Текст книги "Перековка судьбы (СИ)"

Автор книги: Александр Колючий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– И улика номер три, – заключил я, – это сама земля. Нам нужно искать слой ржавого, коричневого или жёлтого цвета под верхним слоем торфа. Это и будет наш клад.

Мы несколько часов бродили по этому болоту. Это была грязная, мокрая и неприятная работа. Ноги вязли в трясине, тучи комаров, обрадованные появлением свежей еды, вились над нашими головами. Тихон был несчастен. Я же, наоборот, был в своей стихии. Я чувствовал себя настоящим первооткрывателем, геологом на неизведанной планете. Я ковырял землю палкой, присматривался к растениям, анализировал воду. Я искал.

Наконец, у обрывистого берега ручья, где вода за годы подмыла грунт, обнажив слои почвы, я нашёл то, что искал.

– Сюда, Тихон! Я нашёл!

Старик нехотя подошёл. Я указал ему на срез берега. Под верхним слоем тёмного, жирного торфа и под пластом серой глины виднелась она. Отчётливая, сантиметров в тридцать толщиной, прослойка чего-то другого. Не земли. Не камня. Это был слой комковатой, пористой массы тёмно-ржавого, почти коричневого цвета.

– Вот она, – выдохнул я с триумфом. Я опустился на колени и голыми руками выковырял из пласта несколько комков. Они были неожиданно лёгкими, пористыми и пачкали руки, как старая ржавчина.

Тихон посмотрел на эти «грязные камни» с откровенным отвращением.

– И это… железо, господин? Да это же просто земля с глиной.

Я усмехнулся. Мне нужны были доказательства. Я полез в карман и достал свой маленький секрет – намагниченный кусочек закалённой стали, который я несколько дней подряд методично потирал об найденный в ручье камешек-магнетит. Я поднёс свой импровизированный магнит к комку руды. Он прилип к нему.

Глаза Тихона округлились так, что, казалось, вот-вот выкатятся из орбит.

Но и этого мне было мало. Мне нужно было стопроцентное подтверждение.

– Неси мешок! – скомандовал я.

Мы набрали с полмешка этой ржавой земли и вернулись в кузницу. Я растолок несколько комков в порошок, смешал его с толчёным древесным углём в одном из моих новых тиглей и устроил быструю, яростную плавку. Горн взревел, мехи заходили ходуном. Через полчаса я вынул раскалённый добела тигель и осторожно вылил его содержимое в форму. Когда металл остыл, я разбил глину. На дне, среди серого шлака, лежал он. Маленький, кривой, неказистый, но абсолютно реальный шарик серого металла. Железа.

Я едва не подпрыгнул от радости.

«Она здесь! Прямо у меня под ногами! Целое месторождение! Да, это низкосортный лимонит, в нём наверняка куча фосфора и прочей дряни, которую придётся выжигать. Но это – руда! Возобновляемый источник сырья! Такие залежи восстанавливаются за несколько десятков лет! Это не просто шахта. Это чёртова самозаряжающаяся батарейка! Я независим!»

Следующий день мы провели по колено в грязи. Это была тяжёлая, изнурительная работа. Мы лопатами выкапывали нашу «руду», складывая её в мешки и таская в кузницу. Я работал наравне с Тихоном, чувствуя дикую, первобытную радость.

В очередной раз проходя мимо нашего «реактора», желтый, вонючий дым начал светлеть. Он становился всё тоньше, всё прозрачнее, пока не превратился в едва заметную, голубоватую, почти не пахнущую струйку.

– Вот оно, – сказал я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. – Это горит чистый угарный газ. Почти весь углерод остался внутри. Процесс почти завершён. Теперь главное – не упустить момент.

Мы заткнули последние отверстия, полностью перекрыв доступ воздуха. И оставили нашу яму «доходить».

Вечером я сидел у горячей, молчаливой земляной насыпи. Не было ни яркого пламени, ни грохота. Был только тихий, контролируемый процесс.

