Текст книги "С прибоем на берег"

Автор книги: Александр Плотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 10

Дополнение к анкете Русакова

Председатель колхоза жил на самом берегу Барти в небольшом пятистенном доме. Во дворе Юрий увидел потрепанный легковой газик.

– Серега наш… Сергей Данилович… скромно начальствует, шофера на личной машине не держит, – пояснила тетка. – И помощников своих: агронома, экономиста, зоотехника – заставил на водительские права сдать. А у бригадиров у всех – мотоциклы с коляской.– И, увидев на крыльце хозяев дома, приветливо заулыбалась:– Добрый вечер, Сергей Данилович! Поклон тебе, Гликерья Петровна! Вот на огонек к вам заглянули.

– Входите, входите! Милости просим.

– Давай знакомиться, парень, – сказал Юрию широкоплечий, с могучей шеей мужчина. – Моя мать деду твоему Архипу сестрой доводилась, стало быть, в родстве мы с тобой. Сколько тебе стукнуло?

– Шестнадцать.

– На вид можно больше дать. Взгляни, мать, как он па Васятку нашего смахивает! Сын это мой, – сказал он Юрию, – постарше тебя, нынче в армию взяли. В противовоздушные войска попал… Ну давайте к столу, повечеряем вместе.

Так вот, – начал он, когда все отужинали. – Батя твой, Егор, на год моложе меня был. Потому я в техникум раньше поступил. Но тут вскоре война. Егор смекнул, что по годам еще долго его на фронт не возьмут,– паспорт свой в печь, заявление подал: пропали, мол, все документы. Его на медицинскую комиссию. Парень он был рослый, там поверили ему на слово и год прибавили. Потому мы в сорок втором вместе повестки amp;apos; получили…

Сергей Данилович помолчал задумчиво, вытащил из пачки и прикурил папиросу, потом снова продолжил рассказ:

– Отвезли нас в Омск, стали распределять. Меня на офицерские курсы направили, а Егора включили в маршевую роту – и на Северо-Западный фронт. Так и потерял я братана из виду на целых два года. О себе рассказывать не буду, обычная история взводного командира: фронт, госпиталь, снова фронт… Но верно говорят, что только гора с горой не сходится. Зимой сорок четвертого прострелили мне ногу, попал я с госпиталем в Великие Луки. Бреду как-то с костылем в столовую, а навстречу мне Егор. Свела-таки нас военная судьба. И ранения у нас схожими оказались, ему разрывная пуля в лодыжку угодила. Только он уже без палочки ходил, чуть прихрамывал.

Перетащил он меня в свою палату. Разговорились… кто, где, когда… У меня две звездочки на погоне, а он – флотский старшина с двумя звездами – Красной и Славы – на груди. Нога его уже не беспокоила, и очень ои обратно на фронт рвался. Лечащий врач у нас женщина была, грузинка. Не молодая уже, но красивая – глаз не отвести. Так вот, едва появлялась она в палате, как Егор пускался в пляс с припевкой:

 
Здравствуй, милая моя,
Я тебя дождался!
 

– Что это значит? – спросила она, когда Егор в первый раз коленце выкинул.

– А то, доктор, – ответил он, – что я здоров, как бугай, и зря госпитальную койку занимаю.

– Позвольте нам судить, зря или не зря! – отвечает Мариам Вахтанговна. – И не забывайте, старшина, что я не просто баба, а майор медицинской службы!

– Прошу вас, – говорит Егор, – товарищ майор, срочно выписать старшину первой статьи Русакова! Иначе он и к победе не успеет. Наши-то уже в Восточной Пруссии!

– Понимаю ваше стремление, дорогой, – говорит она, – но ничего не могу сделать. Рана у вас едва-едва затянулась, а вы тут плясы устраиваете. Потерпите немного, успеете повоевать. До Берлина еще далеко.

– Берлин не по моей части, – Егор отвечает. – Я же морской пехотинец. Моя задача Пиллау взять и Данциг, а до них уже рукой подать. Выпишите, доктор, не доводите до греха!

