Текст книги "Перековка судьбы (СИ)"

Автор книги: Александр Колючий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Работа над металлическими частями эфеса была завершена. На моём верстаке, словно детали разобранного, но готового к сборке сложнейшего механизма, лежали три элемента: идеальный, переливающийся цветами отпуска клинок, строгая, функциональная гарда и тяжёлое, идеально сбалансированное навершие. Теория и расчёты были безупречны. Теперь предстояло облечь их в плоть. Следующий этап – создание «сердца» эфеса, деревянной рукояти.

Я подошёл к своим скромным запасам древесины, которые мы с Тихоном перетащили из старого сарая. Мне нужна была не просто прочная доска. Мне нужен был правильный материал.

Я активировал свой Дар, но на этот раз с фильтром «энергетическая проводимость». Я смотрел на разные куски дерева, и мой внутренний интерфейс выдавал мне информацию. Вот дуб – его «аура» была плотной, тёмно-зелёной, почти непроницаемой. Вот берёза – её свечение было лёгким, серебристым, но нестабильным, пульсирующим.

«Мне нужен не проводник, который будет искажать или усиливать мой собственный энергетический сигнал, – размышлял я. – И не полный изолятор. Мне нужен стабильный, нейтральный материал. Прочный, с плотными, прямыми волокнами, который не будет резонировать и гасить вибрации, а будет чётко и без искажений передавать их в руку».

Мой взгляд остановился на старой, хорошо просушенной ясеневой доске. Её свечение было ровным, спокойным, едва заметным. Идеально.

[Материал: Ясень скальный. Структура волокон: прямослойная. Энергетическая сигнатура: нейтральная, стабильная].

Началась кропотливая работа ножом и моим новым, самодельным рашпилем. Я вырезал две тонкие плашки, которые должны были облегать хвостовик клинка с двух сторон. Я не делал их простым цилиндром, как это было принято на местном оружии. Это была бы грубая, неэффективная работа. Я создавал эргономичный интерфейс.

Час за часом я снимал тончайшие слои древесины. Я постоянно прикладывал заготовки к своей ладони, чувствуя каждый изгиб. Рукоять в сечении была не круглой, а овальной, чтобы чётко лежать в руке и не проворачиваться. Я сделал лёгкое утолщение в центре, «бочонок», для надёжного хвата, и плавные сужения у гарды и навершия.

«Рукоять – это часть руки, – думал я, сдувая древесную пыль. – Она не должна мешать. Не должна натирать. Рука не должна думать о ней во время боя, она должна быть единым целым с оружием. Каждый изгиб, каждый миллиметр должен быть на своём месте, подчиняясь законам эргономики».

Голые деревянные плашки были готовы. Но они будут скользить в потной или, не дай бог, окровавленной руке. Рукояти нужна была своя, кожаная броня.

Я достал наш самый ценный органический ресурс – свёрток толстой воловьей кожи, отрезал от него длинную, идеально ровную полосу шириной в два пальца. Затем надолго замочил её в ведре с водой, пока кожа не стала максимально мягкой и пластичной.

Временно собрал деревянные плашки на хвостовике, закрепив их верёвкой. А затем начал процесс обмотки. Это была старинная технология, о которой я читал в прошлой жизни. Наматывал мокрую кожаную ленту туго, виток за витком, с большим натяжением. Я укладывал витки под небольшим углом, формируя красивый, спиральный узор, который одновременно должен был служить рёбрами для лучшего сцепления с ладонью.

Тихон, наблюдавший за процессом, с недоумением смотрел на эту мокрую, неэстетичную конструкцию.

– Господин, она же раскиснет и расползётся, – с сомнением проговорил он.

– Когда кожа высохнет, Тихон, она сильно сожмётся, – объяснил я, не отрываясь от работы. – Она стянет деревянные плашки так, как не стянет ни один клей. И она примет точную форму рукояти, каждую её выемку. Получится плотный, прочный и совершенно не скользящий хват. Даже если рука будет в крови.

