Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

Анна Бестужева не вздрогнула. Она медленно, с ленивой грацией повернулась и смерила Варвару холодным, оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на простом больничном бейджике.

– Варвара… Николаевна Соколова, – прочитала она вслух, словно ставила диагноз. – Простите, мы знакомы?

Этот спокойный, высокомерный тон подействовал на Варвару, как бензин на огонь.

– Не твоё собачье дело, знакомы мы или нет! Что ты здесь делаешь? И почему ты к нему липнешь⁈ – рявкнула она.

Анна – лёд. Варвара – пламя.

Столкновение двух стихий прямо в коридоре моего отделения. Неэффективно и шумно.

Нужно немедленно погасить этот огонь, пока он не привлек ненужное внимание санитаров и любопытных пациентов. И лучший способ потушить эмоциональный пожар – это холодный душ профессионального долга.

Анна контролирует себя, с ней можно будет разобраться позже. Варвара же на грани.

Её нужно переключить. Дать её мозгу, охваченному ревностью, чёткую медицинскую задачу, которая вытеснит все остальные мысли.

Я сделал два шага вперёд, вставая между ними и физически разрывая их зрительный контакт. Они обе посмотрели на меня.

– Варвара Николаевна, – обратился я максимально официальным и холодным тоном, который мгновенно сбил её с толку и заставил переключить внимание. – Мне срочно нужна ваша помощь. Пациент Крылов в седьмой палате. Обострение бронхиальной астмы. Состояние критическое.

Варвара моргнула, её мозг с трудом пытался переключиться с режима «разорву соперницу» на режим «я – врач».

– Крылов? Но… вчера он был абсолютно стабилен… – ничего не понимала она.

– Ночью начался бронхоспазм. Дежурный врач ввел эуфиллин – препарат, расширяющий бронхи, но эффект недостаточный. Нужен врачебный контроль. Проведите ингаляцию через небулайзер с беродуалом, дозировка двадцать капель на три миллилитра физраствора.

– Но это же может сделать медсестра…

– Случай нетипичный. У пациента в анамнезе аллергия на множество препаратов. Нужен именно врачебный контроль. К тому же, – я понизил голос, – нам потом нужно обсудить кое-что важное. По поводу той научной статьи о дифференциальной диагностике желтухи. Помните, мы планировали совместную публикацию?

Никакой статьи нет и не было. Но Варваре нужна соломинка надежды, что между нами есть хоть что-то, кроме одной ночи. Пусть это будет профессиональное сотрудничество. Безопасное для всех.

Глаза Варвары загорелись.

– Ах да! Статья! Я как раз дописала раздел про паренхиматозные желтухи. Это те, которые вызваны поражением печени! И сделала отличную таблицу дифференциальной диагностики! – поделилась она, хотя наверняка ничего такого и в помине не было.

– Прекрасно. После обеда всё обсудим. Встретимся в библиотеке, там спокойнее. А сейчас – пациент ждёт.

– Конечно! Я сейчас же! – Варвара бросила последний испепеляющий взгляд на Анну. – И запомните, мадемуазель, Святослав – не игрушка для богатеньких девочек!

– А вы запомните, что зависть – плохой советчик, – парировала Анна.

Варвара фыркнула и удалилась быстрым шагом, громко цокая каблуками по линолеуму.

Временно нейтрализована. Но это ненадолго. Варвара из тех женщин, которые не сдаются. Придётся что-то с ней решать. Надо подумать, что с ней делать. Хотя главное, чтобы они с Бестужевой не пересекались, и всё.

Анна проводила Варвару насмешливым взглядом, потом повернулась ко мне.

– Какой у вас тут строптивый персонал, Святослав, – сказала она. – Прямо дикарки какие-то. Бросаются на людей в коридорах, угрожают. Это нормально для больницы?

– Это всё атмосфера, которую создаёт Рудаков, – пожал я плечами. – Он держит всех в постоянном напряжении, унижает подчинённых. Люди становятся нервными, срываются по пустякам.

– Хм, – Анна задумчиво накрутила на палец прядь волос. – Мне кажется, дело не только в Рудакове. Просто все женщины в этой больнице в тебя влюблены.

