Текст книги "Работа на лето"

Автор книги: Александр Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

КЛИРИК ПРОТИВ МРАЗИ

Глеб уже минуту как пришёл в себя и оценивал обстановку. Он сидел, прислонённый к стене в отделении УАЗа для заключённых. Левая рука прикована к правой руке сидящего рядом беспризорника. Темно, но не совсем – временами из кабины тоже что-то падает. Напротив сидят двое ментов. Один смотрит в заднее окно, забранное решёткой, второй поигрывает дубинкой. Мальчишкабеспризорник по временам ёжился и тихо, дрожаще вздыхал…

… Всё шло хорошо. Генка даже посмеялся сам над собой – перед отъездом он сунул в надрезанный шов джинсов (уроки Лешего!) длинную стальную спицу. Просто так, повинуясь какомуто толчку. Зря. Он помотался сорок минут по улицам города – Острог был полумиллионным облцентром, шумным и суетливым – в какой-то степени даже наслаждаясь подзабытым ощущением большого города, зашёл в кафе, но еда показалась отвратной, позвонил домой и узнал, что отец уехал. Пакет в кабинке тоже взял без проблем, попытался понять, кто из посетителей туалета его оставил, но так и не понял. На автобусе добрался до железнодорожного вокзала, посмотрел расписание – ближайшая электричка уходила в полодиннадцатого вечера! Генка вышел из здания, и отправился мотаться по городу…

К вокзалу он вернулся около десяти, прошёлся туда-сюда по площади с небольшим сквером, свернул за пакгаузы.

И увидел, как между ними двое ментов, матерясь, бьют мальчишку – явного беспризорного, примерно ровесника Генки. Тот не сопротивлялся, только закрывался руками. Занятые этим делом, менты не услышали шагов Генки – он застыл, поражённый увиденной картиной. Такого он ещё не видел – и, когда старший из ментов сказал: "Кончай его, нечего!" – а младший размахнулся нанести удар дубинкой по затылку мальчишки, Генка почти непроизвольно выкрикнул: "Нет, что вы делаете?!" А дальше он ничего не успел сделать – потому что не ожидал, не верил, несмотря на всю определённость происходящего, что это может быть на самом деле. Один удар пришёлся по темечку, второй – в колено…

… Голова болела несильно, но ломило колено. На очередном прыжке на ухабе Глеб попробовал пошевелить ногой – шевелится, но больно… стоп, откуда ухабы?! Изпод прикрытых век он посмотрел в заднее окно.  Темнота.  Они не в городе.  какой-то просёлок…

Так. Убивать везут, что ли, хладнокровно подумал Глеб. Вполне может быть. Он видел, как эти гады забивали насмерть пацана. А по нему видно, что он не из беспризорных. И?.. И – вывезти подальше и записать в пропавшие без вести, потому что такой пацан может и хай поднять, полез же вступаться? Тогда вылететь из ментовки можно, а где ещё найдёшь такую кормушку? Глеб не питал ни малейших иллюзий по поводу морального облика «арестовавших» их "блюстителей". Для таких жизни двух мальчишек в сравнении с тёплым местом – ноль, жизнь беззащитного – не объект для защиты, а ничто, в лучшем случае – объект для куража, для демонстрации власти, подкреплённой дубинкой, наручниками и пистолетом… И даже если бы были сомнения в том, что живыми их не отпустят – просто попадать в ментовку нельзя. Ни в коем случае. Сразу начнётся выяснение, кто он. Следующий вопрос – где он проводит лето? Следующий – что он делает за пятьсот километров от своего областного центра? А простой обыск (так, а ведь меня не обыскали… ) даст массу интересного. Деньги, например. Кстати, обыскать могут и труп – и наверняка обыщут… Тогда спалятся и ребята. Амбец.

Надо действовать. Быстро и беспощадно.

Убивать их неохота. Он никогда никого не убивал. Не хотелось бы начинать с соотечественников, пусть и такой мрази. Но тут всё зависит от того, смогут ли они его внятно описать. Нет, не смогут. Темно – и тут, и там темно было, а свет фонарика искажает лицо до неузнаваемости. В лучшем случае смогут составить фоторобот, по которому можно арестовать половину обезьянника в любом зоопарке.