Я закончил обмотку и закрепил конец ленты, оставив рукоять сохнуть.

Прошёл день. Кожа на рукояти высохла, превратившись в твёрдый, монолитный, идеально облегающий деревянную основу футляр. Она была тёмной, почти чёрной, и приятной на ощупь.

Теперь у меня были все готовые компоненты. Наступал самый ответственный момент – финальная, неразборная сборка. Точка невозврата.

Этот процесс был похож на хирургическую операцию. Я работал медленно и предельно сосредоточенно.

Сначала я аккуратно, чтобы не поцарапать отполированный клинок, насадил на хвостовик гарду. Она двигалась туго, с лёгким трением. Я лёгкими ударами молотка посадил её на плечики клинка. Она села с глухим, плотным щелчком. Идеально. Ни малейшего зазора.

Затем я установил на место две половинки рукояти. Они сошлись на хвостовике так плотно, что шов между ними был почти незаметен.

И, наконец, я надел сверху тяжёлое навершие. Оно плотно прижало рукоять к гарде.

Теперь – финальный акт. Расклёпка. То, что превратит эти отдельные детали в единое, нерушимое целое.

Я зажал клинок в тисках, обмотав его толстой кожей, чтобы не повредить. Короткий конец хвостовика торчал из навершия. Я развёл в небольшом глиняном горшочке угли и с помощью маленьких ручных мехов разогрел этот кончик до ярко-красного, вишнёвого цвета.

Затем я взял свой самый лёгкий молоток. И начал наносить частые, точные, аккуратные удары по раскалённому металлу. Я не просто плющил его. Я формировал красивую, аккуратную, полукруглую заклёпку. С каждым ударом металл послушно расходился в стороны, намертво стягивая всю конструкцию эфеса в единый монолит.

Мой Дар в этот момент работал на пределе. Я видел, как металл расклёпывается, как его структура уплотняется, заполняя все пустоты, создавая идеальное, прочнейшее соединение без внутренних напряжений.

Когда металл остыл, я знал – работа завершена.

Я вынул меч из тисков.

Он был готов. Он был един. Он был совершенен.

Медленно провёл по нему рукой. Ощутил строгую, функциональную прохладу матовой стали гарды и навершия. Почувствовал тёплую, упругую шероховатость кожаной рукояти, которая, казалось, была отлита точно по моей ладони. И, наконец, мой взгляд остановился на клинке. Длинном, узком, сияющем глубоким, тёмным зеркальным блеском. Это было оружие инженера, а не игрушка аристократа. В нём не было ни грамма лишнего. Только чистая, смертоносная функция.

Я взял его в руку.

И замер.

Вся тяжесть, которую я чувствовал, держа в руках один только клинок, исчезла. Она была полностью скомпенсирована идеальным балансом. Меч в руке казался почти невесомым, лёгким, как пёрышко, но при этом я чувствовал его скрытую, чудовищную инерцию, его мощь.

Я сделал несколько медленных, пробных взмахов. Меч слушался меня безупречно. Он двигался не как кусок металла. Он двигался как живое существо. Как продолжение моей руки, моей мысли, моей нервной системы. Я описывал в воздухе сложные фигуры, и лезвие следовало за каждым моим импульсом мгновенно, без малейшей задержки. Я чувствовал это невероятное, пьянящее чувство единства, когда грань между рукой и сталью стирается.

Я стоял посреди своей кузницы. В моей руке было моё творение. Кульминация всего моего труда, знаний и отчаяния. Сделал один быстрый, резкий выпад в пустоту. Воздух свистнул. Тихон, наблюдавший из угла, невольно отшатнулся.

«Система собрана, – пронеслась в моей голове триумфальная мысль. – Все компоненты интегрированы. Баланс откалиброван. Интерфейс „пользователь-оружие“ работает в штатном режиме. Прототип готов к полевым испытаниям».

Меч был готов. Теперь осталось проверить его в деле.

