Текст книги "Работа на лето"

Автор книги: Александр Мартынов

ВЕНИКИ, ПАР И ЭКСТРЕМИЗМ

В баню Генку пригласил Диман лично. Это было церемонное и почти официальное приглашение.

Вообще говоря, Генка не слишкомто хотел в баню. Он, если честно, просто стеснялся. Но, будучи городским жителем, привык принимать душ дважды в день и основательно мыться пару раз в неделю. Нет, как и всякий нормальный мальчишка, он вполне мог без этого обойтись… но если с утра до вечера (а то и до утра) изо дня в день вышибать из себя пот, не имея возможности смыть его иначе чем в реке или под струями холодного душа, да ещё если ты только вчера вернулся из шестидневного рейда по лесам, то от бани отказываться как-то глупо.

Баня была классической – приземистое и довольно большое рубленое сооружение за огородом Андрияновых, над речкой. Пока Генка собирался и мялся, девчонки и младшие уже благополучно помылись, баню оккупировали Диман, Мачо, Скачок, Андрэ, Макс и Серый. Если честно, Генке льстило, что старшие ребята – а все шестеро были старшего его – относятся к нему не просто как к равному, а скорее даже как к наставнику. Но сейчас он опасливо думал о вениках, парной духоте и прочих прелестях классической бани, с которыми был знаком заочно и не оченьто хотел знакомиться ближе.

В предбаннике на крючках были аккуратно развешаны вещи, под лавкой в ряд стояла обувь. Тела жертв тут не валялись, за дверью в баню как таковую царила подозрительная тишина, только просачивалась влажная жара, напоминавшая о джунглях, да лежали тут и там берёзовые листики и прутья, навевавшие нехорошие мысли. В углу высилась гора деревянных тазиковшаек. Косясь на неё, Генка разделся и всунулся внутрь.

В бане как таковой было пусто, но из-за низкой чёрной двери парной рвались белёсые взрывчатые клубы, доносились жуткое уханье, стоны, вопли и плеск такой интенсивности, что Генка нервно сглотнул. Судя по всему, там и происходило самое ужасное. Он решил потихому помыться и сбрызнуть отсюда раньше, чем его присутствие вообще обнаружат.

Но сбыться этим мечтаниям было не суждено… Генка ещё только неуверенно оглядывался в поисках воды, когда дверь в парилку распахнулась, с каким-то треском выпустив особо плотный клуб пара, и мимо отшатнувшегося мальчишки с хохотом и воплями наружу проскочили Андрэ и Макс. Генка с ужасом отметил, что оба были редкостного, не встречающегося у живых людей, малинового цвета. Вслед им кто-то гаркнул:

– Слабаки!!!

"Маманя, – подумал Генка, тихо пятясь к выходу. Но было уже поздно. Из приоткрытой двери высунулся Диман, одетый в шапкуушанку.  – С ума сошёл, – понял Генка, – кранты… " В правой руке у командира был веник. Увидев Генку, Диман нехорошо обрадовался:

– О! Заходи! – он несколько раз рассёк воздух своим оружием.

– Я это, – Генка оглянулся на дверь в предбанник.  – Я тут… Я там жарко нет это… короче я это не… не это я…

– Взять, – коротко сказал Диман высунувшимся из-за его спины

Скачку и Мачо.  – Пациента на стол. Приготовить к операции.

– Ааааа!!! – истошно заорал Генка.  – Вы чего?! Не надоооо!!!Маа!!! Я боюуусь!!!

– Тише, умирающий, – сказал Скачок, хватая извивающегося Генку за щиколотки.  – Доктор сказал – в морг, значит, в морг.

