Текст книги "Юджиния"
Автор книги: Александр Минчин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Водку, если только замороженная…
– Есть и замороженная. Я иногда балуюсь…
Он с еще большим удивлением посмотрел на хозяина. Обычно в американских домах водку всегда держали теплой и лили прямо в лед – варварский обычай.
– А что вы любите под водку? Вы ничем не закусывали в баре.
– Маслины.
– А что-нибудь посущественней?
– Огурец.
Доктор невольно рассмеялся и вышел из кухни. Они уселись со стаканами водки и посмотрели, оценивающе, друг на друга.
– Вы не так слабы, как я думал, – сказал гость.
– Вы не так раскисли, как я ожидал после первой встречи, – сказал хозяин.
Александр усмехнулся.
– Ваше здоровье, доктор! И чтобы мои мысли никогда не посещали вашу голову.
– Отчего же, я знаю, что за мысли у вас в голове. Это самое простое: вложить в рот и нажать на курок. Гораздо сложнее – помочь ей выжить.
– Вы, случайно, не Фрейд? – сделал большой глоток Александр.
– Нет, я доктор Мортон.
– А что, доктор, речь идет о жизни и о смерти?
– Я думаю, вы прекрасно знаете, вы вчера целый день провели в библиотеке.
– Откуда вы знаете?
– В моем отделении стены имеют уши.
– Не кажется ли вам, что это вторжение в частную жизнь пациентов?
– Для меня гораздо важнее знать психологическое состояние, настрой моих пациентов, чем думать об их конституционных правах.
– Вы всегда так безошибочны?
– Я порой ошибаюсь, но не тогда, когда это касается больных.
– Поэтому вы – лучший?!
– Есть и другие хорошие доктора. Например, в Бостоне.
Александр ничего не сказал и выпил водки. Раздался звонок, доктор вышел в другую комнату и взял трубку. Вернувшись, он сел на прежнее место.
– О чем ваши книги, которые вы пишете?
– О жизни, о любви.
– В них все кончается хорошо?
– Нет, никогда.
– Отчего, вы не верите в хороший конец?
– Не тогда, когда это касается моей жизни.
– То есть вы видите стакан наполовину пустой, а не наполовину полный.
– Вам долить?! – пошутил Александр.
– Это хорошо, что вы не утеряли чувство юмора.
– Как моя Юджиния? – неожиданно спросил Александр.
– Нехорошо. Очень поздно диагностировано заболевание. Кто обнаружил его?
– Я, – сказал Александр, – потом отвез ее к гинекологу. Он передал ее на обследование гематологу. Теперь ваша очередь.
Доктор Мортон добавил водки в оба бокала.
Александр встал.
– Простите, я должен навестить ее, она ждет.
– Мне только что звонили из отделения: Юджиния спит. Сегодня была очень болезненная процедура, пусть она отдохнет.
Александр сел.
– Вас всегда информируют о каждом пациенте в отделении?
– Нет. К Юджинии у меня особенное отношение…
– Почему?
– Я хочу помочь ей.
– Как и всем другим больным? Я надеюсь.
– Как и всем другим больным, – медленно проговорил доктор.
Они внимательно изучали друг друга, как перед дуэлью.
– Итак, – сказал доктор.
– Итак, – сказал Александр.
– Почему вы не спрашиваете меня о времени и о шансах?
– Мне это неинтересно.
– Вы первый, кто не задал мне этого вопроса…
– Я все-таки, наверно, отличаюсь от ваших соотечественников. Нас волнуют разные вещи.
– Это общечеловеческий вопрос.
– Значит, я не общий человек. Я знаю, что Юджиния будет всегда. И ни один доктор этого не изменит. Даже вы.
– Кто ваши любимые писатели? – спросил доктор.
– В американской литературе, русской или европейской?
– По порядку, который вы предложили.
– Фолкнер, Фицджеральд и Томас Вулф. И очень люблю «Над пропастью во ржи».
– А из русских?
– Лермонтов, любовные повести Тургенева, Куприн, Бунин и Андреев. Последний мало известен, даже в России.
– А Достоевский?
– Не терплю как человека, но не могу не признать гениальности и глубин созданного. Хотя слог – наикорявейший.
– А из философов?
