Текст книги "Работа на лето"

Автор книги: Александр Мартынов

ХОРОШИЙ ГЛУПЫЙ ЧЕЛОВЕК

То, что идти самому не получится, Генка понял после первого километра. Нога подламывалась и, казалось, колено при каждом шаге лопается болью, как стеклянная бомба с кипятком – именно такой образ преследовал мальчишку. У всего есть предел, заставлять себя бесконечно нельзя, а с определённого момента перестаёт помогать любой аутотренинг. Кроме того, Генка понимал, что в грязной драной одежде он выглядит немногим лучше бомжат, с которыми только что расстался. И что, хотя менты и не запомнили его лица, никто не помешает первому же патрулю прихватить хромающего мальчишку" для выяснения"… а дальше дело плохо. Стрелять? Иногда это не лучший выход. Как сейчас.

Генка несколько раз вяло помахал редким машинам, но ни одна не остановилась. "Я – человек вне общества, – почти весело подумал мальчишка и понял, что особого упадка морального духа не ощущает.  – "… жажда не особенно мучила стрелка – всё это доставляло ему смутную радость, ибо было романтично," – вспомнил Генка строки из стивенкинговской "Тёмной Башни" – книги, которую он почитал наравне с «Эквилибриумом», черкасовским сериалом повестей про Влада Рокотова и фильмом «Брат2».  – Но делото плохо… "

Дело было настолько плохо, что он дохромал до знака, ограничивающего скорость до 60 км/ч и сел около, привалившись к железному стояку. Надо было закатать штанину и посмотреть ногу, но Генка понимал, что ничего хорошего там не увидит и просто сидел, думая, как же ему быть дальше. Он проводил глазами «двенадцатые» "жигули" тёмновишнёвого цвета – и удивился, увидев, что они остановились, коротко взвизгнув тормозами. Генка сунул руку за пазуху и напряжённо уставился на машину, но из неё тяжеловато выбрался немолодой рослый мужчина с солидным пузом и добрым лицом – именно добрым, а не наиграннодобрым. Грузно ступая, мужчина подошёл к Генке. Мальчишка не сводил с него глаз; Клиру вдруг показалось, что он раньше видел этого человека, и даже не раз. Но, покопавшись в памяти, Генка понял, что среди его даже шапочных знакомых такого нет.

– Ты что сидишьто? – спросил мужчина басисто.  – Отдыхаешь?

– Да вроде того, – Генка усмехнулся.  – Погода хорошая.

– И я так подумал, – согласился мужчина, неожиданно цепко рассматривая Генку.  – Еду мимо, вижу – сидит парень у столба.  Не иначе, думаю, как погода ему нравится… Ну ладно.  А то, может, подвезти?

– А куда вы едете? – Генка огляделся.

– В Ладигин, – охотно ответил мужчина.  – Был в Остроге, церкви смотрел, а в Ладигине я в гостинице.  Вообще я турист, – он снова улыбнулся, – из Сибири… Ну так поедем?

Ладигин для Генки был неплохим вариантом. В конце концов, это больше ста километров, там его никто и в глаза не видел, а добраться оттуда до места – не так уж и сложно, можно просто позвонить, наконец, ведь явный форсмажор, как говорится… Но Генка, соврав, предупредил:

– У меня денег нет.

– Я про деньги ничего не говорил, – покачал головой мужчина.

Скучно одному ехать…

– Спасибо, я поеду, – Генка начал подниматься и коротко охнул.

– Погоди, – мужчина неожиданно быстро, словно живот и не мешал, опустился на колено и коснулся ноги Генки.  Тот сам не ожидал от себя этого – вскрикнул и сел с мокрыми глазами.  – Тебя не из машины выкинули? – мужчина глянул потемневшими глазами.

– Нет, честно, – покачал головой Генка.  – Я вижу, что вы думаете, но я не беспризорник, правда.  Я подрался просто.  Так получилось.  Я дойду, погодите.

– Ну-ну, – кивнул мужчина.