«Я создал реактор, – с гордостью подумал я. – Примитивный, да. Но он работает на тех же принципах, что и самые сложные установки. Контролируемый процесс, ограниченная подача реагента, получение на выходе продукта с заданными свойствами. Это не магия. Это химия».

Я чувствовал глубокое удовлетворение. Решил проблему с топливом. Теперь моя кузница будет обеспечена калориями, достаточными для великих свершений. Я сделал ещё один огромный шаг к своей цели.

Тихон работал молча. Его мир окончательно перевернулся. Его господин сначала сделал огонь из простого дерева по непонятной науке, а теперь делал железо из болотной грязи. Он перестал пытаться что-то понять. Он просто поверил. Поверил в то, что служит не просто человеку, а какому-то невероятному гению или даже колдуну.

Вечером я стоял в своей кузнице. В одном углу – аккуратная гора высококачественного древесного угля, наш будущий жар. В другом – растущая гора уродливых, коричневых комков болотной руды, наше будущее железо. Топливо и сырьё. Два главных компонента любого металлургического производства. И я добыл их сам, с нуля, на своей собственной земле.

Я посмотрел на свои руки, перепачканные грязью и глиной до самых локтей. Я чувствовал глубокую, приятную усталость в каждой мышце. Я больше не был падальщиком, не был собирателем обломков прошлого. Я был производителем. Я был геологом, шахтёром и вот-вот должен был стать металлургом. Я взял под полный контроль всю производственную цепочку.

Путь к созданию моего шедевра был открыт. И этот путь я прокладывал сам, своим умом и своими руками.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 11

Уверенность в себе – опасная штука. Особенно для инженера. Она – как некачественный припой: в момент сборки кажется, что всё держится крепко, но при первой же реальной нагрузке вся конструкция разваливается с позорным треском. Последние недели были для меня чередой маленьких, но уверенных побед. Я возродил кузницу, создал первоклассное топливо, нашёл собственное месторождение сырья. Я чувствовал себя не просто инженером. Я чувствовал себя титаном, который в одиночку, с одним лишь верным, но ничего не понимающим помощником, строил новый мир. Я был на пороге великого свершения. Сегодня собирался совершить таинство, которое было основой всей человеческой цивилизации, собирался получить металл из камня. И я был абсолютно, непоколебимо уверен в успехе.

Первую половину дня мы посвятили подготовке руды. Я объяснил Тихону, что нашу болотную «грязь» нельзя просто так совать в печь.

– Сначала, Тихон, мы должны её «просушить», – говорил я, раскладывая комки руды на больших железных листах у слабого огня. – В ней много воды и, я подозреваю, серы. Слабый обжиг выпарит воду и выжжет часть серы. А сама руда станет более хрупкой, и нам будет легче её измельчить.

Мы потратили несколько часов на эту процедуру. Кузница наполнилась неприятным, едким запахом. Но я был доволен.

«Всё просто, – думал я, глядя на темнеющие комки руды. – Классическая восстановительная плавка в сыродутном горне. Оксиды железа плюс углерод при высокой температуре равно чистое железо и угарный газ, который и восстанавливает железо. Элементарная химия, которую проходят на первом курсе. Горн готов, топливо идеальное, сырьё подготовлено. Что может пойти не так?»

Я был настолько уверен в своей теоретической базе, что полностью пренебрёг возможными неизвестными переменными в составе этой странной, выкопанной из болота руды.

– Сегодня, господин? – с благоговением спросил Тихон, когда мы закончили измельчать обожжённые комки. – Сегодня будет железо?

– Сегодня будет железо, Тихон, – с уверенной улыбкой ответил я.

Я растопил свой сыродутный горн. Моё маленькое инженерное чудо. Благодаря новым мехам и правильной конструкции, он быстро, всего за час, вышел на рабочую температуру. Из верхнего отверстия вырывался столб почти бесцветного, дрожащего от жара воздуха.

Начался долгий и утомительный процесс загрузки. Я методично, слой за слоем, засыпал в раскалённое жерло древесный уголь и нашу измельчённую руду. Слой угля. Слой руды. Снова уголь. Снова руда. Горн был похож на голодного зверя, которого нужно было постоянно кормить.

