Текст книги "Свет погасших отражений (СИ)"

Автор книги: Александр Нетылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Перезаряжайтесь! – торопливо приказала Лана, абстрагируясь от тяжелых энергий боли и ужаса, – Если они нападут снова, подпустите их поближе и бейте наверняка.

Впрочем, регенераторы не спешили нападать. Непривычно им было сражаться с ранами, которые не заживают. Они не знали, что с этим делать. К такому их жизнь не готовила.

– Поднимитесь повыше! – приказала тем временем Лана, – Пока мы еще можем держаться, нужно собрать информацию по происходящему.

Почти треть города им удалось отрезать от пожаров. Огромная толпа горожан спасалась от верной смерти по открытым ими коридорам. Огромная – если не знать, что тех, кого спасти не удалось, было на порядки больше. На оставшуюся часть больно было даже смотреть. Увы. Лана ничего не могла с этим поделать.

Никто не может спасти всех.

Конница повстанцев потеряла половину бойцов, но все-таки вырвалась из окружения. Был ли Тэрл в ее рядах, Лана не видела: слишком далеко, чтобы можно было различить лица, и слишком много крови, копоти и гноя зомби, чтобы ориентироваться по гербам. Остатки Железного Легиона, – четыре последних солдата, – отступили на перегруппировку. Если Амброус сейчас не пришлет им еще одно подкрепление, вряд ли даже они смогут противостоять целому отряду.

Лана перевела взгляд на королевский дворец, и ее глаза расширились в удивлении.

Крышу дворца, которую так хорошо было видно с летящего дирижабля, окружал полупрозрачный купол магического щита. Щита, как две капли воды похожего на тот, что обычно творила она сама.

Тэрл едва держался в седле, почти вслепую отмахиваясь от зомби прикладом винтовки. Меч остался позади, лежать на мостовой на перекрестке, где их настигли остатки Легиона.

Да и сможет ли он когда-нибудь снова владеть им?

Уцелевшие конники прорвались через ряды Тварей, и командующий устало прильнул к лошадиной гриве. Давай… Еще чуть-чуть… Еще один заход.

Из обрубка правой руки обильно хлестала кровь.

От боли и слабости гвардеец уже с трудом воспринимал окружающую реальность, поэтому вместо него необходимые команды отдавал Корбейн. Тэрл был ему благодарен.

– Вперед! Поднажмем, ребята! Доберемся до точки сбора – значит, выкрутились!

Откуда выкрутились, что за точка сбора? Память отказывала. Сознание плыло. Веки тяжелели.

Вот впереди показалась группа людей в скрывающих лица одеяниях пустынников и с винтовками наперевес. Видимо, воины Халифата. А у них как раз патроны закончились, эту деталь Тэрл помнил бы даже на пороге смерти.

Стоп, какой Халифат? Они ведь воюют не с Халифатом. Эта мысль проникла в затуманенный кровопотерей мозг командующего гвардией. Да. Они воюют не с Халифатом. Они подняли мятеж против короля. Против Наместника Божьего. И он раздавил их, как…

Нет. Это тоже неправда. Король трусливо укрылся во дворце, приказав поджечь город и бросив в бой последние резервы войск, Тварей Порчи и фанатиков с промытыми мозгами. Темная религия Владык не помогла ему; он агонизировал, как и сам Тэрл. Агонизировала его власть.

А вместе с ним и власть Ильмадики.

– В стороны! – приказал Корбейн.

Конница расступилась, освобождая пространство между пустынниками и преследовавшими их остатками королевских сил. Заговорили винтовки. Заряженные под завязку винтовки в руках свежих и отдохнувших солдат.

Возглавлявшие преследование легионеры полегли сразу. Противоестественно-тяжелая броня из Дозакатных сплавов продлила им жизнь, – но недостаточно, чтобы выжить под градом пуль. Лишившись главной ударной мощи, зомби не имели шанса против автоматического оружия, – но несмотря ни на что, упорно продолжали переть вперед, поскальзываясь на потоках гноя, заменявшего им кровь.

