Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

– Мы месяц ходим вокруг этого Белозерова, как коты вокруг горячей каши! – продолжил профессор Карпов. – Риск минимальный, а потенциальная выгода огромна. Савелий, хватит жевать сопли. Я даю добро. Начинайте терапию.

– Я тоже, – неожиданно подал голос один из ассистентов. – Друзы – это серьёзное доказательство. Нас на кафедре учили, что это уникальный признак.

Ильюшин тяжело вздохнул, проводя рукой по лицу. Он принял решение.

– Ладно. Будь по-вашему, Пирогов. Но я хочу ежечасный мониторинг состояния пациента. И если через сорок восемь часов я не увижу пальпируемого уменьшения инфильтрата – мы немедленно готовим операционную. И вы лично будете ассистировать. Договорились?

– Договорились, – я кивнул. – Готовьте палату интенсивной терапии для введения препарата. И, доктор… готовьтесь удивляться.

Выйдя из лаборатории, я не спешил уходить.

Остановился посреди коридора хирургического отделения, сунув руки в карманы халата. Нужно было осмыслить всю эту ситуацию.

Только что закончился первый акт драмы под названием «Неизлечимый больной».

Консилиум именитых хирургов трясётся от страха. Их страх – это не страх врача перед врачебной ошибкой. Это страх чиновника перед проверкой. Страх бюрократа перед вышестоящим начальством.

Они боятся не того, что пациент останется инвалидом после калечащей операции – удаления половины нижней челюсти и мышц шеи. Они боятся жалоб, проверок из Министерства, потери премий и тёплых мест.

Я вспомнил лицо Ильюшина, когда он говорил про «трибунал» с семьёй пациента.

В его глазах был не профессиональный азарт, а животный ужас перед административной машиной. Для него риск – это не смерть пациента на столе, а строчка в личном деле.

Медицина двадцать первого века, даже в этой гибридной Империи с магией, превратилась в сферу услуг.

В бизнес, где пациент – это клиент, а болезнь – досадное недоразумение, мешающее финансовым потокам.

Клятва Гиппократа? Красивая сказка для первокурсников.

Здесь правят протоколы, страховые компании и страх судебных исков.

Забавно сравнивать их мотивацию с моей. Они боятся потерять премии и тёплые места. Я – собственную жизнь. Моя мотивация, как ни парадоксально, чище.

Выживание. У них же суета, трусость и жадность. Они служат системе. Я же заставляю систему служить мне. Разница фундаментальна.

Впрочем, философия – удел слабых. У меня есть факты.

Актиномикоз – диагноз, в котором я уверен на сто процентов. Лечение предполагает массивные дозы пенициллина – это антибиотик первого выбора для этого возбудителя. Механизм развития болезни ясен, терапия очевидна.

Теперь – расчёт выгоды.

Первое. Через сорок восемь часов уплотнение на шее Белозерова начнёт уменьшаться. Его благодарная семья, спасённая от горя и разорительных трат в Германии, станет источником мощного, концентрированного потока Живы.

Второе. Ильюшин, спасённый от профессионального позора, станет моим вечным должником. Его «золотые руки» теперь в моём полном распоряжении.

Третье. Он без единого вопроса проведёт ювелирную операцию барону Долгорукову, чем обеспечит мне ещё одну порцию Живы и безграничную преданность влиятельного аристократа.

Четвёртое. Сомов и Карпов, спасённые от скандала с Министерством, будут ещё больше убеждены в моей незаменимости. Мой неформальный контроль над «Белым Покровом» станет абсолютным.

План с высоким возвратом инвестиций. Минимальные затраты времени и энергии – максимальный профит в виде Живы, влияния и долговых обязательств. Чистый бизнес.

Как я люблю этот мир.

Я поправил идеально сидящий на мне халат и направился к выходу из хирургического крыла. Пора было вернуться в своё отделение. Представление окончено, пора дожидаться сбора аплодисментов и гонорара.

Терапевтическое отделение встретило меня привычной симфонией звуков и запахов.

Это был упорядоченный хаос, который я постепенно начинал считать своим. В отличие от чужой, напряжённой тишины хирургического крыла, здесь я был на своей территории.

У стойки медсестёр маячила знакомая фигура.