– Преувеличиваете, – усмехнулся я.

– Ничуть! – махнула бровью Анна. – У вас есть такое… как бы это сказать… обаяние спасителя. Знаете, женщины обожают мужчин, которые спасают жизни. Это пробуждает какие-то первобытные инстинкты. Сильный самец, защитник племени и всё такое.

Дешевая лесть. Причём настолько грубая, что кому-нибудь другому на моем месте могло стать неловко. Видимо, предложение отца действительно важное, раз она готова так примитивно льстить.

– Анна Сергеевна, давайте ближе к делу. Я бы хотел услышать сформулированное предложение от вашего отца. Так что он хочет?

Она огляделась по сторонам, проверяя, нет ли лишних ушей. Даже заглянула в приоткрытую дверь процедурного кабинета.

– Паранойя? – поинтересовался я.

– Осторожность, – поправила она. – То, что я скажу, не должны услышать посторонние. У отца есть частная клиника на Остоженке. «Золотой крест» называется.

– Знаю такую. Элитное заведение для высшего общества. Палата стоит как квартира в центре Москвы.

– Именно. Проблема в том, что последние полгода клиника работает в убыток. Причём убыток катастрофический.

– Насколько катастрофический?

– Триста тысяч рублей. В месяц.

Я присвистнул. Это были чудовищные деньги.

– И в чём причина? Мало пациентов?

– Как раз наоборот! – Анна всплеснула руками. – Клиника забита под завязку! Очередь на госпитализацию расписана на два месяца вперёд! Цены космические – день в обычной палате стоит пять тысяч, в люксе – пятнадцать тысяч. Операции – от ста тысяч и выше.

– Тогда куда деваются деньги? – нахмурился я.

– Вот в этом-то и загадка! Отец нанимал независимых аудиторов – лучших в Москве. Они перерыли всю бухгалтерию. Результат – всё чисто. Никакого воровства, никаких приписок, никаких левых схем.

Интересно. Если аудиторы ничего не нашли, значит, дело либо в очень хитрой схеме, либо в чём-то нестандартном. Может, магическое вмешательство? Есть заклинания, которые могут «растворять» деньги.

– Что еще предпринимал граф? – спросил я.

– Менял управляющих, – продолжила Анна. – За полгода сменилось три директора. Толку ноль. Менял главбуха – тот же результат. Даже охрану усилил, поставил камеры везде, включая кассу и сейфы. Бесполезно.

– А что с медицинским персоналом? – спросил я. – Может, искусственно создают осложнения, чтобы увеличить расходы на лечение?

– Проверяли и это, – одобрительно кивнула мне Анна. – Нанимали независимых экспертов, анализировали истории болезней. Всё в пределах нормы. Даже лучше, чем в среднем по Москве – смертность ниже, осложнений меньше.

Парадокс. Клиника работает отлично, пациентов полно, цены высокие, воровства нет, но деньги исчезают. Это попахивает чем-то сверхъестественным.

– И граф хочет, чтобы я разобрался?

– Именно! – Анна схватила меня за руку. – Отец считает, что у тебя уникальные способности. После… всех этих историй и слухов…. И граф Ливенталь рассказал, как вы его буквально с того света вытащили!

Слухи растут как снежный ком. Скоро будут говорить, что я воскрешаю мёртвых и хожу по воде. Хотя первое отчасти правда – я же Архилич.

– Допустим, я соглашусь, – медленно произнес я. – Что я получу взамен?

Анна оживилась:

– Отец готов щедро заплатить! Десять процентов от сэкономленных средств!

– То есть если я найду, куда уходят триста тысяч в месяц…

– Получите тридцать тысяч! – закончила она. – Единовременно! Плюс должность консультанта клиники с окладом пять тысяч в месяц!

Неплохо. Очень даже неплохо.

Только если я освобожу эту клинику, то надо будет просить куда больше, чем тридцать тысяч. Но об этом нужно говорить с самим графом. При всём уважении к Анне, она мало что решает в финансовых вопросах.

Но об этом поговорим позже.

– А если я не найду причину? – уточнил я.

– Тогда ничего. Но отец уверен, что ты справишься. Он очень проницательный человек и редко ошибается в людях.

