Текст книги "флэшбэк - flashback"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– По наблюдениям моего издательства, – вальяжно отвечал рассевшийся в удобном кресле писатель, – читатели преимущественно любят детективы. Далее по списку популярных жанров следует фантастика – сайнсфикшен и фэнтези. Вопреки прогнозам, пока не ослабевает популярность мистики. На третьем месте современная российская и зарубежная проза. Интерес к Харуки Мураками, Пауло Коэльо неизменен. Из отечественных авторов хорошо покупают модные имена: Оксану Робски, Ксению Собчак, Улицкую, Пелевина, Сорокина…

– А почему – мистика и фэнтези?

– Не знаю, я не социолог, могу только предполагать. Думаю, что у людей некрепких и нетвердых в себе, с недостаточностью аналитического мышления и незначительным уровнем критичности сложился защитный механизм – влечение к чудодейственному мироощущению. Интуитивно. Их идеи состоят в том, что кроме настоящей окружающей среды есть еще и какая-то другая, потусторонняя, полная неведомых секретов, тайн и чудес. Эдакое зазеркалье, где работают силы, постигнуть которые человеческий рассудок не в состоянии. Этим «зазеркальем» люди, не нашедшие себя в нашем мире, как бы отделяются от него. То, что «происходит там», за зеркалом, заботит и волнует их куда как больше, чем протекающий потолок, маленькая зарплата, старики-родители, сын-гомосексуалист и неверная жена. Но именно из подобных людей получаются те самые благодарные читатели, что способны тоннами перерабатывать всякую низкопробную литературу. Макулатуру, если уж быть точным.

– Как вы, однако, резко!

– Извините, но мне уже поздно переделывать себя...

Дальше слушать «властителя дум» Алекс не стал и выключил говорящий ящик. Предстояло много важных дел: нужно купить вина, продуктов, а к двум часам быть на прежней работе – давать «отвальную»: последний день на старом месте как-никак.

46. Пол Жданов

Часа через полтора меня пригласили в кабинет к следователю.

Следователь – вполне современный и реально соображающий молодой человек – первым делом предложил мне ознакомиться с копией заявлений «потерпевших». Те в один голос утверждали, что я «затащил их в свой номер, связал, набросился, заткнули им рты кляпами, и стал по очереди насиловать». При этом они как могли, сопротивлялись и отбивались, пока насильник, то есть я, не насытился. Лишь когда он, то есть я, якобы уснул, пленницы сами освободились и смогли ускользнуть.

Кстати, еще один пикантный момент: одной из «пострадавших» было всего шестнадцать лет, другой – семнадцать. Короче – мне крупно повезло, что следователь попался нормальный и вполне адекватный. Он сразу, без протокола, сказал, что понимает – меня просто подставляют. Девкам либо денег захотелось, либо кто-то намеревался меня шантажировать. Но по закону – раз уж они написали заявления, должна быть проведена проверка, а заявителей отправят на медицинское обследование и снимут показания оргсканеров. Сразу скажу – последних у девушек не оказалось – капсулы были кем-то аккуратно вырезаны, как у экохристиан. Если экспертиза подтвердит факт изнасилования, тогда проведут подробное обследование «насильника», а уж потом будут судить. Мне сразу сказали, что арестовывать меня пока никто не собирается без доказательства вины, а в полицию меня доставили только для того, чтобы снять показания и взять подписку о невыезде.

Я не возмущался: ведь по закону кто угодно мог заявить об изнасиловании и показать пальцем на меня. А в моем случае все осложнялось большим количеством свидетелей: работники отеля, уборщицы, соседи – все видели, как девушки входили в мой номер, а потом выходили оттуда. Впрочем, следователь напомнил, что в моих интересах подать на них в суд за умышленную клевету с целью опорочить честь и достоинство, а вот это уже уголовно наказуемое деяние, и их запросто могут лишить свободы сроком до двух лет.