Генка в самом деле сумел подняться и дохромать до машины, но внутрь «жигулей» почти упал. Салон был таким же новеньким, как и вся машина в целом, он не нёс на себе никаких отпечатков индивидуальности владельца.  Мужчина сел рядом, покосился на любопытно оглядывающегося Генку и пояснил:

– Недавно купил… Водитель я ещё тот.

– Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, – весело ответил Генка.

– Ты правда так считаешь? – мужчина тронул с места.  – А вот я любил ходить, пока это не отрастил, – он смешно колыхнул животом.

– Не, я в принципе тоже ходить люблю, – поправился Генка.  – Но не в такой ситуации… А вы учитель?

– Почему ты так решил? – удивился мужчина.

– Ну…  – Генка пожал плечами.  – Я не знаю. Просто подумал, что вы учитель.  Разве нет?

– Нет, – мужчина, весело поглядывая на мальчишку, покачал головой.

– Ну, значит, тренер или воспитатель, – настаивал Генка.

– Вообщето правильно, – кивнул мужчина.  – А у тебя глаз намётанный… Ну теперь я угадаю.  Раз ты не беспризорный, значит… живёшь в деревне на каникулах.  У бабушки.  Поехал в город вспомнить о культурной жизни.  Подрался.  Домато теперь все на ушах стоят?

– Не стоят, – помотал головой Генка и поймал себя на том, что тоже улыбается.  – Я предупредил, что задержусь… Но не думал, что из-за этого, – он кивнул на колено.

– Болит? – уточнил мужчина. Генка пожал плечами:

– Да нет… Да там вообще ерунда была бы, если бы сразу заняться.  Но времени не было…  – он хотел добавить ещё что-то, но сам забыл, что, потому что впереди – далеко впереди, но отчётливо – увидел милицейский пост.  – Вы простите, – сухо сказал Генка.  – Но вам лучше меня сейчас высадить.  Спасибо вам, но…

Мужчина посмотрел на него с откровенным интересом и кивнул:

– Пристегнись.

– Вы не понимаете…  – начал Генка, но мужчина прервал его:

– Я понимаю, что нас оштрафуют, если увидят, что ты без ремня.

Генка накинул ремень и расслабился. Ремень не мешал ему стрелять в случае чего. А просить остановиться не хотелось больше. Просто потому, что не хотелось никуда идти пешком. Да и возможности такой не было, если честно.

Повинуясь взмаху жезла,"жигули" свернули к обочине. Генка заметил, что мужчина не стал выходить, а опустил стекло и невозмутимо дождался, когда подошедший лейтенант, нагнувшись, козырнул и неразборчиво представился, после чего вполне разборчиво потребовал права.

– А в чём, собственно, дело? – водитель подал права.

– Плановая проверка, – пробубнил постовой.  – Так… так… а… ясно… А мальчик?

– Мальчик мой племянник, – пояснил мужчина.  – И чем скорее я доставлю его домой, тем лучше для нервов его родителей.

– Понятно, – лейтенант снова козырнул.  – Проезжайте, счастливого пути.

Ни слова не сказав, мужчина тронул машину. Генка молчал. Сосед молчал тоже. И только через какоето время спросил:

– Что ты натворил? Ищут явно не тебя, но ты что-то наделал, ведь так?

– Ничего, – коротко отрезал Клир. Но потом пояснил: – Я не крал, не торговал наркотой и не взламывал ларьки.  Я просто заступился за беспризорного пацана, которого били двое сержантов…

– Это они тебя… так? – Генка кивнул. Мужчина процедил что-то и резко переключил скорость.  – А беспризорный?

– Мы бежали вместе, а там не знаю. Вы можете меня высадить.

Вы и так мне помогли.

– В Ладигине я тебя могу доставить, куда скажешь, – не обратил внимания на Генкины слова мужчина.  – Или, если хочешь, поедем со мной в гостиницу.  Отдохнёшь, приведёшь себя в порядок и починишься, а потом решишь, что и как.