Рассвет следующего дня был тихим. Впервые за много недель из кузницы не доносился ни рёв горна, ни звон молота. Воздух был прохладным и чистым. На большом верстаке, на ложе из чистой, старой мешковины, лежало оно. Моё творение. Вся титаническая работа последних недель, всё моё отчаяние, все мои знания и вся моя надежда воплотились в этом единственном предмете.

Я вошёл в кузницу, как в храм. Подошёл к верстаку и просто смотрел. Он был идеален. Не просто хорош. Идеален. Я взял его в руки.

Мой мозг инженера восхищался результатом. Идеально подогнанная гарда садилась на плечики клинка без малейшего, даже микронного, люфта. Эргономичная рукоять, обтянутая сжавшейся после сушки кожей, идеально ложилась в мою ладонь, словно её отливали по моей руке. Точно рассчитанный вес навершия создавал безупречный, немыслимый баланс. Это было не просто оружие. Это был идеально собранный и откалиброванный механизм.

Затем я активировал Дар.

[Режим анализа: Полный спектр]

Мир преобразился. Я увидел душу своего творения. Увидел стабильную, упорядоченную кристаллическую решётку закалённой и отпущенной стали. Увидел, как ярко и спокойно сияют активные «магические каналы», ровной и непрерывной сетью проходя по всей длине клинка. Меч тихо «гудел» в моём особом зрении, как хорошо отлаженный, мощный прибор на холостых оборотах. Никаких красных линий напряжений. Никаких грязных пятен примесей. Чистота. Порядок. Совершенство.

В моей памяти всплыли обрывки воспоминаний настоящего Всеволода. Мечи других боярских сынков, которые он видел на тренировках и турнирах. Богато украшенные эфесы, покрытые золотой гравировкой. Руны, которые лениво светились на клинках дешёвыми побрякушками. Я сравнил ту показную, внешнюю «магию» со своим творением.

«Их оружие, – с холодной усмешкой подумал я, – это дешёвая поделка, обвешанная светящимися гирляндами, чтобы пускать пыль в глаза. Под всей этой мишурой – обычная, посредственная сталь. Мой же меч – это высокопроизводительный двигатель, заключённый в простой, функциональный корпус. Вся его сила – внутри. Разница между позолоченным кирпичом и гоночным болидом».

В кузницу тихо вошёл Тихон. Он замер на пороге, увидев готовый меч в моих руках, сияющий в лучах утреннего солнца. Его реакция была предсказуемой. Благоговение. Для него это была не просто сталь. Это была святыня. Артефакт, рождённый на его глазах из огня, пота и непонятной ему науки.

Он подошёл ближе, боясь дышать.

– Он… он готов, господин? – прошептал старик.

Я кивнул.

– Готов.

Тихон смотрел на меч, и в его глазах стояли слёзы.

– Как… как вы назовёте его? – спросил он голосом, полным трепета. – У каждого великого меча должно быть имя. «Волчий Клык»? Или, может, «Отмщение»?

Я на мгновение задумался. Имена звучали красиво. Героически. Пафосно. И абсолютно чужеродно.

«Назвать его – значит солгать, – подумал я. – Значит, принять их правила игры, их мифологию, их веру в говорящие мечи и предначертанную судьбу. А это не так. Это не „Экскалибур“. Это „Прототип 1.0. Кодовое название: Выживание“. Это инструмент. Решение сложного инженерного уравнения. Его предназначение – функция, а не легенда. У молотка нет имени. У скальпеля нет имени. Они просто делают свою работу».

Я посмотрел на Тихона. На его лице была написана вся история этого мира с его сагами и преданиями. Я не хотел его разочаровывать, но и лгать не мог.

– У него нет имени, Тихон, – спокойно сказал я. – Его имя – его цель. Пусть Яромир даёт своему мечу громкие прозвища. Я своим буду просто пользоваться.

Этот ответ окончательно закрепил в глазах Тихона образ его господина как человека совершенно иного, непонятного, но, без сомнения, великого склада ума. Он молча поклонился.

