Текст книги "Юджиния"
Автор книги: Александр Минчин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
«Не-может-быть, не-может-быть», – стучало в мозгу. Стучало в мозгу.
Они спустились вниз, в голове его стучали по наковальне. Он открыл заледеневшую бутылку и налил в большой бокал – для вина. Английский хрусталь «Waterford» – выбор Клуиз. В этом доме все было – лучшее.
– Можно я тоже немножко выпью, с тобой за компанию? Папы нет…
От неожиданности он вздрогнул.
– Нет, – коротко ответил его голос.
– Почему? – Она не поверила: он никогда не говорил ей этого слова – «нет».
– Потому что ты еще несовершеннолетняя… От неожиданности она рассмеялась.
– Ты не серьезно это говоришь, ты шутишь?
– Нет, я серьезно. Если тебе очень хочется, выпей… – и осекся. – Давай поцелуемся. – И он поцеловал ее в губы, но слабо. Поцелуй не получился.
– Что с тобой, моя любовь, что-то случилось? Может, я могу помочь?
Он задохнулся, доброта души этой девочки не знала предела. Господи, не допусти…
– Просто я расслабился, воспоминания о прошлом.
Дайана внесла салаты и улыбнулась Юджинии.
– Крабный, чей-то любимый. А суп – из омаров. Спазм свел горло, и он замешкался с глотком. Юджиния весело поблагодарила черную женщину.
– Ты пьешь, ничего не говоря, без тоста?
Он поставил бокал, молча, и попытался перевздохнуть.
– У тебя что-то не получается с романом, нет настроения?
– Это не самое важное – роман. – Он запнулся.
– Вот как, а я считала, что ничего нет важней.
– Есть…
– Что же это?
– Это т ы.
Она взяла его руку со стола и нежно поцеловала в ладонь.
– Я твоя и буду твоей – всегда.
Он вздрогнул. Взял бокал и опустошил его до дна. Она ела свой любимый салат – из крабов и с другими морскими диковинками.
Он налил еще бокал и опустил глаза. Услышав ее голос:
– С родителями все в порядке – там? Кивок головы. Звякнула вилка.
– Все-таки я твоя жена, ты бы мог мне рассказать…
Он выпил второй бокал.
– …что тебя тревожит. Я, может, «несовершеннолетняя», но пойму…
Она налила ему в бокал. Сама.
– Ты не хочешь разговаривать?
Принесли дымящийся ароматный суп. Он так и не прикоснулся к салату и взялся за бокал. И, только выпив третий, собрался с духом.
– Ах, да, – как бы вспомнил он, – Кении просил нас заехать, сделать какие-то пустяковые анализы.
И остановился, почувствовав, что горло сдает. И тембр и интонации сейчас нарушат безразличность тональности голоса – и все взорвется к чертовой матери!..
– Опять одно и то же! Американские врачи всегда перестраховываются: мне ведь еще не пятьдесят. А в Европе так же?
– Налей себе, если не трудно. – Его руки дрожали под столом. Он волновался, что она увидит.
– Половину или полный? У тебя все-таки что-то случилось…
– Сколько душе не жалко. Я влюбился.
– В кого?
– В вас…
– О-о… Я люблю, что ты любишь меня!
Она обошла вокруг и села к нему на колени. Он стал зацеловывать ее шею, плечи, грудь.
– Юджиния, только не… только не…
– Что ты бормочешь, – ласково шептала она, – я ничего не слышу.
Он целовал ее уши, и тогда, еле слышно, она прошептала:
– Я хочу тебя. Я так хочу тебя… ты вся моя жизнь.
Слезы бросились из его глаз на ее плечи и грудь. Он резко прижался – щетиной к нежной коже, чтобы она не почувствовала влагу. Наверно, сделав ей больно. Их губы нашли друг друга и слились в поцелуе.
Стук в дверь возвестил о пришествии главного блюда. Юджиния не оторвалась: ни дрогнула, ни переменила положения тела и обвивающих мужа рук.
«Она совсем выросла за год», – подумал Александр, и сердце его провалилось в такие глубины, о существовании которых он даже не подозревал, которые он не представлял, что существуют.
– Хорошо, когда папы нет за обедом, – сказала в шутку Дайана и, приглушив свет, удалилась.
Больше они ничего не помнили в этот вечер. Он отнес ее, совершенно невесомую, на руках в спальню.