Как только я написал объяснительную и подписал все, что нужно, мне вернули одежду, мелкое карманное барахло, любезно разрешили сходить в туалет и выпустили на свободу. Я вернулся назад в гостиницу, а уже через пару часов сменил отель, сообщив об этом в полицию. Так, на всякий случай. С тех пор ни следователь, ни «потерпевшие» мне не звонили и никак не беспокоили. Я тогда практически не сомневался, что все экспертизы проведены, и дело решили закрыть. И действительно, как позже мне стало известно, после медицинского освидетельствования и проведенных биологических тестов, дело против меня было прекращено как из-за отсутствия прямых доказательств, так и оттого, что потерпевшие забрали свои заявления.

Я отбыл только половину из своего учебного срока, когда пришло уведомление из Конторы. Как сообщалось в послании, кто-то пытался убить Лорен. Ее машину подожгли, и она, с тяжелейшими ожогами доставлена в городскую клинику.

Я, как мог быстро приехал в отдел, а вечером уже говорил с врачом ожогового центра.

Как сухо сообщили в официальной сводке сотрудники дорожной полиции, находившиеся на месте происшествия, «…около девяти утра двигавшийся по проспекту в сторону центра Города автомобиль неожиданно загорелся. Все попытки потушить его имеющимися средствами на месте оказались безрезультатными. На место происшествия прибыл расчет в количестве одной пожарной машины, которому удалось потушить уже почти полностью сгоревший автомобиль. Впоследствии машину отбуксировали на обочину, а сотрудники дорожной службы очищают проезжую часть от частей сгоревшего автомобиля. В результате происшествия пострадала женщина, с ожогами тела доставленная в специализированное отделение одной из городских клиник».

Интересно… автомобиль неожиданно загорелся. С чего бы?

Я никогда не любил Лорен, и даже побаивался ее. Она была маньячкой и убийцей. На ее счету значилось множество загубленных жизней. От своего неизлечимого пристрастия к наркотику четвертого поколения – нарджину, она спасалась единственным возможным, как ей казалось, способом – съедала живой человеческий мозг. Когда – чаще, когда – реже, она ловила где-то на улицах Города одинокого молодого прохожего, пользуясь своим очарованием, завлекала его к себе домой, там, изображая садомазохистские игры, крепко фиксировала, вставляла в рот кляп и отпиливала крышку черепа. Затем обычной ложкой съедала еще живой мозг. От трупов избавлялась просто – расчленяла в ванной и уничтожала в бытовом утилизаторе.

Ради дела приходилось смотреть на это сквозь пальцы.

Нельзя забывать, что эта женщина являлась одним из важнейших и наиболее дорогостоящих сотрудников моего отдела, я с ней много работал и привык к ее обществу. Она была умна, дьявольски красива, чрезвычайно технична. С ее помощью раскрыли столько дел, что спасли сотни, если не тысячи других жизней. Она была незаменима, являлась шедевром спецмедицины, последним достижением научной мысли. В нее вложили столько средств, до такой степени напихали всяческими устройствами, что повторно осуществить такие траты мне бы уже не позволил никто. В сочетании с врожденными способностями она была великолепным сотрудником.

Как я выяснил уже по приезде, в машине Лорен произошел объемный взрыв какого-то горючего газа, и моя сотрудница пребывала в крайне тяжелом состоянии. Вероятно, сработала газовая бомба...

Врач объяснил, что у Лорен ожог сорока процентов поверхности тела, и для лечения надо срочно найти совместимых кожных доноров, поскольку в банке кожи подходящей группы сейчас нет. У Лорен оказалось очень редкое сочетание антигенов. Причем найти надо за два дня, и плюс лекарства на каждый день по две тысячи кредитов, а на само лечение еще по тысяче... А пока ей будут сливать кровь, диализировать и заливать обратно, но через несколько дней понадобится операция и нужна кожа – по двести кредитов за квадратный дюйм... Я сразу позвонил в финотдел Службы и попытался оформить оплату. На другой день медики заявили мне, что кроме поврежденной поверхности у Лорен еще и степень ожога III-Б. Кто не знает – это последняя степень перед обугливанием, то есть ткани оказались повреждены чуть ли не на дюйм в глубину, а огненными парами у нее обожжены органы дыхания. Простой пересадки кожи тут было мало, нужна какая-то херня, которую делают из живых доноров, но стоила она столько-то... Самое главное – никаких гарантий, а применять такое лечение надо в течение года, а то и полутора лет. Короче – лечение встало бы более чем в сорок тысяч кредитов в месяц.