Генка задумался. Шевельнул мышцами груди, ощутив пистолет. И кивнул:

– Ну… ладно. Пусть будет гостиница…

… Женщинапортье, безразлично скользнув по Генке взглядом, улыбнулась постояльцу:

– Как съездили, Вячеслав Петрович? – она подала ключ.

– Более чем, – кивнул тот.  – Вы не могли бы попросить подать в номер чай на двоих и аптечку?

– Может быть, врача? – встревожилась она.

– Нет, достаточно аптечки, уверяю вас.

– Конечно, Вячеслав Петрович, сейчас всё будет.

Номер был на втором этаже; лифтами гостиницу, конечно, не снабдили. Около дверей Генка уже еле сдерживал стон – идти было почти невозможно. Вячеслав Петрович посматривал обеспокоенно, но помощи не предлагал, а в номере – двухкомнатном, довольно хорошем даже не по здешним меркам – кивнул на дверь ванной:

– Иди мойся. Я пока разберу, что привёз, а там и всё прочее подоспеет.

Кивнув, Генка поволокся в ванную. Пустив воду, он присел на край и первым делом выложил на подставку пистолет. Потом начал раздеваться, бросая одежду на скамейку у вешалки. Снял эластичный бинт.

Колено выглядело чудовищно. Чёрное с алым, распухшее, оно вызывало страх. Генка понимал, что травма не такая уж и серьёзная, но на вид оставалась только ампутация. Подумав об этом невесело, он сполз в воду и, выдохнув, устроился в ней как можно удобнее.

Выяснилось: это получилось настолько удобно, что Генка задремал или даже заснул – как обычно бывает, организм полностью выключился, оценив место, как безопасное и потратив почти все экстренные резервы.  Генка даже не сразу проснулся, когда понял, что в ванной он не один.

Вячеслав Петрович стоял около вешалки и задумчиво разглядывал «беретту». Генка бросил быстрый взгляд – одежды не было.

– Что за пистолет? – спросил, не глядя на него, мужчина.

– Беретта, – тихо и внятно ответил Генка, вставая и переступая на коврик.  – Где одежда?

– В чистке… Накинь пока халат, – Вячеслав Петрович поднял глаза.  – Не бойся.  Я ничего тебе не сделаю.  Я не извращенец и даже не агент милиции… Кстати, пакет, который был в куртке, я не вскрывал и положил на стол в зале.

– Я не боюсь, – спокойно ответил Генка, набрасывая махровый халат.  Боль в колене возвращалась.  – Просто вы мне понравились и мне не хотелось бы причинять вам вред.

– А ты можешь? – мужчина серьёзно взглянул в глаза мальчишке.  – Пистолет у меня…

– Нет, – Генка качнулся, и «беретта» канула в карман халата.

Вот так.

– Интересный ты человек, – мужчина приподнял угол рта, и Генка определённо сказал:

– Ну честное слово, я вас видел. Много раз, но не помню, где…

– Может быть, встречались? – Вячеслав Петрович вышел из ванной, не закрывая дверь.  Генка поискал взглядом тапки, не нашёл и похромал босиком, открыв сток ванны.  Он так и не вымылся, но пыль и пот остались в горячей воде.

– Точно нет, – уверенно сказал Генка, извиняясь взглядом и без приглашения садясь в кресло к столу, на котором был сервирован чай с печеньями и стояла тарелка с жареной картошкойфри и сосисками с грибами.  – Спасибо, я правда голодный… А вам ничего не будет? Привезли мальчишку, заказали еду, одежду отдали…

– К сожалению, даже дежурный милиционер не заглянет, – непонятно ответил Вячеслав Петрович.  Впрочем, Генка понял, почему к сожалению – потому что всем по фигу… Взявшись за вилку, он тут же отложил её и вздохнул сердито:

– Ну где я вас видел?!