– Фрейд, Юнг, Кьеркегор и Шестов. Хотя первые два занимались больше психоанализом.
– Кто такой Шестов?
– Гениальный русский литературный философ. Кончил свои дни в изгнании в Париже. Эта забавная страна изгоняла всегда все лучшее.
– Этого века? – Да.
– Он переведен на английский?
– Не всё. Я куплю вам книгу в университетском магазине, если она есть. Почему вы спрашиваете меня о литературе, когда речь идет…
– …о Юджинии. Хочу знать, из чего вы состоите, из какой начинки.
– Зачем?
– Вы – очень важная часть, элемент – в выздоровлении Юджинии…
– А, ну слава богу, а то я думал, что моя незаметная личность вас заинтересовала.
Александр налил себе бокал до краев и жестом предложил доктору. Тот кивнул – согласно.
– Почему, вы тоже интересуете меня.
– Я здоров.
– Вы хотите сказать, что я должен интересоваться только больными?
Александр поднял свою водку и внимательно посмотрел сквозь линзы докторских очков.
– Не мной по крайней мере. Я не ем гамбургеров.
– Никто не говорит, что Америка совершенна.
– Но эта, с позволения сказать, котлета – варварское творение. И вся культура такая – гамбургерная. Пресная, безвкусная, без приправы. Хотя есть гениальные музыканты, фотографы. Впрочем, театр – ужас, Голливуд – стал ужасом, поэзии – никакой, живопись – только коммерческая. Вошла хозяйка дома – дама.
– Я прошу прощения, обед готов и ждет вас на столе.
– Как вы, сэр Александр?
– Спасибо. Я когда это… то не ем.
– И напрасно, когда выпиваешь, то надо закусывать.
– Тогда не берет.
– Ну, идея не всегда в том, чтобы брало.
– А в чем еще? – удивленно-наигранно спросил Александр.
Они внимательно посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.
Все-таки он отказался от обеда, но выпил еще бокал – на дорогу.
– В понедельник в девять утра, – сказал доктор уже в дверях.
– Как штык, – ответил Александр.
– Что это значит? – заинтересованно спросил доктор.
– Так точно. Будет сделано. Минута в минуту. Обязательно буду.
– Приятно такое послушание. Вам вызвать машину?
– Нет, я пройдусь.
– Только, пожалуйста… Вы человек темпераментный, не выясняйте отношений по дороге.
– Что вы, доктор, я буду пай-мальчиком.
– А это что значит?
– Я вам объясню в понедельник в девять утра. Он начал спускаться.
– Если Юджиния спит…
– Я ее не буду будить.
Юджиния спала. Он сел рядом на кровать и уронил голову на обе руки. Сквозь водочные пары в мозгах билась одна мысль: «Что делать? Что делать?»
Молчание, тишина и легкий стон Юджинии были ему ответом.
Они улетали в десять утра в субботу. Лимузин подвез их прямо к трапу серебристо-голубого самолета, на котором была написана красивой вязью фамилия Юджинии. Он осторожно помог ей подняться внутрь. Капитан, поприветствовав важную пассажирку и пассажира, спросил, можно ли заводить моторы.
– Негромко только, – пошутил Александр. Стройная стюардесса спросила, что они желают
выпить. И через пару минут принесла апельсиновый сок для Юджинии, водку для Александра… И ушла заниматься завтраком.
Дайана встретила их с распростертыми объятиями.
– Папа звонил. Спрашивал, где вы.
– Как они? – спросила Юджиния.
– Очень хорошо, только Клуиз жалуется на жару.
– Я им позвоню позже.
– Что-то ты похудела, душенька, осунулась. Пойдем, я тебя буду откармливать. Время ленча уже, и то позднего.
– Я не хочу есть, я…
– Юджиния, – мягко сказал Александр.
– Что на ленч, Дайана?
Во второй половине дня Александру удалось уложить Юджинию спать. И он поехал на встречу с Кении, обсуждать положение дел. Он задержался чуть дольше и вернулся домой к девяти вечера.
В доме было тихо – ни звуков, ни шорохов. Он быстро взлетел по лестнице и вошел в спальню – Юджинии там не было. В ванной – тоже. Он пошел в ее библиотеку, столовую, гостиную. Везде было пусто. Он хотел вызвать Дайану, но подумал, что она отдыхает.