И еще он граф, который может как вознести, так и уничтожить. Отказаться от его предложения – себе дороже.

– Есть условия?

– Полная конфиденциальность. Никто не должен знать, что ты работаешь по поручению отца. Официально ты просто консультируешь сложных пациентов, – ответила Анна.

– Логично. Еще?

– Нужно начать как можно скорее. Каждый месяц промедления – это триста тысяч убытка.

– Понятно. Последний вопрос – почему я? В Москве есть частные детективы, специалисты по экономической безопасности…

Анна подошла ближе, понизила голос:

– Потому что отец думает, что дело не в обычном воровстве. Там происходит что-то… необычное. А ты, судя по всему, специалист именно по необычному.

Старый лис чует магию. И он прав. Обычные методы не дают результата – значит работает что-то сверхъестественное. Да и он сам, скорее всего, уже перепробовал разных… специалистов.

– Хорошо. Я согласен.

– Правда⁈ – Анна просияла и, не удержавшись, обняла меня. – Отец будет в восторге! Ты не представляешь, как он измучился с этой клиникой!

Я деликатно высвободился из объятий:

– Когда начинать?

– Хоть завтра! Нет, лучше послезавтра. Завтра отец организует тебе прикрытие – оформит как консультанта, подготовит документы. Так что позвони вечером, обсудим детали. А может… – она облизнула губы, – обсудим за ужином? У меня дома? Я готовлю потрясающую утку по-пекински.

– Ты готовишь? – скептически спросил я. – В прошлый раз была еда из ресторана.

– Ну… у меня есть свои коронные блюда! – рассмеялась она. – И у меня есть отличное вино. Шато Марго тысяча девятьсот восьмого года. Отец подарил на совершеннолетие, я берегла для особого случая.

Судя по всему, таких вин у неё целое множество.

Она очень старается. Либо я ей действительно нравлюсь, либо у отца есть дополнительные инструкции по моему «приручению». Хотя в первом после нашей ночи можно уже не сомневаться. Анна Бестужева полностью моя.

– В другой раз, Анна. Сейчас слишком много дел. К тому же мне нужно подготовиться. Почитать литературу, полистать газеты.

– Ты слишком серьёзный, – она надула губки. – Но мне это даже нравится. Загадочный доктор, который не ведётся на женские чары. Вызов!

– Я просто сосредоточен на работе.

– Ладно-ладно. Тогда до связи. Я пойду проведаю главврача Сомова. Нужно обсудить поставки лекарств для отцовской клиники.

Она развернулась и пошла по коридору, демонстративно покачивая бёдрами. На каблуках. Со спины выглядело очень эффектно.

Я усмехнулся.

К Сомову она идёт, как же! Сомов просто предлог.

Скорее всего, поедет отцу докладывать о моем согласии.

Вечером я вернулся домой уставший, но довольный. День прошёл более чем продуктивно.

Белозеров явно шёл на поправку – опухоль уменьшилась на треть, температура нормализовалась. Ещё день-два, и можно будет объявить о полном выздоровлении.

Жива от благодарной семьи будет знатная – процентов пятнадцать минимум. Завтра можно будет договариваться с Ильюшиным.

Долгоруков совсем проникся ко мне благодарностью. Обещал по выписке устроить приём в мою честь, представить влиятельным друзьям. Связи в высшем обществе лишними не бывают.

А предложение Бестужевых открывало совсем новые горизонты. Доступ к элитной клинике – это не только деньги, но и пациенты высшего класса. А они, как правило, очень благодарные. В смысле Живы.

Дома меня встретила картина, достойная сюрреалистической выставки.

Костомар стоял у плиты в кухонном фартуке, помешивая что-то в большой кастрюле. Призрак Ростислав парил над его плечом, заглядывая в кастрюлю и давая указания:

– Больше соли! Так, достаточно! Теперь перец! Нет, это слишком много! Ты что, хочешь нас всех отравить?

– Я ем грунт? – вопросительно повернулся Костомар, держа в костяной руке перечницу.

– Да не многовато чеснока. Можно даже ещё сыпануть, – перевёл Ростислав.

– Подожди, – я уставился на призрака. – Ты понимаешь, что он говорит?