Варвара делала вид, что с глубочайшим интересом изучает историю болезни, но её поза была напряжённой, а взгляд то и дело скользил ко входу в отделение.

Моё некро-зрение подтвердило очевидное: её аура была сфокусированной, хищной, направленной точно на дверной проём. Она охотилась.

Вот же прилипчивая.

При моём появлении Варвара мгновенно оживилась. Карта с громким стуком легла на стойку, она поправила безупречную причёску и направилась ко мне.

Её походка была представлением. Каблуки цокали по линолеуму, отбивая чёткий ритм – сигнал приближения. Юбка-карандаш, чуть короче, чем позволял больничный дресс-код, покачивалась в такт, открывая ровно столько, чтобы привлечь внимание, но не вызвать нареканий.

– Свят! – она подошла вплотную, окутав меня облаком сладковатых духов. Попытка пометить территорию и перебить стерильный запах больницы своим, личным. – Наконец-то! Я тебя весь день ищу. Где ты пропадал?

Я на автомате отметил физиологические маркеры: лёгкое расширение зрачков, чуть учащённое дыхание, едва заметный румянец на скулах.

Признаки симпатической активации нервной системы – реакция «бей или беги», в данном случае – «охоться». Объект находится в состоянии повышенного эмоционального и физиологического возбуждения.

Она ищет носителя власти.

– Привет, Варя. Консультировал в хирургии. Сложный случай, – я сообщил факты. Никаких эмоций.

– О, так ты теперь и хирургов консультируешь? – Варвара игриво улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы. – Растёшь прямо на глазах. Скоро станешь незаменимым во всей больнице. А потом и главврачом, смотри!

Лесть. Самая древняя и самая примитивная форма манипуляции. Она пытается прощупать меня.

Если я соглашусь с её оценкой, то проявлю гордыню. Оптимальный ответ – нейтральная, обесценивающая фраза:

– До главврача мне как до Луны пешком.

– Не скромничай, – она сделала следующий ход, положив руку мне на предплечье. Её пальцы были тёплыми, а большой палец начал медленно поглаживать ткань моего халата. – Все видят, какой ты талантливый. Особенно я.

Переход от вербальной атаки к тактильной.

Попытка пробить мою оборону и установить более интимный контакт. Жест просчитан. Это становится тактической проблемой.

На данном этапе риски превышают потенциальную выгоду. Требуется калибровка её ожиданий.

Я не отдёрнул руку. Это было бы признаком дискомфорта.

Вместо этого я мягко накрыл её кисть своей, останавливая поглаживания, и снял её руку со своего предплечья. Жест был спокойным, неагрессивным, как будто я просто завершал рукопожатие.

– Варя, я ценю твою проницательность. Но сейчас действительно нет времени. Пациент ждёт назначения. Говори, что хотела, – поторопил я.

Её нужно держать на коротком поводке. Пока что.

– Слушай, Свят, – Варвара прижалась ближе, нарушая все нормы личного пространства, и я почувствовал тепло её тела сквозь ткань халата. Её голос стал ниже, с бархатными нотками. – Давай поужинаем сегодня? Знаю отличный ресторанчик на Арбате. «Синяя устрица». Там подают потрясающие устрицы с ледяным шампанским. Афродизиаки, между прочим.

Тонко. Устрицы как афродизиак.

Следующим шагом будет предложение посмотреть её коллекцию редких медицинских атласов девятнадцатого века. Например. Ведь любой повод сгодится. Даже если атласов у неё в помине нет.

Женская стратегия соблазнения не меняется столетиями.

Прямолинейно, как удар молоточком по коленному сухожилию для проверки рефлекса.

Я мог бы согласиться. Это был бы самый простой путь. Но он ведёт в тактическую ловушку. Согласие сегодня означает обязательства завтра. А обязательства – это уязвимость. Это мне совершенно не нужно.

– Варя, сегодня не могу, – я использовал реальный медицинский предлог, который звучал убедительно и не оскорбительно. – У меня пациент в критическом состоянии, нужно контролировать постепенное изменение дозы препарата каждые четыре часа. От этого зависит его жизнь.