Словом, допек он врачей и выписали его досрочно. Простился он со мной и укатил к Балтийскому морю. Сумел еще до конца войны Славу второй степени отхватить. Немножко до полного кавалера не дотянул…

– Заговорил ты, старый, гостя, – вмешалась хозяйка. – Чайку не даешь ему отхлебнуть.

– Крепче спать будет, – отшутился председатель.– Небось не байки слушает, а про жизнь отцову рассказ.

– Да-да, мне очень интересно, я слушаю вас, Сергей Данилович, – сказал Юрий.

– Ну вот, в сорок седьмом году уволился я в запас. Вернулся домой, снова подался в техникум доучиваться. На войну я с последнего курса уходил. Получил диплом, приехал в нашу эмтээс: сначала бригадиром, затем главным механиком. А в пятьдесят седьмом выбрали меня колхозники своим председателем. Вот с тех пор и тружусь на этом посту. Это о себе. А отец твой, Егор, из армии на год позже моего пришел. Но в техникуме восстанавливаться не стал, были у него другие соображения. Таисью хотел поддержать, в те годы прибаливала она здорово, – кивнул он головой в сторону молча слушающей тетки. – Сел за баранку единственного старого грузовика, который имел тогда колхоз имени Архипа Русакова. Почти два года с этим драндулетом маялся, сам и за слесаря и за аккумуляторщика. А потом не взял их совет с тогдашним председателем Елистратом Бочкаревым. Елистрат недостаток образования апломбом восполнял. Возражений ни от кого не терпел. Покритиковал его как-то Егор на общем собрании, а председатель туг же ультиматум правлению: или я, или Русаков! Выбирайте, мол… А у отца твоего тоже самолюбие взыграло. Взял и махнул в город. Ну а остальное ты все сам знаешь.

– А где теперь Елистрат Бочкарев? – спросил Юрий.

– А, этот! Когда в пятьдесят седьмом прокатили его па выборах, он избу продал и вместе с. семьей завербовался в Якутию. С тех пор в Бартеньевке пи разу не появлялся. Родственникам пишет, что хорошо живет. Мастером на драге работает. Золото, стало быть, промышляет.

– Марья Долгушина в запрошлом годе на курорте Елистрата встретила, в Ессентуках. Одет, рассказывала, как артист, на пальце перстень с дорогим камнем. В ресторан ее приглашал,, но не пошла Марья, – вставила словечко тетка.

– Не завидуй, сестра. В чужих руках оглобля всегда толще кажется. Сами теперь подходяще живем. Шестеро вон в очередь на автомашину записались: мотоциклы уже не устраивают. Ребята после службы домой возвращаться стали, редко кто в город завьется…

– Скажите, Сергей Данилович, есть кто-нибудь еще в колхозе, кто с отцом вместе воевал?– перебил его Юрий.

– Нету, Юра. Фронт, он вон какой огромный был – от южного до северного моря! Двум людям не легче было встретиться, чем двум песчинкам в озере…

– Понимаете, хочу я товарищей его фронтовых разыскать, чтобы узнать побольше.

– Похвальное дело, племяш! Одобряю. Я тебе вот что посоветую: обратись-ка ты в тот военкомат, где Егор на учете стоял. Напиши все по-порядку, так и так, мол. Они тебя научат, что предпринять следует.

– Да, Юронька! – воскликнула тетка. – Я же несколько писем его фронтовых сберегла. Там фамилии товарищей его упоминаются. Егор мне часто писал, по недоумком я была, в одно место складывать не догадалась. Затерялись почти все…

– Ну ладно, о многом мы переговорили. Ты о себе чего-нибудь расскажи. Поступать-то после десятилетки куда собираешься?

– В политехнический институт хочу попробовать попасть.

– А может, выберешь сельскохозяйственный? Стал бы потом нашим главным агрономом. Невесту тебе подыщем, у нас в колхозе красивых девчат много. Верно, Таисья?