Чем закончилась эта атака, Тэрл уже не видел. Просто в какой-то момент он ощутил разливавшееся по телу тепло. Он скорее почувствовал, чем услышал, приятное пение чистого женского голоса, сквозь которое будто проступали слова:

«Держись. Я с тобой. Ты не умрешь.»

Силы стремительным потоком возвращались в его тело. Боль исчезла, вернулась способность в полной мере воспринимать окружающий мир.

Раскрыв глаза, командующий уставился на свою руку, но увы. Чуда не случилось. Даже магия Ланы не всесильна.

На месте руки, что когда-то направляла клинок, побеждая в любом поединке, теперь был лишь аккуратный, чистый, но все-таки обрубок.

Все войска, что король мог выпустить на улицы пылающего города, полегли полностью. Остатки конницы повстанцев торопливо перезаряжали оружие, приняв часть патронов от пришедших им на выручку дикарей-ансарров. Воздушный корабль Килиана располагался неподалеку: он примостился прямо на крыше одного из потушенных домов, и гигантский кожаный мешок, удерживавший его в небе, был бессильно сдут. Теперь на поддержку с воздуха можно не рассчитывать.

– Нам нужно прорваться во дворец, – сказала Лана. Она не отрывалась от своего занятия: старалась помочь как можно большему количеству раненых. Многих из них приходилось вырывать из когтей Смерти. Вопрос про руку застрял у Тэрла в горле: слишком ясно он понял, что его рука сейчас далеко не в приоритете.

Каждый солдат, вставший в строй, был необходимой гирькой на весах битвы. А бой еще не закончен: оставался штурм дворца.

– Сейчас Амброус заперт на крыше, – продолжала девушка, – Но я не знаю, как долго это продлится. Мы должны спешить. Иначе он улетит и начнет все заново в другом месте.

– Как скоро к нам прибудет подкрепление? – спросил Тэрл.

– Повстанцы к вечеру. Иллирия – послезавтра.

Значит, придется еще немного поработать теми силами, что есть.

– Дайте мне патроны, – сказал Тэрл.

Корбейн и Хади переглянулись.

– Сэр Адильс, с вашими ранениями…

– У меня. Еще. Есть. Одна. Рука, – раздельно проговорил командующий, – И пока она способна держать оружие, я буду продолжать сражаться! А сейчас давайте сюда эти гребанные патроны!

С видимым сомнением на лице Хади протянул ему магазин для винтовки Дозакатных. Устанавливать его одной рукой было мукой мученической, но Тэрл упрямо сжимал зубы и не жаловался. Ему очень важно было сделать это самому. Ему очень важно было доказать самому себе, что он способен на это.

Ему очень важно было верить, что его жизнь воина на этом не закончена.

К моменту, когда он закончил, ансарры уже почти доделали импровизированный таран из каких-то балок. Где именно они их взяли, Тэрл не понял, да и не вникал. На этот раз ему не было никакого смысла находиться на острие атаки: этот путь для него закрыт навсегда. Все, что он мог, это следовать позади и обеспечивать огневое прикрытие.

Это можно было делать и левой рукой.

Импровизированный таран ансарров слабо тянул на полноценное осадное орудие, но к счастью, дворец уже практически не оборонялся. Из двух надвратных башен лишь одна вела огонь, и то редко и неточно. Кажется, после всего, что сотворил король, боевой дух солдат с непромытыми мозгами упал на самое дно.

Потому что за законами войны стоит отнюдь не гуманизм. Те, кто предостерегали от ненужной жестокости, не были наивными дурачками.

Они просто умели видеть дальше, чем на шаг вперед.

Пали дворцовые врата, и войска повстанцев хлынули внутрь. Часть дворцовой стражи и придворных еще пытались организовать какое-то сопротивление, но их усилия были едва заметны. Хади, рвавшийся в бой впереди всех, мог бы раскидать их в одиночку. Против ярости последнего из Железного Легиона, против шквального огня автоматических винтовок они были бессильны.

Постепенно сопротивление сходило на него. Все чаще обитатели дворца сдавались без боя. Как ни смешно, это замедляло продвижение гораздо сильнее, чем бои: приходилось следить, чтобы оставленные в живых люди не ударили в спину. И все-таки идея просто добивать их, и дело с концом, не звучала ни разу.