Его жены нигде не было. Он нашел ее случайно, в своем кабинете, куда зашел наобум.
Она сидела в его кресле, и перед ней стояла открытая бутылка водки.
– Где ты был? – спросила она.
– Юджиния!..
– Я знаю, что я Юджиния. Ты не ответил на мой вопрос.
– По делу, – коротко ответил он.
– А еще где?
На бутылке виднелись капельки испарений. (Значит, открыла она всего как полчаса назад.) Он молчал.
– Ты выпьешь со мной, мой муж?
– Нет, спасибо.
– Я тебе налью, и мы – выпьем!
– Я не хочу пить.
– Конечно, я недостойна быть твоим собутыльником! – Она выпила недопитую рюмку и, расплескав, налила новую. На столе стояли три рюмки. – Я недостойна пить с сильным, гордым мужчиной, который не возвысил меня до…
– Это что, первая семейная сцена?
– Да, – сказала она слегка неровным голосом, – имею право, я – твоя жена. Ты помнишь это?
– Юджиния, – сказал он потвердевшим голосом.
– Мы уже это проходили. Я знаю, что я Юджиния. Ты не ответил, где ты был.
– Я обязан отчитываться? Скажи, и мы введем эту форму отношений.
– Ну что ты, на твою свободу никто не посягает. Да и кто посмеет! Вы – герой моего романа. Мой муж, так вы выпьете со мной, хотя бы один раз – водки, я так ждала этого случая! Я хочу почувствовать, что чувствуете вы.
– Юджиния, я не хочу, чтобы ты пила!
– А я буду!
Он чуть не воскликнул от удивления: «Что?!» Но сдержался.
Она опрокинула стопку, не сморщившись. Он подошел ближе и теперь видел эти красивые губы, побледневшие щеки, наполненные тревогой или страхом глаза. Ее рука опять взялась за бутылку. Тонкой кистью, от которой он сходил с ума, она травила себя, наливая новую рюмку. Он старался сдерживаться невероятным усилием воли, понимая, что она больна. Но причина была совершенно в другом…
– Юджиния, хватит, я не хочу, чтобы…
– А я хочу, и я буду. – Она отпила половину. Вдруг слезы потекли по ее щекам.
– Что случилось, Юджиния?
Водка действовала на каждого – по-разному.
– Я больше тебе не интересна. Как только я заболела…
Александр сделал шаг и опустился перед ней.
– О чем ты говоришь, Юджиния?!
– Тебя не было дома семь часов, я спрашивала, когда проснулась. Ты был… – Слезы с новой силой хлынули из ее глаз. Он начал гладить волосы рукой, потом их целовать. Ее речь уже плыла, и прекрасный язык не подчинялся хозяйке.
– И из-за этой глупости ты пила?
– Это не глупость. Я – твоя жена!.. – с гордостью сказала она.
– И я счастлив, что это так.
– Это правда?!.. Но тебе мешает, что я больна?..
– Моя жена, по-моему, ты чуть-чуть выпила, и самое лучшее, что ты можешь сделать сейчас, – это поцеловать меня. В губы. После чего я отнесу тебя в спальню, так как не думаю, что ты сама дойдешь.
Ее губы раскрылись и приникли к его. Он никогда не представлял, что будет целовать сокровище, пахнущее водкой. Еще утопая в поцелуе, он отнес на руках ее в спальню.
Он взял ее мягко, нежно и ласково, не делая резких или быстрых движений – чтобы не повредить драгоценный сосуд и не нарушить то течение в кровеносных сосудах, которое в нем происходило.
В воскресенье он уехал, когда Юджиния спала, – у него была встреча – консилиум с Кении, его коллегами-радиологами и всё знающей дамой-онкологом.
Александр опять задержался и вернулся домой поздно.
В доме, как и вчера, царила тишина. Он не пошел в спальню, он уже знал, где искать Юджинию. Перед ней стояла вчерашняя бутылка водки, наполовину полная. Три рюмки, две из которых были уже почти пусты.
Она взглянула на него и демонстративно подняла и выпила третью рюмку.
– А сегодня ты выпьешь со мной, мой муж? Или я недостойна пить с тобой и ты делаешь это только в гордом одиночестве? Где ты был? Поздно вечером! «По делам, конечно, ответил он», – передразнила она.
