412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Казанцев » На суше и на море. 1961. Выпуск 02 » Текст книги (страница 28)
На суше и на море. 1961. Выпуск 02
  • Текст добавлен: 25 июня 2025, 23:27

Текст книги "На суше и на море. 1961. Выпуск 02"


Автор книги: Александр Казанцев


Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон,Джек Холбрук Вэнс,Игорь Акимушкин,Владимир Успенский,Виктор Сапарин,Виталий Волович,Жак Бержье,Сергей Соловьев,Игорь Забелин,Всеволод Сысоев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

И все это Осмар проделывает с совершенно невозмутимым видом, мурлыча себе под нос популярную бразильскую самбу «Я не могу смотреть на женщин, ох, ох, ох!». Только время от времени он чуть поворачивает к нам голову и весело щурит глаза – ну как, мол? В ответ мы беремся за мочку уха, и стрелка спидометра тут же заползает за семьдесят.

Справа и слева от нас извивается непрерывная пестрая лента сверкающих лаком лимузинов. Большинство автомобилей американские – шевроле, файерланды, доджи, бьюики. Однако довольно часто попадаются западногерманские – оппели и мерседесы. ФРГ быстрыми темпами протягивает лапы к бразильской экономике.

Автобус покидает авениду. После ее шири и простора улочки кажутся необычайно тесными. Но зато на смену раскаленному бетону, адскому гудению моторов приходит тихая прохлада полных задумчивости садиков за решетчатыми стенками заборов, шорох вечнозеленой листвы. Покачивают своими листьями-опахалами нежные бананы. И снова ряды пальм, вид которых так не вяжется с запыленными грязными тротуарами, автомобилями и зеркальными окнами магазинов. Бесчисленные лавки и лавчонки, скрывающие в своих недрах груды тропических фруктов и овощей, чудо-холодильники фирмы «Дженерал электрик» и антикварные редкости времен Гонсалеса Гоэльо, заржавленные шлемы, старинные медальоны, шедевры художников Возрождения и непонятные творения абстракционистов. Иногда за узором забора виднеются белые очертания ультрасовременного коттеджа, но чаще – старые обветшалые трехэтажные домики с покосившимися стенами, с окнами, прикрытыми полинявшими жалюзи. Стройные сеньориты с громадными плетеными корзинами, из которых торчат хвостики лука, чешуйчатые бока ананасов, рдеющие шары томатов, и полногрудые негритянки, лениво беседующие у дверей домов, удивленно смотрят на красный флажок, развевающийся над автобусом.

Наконец мы снова выбираемся на шоссе. Слева от нас на обрывистых склонах высокого холма странные сооружения, напоминающие не то курятники, не то дровяные сараи. Это одни из многих «моррос»[24]24
  Моррос – холм (португ.).


[Закрыть]
– прибежище нищеты, голода и порока. Сифилитическая язва, скрытая под роскошным платьем богача. Фантастическая нищета среди роскоши тропической растительности, сказочного плодородия и несметных богатств. В Рио-де-Жанейро числится шестьдесят четыре таких пригорода. В этом подобии жилищ, построенных из старых ящиков из-под мяса, бензиновых бочек, обломков рекламных щитов, кусков кровельного железа и ржавой жести, нашли себе кров около шестисот пятидесяти тысяч человек – четвертая часть населения города. Но даже за этот жалкий кров надо платить. Землевладельцы не считаются ни с чем. За каждый квадратный метр земли они сдирают огромную арендную плату. Здесь не знают, что такое водопровод и канализация. Груды мусора и нечистот свалены тут же, по соседству с жильем, и грязные рахитичные дети копаются на свалке в поисках остатков пищи. И не удивительно, что самая большая детская смертность в Бразилии приходится на эти районы фавел – кварталов «цветной» бедноты. Только три процента их населения доживает до шестидесяти лет. Голод и болезни сводят в могилу многих еще в юношеском возрасте.

Но на смену им каждый месяц прибывают все новые и новые из близлежащих сельских районов. В 1957 году ежемесячно население фавел возрастало на три тысячи восемьсот человек, перебиравшихся в город с надеждой на счастье и удачу.

