Текст книги "Юджиния"

Автор книги: Александр Минчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Судя по картинам, собранным в вашем доме…

– Благодарю. К тому же я советовался с весьма известными художниками и показывал ее работы. Сам бы я не стал решать такой важный вопрос. Они хороши, ее работы, свежи и невинны. Но она не видела мира и жизни, чтобы стать великой художницей. Да и скольких мы знаем? И я надеюсь, что ни вы, ни я не собираемся отпускать ее в большой мир и оставлять нас в полном одиночестве.

Пожалуй, Александр согласился, если бы этого хотела Юджиния. – Нет, сэр.

– Безусловно, Юджиния должна идти учиться и закончить университет. Возможно, она выберет искусство, историю искусства или еще что-нибудь. Но я хотел просить вас, если вы не возражаете, чтобы этот год она провела дома и не начинала учиться. Она юна и еще успеет закончить университет. К тому же учиться она будет в Гарварде или Кембридже, на худший случай в Йеле, и вам придется уехать. А выпорхнувшие дети уже не возвращаются в родительские гнезда, никогда… И я хочу, чтобы она отдохнула после школы. Так как вы ее муж, то я решил, что должен разговаривать с вами, а не говорить напрямую с Юджинией.

Ему понравилась такая связь. Через третье лицо.

– И если вы не возражаете, так будет всегда. Он не возражал. Кому! Мистеру Ниллу, когда все было решено. И позаботились. К тому же он всегда и постоянно чувствовал, что не имеет никакого права на все это, что он здесь промежуток, который терпят, – потому что Юджиния так хочет. Он не возражал.

– Вы ей сообщите тогда о вашем решении.

– О моем?!

– Естественно, что все решения должны исходить от вас, иначе это будет задевать ее.

Феноменальная забота. Он кивнул и улыбнулся.

– Вы приглашены сегодня к нам на обед. Вы знаете?

– Мы и так все время у вас.

– Напрасно вы так думаете. Половина здания и всей недвижимости уже переписана на имя Юджинии и ваше. И вам надо доехать только до нотариуса, чтобы подписать бумаги. С моей стороны все давно подписано.

– Спасибо большое, мистер Нилл.

– Не за что. Это моя обязанность по отношению к дочери. Берегите только Юджинию.

Он никак не мог понять, что за этим кроется и почему такое тщательное внимание к слову «беречь». Носчитал неудобным спросить и все никак не спрашивал.

– Где сейчас Юджиния?

– В студии, рисует что-то.

– Я пошлю за ней, вам не стоит идти, уже время обеда.

– Я должен прийти с ней вместе, и она будет ждать меня.

– До сих пор идиллия? Это приятно. Хорошо, идите и попросите Юджинию, чтобы она не опаздывала. Мы едем в театр после обеда. Впрочем, не говорите ей, а то обидится. Она хотела сделать сюрприз, считала, что вам это очень понравится.

Пьеса называлась «Кто боится Вирджинии Вулф», и она потрясла его.

Долгую ночь он не спал, глядя на лицо Юджинии, и обдумывал пьесу снова и снова. Он подумал, что хорошо, что он не пишет драматических произведений, после Эдварда Олби он бы не коснулся пера, а пером – бумаги.

Сознавал ли Олби, что он создал? Автору подчас очень трудно оценить им созданное. Понимал ли, что три четверти пьесы были шедевром литературы XX века.

На следующий день, уже рано утром, он сидел и писал. Он знал, что не встанет из-за стола, пока не закончит эту вещь. Он уже сидел внутри нее, чувствовал сюжет, и герои повиновались. Он никогда никому не говорил, о чем он писал, не объяснял, почему он писал или не мог без этого. В послесловии к «Лолите» у Набокова Александр прочитал интересное высказывание: «Профессора литературы склонны придумывать такие проблемы, как: «К чему стремится автор?» или еще гаже: «Что хочет книга сказать?» Я же принадлежу к тем писателям, которые, задумав книгу, не имеют другой цели, чем отделаться от нес…» Он бы сказал «родить» вместо небрежного «отделаться от нес». Но маэстро, наверно, знал о глаголах немного больше. Впрочем, когда он пытался калькировать английский на русский, это не всегда получалось, не всегда звучало. Александр же хотел просто выплеснуть из себя готовое, созревшее, мучившее, освободить голову и душу, дать свободу перемалывающему мозгу, который в глубине себя уже держал и обтачивал новое дитя.