– Это что, вторая семейная сцена? Я позволю тебе закончить эту сцену, но это будет последняя, я предупреждаю тебя.
– И вторая, и третья, и пятая. Сколько захочу!
– Да что ты, это бунт? – спросил он.
– Да, я бунтую против тебя и твоего – режима.
Он невольно улыбнулся.
– Ты моя сладкая бунтарка, и что же ты будешь делать?
– Пить!
Он чуть не рассмеялся от этой решительности. Какое божественное лицо, подумал он. Какая бледность на щеках, и даже водка не…
– Я понимаю все, но почему три рюмки?
– Одна твоя и одна папина.
– А вы пьете сразу за троих.
– Конечно. Вы же такие крутые мужчины, что с больной женщиной выпить…
– Юджиния, перестань повторять эту чушь насчет больной женщины, пока я…
– И что же будет?.. – с подвыпившим любопытством спросила она.
– Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь узнала или увидела, что может быть… Перестань находить извинения своей слабости.
– Я не слабая, я сильней вас всех. Но я больна, я больше не нужна тебе, и ты поэтому ходишь… на свидания.
Она даже рассмеялась от неожиданности.
– Не смейся над моим несчастьем, – сказала она серьезно. И выпила подряд две рюмки. Теплой водки…
Александра передернуло. После этого горько произнесла:
– Не смейся. У меня горе – я теряю своего мужа.
– Послушай, зайчик во хмелю, самый и самый сильный среди всех. Сейчас ты обнимешь мою шею, я возьму тебя за талию и отведу в спальню. Где ты ляжешь на кровать, примешь свои лекарства и подумаешь о своем недопустимом поведении. И если я еще раз увижу тебя пьющей…
Она уже встала и обвила его шею рукой.
– Я только должна выпить еще одну, – прошептала она, – чтобы узнать, действительно я тебя боюсь или нет.
Их губы слились в поцелуе.
Пьяный детский сад, подумал он. И ему стало страшно. Животный, звериный, нечеловеческий страх скрутил его внутренности, когда он обнимал это прижимающееся тело.
До кровати они не дошли, ее вырвало в ванной.
Перелет в Нью-Йорк она перенесла плохо. И в лимузине лежала на заднем сиденье, не в силах подняться. И только виноватая улыбка застыла на ее губах. Александр был не в силах на это смотреть.
Она казалась гораздо более сильной, чем он представлял: ни одной жалобы не слетело с ее губ.
В субботу, поздно утром, они прилетели обратно домой. Юджинию пришлось тут же положить, после ужасной недели химической терапии у нее, несмотря на все ее сопротивление и попытки, не осталось сил. Уже падая в сон, она с грустью спросила:
– У тебя опять сегодня «дела»? И также поздно вечером?
Он выключил небольшой ночник (окна были задернуты легким бархатом), ничего не сказав. Наклонившись, он поцеловал ее в дрогнувшую щеку. И ощутил влагу на своих губах.
Александр спускался вниз по лестнице, думая: как ей пришло в голову, что в такой момент он может видеться с другой? Впрочем, кто поймет женщину – тот станет Богом.
В этот день он и Кении встречались с докторами, которые экспериментировали с новыми видами лечения рака, используя европейские препараты, не разрешенные в Америке. Пока американская бюрократия (и F.D.A.) утвердит новый препарат, могут пройти десятилетия. Терять было нечего, и Александр заказал целую коробку экспериментальных препаратов, которые должны были приостановить и затормозить процесс. Лекарства прилетали из Швейцарии на следующей неделе.
Дворецкий распахнул дверцу его «ягуара» и повел машину в гараж.
Дайана грустно покачала головой и показала глазами наверх.
– В холодильнике было заморожено три бутылки вашей водки, мастер, теперь осталась одна…
Александр с нелегким сердцем поднимался наверх. Надо было что-то делать, он терялся, впервые не зная – что. Он жалел ее и не хотел поступать резко.
Александр не поверил своим глазам, когда увидел Юджинию, курящую тонкую черную сигарету. Бутылка была почата, и «пьяница» чувствовала себя уверенно, выпивая из трех рюмок сразу.
– Я не помешаю? – спросил, сдерживаясь, Александр.