А вплотную к этим кварталам примыкают утопающие в роскоши люксы Копакабаны и Фламенго, где стон саксофонов сливается с журчанием фонтанов, где у подъездов фешенебельных ресторанов теснятся великолепные лимузины последних марок и богатые иностранцы восторгаются красотами города Январской реки. Впрочем, бразильская буржуазия не прочь поиграть в благотворительность. То и дело в газетах появляются статьи и фотографии – чай для незаконнорожденных детей, благотворительный ужин для «падших женщин», благотворительная лотерея для матерей-одиночек. А в городе с ужасающей быстротой растет преступность, с которой полиция не в силах справиться, в городе, гордящемся своей культурой, 290 тысяч человек неграмотных, то есть почти каждый десятый кариока не умеет читать.

Трудно поверить, что на свете существует такая нищета. Надо увидеть это собственными глазами. Это не заграница, знакомая многим по ярким обложкам иллюстрированных журналов, шикарным автомобилям, стоящим у ворот посольств, сигаретам «Кэмел» и кинокадрам с пленительными кинозвездами. Это заграница такая, как она есть – в рубищах, не прикрытых ни вуалью, ни позолотой.

Так, в первые годы войны находилось немало людей, скептически относившихся к сообщениям о зверствах фашистов. «Не может быть, – говорили они, – страна, давшая миру Гёте и Шиллера, Канта и Лейбница, Гейне и Гегеля, не может допустить бесчеловечных жестокостей». Они продолжали говорить это, забывая о том, что первые снаряды, направленные в госпитали, переполненные ранеными, были германскими, и что впервые появившиеся на берегах Ипра удушливые газы были выпущены германскими «гуманистами». Потребовалось время, чтобы все люди узнали истинное лицо фашизма.

Да, чтобы знать и понять, люди должны больше видеть, ездить, смотреть и общаться. Этого не заменят ни книги, ни кино, ни журналы, ни газеты, ни фотографии.

Автобус несется дальше. К нашему гиду, сеньору Александро Бокти, снова возвращается красноречие: «Слева от вас, сеньоры, городской зоопарк». Но, к сожалению, наше время так ограничено, что остановка здесь исключена. Невдалеке за купой деревьев показывается большое спортивное сооружение – это малый стадион. Наконец автобус замедляет ход и плавно тормозит у массивных решетчатых ворот. Приехали. Маракана.

У входа полицейский. На нем песочного цвета шлем, песочная двубортная куртка, перехваченная широким белым поясом, на котором болтается пистолет в белой кобуре, песочные брюки, стянутые у лодыжек, и ярко-желтые ботинки на толстой кожаной подошве.

Он окинул нас довольно неприветливым взглядом и процедил сквозь зубы: «Сеньоры, стадион закрыт!» В этот момент сеньор Александро решительными шагами подошел к полисмену и, показав на нас рукой, принялся что-то объяснять по-португальски. Первые же его слова действуют подобно знаменитому «Сезам, отворись». Мрачный полисмен вдруг оживился, на лице его появилась приветливая улыбка. «Рус, рус, карашо», – весело произносит он и с неожиданной прытью бежит открывать ворота. Через несколько минут мы уже идем под сводами самого большого в мире стадиона, вмещающего двести с лишним тысяч человек. Колоссальное сооружение из тяжелого бетона, напоминающее сверху гигантскую подставку для чайника. Здесь все поставлено на службу голому практицизму: ни одного украшения, лепки, статуи. Впрочем, в этом царстве серого бетона и спортивного бизнеса отдана дань победителям мирового футбольного первенства 1958 года.