В два часа, когда вошла Юджиния, он читал. Александр не насиловал себя сверх меры, так как во второй половине дня свежесть мысли, заряд желания и энергия письма истощались. На этой точке лучше было остановиться, до следующего утра.

– А почему ты теперь читаешь «Лолиту» на английском?

– Во-первых, я чувствую себя в чем-то после-тридцатилетним стариком, соблазнившим малолетнюю девочку… и переживаю ощущения снова. – Он поцеловал ее смущающиеся губы и глаза. – Но это шутка. Я пытаюсь проследить одну вещь: Тургенев и Бунин были его любимыми писателями, так вот, отложили ли их описание любви какой-нибудь отпечаток на то, что написал Набоков? А так как оригинал он писал на английском, а мне давно пора знать этот язык, то я и осложнил себе работу, пытаясь понять английский пришельца. И об этой связи я хочу впоследствии сочинить статью.

– Ты пошлешь ее в журнал?

– Если статья получится.

– А потом ты поцелуешь меня… еще?

– Ради таких прекрасных глаз – не потом, а сейчас.

Вечером они уезжали в гости. Теперь они почти все вечера проводили вне дома, после дня рождения Клуиз у них появилось много знакомых и приятелей. Их приглашали, с ними дружили, о них заботились, их желали и звали. Были неплохие люди, интересные вечера и даже феноменальные попойки, когда Юджиния вела машину, а он спал на ее плече. Были интересные люди, и все-таки он чувствовал себя среди них чужаком, не своим, он был для них пришельцем из другой галактики и знал, что никогда не сможет раствориться в них и стать одинаковым с ними. Они были разные. И он удивлялся, что могло привлечь Юджинию и как он мог ей понравиться. Однажды он спросил ее об этом.

Она ответила шутя:

– Я слишком перечиталась русской литературы, по твоему совету. – А потом сказала с улыбкой: – И потом, мы такие разные, ты очень необычный, я не могла не влюбиться. И еще: я была удивлена и очарована тем, что волнует тебя, тебя совершенно не интересовали деньги, дома, машины, материальная жизнь, будто ты жил в другом мире. И мне захотелось в этот мир перенестись с тобой. Но сначала… я захотела тебя.

– Когда?

– Первый раз в том баре… когда двое пристали к тебе и я увидела твои глаза. И я подумала, что ты, должно быть, очень необычный. И я не ошиблась.

– А если б ошиблась?

– Я бы заставила себя полюбить тебя такого, какой ты есть. Я уже знала, что полюблю тебя. Что ты предназначен мне.

Этого было достаточно для объяснения. Он сжал ее губы своими губами, и их языки коснулись.

– Это необъяснимо словами. Высказанные слова – это только оттенки, намеки, тени. А в глубине все гораздо тоньше, – сказала она.

– Переживания души всегда были самыми трудными для выражения. Муками писателя, которые каждый преодолевал по-своему. Потому еще, что в каждое слово они вкладывали и часть своей души, если не всю душу.

Ему нравилось, как она слушала. Более внимательных испытывающих глаз он не встречал. Ему нравилось ей рассказывать, он знал, что через рассказ люди приближаются друг к другу. Но существовала еще другая близость, и в этой близости он ожидал: еще немного времени – и она станет совершенна. Все, что он накопил, знал, собрал, он вкладывал в нее, передавал, обучал, распускал…

Во сколько бы Юджиния ни засыпала, она по-прежнему вставала рано, чтобы сделать ему чай, намазать орехового масла, положить ложку джема, свернуть салфетку. И эта мелочь совсем незначительная забота – была для него дороже всего в мире. Эта была деталь, которую он ценил больше, чем само полотно. Он никогда не верил в сказанные слова, это был пустой звук, он всегда верил в штрихи, незаметные детали, в пустяки, из них, и только из них вырисовывался портрет. Создавался образ.

Каково же было его удивление, когда на следующее утро, на кухне, за столом он застал мистера Нилла. Мистер Нилл никогда не вставал поздно. Но дело было не в том.