Медленно, но верно отряд продвигался по коридорам дворца. И хоть препятствий становилось все меньше, нервничали бойцы все больше. Потому что очень скоро предстоял самый тяжелый бой.

Последний и решающий бой с Первым Адептом Ильмадики, королем Идаволла Амброусом Первым.

Молчание Ильмадики убивало, раздирало в клочья последние остатки рассудка. Почему-то Амброусу казалось, что стоит ему уничтожить предателя, и Владычица немедленно свяжется с ним. Скажет, что верила в него и что видела его победу. Но этого не происходило.

Этого не происходило!

Король стоял на краю крыши и смотрел на расстилавшийся у его ног пылающий город. Город, созданный его отцом. Город лжи и обмана, лицемерных ценностей Послезакатной цивилизации, город, который должен сгореть, чтобы на его пепле возродился мир Владык!

Вот небесная повозка, построенная Килианом по краденным технологиям, пытается остановить пожар. Амброус чуть улыбнулся. Его чутье обострилось до предела из-за переполнявшей его силы, и он отсюда чувствовал исходившую от дирижабля знакомую энергию. Иоланта. Женщина, сорвавшая ему столько планов. Та, кто забрала его жену. Та, кто убила его отца.

Она заплатит за все!

Крошился и ломался камень, когда повинуясь древнему волшебству, на свет Божий вырывались металлические стержни, использовавшиеся для скрепления стен дворца в те давние времена, когда первые идаволльцы еще не забыли Дозакатные знания архитектуры. Мельком Амброус почувствовал сожаление. И от разрушения дворца своих предков, который уже не выйдет восстановить в прежнем виде. И от того, что Ильмадика в таких случаях использовала мечи. Несмотря ни на что, собственная магия казалась Первому Адепту неуклюжей, грубой и неотесанной.

Не поэтому ли Владычица до сих пор видела его недостойным себя?

И все-таки могущества ему было не занимать, – сейчас, когда перед вступлением в бой он совершил гекатомбу из предателей и заговорщиков, сила его била через край. Этой силы было достаточно, чтобы в одиночку разгромить всех жалких червяков, осмелившихся бросить вызов могуществу Ильмадики.

И тогда она вновь оделит его своей милостию.

Почти три десятка металлических балок, вырванных с мясом из развороченных стен, выстроились вокруг короля, как незримый почетный караул, взявший копья наизготовку. Готовый по его слову броситься в бой, уничтожить, разорвать любого врага, на какого только укажет их повелитель, наместник Владычицы на Земле.

Например, предательницу-ведьму. Которая не понимала, просто не понимала, что за дважды сохраненную ей жизнь должна кланяться Владычице в ноги, всячески благодаря. Что ж.

Глупость наказуема, и наказание – смерть!

Первые три импровизированных «копья» сорвались с места, устремившись к баллону летающей машины. Достаточно, чтобы цели достиг хоть один. И тогда машина рухнет с многометровой высоты, погребая под обломками весь экипаж.

В том числе ненавистную ведьму.

Амброус широко улыбнулся, предвкушая долгожданную месть за отца. Силы, которые он вложил в один этот удар, еще недавно были для него непредставимы! Мощь, с которой он совершал свое возмездие, была достойна карающего божество. Хлопнул воздух, прорезаемый «копьем»: как помнил Первый Адепт из объяснений Владычицы, это значило, что оно стало двигаться быстрее звука.

Даже если ведьма почувствует опасность, она не успеет выставить защиту!

А полумгновением позже мощная ударная волна сбила короля с ног. Со всей набранной невероятной скоростью его «копья» ударили в преграду, успешно выдержавшую удар. Сопровождавшая столкновение вспышка света осветила прозрачный купол магического щита.

Такого же щита, как тот, что уже демонстрировала ведьма Иоланта во время войны. Только накрывал он не дирижабль, а крышу дворца.

– Эй, братец, – услышал Амброус сбивающийся, но решительный мужской голос, – Мы еще не закончили.

Этот голос он узнал бы из тысячи. Этот голос он ненавидел больше всего на свете.