Я вышел на свою тренировочную площадку. Пришло время для калибровки. Не оружия. Себя. Я должен был выучить язык своего творения.

Я начал с медленных, плавных движений. Вращения кистью. «Восьмёрки». Я чувствовал, как меч движется по инерции, как его идеальный баланс позволяет менять направление атаки почти без усилий. Я не заставлял его двигаться. Я позволял ему вести мою руку, лишь направляя его волю.

Затем перешёл к тестам на рез. Мне нужно было понять, как клинок ведёт себя при контакте.

Я попросил Тихона подбросить в воздух сухой кленовый лист. Лист закружился, медленно опускаясь. Я не стал рубить. Я сделал лёгкое, короткое движение навстречу. Клинок с тихим шёпотом «шшшихх» прошёл сквозь лист. Две идеально ровные половинки продолжили свой танец в воздухе, словно ничего не произошло.

– Ещё, – сказал я.

Тихон, разинув рот, подбросил ещё один. Тот же результат.

Затем мы перешли к более серьёзной цели. Я попросил старика натянуть между двумя столбами толстую пеньковую верёвку, которую мы использовали для подъёма тяжестей.

– Держи крепче.

Я нанёс один короткий, хлесткий удар. Не силовой, а быстрый. Верёвка беззвучно распалась на две части. Концы были не размочалены, а срезаны так гладко, будто их обработали на станке.

Я описывал свои чувства. Отсутствие вибрации в рукояти при ударе. Ощущение, что лезвие «прилипает» к цели и само продолжает движение. Я активировал Дар и нанёс ещё один удар по другой верёвке. Я увидел, как моя энергия из руки перетекает в рукоять, проходит по клинку через сеть голубых каналов, концентрируется на режущей кромке и без потерь передаётся на цель, разрывая её волокна на молекулярном уровне. Я чувствовал себя не воином. Я чувствовал себя хирургом с совершенным, неземным скальпелем.

После часа таких лёгких, калибровочных упражнений я остановился. Дыхание сбилось. Рука, державшая меч, дрожала от непривычной, пусть и небольшой, нагрузки. И на меня снизошло финальное, отрезвляющее понимание.

«Инструмент – идеален, – пронеслась в голове холодная, как сталь, мысль. – Шедевр физики, металлургии и какой-то непонятной мне магии. Вне всяких сомнений. Но оператор… оператор – всё ещё бета-версия с кучей багов. У меня в руках болид Формулы-1, а у меня самого водительские навыки на уровне выпускника автошколы, который сдал на права с пятого раза».

Я посмотрел на свой календарь на стене кузницы. Оставшиеся там риски казались насмешкой.

Меч был готов к поединку. Я – нет.

Арка создания оружия была завершена. Начиналась последняя, самая отчаянная арка – тренировка.

Я стоял посреди двора. Заходящее солнце отражалось от зеркальной поверхности моего безымянного клинка. Я держал в руках шедевр. Но шедевр – это был не я. Оружие было готово. Его владелец – нет. И теперь фокус моего проекта смещался с инструмента на человека. И времени на «доработку» этого человека у меня почти не оставалось.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 21

Идеальный, безымянный меч лежал на верстаке. Я стоял перед ним, всё ещё ощущая его безупречный баланс в руке. Это было чувство завершённости. Проект был окончен. Прототип был готов. Но этого было недостаточно.

Я был инженером до мозга костей. А инженер никогда не доверяет только теории и расчётам, какими бы точными они ни были. Теория должна быть подтверждена практикой. Желательно, наглядной и, если потребуется, разрушительной.

«Я знаю, из чего он сделан, – проносились в моей голове мысли, пока я медленно проводил промасленной тряпицей по зеркальной поверхности дола. – Я знаю его внутреннюю структуру, виденную моим Даром. Я знаю его вес и центр масс. Я знаю всю его теорию. Но теория – это одно. А реальность, особенно реальность, в которой кто-то хочет проломить тебе голову, – совсем другое. Прежде чем я доверю этому клинку свою жизнь, я должен получить эмпирические данные. Я должен понять, как он ведёт себя под предельной нагрузкой. Я должен провести серию разрушающих и неразрушающих тестов».