Работа была адской. Жар от печи был такой, что приходилось обматывать лицо мокрой тряпкой. Едкий дым ел глаза. Мы с Тихоном работали посменно. Один, обливаясь потом, качал длинный рычаг мехов, нагнетая в горн воздух. Другой подбегал к жерлу и подсыпал новые порции шихты. Мои слабые мышцы горели огнём, но я работал на чистом адреналине и предвкушении успеха.

Но по мере того, как шла плавка, я начал замечать тревожные знаки.

Цвет пламени над горном был не таким, как я ожидал. Вместо чистого, ослепительного бело-голубого огня, который говорил бы о сверхвысокой температуре, из жерла вырывались грязноватые, желтоватые языки.

Запах тоже был неправильным. В воздухе стоял резкий, кислый запах, не похожий на обычный запах горящего угля.

Когда пришло время выпускать шлак, мои подозрения усилились. Я взял длинный железный прут и пробил глиняную заглушку в лётке у основания горна. Из отверстия полилась густая, вязкая, тёмно-оранжевая река расплавленной грязи. Она текла не быстро и свободно, как вода. Она медленно, лениво выползала, как густая патока.

«Странно, – подумал я, отскакивая от волны жара. – Очень высокая вязкость. Шлак не отделяется как следует. Видимо, особенность этой руды. Но ничего, основная масса железа должна была восстановиться».

Я списал эти тревожные знаки на свою неопытность в работе с местными материалами. Моя самоуверенность была сильнее моих подозрений. Мы запечатали лётку и продолжали поддерживать жар ещё около часа, чтобы крица – губчатый ком восстановленного железа – как следует «сварилась» в единое целое.

Наконец, спустя почти восемь часов непрерывной, изнурительной работы, плавка была окончена. Мы перестали качать меха, и яростный рёв горна сменился тихим гудением остывающих углей. Мы были вымотаны до предела. Я просто сидел на полу, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. Тихон лежал рядом, распластавшись на мешках с углём.

Ждать полного остывания было нельзя. Крицу нужно было извлекать и проковывать горячей, чтобы выбить из неё остатки жидкого шлака.

– Пора, – сказал я, с трудом поднимаясь на ноги. – Самое интересное.

Мы вооружились ломами и молотами и начали разбирать временную переднюю стенку нашего горна. Горячие кирпичи падали на пол, поднимая облака пара и пыли. Наконец, мы увидели её. В ложе из раскалённых докрасна углей лежало наше сокровище. Наш первый кусок металла, рождённый из болотной грязи.

Но то, что мы увидели, заставило меня замереть.

Это был не плотный, губчатый ком чистого железа, который я ожидал увидеть. Это был… уродец. Огромный, бесформенный, спёкшийся конгломерат. В нём виднелись серые прожилки металла, но они были намертво перемешаны с кусками стекловидного, тёмного шлака и недогоревшим углём.

– Что… что это, господин? – с ужасом прошептал Тихон.

Я не ответил. Я был в шоке. С помощью двух пар клещей мы с нечеловеческим усилием вытащили этот горячий, уродливый ком из печи и водрузили его на наковальню. Он весил гораздо меньше, чем должен был.

Я взял кувалду. Нужно было проверить его на прочность. Я размахнулся и со всей своей усталой злостью ударил по нему.

Вместо ожидаемого глухого, ковкого звука металла раздался отвратительный, хрустящий звук. «ХРУМ!».

Ком не сплющился. Он просто раскололся на несколько частей, как кусок плохого бетона, обнажив свою внутреннюю сущность. А внутри была всё та же картина – серые прожилки металла, впаянные в стекловидную, пористую, похожую на пемзу массу шлака.

Это был не провал. Это была катастрофа.

Весь наш труд. Целый день адской работы. Гора драгоценного угля. Все наши надежды. Всё это превратилось в этот бесполезный, уродливый кусок мусора.