– Какие дела у тебя были сегодня, мой муж? В субботу, вечером, когда абсолютно все закрыто.
– Ты-таки хочешь, чтобы я отчитывался.
– Конечно. Я все-таки пока твоя жена, живая…
– Юджиния, – предостерег он.
– Пропой мне новую лунную рапсодию. Или расскажи другую сказку из «Тысячи и одной ночи», которые тебе так нравились в ранней юности.
– Тебе категорически нельзя пить.
– Это моя жизнь! – вскрикнула неожиданно она. Он никогда подобного или даже приблизительного не слышал.
– Остановись, ты не ведаешь, что творишь.
– Я – ведаю, а ты, ты… – она запнулась, чувствуя, что, если единожды перейдет черту, возврата не будет.
– Ну-ну, продемонстрируй, какая ты смелая, покажи, как водка развязывает язык. И скажи мне слова, которые никогда не говорила.
– Я скажу, я скажу, – она собиралась с силами, – ты, ты… предал меня, ты изменил мне, ты – изменник. Ты разрушаешь мою любовь, ты все разрушил. Ты больше не прикоснешься ко мне, после другой…
Он коротко размахнулся и со всей силы, забывшись, дал ей пощечину.
Ее глаза замерли в его, полные ужаса и слез. Она онемела, боясь пошевелиться. Он опустился перед ней на колени, почти упав. И обхватил руками. Он почти задушил ее в своих объятиях, когда она шептала «сильней, сильней».
– Юджиния, Юджиния, прости меня. Я сорвался…
– Что ты, милый… Это ты прости меня, я сказала такие ужасные вещи – прости, любимый. Ты моя жизнь, не бросай меня. Я не смогу жить без тебя. Ты мое счастье и смысл, и день, и солнце, и воздух, и дыхание.
Он стал покрывать ее лицо поцелуями, как безумный. Он клял себя, что поднял руку на нее. На это уникальное создание, единственную душу в мире, благодаря которой он жил, существовал, желал, писал.
– И ты любишь меня?
– Безумно.
– А я тебя еще безумней, – теперь радостные слезы счастья текли из ее глаз. – Я клянусь, я обещаю тебе, что больше не буду пить и – курить…
– Никогда, – подчеркнул он.
– Никогда, любовь моя. – Она целовала его шею. – Только выпей со мной один, последний раз: я всегда мечтала выпить с тобой – твоей водки. И почувствовать… Ты такой сильный… Я думала, ты начнешь пить, когда узнаешь, что я больна.
– Ты выздоровеешь, зачем мне зря пить, – сказал он.
Хотя помнил, что всегда клялся говорить ей правду.
– Ты веришь в это?
– Я верю в тебя, ты необычная девочка, ты уникальная девушка… – он запнулся. После чего налил ей несколько капель и чуть-чуть себе. – Запомни, первый и последний раз мы пьем водку вместе.
– Да, любовь моя, да, мой муж, да, мой единственный.
Она была пьяна.
Он отнес ее на руках в спальню, ей трудно было ходить. Через полчаса, когда она заснула, он спустился на кухню и взял из морозильника последнюю бутылку. Дай-ана, готовившая что-то на кухне, спросила, усмехнувшись:
– У вас что это, семейное соревнование?! Он улыбнулся шутке.
– Хотите попробовать?
– Упаси Господи, – перекрестилась она. Может, потому он и не упас русский народ, что тот был неверующий.
Он поднялся в свой кабинет, сел на место Юджинии и взял ее рюмку; казалось, она еще хранила запах ее губ. Александр взял из бара хрустальный стакан и налил его дополна.
В понедельник Юджинии увеличили дозу химии, вливаемой в вены. Она начала бледнеть еще больше, у нее подскочила температура и то опускалась, то подпрыгивала опять. Она принимала шесть разных антибиотиков, но это не помогало.
Юджиния слабела и худела. Но глаза ее все так же счастливо и влюбленно смотрели на Александра, как будто ее не волновало ничего больше. Да так оно и было. История Александра и Юджинии: я плохой автор – не могу передать глубины отношений этих двух очарованных сердец.