– Конечно! – Ростислав выглядел гордым. – За эти дни совместной жизни я составил полный лингвистический анализ его фразы!

– Лингвистический анализ фразы «я ем грунт»?

– Именно! Смотри: когда он говорит «я ем грунт» с повышением интонации на последнем слове – это вопрос. Когда ровно – утверждение. Когда с ударением на «ем» – несогласие. Когда растягивает «грунт» – это означает усталость или скуку. Гениально, правда?

– Ты серьёзно потратил время на изучение интонаций одной фразы?

– А что ещё делать призраку? – Ростислав пожал полупрозрачными плечами. – Материальных развлечений у меня нет. Выпить не могу, поесть не могу, женщин обнять не могу. Остаётся только интеллектуальная деятельность. Вот и занялся лингвистикой. Кстати, планирую написать научную работу на эту тему.

– И где ты её опубликуешь? В журнале «Вестник загробного мира»?

– Очень смешно, – обиделся призрак.

За ужином – а Костомар приготовил превосходный борщ со сметаной и чесночными пампушками – мы не проронили ни слова. Эти двое смотрели, как я уплетаю суп за обе щёки.

После ужина мы играли в карты. Представьте себе картину – некромант, призрак и скелет режутся в подкидного дурака на кухне.

Костомар жутко мухлевал. Прятал карты между рёбрами, подглядывал через дырки в черепе, даже пытался незаметно вытащить карту из колоды костяной ногой под столом.

Мы с Ростиславом делали вид, что не замечаем.

– Я ем грунт! – торжествующе выложил Костомар четырёх тузов.

– Опять выиграл, – вздохнул Ростислав. – Третий раз подряд. Это статистически невозможно.

– Он жульничает, – сказал я.

– Я ем грунт? – невинно залепетал Костомар.

– Он спрашивает, как можно обвинять честного скелета в жульничестве, – перевёл призрак.

– Честного скелета, у которого между рёбрами торчит пиковая дама?

Костомар посмотрел на свою грудную клетку, где действительно застряла карта, и виновато вытащил её.

– Я ем грунт…

– Извиняется, – перевёл Ростислав. – И обещает больше не жульничать. Хотя это он обещает каждый вечер.

Странная у меня семейка. Мёртвый слуга и призрак-интеллектуал. Зато не скучно.

Следующим утром я встал с чёткой целью – пора ставить Рудакова на место. Слишком долго этот мелкий тиран терроризировал отделение.

После вчерашнего визита Анны стало ясно, что даже со стороны видно, что атмосфера в терапии нездоровая.

Я тщательно подготовился к схватке. Надел свой лучший костюм, начистил туфли до зеркального блеска – Костомар старался полчаса, натирая их специальной ваксой.

Если идёшь на войну, выгляди безупречно. Внешний вид – половина победы. Рудаков всегда одет с иголочки, нельзя дать ему преимущество даже в мелочах.

– Ших? – Нюхль высунул костяную мордочку из специального кармана, который я велел Костомару вшить во все пиджаки.

– Да, друг, сегодня важный день. Будем ставить на место тирана.

– Ших-ших! – одобрительно зашелестел костяной хвостик.

Я взглянул на себя в зеркало. Выглядел я как успешный врач из частной клиники, а не как обычный терапевт государственной больницы.

В больницу приехал на пятнадцать минут раньше обычного. Утренняя планёрка начиналась в восемь, но все обычно собирались к пяти минутам девятого.

Коридоры были полупустые. Ночная смена заканчивала обход, передавая дежурство дневным врачам.

Пахло хлоркой, лекарствами и больничной едой – характерный аромат, который въедается в одежду и кожу.

– Святослав Игоревич! – окликнула меня медсестра Евдокия. – Вы сегодня рано. Обычно к девяти приходите.

– Решил посетить планёрку, Евдокия Петровна. Интересно, как там без меня справляются.

Она огляделась, убедилась, что рядом никого нет, и понизила голос:

– Ой, Святослав Игоревич, если бы вы знали, что творится! Рудаков совсем озверел после вашей стычки. Вчера довёл молоденькую медсестру Катю до слез. Сказал, что она бездарность и ей место в морге, а не в терапии. Девочка только после института, второй месяц работает!