– Не мучайся, – мужчина встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся, неся книгу – очевидно, недавно изданную или нечитанную.  Названия Генка не различил, потому что Вячеслав Петрович показал задний форзац… и Генка заморгал.  Покусал губу, снова поморгал, кашлянул и сказал:

– Вы Кропилин? Вячеслав Петрович Кропилин?! Так не бывает…

– Не бывает, – согласился мужчина.  – Я и книжки пишу о том, чего не бывает, а мне потом говорят – так не бывает, вы всё придумали… Автор едет по шоссе и подбирает загадочного подростка с таинственным пакетом и пистолетом за пазухой… Выдумка сплошная.

– Еммаа…  – грубо и искренне сказал Генка. И развёл руками.

– Ты ешь, ешь, – предложил писатель, но тут же, присев напротив, с интересом спросил:

– Значит, такие тоже читают мои книги?

– Такие – это с пистолетами и пакетами? – уточнил Генка, жуя.

– Читают… Не скажу, что вы мой любимый писатель, но многие книги ваши мне нравятся.

– Многие? – с лёгкой претензией и какой-то даже обидой спросил Кропилин.

– Пожалуйста, не обижайтесь, – Генка качнул вилкой.  – Вообще то это я обижаться должен.

– Ты? – писатель непонимающе свёл брови.  – Почему ты?

– Хотя бы потому, что у меня отец военный. А у вас во всех книгах, которые с начала девяностых написаны, кто главные злодеи? Военные.  Те книжки, которые до этого, ну, при СССР – там военные у вас все положительные, романтичные даже… Вы извините, пожалуйста, Вячеслав Петрович…  – Генка замялся.  – Но такое впечатление, что вы в детстве про войну много читали и представлялась она вам таким красивым делом, как в песне.  А как Союз гикнулся и попёрло всё это не где-то там и когда-то там, а почти возле дома – вы просто… вы извините ещё раз… вы просто испугались.  Вы ведь человек интеллигентный… извините…

Кропилин побагровел. Генка смущённо положил вилку. Знаменитый детский писатель тяжело дышал. Потом сказал сухо:

– А ты нахал… У тебя что по литературе?

– Трояк, – вздохнул Генка.  – Я программу не люблю, хотя вообще читаю много.

– Это заметно, – Вячеслав Петрович явно справился с собой, глаза у него заблестели.  – Хм… Позиция… Не скажу, что ты во всём неправ.  Но я всётаки прав больше.

– Потому что вы старше? – немного насмешливо спросил Генка, уплетая картошку.

– Да нет, не поэтому… Война – это зло. В детстве… да что там, и гораздо позже я этого не понимал.  Мне казалось, что в ней есть романтика… Признаюсь.  Тут ты угадал.  Но потом я понял…

– Война – это работа, – поправил Генка.  – Её дают военным политики, журналисты, правозащитники, народное мнение… А потом все становятся в позу и дружно костерят «вояк».  А армии – это, может, последнее на земле место, где ещё осталось много порядочных людей на квадратный километр площади… У вас получается, что кто надел форму – тот дурак, убийца и садист, не будь у нас армии, то сразу жизнь пошла бы распрекрасная.  Но у другихто армии есть!

– Но там не такой бардак и беспредел, как в нашей! – горячо сказал писатель и даже встал.  – Воровство, дедовщина, убийства, казни пленных…

– Да везде то же самое, – почти лениво поправил Генка.  – Вы путаете армию, тыл и просто подонков.  Мой отец служит большую часть сознательной жизни.  Ему сто раз предлагали работать в коммерции.  Он отказывался и имеет с этого контузию, два ранения, сто благодарностей и двести выговоров.  А если бы он не отказался? Он, другие… Была бы сейчас вместо пусть дерьмовой… ой, плохой, но России – зона международного контроля… И так уж поотдавали кучу такого, за что драться надо было.  Осталось немного, так и его отдать?

– Никакая земля не стоит человеческой жизни, – твёрдо и тихо сказал писатель.  – Это – самое ценное.  Особенно – жизнь ребёнка.

Генка отложил вилку и встал.