Сколько секунд в Вечности?..

Почему-то, когда все тело конвульсивно дернулось от пронзившего его острия меча, какая-то не особенно рациональная часть сознания Килиана начала отстраненно вспоминать монолог из великой Дозакатной классики.

И пастушок ответил…

Триггер вероятности не смог отвести от него сокрушительный удар короля. Все, что он сделал – не позволил клинку вонзиться в сердце, отведя его по ребру в живот. Что ж, пожалуй, этого хватило, чтобы если не спасти ему жизнь, то по крайней мере продлить агонию.

Гора чистого камня… Нет, в оригинале было «алмаза». Почему вообще алмаза? Алмаз хоть и твердый, но вообще-то довольно хрупкий. Под ударами клюва он быстро раскололся бы по плоскостям спайности. В посыл монолога мрамор или гранит вписался бы гораздо лучше.

Триггер вероятности продлил его агонию, – и это было правильно. Агонию всегда лучше продлить. Люди так боятся долгой смерти, так молятся о том, чтобы умереть быстро. Они не понимают простой и очевидной вещи.

Пока ты еще жив, каким бы хреновым ни было твое положение, всегда можно найти выход. А из Последних Чертогов выхода нет.

Чтобы взобраться на гору, понадобится час, и обойти – тоже час… То есть, при средней скорости пешего человека в четыре-шесть километров в час радиус окружности горы получается в районе восьми десятых километра, то есть восьмисот метров. Вот зачем ему понадобилось сейчас это подсчитывать? Ведь ему не требуется взбираться на гору. По крайней мере, не буквально.

Килиан вернулся в человеческий облик: сил поддерживать боевую трансформацию не хватало. Но крайне ошибается тот, кто считает человеческое тело слабым. Да, оно не обладало демонической силой, скоростью и живучестью, не могло выдерживать ударные дозы Порчи и проводить через себя колоссальные объемы энергии. Но в конечном счете все это было неважно. Важно лишь то, хватит ли тебе сил сделать то, что ты задумал.

Ведь ученый всегда имел козырь в рукаве на случай, если что-то пойдет не так.

Каждые сто лет прилетает маленькая птичка и точит клюв об алмазную гору… Интересно, а ведь судя по дальнейшему контексту, это каждый раз одна и та же птичка. Что ж это за птичка, живущая многие сотни лет? И где она точит клюв в промежутке между прилетами? Может, помимо загадочной Померании, у нее множество таких алмазных гор по всему миру? А раз в секунду Вечности она создает алмазную россыпь, где позже будут трудиться рабочие?

Так ведь и рождаются легенды.

Кровь хлестала из развороченного живота. Двигать рукой было очень тяжело. Но Килиан упрямо, миллиметр за миллиметром, тянулся к скрытому кармашку на поясе.

Зная, что если на мгновение остановится, то сил на второй рывок может не хватить. И тогда он умрет.

И вот когда птичка сточит так всю гору, наступает первая секунда Вечности. Релятивистская какая-то птичка.

Пальцы ухватили крошечный хрустальный флакончик со свинцовой крышкой. И в тот же миг перед внутренним взором Килиана встал образ, на мгновение придавший ему сил. Лана… Он вспомнил, как, впервые за долгое время общаясь как прежде, когда между ними не стояли рабство и предательство, они делились друг с другом своими наработками. Их подходы к магии различались, но все больше и больше находили они общего. Каждый из них расширял свой кругозор, свое понимание Мира и Магии, благодаря другому. Слегка. По капле. По крошке алмаза, откалываемой клювом релятивистской птички.

Вы думаете, что это чертовски много времени?.. Нет, блин, много раз по сто лет – это мелочи. Ну, по крайней мере по сравнению с тем временем, что уходит, когда в предсмертной агонии пытаешься дотянуться до единственного, что может тебя спасти.