Она надула губки. Жест, который, вероятно, сотни раз отрабатывала перед зеркалом. Театральная демонстрация обиды, рассчитанная на то, чтобы вызвать у мужчины чувство вины.

– Вечно ты занят! Работа, работа, работа. Тебе вообще женщины нужны?

Она переходит от соблазнения к прямому давлению. Классический манёвр. Если не работает приманка, в ход идёт упрёк.

– Нужны. Но сегодня приоритет – спасение жизни, – спокойно ответил я.

– А как же спасение личной жизни? – она провела ногтем по лацкану моего халата, от воротника вниз. – Может, хотя бы кофе в ординаторской? Пятнадцать минут. Я сварю тебе отличный кофе из свежемолотых зёрен. И может быть… – её голос упал до шёпота, – добавлю немного сливок.

Метафора столь же изящна, как ампутационная пила. Она повышает ставки, предлагая быстрый и лёгкий «десерт». Но я не могу позволить ей думать, что она может диктовать условия.

– Варя, давай в другой раз, – я мягко, но настойчиво убрал её руку. – Я обещаю: как только разберусь с текущими делами – обязательно выпьем кофе. На моих условиях.

Она отступила на шаг. Её лицо изменилось. Игривость исчезла, сменившись холодной яростью. Она скрестила руки на груди, её поза стала закрытой и агрессивной.

– Знаешь что? Я не буду тебя вечно ждать. У меня есть гордость, – выпалила она.

– Понимаю, – ответил я спокойно и нейтрально.

– Нет, не понимаешь! – вспыхнула она. – Думаешь, я буду бегать за тобой, как все эти дурочки из приёмного? Если будешь долго тянуть, я на тебя наброшусь прямо здесь! При всех! И плевать мне на последствия! Утащу в каморку, как в прошлый раз!

Я не мог сдержать усмешки. Угроза была настолько абсурдной и театральной, что вызвала не страх, а веселье.

– Это будет интересное шоу. Сомов точно оценит. Возможно, даже премию выпишет за повышение морального духа в коллективе.

– Смейся, смейся, – она прищурилась, её глаза сверкнули. – Но я не шучу. У тебя неделя. Семь дней. Потом я перехожу в наступление. И поверь, моя тактика тебе не понравится.

Она резко развернулась и ушла, её походка теперь была не соблазняющей, а вызывающей. Цокот её каблуков по линолеуму звучал как объявление войны.

Я смотрел ей вслед.

Переход от стратегии соблазнения к стратегии шантажа за тридцать секунд. Впечатляющая эмоциональная неустойчивость. Варя может стать проблемой.

Отвергнутая женщина с доступом к медицинским картам, сильнодействующим препаратам и интригам – это бомба замедленного действия.

С другой стороны… её напор и целеустремлённость можно направить в нужное русло. Она хороший врач, она умна и наблюдательна. Её лояльность, если её правильно настроить, может быть полезна.

Она хочет быть рядом с сильным. Это естественный инстинкт для женщины. Главное – не позволить ей перепутать деловое партнёрство с романтическими иллюзиями.

Дистанция. Контроль. И чётко обозначенные границы.

Неделя. Что ж, посмотрим, кто кого переиграет в этой партии.

Я медленно прошёлся по коридору терапевтического отделения, заглядывая в палаты.

Рутина. Скучная, предсказуемая медицина. С одной стороны, это хорошо – система работает. С другой – для Архилича, проклятого питаться благодарностью спасённых с порога смерти, это голодный паёк.

Я сосредоточился, обратив внутренний взор на Сосуд. Индикатор замер на отметке в сорок процентов. Стабильно, но мало. Нет ресурса для роста. Взрывного роста!

Чтобы трансформировать энергию проклятья в нечто большее, мне нужен избыток. Переполнение. Критическая масса Живы, которую можно будет перековать в оружие. Больше ста процентов.

Теперь – расчёт. Белозеров.

Редчайший диагноз, спасение от калечащей операции. Его благодарность будет чистой и мощной. Процентов пятнадцать, может, даже двадцать.

Долгоруков. Избавление от хронической боли, которую он считал своей вечной спутницей. Это не спасение жизни, но благодарность аристократа ценится высоко. Ещё десять.