Доктор Мортон уделял особое внимание Юджинии, он был в нее влюблен, Александр видел это и чувствовал, да и невозможно было этого не заметить. В своей жизни доктор Мортон не встречал более изящной, природной, естественной красоты. Он не хотел поверить, что эта великолепная красота, это совершенство – обречены. И старался сделать все, что в его возможностях, чтобы спасти. Но его возможности и возможности науки были, к сожалению, очень ограниченны. Человечество было – и есть – бессильно перед раком. А когда-нибудь, когда-нибудь, думал доктор, но тогда уже…
У них была назначена встреча с Александром во вторник в два часа дня, как только Юджиния закончила очередную процедуру.
– Как дела, доктор, что нового?
– Пока ничего, в первые недели лечения трудно делать выводы.
– Ее состояние ухудшается с каждым днем.
– Это результат химиотерапии в начале лечения, пока организм адаптируется…
Александр прервал его:
– Вы верите в экспериментальные методы лечения?
– Нет, – последовал короткий ответ.
– Как же тогда они станут традиционными, если не пройдут экспериментальную стадию?
– Что вы хотите предложить? Я понимаю, что вы начали этот разговор не ради разговора.
– Вы лечите Юджинию методами, которым десять, пятнадцать, двадцать…
– И даже тридцать лет. И что? На сегодня это единственная система, которой медицина владеет. Плюс облучение.
– Я не хочу категорически, чтобы ее тело… ее тело облучалось. Выпадали волосы, атрофировались центры, анемировались части.
– Я вас прекрасно понимаю.
– Вы меня не понимаете. Я не дам облучать самое бесценное, что есть в моей жизни.
– Что вы предлагаете? – без эмоций произнес доктор. Он знал, что ему будет нелегко с этим молодым человеком.
– В середине этой недели ей привезут швейцарские препараты, которые весьма успешно используются в Европе. Я надеюсь, вы согласитесь, что швейцарские коллеги кое-что познали из области медицины, построив лучшие клиники в мире.
– Безусловно. Сравнение же швейцарских и американских врачей – это долгий разговор, я не думаю, что у нас есть на это время. Что вы желаете?
– Я хочу, чтобы она начала принимать европейские лекарства от рака.
– И если я буду против и не соглашусь, вы все равно поступите, как считаете нужным.
Александр помолчал, выдержав паузу.
– Я бы не хотел что-то делать без вашего согласия и в обход. Наоборот, я хочу, чтобы вы назначили и проводили курс лечения этими препаратами.
– Да, но я мало что знаю о них и никогда этими лекарствами не пользовался.
– Вам будет предоставлена всевозможнейшая литература и описания. Для вас будет устроена специальная телеконференция с двумя ведущими онкологами Цюриха. А также – двадцатичетырехчасовая прямая связь со Швейцарией, где ваши коллеги будут готовы обсудить любой вопрос и удовлетворить любую вашу просьбу. Или даже намек на нее.
– Вы уже все решили за меня, – в раздумье сказал доктор. – Почему бы вам тогда не отвезти Юджинию в Швейцарию и не лечить ее там – в их клинике, а не идти окольным путем?
– Доктор, речь идет о жизни Юджинии, – голос Александра дрогнул, – по сравнению с которой весь мир не стоит ничего. Вы – лучший специалист в Америке. Юджиния – американка, как и вся ее семья. Сначала я должен извлечь, получить для нее все лучшее, что создано и достигнуто в Америке, прежде чем везти ее дальше, в другие Палестины. Я не хочу, чтобы вы обижались или воспринимали это личностно.
Доктор Мортон был поражен, с каким хладнокровием этот пришелец изложил свой план. Он принял его за гораздо более слабого человека, без американской кости (хребта), предметом гордости предприимчивой нации, человеком, который заливает свою слабость большим количеством водки.
– И если я не сделаю по-вашему, вы отправите меня в Сибирь?
Александр рассмеялся от неожиданности.
– Когда вы ожидаете получить эти лекарства?
– Послезавтра их доставят на самолете.
– Так быстро? – удивился доктор. – Я не хочу думать, сколько это стоит.
– И не надо. Моя жизнь не стоит ничего по сравнению с жизнью Юджинии.
– Не разбрасывайтесь так своей жизнью. Она вам пригодится. Вы говорили об этом с Юджинией?
– Нет, я хочу, чтобы объяснили ей все это вы, вы ее лечащий врач, и при этом вообще не упоминали моего имени или участия. Все должно исходить от вас.