На одной из стен в проходе под трибунами цветная мозаика, изображающая в полный рост игроков бразильской команды-победительницы – знакомые по портретам Гарринча, Вава, Диди, Пеле. На противоположной стене выложены из красноватых пластинок мрамора пять олимпийских колец. Пожалуй, сеньор Оливейро не ошибался, говоря, что болельщик в Бразилии особенный. Если любовь бразильских футбольных болельщиков перемножить на их южный темперамент, то получится… Впрочем, о том, что получится, свидетельствуют глубокий бетонный ров, отделяющий трибуны от футбольного поля и специальный выход на поле для полицейских отрядов, ибо почти ни один матч не обходится без вмешательства полиции. Один из служащих стадиона рассказывает, что во время некоторых ответственных футбольных состязаний при входе на стадион полиция отбирает у болельщиков тысячи пистолетов. Ох, эти болельщики!

В прошлом году один из не в меру разгорячившихся сторонников проигрывавшей команды выстрелил в мяч, поставленный для «одиннадцатиметрового удара» в ворота команды, пользовавшейся его благосклонностью.

– Жаль, что вам не пришлось присутствовать в Рио в ту ночь, когда сборная Бразилии вернулась домой из Швеции после победы на мировом чемпионате по футболу. Это было настоящее национальное торжество. Люди запрудили улицы. Транспорт остановился. Пылали факелы, звучали песни. Восторженная толпа болельщиков пронесла победителей на руках через весь город.

Сейчас в футбольной жизни города царит затишье. Большинство команд улетело на гастроли в разные страны. Футбольные чемпионы демонстрируют свой высокий класс в США.

Служащие стадиона, строительные рабочие обступили нас со всех сторон. И по дружеским улыбкам и крепким рукопожатиям каждый из нас чувствует, что воротам холодной войны не устоять против мячей мира и дружбы.



С. Курзенков[25]25
  Автор очерка «Пробуждение пустыни» – Герой Советского Союза Сергей Георгиевич Курзенков, бывший летчик-истребитель морской авиации, участник Великой Отечественной войны, член Союза советских журналистов. Демобилизовавшись в 1950 году, С. Г. Курзенков на сороковом году жизни поступил учиться в Московский литературный институт имени А. М. Горького при Союзе советских писателей СССР и окончил его в 1956 году.
  Автором написано несколько десятков рассказов из фронтовой жизни военных летчиков. Сборник этих рассказов «Под нами – земля и море» выпущен Воениздатом в 1960 году.
  Желая побывать в Китайской Народной Республике, ознакомиться с великой древней страной и братским народом. С. Г. Курзенков в течение шести месяцев в 1957-1958 годах работал в советско-китайской киноэкспедиции шофером автомобиля ГАЗ-69. Начав путешествие из Алма-Аты, он закончил его в Пекине, проехав за рулем автомобиля более десяти тысяч километров.
  Экспедиция преодолела не один горный перевал величественного Тянь-Шаня, побывала в песках двух знаменитых пустынь – Джунгарской и Гоби, где заканчивается строительство трансазиатской железной дороги «Дружба». Вместе с экспедицией автор побывал и на новых нефтепромыслах Карамая, Душаньцзы, Юймыня, в новых городах: Карамай, Шихзцзы, в древнем Ланьчжоу и Турфане, в нескольких госхозах, созданных на бывших пустынных землях.
  О своем путешествии по Китайской Народной Республике С. Г. Курзенков написал книгу. Предлагаемый читателю очерк «Пробуждение пустыни» – часть этой книги. – Прим. ред.


[Закрыть]

ПРОБУЖДЕНИЕ ПУСТЫНИ
Из путевых очерков


«Вдали Карамай вырастает во взоре.

Нефти Китая великое море.

Я вижу застыли в строю чеканном

вышки разведанного

Синьцзяца…»

Ли Цзы


КАРАМАЙ

НЕ ИЩИТЕ на карте города Карамая – его ни на одной нет.

Карамай – самый юный из молодых городов Синьцзян-Уйгурского автономного района, но в нем живет и трудится около 40 тысяч человек, людей разных национальностей – уйгуров, китайцев, казахов, русских.

Большая часть жителей Карамая – молодежь. Юноши и девушки, как наши комсомольцы, осваивающие целинные земли и работающие на новостройках, съехались сюда из разных провинций Китая.