Именно тогда, еще в Иллирии, в поместье дома Д’Исса, Лана рассказала Килиану, как творчески адаптировала его идею с амулетом, оберегавшим от болезни. Она сделала это еще во времена, когда вместе с Амброусом помогала крестьянам в южной Миссене. Именно тогда она придумывала зачаровывать зелья и травяные отвары, закладывая в них частичку своих исцеляющих чар. Принципа, по которому это делалось, Килиан тогда не понял (сам он связывал амулет с триггером вероятности через условия, а не изменял его собственные свойства), и разговор плавно перешел в демонстрацию. Результатом стала пара флакончиков со сбором календулы, чистотела и золототысячника, зачарованным на заживление ран. Один флакончик остался у Ланы, другой она вручила ему. И хоть и несравнима была их сила с настоящим заклинанием, эффект они оказывали вполне ощутимый.

…лично я думаю, что это чертовски упрямая птичка! К слову, эта фраза – неканон: Килиан смутно припомнил, что этот монолог ссылался на более раннее произведение, где ничего об упрямстве птички не говорилось.

Вот к чему сейчас было вспоминать эту информацию?..

Килиан смог достать флакончик. И даже отвинтить крышку. Но сил выпить ему уже не хватило. Перед глазами все плыло. Густой темный дым, заволакивавший небо, казался круговертью радужных узоров. Да еще братец над ухом продолжает вещать. Когда до тебя дойдет, что Ильмадика не откликнется? Ей не нужны те, от кого нельзя больше подпитаться творческой энергией.

А Амброус… Он был выжат досуха. До последней капли рассудка.

Как ни странно, Килиан не чувствовал гнева и ненависти по отношению к своему убийце. Скорее… Сочувствие. Ведь он сам мог бы разделить его судьбу, если бы Лана не спасла его. Если бы не помогла ему вовремя осознать, куда он катится. Отчасти поэтому он пообещал ей помочь спасти Амброуса.

Вот только чтобы исполнить это обещание, нужно было сначала спасти себя.

Скосив глаза на источник странного звука, ученый кое-как смог рассмотреть, как магия брата выдирает арматуру из развороченных стен. Непродуманно, братец. Тебе в этом дворце еще жить. Недолго, правда: даже ангельское тело не может выдержать подолгу такого количества энергии. После этой битвы оно неизбежно будет разрушено, если, конечно, Лана или еще кто из целителей-эжени не исцелит его.

Именно на Лану, точнее, на «Искренний» направил Амброус свои снаряды. И Килиан… понял, что не допустит этого. Без пафоса, без яростных выкриков «Я защищу тебя, любимая». Просто – не допустит. Не разрешает реальности сложиться таким образом, что Лана погибнет.

Он почти не удивился, когда эта мысль преобразовалась в купол магического щита, окружающий крышу дворца, не оставляя выхода никому из тех, кто заточен на ней. Теперь купол спадет, только когда один из них одержит верх. Окончательно.

Три арматуры ударили в щит с такой силой, что ударная волна отшвырнула Амброуса на метр назад. Хорошо. Это ошеломит его. Выиграет лишние секунды.

Секунды, необходимые на последний рывок.

Через боль. Даже не через саму боль, а через страх, осознание того, как больно будет сейчас. И бессмысленно убеждать тело, что боль необходимо потерпеть, чтобы потом стало легче. Тело не понимает таких тонкостей. Оно не загадывает вперед, оно просто знает, что сейчас будет ОЧЕНЬ БОЛЬНО.

Но даже оно склоняется перед разумом, знающим слово «надо».

В глазах потемнело, когда Килиан резко согнул руку в локте, почти опрокидывая в себя содержимое флакончика. Половина пролилась мимо, но и того, что попало в рот, хватило, чтобы ощутить, как рана начинает затягиваться. Куда медленнее, чем это было, когда Лана исцеляла его во время битвы за Тюрьму Богов, но все-таки…

…все-таки нужно было подняться. Подняться и встретить врага.

– Эй, братец… Мы еще не закончили…

Какая же слабость… Не то состояние, чтобы сражаться с адептом в боевой трансформации, совсем не то. Но выбора сейчас нет. Есть такое слово, «надо».

Короткое усилие воли, и свинцовая пробка рассыпалась золотой пылью. В сравнении с той силой, которой орудовал Амброус, это были жалкие крохи, но… и этим можно победить, если знать, что делать.