Врач говорил без особого оптимизма – да, угроза жизни еще есть, но состояние пока стабильное. Прогноз? Осторожный, но вероятно с оперативной работницей уже все кончено. После таких травм списывают вчистую, даже восстановительная терапия не обещает полной реабилитации…

Так. Списывают, значит.

Здесь уже никакие кредиты не помогут, правда, мне дали сутки подумать – согласимся ли мы оплачивать такое или нет...

Контора денег дала только на два дня – обо всей сумме не было и речи. Как мне тогда объяснили, траты и так очень большие, а перспективы весьма сомнительны и туманны. Но мне милостиво разрешили вносить недостающие суммы за свой счет. Явно в финотделе уже все знали, и никаких иллюзий о будущем Лорен не испытывали. А может, и сам Старик руку приложил.

На следующее утро врач меня прямо спросил, нашел ли я деньги на оплату всего, что требуется для Лорен? Если нет, то она не проживет и пары дней.

47. Алекс

Увольнение – дело тонкое, как Восток. Между тем, подавляющее большинство людей, приняв решение покинуть место своей работы, мысленно уже ушли и несильно беспокоятся о вежливом уходе. И в этом их немалая ошибка. Хотя бы потому, что специалист будет искать новое место внутри того же профессионального рынка, а плохая слава всегда бежит впереди доброй. Не говоря уже о том, что корректное увольнение позволит сохранить свои силы и нервы. Даже если основательно «душит жаба», даже если вдруг кажется, что сильно обидели, что сотрудники все через одного дураки и мерзавцы, а директор самодур и лишен самых примитивных навыков менеджмента, не стоит это озвучивать ни внутри коллектива, ни на отвальной. Желание «громко хлопнуть дверью» всегда выйдет боком – никто потом не захочет брать себе на работу человека, поливающего грязью бывших работодателей. В нашей жизни всякое может случиться, поэтому экономить на таких мероприятиях особо не следует. Лучше уж устроить последний прощальный праздник, чем приобрести репутацию дебошира, скандалиста и жмота. Да и мало ли кто из прежних коллег потребуется в будущем? Поэтому главное – организовать качественную отвальную. Вообще, лояльность при увольнении, и хорошо проведенная «отвальная», даже в случае, если уже «горела земля», может обеспечить вполне приемлемые рекомендательные письма и позитивные характеристики.

Устраивать «отвальную», – последнюю пьянку на рабочем месте за счет увольняющегося, – всегда было старой доброй традицией в организациях Академии Наук. Начинали обычно часа в два, а заканчивали заметно позже окончания рабочего времени. Разговоры велись самые разные, но некоторые темы негласно табуировались – так практически не говорили о работе, о религии и о болезнях. Исключения случались, но – редко. Обычно кто-то из присутствующих вспоминал любопытный и смешной эпизод из своей жизни или работы. А поскольку у научных работников, людей, трудящихся не столько за деньги, сколько из интереса, жизнь и работа не разделялись, истории получались особенно любопытные и увлекательные.

– …ладно, давай еще что-нибудь тяпнем! Ты водку сейчас пьешь?

– Нет, не пью, – вежливо отказался Алекс.

– А что же ты тогда с ней делаешь?!

– Смешно…

– Смешно ему! Веселый какой! Ты давай не отмалчивайся. Расскажи что-нибудь, твоя очередь: как съездил, что видел, куда уходишь наконец. А то нехорошо так – все-таки, сколько лет вместе отработали!