– И что она?

– Плакала весь день. Хотела заявление об увольнении писать, еле отговорили. Говорит, лучше в поликлинике за копейки работать, чем терпеть такое унижение.

Перегибает палку. Это даже хорошо. Чем больше он всех достаёт, тем легче будет его свергнуть. Никто не встанет на его защиту.

– А врачи как реагируют? – спросил я.

– Молчат. Боятся. У Рудакова связи, он племянник какого-то начальника в министерстве. Может любого уволить или перевести в районную больницу.

– Племянник, говорите? – я запомнил эту информацию. Скорее всего, просто слух. Но нужно его проверить. Однако Бестужева вряд ли кто-то переплюнет. – Интересно.

– Вы будете на планёрке? – с надеждой спросила Евдокия.

– Обязательно буду.

– Слава богу! Может, хоть при вас он вести себя будет прилично!

Наивная. Рудаков при мне будет вести себя ещё хуже. Захочет показать, кто тут главный. Но это будет его ошибкой.

Ординаторская была полна народу. За длинным столом, накрытым зелёной скатертью, сидели все врачи отделения и старшие медсёстры – человек двенадцать-тринадцать.

Во главе стола восседал Рудаков.

Он специально принёс из своего кабинета кожаное кресло с высокой спинкой, чтобы возвышаться над остальными. На нём был дорогой костюм, золотые часы поблёскивали на запястье. Вид у него был важный, как у римского императора на троне.

Я вошёл спокойно, кивнул собравшимся:

– Доброе утро, коллеги.

– Святослав Игоревич! – первым отреагировал Костик, аж подпрыгнув на стуле.

– Свят! – радостно воскликнула Варвара.

Остальные заулыбались, закивали. Было видно, что мое появление их обрадовало.

Я прошёл вдоль стола и сел на свободный стул с противоположного конца – прямо напротив Рудакова. Это было символично – я бросал ему прямой вызов.

Эффект был мгновенным.

Рудаков напрягся. Его челюсти сжались, глаза сузились. На скулах заиграли желваки. Он явно не ожидал меня увидеть.

– Не ожидал вас здесь увидеть, Пирогов, – процедил он сквозь зубы. – Думал, у вас есть дела поважнее, чем наши скромные планёрки. Вы же теперь знаменитость. Консультант хирургов, спаситель графских дочерей.

– Я прежде всего врач-терапевт этого отделения, – спокойно ответил я. – И планёрка – часть моих обязанностей. К тому же решил заглянуть на огонёк. Узнать, как тут у вас дела без меня. Не развалилось ли отделение?

– Отделение в полном порядке! – рявкнул Рудаков. – Более того, дисциплина только улучшилась без ваших… художеств.

– Художеств? – я поднял бровь. – Вы про спасение жизней? Или про правильную диагностику?

– Я про ваше пренебрежение субординацией! Про самовольные решения! Про игнорирование распоряжений руководства!

– Интересная трактовка. Я думал, главное в медицине – помогать пациентам, а не выполнять бюрократические распоряжения. Но, возможно, я ошибаюсь. Вы же зам главврача, вам виднее.

Рудаков побагровел. Было видно, что он еле сдерживается.

– Ну что ж, – он откашлялся, пытаясь взять себя в руки. – Начинаем нашу планёрку.

– Да, приступайте, – хищно улыбнулся я. – Я послушаю.

Глава 6

Рудаков глубоко вдохнул, явно мысленно считая до десяти, потом начал совещание:

– Итак, начнём с разбора вчерашних косяков. А их было немало! Костик!

Молодой ординатор вздрогнул:

– Да, Фёдор Андреевич?

– Почему история болезни Петрова не была вовремя заполнена? Пациент поступил ещё позавчера, а эпикриз до сих пор не готов!

– Я… я заполнил, просто ещё не успел внести в компьютер…

– Никаких «просто»! – Рудаков стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули стаканы. – Это непрофессионализм! Вы врач или студент-первокурсник? Если не способны вести элементарную документацию, может, вам стоит сменить профессию? Дворником устроиться, например? Там документов не требуется!

Костик покраснел как рак, опустил голову.