– Я все думаю, что в этом такого особенного – есть на кухне, и почему в зал вас можно заманить только на обед? Я попробую, если вы не возражаете?

Он улыбнулся. Юджиния налила отцу кофе и сделала обычный тост с джемом из мандариновых корок. Они сидели втроем. Она напротив них. Юная леди перед двумя мужчинами. И в этом что-то было. Окончив, мистер Нилл встал и сказал:

– А в этом что-то есть…

Поблагодарил за кофе и, взглянув на Юджинию, попрощался.

Юджиния с улыбкой смотрела на Александра.

– Так ты весь дом переучишь, и они будут питаться на кухне.

– Не дай бог, тогда нам придется переезжать в зал и чувствовать себя потерянными в его высоких одиозных стенах.

В дверь позвонили, еще через минуту Дайана принесла розы для Юджинии, две корзины, и пошла наверх.

Он прошел в кабинет, сел за стол и задумался.

В два часа дня он заехал за Мишей, и они поехали забирать машину. Это был шоколадного цвета лимузин с кремовыми сиденьями.

– И это буду водить я! – воскликнул его друг, подпрыгнув от радости.

Александр показал ему несколько кнопок, все было автоматическое, к хорошему привыкаешь быстрее, чем к плохому, и они поехали смотреть дом и место Мишиной работы.

Александр не ел сегодня с Юджинией, и она знала, что он вернется не один. Они шли по дому.

– И это твой дом?!

Главный лакей, воспитанный по староанглийской моде, вежливо приблизился и спросил:

– Вы хотите что-нибудь выпить, сэр? Миша обалдело уставился на него, не веря.

– Нет, спасибо, Джордж, не сейчас.

Они поднялись наверх и сели в просторном зале на их половине. Не прошло и мгновения, как Юджиния сама принесла чай и вкусные бутерброды. Вежливо поздоровалась.

Он обратил внимание, как Миша ощупал ее взглядом, когда она выходила, чтобы им не мешать.

– Ты, я смотрю, неплохо устроился! – пошловатая игривая гримаса поплыла на его лице.

– Не болтай, Миш, глупости. Юджиния – это единственное, что есть у меня в мире. И ее никто не смеет касаться ни взглядом, ни словом. Ни тем более обсуждать, запомни это, она вне обсуждения.

Их взгляды скрестились.

– Хорошо, хорошо, что ты так завелся.

– Извини, это прошлое и воспоминания. Не важно, ты здесь ни при чем. Давай ешь.

– В жизни не ел таких обалденных бутербродов, что там внутри – золото?

Он улыбнулся:

– Теперь будешь есть каждый день.

– И уверяю тебя, не буду жаловаться. Они рассмеялись.

– Можно посмотреть дом? Никогда не был в приличных домах в Америке. Первый раз.

– Конечно, только наешься сначала.

После второй чашки чая он повел его смотреть дом.

– И весь этот дом твой?!

– Нет, половина.

– Они, наверно, обалденно богаты? – Достаточно.

– Как ты подцепил такую?..

– Миша!

– А, да, извини. Я все забываю, что ты респектабельный человек теперь.

– Это здесь ни при чем. Я не хочу, чтобы ты, как лакей, копался в грязном белье господ, обсуждая. Я хочу для тебя совсем другой жизни, на высоком уровне, равным среди равных. И не хочу, чтобы тебе потом было стыдно за свои слова.

– Извини, я ценю все, что ты делаешь для меня.

– Я также хочу, чтобы вечерами ты ходил на курсы английского языка и выучил его как можно скорей. Без него ты никуда не двинешься. А потом… У Юджинии много друзей и подруг, и не случится ничего плохого, если одна из них будет осчастливлена красивым мальчиком оттуда. Ты не против?

– Даже очень нет!

– Пойдем, я тебя поближе познакомлю с твоей будущей хозяйкой.

Они поднялись в библиотеку Юджинии, где она читала. Он постучался и официально представил их. Юджиния рассмеялась и сказала, что с завтрашнего дня он свободен.

– Как, с самого первого дня работы? – Миша говорил на ломаном, ужасном английском.

– Твой первый день работы был сегодня. Я думаю, что это надо отпраздновать, если в жизни что-то достойно празднования.