Их счастье…

Только бы нога не подвела. Клир сосредоточился. Боль мне кажется. Её нет. Я не хочу её. Её не существует. Она лишь в моём сознании, а я – хозяин сознания, я управляю им, а не оно мной… Как там Юрз учил…

Хорошо, что свободна правая. И хорошо, что они такие лохи. Впрочем – скорее всего просто не стали обшаривать, решили отложить на потом. Какой бы этот «потом» не был.

Начали…

… Едва ли менты что-то успели понять. В правой руке словно взорвавшегося изнутри мальчишки, только что сидевшего без сознания, мелькнуло что-то (это была выхваченная из шва джинсов спица), и сидевший ближе сержант тонко заверещал – острая боль пронзила его правую ладонь, которой он опирался о скамью. Генка молниеносным движением загнул спицу, прошедшую насквозь через ладонь и решетчатую скамью, в кольцо – а левая его нога носком впечаталась в кадык начавшего подниматься второго сержанта. Тот задохнулся и осел на скамью, потом сполз на пол. Но прежде чем он упал, Клир выхватил из кобуры держащегося за проткнутую руку мента пистолет, оборвал ремешок крепления и, сбросив предохранитель, передёрнул затвор и взял мента на прицел.

– Молчи, – нарочито сипловато приказал Генка. Мент, для которого всё это выглядело, как секундный вихрь, родивший острую боль в его ладони и полное непонимание, тут же закивал.  В его расширенных от боли глазах стояли слёзы, сейчас стало отчётливо видно, что ему лет двадцать, не больше.  Но жалости Клир не испытывал… Вольно ему было пробовать силу на двух пацанах.  А теперь один из них оказался чемто страшным и непонятным.  Кушай на здоровье и молись, что останешься жив.  – Сними ключ, – приказал Глеб беспризорнику.  Мальчишка действовал быстро и беспрекословно – в его взгляде при слабом полусвете из кабины Генка читал почти такой же страх.  – Лежать! – тычок носком ноги за ухо пресёк попытку второго сержанта очнуться.

Наручники распались.

– Ключ от двери, – приказал Генка. Сержант дрожащим голосом ответил:

– Она… только снаружи… правда…

– Ты со мной? – коротко бросил Генка беспризорнику. Тот облизнул губы и кивнул.  Очевидно, инстинкт подсказал ему, что тут его точно ждёт смерть, а странный ровесник то ли убьёт, то ли нет.  – Приготовься прыгать и не бойся.

И Генка наотмашь выстрелил в дверь.

Мальчишки вывалились на дорогу. К счастью, УАЗ в самом деле шёл по просёлку, не очень быстро, но Генка невольно охнул – нога подломилась, и он наверняка бы переломался, но только прокатился кубарем и встал на колено.

– Бежим скорей, я знаю это место, – возбуждённо выдохнул бес

призорник. Надо же – не умотал тишком… Но додумать эту мысль Клир не успел – УАЗ резко затормозил, послышались хлопки распахивающихся дверей. Выстрелы Генки – один, другой, третий, четвёртый – слились в тарахтящую очередь. Послышались хлопки взрывающихся шин, истошный вопль боли, другой, ругань – Генка прострелил ноги выскочившим из кабины. Ударил автомат – кто-то из них стрелял веером над землёй, но Генка, увлекаемый беспризорным, уже свалился в канаву и с трудом сдержал стон.

– Ногаа… ссс… сука…  – выдавил он.  – Беги, я тут сам…

– Не, погоди, я помогу, – засуетился мальчишка и подлез под руку Генки, помогая подняться.  – Погоди, типа сейчас… ты наваливайся, я крепкий…

От пацана пахло потом, немытым телом, жвачкой, чемто сырым. И крепким он тоже не был – тощий, Генка это ощущал. Но и запах, и готовность мальчишки помочь, и то, что он был тощий – всё это неожиданно слились во что-то очень дружелюбное и своё. Генка вдруг почувствовал почти нежность к этому пацану и буркнул:

– Ну похромали… я сейчас разойдусь…

 – Как ты их! – восхищённо прошептал мальчишка, честно волоча хромающего Генку.  – Раз, раз, раз…  – и он засмеялся приглушённозвонко, словно маленький мальчишка, увидевший, как смелый, сильный, а главное – добрый взрослый расправился с его давними и грозными обидчиками.  – Тут сейчас… тут есть такое место… мы отсидимся…

"Надо бы, – подумал Генка.  – Там как минимум один вполне боеспособный, автомат, да и подкрепление уже летит – террористов ловить, конечно… Скинхедов, ваххабитов, нацболов, братковских "сынов полка" – о ком они там доложили, интересно? Фантазиято у них буйная… "

Боль отвлекла его от этих мыслей, он охнул, и тащивший его мальчишка подбодрил:

– Пришли почти… Тут это – осторожней…

Генка увидел широкий спуск, что-то вроде карьера, в дальнем конце – решетчатую громадину то ли недостроенного, то ли полуразрушенного здания.