Унижение как метод управления. Классика слабых руководителей. Не можешь заслужить уважение – внушай страх. Только вот страх – плохой мотиватор. Рано или поздно он превращается в ненависть.

– Соколова! – Рудаков переключился на следующую жертву.

– Да? – Варвара подняла подбородок, готовая к бою.

– Ваш пациент в десятой палате жаловался на боли. Почему анальгетики были введены с опозданием на час? ЧАС, Соколова! Человек час мучился из-за вашей халатности!

– Потому что я консультировала экстренного больного в приёмном покое! У него был острый коронарный синдром – предынфарктное состояние, нужна была срочная помощь!

– Плевать мне на ваши оправдания! – заорал Рудаков. – У вас есть плановые пациенты! Они – ваш приоритет! Если не можете справляться с несколькими больными одновременно, идите в сельскую амбулаторию! Там один пациент в день, как раз для ваших куцых способностей!

Варвара сжала кулаки под столом. Я видел, как побелели костяшки пальцев.

Она была готова взорваться. Ещё немного, и полетят тарелки. Или скальпели.

– Доктор Мельников! – Рудаков нашёл новую мишень.

Мельников – пожилой врач с сорокалетним стажем – устало поднял голову:

– Слушаю, Фёдор Андреевич.

– Ваш почерк в назначениях – это позор! Медсёстры не могут разобрать, что вы написали! Вчера чуть не ввели вместо преднизолона прозерин. Это могло убить пациента!

– Фёдор Андреевич, мне шестьдесят восемь лет, руки дрожат, артрит…

– Тогда на пенсию! – рявкнул Рудаков. – Нечего занимать место, если не можете выполнять простейшие функции! Молодым дорогу надо давать!

Он только что оскорбил заслуженного врача, который спас тысячи жизней. Мельников работал ещё при царе-горохе, получил орден за работу во время эпидемии холеры. А этот выскочка смеет его унижать?

– Глафира Степановна! – Рудаков добрался до старшей медсестры.

Пожилая женщина вздрогнула:

– Да, Фёдор Андреевич?

– Почему перевязочный материал не был вовремя заказан? Мы вчера делали перевязки старыми бинтами! СТАРЫМИ! Это антисанитария! Нарушение всех протоколов!

– Но я же подавала заявку неделю назад! Вот копия! – она достала бумагу. – Снабжение задержало поставку!

– Значит, плохо контролировали! Нужно было звонить, требовать, ехать на склад! Из-за вашей халатности мы подвергали пациентов риску инфекции! Если не справляетесь – тоже уступите место молодым!

Глафира Степановна всхлипнула. По её щеке покатилась слеза.

Довёл до слёз женщину, которая старше его матери. Это уже за гранью. Хватит.

Во время этого спектакля унижения я чувствовал, как во мне поднимается холодная ярость. Не горячая эмоциональная злость, а ледяное презрение к этому ничтожеству в дорогом костюме.

Мелкий человек получил власть и теперь топчет всех, кто не может дать отпор.

Классический комплекс неполноценности. Наверняка в детстве его били, вот он и отыгрывается на подчинённых.

Рудаков тем временем уже открыл рот, чтобы наброситься на следующую жертву – молоденькую медсестру Катю, которая сжалась в комок на краю стола.

– Так, СТОП! – я произнёс это громко и чётко, вкладывая в голос всю силу некромантского авторитета. – ПРЕКРАТИ!

Эффект был как от взрыва. Мгновенная, звенящая тишина. Все головы повернулись ко мне. Даже муха, которая кружила над столом, замерла в воздухе.

Рудаков застыл с открытым ртом, из которого так и не вылетело очередное оскорбление.

Я встал. Медленно и величественно. Опёрся руками о стол и посмотрел Рудакову прямо в глаза. В моём взгляде был весь холод некромантских глубин, вся власть над жизнью и смертью, которую я познал.

– Фёдор Андреевич, – произнёс я тихо, но так, что услышали все. – Вы сейчас же прекратите этот балаган. Немедленно.

– Как вы смеете… – сдавленно начал он.

– МОЛЧАТЬ! – я повысил голос, и окна задребезжали. – Вы превратили утреннюю планерку в сеанс публичных унижений! Это не управление, это садизм!