И он повез Юджинию и Мишу в тот дорогой ресторан. Где они были первый раз; они провели весь вечер вместе.

Первую часть дня Александр писал, вторую – посвящал Юджинии. У нее была страсть кататься на лошадях, и он возил ее кататься, со временем объездив все фермы-ранчо в округе штата. Возвращаться обратно надо было до пяти часов, чтобы мистер Нилл не увидел ее в сапогах или не почувствовал запаха: он был категорически против, чтобы грубые спинылошадей носили на себе нежные косточки Юджинии. Нужно было видеть ее гарцующей на лошади и сколько это ей доставляло радости, как галопом неслась она со склона, мастерски управляя поводьями.

Итак, они возвращались до пяти. В этот раз, когда Юджиния пошла переодеваться наверх, он столкнулся с Клуиз. Она была в изящном темно-бордовом платье с довольно большим вырезом. Верхняя часть груди и ее шея были голые. Не то куда-то собиралась, не то вернулась откуда-то.

Она взяла его за руку и провела в комнату с камином.

– Как твоя жизнь? – спросила она.

– Спасибо, хорошо, – ответил он.

– Нравится? – Ее глаза, чуть сузившись, улыбались.

– Юджиния – очень, остальное обычно.

– Так уж обычно? – Она погладила его по руке. Александр улыбнулся, поняв. Все-таки она обворожительная женщина, подумал он про себя.

– Ты помнишь, я обещала тебе рассказать самую забавную историю: как мистер Нилл ошибся? Я расскажу. Кстати, он никогда не забывает своих ошибок и не прощает их себе. А это была его единственная. Он безошибочный человек.

– Какая?

– Ты. Тебе, наверно, не совсем понятно, почему я тогда показывала тебе ноги в машине и якобы пыталась соблазнить. Видишь ли, раньше, очень давно, я была, ну, своего рода «цеплялой», я могла получить любого мужчину, которого хотела, и они были со мной до тех пор, пока этого хотела я.

– Это был источник жизни?

– Да, – не смутившись, ответила она. – Потом один из них сделал меня моделью, он оказался фотографом, и моя жизнь изменилась. Деминг Нилл знал об этом и решил использовать мои неотразимые качества, чтобы проверить тебя. Это в его натуре: использовать вещи. И тогда я разыграла водевиль. Но ты не отреагировал даже на меня, и он успокоился. Зато Юджиния отреагировала на тебя. Это была его большая ошибка.

Александр не мог поверить прагматизму ума мистера Нилла: подставлять собственную жену для того, чтобы проверить безопасность дочери. Хотя он понимал, что Клуиз говорила правду.

– Понравилась история? – спросила она.

– Для чего вы мне это сказали? Ее глаза медленно влились в его.

– Я не хочу, чтобы ты проигрывал. Запомни, он никогда не прощает ошибок. Даже себе.

И в этот момент вошла Юджиния.

– Благодарю вас.

– Не за что, – ответила Клуиз, отводя от него взгляд.

Юджиния подошла и села рядом.

– Ну, не буду вам мешать. К тому же мне еще надо надеть колье, мы едем в театр. Спектакль начинается рано. А после едем обедать в твой любимый ресторан. Александр, хотите присоединиться к нам, это примерно в десять вечера. И Юджиния доставит удовольствие папе.

Юджиния посмотрела на него и кивнула.

Едва они остались вдвоем, она прильнула к его шее (от нее пахло апельсиновой водой, которую она подмешивала в свою ванную).

– Я соскучилась по тебе, можно мы будем все остальное делать позже?..

Он, естественно, согласился. Только бы дурак отказался от этого. Они даже опоздали в ресторан к десяти вечера, все равно обрадовав мистера Нилла появлением Юджинии.

На следующий день мистер Нилл попросил его зайти к нему в кабинет в пять часов.

Едва только Александр коснулся двери, как ему предложили войти. Он отказался от коктейля перед обедом и приготовился слушать.