– Я еще не дал своего согласия.
– Я уверен, что вы согласитесь. У вас нет другого выхода, как экспериментировать. У нас слишком мало времени, и вы это знаете лучше, чем я.
Доктор кивнул в никуда головой.
– Как жаль, что вы никогда не будете моим студентом. Вы быстро схватываете.
– Я жду вас через два дня к шести в том же баре. Я привезу вам коробки и прочее.
– Когда мы еще выпьем? – проверил доктор.
– В этом нет необходимости, когда я работаю.
– Я очень рад, – сказал доктор.
Александр долго и внимательно посмотрел на него и произнес:
– Все-таки вам надо было заняться психоанализом. Как Зигмунд Фрейд. Хотя в этом случае мы бы никогда не встретились.
Попрощавшись, он вышел от доктора, лицо которого стало глубоко озабоченным. После долгого раздумья тот снял трубку.
– Приготовьте Юджинию, у меня с ней будет долгий разговор. Сделайте ей перед этим инъекцию, чтобы у нее хватило сил и… – он не договорил и повесил трубку.
В отеле, быстро переодевшись и не поев ничего, Александр поехал в аэропорт.
В субботу они вылетали из Нью-Йорка домой, на уик-энд. Юджиния лежала, пристегнутая ремнями, на кожаном диване. Она смотрела ему в глаза.
– Ты похудел, – с грустью произнесла она. – У тебя осунулось лицо. Я доставляю тебе много хлопот.
– Что ты говоришь, Юджиния.
– Я так жалею, что не могу тебе готовить завтраки. Мне так нравилось, когда…
У него покатился ком к горлу, и он сжал губы.
– Готовить тебе твой любимый чай и заваривать его по-русски.
Его глаза стали наполняться слезами, и он отвернулся к овальному окну.
– Я всегда хотела быть тебе очень хорошей женой, самой лучшей в мире. А нянчиться приходится тебе со мной. Мне так жаль…
– Юджиния, не надо так говорить. – Он встал и походил взад-вперед по салону, незаметно смахнув стоящие в глазах слезы. – Я счастлив… я безумно счастлив… что встретил прекрасную девочку по имени Юджиния, у которой хватило смелости… настоять и выйти за меня замуж. И быть прекрасной моей половиной, которую все ищут в этом мире. После того как Бог разрезал целое и разбросал половинки по всему свету. Но редко кто находит. А я нашел. И я боготворю тебя за это.
– Я хочу тебя поцеловать. – Она попыталась приподняться на локте, но после недели инъекций, вливаний, пункций, антибиотиков – ей было трудно.
Он прыжком подскочил и наклонился к ней, чтобы она не делала лишних усилий. Слабый поцелуй коснулся его губ. Потом щеки, потом шеи. В ее губах совсем не осталось сил.
Чтобы не сорваться, как маленький, он, быстро извинившись, прошел в кабину пилота якобы узнать о времени прилета.
Он даже забыл на время о своей боязни полетов и вспомнил только тогда, когда изящный самолет касался дорожки аэродрома.
Целый уик-энд она пролежала в кровати. Состояние Юджинии ухудшалось.
Весь уик-энд доктор Мортон пробеседовал со своими швейцарскими коллегами. Не меньше чем Александр, впервые, так отчаянно за свою долгую и страшную (в своей области медицины) карьеру, он мечтал – спасти Юджинию.
Впервые в жизни он шел на профессиональное преступление своего рода – она должна была начать принимать лекарства в понедельник, – согласно законам Соединенных Штатов Америки. Александр, несмотря на весь свой ум, эрудированность и начитанность, не всегда и не во всем понимал механизм, по которому жила и вращалась его страна. Как не понимал, на что шел доктор Мортон, лучший специалист Америки, – и чем это грозило.
Они возвращались поздно вечером с Юджинией в Нью-Йорк на том же самолете. Он не представлял, что при его «любви» к самолетам ему когда-нибудь придется летать по два раза в неделю, более того: по два раза в один уик-энд. Юджиния дремала.
Александр с ужасом думал, что через неделю прилетает мистер Нилл. Но боялся он не за себя, а за ее отца: как он переживет то, что ему предстояло пережить. И холодок озноба скреб по его позвоночнику. Только теперь он досконально понимал мудрую русскую пословицу – о жизни.