Итого – максимум тридцать. Это поднимет уровень до семидесяти процентов. Недостаточно. Мне нужно ещё как минимум три «золотых» случая. Тяжёлых, запущенных, от которых отказались другие.

Я нашёл уединённое место и тихо позвал:

– Нюхль.

Маленькая ящерица тут же высунула голову из нагрудного кармана моего халата.

– Ших?

– Новая миссия. Полный обход клиники. Мне нужны высокодоходные цели.

Нюхль наклонил голову, его зелёные глаза-бусинки внимательно смотрели на меня.

– Ших?

– Критерии отбора, – уточнил я. – Состояния, близкие к смерти, диагностические тупики, пациенты, от которых отказались другие врачи. Ты ищешь отчаяние. Запах скорой смерти и бессилия врачей. Это самые плодородные поля. Приоритет – ВИП-крыло и реанимация. Действуй.

– Ших-ших!

Нюхль выпрыгнул из кармана на пол и исчез, просочившись в вентиляционную решётку. Бесшумно и эффективно.

Мой маленький разведчик. Он может проникнуть туда, куда мне вход заказан. Услышать то, что говорят за закрытыми дверями. Это и есть настоящее преимущество.

Не успел я дойти до ординаторской, как в коридоре почти бесшумно возник Ильюшин. Он целенаправленно искал меня.

– Доктор Пирогов! Можно вас на пару минут? – попросил он.

– Конечно, Савелий Тимурович. Что-то случилось?

Ильюшин огляделся, убедился, что коридор пуст, и понизил голос.

– Я хотел принести извинения. За моё поведение в лаборатории. За этот… Фарс… Я вёл себя… непрофессионально. Не должен был сомневаться в вашей компетенции, требовать доказательств в такой форме. Я был на грани, Пирогов.

Капитуляция. Гордый хирург, чьим божеством является скальпель, пришёл каяться к терапевту. Да, он мне предлагает вассальную присягу.

Признаёт мою власть в сфере, где он считал себя единственным экспертом. Похоже, у меня появился новый актив.

Я не стал злорадствовать. Великодушие победителя – лучший инструмент для закрепления лояльности.

– Савелий Тимурович, всё в порядке. Вы действуете в условиях жёстких временных рамок и колоссального давления. Любой на вашем месте испытывал бы стресс.

– Именно! – он с облегчением выдохнул. – На меня со всех сторон давят. С самого утра Карпов устроил мне разнос в ординаторской. При всех! Орал, что я «фельдшер с дипломом», что я опозорил великую хирургическую школу, которую он строил тридцать лет. Угрожал снять с должности.

Карпов – динозавр. Его методы управления – это унижение и страх. Такие, как он – самые опасные противники, потому что их действия не всегда разумны. Но и самые предсказуемые.

– А потом меня вызвал Сомов, – продолжал Ильюшин. – Начал говорить про репутационные риски, про то, что Белозеров – не просто пациент, а «стратегический партнёр», и его гильдия финансирует закупку нового ангиографа, аппарата для исследования сосудов. Намекнул, что если мы упустим купца, то о новом оборудовании можно забыть. А виноватым, конечно, сделают меня.

Вот и вся подноготная. Деньги. Репутация. Власть. Болезнь Белозерова – лишь катализатор.

Карпов боится потерять авторитет. А администрация клиники – финансирование. Ильюшин же боится за карьеру. И все они смотрят на меня как на единственное решение. Забавно.

Я стал центром этой системы. Точкой опоры, которая может либо удержать их мир от крушения, либо обрушить его окончательно.

– Не переживайте, – мой голос был спокоен. – Через сорок восемь часов уплотнение станет мягче. Через неделю Белозеров будет сидеть в своей купеческой конторе и пересчитывать барыши, а вы станете героем, который его спас.

– Надеюсь, вы правы. Кстати! – Ильюшин оживился. – Ваш барон! Я всё устроил. Могу взять его в операционную хоть завтра утром. Лучшая анестезиологическая бригада, новейший эндоскопический прибор для суставов. Сделаем всё по высшему разряду.

Он хочет немедленно оказать ответную услугу, чтобы закрыть свой долг и восстановить паритет. Превратить обязательство в простой бартер. Не выйдет.

Долг должен настояться, как хорошее вино.