Я повернулся к Тихону, который с благоговением смотрел на моё творение, боясь даже дышать в его сторону.

– Тихон, нам нужны «жертвы» для испытаний, – сказал я деловым тоном. – Принеси сюда тот толстый, сухой дубовый обрубок, что лежит у дровяника. И… всю ту кучу ржавого хлама, которую мы отсортировали. Все старые, сломанные клинки и инструменты, что мы нашли. Пора устроить нашему новорожденному выпускной экзамен.

Старик, хоть и не понял до конца моей цели, с готовностью подчинился. Он был рад любому действию, которое не было похоже на мой уход на поединок. Через полчаса наша кузница превратилась в подобие научного полигона перед важным экспериментом.

Первый тест: геометрия и острота. Испытание на мягких, но прочных целях.

Тихон с кряхтением установил посреди кузницы толстое, в два обхвата, дубовое бревно. Он отошёл в сторону, ожидая, что я сейчас со всей силы ударю по нему, как топором.

Я подошёл к бревну. Взял меч в одну руку. Он казался невесомым. Я не стал делать силовой замах. Моя стратегия была иной. Я сделал короткое, почти танцевальное движение, вкладывая в удар не массу тела, а скорость и точность.

Вжжжиххх!

Это был не звук удара. Это был звук чистого, лёгкого разреза. Мой клинок вошёл в сухое, твёрдое дерево, как раскалённый нож в масло. Я не рубил. Я провёл лезвием по дуге, разрезая древесные волокна. Вместо грубой щепы и трещин, меч оставил после себя идеально гладкий, глянцевый срез, словно дерево только что обработали на фуговальном станке. Большой, тяжёлый кусок бревна беззвучно соскользнул на пол.

Тихон ахнул. Он подошёл и недоверчиво провёл своей мозолистой ладонью по срезу. Он никогда в жизни не видел, чтобы меч так резал дерево. Топоры и тесаки его дробят и раскалывают. А этот – режет.

Я же внимательно осмотрел лезвие. Никаких следов. Я активировал Дар.

[Целостность режущей кромки: 100%. Микро-деформации: отсутствуют].

«Вывод: геометрия спусков и выпуклая, линзовидная заточка работают идеально. Клинок не рубит, а именно разрезает волокна. Минимальное сопротивление. Превосходно».

Следующий тест был куда серьёзнее. Твёрдость и прочность. Столкновение со сталью.

– Тихон, зажми в тисках вот это, – я указал на самый крепкий на вид обломок из нашей кучи «хлама». Это был старый, ржавый, но всё ещё толстый тесак, какими обычно вооружались дружинники.

Старик с усилием закрепил его. Теперь передо мной была цель, имитирующая оружие моего будущего противника. Конечно, меч Яромира был наверняка лучше этого ржавого обломка. Но и мой меч был не из этого мира.

Я подошёл к тискам. Этот удар был имитацией столкновения с оружием Яромира. Я сделал несколько пробных замахов, рассчитывая траекторию, угол и точку приложения силы. Напряжение в кузнице нарастало.

Я сделал глубокий вдох. Короткий, резкий замах. И нанёс один, сильный и точный удар под углом примерно в сорок пять градусов, целясь в середину старого клинка.

ДЗЯЯЯНГ!

Оглушительный, чистый и ясный звон эхом разнёсся по всей кузнице, заставив пыль на балках осыпаться. Звук был таким мощным, что у меня на мгновение заложило уши.

Я отскочил назад. Старый тесак был перерублен почти наполовину. На месте удара зияла глубокая, чистая прорубь с блестящими краями.

Но я смотрел не на него. Я смотрел на свой меч. Моя рука слегка дрожала от волнения и отдачи. Я поднёс клинок к свету, падающему из окна, и медленно, миллиметр за миллиметром, осмотрел лезвие.

На месте удара не было ничего.