Еще в 1953 году, вблизи хребта Чингисхана, на севере Джунгарии, была пустыня, и вот вырос город Карамай. Что привело в эти пустынные места людей? Черное золото… Нефть.

В Синьцзяне давно знали о наличии нефти в этом районе. Здесь нефть, подобно ключам, выходила из-под земли.

Много троп проложено к этим черным ключам верблюжьими караванами. Люди приходили к ним, чтобы запастись для светильников «карамаем» – «черным маслом», так они называли нефть.

Неизвестно, сколько бы эти маленькие черные фонтанчики, истощая подземные клады, продолжали фонтанировать, но приехали люди нового Китая. С помощью советских специалистов-нефтяников они на большой территории пустыни исследовали глубокие недра земли и нашли значительные запасы нефти.

В настоящее время этот район превращается в один из крупнейших нефтепромыслов Китайской Народной Республики. Здесь вырос город нефтяников – Карамай.

Наши машины свернули с главной автомагистрали около указателя с надписью: «Карамай, 14 километров».

Поднявшись на возвышенность, мы въехали в царство буровых вышек, действующих скважин, цилиндрических резервуаров – баков, которые наполняются черной кровью земли.

Нам навстречу неслись в тучах пыли рычащие десятитонные грузовики-нефтевозы. Пересекая Джунгарскую пустыню с севера на юг, они в своих емких цистернах вывозят из Карамая нефть на крекинг-завод в Душаньцзы. С постройкой железной дороги «Дружба», крекинг-завода в самом Карамае и нефтепровода до Душаньцзы отпадет необходимость такой транспортировки нефти.

На полпути к городу нефтяников дорога отошла от промысла к северо-западу и потянулась вдоль телефонных проводов, сливаясь с однотонной равниной, усыпанной темно-серой и буроватой галькой. В дрожащем мареве перегретого воздуха, затуманенного пылью, на фоне зубчатой гряды темнеющего хребта Чингисхана город Карамай открывался далеким, неясным.

Растягивая за собой длинные хвосты неоседающей пыли, мы приближались к городу. Скоро одноэтажный, приземистый Карамай был виден как на ладони. Наши машины подъехали к юго-восточной части Карамая, где под открытым небом на большой территории раскинулся склад.

Рядом строились корпуса завода но ремонту энергосилового оборудования нефтепромыслов и тепловая электростанция.

Обогнув город с востока, дорога вывела нас на центральный проспект, рассекающий своим широким лучом город на северную и южную части.

В Карамае прямые, как стрелы, улицы. Они делят его на квадраты, застроенные стандартными, одноэтажными, прямоугольными каменными домами. Стены домов окрашены в белый, розовый, салатный цвета. При полном отсутствии зелени такая окраска домов оживляет город.

На широкой центральной площади в строительных лесах из толстого бамбука, связанного веревками, мы увидели Дом культуры. Строители готовили подарок нефтяникам к Новому году.

Недалеко от Дома культуры расположена спортивная площадка. На ее границах врыты высокие столбы-мачты. Между столбами, как струна, натянута толстая проволока. К проволоке прикреплены провода с многочисленными электрическими лампами, заключенными в абажуры. При наступлении темноты лампы зажигают, и их свет, почти не дающий теней, ровно заливает всю площадку.

Спортсменам Карамая ночь не помеха. Играя в волейбол, баскетбол, работая на различных гимнастических снарядах, молодежь допоздна не покидает спортплощадку.

Мы остановились в гостинице с уютными чистыми номерами и удобной красивой мебелью.

В гостинице, как и во всех домах города, электрическое освещение, радиотрансляционная сеть, водопровод и даже ванная с душем. Для нас, пропыленных, такая гостиница была особенно приятным сюрпризом.

После чистки и мытья нас пригласили на ужин в рабочую столовую. Таких столовых в Карамае несколько. Они небольшие, отличаются чистотой и работают по методу самообслуживания. В столовой пища готовится с учетом национальных традиции. Неизменное блюдо китайцев – пшеничные пампушки из пресного теста или вареный рис. Способ варки пампушек и риса один. Куски теста раскладывают на сетку решет большого диаметра. В такие же решета ставят и пиалы с рисом и небольшим количеством воды. Заполненные решета устанавливают одно над другим – «этажами» – над большим чугунным котлом с кипящей водой. Верхнее решето закрывается деревянной крышкой.