– Невесту себе он и сам найдет. А учиться надо тому делу, к которому душа лежит, Сергей Данилович! У нас с тобой – к земле, у него – к станкам заводским.

– И то правильно, Таисья Архиповна!

– Посидели, пора и честь знать, – поднялась из-за стола тетка. – Вставать-то с петухами.

– Заходите еще, рады будем, – приветливо улыбнулась хозяйка.

– Вы тоже нашу избу стороной не обходите.

На улице была уже ночь. От порывов ветерка побрякивали на столбах жестяные светильники, над крышами домов теплилась четвертушка луны. Но деревня еще не спала. Откуда-то доносились переливы гармони, звонкие девичьи голоса. На мосточке через излучину Барти Юрий остановился, склонился над перилами, слушая журчание воды возле деревянных свай. Ночные эти звуки были непривычными и в то же время казались ему давно знакомыми, только забытыми. Невольно вспомнились чьи-то стихи: .

 
К земле отцов ладонью прикоснусь,
И стиснет сердце трепетная грусть…
 

Конечно, в агрономы ему идти не с руки, однако приезжать в эти места он будет по возможности часто, до конца своих дней…

– Ты чего замешкался, Юронька? – окликнула его ушедшая вперед тетка.

– Да-да, я сейчас! – отозвался он.

Дома тетка Таисья снова подняла крышку окованного медными полосками старого сундука и достала тоненькую пачечку солдатских треугольников, перевязанную шпагатом.

– Вот, Юронька, все, что сумела сохранить, – сказала она.

Юрий взял из ее рук письма, долго глядел на пожелтевшую бумагу, на выцветший химический карандаш, которым был выведен адрес; даже запах, исходивший от конвертов, был каким-то необычно кисловатым, словно хранили они горький дым сгоревшего пороха.

Писем было шесть, все датированные последним годом войны. В одном из них рассказывалось о встрече в госпитале с двоюродным братом Сергеем Хлоповым.

«…Ты знаешь, сеструха, как он заматерел, плечищи стали почти как у бати нашего, на шее ни одна рубаха не сходится! Долго не могли Сереге халата подобрать, нашли с трудом мало-мальски подходящий, а Серега нагнулся, чтобы шлепанцы поправить, и видим – дырища в халате между лопаток! Дали другой, и этот тем же манером напополам. «Ты меня с работы снимешь!» – ругается кастелянша. Тогда Мариам Вахтанговна, наш лечащий врач, принесла из дому богатющий ворсовый халат с кистями, бухарским его зовут. Вот и ходит теперь наш Серега, что тебе персидский шах с костылем!»

Другие письма были тоже веселыми, ободряющими, нигде ни полсловечка о боях, о смертельной опасности, ежечасно подстерегавшей отца. Будто не с фронта писал он, а откуда-то с мирной дальней стороны.

«…Дружок мой закадычный Петро Шамшурин посылочку получил с кедровыми орехами. Поделил на все отделение, два дня щелкали, пока челюсти судорогой сводить не стало. А одну очень красивую шишку я лущить не стал, оставил на память…»

«…Недавно новый пулеметчик к нам пришел, Поваляев его фамилия. Разговорились мы с ним, и оказалось – почти что земляки. Он тоже из нашей, из Омской, области, только из Русскополянского района. Мировой мужик, в бою страха не знает… А войне-то, милая моя сеструха, по всему видно, очень скоро конец придет!..»

Этот последний треугольник был обозначен апрелем сорок пятого года. До победы оставалось чуть больше месяца. Но сколько раз за эти оставшиеся недели и дни довелось, быть может, отцу рисковать своей жизнью…

– Тетя Тося, вы людей этих, что в письмах отца упоминаются, Шамшурина и Поваляева, не знаете? – спросил Юрий.