В спальне, после полуночи: Юджиния спит, Александр смотрит на плавно вздымающуюся грудь и думает. И не может поверить, мозг взорван, воспламенен и отказывается верить.
Утром он отвез Юджинию к Кении и ждал, свернувшись в клубочек, на заднем сиденье машины.
К концу дня все анализы были закончены, и два доктора попрощались с прекрасной пациенткой. Она весело щебетала в машине:
– Ты опять стал моим шофером, я так рада. Кажется, они взяли у меня анализов на две жизни вперед.
Он вздрогнул.
– Только ради тебя я согласилась на такие муки. Ты готовишь мне сюрприз, поэтому ты меня исследуешь? У нас будет…
Он сжал судорожно овал руля до боли в пальцах.
– Ты опять молчишь, – улыбалась она. – Я так рада, что эти анализы больше сдавать не надо.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Ты бы мог пригласить меня на обед – в приличный ресторан.
– У меня денег нет. Я – бедняк.
– Тогда я приглашаю тебя – моего бедного мужа – в очень хороший ресторан. – Она рассмеялась.
– Благодарю, Юджиния. Только при одном условии: ты поведешь «ягуар» после обеда.
Он бы и не смог – после большой бутылки водки. И всего того, что произошло в ресторане: на нее кто-то не так посмотрел… У Достоевского это называлось скандал. На языке упрощенном – «драка».
Она была, как Пенелопа, мужественно-терпелива. И только огорчалась, что он не делится с ней своими тревогами.
Всю неделю Александр провел с Юджинией, ни разу не подойдя к письменному столу.
– Ты совсем не пишешь, почему? Я тебя отвлекаю?
– Не идет, бывает такой период, – отвечал он, опуская глаза.
– Я хочу, чтобы ты был писателем.
Он поцеловал ее долго в губы – за эту фразу.
– Я буду, хотя бы потому, что этого хочешь ты. Каждый день он пытался придумать все новые развлечения для Юджинии, чтобы как-то отвлечься. Из этого мало что получалось, но он пытался.
В конце недели, как он и ожидал, раздался звонок.
– Ты должен приехать немедленно, – сказал Кении, и у Александра оборвалось все внутри.
Юджиния была на уроке русского языка, и он, никому не сказав ни слова, выехал из дому.
– Я не ожидал тебя так быстро, – удивился доктор Винтер. – Дай мне пять минут, я закончу с последней пациенткой, и мы уединимся.
То, что передумал Александр в эти пять минут, не поддается описанию. Медсестра доктора Кении, со стройными ногами, пригласила его в кабинет.
Они посмотрели друг другу в глаза. Кении начал:
– Ты помнишь, ты говорил, мы мужчины… – Да…
– Тебе предстоит быть дважды мужчиной, чтобы вынести то, что предстоит Юджинии. Анализы готовы. Худшее подтвердилось – у нее рак крови. Остропрогрессирующая лейкемия.
У него стало сухо во рту, и до конца вечера он не чувствовал свое горло.
– Я говорил с тремя специалистами сегодня, выслушивая их мнения и советы.
Александр, уронив голову, затрясся, он отказывался верить. Какие еще специалисты, какие советы, это его Юджиния. Ему хотелось взвыть, заорать, закричать, пробить стенку головой, разорвать все в клочья и уничтожить голос, предвещающий ужасное.
Кении положил руки на его плечи.
– С тобой все в порядке?.. Есть два лучших центра в Америке. В Бостоне для детей и Мемориальный Слоун-Кеттэринг госпиталь. Лучший раковый корпус в Америке.
Он сидел отключившись, ничего не соображая.
– Выбирать и решать придется тебе, так как Юджинии еще нет восемнадцати лет… Я дам направле-ния в оба центра. Любая помощь, которую я могу оказать, и все, кого я знаю…
– Ты же сказал: ранний диагноз…
– Я прошу прощения, что я оказался вестником страшной вести…
Александр, не дослушав, как бы в беспамятстве вышел из кабинета. Одеревеневшими руками открыл дверь машины.
Вернувшись домой, он поднялся в библиотеку Юджинии.
Она была смущена, и казалось, ей неловко было смотреть ему в глаза.
– Что случилось. Юджиния? – Он не мог поверить, что она что-то может подозревать.