– Спаситеееееее!!!!!! – без шуток заорал Генка, испытав при виде пышущей паром двери, куда его тащили, настоящий ужас.  – Вы чоооо, я умру, слышите, ум!.. Я!.. псссс…

Воздух вышел из него сам собой. Дышать было нечем. Смотреть было некуда. Его шваркнули на что-то раскалённое рядом с инертным телом Серого (так, этого уже замучили… ), окатили кипятком с запахом чегото совершенно невероятного, оглушающего и ароматного, а потом… потом начали пороть! Самым настоящим образом, впервые в жизни, что-то приговаривая, в три руки. "Садюги…  – обморочно подумал Генка, но вслух ничего не сказал, потому что не было сил.  – Вот так они и развлекаются… заманили… всё… сердце останавливается… мама… папа… простите за всё… это расплата за то, что не был вам хорошим сыном… прощайте… "

– ЙАААААААААУУУ!!!!! – издал он вопль, когда сверху рухнул ледяной водопад и, подскочив, заехал попавшимся под руку веником по груди хохочущего Димана.  – Вы чего, скотоящеры?!?!?!

– Лежи, дурак! – Диман ничуть не обиделся и только хохотал.  – Да ложись, тебе говорю, ничего с тобой не будет…

– Я лягу, а вы меня вообще изнасилуете, да?! – спасаясь от царившей на уровне головы уж вовсе кошмарной жары, Генка рухнул обратно на доски, отметив, что вернувшиеся Андрэ и Макс залезли под самый потолок и там вовсю лупцуют друг друга вениками.  – Ну я попал… ну я влип…  – Генка обречённо закрыл глаза.  – Всё. Делайте, что хотите, только напишите домой, где моя могилка… и соврите, что я умер без мучений…

– Пару! – рявкнул Диман, и откуда-то из угла с грохотом артка

нонады рванулись новые клубы раскалённого пахучего тумана. Генка понял, что жить ему осталось недолго и постарался расслабиться – будь что будет… Серый рядом подал признаки жизни – застонал и попросил шёпотом:

– Ещёо…

"Вот так и становятся мазохистами… " – вяло подумал Генка, ощущая, что чудовищная экзекуция больше не пугает его, а скорей начинает нравиться – возникало ощущение какой-то отстранённости ото всех проблем и полного покоя. Удары вениками почти не ощущались, Генка и не заметил, когда они прекратились. Это ничуть не напоминало не то что ванную, но даже сауну, куда он пару раз ходил…

… Квасу хочешь? Генка осоловело приподнял голову и открыл глаза. Пару стало поменьше, хотя жара была почти прежней. Почти все спали, лёжа на лавках. Диман с улыбкой протягивал Генке пластмассовый кувшин. Мачо, привалившись к стене, сдувал с губ капли и чемуто улыбался. Всё вокруг было в листьях. Тело приятно горело и ломило.

– А я уснул, – признался Генка и сел, принимая кувшин.  – Так здорово…

– Конечно, здорово, – согласился Диман.  – Ты ведь раньше и не был в бане никогда? В смысле, в настоящей?

– Не был, – квас оказался ледяным и невероятно вкусным.  – Я сначала правда перепугался. А сейчас уходить не хочется…

– Надо, – сказал Диман.  – Сейчас ребят растолкаем, одну вещь обсудим и всё, пора.

– Какую вещь? – Генка подобрался, и Диман не разочаровал его:

– Серьёзную, Клир. Очень… И вот что…  – Диман помедлил.  – Да вай сперва поговорим с тобой… Чтобы всё было ясно. Мы тебя наняли, чтобы ты учил нас стрелять. Ты нас учишь хорошо, всем нравится. И парень ты хороший… и вообще правильный, я это понял ещё когда про тебя узнавал, а то бы просто не стал с тобой иметь дела… По жизни правильный, понимаешь? Да что я, я тебе это сто раз говорил… Так вот… Юрз например учит нас драться, как ты стрелять. Но не только. Он ещё участвует в… в особенных делах.

– Ты хочешь сказать…  – Генка почувствовал в животе комок восторга и страха.  – Чёрт, ты хочешь сказать, что вы не только готовитесь к партизанской войне, но и что-то делаете уже сейчас?!