– Не знаю, Юронька. О Шамшурине я, правда, слыхала от Егора. Они и после войны друг с другом переписывались. Брат все в гости к нему съездить, поохотиться в тайге, .собирался. Только не успел, сердешный…

ГЛАВА 11

В санитарную часть рано утром первым заглянул гвардии капитан Миронов.

– Здравствуйте, Русаков. Серьезно это у вас? – глянул он на забинтованные руки лейтенанта.

– Начмед грозится дней семь продержать, – ответил Юрий, косясь на вытянувшегося по стойке «смирно» Филипеню.

. – Товарищ гвардии матрос, оставьте нас на минуту одних, – сказал тому командир роты. – Удивляете вы меня, Русаков, – продолжил он, когда Филипеня вышел. – Ну разве командирское это дело – самому лезть в огонь? Ваша обязанность подчиненными руководить.

– Но тут был особый случай, товарищ гвардия капитан. Линия под напряжением, кого попало не пошлешь. А сам я все-таки инженер.

– Инженером вы были на заводе, а здесь вы прежде всего командир. Могли проинструктировать толкового сержанта.

– Да не было же времени для этого! Завод горел!

– Ну хорошо, не будем сейчас об этом. Неужели вас продержат здесь целую неделю? А мне ведь нужно срочно сдать вам дела.

– Какие дела? – не понял Юрий.

– Дела и обязанности командира роты. Пришел вызов из академии, в следующий понедельник мне надо выезжать.

– А почему именно я должен принимать роту?

– Так распорядилось командование. Вы же по штату числитесь моим первым заместителем, вот и замещайте… Кстати, есть и другая приятная для вас новость: мне сообщили, что вас и Филипеню будут представлять к медали «За отвагу на пожаре». Не зря пострадали, – усмехнулся Миронов.

– Какая там отвага! – махнул забинтованной рукой Юрий.

– Не скромничайте, Русаков. Излишняя скромность так же вредна, как и нахальство. Если позволите, я буду просить врача, чтобы он выписал вас побыстрее.

– Пожалуйста, я готов уйти отсюда хоть сегодня.

После завтрака в санчасть прибыли новые посетители.

Вместе с Родионовым в палату вошел человек в гражданском костюме. Брюки из дорогой ткани были у него заправлены в порыжелые сапоги, явно с чужой ноги.

– Командир взвода, ходившего в Мысовое, товарищ секретарь обкома, – представил Юрия гвардии майор Родионов.

– Сердечно вас благодарю, лейтенант! – сказал гость, и глаза его на усталом, наспех побритом лице молодо заблестели. – Директор мысовского совхоза Воронов рассказывал о вас буквально с восхищением…

– Разве только про меня, а не про них? – указал Юрий взглядом на Филипеню.

– Разумеется, о них тоже, – понимающе улыбнулся секретарь обкома, откидывая с высокого лба прядь начинающих седеть волос. – Буду докладывать обо всем на бюро обкома, – повернулся он к Родионову, – особенно подчеркну участие ваших гвардейцев.

– Мы выполняли свой долг, – смущенно сказал ком-бат, – Любая воинская часть на нашем месте поступила бы точно так же.

– В этом я не сомневаюсь! – воскликнул гость.

– Я извиняюсь, – обратился к нему Родионов.– Мне надо по службе сказать несколько слов лейтенанту.

– Пожалуйста, будьте добры!

– Миронов вас ввел в курс дела? – спросил Юрия комбат. – Приказ мною подписан. Как только позволит врач, приступайте к исполнению новых обязанностей. Но должен предупредить вас, Русаков, что скоро нам предстоит принять участие в крупном флотском учении во взаимодействии с нашими польскими товарищами. В таком, какого вам, пожалуй, еще. не приходилось видеть. Не исключено, что за его ходом будет наблюдать сам министр обороны… Вот потому, – внимательно глянул он на Юрия, – я и хочу, чтобы вы осознали всю ответственность, которая на вас ложится.

– Постараюсь, товарищ гвардии майор.

– Выздоравливайте побыстрей.

– Спасибо.