– Хорошо, расскажу, как раз недавно произошла забавная история. Вот учат, нас дураков учат, а все без толку! Это как в анекдоте – приходит мужик домой с подбитыми глазами. «Дорогой, – спрашивает его жена, – тебя что, избили?» «Нет, – отвечает мужик, – я на грабли наступил». «Да? – удивляется она, – а почему оба глаза подбиты?» «А я два раза наступил». Вот и я так сегодня, опять на старые грабли наступил. Пришла мне эсэмэска якобы от радиостанции «Европа-плюс», что номер моего мобильного выиграл ноутбук Toshiba Qosmio G10, а подробности я могу узнать по телефону, ну, и дан какой-то номер. Не смейтесь, знаю я, что вы все подумали! Что делать – слаб человек, и падок на всякую халяву. Но что я теряю? Узнать-то можно? Интересно же! Набираю номер. Некто берет трубку, а я говорю, что так мол, и так – получил СМС-сообщение о выигрыше, вот и звоню. Очень вежливый собеседник спрашивает, мой ли это номер, я ли его владелец, просит подтвердить, как меня зовут, когда я родился и велит перезвонить через десять минут – дабы он мог проверить мои данные. Я сразу спрашиваю – а сколько платить надо? Ибо ученый уже, и знаю – если требуют заранее платить, то сразу же нужно посылать в нехорошее место и переговоры прекращать, поскольку кидалово. Нет, говорит мой собеседник, ничего вам платить не надо. Это – ваш выигрыш! Перезвоните, а мы пока проверим ваши данные. Ну, что я? Опять же ничего не теряю! Перезваниваю через десять минут, и говорю, почему звоню.

«Да, – изрекает тот же голос, – все подтвердилось, поздравляем вас! Вы выиграли компьютер Toshiba Qosmio G10! В розыгрыше, – говорит, – принимали участие номера российских мобильных телефонов и только десять из них выиграли, а ваш в списке выигравших – за номером два! Поздравляем вас»!

«Спасибо», – говорю.

«Но, – продолжает голос на том конце, – по просьбе нашего спонсора, вы должны на свой собственный телефонный счет положить три тысячи рублей».

«Ну, – думаю, – мой же счет, а не чужой! И телефон тоже мой. А у меня как раз деньги кончаются, и предупреждение пришло от МТС, что с 31 января для звонков и отправки SMS баланс должен быть положительным. А я и так обычно тысячу рублей кладу, когда деньги на телефоне кончаются, так почему бы не положить сразу три тысячи? Себе же кладу, а ни кому-нибудь другому!»

«Хорошо, – говорю я».

«Но, – продолжает голос, – вы должны положить эти деньги в течение ближайшего получаса».

«Не, – возражаю я, – не получится так быстро. Два часа минимум – я все-таки на работе, и уйти сейчас не смогу. Занят я!»

«Ладно, – соглашается голос, – мы подержим ваш звонок в режиме ожидания, и в течение двух часов вы к нам сразу прозвонитесь, только деньги переводите через терминал, а не через оператора».

«Да? – удивляюсь, – а какая вам разница?»

«Это, – поясняет голос, – обязательное требование нашего спонсора».

«Хорошо, – не возражаю я».

«Только перед тем, как класть деньги, – поясняет мне голос, – обязательно позвоните нам».

«Ладно, – снова соглашаюсь я, – перезвоню».

Ну, иду я в ближайший магазин, где этот платежный терминал установлен, встаю рядом, вытаскиваю свой мобильник и опять нажимаю на номер этого моего благодетеля «из Европы-плюс». Тот сразу же отвечает, удостоверяется, что звоню именно я, а не кто-нибудь другой, и говорит, что соединит меня с техническим специалистом. Этот «специалист» объясняется мне, что надо платить через систему «Webmoney»: зайти туда и ввести номер – 214-453-203-408. Я, как дурак, всовываю три бумажки по тысяче рублей и ввожу этот номер. Деньги уходят. И только тут я понимаю, что перевел деньги неизвестно куда и непонятно на что. «Специалист» со связи исчезает, а все тот же прежний вежливый голос на другом конце подтверждает, что деньги прошли, опять меня поздравляет и спрашивает:

«А как доставить вам ваш выигрыш?»