– Помните, у вас есть повесть "Дорога на бастион"? – спросил он, не сводя глаз с лица Вячеслава Петровича.  – И герой – мальчишка Санька… Это ведь Крым? Севастополь? Вы так хорошо о нём пишете… А теперь представьте себе, как вашему Саньке запретили говорить порусски. В Севастополе, где похоронены наши адмиралы. Я их имён не помню, если честно. Я из другого поколения… Вы помните наизусть, наверное… Но вы согласились отдать Севастополь, чтобы не было крови… А я… я не взрослый, я ребёнок. Но я бы пошёл драться. Я бы зубами грыз. И гордился бы, что лягу в одну землю с теми, кто не считал, что земля – это… это просто так. Это не просто так. И флаг не просто так. И честь, и вера, и слава, и память… А для кого всё это просто так, тот сам просто так… И те, про кого вы пишете, что они тупые убийцы – они не считали, что Россия – просто так. Они её защищали, как могли, хотя им все мешали – мамки солдатские разные, суки продажные…  – Генка повысил голос, видя, что Кропилин воздел брови.  – Да, суки! И другие! А они – защитили! Это благодаря им у меня английский в школе пока иностранный язык! Это благодаря им наши девчонки пока паранжей не носят! Да, они матом ругаются! И водку пьют! И киверов у них нет! И мой отец такой! Но они…  – Генка сглотнул.  – А если так, как вы пишете… то вот так однажды можно всё оправдать, потому что жизнь важнее. Важнее чего? Всего? Всеговсего? Я не знаю, я сказать просто не могу, – Генка сел, поморщился от боли в колене.  – Простите… Я сейчас уйду, только одежду принесут… А что до жизни ребёнка… Сколько тысяч их погубили потому, что в своё время не нашлось того, кто за неделю утопил бы в крови нарождавшийся бардак? Да, крови было бы много. Но меньше, чем при кровопускании, растянутом на полтора десятилетия.

– Это не твои слова, – сказал Вячеслав Петрович потрясённо.

– Не мои, – согласился Генка.  – Я так не умею, я же… дитя. Но мысли – мои, поверьте.  Ваши нынешние герои – слюнтяи.  Сказочка для самых маленьких, розовый сон.  Мне кажется, прежние ваши же герои нынешним руки бы не подали… А идеи, которые вы исповедуете, опасны не для власти, не для армии.  Они Россию губят.  То, что от неё осталось.  И между этой гибелью и нами – и вами тоже! – стоит только армия.  И вообще те, кто верит, что за флаг можно умереть.  Они и на гражданке есть, просто там они рассеяны среди… массы…  – Генка вдруг улыбнулся и предложил: – Хотите я вам стихотворение прочитаю? Это вообщето песня, но гитары нет.

– А ты сможешь под гитару? – спросил Кропилин.  – Он смотрел как-то странно – без обиды и с жалостью.  – У меня есть.

– Ну…  – Генка замялся.  – Давайте… Только я плохо пою. И играю не очень хорошо.  Так.  Тренькаю.

Вячеслав Петрович принёс из соседней комнаты чехол коричневой кожи, раздёрнул «молнию» и достал гитару чёрного лака. Генка положил ногу на ногу, устроил инструмент и, даже не пытаясь его настроить, объявил:

– Очень личное в войне. Слова Розенбаума, музыки нету… Вот.

 
Вряд ли стоит мне вам объяснять,
Что такое для меня и для моих друзей
Война.
Всё равно не сможете понять,
Если не испита чаша полная её
До дна…
 

– мальчишка подыгрывал себе, склонив голову на бок и глядя в пол, стараясь петь «под Розенбаума», но съезжая на свой собственный дискант, только чуть приглушённый:

 
– Вряд ли стоит мне вас укорять
В том, что пальцем своим чистым тычете всех нас
В дерьмо.
Никогда не сможете понять,
Что такое заходить живым
К убитому домой.
Вряд ли стоит мне вам предлагать
Не смотреть с усмешкой на одетый парнем дома
Камуфляж.
Никогда не сможете понять,
Как горит, идя к земле свечою, ИЛ,
В котором дембеля.
Вряд ли стоит протирать лады,
Чтоб вы поняли жару, в которую с ума
Сбежал
Отгонявший от отравленной воды
Огнемётом своих собственных солдат
Сержант!
– Генка мотнулся, ударил по струнам…
– Крикну братьям
Мёртвым или живым:
"Братья, хватит! Это были не мы!!!
Братья, хватит! Это были не мы… "
Вряд ли стоит говорить о том,
Что вам кажется таким неблагородным делом
Месть!
Но попробуйте сдержать свой стон
Заглянуть в ведро с кусками друга
И простить суметь…
Вряд ли стоит мне просить за тех,
Кто по вашей милости у Бога
Получил отказ.
Никогда вам не понять тех стен,
На которых по ночам бессонным
Плачут сотни глаз…
 

– Вячеслав Петрович слушал молча, откинувшись на спинку кресла и глядя на мальчишку немигающими глазами. А Генка пел:

 
– Вряд ли стоит мне вас убеждать,
Что неправильно живёте – во грехе живёте
Вы!
Всё равно не сможете понять,
Как порой приятно перед боем
Покурить «травы».
Крикну братьям
Мёртвым или живым:
"Братья, хватит! Это были не мы!!!
Братья, хватит! Это были не мы… "
И вряд ли кемто мне права даны
В этой песне рассказать всё то,
Что знаю только я.
Никогда вам не понять луны
Той, что смотрит мне в лицо
Из кровью сытого
ручья… Вот и вся песня…
 

– Генка взглянул на писателя и вдруг смутился.  – Вы извините… пожалуйста. Но мне просто обидно. Вы такой хороший человек… и умный… но… но такой глупый… Ой! Извините… Я ведь, повашему, тоже отрицательный герой. Типа Пташки из «Полян, где танцуют скворешни», только мелкий. Пока.

– Ты и это читал? – усмехнулся писатель, принимая гитару.

– Я говорил, я много читаю…

– Мда, – Кропилин погладил пальцами гриф и непонятно сказал:

– Конференция четырёх держав. (1) – Но ты всётаки не считаешь меня совсем уж бездарным?

– Я?! – Генка вытаращил глаза.  – Да что вы… Правда, вы, помоему, гений. Ну а как распоряжаться своим талантом – каждый ведь сам решает.

Теперь уже вытаращился сам Кропилин. И захохотал – так, что заколыхался живот, искренне и весело. Генка растерянно улыбался, потом тоже начал смеяться. И всё ещё смеялся, когда писатель сказал серьёзно:

– Да, ты много читаешь… Ну а какая моя книга тебе больше всего нравится? Назови, для меня это очень важно.

Генка честно задумался. Потом решительно сказал:

– "Мальчишка с клинком. "

– Ого, – Кропилин покачал головой.  – Но она же совсем старая.

– Ну и что? – Генка пожал плечами.  – Она про вечное.

– Погоди, я сейчас, – Вячеслав Петрович грузно поднялся и вышел, унося гитару в соседнюю комнату. Он вернулся минуты через неся в руке тоже свежеизданную книжку и ручку.  – У меня с собой как раз есть экземпляр, я встречался со школьниками в Новгороде по дороге сюда…  – он раскрыл первый форзац и спросил: – Тебя как зовут? – Генка замялся.  – Ну и ладно…  – черкнув несколько строк, он протянул книгу мальчишке.  – Держи. Дарю.

1.  Писатель имеет в виду один из рассказов Дж. Р. Киплинга. Фабула рассказа – случайная встреча в гостиничном номере прославленного писателя – сноба и пацифиста – с четырьмя юношами, офицерами английских колониальных войск, в ходе разговора с которыми писатель проникается уважением и даже завистью к отважным и прямым «людям дела», которых раньше сожалеюще презирал.

Чёрной гелевой пастой на белом листе было написано:

Мальчишке с «береттой»

от хорошего глупого человека

В. П. Кропилина

как ни странно, с наилучшими пожеланиями.

И – размашистая подпись.

– Спасибо, – стеснённо сказал Генка.

– Давайка займёмся твоей ногой, наконец, – предложил писатель.