Весь день Юрий испытывал странную раздвоенность чувств. Неожиданное повышение радовало, но в то же время не было полной уверенности в том, что новая должность окажется ему по плечу. Не представлял он пока и того, как теперь ему надлежит вести себя с вчерашними приятелями – командирами взводов, с замполитом Еськовым, для которого он из подчиненного сразу превратился в начальника.

– Где же тут герои мирных дней? – услышал он из коридора голос со знакомой картавинкой. – Можно к вам? – поскреблась Наташа в полуприкрытую дверь палаты.

– Пожалуйста! – вскочил Юрий, торопливо одернув примятую постель.

– Здравствуйте. А у вас тут очень даже уютно.

– Добрый вечер.

– Здравия желаю, – сказал Филипеня, бочком пробираясь к выходу.

– Куда же вы? – попыталась остановить его девушка.

– Вы знаете… Мне обязательно надо… – смущенно забормотал Филипеня. – Я скоро вернусь.

– Он что у вас, из робкого десятка? – спросила у Юрия Наташа.

– Как сказать,– усмехнулся тот.

– Куда вам поставить цветы?

– Сейчас я раздобуду у сестрички какую-нибудь посудину… Вот дали поллитровую кружку, – сказал Юрий, возвращаясь. – Хрустальные вазы здесь не предусмотрены.

– Ничего, обойдемся без хрусталя. Федор мне сообщил, что вас положили в Санчасть, вот я и решила навестить. Может, я некстати?

– Нет, что вы! Совсем наоборот. Я вам очень благодарен за внимание.

– Это уже хорошо. А то я сценария не приготовила, все – сплошная импровизация,– улыбнулась Наташа.

– И надо сказать – очень удачная.

– Вы так считаете?.. Что-то я чересчур разболталась. А вам, наверное, не до шуток. Очень руки болят? – участливо спросила она.

– Уже перестали. Одно плохо – ложку неудобно держать.

– Вы уже поужинали? Жаль. Лишили меня удовольствия покормить вас с ложечки.

– Если бы я мог знать, что вы придете…

– А вы бы пришли в больницу, если бы слегла я? – негромко спросила она после паузы.

– Если бы знал, что вам это будет приятно, навещал бы по нескольку раз на дню.

– Это было бы для меня самым лучшим лекарством… – прошептала Наташа и отвернулась, чтобы спрятать зардевшиеся щеки.– Только, как назло, у меня завидное здоровье! – справившись со смущением, сказала она.

– Тогда разрешите мне как-нибудь навестить вас в вашем сельском клубе.

– Чтобы вы вскружили головы всем моим артисткам? Им тогда репетиции на ум не пойдут.

– Опасность грозит только вашим ухажерам… – удивляясь собственной смелости, произнес Юрий, чувствуя, как горячая волна приливает к его голове.

Филипеня вернулся в палату перед самым отбоем.

– Чего вы так застеснялись, Женя? – спросил его Юрий. – И девушку поставили в неловкое положение.

– Извините меня, товарищ гвардии лейтенант, но. ведь она пе ко мне приходила…

– С чего это вы взяли?

– Она же вам нравится, товарищ гвардии лейтенант! Вот и женитесь на ней.

– Так сразу и жениться? А если она не пойдет за меня?

– Непременно пойдет. А по годам вам уже пора семьей обзаводиться.

– Ну и мудрец вы, Женя! Ну и рассудили! – искренне развеселился Юрий.

– Послушайтесь моего совета, делайте побыстрее предложение! Иначе отобьет ее у вас гвардии лейтенант Ермоленко. Наши ребята ее с ним видели.