– Я заместитель главврача! Я имею право…

– Вы имеете право руководить, а не унижать! Вы имеете право учить, а не оскорблять! Вы имеете право требовать профессионализма, а не топтать человеческое достоинство!

Я обвёл взглядом притихших коллег и продолжил:

– Посмотрите на них! Это врачи и медсёстры с многолетним стажем! Люди, которые спасают жизни! А вы обращаетесь с ними как с рабами!

– Я требую дисциплины!

– Нет, вы требуете подчинения! Это разные вещи! Дисциплина строится на уважении, а вы строите её на страхе!

Рудаков побагровел. Казалось, ещё секунда – и у него случится инсульт.

– Вы… вы зарываетесь, Пирогов. Граф Бестужев узнает! Я ему позвоню!

– Звоните, – я усмехнулся. – Расскажите ему, что не справляетесь с управлением отделения и терроризируете подчинённых. Уверен, ему будет интересно узнать, что из-за вас лучшие врачи хотят уволиться.

– Откуда вы…

– Я много чего знаю, Фёдор Андреевич. Например, знаю, что три медсестры подали заявления об увольнении за последнюю неделю. Знаю, что текучка кадров выросла после вашего назначения. Знаю, что пациенты жалуются на нервозность персонала.

Я сделал паузу для эффекта:

– И знаю, что граф Бестужев очень недоволен атмосферой в отделении. Его дочь вчера была здесь и видела ваши методы. Как думаете, что она расскажет отцу?

При упоминании графа Рудаков побледнел.

– А теперь, – я выпрямился, – у меня есть предложение. Либо вы меняете методы управления и начинаете уважать коллег. Либо я найду способы с вами справиться. Выбор за вами.

В этот момент дверь ординаторской открылась.

На пороге стоял главврач Сомов собственной персоной.

– Что здесь происходит? – спросил он, оглядывая застывшую сцену. – Почему такая тишина? Я из коридора слышал крики.

Вот это да. Появился в самый подходящий момент. Или это не случайность? Может, кто-то его позвал?

Все молчали. Рудаков открывал и закрывал рот как рыба на берегу. Остальные боялись даже пошевелиться.

– Я жду объяснений, – холодно произнёс Сомов.

Сомов стоял в дверном проеме, окидывая взглядом застывшую картину. Его брови были нахмурены, а в глазах читалось недоумение и раздражение.

При виде главврача Рудаков мгновенно сник. Вся его напыщенность испарилась, как утренний туман. Плечи опустились, спина сгорбилась, он стал похож на провинившегося школьника перед директором.

Вот и вся его храбрость. Перед подчинёнными – лев, перед начальством – мышь. Классический офисный тиран.

– Я жду объяснений, – повторил Сомов, входя в ординаторскую. – Из коридора были слышны крики. Что здесь происходит?

Могу сейчас добить Рудакова. Рассказать Сомову про его методы управления, про унижения, про слёзы медсестёр. Но… это будет подло. Бить лежачего не в моём стиле. К тому же живой и напуганный Рудаков может быть полезнее мёртвого.

– Мы обсуждали сложный диагностический случай, – спокойно сказал я, вставая. – Пациент Мирошниченко, цирроз печени с неясной этиологией. Возникли разногласия по поводу тактики лечения. Фёдор Андреевич настаивал на одном подходе, я предлагал другой. Дискуссия получилась эмоциональной.

Сомов перевёл взгляд на меня, и в его глазах мелькнуло удивление:

– Пирогов? Не ожидал вас увидеть на утренней планёрке. Вы же обычно… занимаетесь своими делами.

– Решил вернуться к регулярному участию в жизни отделения, – ответил я. – Всё-таки я – часть коллектива.

– Похвально, – Сомов кивнул. – И как, удалось прийти к консенсусу по пациенту?

– Мы как раз обсуждали финальное решение, – решился ответить Рудаков, наконец обретя голос. – Доктор Пирогов предложил интересную схему лечения. Мы… мы рассматриваем её применение.

Умно. Подыграл, чтобы не выглядеть полным идиотом. Может, он не совсем безнадёжен.