Она не могла выговорить первые слова, пока не справилась со спазмом.
– Не jumped on me…[28]28
Он набросился на меня…
[Закрыть]
В глазах ее была тревога за него, и это поразило его еще больше.
Он уже мчался по лестнице как одержимый. В доме поняли, что что-то произошло. Телохранитель, едва поспевая (и не поспевая) за ним, расстегивал на бегу кобуру под мышкой.
Александр в несколько скачков пересек аллею, дорожку, парк и ворвался в маленький домик для гостей.
Миша лежал на своей барской кровати, играя с котенком.
– Здорово, – сказал.
Александр не мог поверить, что этот идиот выбрал именно сегодня – самый страшный день в его жизни. О чем еще не знала даже Юджиния.
Он подскочил к кровати и вдруг заорал:
– Out![29]29
Вон!
[Закрыть] Его трясло.
– Саш, да ты что, хорош!
– I don't know your language. I said – out![30]30
Я не знаю твоего языка. Я сказал – вон!
[Закрыть]«Out! Out! Out!» – орал он и только сдерживался до дрожи в нервных окончаниях так, что начинало давить в черепной коробке.
Наперерез к дому бежал телохранитель, на ходу перезаряжая пистолет и снимая его с предохранителя. Александр сделал знак рукой, что не нуждается в его помощи.
Вернувшись в свой кабинет, он закрылся в нем на пять минут.
Выписав чек, Александр задумался. Этого было достаточно, чтобы прожить безбедно год. Абсолютно ничего не делая; или решив, что делать. По крайней мере, его б не мучила совесть, что тот нуждается.
Он поднялся с кресла и отяжелевшей походкой двинулся к бару. Грузный телохранитель отдал предателю чек, забрав ненужные теперь ключи от машины и электронный открыватель ворот.
Александр попросил передать Юджинии, чтобы она обедала без него.
Виски интересно тем, что когда принимаешь это негрубое ласкающе-сжигающее вещество, то не все сразу чувствуешь. За четвертым хрустальным стаканом появляется ощущение, что это второй, а что пятый – это первый. А выпил он их в этот вечер столько, что ему казалось уже, что он дважды к первым приходил. И опять возвращался.
Напившись до того, что у него уже не двоилось в глазах, и поднявшись за новой бутылкой дорогого, но мерзкого виски, он упал. Так всю ночь Александр и пролежал на полу.
Рано утром, когда Юджиния еще спала, Александр вылетел в Бостон…
Конец июля, плавящийся асфальт, пелена жарящего зноя. Он попросил отвезти его в госпиталь. В госпитале он провел полдня. После звонка Кении его уже ждали.
Вечером он позвонил Юджинии.
– Солнышко, я в Бостоне…
Юджиния старалась никогда не показывать свое удивление. И всегда сдерживалась, не задавая никаких вопросов и давая полную свободу Александру. И ничем, абсолютно ничем, на нее не посягая. Значит, ему так нужно. Значит, ему так хочется. И она уже радовалась, что он получал то, что хотел, или достигал желаемого. Ему так редко чего-то хотелось… Он не знал, как начать… Рот был каменный.
– Я знала, что ты уезжаешь, – сказала она.
– Откуда?..
– По тому, как ты поцеловал меня утром, когда я спала. В этом было что-то прощальное.
С ужасом он подумал, что грядет… Слезы чуть не брызнули фонтаном, но неимоверным усилием…
– Солнышко, я хочу, чтобы послезавтра мы встретились в Нью-Йорке.
– Ура! Я так рада побывать с тобой опять в Нью-Йорке.
– Я хочу, чтобы ты взяла побольше спортивных костюмов и пижам: нам, может, придется побыть какое-то время в одном месте.
Юджиния никогда не задавала лишних вопросов. Но она спросила:
– А мы полетим в Бостон есть крабов?
– Все, что ты пожелаешь, любовь моя… – сказал Александр почти беззвучно.
Он уронил трубку, не в силах продолжать, и давно сдерживаемые слезы хлынули градом, безостановочно.
Он пил в баре весь вечер. А утром вылетел в Нью-Йорк. Остановившись в отеле «Плаза» у Центрального парка, сменив одежду и побрившись, он сказал шоферу адрес: «Мемориальный Слоун-Кеттэринг, раковый центр».