В стотысячный раз он спрашивал себя, все ли он сделал, что возможно. И невозможно. И сознавал, что еще ничего не сделал. И сколько предстоит.
В отеле, в неимоверно большом номере для двоих, он лежал рядом с ней, когда она коснулась поцелуем его плеча. Он обнял ее, положив руку ей под шею, как она любила.
– Я скучаю по тебе. Даже когда ты рядом. Он поцеловал ее глаза.
– Мне кажется, я никогда не наполнюсь, не насыщусь тобой.
Он поцеловал ее шею.
– Я каждую минуту, мгновение, секунду, секундочку – думаю только о тебе.
Он поцеловал ее божественную грудь. Еще и еще раз.
Они мягко и нежно растворились друг в друге.
В конце полудня ее привезли после адских процедур в палату. Он ждал ее. Потом ждал, пока пройдет наркоз и она придет в себя. Вечером он улетал в Швейцарию – советоваться с европейскими светилами по лейкемии. Раку крови. После этого – на один день в Рим и на два в Париж. Все было договорено, его уже ждали. Он не хотел пока везти драгоценного пациента за океан, он хотел пройти консилиум сам.
Юджиния, придя в себя, открыла глаза.
– Милый, я долго спала? Ты давно ждешь? Он поцеловал ее запекшиеся губы.
– Как ты себя чувствуешь?
– Когда я вижу тебя, я всегда себя чувствую прекрасно. И ничто этого изменить не может.
Он улыбнулся ей.
– Юджиния, я… должен буду улететь в Европу на несколько дней, ты сможешь побыть одна?
– Это связано с твоими близкими? Она имела в виду его родителей.
– Да, конечно, – рассеянно ответил он.
– Хорошо. Но я буду очень скучать.
– Я привезу тебе самый вкусный шоколад. И торт – из чистого шоколада.
– Тогда я на все согласна! – слабо улыбнулась она.
– И голландские тюльпаны. Какой цвет тебе нравится?
– Цвет твоего поцелуя – на моих губах.
И их губы обняли, поцеловали и ощутили друг друга.
Спустя час доктор Мортон снабдил Александра копиями всех анализов, результатов и выписками из истории болезни его жены.
Специальный длинный лимузин подвез Александра к вытянутому в темноту носу заокеанского самолета.
Александр летел на заказном трансатлантическом лайнере, принадлежащем нефтяному магнату, другу мистера Нилла. О котором договорился для него генеральный менеджер компании, где Александр числился одним из директоров.
На борту его ждали два офицера – таможни и паспортного контроля. Ему были вручены все необходимые бумаги для путешествия и визы тех стран, куда он летел.
За него обо всем позаботились, он даже забыл о бюрократических условностях мира. Он был тронут этим. И дал себе слово отблагодарить нефтяного друга или в Америке, когда вернется, или в Европе.
Александр впервые летел совершенно один в большом самолете. Отчего он чувствовал себя еще более маленьким. Его обслуживали шесть членов экипажа, включая двух стюардесс. Но даже это не волновало его, как не волновали роскошь и удобство, с какими были отделаны салон, зал для встреч, кабинет, спальня и даже – ванная.
Он летел и боялся, и молил Бога, но не за себя – а за Юджинию.
В семь тридцать они приземлились в сером, спящем Цюрихе, где его у трапа уже встречали сопровождающие в длинных лимузинах марки «роллс-ройс». Не заехав в отель, Александр был уже в девять утра на первой встрече в известной цюрихской клинике. И даже вспомнил свой немецкий, по которому был отличником в школе. Хотя и не любил язык – из-за второй мировой войны.
Потом он встречался в час, в три и в пять, забывая даже о еде. К большому огорчению гостеприимных хозяев.
Он прилетел в Нью-Йорк из Парижа в пятницу, поздно ночью. От души поблагодарив капитана экипажа и его коллег, которые летали с ним по всей Европе.
Юджиния уже находилась в отеле. Она спала, а рядом с ней дежурила специальная медсестра, присланная доктором Мортоном из госпиталя. Она тихо встала и вышла в столовую.
– Доктор просил позвонить вас сразу же, невзирая на время.