Кроме того, будет лучше, если Долгоруков полежит какое-то время под моим присмотром и подумает над своим поведением и всем прочем.

– Нет, – я покачал головой. – Мы придерживаемся нашего уговора. Сначала – подтверждённый результат у Белозерова. Я хочу видеть положительную динамику в анализах и объективное уменьшение уплотнения. Только после этого мы займёмся бароном. Принцип прежде всего, Савелий Тимурович.

Он смотрел на меня с новым уважением. Он ожидал торга, а получил принципиальную позицию. Для человека его склада это признак силы.

Ильюшин протянул руку.

– Вы человек слова, Пирогов. Это редкость в наше время. Я не сомневался в вас, – он сказал это с уважением.

Я пожал его мягкую, чуть влажную ладонь. Рука хирурга, привыкшая к стерильным перчаткам, но сейчас выдавшая его стресс. Моя хватка была сухой и твёрдой.

– Взаимно, Савелий Тимурович. Уверен, наше сотрудничество будет плодотворным.

Сотрудничество – хорошее слово. Он видит партнёра. Я же вижу ценный, хоть и эмоционально нестабильный актив.

Лучший хирург клиники теперь в моей сети. Его скальпель будет служить моим целям. Это дорогого стоит.

Вернувшись в своё логово, я обнаружил, что ординаторская почти пуста. Здесь пахло привычно – крепким кофе и старыми книгами.

Лишь за одним столом, заваленным медицинскими журналами, сидел Костик, молодой ординатор с вечно встревоженным лицом.

Он что-то сосредоточенно выписывал из «Вестника терапии» в тетрадь.

– О, Святослав! – он поднял голову, и на его лице отразилось облегчение, как у студента, к которому на помощь пришёл профессор. – Заходи. А я тут пытаюсь разобраться в дифференциальной диагностике желтухи. Синдром Жильбера, Криглера-Найяра, Дабина-Джонсона… Голова кругом идёт.

Он учится. Хорошо. Невежественный подчинённый – это обуза.

– Всё просто, Константин, – сказал я, проходя к своему столу. – Разделяй все желтухи на три группы: надпечёночные, связанные с массивным распадом эритроцитов; печёночные, связанные с поражением клеток печени; и подпечёночные, связанные с холестазом, то есть застоем желчи. Определи тип гипербилирубинемии – повышения уровня желчного пигмента билирубина в крови – прямой он или непрямой. И девяносто процентов диагнозов станут очевидны. Остальные десять процентов – это то, за что нам платят.

– Спасибо, Святослав! – он воодушевлённо заскрипел карандашом. – Так гораздо понятнее.

– Кстати, о том, что нам мешает работать, – я сел в кресло. – Где наш исполняющий обязанности заведующего, Фёдор Андреевич?

Костик скривился, как будто съел лимон.

– Рудаков? Ходит где-то, сеет панику и уныние. После того случая с Выборговым он стал невыносим. Как раненый медведь. Придирается к каждой запятой в истории болезни, устраивает медсёстрам выволочки за криво повешенный халат, а на пятиминутках задаёт интернам вопросы по очень редким заболеваниям, чтобы публично насладиться их унижением.

Да у него нарциссическая травма. Неспособный переварить удар по своему эго, он вымещает свою некомпетентность на подчинённых. Предсказуемо. И слабо.

Надо будет завтра прийти на летучку и поставить его на место, чтобы не трогал мой персонал своими липкими руками.

– Он никому не нравится, – заметил я. – Но пока что остаётся на своей должности.

– Эх, – Костик мечтательно вздохнул, отложив журнал. – Вот бы ты стал нашим заведующим, Святослав. Вместо Рудакова. Ты единственный, кто не пытается нас унизить, а наоборот, учит.

Его желание – это ценный индикатор. Настроения в коллективе на моей стороне. Это можно и нужно использовать. Пора переходить от роли «серого кардинала» к планированию захвата официальной власти.

Активы: Ливентали, Бестужевы, скоро и Долгоруковы. Контроль над лучшим хирургом клиники. Полностью лояльная служба безопасности. Сомов – слабая, управляемая фигура на посту главврача. Угрозы: «Орден Очищения» и некомпетентность Рудакова.