– Что это? – спросил он, против воли наваливаясь на беспризорного.  Тот ответил с одышкой:

– Силикатный… завод… заброшенный…

Они прохромали через карьер к воротам, вошли на территорию мимо большого коллекторного люка. Было темно и тихо, но мальчишка упрямо и уверенно волок Генку на себе. Тот молчал, каждый шаг отдавался рвущей связки болью. "Неужели искалечили?"

– Сюда, – мальчишка повернул за угол коридора.  – Ребята, это я!

Посреди большой комнаты без одной стены горел костёр. Возле него стояли и сидели в напряжённых позах с полдюжины человек.

– Привет, – сказал Генка…

… —Спасибо, – сказал Генка, принимая коробочку с горячей "одноразовой лапшой", как назвала это блюдо длинноволосая девчонка лет 14 с хмурым лицом – опять Надежда, сезон Надежд… Мальчишку, приведшёго Генку, звал Макс, его ровесника, бывшего тут за главного – Вован. Ещё тут были двое пацанов лет по 12 – Белый и Гриня – и три экземпляра мелочи, пацаны и девчонка, которых не представили, но которые смотрели на Генку во все глаза.

Эта компания жила тут с начала лета. Вернее, жила не тут, а в тот самом коллекторе – хоть и тесном, но относительно удобном. Днём старшие по очереди отправлялись в город на промысел. Вот, Максу сегодня не повезло – спёр товар при разгрузке изпод ментовской "крыши"…

– Мы с Максом иногда аликов трясём, – рассказывал Вован рав

нодушным тоном. Один из младших пацанов уже спал у него под боком, второй сидел возле девчонки и смотрел на Генку большими глазами.  – Если сильно датый и при деньгах… Надька проститутка, без сутенёра, так, по воле – тоже опасно, могут убить запросто…

– Хрен им, – девчонка показала, ловко выдернув из кармана, опасную бритву, взятую умелым хватом.  – Пробовали уже…

– Белый с Гриней тоже по этому делу, на любителя, не каждый день, – продолжал Вован.  Генка подавился лапшой, посмотрел на двенадцатилетних пацанов – совершенно обычных, они сидели рядом, Белый смотрел в огонь, Гриня хрипловато сказал:

– Правда… За это платят хорошо, а у нас вон, трое мелких. Мы сами из Эстонии, там около границы есть такой детский дом, на самом деле публичный, для европейцев и штатовцев.  Туда русских пацанов, девчонок собирают.  Мы оттуда сбежали год назад, через границу.  А тут то же самое.  Ну… полегче, конечно, тут ты сам решаешь, сколько, с кем… а там как скажут…

– А где ваши все?! – почти крикнул Генка.  – Родители где?!

– У него, – Гриня кивнул на Белого, – в автокатастрофе погибли. Они это – ну, типа против эстонцев были, им подстроили катастрофу, а его сразу в детдом в этот.  А у меня они бухают, я им зачем? Там то же самое, отец меня за бутылёк первый раз сдал…

– И вы…  – Генка невольно оскалился, словно ему было очень больно.  – Но как же вы…

– За это платят хорошо, – сказал Гриня.  – Мы бы сами перебились, а вон у Надьки сестра и брат, и у Вована братишка, они же сами пока ничего не могут… ни воровать, ничего…

На какой-то миг Генка представил себе – а если бы у него было вот так… ну, мать, например, лежала больная, и нужны были бы деньги, позарез нужны, и предожили бы много и сразу за… он бы… Он ведь тоже согласился бы. Ведь это же – мама… И от возникшего в душе чувства гадливого осуждения не осталось и следа. Его дотла выжгла вспыхнувшая ненависть к тем, кто допускает всё это… и тут же хвастается с экрана телевизора "ростом","достижениями", "успехами",копит деньги, чтобы отдавать какието долги тем, у кого и так – миллиарды… Генка огляделся.