Центр находился на Ист-Сайд, самой последней авеню, у реки, опоясывающей вместе с Гудзоном остров Манхэттен. Мало кто знал, что это был остров, а его обитатели, ньюйоркцы, – островитяне.
Он дал точный адрес шоферу лимузина: 1275 Йорк-авеню.
– Я надеюсь, с вами все в порядке, сэр?
– Поезжайте, – тихо сказал Александр. Здания центра занимали целый квадратный квартал и продолжали расти. В госпиталь поступали муль-тимиллионные пожертвования и дары – чтобы найти панацею от рака. В Центре работали лучшие мозги мира, и все равно…
Его пригласили на пятый этаж – в педиатрическое отделение, где находились больные в возрасте от двух лет до двадцати одного года. Если они начинали с этого этажа и им везло… то они здесь и оставались, пока не становились окончательно взрослыми. Лысые головки малышей сновали вокруг него взад-вперед по этажу.
Страшный пятый этаж, подумал он.
Доктор Мортон был ведущим специалистом до детской лейкемии в Америке. Медицинские связи Кении сработали. Мортону было около пятидесяти лет – очки в тонкой золотой оправе и редеющие с проседью волосы. Александр так никогда и не узнал его имени.
– Мне рассказали, что вы писатель, – сказал доктор, поздоровавшись.
– Я пытаюсь…
– Не бросайте этого, что бы ни случилось. Александру стало тревожно от слова «случилось», но он сдержался.
– Где ваша жена?
Ему было непривычно такое обращение.
– Она прилетает завтра утром.
– Тогда я жду вас у себя в два часа дня. И планируйте, что до шести мои ассистенты будут заниматься различными анализами и пробами, поэтому покормите ее ленчем до прихода сюда.
– Обязательно. Она любит… она любит…
– Ну-ну, спокойнее, спокойнее, вам еще потребуется не меньше сил, чем ей.
– Простите…
– Она знает что-нибудь?
– Нет еще…
– Когда вы собираетесь ей сказать?
– Завтра…
– Вам нужна помощь?
Александр отрицательно покачал головой.
– Может быть… что диагноз ошибочный и… – Я вчера получил копии ее анализов, – твердо сказал доктор, – к сожалению, нет.
Александр отвернулся к окну, и невольные слезы…
– Но всегда нужно надеяться на лучшее. Вера и надежда – два великих помощника. Поэтому мне нужно, чтобы вы верили, несмотря ни на что, это сильно поможет ей.
Слезы продолжали течь по щекам.
– Возьмите салфетку, – сказал доктор без эмоций и протянул коробку со стола. – Как зовут вашу жену, напомните?
– Юджиния.
– Красивое имя.
– Она вся… вся…
Он совершенно не владел собой.
– Успокойтесь, нельзя так. Это только начало, мы еще не знаем ни степени, ни прогресса… Вы же мужчина, в конце концов, глава семьи.
Ему впервые захотелось не быть мужчиной, чтобы можно было плакать. Не скрываясь. Ах, как хотелось выплакать все.
– Вы пообедаете со мной? – спросил доктор.
Есть он не мог, третий день уже он был на алкоголе. Спустившись со страшного пятого этажа, он пошел прямо в бар. Нужно было забыться…
Юджиния прилетела на самолете папиной авиакомпании и выпорхнула радостная – прямо в его объятия. Хотя легкие полукружья усталости были видны под глазами.
– Почему ты не спала ночью? – спросил нежно он.
– Как ты узнал? Ах да, ты очень наблюдательный.
– Что случилось?
– Я волновалась. Что у тебя что-то не в порядке. «У меня?!» – Он чуть было не воскликнул от удивления, поразившись ее заботе и волнению о нем. Она была самой преданной ему на этом белом свете. И единственная – чудесная родная душа в этом полушарии.
Лимузин вез их в отель. Дорогой на Голгофу казалась ему двадцатиминутная поездка в Нью-Йорк.
Он зашел в большой номер и закрыл дверь на два поворота ключа. Пытаясь повернуть на третий…
Она обняла его и прильнула к нему всем телом. Вдруг ослабела и, извинившись, попросила разрешения сесть в кресло.
Александр смутился, замешкавшись, что не сообразил сам. Зная ее диагноз.
– Я, видимо, устала от перелета, хотя раньше я никогда не уставала от самолетов. Прости меня, что я…
– Юджиния… сегодня в два часа дня мы с тобой пойдем на встречу с доктором.