– Я не сразу вам сказал, что я думаю о вашем будущем, но я думал что-то, – начал мистер Нилл. – Я надеюсь, вы понимаете, что ваши писания – это хорошо, но это Америка, и она русского языка еще не знает. К сожалению. Тем более литературой не особо интересуется. Так что прокормить на это вашу жену вам не удастся. Я ждал, как долго это продолжится, и надеялся, что все скоро кончится. Я имею в виду Юджинию, вас и etc. Но теперь я понимаю, что это надолго: я никогда не видел, чтобы Юджиния была так счастлива и довольна, – столько радости на ее лице, даже в те шестнадцать, что она жила со мной. И поскольку ее судьба связана с вами, то я хочу, чтобы у вас было какое-то будущее. Я не мог сразу решать будущее двоих, Юджинии и вас. Поэтому я сначала решил для нее. Потом понял, что ее будущее зависит от вашего, и я хочу, чтобы оно было прекрасно. Будущее ее. Я не хочу, чтобы она была нищей и ничего не имела в своей жизни. Александр раскрыл рот. Мистер Нилл продолжал:

– Вы богаты сейчас, я согласен. И можете купить ей все, что она ни пожелает. Но дело в том, что я хочу быть уверенным: когда меня не станет, а меня не станет когда-то, – моя дочь будет иметь все – всегда. И чтобы состояние моей семьи постоянно удваивалось. Это Америка. Звучит, наверно, странно, но это стремление всех американцев – удвоить то, что они имеют. Каждый – на разном уровне. Поэтому я решил – исходя из всего сказанного – сделать вас исполнительным директором моей главной корпорации. С последующим переходом в ваши руки всех моих предприятий и наследованием их. Пятьдесят один процент акций которых будет принадлежать Юджинии.

Александр, ничего не понимающий в этом, сказал:

– Даже сто один процент пусть принадлежит ей. Чем больше, тем лучше.

Мистер Нилл невольно улыбнулся.

– Вы еще молодой человек и не все понимаете. То, что я вам предложил, – подобного не бывает даже в американских сказках, пекущихся в Голливуде. Поэтому меня немножко удивляет ваша реакция, я рад, что вы не жадны. – Деньги – это всего лишь деньги, – произнес Александр.

– Это гениально сказано, – улыбнулся мистер Нилл. – Но давайте вернемся к серьезному делу. Так что вы думаете об этом?

– Я должен спросить Юджинию.

– Почему? – не понял мистер Нилл.

– Потому что полдня моей жизни принадлежит ей. Мне придется отнимать это время у н е$7

– Что?! – Мистер Нилл не поверил тому, что услышал. – Я предлагаю вам стать директором моей компании, а вы мне говорите, что…

Он несильно встряхнул головой. Волосы были тщательно уложены.

– Да, вы оба должны ходить в детский сад. Александр рассмеялся.

– Я поговорю с Юджинией сам, она пока что росла в нормальной американской семье, а не… – он запнулся, – и все поймет. Что мужчина должен делать в жизни что-то. А вас я жду ровно в восемь утра в моей машине, вы поедете со мной на работу.

Юджиния провожала его, как на войну, и все предупреждала, чтобы он не боялся: секретарей, советников, вице-президентов, кто ему будет объяснять.

Она заедет к нему в конце рабочего дня. Одевшись в самый скромный костюм, он отправился в восемь утра, ни свет ни заря, работать исполнительным директором.

Никогда в жизни еще не поднявшись выше, чем шофер или копатель земли – землекоп называется.

Александр даже не представлял, что мистер Нилл так богат. У него были нефтеносные промыслы, банки, а также всякая мелочь: здания, отели, сеть ресторанов, два театра и одна железная дорога. Плюс разные капиталовложения, разобраться в которых у него не хватило бы ни ума, ни жизни. Да он и не собирался тратить на это жизнь. Он только удивлялся всеохватности мистера Нилла.

Мистер Нилл и его семья входили в число десяти самых богатых семей Америки. А значит, и мира. Цивилизованного. И хотя Александр мужественно сражался, его хватило ненадолго.

Через две недели он пришел к мистеру Ниллу и сказал, что согласен лишиться всего, кроме Юджинии, только не быть исполнительным директором.

На что мистер Нилл, подумав, мудро заметил:

– Это вам не книжки писать.

Молниеносная карьера директора была закончена, и на следующий день он уже купался с Юджинией в закрытом домашнем бассейне и выпаривал бренное тело в сауне. Они целовались в пару.

Неяркое зимнее солнце лилось в окно.