Диман очень подетски возил ногой по полу, сгребая листья в кучку. Потом разбросал её, поднял пальцами ноги один лист и, перехватив в руку, приклеил его себе на грудь слева.

– Не просто что-то, – признался он.  – Сам подумай – откуда у нас свои деньги, например? А Юрз сказал, что тебе можно доверять… да и все так думают… За это что-то старших посадят на 15–20 лет, а то и на пожизненное, а младших отправят в спецшколы. И все это знают. Просто подругому мы не можем. И если ты хочешь, то можешь остаться просто инструктором по стрельбе. Даже если нас заметут когданибудь, то тебе ничего не грозит, ты просто ничего не знал. Ну, в крайнем случае – условное… А если ты решишь… То тебе дадут как и всем.

Генка облизнул губы. Ему в голову вдруг пришла ужасная и одновременно влекущая мысль.

– Вы…  – спросил он и тоже начал сгребать листья на полу.

Вы… Вы убиваете?..

– Иногда, – тихо сказал Диман.  – Тех, кого нужно убивать. Мы все преступники, Ген. И если ты прямо сейчас уедешь вообще – я тебе ни слова не скажу и даже деньги отдам за это время. Около двух тысяч, Тонида точнее посчитает…

– Я не трус! – вскинулся Генка. Диман пожал мокрыми плечами:

– А это тут ни при чём… Конечно, не трус. Но этого мало. Понимаешь, Ген… Мы так поступаем, потому что не можем и не хотим больше терпеть того, что происходит на нашей земле. В этом вопрос. Не просто недовольны происходящим, а не желаем с ним мириться. Такие ребята, как мы, не предусмотрены правилами современной жизни. Рядом с нами находиться – всё равно что на бомбе сидеть.

– Это кайф – сидеть на бомбе, – не открывая глаз, сказал Мачо. Физический кайф… Всё становится в тыщу раз острее и ярче…

– Ты его не слушай, – досадливо сказал Диман.  – Он сумасшед ший… Кукуня. Ты о себе подумай, Ген.

Генка сел, подтянув колени к подбородку. Воображение рисовало ему картины суда за какието невероятные преступления, пожизненное заключение, собственную гибель в перестрелке с ОМОном, ещё чёрттечто… но в то же время какой-то бесёнок нашёптывал ему на ухо: "Клир, да ведь ты мечтал об этом! Когда смотрел вокруг и видел, сколько грязи… когда отец рассказывал, как их подставляли и предавали те, кто посылал их воевать… когда телик глядел… А Юрз? А Мачо с братом? А все остальные? В конце концов, мы же русские, мы на своей земле живём, а как будто в плену – кто у страха, кто у наркоты, кто у начальства… А чтобы просто жить и не гнуться – никто и не помнит, что это… Ну вот же такая жизнь, Клир, руку протяни! Вот настоящие ребята, которые не только о девках и пиве думают – ты же почти и не видел таких, а кого видел – все поодиночке… и не соберёшь, потому что никто никому не верит… Или так и будешь ждать, когда вырастешь? А вырастешь – так и что? Кто даст тебе на самом деле по совести жить и защищать то, что достойно защиты?! НУ!!!"

– Я согласен… с вами, – сказал Генка.  – Если я правда вам нужен, то я согласен.

– Я же говорил, – Мачо открыл глаза. Диман ткнул Генку в плечо:

– Младшие ничего не знают. Об этом. Может, догадываются, но не знают. А старшие… те делают вид, что не знают. У них тоже есть какието дела, о которых не знаем мы. Вот такая жизнь… А теперь к делу, – Диман осушил остатки кваса.  – Дело денежное. Макс, давай.