Сваренный на пару рис подается с различными соусами, крепко приправленными острыми специями. Особенно любимы китайцами соевые соуса с пахучими травами, с мелкорублеными кусочками свинины или курятины и многочисленные блюда из овощей. Среди них на первом месте лиственная китайская капуста, похожая на салат, и сладкая красная редька. Зеленый чай пьют без сахара в большом количестве. Китайцы считают, что в зеленом чае есть особые тонизирующие лечебные свойства, благотворно влияющие на организм.

Уйгуры очень любят свои праздничные блюда: пельмени с обильно приправленным луком фаршем из баранины и шашлык. Шашлык делается из баранины. Маленькие кусочки мяса нанизывают на короткие металлические шпильки и жарят над тлеющими углями, засыпанными в специальную продолговатую железную жаровню.

Едят этот вкусный шашлык прямо со шпилек. Не безразличны уйгуры и к зеленому чаю. Пьют они его «чистым» и с топлеными сливками.

В столовой к нам подошла красивая темноглазая смуглянка в цветном хлопчатобумажном костюме с длинной темно-русой косой.

Ласково улыбнувшись, она сказала по-русски:

– Здравствуйте, товарищи.

– Здравствуйте…

– Вы приехали из Москвы?

– Да, из Москвы…

– Вы там живете?

– Да…

– Ой! Какие вы счастливые! – обрадованно произнесла она. – Мне так хочется посмотреть на Москву… Я много слышала о ней.

– От кого вы слышали?

– Мне рассказывали ваши товарищи, советские специалисты, когда они работали в Урумчи.

Мы познакомились с девушкой. Она сказала:

– Меня зовут Ася.

– У вас красивое имя. Русское…

Чуть смутившись, Ася ответила:

– Когда я жила в Урумчи, ваши товарищи научили меня говорить и читать по-русски. Они давали мне интересные книги. Я читала их… Однажды они дали мне книгу писателя Ивана Сергеевича Тургенева… Мне понравилась книга. Она называлась «Ася». Я рассказала им, что мне очень понравилась Ася, и ваши товарищи после этого стали меня звать Асей. Это имя хорошей русской девушки полюбилось мне, и я привыкла к нему. Советские специалисты уехали из Урумчи к себе домой, а я – работать в Карамай, а имя Ася так и осталось за мной.

На следующий день мы ознакомились с окрестностями города и с работой большого, дружного, молодого коллектива на нефтепромыслах.

К северо-востоку от города, километрах в пяти, на фоне палевой пустыни выделяется небольшая серо-черная каменистая возвышенность. Мы подъехали к ней. Возвышенность была похожа на затерявшийся в океане коралловый островок. Причудливые «кораллы» – это смешанная с песком застывшая нефть.

Здесь с незапамятных времен из недр земли бьют черные ключи. Они то смолкают, то вдруг оживают и бурлящими пузырьками метана покрывают черную маслянистую поверхность, переливающуюся цветными бликами в небольших ямах.

Выходящая наружу с водой и метаном нефть не пропадает. Карамайцы, как хорошие хозяева, на местах ключей вырыли котлованы, нефть их заполняет, а затем ее вычерпывают, используя для нужд города.

Восточнее «черных ключей» тянется невысокая гряда гор. Обогнув одну из гор, мы оказались будто у склада готовых минеральных красок. Здесь горы от вершин до оснований расколоты и обнажилась радужная расцветка глин. Это карьер. Горы раскололи люди, они ведут добычу цветных глин, которыми в Карамае окрашены стены домов и зданий.

Из карьера цветных глин мы отправились на промыслы. Стальные конусные гиганты-вышки оживили однообразный пустынный пейзаж, и будто выровненные по линейке, они уходят вдаль, к горизонту.