Главное, чтобы ничего не подвело в решающий момент. Сейчас Килиан собирался использовать уроки Ланы и магию адептов одновременно, гармонично сочетая одно с другим. Теперь он понимал: магия адептов – лишь частный случай магии эжени. Питающийся силой от его вдохновения ученого, от веры в то, что силой своего ума мир можно познать и изменить к лучшему.

Сейчас эта вера была сильна, как никогда. Именно поэтому он не собирался отступаться от привычных методик: все то, чему он научился, было его достижением, от кого бы ни исходили эти уроки.

– Упрямая тварь! – лицо Амброуса исказилось бешеной яростью. Странно, но чем больше сияло ненависти в лазоревых глазах, тем спокойнее и увереннее чувствовал себя Килиан.

– Сдохни!

Сразу все арматуры устремились в атаку. Именно для этого момента Килиану и были нужны методики, преподанные Ланой. Он сотворил привычное заклинание, – но без ритуала, который занял бы преступно много времени.

«Пусть я найду единственное положение, где все снаряды брата пройдут мимо. Сто процентов или цельная единица. Я так хочу!»

В первый раз в жизни Килиан сотворил контроль вероятностей, не делая жестов руками и не проговаривая желаемого вслух. Но волна квантового изменения подсказала ему, что заклинание сработало. Ведь в конечном счете, все ритуалы нужны были не миру, а лишь ему самому. Чтобы поверить в собственные возможности.

Бросившись навстречу «копьям»-арматурам, Килиан споткнулся. Прошедший совсем рядом снаряд разорвал пустынное одеяние и ободрал кожу на плече, еще один прошел в опасной близости от не до конца залеченной раны в животе, третий – просвистел над самым ухом. В глазах Амброуса светилось злорадное торжество: он не сомневался, что огромной мощи, вложенной им в заклятье, хватит, чтобы попросту изрешетить своего врага.

Точно так же Килиан не сомневался в обратном.

Когда все три десятка арматурин прошли мимо, глаза брата удивленно расширились. Он не ожидал подобного – и преступно промедлил. Выскакивая из простреливаемой зоны, Килиан вложил всю инерцию движения в один простой, но стремительный колющий удар шпагой. Он метил в сердце брата, – но знал, что тот успеет защититься.

И знал, как именно Амброус защитится, – ведь в те мгновения, что ушли на преодоление обстреливаемой зоны, Килиан сотворил еще два триггера вероятностей специально под этот бой. На этом силы, взятые из свинцовой пробки, иссякли.

Не успевая отразить удар мечом, Амброус торопливо закрылся крылом, и шпага оставила глубокую рану. Килиан замахнулся для новой атаки, но скорости человеческого тела не хватало. Первый Адепт стремительно перехватил инициативу. С огромным трудом ученый сумел увернуться от первого удара, но за ним тут же последовал второй.

Клинки столкнулись и замерли, сцепленные магнитным полем. И даже несмотря на ангельский облик, лицо брата искажала нечеловеческая, безумная ненависть всей Преисподней.

– Сдохни уже наконец! – почти попросил он.

Килиан чуть усмехнулся, – а потом сделал то, чего никогда не сделал бы высокородный аристократ в благородной дуэли.

Сместившись навстречу своему противнику, он с силой ударил коленом в пах.

Расчет оказался верен: зная о том, что Ильмадика любит заниматься сексом со своими адептами в их боевой трансформации, Килиан не сомневался, что ни у одного из них эта часть тела не прикрыта дополнительной броней или чем-то подобным. Даже чувствительность не понижена (а скорее всего, и вовсе повышена в сравнении с обычным человеческим телом: тщеславию Владычицы такая идея прекрасно подходила).

Амброус согнулся пополам от боли, а Килиан продолжил наступать. Удар в основание шеи не вырубил адепта, как это случилось бы с обычным человеком, но ошеломил, заставив терять инициативу. Следующую атаку, – в челюсть, – Амброус блокировал, пытаясь отступить назад, чтобы разорвать дистанцию и снова перевести бой в плоскость фехтования.