Сомов окинул взглядом притихших врачей и медсестёр:

– Ну раз Пирогов здесь и участвует в процессе, значит, всё в порядке. Можете продолжать. Я в своём кабинете, если что.

Он развернулся и вышел, оставив за собой ошеломлённую тишину.

Дверь за Сомовым закрылась, и все выдохнули. Рудаков выглядел как человек, которого в последнюю секунду вытащили из-под гильотины.

Я сел обратно и сложил руки на столе:

– Фёдор Андреевич, давайте поговорим о том, какой должна быть здоровая атмосфера в коллективе.

– Я… я слушаю, – он сглотнул.

– Первое – уважение. К каждому сотруднику, независимо от возраста, стажа и должности. Медсестра-стажёр заслуживает такого же уважения, как и заведующий отделением.

– Но дисциплина…

– Дисциплина строится не на страхе, а на взаимном уважении и профессионализме. Когда люди понимают важность своей работы и чувствуют себя частью команды, они работают лучше.

Я обвёл взглядом собравшихся:

– Второе – конструктивная критика вместо унижений. Если кто-то ошибся, нужно объяснить, в чём ошибка и как её избежать в будущем. А не кричать про дворников и сельские амбулатории.

Костик и Варвара закивали. Даже старая Глафира Степановна подняла голову и посмотрела на меня с надеждой.

– Третье – командная работа. Мы все здесь для одного – спасать жизни. Это наша главная задача. Всё остальное – бюрократия, отчёты, показатели – вторично.

Высокопарно звучит. Но им нужна надежда. Нужно поверить, что всё может быть иначе.

– И последнее, Фёдор Андреевич, – я посмотрел прямо на Рудакова. – Если атмосфера в отделении не улучшится, если унижения продолжатся, я сделаю всё, чтобы вас здесь не было. У меня есть связи, есть репутация, и главное – есть поддержка коллектива. Выбор за вами.

Рудаков побледнел ещё больше:

– Я… я понял. Буду работать над собой.

– Вот и отлично. Планёрка окончена. Всем хорошего рабочего дня.

Рудаков встал первым, понурив голову, и быстро вышел из ординаторской.

Сломался. Теперь он у меня в кармане. Будет шёлковым, по крайней мере – какое-то время.

Как только дверь за Рудаковым закрылась, ординаторская взорвалась аплодисментами.

– Браво, Святослав! – закричал Костик, хлопая как сумасшедший. – Ты ему показал!

– Свят, ты был великолепен! – Варвара даже вскочила со стула. – Как ты его уделал! «Дисциплина строится на уважении»! Гениально!

– Спасибо вам, милый доктор, – Глафира Степановна утирала слёзы. – Я уже думала увольняться. В мои годы такое терпеть… А вы за нас заступились.

Даже старый доктор Мельников кивнул одобрительно:

– Правильно сказали, коллега. Давно пора было поставить зарвавшегося мальчишку на место.

– Тише, тише! – я поднял руки, призывая к спокойствию. – Не нужно устраивать революцию. Мы все профессионалы и должны вести себя соответственно. Рудаков остаётся заместителем главврача, просто теперь, надеюсь, изменит методы управления.

– Но если не изменит… – начал Костик.

– Если не изменит, тогда примем меры. А пока – работаем как обычно. У всех есть пациенты, давайте не будем о них забывать.

Революция – это хорошо. Но эволюция надежнее. Пусть Рудаков постепенно меняется под давлением. Если резко его убрать, на его место может прийти кто-то ещё хуже.

Все начали расходиться, обсуждая произошедшее. Я слышал обрывки разговоров:

– Вы видели его лицо, когда Пирогов про графа сказал?

– А как Сомов отреагировал! «Раз Пирогов здесь, значит, всё в порядке»!

– Может, Пирогов станет нашим новым завотделением?

Слухи уже пошли. К вечеру вся больница будет знать, что я поставил Рудакова на место. Репутация растёт.

Первым делом я решил проверить Белозерова. Прошло уже тридцать шесть часов с начала лечения пенициллином, должен быть видимый прогресс.

В палате хирургического отделения я застал снова целый консилиум. Ильюшин, профессор Карпов и те двое ассистентов стояли у кровати пациента с ошарашенными лицами.