Ни зазубрины. Ни вмятины. Ни даже малейшей царапины. Клинок был абсолютно, девственно невредим.

Я активировал Дар, чтобы убедиться.

[Целостность режущей кромки: 99,9%. Обнаружены микроскопические пластические деформации на атомарном уровне в точке контакта. Структурных повреждений: нет].

Он выдержал. Он выдержал удар, который должен был оставить на нём как минимум заметную отметину.

Я не мог поверить. Я должен был проверить ещё раз.

– Неси тот кусок чугуна! – крикнул я Тихону. – Тот, что раскололся у меня в руках!

Старик принёс мой самый первый, самый позорный провал. Я положил хрупкий, кристаллический обломок на наковальню. И нанёс ещё один удар.

На этот раз не было даже звона. Был только сухой, короткий «ХРУСТЬ!».

Кусок чугуна разлетелся на десятки мелких, блестящих осколков, как будто я ударил по сахарной голове. Клинок снова был невредим.

И в этот момент моё профессиональное спокойствие инженера дало трещину. Я рассмеялся. Коротким, нервным, почти истеричным смешком. Смехом человека, который только что увидел нечто, выходящее за рамки его понимания.

Результат превзошёл все мои самые смелые расчёты. Я создал не просто превосходное оружие. Я создал «суперматериал». Сочетание идеальной чистоты, слоистой структуры дамаска, безупречной дифференцированной термообработки и неведомых мне «магических каналов» дало какой-то невероятный синергетический эффект.

«Я пытался построить хороший автомобиль, – пронеслось в голове, – а у меня получился космический корабль».

Тихон, видевший всё это, медленно опустился на колени. Он не смотрел на меня. Он смотрел на меч в моих руках. И его губы беззвучно шептали молитву. Для него это уже не было наукой или ремеслом. Это было чистое, неоспоримое чудо.

Я же стоял посреди кузницы. В моей руке было оружие абсолютной, почти абсурдной мощи по меркам этого мира. И это осознание не только радовало, но и пугало меня. Эйфория от успеха сменялась холодным, трезвым пониманием.

«Результат превзошёл все ожидания, – думал я, глядя на свой идеальный, безымянный клинок. – И это – самая большая проблема. У меня в руках инструмент невероятной точности и мощи. А я… я всё ещё тот парень, который не может нормально отжаться. Смогу ли я стать достойным собственного творения? Успею ли я?»

Успех этого испытания лишь острее, безжалостнее подчеркнул мою собственную, человеческую слабость.

Утро после первого испытания моего клинка было странным. С одной стороны, я был в состоянии эйфории. Мои расчёты оказались не просто верны – реальность превзошла самые смелые из них. Я создал не просто хорошее оружие. Я создал нечто, что по меркам этого мира было абсолютным, почти божественным артефактом. С другой стороны, это осознание лишь острее подчёркивало мою собственную слабость. У меня в руках был совершенный инструмент, но оператор этого инструмента был, мягко говоря, не в лучшей форме.

После успешного испытания клинка эйфория быстро сменилась трезвым инженерным расчётом. Мой меч был твёрд и упруг, но его режущая кромка была ещё далека от совершенства. Ей не хватало финальной, идеальной заточки. Мои самодельные напильники были хороши для грубой работы, но для выведения лезвия, способного брить волос, нужен был хороший, мелкозернистый точильный круг. И я знал, где можно достать камень для него.

– Тихон, – сказал я на следующее утро. – Мне нужен хороший точильный камень. Тот обломок песчаника, что у нас есть, годится лишь для того, чтобы царапать кирпичи. Лезвие им не вывести.

– Камень-то у мельника Фёдора есть, знатный, – вздохнул старик. – Да только он за него запросит…

– Мы не будем платить деньгами, – прервал я его. – Мы заплатим работой. Пойдём.

Мы пришли к мельнице, где гулко шумела вода, вращая большое колесо. Мельник, угрюмый и широкий в плечах, как его же амбар, как раз пытался с помощью лома сдвинуть какую-то деталь своего механизма. Увидев нас, он выпрямился, и на его лице не отразилось ни капли радости.