Клуиз вошла в зал, где он сидел, и села рядом. Когда-то она была моделью, работавшей для очень крупной косметической фирмы, конкурирующей с самим «Ревлоном». Она была моделью номер один. И сейчас еще сохранила профессиональную привлекательность, хищную сладость улыбки и зовуще-неда-ваемых глаз, которая брала в плен и не отпускала. Завораживающая улыбка, уникальная.

Она вздохнула высокой грудью. На грудь он старался не смотреть.

– Как тебе твоя жизнь, не скучно?

– Наоборот, очень весело. – Он улыбнулся.

– Почему ты совсем не уделяешь мне внимания? Я все-таки твоя родственница.

– Я никому его не уделяю, кроме Юджинии.

– Она так ослепительна?

– Она необыкновенна.

– Она прекрасна, но она ребенок. Я думала, что взрослый мальчик или юный мужчина более интересуется женщинами…

– Например… – Он улыбнулся.

– Такими, как я.

Он перевел взгляд с ее груди на лицо. Сомнений не было. Ее глаза обнимали, сжигали, трогали его и касались. Она откинулась, положив руку на спинку дивана, рядом с его плечом. (Или она дразнила?)

– Ты доволен своей жизнью, образом ее? – Вполне, я понимаю намек.

– Это не намек. Кстати, то, что ты имеешь, в каком-то роде моя заслуга тоже. Я так хотела. Чтобы ты был здесь. Рядом.

– То есть? – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Милый, неужели ты думаешь, что мистер Нилл позволил бы когда-нибудь Юджинии выйти замуж, если бы я не приложила к этому руку?

Как на новое открытие посмотрел он на Клуиз.

Она совсем не Полозова, она – Клуиз. Урожденная француженка, такие не сводят с ума.

В голове все перевернулось, потом встало на свое место.

– Ну так? – Она смотрела ласково на него.

– Вы ждете благодарности?

Он думал, что она скажет «нет». Но она сказала:

– И только одной.

Он улыбнулся ее откровенности. Хотя еще ничего не было названо.

– Когда-то давно я читал книгу, которая мне очень нравилась, «Приключения авантюриста Феликса Круля». Так вот, он тоже соблазнял дочку, попутно не гнушаясь и мамой. Которая ему объясняла, что зрелый плод лучше зеленого. Несозревшего.

Клуиз даже рассмеялась от удивления.

– Ты читаешь хорошие книжки. Я не ее мама, солнышко. Неужели я так старо выгляжу? Мне тридцать один, как ты мог это подумать?

Он сам удивился, что она так молодо выглядит, с виду ей, казалось, двадцать семь, впрочем, все американки выглядят моложе, в этом им не отказать: они ухожены.

– Где же мама Юджинии?

– Этого я тебе никогда не скажу.

– Почему?

– Этого тебе никто не скажет.

Разговор загадками, подумал он про себя. И усмехнулся, вспомнив, как считал, что Клуиз наградила Юджинию парой стройных точеных ног.

– Значит, я свободна от этого греха, – отреагировала по-своему Клуиз на его усмешку. – Это ничего не меняет. – Он продолжал думать: какая тайна кроется в отсутствии первой жены Господина?

– Действительно? – Клуиз была неподдельно удивлена.

Ее длинные точеные ногти коснулись его щеки.

– А жаль, – и было непонятно, шутит она или говорит всерьез. Было вообще ничего непонятно и стало еще непонятней.

– Мне тоже, – проговорил он.

– Чего? Скажи, я все сделаю для тебя. – Ее грудь поднялась и вздохнула, едва коснувшись опушки его плеча. Он удержался, чтобы не закружилась голова от запаха ее тела, смешанного с запахом духов, волос и платья. Тончайшее дуновение аромата. Она вся пахла.

Теперь ее глаза, абсолютно ничего не скрывая, прожигали его. Она начала:

– Я очень хорошо помню все, что ты говорил. И особенно один наш разговор, когда ты сказал: «Для того чтобы женщина возбудила подчиненного ей мужчину, нужно, чтобы он поднялся до ее уровня. Вряд ли хотя бы одна нормальная женщина может возбудиться шофером». Я подняла тебя до себя, максимально приблизила…

Он обернулся, в дверях стояла Юджиния. Рука Клуиз лежала на его плече. Слышала ли Юджиния последние слова? Фразу. Она ласково улыбнулась ему. Клуиз встала:

– Ну, мне пора, у меня встреча с косметичкой. Юджиния, не забудь, милая, что сегодня вечером твой папа ждет вас к обеду.