Замурзанные, типично русские лица сидящих вокруг мальчишек и девчонок… Генке стало страшно. Он раньше редко задумывался, сколько же таких на свете. И если верно, что дети – будущее страны, то будущее России – пустыри, коллекторы, свалки и помойки. Генка не видел ни одного азиата, кавказца или (ну где там!) еврея.

Брошены были только русские дети.

– Ребята, – сказал Генка.  – Ну я не понимаю… Вокруг до хрена брошенных деревень.  Вообще брошенных.  Неужели вам нравится жить на помойках, в коллекторах вот в этих, постоянно бояться, терпеть разных гадов?..  Да переселяйтесь в любую такую деревню! На земле всегда прокормитесь без попрошайничества, вы выносливые, к трудностям привычные, живёте командой… Ну чего вы тут пропадаете, ведь всё равно пропадёте, вообще пропадёте, с концами…

– Мы понимаем, – вздохнул Вован и почесал нос.  – Мы тоже про это думали… Знаешь, как страшно бывает? – вдруг совсем подетски признался он.  – Вот, за последний месяц больше десяти человек наших сожгли заживо, даже неизвестно, кто… Но мы не деревенские, понимаешь? Просто не знаем, как за это браться, да и привычней в городе, если честно… Хоть как-то, а живёшь.

– "Живёшь"! – сердито передразнил Генка и охнул – неловко шевельнулся и колено вспыхнуло болью.  – На поживу ментам, педульникам и маньякам?! Самто слышишь, что говоришь? Вон, о младших подумайте, у нихто какое будущее?! Вы же русские ребята, вам не тошно так существовать, не тошно видеть, как в вашей же стране на вас, как на грязь смотрят?!

– Да в какой нашей стране…  – начал Вован – Она наша, что ли?

– Да, ваша! – сказал Генка зло.  – И моя. А чья же – этих сволочей наверху, что ли, черноты разной да политиков?!

– Если бы мне оружие дали, – вдруг сказал Белый, – я бы пошёл обратно в Эстонию и убивал.  Всех.  Констеблей, военных, просто их людей… А если бы мне сказали, кто маму и папу… я бы живой бомбой стал.  Мне бы только взрывчатку и показать, где эти, кто убивал.  Мне уже всё равно, я не человек.  А так хоть отомстил бы.  Я пробовал узнать, даже специально подстилался несколько раз под разных там… Без пользы…

И он глянул на Генку такими глазами, что тот обмер. Это были страшные глаза.

– Пошли спать, – встал Вован.  – Костёр тушите… Надь, дай ему, он кивнул на Генку, – бинт эластичный, там был у нас… И забинтуй ему колено…

… Генка проснулся от холода. Он долго смотрел на низкое чёрное небо. Нога тупо мозжила. Ребята спали вокруг. Когда Генка сел, Вован тоже открыл глаза.

– Уходишь? – спросил он.

Генка молча достал из кармана пакет, разорвал обёртку. Там были пятисотенные. Не его. Он достал шесть и положил на холодную трубу, проходящую под потолком. И увидел, что проснулся и тот мелкий, который вчера весь вечер смотрел на него.

– Не уходи, – попросил он.  – Без тебя страшно.

– А со мной нет? – удивлённо спросил Генка. Мелки покачал головой.  – Ты же меня не знаешь совсем.

– Знаю, – серьёзно сказал мелкий.  – Ты супермен. Как в кино.

– Спи ложись, – шикнул Вован, и мелкий послушно лёг, но не сводил с Генки глаз.  – Проводить?

– Да не надо, – Генка встал, попробовал – нога держала.

– Поднимешься на склон за дорогой, за кустами – лесополоса, сказал Вован.  – А там трасса… Спасибо тебе, слышь?..

… Генка почти поднялся на склон и повернул за кусты, когда сзади послышался ровный гул мотора. Оглянувшись, он увидел, как по дороге юзом спускается машины – большущий серозеркальный джип «пэтфайндер», остановившийся возле коллекторного люка.

Генка застыл, чуть пригнувшись, поражённый чувством опасности, внезапно охватившим его. Он увидел, как из машины вылезли трое хорошо одетых мужчин средних лет – двое атлетически сложенных, третий толстый, чемто похожий на того типа, который по телику рекламирует пивной алкоголизм с выпадением памяти.  Судя по их поведению, взрывам смеха и громкому разговору, все трое были сильно пьяны, хотя на их движениях это никак не сказывалось.  Один из них, встав над люком, начал туда мочиться под хохот своих приятелей, потом крикнул:

– А ну, крысята, молитесь! Счас начнём зачистку…

– Чё, тащить, что ли? – толстый нагнулся к машине, одну за другой достал три канистры.  Третий спросил:

– А это чё, типа правда в кайф, такая веселуха?