Она вздрогнула:
– Я знала, что с тобой что-то не в порядке. Скажи, пожалуйста, что случилось, я так всегда волнуюсь за тебя…
Он отвернулся резко и, подойдя к окну, чтобы подавить спазм, увидел парк, озеро, из которого на зиму девались куда-то утки, и мальчика из его любимого романа – он все хотел узнать… Куда деваются утки.
И, глубоко-глубоко вздохнув, произнес, очень ласково:
– Юджинюшка… – Он впервые назвал ее так.
– Это по-русски? Мне очень нравится!
– …ты знаешь, что я за тебя отдам мир, жизнь, мои книги и все, что я имею. Я отдам тебе свою кровь, каплю за каплей, каплю по капле…
– Но в этом нет никакой необходимости. – Она откинулась в кресле и начала бледнеть. – Мне снился сон, что ты порезал себе щеку. А потом на шее… Скажи, пожалуйста, что с тобой ничего не произошло и все в порядке.
Он больше не мог сдерживаться, в душе его обрушился водопад слез.
– Со мной все в порядке, не волнуйся за меня. Доктор Кении сообщил мне два дня назад результатытвоих анализов. Вместе с гематологом они подозревают у тебя редкое заболевание крови, которое лечится только в двух центрах.
– Ты летал ради меня?.. Он склонил голову.
– И какой ты выбрал? – (Он поразился ее спокойствию.)
Он не владел собой так, как она. Он дрожал над ней: над каждым волоском и миллиметром ее кожи.
– Здесь, в Нью-Йорке.
– Как называется этот центр?
– Слоун-Кеттэринг. Она вздрогнула.
– Это наследственность от мамы?..
Он поразился быстроте ее мышления и проницательности. Хотя он многому в ней поражался. В два шага он пересек комнату и опустился около нее.
– Нет, мое солнышко, это случай. К тому же еще ничего не подтверждено.
– Что со мной будут делать?..
– Сегодня доктор нам скажет во время консультации.
– Как его фамилия? – неожиданно поинтересовалась она.
– Доктор Мортон.
– Morte – по-итальянски значит «смерть». Совершенно отстраненно, спокойно сказала она. Совсем неожиданно, как гром среди ясного неба, сказала.
Он схватил ее за плечи и понял, но поздно, что сделал ей больно. На ее лице не отразилось ничего, кроме мягкой улыбки.
– С тобой я не боюсь ничего. Не волнуйся за меня и не переживай так. Когда ты так сильно переживаешь, это очень ранит меня. Я должна была принести тебе счастье. Сделать тебя счастливым и быть достойной тебя.
– Ты мое счастье. – Он обмяк в ее объятиях, и она прижала его дрожащую голову к груди.
Так прошли мгновения. Нежно высвободившись, она пошла в ванную собираться. Он заказал ленч наверх, к которому ни она, ни он не прикоснулись.
В два часа дня их сразу провели в кабинет. Доктор встал из своего кресла и, обойдя ореховый письменный стол, приблизился к ним. Теперь Александр понял, что ему было неприятно так в докторе – его фамилия. Подсознание заносило в подкорку вещи, которые не соображает сознание. И держит их там.
– Миссис Юджиния Нилл, здравствуйте, – сказал доктор.
– Я миссис Юджиния Невин, – мягко поправила Юджиния.
– Я прошу прощения за свою ошибку, мэм. Мистер Невин. – Он протянул руку Александру, и они обменялись рукопожатиями.
Все сели в кресла. Врач внимательно, до последней подробности изучив лицо Юджинии, спросил:
– У вас есть какие-нибудь вопросы?
– Нет, – спокойно ответила Юджиния.
– Ваш муж, вероятно, объяснил вам…
– Мой муж, видимо, очень любит меня, поэтому он ничего особенного не объяснил. Но я догадываюсь, что это достаточно серьезно.
– Почему?
– За год с лишним нашего брака мой муж ни разу не бросал меня и не улетал в Бостон, не попрощавшись…
Мужчины сидели, пораженные мудростью этой юной женщины. Не зная, что сказать.
– Вы говорите, не стесняйтесь, – ободрила доктора Юджиния, – я уже достаточно взрослая, чтобы… – Она прервалась.