Разведчики-нефтяники обнаружили под землей мощный нефтеносный слой. Он рекой протянулся с севера на юг. Подземную нефтеносную реку карамайцы решили заставить выйти наверх, используя новый метод расположения скважин. А чтобы нефть вся до капли поднялась на поверхность земли, в нефтеносный слой будут накачивать воду. Вода, как поршень, вытеснит из глубоких недр имеющуюся там нефть.

Встреча с нефтяниками состоялась у одной из вышек, бур которой уже ушел на глубину шестисот метров. В белых алюминиевых касках, в черных комбинезонах, с бронзовыми от загара лицами нефтяники слаженно управляли всем большим буровым хозяйством. Управляющий нефтепромыслом товарищ Чэнь Фын рассказывал:

– Нефть есть… Воды нет. А ее нам нужно очень много. Воду привозят на буровые грузовики в цистернах с реки Манас.

– Но мы слышали, у вас есть водопровод, – сказал я.

– Водопровод есть, – продолжал Чэнь Фын. – Он подает воду из Манаса, а река от города в сорока пяти километрах. Не хватает этой воды. Мы ищем воду глубоко под землей. Не найдем – будем рыть канал, чтобы заставить Манас течь к нам. А с водой все изменится. Скважины станем бурить быстрее. Нефти Карамай будет давать много. На улицах и площадях города вырастут деревья, зацветут сады, зазеленеют поля. Красивым станет Карамай. Очень хорошо будем жить. Приезжайте года через три-четыре, Карамай не узнаете…

Поблагодарив товарища Чэнь Фына за приглашение, я ответил:

– Не знаю, когда еще приеду к вам, но я верю, трудолюбивые руки карамайцев оживят мертвую древнюю пустыню. Украсят, благоустроят юный город, а жизнь свою сделают счастливой и красивой.

Возвращаясь в город, я обнаружил в своей машине поломку: лопнул кронштейн, крепящий динамо.

Сопровождающий нас товарищ сказал:

– Недалеко бурильно-ремонтная мастерская, поедемте туда. Там есть автоген и электросварка.

В мастерской нас сразу окружила группа молодых рабочих уйгур и китайцев, нашелся и переводчик. Это был русский, слесарь Югославский, свободно говоривший по-уйгурски и по-китайски.

Узнав, что меня привело в их мастерскую, он обратился к мастеру цеха товарищу Цай Чжу-линю.

– Товарищ Цай Чжу-линь рад помочь русскому товарищу, – передал мне слесарь Югославский.

Я достал инструменты. Хотел снять динамо, но мне ничего не дали сделать.

Мастер Цай Чжу-линь, предлагая сигареты, сказал:

– Сулянь тунчжи[26]26
  Сулянь тунчжи – по-китайски советский товарищ. – Прим. ред.


[Закрыть]
. Это очень хорошо! Сулянь тунчжи – наш брат. Сулянь тунчжи, отдыхай! Кури сигареты… Мы исправляй цичэ[27]27
  Цичэ – по-китайски автомашина. – Прим. ред.


[Закрыть]
.

Андрей Югославский, Мамед Исамов и Оман Марсалимов под руководством мастера Цай Чжулиня сняли динамо, кронштейн, осмотрели и решили: сварить электросваркой.

Через полчаса все было готово. Закончив работу, рабочие осмотрели и всю машину. Где нужно было, подтянули, подкрепили, смазали.

Пожав всем крепко руку, я покинул мастерскую с особенным чувством: хорошо, когда вокруг друзья!

Вечером ужинали в рабочей столовой. Ели достойные похвалы китайские блюда. Подавала их нам обаятельная Ася.

На следующий день продолжали знакомиться с городом.

Там, где недавно стояли брезентовые палатки, о которых рассказывал нам геолог Александр Михайлович, выросли добротные каменные корпуса поликлиники и больницы. В городе работают хлебозавод, магазины, столовая, открыты школы, детские сады, ясли, демонстрируются кинофильмы, выступают кружки художественной самодеятельности, проводятся спортивные соревнования.