Килиан не мешал ему, тем более что магнитное поле, окружавшее меч короля, исчезло, и шпага ученого была освобождена. Клинки братьев снова столкнулись.

Финт, выпад, парирование. Шаг вперед, два шага назад. Клинок Амброуса был заметно тяжелее, парировать такой сложно. Кроме того, благодаря силам боевой трансформации Первый Адепт был сильнее и быстрее. Амброус не сомневался в победе.

Килиан – тоже.

Натиск. Ученый пытался воспользоваться преимуществом легкого клинка, нанося быстрые удары с разных сторон, но даже с мечом Амброус не уступал ему в быстроте. Пусть. Главное, что отражая их, король немного отступал назад.

До тех пор, пока не сработал оставшийся триггер вероятности.

Развороченная крыша, из которой Амброус вырвал свои «снаряды», не выдержала издевательств. На очередном шаге короля она обрушилась под его ногой. Первый Адепт попытался взлететь, но раненное крыло не смогло удержать его в воздухе.

Обломки крыши посыпались вниз, подобно оползню увлекая короля за собой. Амброус попытался спастись, сотворив контроль вероятностей, но со всей его силой привязанность к ритуалу сковывала его. Лишь в последний момент, пересчитав своим телом выступы обломанной крыши, одной рукой он ухватился за самый край, повиснув над пропастью.

Килиан остановился, тяжело дыша и глядя на поверженного противника сверху вниз. Как просто. Сделать шаг и безжалостно наступить на пальцы. Высота более трехсот метров. Даже для тела адепта, усиленного магией Владычицы, – это слишком. Амброус упадет – и разобьется. И никто не узнает в точности, как он умер.

Да даже, на самом деле, и необязательно делать шаг, вдруг понял Килиан. Он видел, как дрожат руки, которыми брат держался за выступ крыши. Порча медленно убивала его. И опять же, никто не просил его закачивать в себя такое количество энергии.

Просто постоять и подождать, пока он упадет. И никто не усомнится в правильности его действий. А Лане можно сказать, что он сделал все, что мог. Она поверит.

Килиан протянул руку.

– Сдавайся, брат, – попросил он, – Ты проиграл. Сдавайся, и будешь жив.

На всякий случай он следил за мечом, который король все еще сжимал во второй руке. Атаковать из такого положения было бы глупо. Но ученый давно привык не недооценивать глупость.

– Я… не… проиграю! – закричал в ответ Амброус.

Камень крыши начал крошиться под его пальцами.

– Неужели ты не видишь? – покачал головой Килиан, – Ты умираешь. Без помощи ты не выживешь. Я предлагаю помочь тебе. В буквальном смысле протягиваю руку.

Первый Адепт закричал от боли, унижения и ненависти. Казалось, вот сейчас силы его ненависти хватит, чтобы если не спастись, то унести за собой врага – без заклинания, на одной лишь силе его эмоций…

Не хватило. Ильмадика выжрала все досуха. Килиан смотрел на то, во что мог превратиться, и щемящая боль терзала его сердце.

Как бы он ни ненавидел своего брата, такого тот точно не заслужил.

– Неужели ты не видишь, что Она с тобой сделала? – спросил ученый, – Ты превратился в пародию на себя-прежнего. Вспомни себя. И ответь: от тебя хоть что-то осталось?

Амброус молчал. Кажется, слова начали достигать цели. Килиан качнул рукой:

– Послушай меня, брат. Дай мне руку. Дай мне руку, и я помогу тебе.

– Зачем? – Амброус поднял на него глаза, и в лазоревых… нет, уже голубых, трансформация начала спадать. В голубых глазах короля блестели слезы.

– Зачем тебе помогать мне? Ты ненавидишь меня. Ты всегда мне завидовал. Ты будешь рад, когда я упаду. Не ври, что это не так!

– Ради Ланы, – просто пояснил Килиан, – Ради того, чтобы она улыбалась.

Видя недоумение на лице поверженного врага, ученый хрипло рассмеялся:

– Она ведь любит тебя, придурок! Сам того не замечая, ты получил сокровище, о котором я могу только мечтать. Но я тебе не завидую. Я просто пытаюсь спасти твою гребанную жизнь! Постарайся не мешать этому, хорошо? Дай мне руку.