– Как вы себя чувствуете? – спросил оправившийся доктор.
– В последние дни – какая-то усталость.
– Температура?
– Иногда.
Она взглянула на Александра с извинением:
– Я не хотела тебя огорчать.
Доктор Мортон наконец обрел официальный тон, он был поражен. – Сегодня мы сделаем все необходимые дополнительные анализы. Завтра я предоставлю в ваше распоряжение целый день – осмотреть Нью-Йорк, а вашему мужу купить вам подарки. И послезавтра мы положим вас к нам в отделение.
– Что со мной будут делать? – безразлично спросила Юджиния.
Александр замер.
– Вам придется пройти курс лечения химиотерапией.
– Как долго, один раз?
– Скорее, больше чем раз. Возможно, два, три, четыре – столько, сколько нужно будет вашей иммунной системе, чтобы победить заболевание.
И тут она сказала фразу, которая ошеломила Александра, застряла в его мозгу и заставила совершенно по-новому посмотреть на Юджинию.
Хотя каждая новая грань, которую она открывала ему, была другая.
– Вы думаете, что все имеет смысл?.. Может, оставить все как есть?
Александр вздрогнул и очень внимательно посмотрел на нее. В этой девочке были скрыты такие вертикали и переливы, которые не только он, но и никто не знал.
– Безусловно, имеет, у меня в этом нет никаких сомнений.
– У меня есть право выбора и я могу отказаться?
Доктор замялся:
– И да, и нет; скорее, ваша семья, в данном случае – муж, так как вам еще не исполнилось восемнадцати.
– Мой муж? – Она повернулась к Александру. – Как ты хочешь… – она осеклась, увидев его глаза. – Хорошо, я согласна. Сколько времени…
– От трех до пяти раз в неделю. Это достаточно болезненная процедура, а выходные будут в субботу, воскресенье и праздники.
Она отнеслась равнодушно к сказанному и только спросила:– Я смогу на уик-энды уходить и проводить их с моей семьей?
– Обычно мы этого не делаем, но ради вас и вашей уникальной, потрясающей красоты, – (доктор невольно усмехнулся, он не ожидал, что это слово вырвется из него), – мы сделаем исключение. При одном условии…
– Почему у докторов всегда должны быть какие-то условия? Леденец вы мне за это не будете давать?!..
– …что вы будете абсолютно послушным пациентом…
– Абсолютно послушной я могу быть только одному человеку в мире, я дала обет… Но я постараюсь вам помочь. Как, например: где ваши ассистенты, я хочу еще успеть увидеть вечерний Нью-Йорк…
Доктор без промедления нажал кнопку, тут же появились медсестра и помощники доктора Мортона.
– Юджиния хочет успеть увидеть вечерний Нью-Йорк, поэтому постараемся закончить все к пяти часам.
Группа удалилась, и они остались вдвоем.
– Я могу вас называть: Александр?
– Да, конечно, это мое имя.
– Курс лечения в этом центре, как и пребывание в его отделении, – безумно дорогое удовольствие. Счет за полгода может превысить полмиллиона долларов. Я считал своим долгом предупредить вас.
– Спасибо за предупреждение. Юджиния должна получить все необходимое – лучшее – из доступного, я думаю, это само самой разумеется, что ей необходимо для лечения.
– Я бы и не думал по-другому.
– Я хотел бы, чтобы у нее была отдельная палата…
– У нас нет отдельных палат, это детское отделение, в каждой палате четыре кровати. Даже для наследника королевской семьи из Европы руководство госпиталя…
– Я оплачу за две палаты на год вперед – одна будет пожертвование центру. Чтобы другая была для Юджинии… Речь шла об очень серьезных деньгах. Доктор, поправив золотую оправу, внимательно посмотрел на Александра.
– Я постараюсь, хотя ничего вам не обещаю. Подобные вещи решаются…
– Благодарю.
– Я постараюсь это сделать для Юджинии, но…
– Доктор, я владею кое-каким состоянием. Все, чем я владею, будет принадлежать вам. Если вы…
– Вы не с того начали, я стараюсь помочь всем своим пациентам, независимо от их благосостояния. Хотя, безусловно, ваша жена – редчайшей красоты девушка.
Александр безмолвно опустил голову. Его хребет еще не окреп, чтобы бороться со свалившимся горем. Он еще пребывал в каком-то сомнамбулическом состоянии, приглушенном алкоголем.