«А как?» – попугаем спрашиваю я.

«Можете просто зайти в наш офис в Санкт-Петербурге…»

«Очень мило, – говорю, – но я-то в Москве, а не в Питере!»

«Ничего страшного, – успокаивают меня, – можно и по почте! Но, поскольку посылка получится ценная, шестьдесят четыре тысячи рублей, то придется оплатить пересылку».

«Да? И сколько?» – интересуюсь я, сознавая, наконец, что вот он, момент истины.

«Пять тысяч, – спокойно отвечают мне, – но это если по почте. А если срочная доставка, в течение сегодняшнего дня, то будет уже восемь тысяч. Только оплатить нужно сразу и сейчас».

«А почему нельзя наложенным платежом, при получении? – опять вопрошаю я, окончательно понимая, что с тремя тысячами я могу уже распрощаться навсегда».

«Нет, – отвечает мне тот же голос, – вы должны так же перевести деньги, через «Webmoney» и на тот же счет».

«А в течение дня нельзя?» – глупо продолжаю интересоваться я.

«Хорошо, – неохотно соглашается мой вежливый собеседник, – но только до шестнадцати часов».

А время уже два по полудни. То есть в течение двух часов я должен буду уплатить еще пять или восемь тысяч. Ну, я, естественно, начинаю возмущаться и обещать «своим благодетелям» всякие виртуальные неприятности, не особенно веря в свои слова. Но меня успокаивают:

«Так вы хотите отказаться от выигрыша?»

«Да!» – резко говорю я.

«Ничего страшного, мы положим эти деньги на счет вашего телефонного номера».

Стоит ли говорить, что никто ничего не перевел, и никаких трех тысяч на своем счете я пока не увидел?

– Алекс, это ты серьезно? Это правда было? – Спросила Ирина, его близкая знакомая, когда вечеринка уже закончилась. – Я, вот, никогда на такие вещи не отвечаю и не реагирую, даже не знаю почему. С детства так настроилась, наглядевшись пару раз на родителей, которые тоже на лохотроны попадались. Пока ты рассказывал, я тебе не поверила ни разу.

Тем временем они выходили из института. Ирина – красивая молодая женщина, была одним из давнейших московских друзей Алекса. Иногда, спонтанно, или после корпоративных вечеринок, у них возникал дружеский секс, но всегда самопроизвольно и с большими перерывами – бытовые условия и наличие супругов у обоих не особо располагали к более активной связи. И не потому, что они того не хотели, просто каждый воспринимал другого именно как друга, а не как сексуального партнера. Одним из поводов для их отношений послужило увлечение интернетовскими дневниками. Похоже, что после увольнения Алекса их странная дружба закончится, сойдет на нет или станет сугубо виртуальной, за отсутствием возможности для личных контактов. В свободное от основной работы время Ирина занималась дизайном, причем весьма успешно. Ее работы ценились и приносили неплохой дополнительный доход.

– А что? – удивился Алекс. – Получилось вполне реалистично. Зато есть чем разбавить повседневную рутину и есть чего добавить в фантасмагорию того, что я сейчас пишу.

– Да, насчет реалистичности можешь не сомневаться. Тебя подвезти? – спросила она, пискнув сигнализацией.

– Конечно, подвези. Так что тебя интересует?

– Это из твоего личного опыта?

– Ага, было дело. Такова селява! Но эпизод мне понравился! Еще надо доработать слегка, и все будет хорошо!

– Ты меня сильно расстроил…

– Это с чего бы? Что тебя так расстроило? Что я так глупо лоханулся?

– Вот вроде совсем взрослый человек, а... Так и хочется гадость сказать.

– Так ты скажи! Облегчи душу! Будет потом что вспомнить!

– Ой… ну вот зачем глупость сделал? Знал ведь стопудово на что шел. Хлопни еще раз дверью, а то плохо закрылась. И ремень пристегни.