Андриянов уселся удобнее и сказал:

– Короче, Дриня вместо того, чтобы с нами на линию ходить, проработал неделю подметайлой в этом гадюшнике. Клиентура та ещё. Педикюрманикюр, чистка шёрстки и продажа акс… слово такое он говорил, с сексом связано…

– Звеньевой Андриянов, – лениво сказал Диман, – кончайте при дуряться…

– Не, правда, я сейчас вспомню… аксекссуаров, во! Их самых для собак всех пород. Я так понимаю, что их там сводят – типа породистых с породистыми, только с ценой Дриня напутал что-то – там тысячами долларов меряют… Ну, «суаре» по французски – это ведь «встреча», так? Секссуар, сексвстреча…

Андрэ уже не смеялся – он ржал над братом, раскачиваясь на полке и икая. Мачо, сохраняя полную невозмутимость, сказал:

– Макс, аксекссуары – это АКСЕССУАРЫ. Барахло разное. Я слышал, что собачьи шубки по двадцать пять тысяч зеленью стоят…

– Да? – Макс коротко впал в задумчивость, потом отмахнулся:

Да ну и крен с ними. Короче, у Дрини теперь есть план помещений, график дежурств охраны и адреса хозяев шавок.

– Я не понял, – подал голос Генка.  – Если уж вы решили меня в своё дело допустить, то о чём вы?

– А, да! – спохватился Диман.  – В общем, недалеко от Кравцова, в бывшем детском санатории, есть дом отдыха для собак. Это сейчас модно. Содержит его предприимчивая одна дрянь, обслуживает таких же дряней, гребёт деньги. Вот её мы и тряхнём. А точнее – хозяев её питомцев. На выкуп их поставим.

– За такой бизнес на кол надо сажать, – высказался Макс.  – При киньте, Дриня рассказывал: привозят пуделька. Так на него хозяйка потратила чохом больше пяти тысяч долларов! А Дриня как раз полы там мыл, и эта сучка, ну, пуделятница, спрашивает владелицу: "Ой, скажите, а вот этот мальчик чистый, вы его дезинфицируете, прежде чем он тут работает? Он же, наверное, уличный… " Пацан для неё "уличный",а её ненаглядный пуделёк – вершина эволюции…

– Вообщето это…  – Генка поморщился.  – Я собак люблю. как-то…

– Мы все тоже, – кивнул Диман.  – Правда, у нас у каждого собаки, ты сам знаешь… Только Клир. Это – это не собаки, как и хозяева их – не люди. Для меня любой, кто способен потратить на маникюр для пса хотя бы доллар в стране, где два миллиона беспризорных детей – фашист, гад и нелюдь.

– Последнее – самое верное, – добавил Мачо.

– И обращение с ними будет соответствующее, – присоединился

Скачок.  – Ты, Клир, не видел, а я видел. У одного такого девчонка случайно машину великом задела. Так он на неё питбуля натравил. Прямо на глазах у людей. Вылезла такая харя из «мэрской» скотовозки и уськнула. Девчонка на всю жизнь хромая, а харя депутатом городской думы стала. Правда, недолго пробыла…

– Это ты про Гаврюхина? – усмехнулся Мачо.  – Да, было такое…

В областном центре, в Остроге, – пояснил он Генке.  – Потом у него чёто полоса несчастий пошла – питбуль удавился, машина сгорела, дверь в квартиру взорвалась… Он и дёрнул в Питер жить. Подальше от наших диких мест…

– Короче, берём собачатин, – подытожил Диман.  – Мы с Мачо и ты, Андрэ – втроём справимся, выезжаем завтра… Ну, кому ещё что помыть надо? Пошли, сейчас ребята придут баню убирать…

… В предбаннике показалось очень холодно, и Генка, поспешно вытеревшись, начал одеваться – и обратил внимание на то, как Диман провёл пальцами по вороту куртки. Генка пошутил:

– Проверяешь на вшивость?

– А? – Диман посмотрел отсутствующе и усмехнулся: – Да нет… Ампулу проверяю.