– В ток-то вся сложность, дорогой сват, что не только мы выбираем, но и нас тоже выбирают…

Начмед выписал их лишь через пять суток. Фили-пене дал освобождение на полмесяца от дежурств и нарядов, а Юрию долго втолковывал:

– Поменьше занимайтесь канцелярией, не утруждайте руку. Возьмите писаря и диктуйте ему все ваши приказы и распоряжения. На бэтээрах пока не раскатывайте, пусть занятия проводят ваши помощники…

– Будет сделано, товарищ гвардии капитан медицинской службы! – нарочито серьезно отрапортовал Юрий и уже тремя днями спустя, приняв обязанности командира роты, отправился на полигон руководить водительской подготовкой.

В подразделения пришли молодые механики пока еще с ученическим опытом вождения боевых машин. Их следовало в короткий срок ввести в строй.

Один из стажеров сидел в командирском бэтээре на месте Файзулаева, который выполнял теперь роль инструктора.

– Заводи, – скомандовал Файзулаев новичку.

Взревел двигатель, сразу же взяв высокую ноту.

– Не газуй! Плавно повышай обороты. Марш!

Выметая колесами песок, бронетранспортер двинулся

вперед по петляющей между рытвинами и клыкастыми надолбами колее. Вот она резко нырнула в овраг.

– Сбрось газ! Плавнее веди, – предупредил стажера Файзулаев. Он был настолько увлечен своей новой ролью, что совсем забыл про старшего в машине. Юрий понимал это и не вмешивался в его распоряжения.

Бэтээр прошел наискосок пологий каменистый склон. Сердито басил двигатель. Новичок явно перегазовывал, по вел машину довольно уверенно. Юрий смотрел на его стриженый затылок и размышлял о том, каким совершенно другим человеком станет этот робкий паренек буквально через несколько месяцев. Появится у него расчетливая сметка, а главное, решительность – одно из непременных качеств молодого пехотинца. Без нее не сведешь машину с аппарели десантного корабля в кипящие волны, не ринешься через огненную преграду. «Смелость, быстрота, натиск!» – эта суворовская заповедь словно обращена к морской пехоте. Только не сразу и не само по себе придет все это к новичку. Будут помогать ему многие – начиная от Файзулаева и кончая им – командиром роты. Ибо «один за всех и все за одного» – гласит флотская заповедь.

Бронетранспортер миновал эскарп, и колея вновь скрылась в залитой водой широкой воронке.

– Жалюзи! Газ! – напомнил Файзулаев.

Плеснула в смотровую щель затхлая жижа, фонтаном

обдав лица сидевших в кузове. Водителю некогда было даже вытереться: дальше шла притопленная бревенчатая гать, а за нею длинный колейный мост.

Обычно опытные механики не рисковали въезжать на мост сходу. Притормаживали, выравнивали машину, а потом уже форсировали это трудное препятствие. Но новичок не выжал тормоза, и шины зашуршали по бетонным лежакам.

– Куда ты прешь? – успел крикнуть Файзулаев, но было поздно: бэтээр резко дернулся и осел на один бок.

Юрий инстинктивно уперся рукой в борт, острая боль пронзила все его существо, с трудом удалось сдержать стон. По бинту расплывалось алое пятно.

– Ишь какой прыткий нашелся! – бранил растерянного водителя сконфуженный Файзулаев. – Научись сначала, а потом лихачь. Неумелого ездока и верблюд сбрасывает, как говорил мой дедушка…

Заведя мотор, Файзулаев медленными рывками согнал машину с бетонного лежака, вывел на косогор, где, придерживая забинтованную руку, стоял Юрий.

– Сильно зашибли, товарищ гвардии лейтенант? – спросил матрос.

– Ничего, пройдет. Сейчас поедем…

– Ну и абрек попался, – повернулся Файзулаев в сторону стоящего возле бэтээра новичка. Тот понурил голову.

– Ничего, на ошибках учатся! – ободрил матроса

Юрий. – Вы думаете, Файзулаев поначалу нигде не застревал?

– Было, товарищ гвардии лейтенант, чего скрывать! – сверкнул раскосыми глазами инструктор.

– А ну-ка заводите, и вернемся на исходную позицию. Еще раз пройдем трассу.

– Есть! – обрадованно вскинулся новичок.