно бунт перерастал в восстание, а затем – и в крестьянскую войну. Почувствовав за собой защитника, на борьбу против бояр поднялась земщина, взволновались инородцы. Территория, объятая огнем войны, быстро увеличивалась. Войско Разина постепенно, поднимаясь по Волге на север, подошло к Симбирску, по дороге захватывая города.
России срочно нужен был свой Красе. И он нашелся. Князь Барятинский, стоявший во главе обученного по западным стандартам войска, разгромил под Симбирском Степана Разина, и тот, как нашкодивший отрок, бежал с казаками на Дон, оставив часть своих соратников, среди которых было много волжских крестьян, без своего твердого водительства.
Утром крестьяне увидели, что казаки их предали, тогда они тоже оставили позиции и побежали к Волге, где стояли казацкие струги. Но Барятинский действовал четко. Его люди опередили беглецов, многих расстреляли, еще больше взяли в плен. И на чудесном берегу великой реки появились сотни виселиц.
Поражение Степана Разина спасло страну от огромной беды. Уже перед сражением под Симбирском восстание охватило многие важнейшие области. Каждая удача Разина увеличивала его войско, а также число разбойничьих банд. Но бегство Степана развенчало атамана, теперь люди слегка протрезвели. Известие о виселицах на берегу Волги приглушило порывы страстей у готовых в любую минуту покинуть родные очаги и уйти искать Разина.
Это поражение и, главное, бегство Степана Тимофеевича поставили крест на его дальнейшей разбойничьей карьере. Казаки предателей не любят. Жизнь у казаков суровая, в степи и без того проблем хватает. Атаман Корнило Яковлев начал собирать вокруг себя донцов, настраивал их против Разина. Степан Тимофеевич известен был своей крутостью, расправлялся со своими противниками так жестоко, как не расправлялся с боярами астраханскими. Но хваленая жестокость атамана не помогла на сей раз, не испугала, да и не могла помочь человеку, оставившему своих людей в беде. Степан Разин уже понимал причину, по которой его отторгает Дон, и попытался взять столицу казаков Яковлева Черкасск. Попытка не удалась. Атаман отошел в свой город Кагальник, никому внешне не показывая, как ему плохо. Он умел держать себя в руках, умел держать в руках людей. Всего лишь один раз он совершил ошибку – но какую! – и теперь ему уже было не удержать ситуацию в руках. Народ к нему не шел. А без людей он не мог продолжить борьбу, не мог загладить вину перед погибшими по его малодушию сотоварищами.
Казаки напали на Кагальник, одержали победу над войском Разина, взяли атамана и брата его, Фролку, в плен, передали всех царскому правительству. Атаман казаков Корнило Яковлев сделал это. Он и провожал арестованных братьев в Москву.
Был ли Корнило предателем? Нет. Не был. Он передал царю человека, который в силу своих великих организаторских способностей, гениальной удачливости выходил за рамки личностей, необходимых Дону в качестве атаманов и даже в качестве гетманов – Днепру. Степан Разин был гораздо больше, чем атаман, и этим-то был опасен, казакам вполне хватало атаманов. Корнило Яковлев – прекрасный атаман, на большее не способный, к другим высотам не рвущийся, – опасался Разина, как боялись его Дон, степь, Каспий, а ведь Степану Тимофеевичу и этого было мало!
О демонических возможностях многих великих часто рассуждают биографы, историки, сплетники. Степан Разин был именно такой личностью – демонической, обладающей к тому же мощной энергетикой и задатками могучего йогина, о чем в первую очередь свидетельствуют последние дни его жизни.
Еще в Черкасске Корнило Яковлев повелел приковать его большой цепью к притвору церкви. Это было сделано неспроста. По Дону, по Волге давно ходили слухи о том, что Степан Разин – волшебник. Действительно, некоторые его победы иначе как волшебством не объяснишь. С волшебниками и колдунами, как хорошо известно, могли управиться только Бог и его верные слуги на земле. Корнило Яковлев это хорошо понимал.
Так, на цепи, повезли Степана и Фролку в Москву. Младший Разин не сдавался, жить хотел, печалился, обвинял старшего: «Ты во всем виноват!» А Степан, уже смирившись с судьбой, давно смирившись, еще с тех пор, когда стали от него уходить казаки, высокомерно ухмылялся: «Не распускай слюни! Нас примут самые большие люди, бояре. Вся Москва выйдет смотреть на нас!» Приблизительно так же думают некоторые незанятые дамочки перед выходом в свет: на базар, например, на праздничное гулянье, в другие общественные места, где и на людей можно посмотреть, и себя показать.