– Она потеряет волосы?
– И не только волосы, – вздохнул доктор, – изменится все ее тело, кожа, и многие физиологические функции претерпят изменения. Вы хотите, может быть, выпить успокаивающую таблетку?
Александр усмехнулся:
– Я не пью таблеток. Они мне не нужны.
– Хотите что-нибудь покрепче? Вас нужно встряхнуть, назовите это – взбодрить. Я не хочу, чтобы ваше состояние влияло на Юджинию…
– К ее возвращению я приду в себя. А выпьем мы с вами, когда она будет в вашей власти и вы будете вливать в нее эти омерзительные химические растворы. Я знаю хороший бар, совсем рядом.
– Я вам не советую много пить, ей…
– Доктор, я не ваш пациент.
– Ах да, простите.
Доктор начинал его раздражать. К тому же двадцать часов уже он был без алкоголя и начинал задыхаться.
– Я очень надеюсь, вы меня не будете учить жизни, хотя бы не с первого раза.
– Нет, не буду, – пообещал доктор, подумав про себя о другом. – Я только хотел упомянуть, что после недели инъекций и вливаний у нее не будет сил летать на самолете, среди множества пассажиров. Суета аэропортов…
– Об этом я позабочусь, не волнуйтесь.
– Как ей и вам будет угодно, но это дополнительная нагрузка для нее…
Александр встал, больше он не мог слушать. Он был раздражен всем: доктором, миром, ситуацией. И причина этого была одна – Юджиния.
Доктор продолжал сидеть в кресле.
– Я слышал, что она из известной семьи на Среднем Западе…
– Не думаю, что это имеет какое-то отношение к ее пребыванию в вашем заведении.
– Абсолютно никакого. И я прошу прощения за свой нетактичный вопрос. Все мы смертны, и любопытство – не всегда порок. Но часто – невоспитанность.
Доктор Мортон встал после своей философской сентенции.
– Вы свободны до пяти. Надеюсь, наш следующий разговор будет более удачным.
Александр прождал Юджинию в приемной до половины шестого, бессмысленно уставившись в стенку.
Он обнял ее, вышедшую из окружения белых халатов.
Естественно, она не пошла смотреть вечерний Нью-Йорк, у нее не было просто сил.
Пока она спала или дремала в спальне, Александр позвонил из гостиной генеральному управляющему компании мистера Нилла. Тот вежливо поприветствовал его, не удивившись звонку.
– Мне нужен частный самолет, не менее чем на десять мест, желательно с комнатой для отдыха и диваном, еще лучше – кроватью. Аэроплан нужен будет только по уик-эндам, на субботу и воскресенье. Желательно из семейства «гольфстримов», они еще никогда не бились.
Я буду летать с бесценным пассажиром, добавил он про себя.
– Могу вам предложить двадцатиместный самолет этой марки – с кабинетом и спальней.
– Так быстро?
– Мистер Нилл, улетая, предупредил, что предоставляет полностью в ваше распоряжение и в распоряжение вашей супруги самолет компании.
– Это никому не помешает? – вежливо спросил Александр.
– Вы числитесь членом Совета директоров этой компании, поэтому можете задать этот вопрос только себе. У других – свои самолеты.
– Благодарю вас.
– Во сколько вы хотите встретиться с экипажем?
– В субботу в десять утра на поле частной авиации, там есть маленький аэровокзальчик.
– Будет сделано.
– У меня еще одна просьба…
– Слушаю вас, сэр.
– Я не хочу, чтобы мистер Нилл пока знал, кто будут пассажиры самолета.
– Это совершенно меня не касается – кто будут ваши гости, сэр.
– Спокойной ночи, сэр, – сказал Александр и повесил трубку.
Он тихо прошел в спальню. Юджиния дремала, ее рука была откинута. Он беззвучно наклонился и стал целовать проколотые венки на изгибе локтя. Непрошеная слеза катилась по небритой щеке.
В девять утра в канцелярии Центра Юджинию оформили как пациентку госпиталя и в кресле-каталке повезли наверх. Хотя она сама могли идти – еще.
Александр не мог смотреть на это, и она мягко отпустила его до вечера. К вечеру медсестра проводила его в палату. В ней Юджиния лежала одна. Уже покоилась на столике порция из шести таблеток. Как все быстро у них делается, в Америке, с неудовольствием подумал он.