Перевоплощение было уникальное.

– Я помню, – сказала Юджиния.

– Александр, могу я занять твоего шофера, он и так целые дни ничего не делает. – И вдруг она улыбнулась и тихо сказала, как будто про себя: – Не повторяй ошибок мистера Нилла.

– Да, конечно, – ответил он. – В любое время. Клуиз вышла изящной походкой из зала. Ее бедра

были восхитительно стройны. Она это знала. И старалась ими двигать так, чтобы они ослепляли еще больше. Ему была интересна реакция Юджинии, так как еще никогда между ними не появлялась женщина. Он ждал, и тогда Юджиния сказала, но очень мягко:

– Она совсем не Полозова, она – Клуиз. Урожденная француженка, такие не сводят с ума.

И он поразился ее памяти и взрослой зрелости, которую она практически никогда не показывала.

– Меня ты в этом смысле невысоко ценишь? – Он полушутил.

– Я верю в тебя, – просто ответила она.

Он обнял ее за талию, и их губы слились, как дыхание.

Все дни он писал, осенью и зимой это всегда получалось лучше, легче шло и не так выматывало, как весной и летом, опустошая.

Юджиния начала учиться читать на русском языке. Она уже знала все имена на корешках книг: Толстой, Достоевский, Пушкин – и читала заголовки.

Она сама вытирала пыль с книг, почти каждый день, зная, как он ими дорожит. Он объяснял ей алфавит, мешая его с физиологическими примерами. И она говорила, что ей нравится – так учиться.

Раз в месяц они летали в Бостон. Это была традиция. В Бостоне находился лучший крабный ресторан, который любила Юджиния. И в одно из воскресений семья обязательно летала на обед из крабов и в ту же ночь возвращалась. Это был не каприз, а слабость Юджинии, которой активно потворствовал мистер Нилл.

В этот раз они провели в Бостоне два дня, чтобы он посмотрел город, а потом ели необыкновенный крабный обед. Юджиния была в восторге.

Они сидели вчетвером за столом и пили какое-то невероятно редкое бельгийское пиво. Юджиния не пила.

И мистер Нилл сказал, что отныне он передает свои обязанности и в Бостон будет летать с Юджинией Александр – кушать крабов. Чему Юджиния была рада больше, чем крабам. О н это делал в течение четырех лет. – Четырех лет?! – не поверил Александр.

– Зато все остальные годы – ваши, – пошутил мистер Нилл, и все рассмеялись.

По возвращении назад у трапа самолета их встречали коричневый «кадиллак» и его друг Миша.

Юджиния передала ему коробочку крабов, которую привезла специально для него.

Александр не обратил на это достаточного внимания.

Клуиз замерзла в Гросс-Пойнте, и они решили снежный праздник справлять под лучами горячего солнца. Впервые он ел приготовленное Клуиз и должен был сознаться, что у нее были не только изящные руки, но и толковая голова. Плюс гастрономический вкус. (Он забыл, что Франция – колыбель гурманства.) Не отвлекая Юджинию, Клуиз попросила помогать его: Юджиния обсуждала что-то с отцом. И весь день Александр провел на кухне с Клуиз и был очень рад, что нашлось чем заняться.

Обед был со свечами, возгласами и взглядами.

Касательно последнего Клуиз, видимо, считала, что она выше подозрений…

Утром они купались в море. И не верилось, что где-то снег, зима. Пальто и холод.

Нельзя сказать, чтобы Миша переутомлялся на работе. Он попросту ничего не делал.

Юджиния почти никуда по утрам не ездила без Александра, который сам любил водить машину, и Миша наслаждался жизнью.

Трудно вспомнить, кому первому пришла эта идея – чтобы Миша фотографировал: вечера и гостей. И ему бы платили. Лишние деньги никому не мешают.

Его фотографии нравились. Чему Александр был очень рад, так как на него давило, что его друг – никто. Ему стали заказывать студийные портреты, съемки за городом – известность его росла.