Я сидел на краю закалочной ванны, наполненной холодной водой, и тупо смотрел на обломки своего провала. Гнев и разочарование были настолько сильными, что я не чувствовал ничего. Просто пустоту. Тихон молча убирал мусор вокруг горна, боясь даже посмотреть в мою сторону.

Что пошло не так?

Мой мозг, пережив первую волну шока, медленно начал работать. Я снова и снова прокручивал в голове весь процесс.

Температура? Была достаточной, даже с избытком. Мой новый горн работал идеально.

Воздух? Подача была стабильной и мощной. Мехи – мой триумф.

Уголь? Уголь был первоклассным, чистым.

Руда…

Проблема была в руде. Точнее, в моём высокомерном предположении, что чистая химия сработает в этом грязном мире. Я был уверен, что при высокой температуре углерод просто заберёт кислород у железа, а вся остальная грязь расплавится и вытечет в виде шлака.

Я подошёл к остывшим обломкам и взял в руки кусок застывшего стекловидного шлака. Он был твёрдым, как камень. И тут меня осенило. Как вспышка молнии. Я вспомнил одну из тех скучных лекций по металлургии, которую почти проспал на третьем курсе. Лекцию о флюсах.

«Температура плавления шлака! – мысль обожгла мой мозг. – Какой же я идиот! Я думал только о температуре восстановления железа, но совершенно забыл про шлак! В этой болотной руде полно диоксида кремния и фосфатов. У них чудовищно высокая температура плавления. Мой горн раскалил их до состояния вязкой карамели, но не до жидкого состояния. Эта „карамель“ просто склеила частички железа, не дав им опуститься и свариться в единую крицу».

Мне нужен был флюс. Химическая добавка, которая вступает в реакцию с примесями и образует новое соединение, с гораздо более низкой температурой плавления. Мне нужно было что-то, что превратит эту «карамель» в «воду».

И я знал, что это. Известняк. Обычный карбонат кальция. При нагреве он выделяет оксид кальция, который является мощным основным флюсом. Он идеально связывает кислые оксиды кремния и фосфора, создавая легкоплавкий шлак.

Я сидел, держа в руке кусок своего позора. Но теперь это был не просто мусор. Это был ценнейший образец, который указал мне на мою ошибку. Я проиграл первую битву. Я потерял кучу ресурсов и, что самое главное, драгоценное время.

Но я не был сломлен. Я был зол. Зол на свою собственную самоуверенность.

Я встал.

– Тихон, – сказал я, и в моём голосе снова появилась сталь. – Я знаю, в чём дело. Я забыл один очень важный ингредиент. Не для железа. Для грязи.

Он посмотрел на старика, и в его глазах снова появился огонь.

– Завтра мы идём на новую охоту. На этот раз – на белые камни.

План не провалился. Он просто усложнился. Я получил бесценный практический урок, который, в конечном счёте, только приблизил меня к цели.

Утро после моего грандиозного провала было холодным и трезвым. В кузнице стоял запах гари и разочарования. На полу, словно останки доисторического чудовища, лежали уродливые, пористые обломки моей неудачной плавки. Это было вещественное доказательство моего поражения, памятник моей инженерной самонадеянности.

Я сидел на скамье и держал в руках один из этих кусков. Первоначальный гнев и досада, которые душили меня ночью, прошли. Мой мозг, пережив стадию эмоционального срыва, переключился в привычный, единственно верный для него режим – режим анализа отказов. Я, как инженер на месте аварии, должен был провести «вскрытие» и установить причину катастрофы. Я крошил кусок шлака, изучал его стекловидную, грязную структуру, пытался понять, где именно мой безупречный теоретический план дал сбой.

Тихон, боясь ко мне подойти, наконец набрался смелости.

– Может, руда проклятая, господин? – с надеждой в голосе спросил он. Ему, как и любому человеку этого времени, хотелось найти простое, мистическое объяснение. Проклятие, сглаз, воля богов – всё что угодно, лишь бы не признавать более сложную и неприятную правду.

Я криво усмехнулся и покачал головой.

– Нет, Тихон. Проклята не руда, а моя самоуверенность. Я был слишком уверен в теории и забыл о практике. Подойди, я тебе кое-что покажу.