Степан Разин к женскому полу относился с суровой непочтительностью, о чем говорит эпизод с персидской княжной, некоторыми учеными не признающийся за реальный, а Яном Стрейсом описанный в его книге.
Москва готовилась к встрече страшного гостя. Для большего эффекта (а может быть, и страховки ради) из города навстречу казакам была отправлена прочно сколоченная телега с виселицей, а также человек с устной инструкцией, как ею пользоваться. Сначала Разина переодели в лохмотья, затем шею Степана обмотали цепью, привязанной к перекладине виселицы, руки-ноги прикрепили другими, такими же прочными цепями к телеге. Смотреть в общем-то было не на что. Но атаман не опечалился или не подал вида.
Цепью помельче обвязали Фролку, прицепив его к телеге сзади. Он совсем разгрустился: бреди теперь за телегой несколько верст да на брата смотри.
Москва была уже совсем рядом. Столичный люд высыпал на улицу. Степан заметно ободрился. Эгоистом он был знатным. Ему нравилось внимание толпы, ее неравнодушное отношение к его персоне. Брат шлепал босиком по июльской пыли, всхлипывал, старался вызвать жалость в людях: ему это удавалось. Степан был горд.
Начались пытки – своего рода комиссия по приему на тот свет. Принять-то все одно примут, иначе нельзя, но зачем в таком случае пытки?
Степану связали сзади руки, подняли их вверх, затем связали ноги ремнем. Дюжий палач тянул за ремень, тело Разина медленно вытягивалось в струну, руки выходили из суставов, струна напряглась до предела, но не звенела, терпела. Палач брал кнут и с оттяжечкой, со свистом бил Разина по спине, по животу, по ногам, рукам. Около сотни ударов выдержал палач, устал. Степан не пикнул. Вокруг лобного места собралась большая толпа, люди, пришедшие посмотреть, удивлялись: как он терпит?! А он чувствовал себя на лобном месте, как на арене Колизея или какого-нибудь цирка, он завершал турне по жизни сложнейшим показательным выступлением, даже не думая о вознаграждении.
Его положили на горящие угли, запах паленого, но еще живого тела ударил в ноздри толпе. Она смущенно засопела. Разин услышал это и опять промолчал. Его перевернули на живот. Сопение толпы стало громче. Степан молчал.
Ну надо же, какой терпеливый! Хоть и атаман. Потому-то и терпеливый, что атаман. Степан не слышал эти комментарии толпы, но чувствовал их, и это давало ему силы выдерживать пытки молча.
Палач взял раскаленный докрасна металлический прут из костра, показал его толпе. Она вздохнула не без робости. Палач взял другой прут – этот раскалился добела. По подпаленному с обеих сторон телу было проведено несколько раз белым шипящим прутом, пока он не покраснел. Люди лишь удивленно качали головами: такого молчуна они еще не видели на лобном месте!
Видимо, и сам палач слегка удивился: что за человек! Стараешься, стараешься, выдумываешь разные пытки, а он даже не пикнет. Может быть, он уже того… на тот свет отправился? Нет, глаза жизнью горят, грудь могуче колышется.
Опытный палач дал передохнуть Степану, взялся за Фролку. Тот – не успели его пару разочков стегануть кнутом – закричал так, будто это не разбойник, а какая-то избалованная принцесса уколола пальчик колючкой.
Степан так ему и сказал: «Ты что визжишь, как баба, иглою уколотая?! Люди же смотрят. Терпи. Мы со славой жили, со славой и умереть должны!» Он уже смирился со всем, потому и терпел, а толпа ему хорошо ассистировала.
Но Фролке умирать еще не хотелось. Не нужна ему была никакая слава. Он пожить мечтал! Пусть вообще без славы – только бы пожить, просто – пожить. И кричал он, и визжал, и в этом визге было такое огромное желание жить, просто жить, что у некоторых зрителей выступили слезы на глазах. Так иногда ветер безмолвный шалит, никчемную слезу из глаз выбивает. Так голос Фролки разжалобил людей.
Палач, очень обстоятельный человек, вспомнил о Степане, велел помощникам побрить его буйну голову. Атаману понравилась эта процедура, он сказал шутя: «Так ученых людей в попы постригают. И нас, брат, постригли!»