Фотограф попросил Юджинию стать его моделью и позировать, на что она легко согласилась. И тогда это случилось впервые: Александр увидел ее смущенной. Она пришла к нему в библиотеку и первый раз прервала, сказав, что Миша предложил ей позировать обнаженной.

Александр улыбнулся, он хорошо знал своего друга, сказав, что ничего страшного нет, просто он до сих пор воспринимает ее не как жену, а как девочку. И пошутил, сказав, что у нее уникальное тело и ей нечего смущаться.

Юджиния повела плечами, но смолчала. И в первый раз было непонятно, что она думает. Вернее: как?

Мистер Нилл повторял неустанно, что, имея молодую жену, не следует иметь такого близкого друга – холостяка. Чего Александр абсолютно не понимал. Так, сметана может испортить даже кота, говорил мистер Нилл, и Александр поражался, что он знает фольклор.

Но самое главное, чего мистер Нилл не понимал, зачем им нужен шофер, который не работает шофером.

Миша процветал, его холеное, сытое лицо стало известно во всех домах, где бывали Александр и Юджиния, всем их друзьям и друзьям друзей. Он богател, теперь, чтобы попасть к нему для съемок, нужно было ждать неделю, две – все его дни были расписаны. И цену его поднимало то, что позади него стояла чета: Александр и Юджиния.

Единственная слабость, которая была у Александра помимо Юджинии, – кино. Собственно, это можно понять, такая страсть существовала у каждого, вырвавшегося из рабской страны, где ничего нельзя было увидеть. Американские фильмы показывали все. Он пересмотрел их около тысячи в первые два года. Это был единственный способ узнать страну, людей, привычки. Потом, правда, среди чепухи и проходного нравилось только отобранное, лучшее, необыкновенное, такие фильмы, как: «Graduate»,[6]6
  Выпускник


[Закрыть] «New York, New York»,[7]7
  «Нью-Йорк»


[Закрыть] «Godfather»,[8]8
  «Крестный отец»


[Закрыть] «Taxi driver»,[9]9
  «Водитель такси»


[Закрыть] «All that Jazz».[10]10
  «Все о джазе»


[Закрыть] Зная эту его страсть, мистер Нилл сказал, что устроит вечер для него на том, другом берегу, и назвал имена звезд, которых пригласит. Александр не поверил, что он встретит всех этих людей, о встрече с которыми не мог и мечтать, или увидит их близко, вне экрана. Самых блестящих актеров и актрис.

У каждого человека есть свои слабости, у него была эта.

Позже, на одном из вечеров, они познакомились с четой, которая оставит в жизни Александра определенный след. Ричард Соул был владельцем сети кинотеатров, для ровного счета двадцати. Невысокий седой джентльмен с кровавого цвета платком в кармашке пиджака, он казался еще ниже на фоне высокой, стройной жены. Шила Соул была абсолютная красавица. И больше ничего. Ей ничего больше не нужно было. Маленькая принцесса.

Александр всегда хотел встретить владельца кинотеатра и, ходя в кино, часто пытался представить, какой он. Это была его мечта, когда он сидел в Риме, в ожидании визы в Америку, – иметь свой кинотеатр. Мечтать о нем. И показывать лучшие фильмы. В своих мечтах он никогда не думал о прибыли, почему-то всегда думал о людях.

Через два дня он получил конверт от Р. Соула с пятьюдесятью пропусками во все кинотеатры и с пожеланиями наслаждаться фильмами в его театрах.

Мистер Нилл и мистер Соул были достаточно хорошо знакомы. Потом Александр и Ричард Соул стали видеться чаще. А все началось с пропусков.

Юджиния проснулась рано. Когда она вспоминала прошедшую ночь, ее тело вздрагивало, ощущая трепет в тех местах, где касались его руки, губы… Это была еще одна поразительная ночь. С каждой такой ночью она расцветала все больше, становилась обворожительней и искусней. Ее движения были в такт, объятия – в ритм, руки – нежней и смелей, тело – … и совершенней. Все то, чего она раньше стеснялась, расцвело в страсти и в темпераменте. Прошлой ночью Александру невольно вспомнилась Москва. Страсть Юджинии… Он думал, что никогда больше не встретит такую, как Юлия, которая у него стала последней. Самой последней и самой необыкновенной. Там.