Я побывал в молодежных общежитиях. Познакомился с карамайцами. Все они комсомольцы. Приехали сюда добровольно. Живут скромно, в комнатах чистота, порядок, обилие книг, газет, журналов. Молодежь любознательна, стремится к знаниям. Работают они старательно, всегда и во всем помогая друг другу. Бросилось в глаза особое отношение к девушкам. Их оберегают, не позволяя им выполнять тяжелой физической работы, а о какой-либо обиде и речи быть не может.

Разговаривая с лаборантками Су Се-ю, Пей Ю-син, Кан Пин, техником Туп Шан, экономистом Ли Кай-ши и с секретарем комсомольской организации Лю Пэй-цзюнем, я видел жизнерадостных молодых людей с непременными улыбками на лицах и не услышал даже намека, что в их жизни есть большие трудности. Карамайцы с теплотой вспоминали советских специалистов-нефтяников Романа Васильевича Бурханова из Баку, Александра Ивановича Малышева из Москвы, Василия Петровича Васильева из Ленинграда, Антонину Степановну Кузнецову из Саратова.

…Наши ярко раскрашенные автомашины с алыми флагами Родины привлекали все взоры, особенно детские.

Карапузы, одетые в цветные курточки и штанишки, проявляли особый интерес к машинам, по-деловому осматривали их и «на полном серьезе» вели свой детский разговор.

Я с переводчиком сидел в машине, готовясь к отъезду.

Три загорелых малыша с подстриженными челочками подбежали к нам. Их темные глазенки блестели любопытством. Обойдя машину, малыши остановились и заговорили:

– Лю, цичэ хао?[28]28
  Лю, машина хорошая? – Прим. ред.


[Закрыть]
 – сказал малыш в кепочке.

– Хао, – ответил малыш с куском дыни в руке.

– А она, Лю, не такая, как наша цичэ.

– Нет, такая…

– Нет, не такая, Лю… Наша цичэ – зеленая.

– Теперь все цичэ у нас будут такие красивые…

– Нет, Лю, – с сожалением произнес малыш, – цичэ не наша… Она другого города.

– Нет не другого, а нашего… Когда я буду большой, как папа, у меня будет своя цичэ.

Сомневающийся малыш в кепочке вздохнул, покачал головой и спросил Лю:

– А кто будет тебе заводить цичэ? Ты не умеешь заводить цичэ.

– Я буду заводить цичэ… Сам буду ездить на цичэ, – уверенно произнес Лю.

Без улыбки нельзя было смотреть на маленьких граждан большой страны. Растут смелые, любознательные дети. Их будущее – большое, светлое. Они будут иметь свои цичэ…

Ранним солнечным утром следующего дня нас провожали первый секретарь городского комитета партии товарищ Чжи Цзен-яо, заместитель секретаря товарищ Садых Хаса и управляющий нефтепромыслами Карамая товарищ Чэнь Фын. Они тепло попрощались, пожелав нам счастливого путешествия.

Из Карамая наш путь лежал через Джунгарскую пустыню на юг и дальше в Урумчи. Ехали медленно. Дорога, пересекающая Джунгарскую пустыню, шла на подъем. Вдруг погода стала резко портиться. Безоблачное небо помутнело, быстро затягиваясь серыми слоистыми облаками. Подул ветер. Сила его заметно нарастала. В районе песчаных барханов ветер привел в движение золотистые потоки песка, срывавшегося с гребней тонкими струями. За барханными песками, после того как мы миновали небольшую возвышенность, с которой открылась бесконечная даль равнинной пустыни Джунгарии, ветер уже бушевал вовсю. Его порывистый свист заглушал шум бегущих машин. Это летел но пустыне рожденный в горах неистовый Эвгей. Ветер с ожесточением гнал в тучах песка и лёсса вырванную с корнем полынь и перекати-поле. Теперь Эвгей злобно бил в туго натянутые тенты машин, словно хотел сбросить их с дороги и угнать в глубь раскаленных песков. Но это не под силу даже ураганному Эвгею. Машины, увеличив скорость, мчались, уходя от непроглядной, как ночь, пыльной толщи, затмившей позади нас пустыню.