Зачем он говорил эти бодрые слова? Брату хотел помочь осилить пытку? Себя показать? Голос его был равнодушным к смерти. Так не ведут себя живые существа. Все они чувствуют дыхание смерти, все – каждое существо по-своему – реагируют на приближение смерти. Даже у молчаливого барана, которого ведут под нож, глаза быстро грустнеют, ноги слабеют. Даже коровы чуют беду – смерть, еще только приближающуюся к воротам коровника! – и начинают они тревожно мычать, то ли прощаясь, то ли сострадая, то ли что-то вспоминая.
Степан Разин был равнодушен.
Его посадили на скамью, над которой высился сосуд с холодной водой, и началась «китайская пытка». Капля за каплей с интервалом в две-три секунды слетала в одну точку лысой головы Степана. Он молчал. «Китайскую пытку» применяли в Поднебесной со времен учителя Конфуция.
За две с лишним тысячи лет не было ни одного случая, чтобы кто-то выдержал эту пытку. Кому-то хватало двадцати – тридцати капель, и начинал он говорить, причитать. Кто-то сопротивлялся пять минут, кто-то – двадцать. Иной раз и час, а то и полтора держались люди, терпели.
Степан будто бы не реагировал на капли! Он молча смотрел на людей, они с тревогой смотрели на него. Палач понял, что Разина капли не расшевелят, и велел с тоски бить его палками по ногам. Степан молчал.
Показательные пытки закончились.
Через день, 6 июня 1671 года, Степана и Фролку Разиных вывели на лобное место. Был зачитан длинный список преступлений осужденных, а затем и приговор. Степан, выслушав приговор, повернулся к церкви, осенил себя крестным знамением, затем чинно так, степенно поклонился на четыре стороны и сказал людям: «Простите!»
Некоторые его простили сразу же. Кто-то не прощает ему злодеяний по сей день и не простит никогда. Палач, не вникая в подобные рассуждения, велел помощникам положить приговоренного между двух досок, затем отрубил Степану Разину правую руку по локоть, а левую ногу по колено. Атаман и на это внешне никак не отреагировал. Зато взбесился вдруг Фролка, еще мечтавший пожить, крикнул: «Я имею государево слово и дело!»
«Молчи, собака!» – грозно рыкнул Разин, но палач не стал дожидаться перебранки двух братьев и отрубил Степану Разину голову, теперь уже безопасную для всех.
Фролку на лобное место не отправили. По закону его обязаны были выслушать, проверить истину его слов, а уж потом решать – стоило ли его «государево слово и дело» жизни, пусть даже очень простой.
Фролка рассказал слугам Алексея Михайловича о каком-то кладе, якобы очень большом и ценном. О богатствах Степана Разина знали многие, но… никто, даже брат его, не знал о том, где спрятаны сокровища атамана. Несколько раз искали клад по наводке Фролки, но неудачно. Брат Степана Разина нервничал, искренне удивлялся: куда подевался клад? И мечтал о жизни. Царь сжалился над ним, заменил смертный приговор пожизненным заключением, еще целых пять лет Фролка просто жил.
Последние годы Алексея МихайловичаВ самый критический момент жизни царя, когда, с одной стороны, осложнились внешнеполитические дела Русского государства, с другой стороны, расширялось восстание Степана Разина на юге, когда экономическое состояние державы было плачевным и никто из монархов Европы даже не обещал помочь русскому царю, стряслась у него беда великая – семейная. 2 марта после родов умерла царица Мария Ильинична. Алексей Михайлович не успел оплакать любимую супругу, как через два дня умерла новорожденная дочь. А еще через три месяца скончался царевич Симеон. А еще через несколько месяцев – царевич Алексей. Судьба нещадно била русского царя, Тишайшего. Многие люди после таких ударов менялись до неузнаваемости. Алексей Михайлович остался самим собой.
В это время он сблизился с Артамоном Сергеевичем Матвеевым, человеком эрудированным, любившим книгу, понимавшим искусство. Артамон Матвеев был начальником Посольского приказа и сумел сделать это административное учреждение своего рода научным центром. Здесь переводились иностранные и писались русские книги. Женатый на шотландке, Артамон Сергеевич первым на Руси осознал превосходство многих иностранных обычаев над доморощенными и, главное, понял великую пользу просвещения и образования на Руси, заметно отставшей в этом отношении от европейских государств.
Подобные же мысли приходили не раз в голову и самому царю. На почве просвещения, понимания его необходимости на Руси произошло столь тесное сближение этого прогрессивных взглядов боярина и русского царя, уже готового к культурному переустройству державы.