– Ну, почти знал, скажем так, – ответил Алекс, прищелкивая ремень безопасности. – Зато потом стало очень, как теперь говорят, «атмосферно»… Бытует сейчас такое выражение, ко мне вот тоже прилипло. А что значит – «атмосферно?» Кстати – в Питере таких слов не знают, что интересно.

– Ну, здрас-с-с-сте!..

– Ага!

– Это значит, что сочетание цветов, запахов, звуков, интерьера и пространства создает так называемую атмосферу. Например, атмосферу домашнего уюта, или атмосферу средневекового замка...

– Вот – классный ответ! – обрадовался Алекс. – Спасибо.

– Да не за что… А кто это там атмосферные места нашел? Я тож хочу!

– Ну, не то чтобы... тут про Ховринскую больницу опять рассказывали. Знаешь – великий недострой? Народ просто прется от этого места, никак не нарадуется.

– Да? Странно! А про Ховринскую так скажу. Мне там нос проломили и череп чуть не раскроили – не вижу ничего атмосферного.

– Ты рассказывала! А меня как-то водили на экскурсию в некий недостроенно-заброшенный аквацентр или аквапарк. Сто рублей за вход. Я там чуть ногу не сломал – провалился в какую-то дыру. Я, помнится писал на каком-то своем блоге… Да, чего-то последнее время ты не пишешь ничего, и дневник у тебя какой-то покинутый.

– А, так… временно забила. Но вообще… Вернусь наверное… Мне, знаешь ли, как и большинству сидящих в Сети личностей, блоги-дневники, просто необходимы. В них я черпаю свои силы, поддержку друзей, чувствую себя живущей, существующей во внешнем мире, в чьих-то других мирах, а не только в своем и своих близких. Тут что-то все время происходит, драмы и войны, здесь можно узнать новости, увидеть чужие креативы. Здесь я себя «рекламирую», чтобы обо мне узнало большее количество народа, среди которого я, может статься, найду хороших приятелей. Или друзей. Я делюсь своими мыслями или эмоциями, получаю реакцию окружающих на них. Раньше мне необходима была многостраничная переписка с хорошими друзьями, прозаический креатив, долгие разговоры о вечном, а сейчас хватает дневников. Где и как бы я ни выражала свои мысли, они должны находить отклик. Иначе, зачем их вообще выражать? Причем отклик не у нескольких близких людей, а у множества. Дневники, как это ни прискорбно, часть моей жизни.

– Почему это – прискорбно? – удивился Алекс.

– Почему прискорбно? – эхом отозвалась Ирина, – да потому, что они убивают мою креативность, желание высказываться по-настоящему, облегчают и упрощают выражение мысли, делают меня тупее. Потому что они отрывают от реальности. Чем больше веду дневник, тем более понимаю, что делаю из своей жизни болото. Я гораздо меньше стала общаться «в реале», чем раньше, меньше делиться чем-то, стала более самодостаточной, что ли, более «нормальной». Потому что в дневниках происходит много дерьма, которое отнюдь эту «треть жизни» не красит. Иногда я сама бываю источником этого дерьма. Если бы я действительно могла строить красивый образ, я была бы ангелом и меня бы все обожали. Нередко дерьмо «складывается удачно» и приносит мне радость, удовлетворение. Но, мне кажется, эта радость не стоит всей этой массы говна, она не пропорциональна ей. В конце концов, потому что дневники банально отнимают время. Почти треть жизни я провожу в них, треть жизни думаю о том, что в них происходит. Это «неправильная» жизнь, ее пластиковый заменитель. И все занимаются точно тем же, хотя врут, что у них нет дневниковой зависимости и что она для олухов и неполноценных. А фиг ли вы все тогда здесь делаете, милые, и какого хрена проявляете интерес?

– Я так никогда не говорил, – буркнул Алекс.