Старик подошёл. Я взял горсть чистого речного песка, который мы готовили для глиняного раствора, и горсть мелких камешков.

– Представь, – сказал я, высыпая их на плоский камень, – что эти камешки – это наше чистое железо, которое мы хотим получить. А этот песок – это вся грязь, все примеси, которые сидят в нашей болотной руде.

Я тщательно перемешал их.

– Вот что у нас сейчас внутри руды. Если мы просто нагреем эту смесь очень сильно, что получится? Она станет вязкой, липкой кашей, как густая карамель. Мы никогда не сможем выбрать из неё все камешки, они так и останутся вперемешку с песком. Так и у нас вчера получилось в горне.

Затем я взял другую горсть камешков.

– А теперь представь, что мы добавим в нашу смесь не просто жар, а… воду, – продолжал я свою наглядную лекцию. – Вода подхватит весь песок, превратит его в жидкую грязь, и мы легко сможем эту грязь слить. А на дне останутся наши чистые камни. Понимаешь? Нам нужна такая «вода» для нашего шлака. Вещество, которое сделает его жидким и текучим при высокой температуре, чтобы он легко отделился от железа. В моей науке это называется флюс.

В моей голове, как на странице старого университетского учебника, всплывали формулы и диаграммы. «Высокое содержание диоксида кремния и фосфатов в болотной руде. Это кислотные оксиды с высокой температурой плавления. Мне нужен основной флюс для реакции. Оксид кальция. А его самый доступный источник – это обычный известняк, карбонат кальция. Чёрт, это же основы основ! Металлургия, первый курс, вторая лекция! Как я мог забыть?! Я был так уверен в своём новом горне и угле, что решил, будто одной лишь высокой температуры хватит, чтобы решить все проблемы. Идиот».

Задача была ясна. Найти известняк.

– Тихон, – спросил я, вставая. – Есть ли в наших краях места, где добывают белый, мягкий камень? Или где скалы белого цвета?

Старик задумался, почёсывая свою седую бороду.

– Белый камень… – протянул он. – Есть старая каменоломня, в паре вёрст отсюда, на княжеских землях, но туда уж лет пятьдесят никто не ездит. Говорят, камень там для строительства негодный, слишком мягкий и от воды размокает. Белый, как снег. Старики его «бел-горюч камень» звали.

«Мягкий. Крошится. Белый. Это оно!» – решил я. То, что было бесполезно для строителей, для меня было настоящим сокровищем.

– Собирайся, – сказал я. – Берём мешки, молотки и зубило. Мы идём в геологическую экспедицию.

Путь к каменоломне был долгим и заросшим. Мы шли по старой, едва заметной лесной дороге. Видно было, что здесь давно никто не ездил. Через пару часов мы вышли к заброшенному карьеру. Это был неглубокий овраг, склоны которого поросли мхом и кустарником. Но местами, где почва осыпалась, виднелись белые, меловые пласты искомой породы.

Я подошёл к стене карьера. Камень был мягким, слоистым, его можно было ковырять ногтем. Но мне нужны были доказательства. Мне нужен был химический анализ. У меня не было лаборатории, но был инженерный ум и кое-какие ресурсы из этого мира.

Накануне, перед тем как лечь спать, я специально попросил Тихона принести мне из погреба немного самого крепкого уксуса, который остался ещё с запасов моей покойной матушки. Это была моя примитивная кислота.

Я отколол небольшой кусок белого камня. Положил его на большой валун. Затем достал из сумки маленькую склянку с уксусом и осторожно капнул несколько капель на поверхность.

И чудо произошло.

Камень в месте попадания уксуса мгновенно зашипел и вскипел, покрываясь тысячами крошечных, лопающихся пузырьков. Реакция пошла. Углекислый газ выходил, с шипением подтверждая мою теорию. Это действительно был карбонат кальция.

– Смотри, Тихон! Шипит! – закричал я, как ребёнок, у которого получился первый фокус.