– Какую ампулу? – Генка перестал одеваться. Диман спокойно пояснил:

– Да понимаешь, Клир… На меня тут всё замкнуто. Целую кучу вещей только я знаю и только в памяти держу. Если что – мне нельзя попадать, скажем, в ментовку или к бандюкам живым. Я ведь не смогу промолчать, если как следует возьмутся, – он пожал плечами, – а что же из-за меня – людям пропадать? Вот я и достал несколько, ну, ампул, с цианидом. Один раз куснул – и всё, сразу.

Генка молча смотрел на спокойно объясняющего это Димку, и тот рассердился:

– Ну а что ты так смотришь?! Ну что ещёто делать, если в такие игры играем?!

– Ничего, – медленно сказал Генка. Потянул на ноги штаны и, снова посмотрев на Димана, сказал: – Я с вами. Теперь – просто не вопрос. Хотя… один вопрос. Можно, Дим?

– Давай, – буркнул тот.

– А что вообще за люди на вас работают?

– Не надо говорить «работают». Помогают. Многие. Ты понимаешь, хороших людей на свете много. В сотни раз больше, чем плохих. Но они почти всегда боятся активно бороться. Кто из-за семьи, кто из-за работы, кто просто за себя трусит… Но им стыдно. Вот они и думают: "Я просто помогу чутьчуть… "Понимаешь? Я их не виню и даже понимаю. Мне их даже жаль. Они видят, что вокруг плохо, а решительно бороться – духу не хватает. А им перед нами стыдно – пацаны бьются, что-то сделать пытаются, а я сижу… Ну и помогают охотно, кто чем может – деньгами, информацией, кто-то просто промолчит… И им не так страшно, и нам польза… Хотя если бы все взялись поправде, то всю мразь за неделю раздавили бы. И оружие бы нашлось, и деньги, и вожди… Андрэ! – окликнул он Олега Андриянова, который ожесточённо вытирал голову.  – Спойка, где гитара?

Олег моментально скользнул наружу, оставил дверь открытой. Все потянулись следом, устраивались на поленьях. Олег уже сидел на старой лавочке возле стены, перебирая струны. Не поднимая головы, он спросил:

– Отчего вы, поручик, печальны? – и Генка, как раз садившийся на самое удобное полено, не понял, что это начало песни, а Олег спросил снова:

 
– В чём тоски ваша тайная суть?
Станислав и Владимир с мечами (1)
Неспроста украшают вам Грудь.
Вам ли, сударь, не видеть развязки?
Так довольно хандрить, милый мой!
Нынче армия в Новочеркасске
Здесь начало дороги домой!
 

– он вскинул голову, и Диман, опершийся рукой на косяк двери, присоединил свой грубоватый голос к олегову альту:

1.  Имеются в виду ордена Российской Империи. С мечами – в знак военных заслуг.

 
– И неважно, что полк меньше роты
Но у каждого грудь в орденах!
Эскадрон ваш, блистательный ротмистр,
Весь почти в офицерских чинах!
Каждый ведает цену ошибки
И победы пленительный вкус,
Демонстрируя в яростной сшибке
Ослепительный сабельный шлюсс!
Аа… кто-то сыщет бессмертную славу,
кто-то сгинет, поверженный в прах,
Когда лава проходит сквозь лаву
На карьером идущих конях!
Только всплеск угасающей мысли,
Да холодная ночь, как смола,
Если кто-то, безжалостно быстрый,
Рассекает тебя до седла!
 

– и Олег снова заговорил, даже не подыгрывая себе:

 
– Мы невольники истинной веры.
Это явь, как она ни горька…
Нашу честь, господа офицеры,
Не увяжешь, как тюк в торока…
И когда над Россиею тучи
Собираются, вроде чумы
кто-то должен вмешаться, голубчик.
кто-то должен вступиться, голубчик.
Ах, голубчик…
Ну кто, как не мы?..