Король внимательно посмотрел на ученого – и выпустил меч из разжатых пальцев. Медленно, перебарывая себя, он потянулся вверх – и ухватился за протянутую руку.

Пришлось немного повозиться, но Килиан все-таки вытянул брата. И вот, наконец, тот встал на твердую крышу, глядя ему в лицо и все еще держа за руку.

– Отец любил твою мать, – сказал вдруг Амброус, – Действительно любил. Он любил Ванессу Реммен, а нам с матерью доставалась лишь его милость.

– Я не стану извиняться за это, – пожал плечами Килиан, – И в любом случае, Ильмадика никогда не дала бы тебе того, чего ты был лишен. Она использовала тебя, – как и меня.

Амброус, кажется, не слышал его.

– Отец любил ее… – продолжал он, – И тебя. Он любил тебя только за то, что ты был ее сыном.

– Брат, – мягко сказал ученый, – Отпусти мою руку.

– Отец любил тебя… – повторил Амброус.

И Килиан почти не удивился, когда его глаза полыхнули ненавистью.

– Так умри так же, как он!

Остатки накопленной силы он вложил в одно-единственное заклинание, и через сцепленные руки прошел колоссальной силы электрический разряд. Не отвести. Не заземлиться. Не выставить магнитный щит.

И все-таки Килиан был спокоен. Он не сомневался в своих силах. Хотя он так и не разобрался до конца в том заклинании, которым Ильмадика остановила его молнию во время схватки в Тюрьме Богов, он доверял тому, чему научила его Лана.

Разряд замедлился, неспособный преодолеть барьер сплетенных рук.

– Не пытайся, брат, – покачал головой ученый, – Сейчас я сильнее. Сдавайся. Пожалуйста.

Амброус весь побагровел от натуги. С искаженным лицом пытался он «подтолкнуть» заклинание, заставить его передавить волю новоявленного эжена.

И странное дело, чем больше он напрягался, тем проще было Килиану держать защиту. С каждым мгновением, как лицо короля превращалось в уродливую маску, ученый чувствовал себя все более… цельным.

Глядя на то, во что мог превратиться, он понимал, что сделал правильный выбор.

Боль от ломки по Ильмадике прошла.

– Она любит меня! – отчаянно закричал Амброус, – И видит Небо, я оправдаю Её любовь! Клянусь могилой отца, я отправлю тебя в Преисподнюю!

– Да не любит она тебя, – поморщился Килиан, – Ильмадика вообще неспособна любить. Она использовала тебя, как и всех нас. Каждый из нас думал, что его любят. Потому что тех, кто так считает, очень легко контролировать.

– Ты не заберешь Её у меня! – крикнул Амброус, – Если даже я умру сегодня, – я позабочусь, чтобы весь остаток своей жизни ты жалел об этом дне!

Он оглянулся в сторону края крыши, куда как раз закинули веревку. Армия повстанцев наконец-то поднималась к месту решающей битвы. Хади с ансаррами, Тэрл с кавалеристами… и Лана.

Амброус оглянулся на голос девушки, и жестокая улыбка озарила его лицо. В свободной руке мелькнула фосфорная граната – оружие, созданное когда-то для Идаволла самим Килианом.

– Ты пытался забрать мою любовь! – припечатал король, – А я заберу твою!

Волшебство откликнулось быстрее, чем разум успел осознать весь ужас происходящего. В мгновение ока сократился, сжался купол магического щита, надежно ограждая братьев от подоспевшего подкрепления.

Создавая барьер между Первым Адептом и девушкой.

Король улыбнулся: он знал, что это произойдет. Он ждал этого.

– Говоришь, она любит меня? – сбиваясь на истерический хохот, провозгласил он, – Так НАСЛАЖДАЙСЯ ЕЁ НЕНАВИСТЬЮ!!!

И с этими глазами он бросил гранату себе под ноги. Килиан все-таки разорвал контакт, бросаясь назад, спасаясь от опаляющего жара. Смех короля сменился адским криком, когда яркое пламя заживо пожирало его тело. Омерзительно запахло паленой плотью.