Старик посмотрел на шипящий камень, потом на меня, и в его глазах появилось знакомое выражение благоговейного ужаса. Он, видимо, окончательно уверился в том, что я колдун, который умеет разговаривать с камнями и заставлять их кипеть.

«Работает! – ликовал мой внутренний учёный. – Базовая, школьная химия работает! Законы природы универсальны! У меня есть реактивы, у меня есть теория, у меня есть сырьё! Я чувствую себя не средневековым боярином, а Робинзоном Крузо, который только что из подручных материалов собрал радиопередатчик!»

Мы с энтузиазмом принялись за работу, откалывали куски известняка, наполняя мешки. Работа была тяжёлой, но теперь она была осмысленная. Каждый кусок белого камня был шагом к успеху, к чистому железу, к моему будущему клинку.

Мы вернулись в кузницу, таща на себе тяжёлые мешки.

– Ну вот, господин, принесли, – с облегчением сказал Тихон, бросая свой мешок на пол. – Теперь можно в горн добавлять?

– Нет, – ответил я, вытирая пот. – В таком виде он почти бесполезен. Сейчас это просто камень. Нам нужно его «разбудить». Сделать злым и голодным до грязи в нашей руде.

Первый этап подготовки был прост и трудоёмок. Дробление. Мы высыпали камни на большую каменную плиту и начали методично разбивать их кувалдой и молотами до состояния мелкого гравия. Кузница наполнилась гулким, ритмичным стуком.

Когда мы получили целую гору белого щебня, я приступил ко второму этапу. К алхимии.

– А теперь – самое главное, – объявил я торжественно. – Мы должны изгнать из этого камня «воздух», чтобы он стал лёгким, активным и очень, очень злым.

Я имел в виду процесс кальцинации. Нагрев известняка до ~900°C, чтобы разложить карбонат кальция на оксид кальция (негашёную известь) и углекислый газ.

Я не мог использовать для этого большой горн. Он был слишком мощным и предназначался для других целей. Поэтому я, используя свои запасные огнеупорные кирпичи, которые мы сделали с помощью гончара Семёна, построил рядом небольшую, временную печь. Простую, купольную, с отверстием для загрузки сверху и поддувалом снизу. Моя личная мини-домна для обжига.

Я загрузил измельчённый известняк в свою печь, а снизу разжёг сильный огонь из нашего лучшего древесного угля. Печь медленно раскалялась. Я поддерживал сильный, ровный жар несколько часов.

– Мы должны как следует его пропечь, – объяснял я Тихону, который смотрел на раскалённые камни с недоверием. – Чтобы весь «дух» из камня вышел. Тогда он станет по-настоящему сильным и сможет сожрать всю грязь из нашей руды.

Они остывали всю ночь. Утром я с нетерпением разобрал временную кладку своей мини-печи.

Результат был налицо. Белый гравий изменился. Он стал легче, и его цвет стал более ярким, почти ослепительным. Некоторые куски рассыпались в порошок от одного прикосновения. Мы получили негашёную известь. Мощнейший химический реагент.

Последний этап – измельчение. Мы надели на лица тряпичные повязки – я помнил, что пыль негашёной извести едкая и опасна для дыхания. Мы выгребли продукт нашего труда и в большом каменном ступе начали тщательно растирать его в тончайший белый порошок.

К полудню работа была закончена.

Я стоял посреди кузницы. В одной руке я держал уродливый, тёмный, стекловидный кусок шлака от своей прошлой неудачной плавки. В другой – горсть ослепительно-белого, тонкого, как мука, порошка.

Символ моего провала. И символ моего решения.

Я смотрел на этот порошок. Это была не просто известь. Это было моё знание. Моя наука. Мой ключ к успеху. Я повернулся к горе болотной руды. Провал был проанализирован. Ошибка найдена. Решение было создано моим умом и моими руками. Я был готов ко второй попытке. И на этот раз я был уверен в успехе.

– Ну что, – тихо сказал я, обращаясь не то к Тихону, не то к самой кузнице. – Попробуем ещё раз? Только теперь – по всем правилам.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.