Юджиния повернулась:
– Мой милый, как ты себя чувствуешь?
Он чуть не рассмеялся от неожиданности: как после кораблекрушения, подумал он.
– Юджиния. – Он приник к ее ключице и стал зацеловывать ее шею. – Тебе было больно?..
– Я ничего не чувствовала, я думала о тебе… Он смотрел в ее глаза. Садящиеся сумерки еще отбрасывали убегающий свет в окне. В глазах была кромка усталости.
Она слабо улыбнулась:
– Доктор Мортон разрешил оставить одну кровать для тебя.
Он второй раз за пять минут подумал, что должен извиниться перед ее доктором.
– Я купил тебе апельсины, мандарины, тэнджерины и грейпфруты. Я слышал, что после этого должно очень тошнить.
– Спасибо большое, можно я съем один? Он тут же почистил ей большой мандарин.
– Тебя тошнит?.. – спросил он осторожно.
– Совсем немножко. – (Он увидел вдруг, как рвотный спазм свел ее горло, и отвел глаза, чтобы не смущать ее. И не видеть того, что она не хотела показывать.)
– Тебя покормить? – спросил он.
– Да, с удовольствием, – как ребенок обрадовалась она.
И стала есть дольки мандарина из его рук. Но через минуту она утомленно откинулась на подушку.
– Что ты делал целый день? Ты писал?
– Нет. Набирался знаний.
– Теперь ты все знаешь про мое заболевание?
– Мы должны победить его…
– Мы победим. – Она протянула ему руку. – Я знаю, я верю в тебя.
Он несильно сжал ее пальцы.
Утром, после того как ее увезли на вливание, он пошел в отель переодеться и побриться. На следующей неделе ее должны были облучать. У него переворачивалось все внутри от боли за это родное ему тело. Как будто кто-то брал и уничтожал его детей, которых у него никогда не было.
Он не клял жизнь (клясть ее он будет потом – что она выбрала – не его), он клял себя, что что-то не сделал и его возлюбленная заболела.
В пять часов он постучался в кабинет Мортона.
– Доктор, я хочу попросить прощения… – Он запнулся.
– Я понимаю, в каком стрессовом состоянии вы находитесь.
– Мое раздражение не касалось вас, это было…
– Как вам Юджиния? Она всем удовлетворена?
– Насколько можно быть удовлетворенным в раковом корпусе.
– Это откуда?
– Был такой писатель, тоже звали Александр, потом получил Нобелевскую премию. Да, я хотел вас поблагодарить за отдельную палату для…
– Не за что, – вежливо остановил доктор. – Читал, очень слабое произведение.
Александр удивленно посмотрел на него.
– Он написал что-нибудь получше?
– Одну вещь: «В круге первом», все остальное – архив, история.
– У него действительно был рак?
– Подозревали, оказалась доброкачественная опухоль.
– Я так и думал, судя по письму. Александр смотрел на него, не скрывая удивления.
– У нас доктора тоже иногда читают книжки, не удивляйтесь. Думаю, нам самое время покинуть это неприятное во всех отношениях для вас заведение и перейти в более подходящее для разговора место.
Они перешли в бар, который «открыл» Александр.
– Что мы будем пить? – произнес доктор.
– Я не думаю, что вы умеете пить водку по-русски.
– Попробуем, – сказал доктор, поправив очки. Он сдался на седьмой, Александр остановился на десятой.
– Не так плохо, не так плохо, – проговорил, скорее про себя, Александр.
– Вы всегда так пьете? – спросил доктор.
– Только по особым событиям, – не улыбнулся Александр.
– И не пьянеете?
– Пьянею, но с трудом.
– Идемте, я вас провожу.
– Я найду дорогу сам.
– Мне все-таки хочется, – сказал раковый доктор. Не произнеся чуть не сорвавшуюся фразу: вам не стоит больше пить. – Зайдем ко мне, выпьем «на посошок».
Доктор жил на Пятой авеню, недалеко от отеля. Александру в данный момент было все равно, с кем пить (даже с раковым доктором), и он согласился.
Вышла хозяйка квартиры и, поприветствовав обоих, проводила их в кабинет. Вскоре были поданы закуски.
– Я отвлекаю вас от обеда с супругой.
– Водку или что-то другое? – спросил доктор.