– Боярич, – пробурчал он. – Чего надобно?

– Доброго дня, мастер Фёдор. Мне нужен точильный камень. У тебя, я знаю, есть обломки от жерновов. Я не прошу даром. Денег у меня нет, но есть руки и знания. Давай заключим сделку: я чиню тебе то, что сломалось, а ты даёшь мне подходящий кусок камня.

Мельник посмотрел на мои тонкие, бледные руки, затем на мою худую фигуру, и громко рассмеялся.

– Ты? Починишь? – он сплюнул на землю. – Да ты, поди, молота тяжелее кружки с квасом в руках не держал.

Он явно получал удовольствие, унижая меня. Но я не дрогнул.

– Проверь, – спокойно ответил я.

Эта наглая уверенность его сбила. Он перестал смеяться, прищурился.

– Проверить, говоришь? Ну что ж. Есть у меня одна задачка для такого «мастера». – Он с кряхтением зашёл в сарай и выволок оттуда тяжёлую чугунную шестерню размером с большое блюдо. У неё не хватало трёх зубьев подряд. Они были выломаны с корнем. – Вот. Эту дрянь мне ещё в прошлом годе привезли, мол, от большого механизма. Да она почти сразу и развалилась. Чугун – он хрупкий. Его не сваришь, не прикуёшь. Если сможешь с этой бесполезной железкой что-то сделать – камень твой. И мешок муки в придачу. А не сможешь – чтобы духу твоего здесь больше не было. Идёт?

– Идёт, – кивнул я.

Я подошёл к детали. Для Тихона и мельника это был просто металлический мусор. Для меня – интереснейший объект для исследования. Я провёл пальцами по шершавой, пористой поверхности чугуна. Оценил качество литья – отвратительное. Затем осмотрел место излома.

Я положил руку на металл, якобы просто ощупывая его, и на долю секунды активировал Дар.

[Анализ: Чугун серый, литьё.

Структура: крупнозернистая, с включениями графита.

Причина поломки: усталостная трещина, развившаяся из усадочной каверны у основания зуба. Обнаружены множественные внутренние дефекты литья].

«Удивительно, как это вообще работало, – с сарказмом подумал я. – Пузыри воздуха, неравномерное охлаждение, внутренние напряжения… Это не шестерня, это чугунный швейцарский сыр. Задача не в том, чтобы просто приделать новые зубья. Задача – сделать узел прочнее, чем он был изначально».

Я повернулся к мельнику, который с недоверием следил за моими манипуляциями.

– Я починю, – уверенно сказал я. – Но, скажу вам, мастер Фёдор, тот, кто отливал эту деталь, был большим оптимистом. Она должна была сломаться гораздо раньше.

Я решил не тащить шестерню к себе в кузницу. Это было бы слишком долго и тяжело. Показательное выступление нужно было устраивать прямо здесь.

– Мне нужен будет огонь, – сказал я мельнику. – Небольшой горн. И твои мехи. А ещё… нет ли у тебя какого-нибудь старого, сломанного инструмента из хорошей стали? Зубила, или обломка рессоры?

Фёдор пожал плечами и указал на старый переносной горн, а затем порылся в куче хлама и протянул мне старое, сточенное зубило.

– На, колдун. Покажи, на что годишься.

Началось моё маленькое инженерное шоу.

Первым делом я своими напильниками тщательно обработал места сломанных зубьев. Я не просто выровнял их. Я выточил три аккуратных паза в форме «ласточкиного хвоста».

Затем я взялся за старое зубило. Это был кусок неплохой, хоть и изношенной, инструментальной стали. Я разогрел его в горне и на маленькой наковальне Фёдора отковал три новых зуба. Но не простых, а с ответным пазом на основании, точно соответствующим форме «ласточкиного хвоста».