– А вот услышишь, как они запищат, – пообещал толстый.  – Мы уж пару раз так делали – ёма, это что-то, лучше любого бухла!

Из коллектора послышался чей-то отчаянный голос. Генка, пробиравшийся за кустами ближе, не расслышал, но тот, который мочился в люк, со смехом перевёл:

– Слышь, они просят, чтобы мелких отпустили, а?!

– Не-не, – замотал головой толстый, – с мелкими ещё интересней… Во если бы у них там девки были… Э, девки есть?!. —крикнул он в коллектор.

Все трое засмеялись, толстый стал откручивать крышки канистр. Обострённым чутьём Генка ощутил запах бензина и только теперь до конца понял, какое развлечение придумали себе эти три скота, бесящихся с долларового жира. Милиция даже если и найдёт трупы, спишет всё на то, что "беспризорные нюхали бензин и погибли в результате самовозгорания от неосторожного обращения… "

Двум подонкам Клир прострелил головы двумя выстрелами, успев подобраться на пять метров. Толстый, обалдело посмотрев на рухнувшие в брызгах мозга и крови трупы товарищей, вскинул глаза – и увидел Генку, стоящего возле кустов с наведённым на него пистолетом.

– Пук, – отчётливо сказал толстый животом, отвешивая челюсть.

Глаза у него сделались масляными и нездешними. Генка нажал спуск… и пистолет коротко щёлкнул.

Осечка.

Толстый неуверенно полез за пазуху, всё ещё не сводя взгляда с мальчишки, непонятно откуда взявшегося и застрелившего двух его приятелей. Наглая уверенность возвращалась к нему.

– Ну я тебя…  – начал он и отшатнулся – Генка швырнул в него "макар".  Выпрямившись и достав наконец дорогую «беретту», толстый не увидел мальчишки – тот как сквозь землю провалился.

– Сбежал, что ли? – пробормотал бандит… и ощутил, как в затылок упёрся холодный ствол.  Этого не могло быть – за какуюто секунду пацан сумел проскочить за его спину, ухитрившись пропасть из поля зрения, достать из джипа обрез «помпы» и…

– Ошибка, – сказал мальчишка за спиной.  – Я не сбежал.

– Не надо, – успел попросить толстый. Это были последние в его жизни слова.  Выпущенный в упор сноп картечи снёс ему голову.

Обезглавленная стокилограммовая туша подлетела в воздух и тяжело грохнулась в песок.

Генка прислушался. Было тихо, только по шоссе редко шуршали машины, да в коллекторе всхлипывал одинокий голос, твердивший время от времени: "Не надо… дяденьки, пожалуйста, не жгите… я не хочу, пожалуйста… не жгите, дяденьки… "

– Вылезайте, – сказал Генка.  – Скорее, ну?!.

… Две «беретты» и обрез Генка бросил к ногам Вована и Макса. Остальные стояли поодаль.

– Берите, – Генка швырнул «макар» в огонь. «Пэтфайндер» чадно горел, воняя пластмассой и мясом.  – Пользуйтесь, если что.  Но с умом, поняли? Иначе крышка вам.  Отсюда уходите как можно быстрее и как можно дальше… И мне пора.

Второй раз за полчаса он повернулся и пошёл к откосу, полез на него, морщась от боли в ноге. «Беретта» оттягивала карман куртки, было тошно и хотелось лечь.

– Слушай! – крикнул вслед Макс – А кто же ты всё-таки?!

Генка остановился и повернулся, расставив ноги. Он добрался до верха откоса…

– Клирик, – ответил он, нарочито металлизируя голос. Беспризорники разинули рты, глядя на него снизу вверх.  – Воин Русского Центра.  Защитник…

… Он уходил, и ему было хорошо. Да, нет никакого Русского Центра. Он выдумал его за секунду, когда увидел в глазах этих ребяи надежду и веру в чудо. Но эти ребята теперь будут верить, что он – есть. И… кто скажет, какие всходы даёт одноединственное слово, сказанное вовремя? Может быть, когданибудь пустыри прорастут стальной щетиной штыков – на горе и смерть тем, кто засеял их брошенными судьбами…

И поделом.