Вывод: позиция заведующего отделением или заместителя главврача – это необходимый тактический инструмент.

– Всё может быть, Константин, – сказал я, глядя ему в глаза. – И ждать осталось недолго.

– Правда⁈ – Костик аж подпрыгнул на стуле. – Святослав, это же… это было бы спасением! Наконец-то можно будет нормально работать, а не ждать каждый день подвоха!

– Не забегай вперёд, – я остудил его пыл. – Пока это только планы. И об этих планах лучше никому не говорить.

Я сделал его соучастником заговора, скрепив его лояльность общей тайной.

– Конечно-конечно! – он понизил голос почти до шёпота. – Я – могила!

В тот момент дверь ординаторской бесшумно открылась.

В дверном проёме стояла Анна Бестужева.

Она явно готовилась к этому визиту. Маленькое чёрное платье от известного имперского кутюрье, которое стоило больше годовой зарплаты Костика, облегало её фигуру с хирургической точностью.

Декольте было ровно настолько глубоким, чтобы будоражить воображение, но не переходить грань приличий. Тонкие туфли на шпильке добавляли роста и заставляли её двигаться с ленивой грацией хищницы.

Костик выронил журнал.

Он упал на пол с глухим шлепком, но ординатор этого даже не заметил. Его челюсть отвисла.

Эффектное появление. Рассчитано до миллиметра. Вопрос в том, какова цель этой военной операции?

– Святослав Игоревич, – она улыбнулась, и эта улыбка была направлена только мне, полностью игнорируя ошарашенного Костика. – Можно вас на минутку? У меня есть важный разговор.

Её голос был бархатным, с лёгкой хрипотцой. От неё пахло дорогими французскими духами – что-то с нотами жасмина и мускуса.

– Конечно, Анна Сергеевна. Костик, я выйду на пару минут, – предупредил я.

– А… ага… – пробормотал Костик, всё ещё пялясь на Анну. Парень явно никогда не видел таких женщин вблизи. Для него она была как пришелец с другой планеты – планеты роскоши и соблазна.

В коридоре Анна повела себя иначе.

Уверенность хищницы исчезла, уступив место лёгкой неловкости. Она поправила идеальную укладку, провела языком по губам.

Эти невербальные сигналы призваны снизить мою бдительность и создать иллюзию её уязвимости.

– Как работа, Святослав? – начала она издалека. – Снова творите чудеса?

– Обычная дифференциальная диагностика, Анна. Никаких чудес.

– Не скромничайте. Мой отец говорит, что ты не просто врач. Ты – решатель проблем. И у него как раз появилась проблема, которую, по его мнению, можешь решить только ты.

А вот и истинная причина визита.

– Анна, я ценю твое и своё время. Давай без долгих прелюдий. Что хочет граф Бестужев?

Она немного помялась, накручивая на палец идеальный локон.

– У него есть… деликатное предложение. Оно касается будущего клиники. Но обсуждать такое лучше не здесь, – она посмотрела мне в глаза.

– Только обсудить? – я приподнял бровь, принимая её игру.

– Ну… – она снова облизнула губы, – можем не только обсудить. Можем и отметить будущее сотрудничество. У меня дома есть винтажный Дон Периньон 1908 года. Говорят, он творит чудеса.

Переходит в наступление. Предложение отца должно быть действительно серьёзным.

А она не просто соблазняет, еще и предлагает сделку, где её тело – это аванс, гарантия серьёзности намерений. Вопрос в том – это её личная инициатива, или она действует по прямому приказу графа?

– Насколько интимной может быть эта обстановка? – я усилил провокацию.

– Настолько, насколько ты пожелаешь, – она произнесла это, глядя мне прямо в глаза, её зрачки были расширены.

– А вы кто такая вообще, дамочка⁈ – за нашими спинами раздался пронзительный, полный ярости крик.

Мы синхронно обернулись. В пяти метрах от нас стояла Варвара. Она выглядела как разъярённая фурия.

Лицо багровое от прилива крови, ноздри раздуты, руки сжаты в кулаки так, что побелели костяшки.

Классическая картина состояния аффекта. Ревность возымела верх над разумом.

Чёрт. Незапланированное осложнение.