Но эти зубья были из той же стали, что и у Фёдора. Чтобы они были прочнее, их нужно было науглеродить. Я растолок в порошок немного угля из горна, насыпал его в ямку в земле, добавил туда обрезки кожи со старой упряжи – отличный источник углерода. Затем я нагрел новые зубья докрасна и воткнул их в эту смесь, засыпав сверху. Я продержал их там около часа, поддерживая жар. Примитивная, но эффективная поверхностная цементация.

После этого я провёл свою коронную процедуру термообработки: закалку в воде и точный, выверенный по цветам побежалости отпуск.

Настало время для «инженерного колдовства».

– Тихон, помоги мне нагреть шестерню, – скомандовал я.

Мы разогрели массивную чугунную деталь. Не сильно, не докрасна. Лишь до той температуры, когда металл от тепла заметно расширяется. Затем я быстро, пока она не остыла, вставил в горячие пазы три холодных, только что изготовленных стальных зуба. Они вошли плотно, с небольшим усилием.

– Сейчас чугун остынет и сожмётся, – объяснил я. – И он зажмёт основания новых зубьев так сильно, что их будет не вырвать и кувалдой. Это называется «соединение с натягом».

Чтобы гарантировать надёжность, я провёл финальную операцию, которая повергла мельника в шок. Я попросил у него старую медную монету. Расплавил её в маленьком глиняном тигле, который всегда носил с собой, и аккуратно залил этим расплавом крошечные зазоры у основания новых зубьев. Бронза, остывая, намертво спаяла сталь и чугун. Примитивная пайка, которая в этом мире выглядела как чистая магия.

Ремонт был завершён. Три новых, гладких, светло-серых стальных зуба идеально сидели на месте старых, сломанных. Конструкция выглядела надёжной и необычной.

Мельник Фёдор с откровенным недоверием, но с проблеском надежды, установил отремонтированную шестерню на место. Он подошёл к рычагу и со скрипом запустил механизм. Водяное колесо начало вращаться, жернова пришли в движение. Механизм работал плавно, без того скрежета и стука, который, видимо, был здесь обычным делом. Новые зубья идеально вошли в зацепление. Ремонт был абсолютно успешным.

Угрюмое лицо Фёдора медленно расплылось в изумлённой улыбке. Он подошёл ко мне и с уважением хлопнул меня по плечу так, что я едва устоял на ногах.

– Колдун… ты, боярич, колдун, а не кузнец! – рассмеялся он. – Я думал, шестерню только на переплавку. А ты… ты её лучше новой сделал! Из моего же хлама!

Он сдержал своё слово. Он не только выкатил мне обещанный обломок жернова – огромный, тяжёлый, из превосходного мелкозернистого камня. Он велел Алёне, своей дочери, вынести нам большой мешок свежесмолотой муки. А затем, к полному изумлению Тихона, он залез в свой кошель и протянул мне несколько серебряных монет.

– Это за работу, – сказал он уже совсем другим, уважительным тоном. – Ты – настоящий мастер. Если что ещё сломается – я теперь знаю, к кому идти.

Слух о том, что «безумный» молодой Волконский за полдня починил неремонтируемую шестерню мельника, используя какие-то невиданные хитрости, мгновенно разнёсся по деревне. Я видел это по изменившимся взглядам людей, когда мы шли обратно. Презрение сменилось удивлённым уважением. Страх – любопытством. Я больше не был просто «больным» и «нищим». Теперь я был «хитрым», «умным», «тем, у кого руки из правильного места растут».

Мы с Тихоном возвращались в усадьбу, с трудом таща тяжёлый точильный камень и мешок муки. А в моём кармане приятно звенели мои первые честно заработанные деньги.

Я смотрел на эти монеты. Это было немного. Но это было доказательство. Доказательство того, что мои знания – это реальный, ценный актив. Актив, который может приносить не только оружие для защиты, но и еду и уважение.

Впервые за всё время в этом мире я почувствовал себя не просто выживающим. Я почувствовал себя по-настоящему полезным. И это чувство оказалось на удивление приятным.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.