– Знаю, что не говорил. Так что иногда мне требуется уйти с дневников, отдохнуть. Я хочу почувствовать себя свободной от всего этого, я люблю периодически ампутировать куски жизни, в которых накопилось слишком много всего и которые надоели. Я люблю придать жизни новую свежесть и звучание, мне необходимо обновление. Хочу почувствовать себя живущей в реальности, заняться реальными делами и решением реальных проблем, а дневники своим «существованием где-то там» мешают мне, заставляют о них помнить.

– Так в чем же дело? – не понял Алекс. – Это разве кому-то мешает?

– Мешает! – продолжала она. – Поэтому я всякий раз в такие моменты пытаюсь с ними покончить, но никогда не хватает сил: они, при всей своей мерзости, мне дают слишком много приятного. Вот тот наркотик, с которого я не могу слезть. Как героинщик или еще кто-нибудь подобный. Наркоманы тоже чувствуют, что наркотик съедает мозг, все больше овладевает жизнью, но ничего не могут поделать: ощущения от него такие приятные, а без него так пусто и настолько мучительно, что жизнь становится невыносимой.

– Да ладно! Не такой уж это страшный наркотик! Иногда даже помогает в жизни, сама знаешь.

– Ну, да, и тем не менее! Сейчас я ушла на время, но очень скоро вернусь, когда соскучусь по вниманию и отклику. Скорее всего, через неделю или две, такая уж у меня судьба.

48. Пол Жданов

Лорен умерла на следующий день. В заключении патологоанатома я прочитал, что там была степень ожога III-Б при девяноста с чем-то процентах поверхности тела. С такими ожогами до сих пор никого не лечат. Иными словами врачи знали заранее, что Лорен обречена, но при этом тянули деньги. За такое судить надо. Нет, возможно, что они делали все, что могли, но разве нельзя было просто колоть обезболивающее? Стив мне потом объяснил, что Лорен мало что чувствовала, потому что болевой порог у нее был искусственно понижен, да и нервные окончания сгорели. Все три дня она была в сознании, до самого конца... она вообще чудом прожила эти дни.

Тело Лорен выглядело просто ужасно, поэтому хоронили в закрытом гробу. Хоронили тайно, поскольку никто из основной конторы ее не знал, да и не должен был знать. Присутствовали только самые близкие – я, врачи, два тренера и кибертронщики, вживлявшие в ее тело свои устройства. Как потом оказалось, они пришли вовсе не для того чтобы проститься, а чтобы после прощания и опускания гроба, пойти куда-то в тайные комнаты крематория и вырезать из тела Лорен все те хитрые штучки, что сами же туда и вставили. Сжигать с электроникой и чужеродными имплантатами запрещал закон.

По многолетней традиции полагались поминки, и даже в таком нестандартном случае, как Лорен, отступать от заведенного порядка никто не хотел.

Наша немногочисленная компания арендовала маленькое кафе, двери заперли, и процесс пошел.

Я уже точно сейчас и не припомню, почему возник тот разговор. Как это всегда бывает в таких случаях, начали с одного, перешли на что-то другое, а потом добрались до третьего. Речь в компании пошла на «модную» тему – про «молодежь», экологических христиан, сатанистов и атеистов. По-моему, именно в такой последовательности, но поскольку все время перескакивали с одного на другое, тут я могу и ошибаться. В конце концов, разговор зашел о традициях и о людях, которые даже не думают руководствоваться умом. Эти люди привыкли говорить и делать то, что сейчас положено, и делать так, как надо, «как принято у всех». Или так, как «делают все». Если раньше все были атеистами – то и эти люди были тогда атеистами. Если сейчас все верующие – то и сейчас эти люди верующие. Причем люди эти сами не знают, во что, в кого и почему они верят. И делают они все так, как принято, как полагается, как надо именно потому, что не надо думать, а надо только знать «как положено». И они знают, как сейчас принято. Кем принято, кому положено и для чего надо – не ясно. А когда начинаешь что-то спрашивать, то получаешь универсальный ответ – «у тебя гордыня». А это грех, а если грех, то значит – молчи в тряпочку и не высовывайся, ибо неприлично.