Раньше я знал о бурях в пустыне только понаслышке и вот довелось испытать ее на себе, правда, не так, как приходилось переносить путешественникам прошлого, проходившим по этим местам с караванами, верхом на лошадях или верблюдах.

Плотные тенты защищали нас от ураганного, холодного Эвгея, но не могли защитить от тонкой, как пудра, пыли. Она проникала всюду, но это не беда. Мы закрывали лица специальными марлевыми повязками.

Пыльный буран, ранее заставлявший останавливаться караваны, не смог остановить наши машины. Отсчитывая километры, под звуки неистово ревущего на разные голоса ветра, они уходили из зоны бушующего урагана. К вечеру, пропыленные насквозь, мы добрались до многокилометровой лесозащитной полосы на автостраде Хоргос-Урумчи. Ее плотная зеленая стена из пирамидальных тополей вытянулась вдоль главного шоссе, защищая дорогу от палящих лучей солнца и пыльных бурь пустыни.

Миновав тополевую аллею, мы свернули вправо, к Тянь-Шаньским горам, и сразу попали в настоящий молодой лес, рассеченный на квадраты широкими проспектами строящегося города Шихэцзы.

В ноной уютной гостинице Шихэцзы нас приветливо встретила стройная девятнадцатилетняя Цань Шу-тинь. В Шихэцзы еще не хватает рабочих рук, и Цань Шу-тинь совмещает обязанности директора гостиницы, администратора, уборщицы. И нужно отдать ей должное – гостиница содержится в образцовом порядке.

Пока мы чистились от пыли, мылись, на город Шихэцзы опустилась ночь. На улицах вспыхнули электрические фонари, раскачиваемые порывами налетавшего из пустыни ветра. Ветер выл злобно, шумно шелестел листвой деревьев. В полночь пошел проливной дождь. Струи воды звонко хлестали по стеклам больших гостиничных окон. Под вой ветра и шум дождя мы спали в прекрасных постелях под теплыми шелковыми одеялами, расшитыми причудливыми драконами.

К утру ветер стих. Сильно похолодало. С вершин Тянь-Шаньских гор, побеленных снегом, ползла на север рваная муть облаков, посыпая землю моросью. В такую погоду мы оставили гостиницу Шихэцзы. Разбрызгивая колесами липкую грязь, «Газики» вышли на главную автотрассу и пошли на восток. И снова бежали без конца встречные и обгоняющие нас автомобили Синьцзяна с людьми и грузом.

Редкий в этих местах ночной ливень щедро напоил истосковавшуюся по воде пересохшую землю, обильно смочил и дорогу. Дорога раскисла и из пыльной превратилась в скользкую и опасную. Местами она сильно суживалась, возвышаясь над глубокими кюветами. Ехать пришлось на пониженной скорости. Мера предосторожности оказалась не напрасной. Километрах в десяти от Шихэцзы мы увидели первую жертву скользкой дороги. Груженный чугунными слитками трехтонный грузовик сполз в кювет, а на обочине стоял расстроенный шофер, перепачканный грязью. Разве можно оставить в беде товарища? Наш мощный ГАЗ-63А сполз в кювет на противоположную сторону дороги. Его шофер Данилыч перекинул через дорогу стальной трос лебедки, зацепил крюком за заднюю раму китайский грузовик, включил лебедку и, на радость китайскому шоферу, с удивительной легкостью вытянул трехтонку на дорогу. Сделав доброе дело, мы поехали дальше. И еще раз наша сильная машина вытащила из кювета грузовик, и снова благодарность шофера, крепкие рукопожатия за товарищескую помощь.

Моросящий дождь перестал. В холодном и неприветливом небе проносились грязно-серые хлопья облаков. Было холодно. В горах выпал снег. Сильно понизилась температура воздуха. Из-за скользкой дороги только к вечеру добрались до Урумчи – столицы Синьцзян-Уйгурского автономного района. Снег щедро засыпал улицы, площади и плоские крыши домов. Мы не рассчитывали, что так быстро наступит зима.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю