Текст книги "С прибоем на берег"

Автор книги: Александр Плотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 12

Дополнение к анкете Русакова

– Города-то я и сама как следует не знаю, – созналась тетка, когда они вышли из автобуса. – Бывала в нем несколько раз наездами. Да и разросся он теперь на все четыре стороны. Автобазу давно уже куда-то па окраину перевели. Но ничего, дорогу у людей спросить – не за милостыней руку протянуть…

Остановились они в квартире бывшей бартеньевской жительницы – давней знакомой Таисьи Архиповны. Хозяйка еще не утратила деревенского гостеприимства и выметала на стол все съестное, что было в доме.

– Кушайте досыта, гости дорогие, – приговаривала она.

– Угомонись, Нюра, – пыталась сдержать ее хлебосольство тетка,– чай, не с голодного острова парня привезла.

– Баской, ох баской у тебя, Тося, племянничек, – бесцеремонно рассматривая Юрия, восхищенно трясла головой хозяйка. – Засушит он не одно девичье сердечко!

– Перестань его смущать, неугомонная!

– А чего? Он небось как свеженький огурец – сам себе цену знает!

– Да ему семнадцатый годок всего минул.

– Молодость дело поправимое! Ты извини меня, Юра, я ведь характером проста, чего очи бачут, про то и язык мелет.

– Вот именно, мелет, – усмехнулась тетка.

– Из пословицы слова не выкинешь, подружка!

– Ты нам расскажи лучше, как автобазу найти.

– А чего вам ее искать? Сегодня отдыхайте, а завтра вместе с моим Никифорычем пойдете. Он в гараже слесарем работает, кого надо покажет и к любому начальству сведет.

– Недосуг нам прохлаждаться, времени мало, надо еще на кладбище побывать.

– Тогда ладно. Садитесь на первый маршрут и езжайте до улицы Героев Даманского. Пройдете чуток пешком, увидите большие железные ворота. Это и есть автобаза. А контора за проходной направо, в трехэтажном доме.

– Спасибо, Нюра. Мы пошли.

Вскоре они уже сидели в кабинете директора автопредприятия – молодого мужчины с институтским значком на лацкане пиджака.

– Сам я, как вы понимаете, товарища Русакова не знал. Но у нас работают несколько человек, которые его хорошо помнят. Кстати, у нас с той поры и по сей день существует вымпел имени Егора Русакова за самый большой километраж. За прошлый месяц мы присудили его старейшему нашему водителю Петру Николаевичу Киселеву. Вот к нему вы сейчас и адресуйтесь. Машина его на профилактике стоит. Они с вашим отцом были, насколько мне известно, добрыми приятелями.

– Ты погляди, какой богатырь вымахал! Ты погляди! – долго восклицал Киселев, обтирая ветошью испачканные маслом руки. – Я же тебя вот такусеньким видел, – отмерил он ладонями.– А теперь плечи шире батькиных. Молодец, что заглянул, молодец!

Он был еще не стар, невысокого роста, но коренаст и подборист.

– Он хочет вас об отце расспросить, – сказала тетка.

– Догадываюсь, догадываюсь. Только разговор будет долгим, да и не с руки тут нам беседовать. Погодьте маленько, скоро заканчивается моя. смена, и махнем ко мне домой.

– Стоит ли вас стеснять… – заколебалась было Таисья Архиповна.

– Какое там стеснение! Старуха моя – хлебосольница, а тут еще и гость такой неожиданный! Егора-то она шибко жаловала. Он, пока холостым был, у нас дневал и ночевал.

Киселев вернулся быстро, одетый в полотняный костюм спортивного покроя.

– Директор нам свою «Волгу» дал. Сей минут возле моей хаты будем.

Жена Киселева, худенькая, с девичьей фигурой женщина, даже расплакалась, когда увидела Юрия.

– Как две росиночки вы с отцом своим покойным похожи. И лоб, и брови, и губы у тебя его, – говорила она, смахивая мизинцем слезы. – Как бы он гордился теперь, как радовался…

– Не расстраивай парня, старуха. Слезами горю не поможешь. Давай-ка отряжай меня в магазин, командуй, чего покупать.

– Водки не надо, не пьет еще Юронька, – сказала тетка.

– Мы с тобой, Архиповна, выпьем. За добрую память брата твоего, а моего друга сердечного.

– Вы не подумайте про него худого, – смущенно улыбнулась Киселева, когда муж, взяв хозяйственную сумку, вышел. – Он у меня не часто к рюмочке-то прикладывается. Всю жизнь за рулем.

Рюмку Петр Николаевич за здоровье гостей выпил. Понюхал хлебную корочку и подмигнул Юрию:

– Хлебный дух для организма лучший друг. Так вот, – начал он свой рассказ, утерев губы салфеткой. -

Пришел Егор Русаков к нам в колонну с правами второго класса. Машину ему дали новенькую, только что полученную. А он все одно ее главные узлы перебрал, все заново отрегулировал. Мотор у него как зверь работал. Стал он наших ребят, некоторых и с первым классом, обставлять. И груза больше перевезет, и быстрее обернется. Талант у него к нашему, шоферскому, делу был. Ездил расчетливо: не пилил на третьей скорости и не лихачил. За год была у него одна-единственная авария, да и то не по его вине. Борт ему на перекрестке какой-то растяпа подставил, а тормозного пути не хватило, чтобы остановиться.

Со сломанной рукой в больницу его положили. Вот тогда он и познакомился с матерью твоей. Влюбился в нее без памяти. Ничего удивительного – девка она была красивая, а у Егора годы подошли, пора было семьей обзаводиться. Я его на десять лет постарше, и то, когда первый раз невесту его увидел, заныло у меня под ложечкой. Ты, старуха, глаз на меня не пяль! Дело прошлое, неподсудное, – глянул он на жену.

– Нужен ты мне больно, – фыркнула та. – Я тебя и в молодые-то годы не больно ревновала.

– Вот-вот, такая, значит, была твоя любовь!.. Свадьбу он вот в этом самом доме у нас сыграл. В тещиной квартире негде было повернуться. Старуха моя его теще жарить-парить помогала.

– Старухе в ту пору тридцать два года было, – задиристо глянула на него жена.

– Ну-ну, не хорохорься, ты для меня и сейчас самая красивая и молодая!.. Потом мы через местком комнату для молодых выбили. С жильем тогда нелегко было, но лучшему шоферу пошло начальство навстречу. Поселились они в двухэтажном деревянном доме на улице Красной. Дом этот до сих пор цел. Бывал я у него в гостях несколько раз, только, сказать по справедливости, супруга его молодая нашего брата, шофера, не очень жаловала. Я не в обиду ей говорю, а так просто вспоминаю…

– Что было, то сплыло, – одернула его жена. – Нечего теперь старое ворошить.

– Хорошо, не буду. Вообще-то она молодец баба, характера твердого. В техникуме Егора восстановиться заставила, на заочном отделении. Он еще до войны учиться начал, да не успел закончить. Она до сих пор в больнице работает? – спросил Киселев у Юрия.

– В поликлинике, участковым врачом.

– Врачом? Значит, тоже выучилась? Настойчивая женщина. А отчим по-прежнему главный инженер?

– Нет, он директор завода.

– Должность солидная. Только и Егор голову имел светлую. Неизвестно, кем бы теперь был. В ту пору на севере нашей области нефть начали искать. Нашу автоколонну к буровикам подключили. Ездить приходилось большей частью по бездорожью. Не всем удавалось пробиваться через снега. А вот Егор ни разу обратно с грузом не вернулся. Надо перевезти что-либо важное и срочное – ему поручали, знали: доставит в любой буран… Тогда ведь еще вертолетов не было. Все оборудование летом на баржах по рекам, зимой только на автомашинах доставляли. Хлебнули мы, шофера, всякого лиха досыта. И простывали, и обмораживались.

– А тот рейс, в который отец последний раз ездил, тоже срочным был? – спросил Юрий.

– Тот и вовсе чрезвычайный. Поломка на буровой случилась. Надо было любым путем запчасти послать, иначе пришлось бы буровикам загорать в простое до самого ледохода. Что делать? Дороги уже прокисать начали, пробиться на север – один шанс из сотни. И тут-то Егор сам вызвался ехать. Совестно его посылать – жена па сносях, но другого выхода не было. Как удалось ему добраться – один бог знает. Выручил буровиков. А вот обратно не следовало ему ехать, потерпел бы недельки две до ледохода и с первым-караваном на барже машину приволок. Только не сиделось ему там, в те дни ты на белый свет заявился. Первенец, да еще сынище! Рискнул Егор, да и сгинул…

– У меня будто сердце чувствовало, – вздохнула жена Киселева. – Перед самым рейсом заскочил он к нам на минутку. «Вы уж, – говорит, – за родненькой моей присмотрите», хотя у той и мать, и сестры были. Глянула я ему вслед, и душа у меня от тоски сомлела. Мужу-то ничего не сказала, а сама все эти дни как на иголках жила.

– Когда вскрылась река, тело его в тридцати верстах ниже по течению обнаружили. Успел он дверцу кабины распахнуть, выскочил, но головой об лед зашибся… Хоронили его с большими почестями. Все городское начальство присутствовало, представители нефтеразведки тоже венок принесли. А вот мамка твоя так с ним и не простилась. Видать, брякнул кто-то не подумавши, и горячка с ней приключилась. Долго еще после похорон в больнице лежала. Вышла чуть жива, грудишки пустые. Удивительно, как она выходить-то тебя сумела…

– На первых порах мы ее частенько навещали, – продолжила за него жена. – А после, когда она к своим жить перебралась, реже стали видеться. Года через полтора вышла она замуж за отчима твоего теперешнего, уехала из города. С той поры мы о семье вашей только от Архиповны узнавали, делилась она с нами тем, что самой удавалось выведать.

– Сама-то не больно много знала. – Таисья Архиповна невесело улыбнулась. – Уговор блюла… Лишь в кои годы, когда душа не выдерживала разлуки, ездила, чтобы хоть издали увидеть своего Юроньку. – Она ласково взглянула на племянника. Юрий опустил глаза, так стало стыдно и за себя самого, и особенно за бессердечие матери.

– Спасибо, хозяева дорогие, и за ужин, и за добрые слова, – поднялась из-за стола тетка. – Отправимся мы теперь к Егорушке.

– И мы с вами, если позволите, – заторопилась жена Киселева.

– Нет, старуха, мы в следующий раз. Пусть сегодня они– наедине с ним побудут, – остановил жену Петр Николаевич.

Городское кладбище находилось в тенистой березовой роще, наполненной птичьим гомоном. Подражая то щеглам, то зябликам, самозабвенно заливались скворцы, с верхушек деревьев доносилось картавое воронье карканье. А внизу побрякивали железные венки о надгробия. Вечер выдался ветреным.

Юрий с теткой подошли к обнесенной металлической оградкой могиле, над которой возвышалась четырехугольная пирамидка со звездой. Могильный холмик был обнесен бетонным буртиком и засажен цветами, оградка совсем недавно покрашена. Чувствовалось, что за могилой постоянно присматривают.

Таисья Архиповна отворила тихонько дверцу оградки, вошла и расслабленно опустилась на колени.

– Братец мой любимый, – негромко запричитала она. – Сына я к тебе привела, кровиночку твою единственную, а ты не встанешь нам навстречу, не откроешь свои глазоньки…

– Тетя, милая, успокойтесь, – тронул ее за плечо Юрий, сам не в силах сдержать слез. В этот момент он не осознавал, были ли это слезы жалости или обиды за то, что уже шестнадцать лет лежит под этими березами родной ему человек, а он только впервые пришел навестить его. Нет, не имела права мать поступить так жестоко, трудно будет простить ей это…

– Помни о нем, Юронька, – повернула к нему скорбное лицо тетка. – Щедрое сердце и большая любовь погубили его…

– Да, тетя, теперь я никогда не забуду отца, – сказал Юрий, – никогда не забуду.

Именно сейчас созрело в нем окончательное решение восстановить справедливость. Как это сделать, он еще не знал, но слышал, что даже настоящие фамилию, имя и отчество можно сменить на любые другие. У него же совсем наоборот: он будет менять чужое на свое собственное, законное.

ГЛАВА 13

Ермоленко воспринял повышение Юрия как что-то само собой .разумеющееся.

– Как прикажешь к тебе обращаться? – с простодушной улыбкой спросил он Юрия. – На «ты» или на «вы»?

– А ты сам как считаешь?

– Придется выкать. Тыкание подрывает командирский авторитет.

– Смотря где. На службе – да, а здесь, в общежитии, мы с тобой как были, так и остались товарищами.

– Сложно это очень, там – одно, здесь – другое. Боюсь запутаюсь.

– Поменьше говори, побольше делай – не запутаешься! – рассмеялся Юрий. – Кстати, как твои новички?

– Роют землю носом, – пошутил Ермоленко.

– Какие они, в сущности, еще мальчишки, – сказал Юрий. – Ты знаешь, дублер Файзулаева застрял сегодня па колейном мосту и чуть не заревел от досады.

– Маменькин сынок, наверное?

– Да нет, рабочий паренек, профтехучилище закончил, па заводе немножко поработать успел.

– Тогда, значит, самолюбивый очень. Это хорошо, такой на шкентеле тянуться не будет.

– Видимо, да. А с хорошим почерком среди твоих никого нет? Мне временно писарь н^жен, пока вот эти пеленки не сниму, – кивнул Юрий на свои бинты.

– Почерка я не проверял, но один у меня художественное училище закончил. Коль рисовать умеет, писать красиво тоже, наверное, может.

– Пришли его на пару дней в канцелярию.

– Есть прислать! – приложил руку к непокрытой голове Ермоленко, и оба снова прыснули от смеха.

– Что-то я в библиотеку дорогу забыл, – вздохнул Ермоленко,– текучка заела. Так и заскорузнешь, как кирзовый сапог. Ты еще Франсуазу свою не сдал? Дашь почитать?

– Хватилась кума… Я после нее еще дюжину книг прочел. Если хочешь, возьми у меня в тумбочке свежие журналы.

– Как ты высыпаться умудряешься? Ложишься, когда я уже второй сон вижу, встаешь раньше меня.

– Не хочу проспать все царство небесное. И тебе не советую.

– Тебе легко говорить, а тут едва примешь горизонтальное положение, так глаза автоматически и закрываются.

– А. ты побольше в вертикальном находись.

– Сам небось в постели читаешь.

– Что положено Юпитеру, то не положено быку.

– Сам ты бык! Ну давай какой-нибудь журнал, – проворчал Ермоленко, устраиваясь за столом.

В сущности, он был вовсе не лентяй, целыми днями крутился на технической позиции и в учебных классах, имел права на вождение бронетранспортеров и танков, назубок знал уставы и наставления. Стремление соснуть лишний часок было, пожалуй, его единственной слабинкой.

С полчаса он молча перелистывал страницы, склонясь возле настольной лампы, потом вдруг вместе со стулом повернулся к товарищу.

– Слушай, Юрко, зачем ты скрывал, что давно знаком с Наташей?

– Скрывал? От кого?

– От меня, к примеру.

– Разве ты когда-нибудь спрашивал меня об этом?

– От друзей не ждут расспросов, с друзьями делятся даже самым сокровенным…

– А сам ты разве посвящал меня в свои отношения с ней?

– Да нет у нас с Наташей никаких отношений! – резко вскинулся Федор. – Ты сам не хуже меня это знаешь, – добавил он тихо.

– С чего ты взял, что я знаю?

– Да с того самого… Скажи мне, Юрко, – произнес ор после паузы, – она на самом деле тебе нравится или…

– Что или?

– Или ты просто так ей голову морочишь? – холодно прищурился Федор.

– Хотя мы и друзья, но позволь не отвечать на этот вопрос, – сказал Юрий, отворачиваясь к стене и давая понять, что хочет спать.

Юрий припомнил весь этот разговор спустя несколько дней, возвращаясь в гарнизон из части десантных кораблей, куда ездил для согласования вопросов взаимодействия. Задумчиво смотрел через лобовое стекло газика на низко стоящее над лесом солнце, опушенное багровыми перьями облаков.

– На следующем перекрестке сверните направо, – сказал Юрий водителю. – Мне надо заехать в Сосновку. Вы там бывали?

– Подвозил однажды сестру нашего комбата, товарищ гвардии лейтенант.

– Значит, знаете, где сельский клуб. Мне как раз туда и надо.

Машина затормозила возле здания необычной архитектуры, в котором угадывались контуры бывшей кирхи.

– Добрый вечер, – поздоровался Юрий со стоящей возле дверей клуба женщиной. – Как мне найти товарища Родионову?

– Наталью Федоровну? Поднимитесь на второй этаж, последняя дверь налево.

На потемневшей дубовой филенке резко выделялась новенькая пластмассовая табличка с надписью «Завклубом».

– Можно войти? – постучав согнутым пальцем по косяку, спросил Юрий.

– Пожалуйста! – откликнулась Наташа и, быстро справившись с замешательством, добавила: – Никак, товарищи шефы пожаловали? Милости просим!

– Ну я пошла, Наталья Федоровна, – заторопилась совсем юная девчушка.

– Не забудьте, Танечка, репетиция завтра ровно в восемь. Предупредите всех остальных.

– Хорошо, Наталья Федоровна.

– Ваши сотрудницы сообразительны, не хуже моих матросов, – улыбнулся Юрий и, помявшись, добавил: Я воспользовался вашим приглашением. Может, не вовремя пожаловал?

– Отчего же? Я вам очень рада.

– А домой вы не собираетесь? Я на автомашине, могу подвезти.

– Домой? Честно говоря, я собиралась поработать до восьмичасового автобуса, но ради такого гостя готова отложить все дела. Только, Юра, знаете что? Если не торопитесь, то отпустите свою машину и давайте махнем пешком по лесным тропинкам! Пошуршим листьями. Хорошо?

Шофер удивленно глянул на лейтенанта, когда тот велел ему ехать в часть одному, но, заметив в окне клуба Наташу, понимающе улыбнулся и завел мотор.

«Нынче же поделится новостью с корешами, – посмотрев ему вслед, подумал Юрий, – а через пару деньков казарменный тэлеграф сообщит ее Федору Ермоленко».

– Вот я и готова! – сказала Наташа и лукаво улыбнулась: – Вы не опасаетесь брать меня в проводники?

– Надеюсь, вы не заведете меня в болото.

– Непременно, чтобы вы меня потом вытащили из трясины! Кстати, как ваши руки?

– Все зажило, шрамы вот только остались.

– Шрамы украшают мужчину.

За околицей они пересекли небольшой выкошенный лужок, вышли на опушку леса, пламеневшую от усыпанных оранжевыми ягодами кустарников.

– Это дафничка, – пояснила Наташа,– или в просторечье волчья ягода. Каждую осень стоит она такая красивая и никому не нужная. Обидно, правда?

– Да. А вы знаете, у нас в Сибири об этом кустарнике существует легенда.

– Какая? Расскажите, пожалуйста!

– Было это, говорят, очень давно, еще в языческие времена. Росла у одного жреца бога Ярилы красавица дочь. Глаза у нее – словно голубые звезды, на щеках отблеск утренней зари, а коса – будто пучок солнечных лучей. Придет на посиделки, парни забывают своих суженых, а молодые мужья жен, сбиваются, как зачарованные, в безмолвный кружок и с дочери жрецовой глаз не сводят. А та даже бровью не поведет, улыбкой никого не одарит. Каждый день возле ее подворья женихи в очередь стоят. На крыльцо восходят добрыми молодцами, а обратно идут плечи опустив и головы понурив, на старцев похожие. Всем отказывает красавица: один статью нехорош, у другого кудри плохо вьются, третий носом не вышел… Только далеко не уходят неудачники, бросаются вниз с крутого обрыва на острые камни. А по ночам пирует их останками волчья стая… Во многих домах стон гудет – оплакивают сыновей своих неутешные родители, красу привередницу проклинают. Долго терпели люди, а потом собрались всем миром и пошли к старому жрецу.

– Уйми, – говорят ему, – дщерь свою, пока весь наш род она не сгубила.

– Будь по-вашему, – отвечает жрец, – вижу сам, что не в добрый час я на свет ее породил. Только о том, как с нею поступить, буду я держать совет с богом нашим лучезарным Ярилою…

Развел он жертвенный костер полночью глухой и после громового раската со звездного неба услышал вещий глас:

– Пусть умрет она той же смертью, на которую других обрекла!

Заплакал жрец, взял на руки спящую дочь свою, отнес на утес и вниз бросил. Радостно взвыли волки, разорвали на клочки ее тело и бросились в разные стороны. С тех пор их в этих местах никто не видел. А там, где упали на землю капли красавицыной крови, вырос кустарник, покрытый яркими ядовитыми ягодами. И прозвали их люди волчьими…

– Какая мрачная легенда, – вздохнула Наташа. – И носит явно антифеминистичный характер! Надеюсь, вы пе считаете всех женщин такими бездушными?

– Легенду эту не я придумал.

– Что за прелесть лесной воздух! – переменила разговор Наташа. – Как легко дышится! Я чувствую, как мои легкие очищаются от городского смрада. Нет, человечество просто-напросто обокрало своих потомков, веками варварски уничтожая природу… Смотрите, Юра, белый гриб, да какой большущий! Вот еще один! Жаль, что мы не взяли с собой корзины.

– Предлагаю свой берет взамен, с условием, что вы меня угостите грибной солянкой.

– А что? И угощу! Я умею готовить. Пока Саша был холост, я одна вела все хозяйство в доме. Я же с тринадцати лет скиталась вместе с пим по гарнизонам. Когда папы с мамой не стало, он только-только училище закончил…

– Что же случилось с вашими родителями?

– Они летели на маленьком самолете, неожиданно отказал мотор, и самолет разбился. Погибли все: и экипаж, и пассажиры.

– Грустная история,.. У меня тоже родной отец провалился с машиной под лед и утонул в реке.

– Давайте не будем об этом. Хотите, я расскажу, как меня делили?

– Кто делил?

– У нас с Сашей имеется один-единственный родственник, папин брат дядя Макар. Он всю жизнь в деревне живет, неподалеку от Краснодара. Он лет на пятнадцать старше папы, теперь совсем стареньким стал, но все еще работает. Все умеет: и чоботы подшить, и корзину сплести. Так уж получилось, что он папе помогал, пока тот в институте учился, детей своих у дяди Макара не было. Так вот, когда у нас несчастье это произошло, он первым к нам примчался.

– Видать, планида моя така, – мне говорит. – Федора в люди вывел, таперича тебя, девка, придется на ноги ставить. Санька-то сам еще птенец желторотый…

А Саша, как узнал про его намерение, .воспротивился наотрез:

–  Нет, дядя Макар, – заявил, – Натащу я возьму к себе.

– Ты чо, ополоумел? – взъерепенился дядя. – Куда это ты девку повезешь? В казарму свою? И кто ходить за ней будет? Или молодуху присмотрел?

Саша ему говорит:

– Жениться я не собираюсь, но создам для Наташи нормальные условия.

– Не-е, паря, – возражает дядя, – лучше, чем у нас в Каменке, ей условиев не будет. Корова своя, огород

свой, опять же сбережения кое-каки имеются….

– Чего нам зря спорить, дядя Макар, – говорит Саша. – Давайте у самой Наташи спросим, с кем она хочет остаться. Ей тринадцатый год идет, свой разум имеет.

Я без слов обхватила брата руками за шею, головой в плечо ему уткнулась.

– Вижу, племяш, ты все заранее спроворил, – расстроился дядя Макар. – Ну ладно, будь по-твоему, живите вместе, а я вам иногда сотнягу лишнюю подброшу.

– Но я же прилично зарабатываю, – Саша ему в ответ. – Северную надбавку к окладу получаю. Нам с Наташей двоим за глаза хватит.

– А мне свои сбережения на тот свет, что ли, с собой тащить? – обиделся дядя. – Окромя вас, нажитое завещать некому.

– А вы, дядя Макар, – подала голос я, – в Фонд мира свои деньги передайте. Мы вот недавно металлолом всей школой собирали, так все, что-за него получили, в этот фонд перевели.

– Ишь ты, – усмехнулся дядя. – Горазда ты, девка, на умные советы…

Словом, пока я институт осиливала, дядя мне ежемесячно по пятьдесят рублей присылал. Я эти деньги называла макаровской стипендией. Так и проучилась все пять лет персональной стипендиаткой!..

– Вы так здорово в лицах разыграли эту сценку,– с улыбкой глянул на девушку Юрий, – что я даже представил этого вашего дядю Макара. Такой могучий старик с дремучей бородой!

– Бороды он как раз не носит, а вот усы у него настоящие – чумацкие. Он ведь из кубанских казаков!

Солнце уже закатывалось. В его холодных лучах клубилось вечернее марево, отчего в лесу стало еще причудливее и таинственней. Моховая полянка под ногами казалась зеленым бархатным ковром. Только мох вдруг заколебался, поверх его проступила вода.

– Все-таки я завела вас в болото! – озорно воскликнула Наташа. – Спасайте же мои туфли!

Юрий подхватил ее, поднял над землей, она обвила руками его шею, губы их встретились…

В часть Юрий вернулся затемно. Еще издали увидел синие огни на территории военного городка и почувствовал неладное. Сначала прибавил шагу, затем припустил бегом.

– Два часа назад был экстренный вызов, – сообщил ему дежурный по контрольно-пропускному пункту. – Объявлена повышенная готовность.

Не переведя дух, Юрий толкнулся в дверь комбатовского кабинета.

– Товарищ гвардии майор…

– Все указания получил Ермоленко, он вас введет в курс дела,– оборвал его Родионов.– Подробный инструктаж будет дан завтра в десять утра.

– Разрешите объяснить…

– После, гвардии лейтенант. Поторопитесь на позицию своей роты.