Вот и давят на нас различные традиции, поверия, поветрия и суеверия. Обычаи, если хотите.

Особенно много всяких глупых традиций, примет и ритуальных действий связано со смертью и похоронами. Оно и понятно – об этом давно написаны горы литературы, и я не стану углубляться в эту тему. Сам-то я считаю, что сознание разрушается в момент гибели мозга, а мифическая душа – некое религиозно-нравственное понятие, без живого организма не существующее. Переселение сознания в электронную оболочку – это пока еще далекая перспектива, дело неясного будущего. В наше время эти мотивы усилено разрабатывает фантастика – киберпанк, и я не стану сейчас затрагивать сию интереснейшую область литературы.

Итак, допустим, что сознание и самоощущение умирает вместе с человеком, и покойнику абсолютно все равно, как его похоронят, поэтому похороны должны быть организованы таким образом, чтобы это было удобно близким умершего. Ваше счастье, если близкие люди – личности устойчивые, здравомыслящие и сильные. А если нет? Если они в горе, их разум пасует, и они не могут четко организовать погребение? А вы, не являясь близким родственником, можете лишь выполнять чужие указания? Вот тут-то и выходят на первое место похоронные агенты и некие боковые родственники, которые всегда знают, как принято, как надо и как положено.

Ну, то, что на похороны уходит много денег, знают все. И здесь положено не скупиться. Стандартный и недорогой похоронный договор в Городе – от двадцати до ста тысяч кредитов. Сверх всяких плат предусмотренных собственно договором, еще положено «отблагодарить» всех тех, кто хоть как-то принимал участие в скорбном ритуале. Хорошо отблагодарить. Кроме того, положено выполнить ряд формальностей, без которых «будет очень нехорошо».

На мой взгляд, вымогать деньги у близких умершего аморально, поскольку месячный доход похоронных работников и так сильно превышает среднестатистическую зарплату государственного служащего. Но это – ладно. В крайнем случае, можно и не благодарить. Ничего страшного уже не произойдет, тут не больница. Однако за это похоронный агент выберет неудобные время и место, служащие морга не дадут проститься с усопшим, шофер катафалка повезет по тряской дороге, а носильщики уронят гроб.

Почему-то гроб положено делать без ручек. Почему? Не знаю. Видимо, чтобы у тех, кто его несет, лица были еще более скорбные и печальные. Вы никогда не носили гроб без ручек? Я носил. И поэтому теперь, когда удается, всегда заказываю к гробу ручки. Так можно делать, хоть и не положено. Если гроб открыт, то положено целовать покойного в лоб. Зачем? Почему? Не знаю. И никто не знает. Но – положено, и так надо. Я лично это всегда игнорировал, поскольку холодный плохо набальзамированный труп, лежащий в гробу, у меня никогда уже не ассоциировался с тем человеком, которого я знал. Или любил. Еще сейчас положено как-то связывать похороны с церковью. Заказывать службу, проводить отпевание и еще устраивать всякие сомнительные обряды со служителями религии. Естественно, что не бесплатно. Положено устраивать поминки. Потом – девять дней и сороковины. Таков обычай. И положено кормить и поить всех тех, кто на эти мероприятия придет. Положено делать какую-то ритуальную пищу, и пить алкоголь. Положено. Так надо.

Когда зашла речь о всяких религиозных конфессиях, кто к какой принадлежит, я сказал, что сам-то атеист, но среди моих друзей есть люди в той или иной степени близкие к сатанизму. Народ сразу как-то поскучнел, и на меня посмотрели как на зачумленного. Со мной перестали разговаривать, а на мое прощание перед уходом никто не ответил.

Я никогда не поступал так, как «положено», как «принято» и как «надо», если это шло вразрез с моими собственными морально-нравственными принципами и установками. А принципы эти основываются только на законах природы, психологии и физиологии. Есть еще заповеди, которые не совпадают с заповедями Христа. Здравый смысл, опять же, должен присутствовать.