Перемены во дворце и в Москве начались с женитьбы Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне Нарышкиной. Об этой свадьбе, о самих Нарышкиных сочинено много красивых легенд, передаваемых историками разных поколений. Одну из них цитирует по «Историческому, политическому и статистическому журналу», вышедшему в 1827 году, М. И. Пыляев в своем труде «Старая Москва». Согласно этой легенде Артамон Сергеевич Матвеев проезжал однажды мимо селения Киркино, что в двадцати пяти верстах от города Михайлова, и увидел одиннадцатилетнюю девицу, безутешно рыдавшую у своего дома. Боярин спросил о причине ее горя у соседей. Оказалось, юная девица оплакивала свою девку, «самовольно удавившуюся». Артамон Сергеевич взял плачущую к себе на воспитание и, как впоследствии оказалось, сделал огромнейшую услугу не только доброй девице, но и Алексею Михайловичу, и всему Русскому государству. В селе Киркино еще в XIX веке люди гордо говорили: «Если бы не удавилась девка в Киркине, не быть бы на свете Петру».
По другим данным, признаваемым всеми учеными, Матвеев взял в жены шотландку Гамильтон из Немецкой слободы, при крещении принявшей имя Авдотьи Григорьевны. Он служил «в иноземных полках», стал рейтарским полковником, а по жене «находился в родстве с родом Нарышкиных: это были старинные рязанские дворяне, происходившие от одного крымского выходца в XV столетии. В XVII веке Нарышкины были наделены поместьями в Тарусе»[236]236
Костомаров Н. И. Указ. соч. Т. II. С. 122.
[Закрыть].
Таруса, Рязань, Михайлов расположены не так далеко друг от друга, и вполне возможно, что Матвеев оказался в Киркине не случайно, а приехал специально либо проведать родственников жены (Федор Полуэктович Нарышкин «был женат на племяннице жены Матвеева», а у брата Федора, Кирилла Полуэктовича, была дочка Наталья, которая «с одиннадцати-двенадцати лет воспитывалась в доме Матвеева»).
В 1669 году Алексей Михайлович, сорокалетний, еще весьма видный мужчина, к тому же царь, решил жениться во второй раз. Назначили смотрины. Жениху приглянулась Наталья Кирилловна Нарышкина. Но смотрины еще продолжались, и борьба родственников претенденток накалилась до предела. Кроме того, Матвеева в Москве боялись и ненавидели многие бояре. Нарышкину ненавидели дочери Алексея Михайловича – почти ровесницы будущей мачехи. Тетки русского царя – «богомольные хранительницы старых порядков» – не раз высказывали отрицательные суждения в адрес Матвеева еще задолго до решения племянника жениться. Старым девам очень не нравились взгляды Артамона Сергеевича, его симпатии ко всему иностранному, променявшего русскую красавицу на какую-то Гамильтон. Когда же Алексей Михайлович остановил свой выбор на Нарышкиной, известной своим доброжелательным отношением к зарубежным веяниям, тетки царя просто обезумели от страха.
Но Тишайший проявил в те трудные месяцы завидное хладнокровие и упорство. Почти два года он присматривался к Наталье Кирилловне, наблюдал за суетой в Кремле, выслушивал родных, и 22 января 1671 года женился на ней.
Боярин Матвеев – теперь уже не только единомышленник, но и родственник царя – стал ему еще и близким другом. В тех случаях, когда Артамон Сергеевич покидал по делам Кремль, царь писал ему добрые письма: «Приезжай скорее, дети мои и я без тебя осиротели. За детьми присмотреть некому…»[237]237
Костомаров Н. И Указ. соч. Т. II. С. 123.
[Закрыть]
30 мая 1672 года Наталья Кирилловна родила сына Петра. Алексей Михайлович был очень рад, это было всем заметно по тому, как усилилось влияние супруги на царя.
Царица смело крушила старые обычаи, ездила по городу в открытой карете, внесла перемены в кремлевский быт. Рядом с ней менялся и сам Алексей Михайлович: около двадцати иностранных газет и журналов начало поступать в Москву, если раньше любимым «развлечением» души его были церковные торжества, крестные ходы, то теперь он при дворе завел театр – дело неслыханное для Руси. В селе Преображенском была сооружена «комедийная хоромина», а потом и в Кремле «комедийная палата». Это была сцена в виде полукружия, с декорациями, занавесом, оркестром, состоявшим из органа, труб, флейт, скрипки, барабанов и литавр. Царское место, обитое красным сукном, находилось на возвышении, за ним была галерея с решеткой для царского семейства и места в виде полукружия для бояр, а боковые места предназначались для прочих зрителей. Директор театра, по царскому приказанию, набирал детей из Новомещанской слободы, заселенной преимущественно малороссами, и обучал их в особой театральной школе, устроенной в Немецкой слободе»[238]238
Там же.
[Закрыть]. Театральные представления очень нравились царю, царице и боярину Матвееву. Репертуар был самый разнообразный. Уже в 1675 году во время масленицы на театре даже давали балет. Главным действующим лицом спектакля был Орфей. Балет. Масленица. Орфей.
Россия, сдерживаемая до сих пор всем ходом внутренних и внешних событий, прорывалась из средневековой Московской Руси в Российскую империю нового времени. Что нужно ей было для резкого, стремительного ускорения? Раскованность, свойственная гениям балета. Удаль уверенного в себе человека, которая на Руси очень хорошо видна в глазах подгулявших на масленице людей. И идея, не Орфеева, конечно, а своя – но столь же мощная.
Думал ли об этом царь на просмотре спектакля, от которого у яростных сторонников русской старины сводило от злобы скулы, сказать трудно. Но предприятие его – открытие театра в Москве, в Кремле, неподалеку от Успенского собора – явление из ряда вон выходящее даже с точки зрения многих сторонников преобразований, которые горой стояли за всевозможные промышленные перевороты и революции.
Кроме театра выстроили при Алексее Михайловиче, еще в 1664 году, в Китай-городе Большой Гостиный двор. Пытался он обновить и обветшалые стены Кремля. Для этого известному печнику Куземке Кондратьеву повелели в 1647 году построить кирпичный завод. Мастер соорудил за Даниловским монастырем в сараях печь для обжига кирпича по немецким образцам, но работы по ремонту стен Кремля начались лишь в 1658 году. А еще через восемь лет «стены и башни снова обветшали». Этот факт, между прочим, говорит о том, что русские мастера плохо справились со своей задачей. То ли денег у них не хватило, то ли мастерства.
В 1666 году по городам страны из Кремля отправились гонцы с государевыми грамотами, в которых всем каменщикам приказано было явиться в столицу. Царь задумал провести восстановительные работы в Кремле, в Китай-городе и в Белом городе. Он издал указ о том, что на территории Кремля, Китай-города и Белого города разрешается возводить только каменные здания и постройки. Кирпич на строительство выдавали из Приказа Большого дворца, деньги за него хозяева выплачивали в казну с рассрочкой, в течение десяти лет. Те, кто не имел возможности возводить дорогостоящие кирпичные дома, обязаны были ограждать свои дворы каменными оградами.
«Форма деревянных домов в старину была четвероугольная; особенность русского двора была та, что дома строились рядом с воротами, а посредине от главных ворот пролегала к жилью дорога. Вместо того, чтобы строить большой дом или делать к нему пристройки, на дворе сооружали несколько жилых строений, которые носили название хором, постройки были жилые, служебные или кладовые, носили наименование: избы, горницы, повалуши, сенники.
Изба была общее название жилого строения. Горница, как показывает само слово, было строение горное, или верхнее, надстроенное над нижним, обыкновенно парадное, чистое, светлое, служившее для приема гостей; повалуши в старину служили для хранения вещей; сенником называлась комната холодная, часто надстроенная над конюшнями и амбарами; служила она летним покоем, необходимым во время свадебных обрядов.
В зажиточных домах окна делали большие и малые; первые назывались красными, а в каменных зданиях они были меньше, чем в деревянных. Изнутри окна заслонялись втулками, обитыми красными материями, а с наружной стороны закрывались на ночь железными ставнями, особенно в каменных домах; вместо стекол употребляли чаще слюду; стекла исключительно доставлялись из-за границы и для окон преимущественно употреблялись цветные.
Внутреннее расположение боярского дома старого времени, как и убранство горниц, было крайне неприхотливое; все стены, кроме капитальных, рубились деревянные, мебель самая простая: широкие лавки по стенам, постланные у богатых азиатскими коврами, большой дубовый стол, такие же передвижные скамьи, поставец с посудою, кровать с пологом, наконец выложенная затейливыми узорами печь с лежанкою, топившаяся из сеней и развалисто выдвигавшаяся на первый план горницы; ни зеркала, ни картины не украшали горниц до половины XVII века; первые зеркала явились в Москве у боярина Артамона Сергеевича Матвеева в 1665 году; картины гравированные и живописные явились в тех же годах»[239]239
Пыляев М. И. Указ. соч. С. 256–257.
[Закрыть].
«Московский двор никогда не был так пышен, как в век тишайшего царя. Царь окружен был величайшим блеском во всех придворных выходах и торжественных появлениях пред народом…»[240]240
Там же. С. 266.
[Закрыть]
Столица тех времен и ее окрестности еще славились своими садами и питомниками плодовых деревьев, а в родовой вотчине Романовых, селе Измайлове, сад состоял сплошь из лекарственных и хозяйственных растений.
«По берегу речки Серебровки, против деревянного дворца… на тридцать три сажени простирался регулярный сад, от которого и теперь, – как пишет М. И. Пыляев, – остались еще следы – кустарники шиповника, барбариса, крыжовника и сирени. Позади дворца был посажен царем Алексеем Михайловичем виноградный сад на пространстве целой версты, где разводились лозы виноградные, а также росли разных сортов яблони, груши, дули, сливы, вишни и другие заморские деревья»[241]241
Там же. С. 158.
[Закрыть].
Согласно легендам, сам Алексей Михайлович посадил здесь липовую аллею, по которой позже любил гулять со своими наставниками и воспитателями царевич Петр.
Историки считают, что в царствование Алексея Михайловича жили в Москве гораздо свободнее, чем прежде.
Иностранные писатели тоже оставили о нем благоприятные отзывы:
«Нрав его истинно царский: он всегда важен, великодушен, милостив, благочестив, в делах государственных сведущ и весьма точно понимает выгоды и желания иностранцев.
Большую часть дня употребляет он на дела государственные, немало также занимается благочестивыми размышлениями и даже ночью встает славословит Господа песнопениями; на охоте и в лагере бывает редко, посты, установленные церковью, соблюдает строго.
В напитках очень воздержан и имеет такое странное обоняние, что даже не может подойти к тому, кто пил водку. Благотворительность царя распростирается до того, что бедные почти каждый день собираются ко дворцу и получают деньги целыми горстями, а в большие праздники преступники освобождаются из темниц и сверх того еще получают деньги»[242]242
Воспоминания Рейтенфельса в кн.: Пыляев М. И. Старая Москва. М.: Московский рабочий, 1990. С. 299–300.
[Закрыть].
«Истинно достойно удивления, – продолжает М. И. Пыляев, – то, что облеченный высшею неограниченной властью над народом, преобыкшем безмолвно повиноваться воле своего владетеля и всяким действиям оной, царь сей никогда не позволял себе оскорблять кого-либо из своих подданных как лично, так и в имуществе или чести их. Хотя, подобно всем великим людям с живыми чувствами, он подвержен иногда порывам гнева, но и тогда изъявление оного ограничивается несколькими ударами или толчками».
Это качество подмечают в царе почти все историки. «Алексей Михайлович принадлежал к тем благодушным натурам, которые более всего хотят, чтобы у них на душе и вокруг них было светло: он не способен был к затаенной злобе, продолжительной ненависти и потому, рассердившись на кого-нибудь, по вспыльчивости мог легко наделать ему оскорблений, но скоро успокаивался и старался примириться с тем, кого оскорбил в припадке гнева»[243]243
Костомаров Н. И. Указ. соч. Т. II. С. 81.
[Закрыть].
По-видимому, стране в тот бунташный век действительно больше подходил царь Тишайший, чем, скажем, Грозный, Гордый или, например, Бунташный…
Первого сентября 1674 года в Успенском соборе царь «объявил» народу своим наследником царевича Федора. По этому случаю были знатный пир и богатые дары и щедрые пожалования.
А 29 января 1676 года Алексей Михайлович умер.
Основные события жизни Алексея Михайловича Романова
1629 год. 10 марта у царя Михаила Федоровича и Евдокии Лукьяновны Стрешневой родился сын Алексей.
1634 год. До пятилетнего возраста Алексей находился «на попечении у царских мам». После этого его воспитателем и учителем стал Б. И. Морозов.
1636 год. Алексей Михайлович научился писать.
1638 год. Царевич Алексей стал обучаться церковному пению.
1643 год. Четырнадцатилетнего Алексея Михайловича «торжественно объявили народу».
1645 год. 13 июня после смерти отца Алексей Михайлович воссел на московский престол.
1646 год. Указом царя и постановлением бояр 7 февраля в стране была установлена новая пошлина на соль с целью упорядочить торговлю этим важным продуктом. Результат оказался неожиданный: соль подорожала в полтора раза.
