Текст книги "Оперативник"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

Токарев прибыл минут через тридцать. Или через пять – Иван не очень здорово себя чувствовал и время воспринимал неровными кусками – то ему казалось, что оно замерло неподвижно, то вдруг срывалось с места и неслось неудержимо, увлекая за собой Ивана. Ни к чему хорошему, кстати, оно Ивана не увлекало.

К тому моменту, когда ТэТэ вошел в комнату, кровь из носа уже не текла, но боль оставалась, а глаза слезились и все время норовили закрыться.

Дверь распахнулась, Токарев шагнул в комнату, остановился в нескольких шагах от столбов и покачал головой.

– Нравимся? – спросил Круль.

– Ведь в самый последний момент успели, – сказал Токарев. – Еще немного – и вас начали бы убивать…

– И убили бы, – подсказал Круль. – Что показательно.

– И убили бы… – Токарев глянул в сторону, за спину Ивану, куда сам Иван посмотреть не мог.

– С безгрешными проще? – осведомился Круль. – Зарезал, замучил, а он попадает в рай, а оттуда никто ничего еще не сообщил.

– Намного проще, – тихо сказал Токарев. – И безгрешным – тоже проще. Умер, и все, без проблем. А вам, ребята, так легко не отделаться…

Круль глянул на Ивана, тот закрыл глаза. Так они, в общем, себе это и представляли – убивать их нельзя, грехи отпустить – тоже нельзя, ибо для Круля это невозможно в принципе, а Иван даже покаяться не может – не знает в чем. Значит, Токареву нужно обеспечить молчание парней при жизни.

Дальше цепочка неприятных размышлений потянулась сама собой. Чтобы молчали – отрезать язык. Чтобы не дали показаний в письменном виде – долой руки и, на всякий случай, ноги. Еще можно сделать лоботомию, ввести в кому – Круль вдоволь навеселился, выбирая варианты их дальнейшего существования. Выходило, что светит им лет сорок, как минимум, такого вот безрадостного существования.

Больше Токареву и не нужно, сам столько не проживет, попадет в ад и сможет расплатиться за свое бескорыстное служение Богу.

– У нас тут спор вышел, – усмехнулся жизнерадостно Круль. – Вы будете нас хирургическим путем консервировать, или химическим? И если хирургическим, то тупо, по конечностям, или еще в черепушку железяку засунете?

– И то и другое, – сказал Токарев и подошел к Ивану. – Такие дела, Ваня…

– Это того стоит? – спросил Иван.

– Служение Богу? Ты странные вопросы задаешь, Ваня… Ради Него можно сделать все что угодно…

– Кому угодно? – быстро спросил Круль, но Токарев на вопрос не отреагировал, достал из кармана платок и попытался вытереть кровь с лица Ивана.

Иван попытался отвернуться, не получилось – не смог отвести взгляда, но Токарев все понял, руку от лица убрал, оглянулся, сходил в дальний угол комнаты и принес стул. Сел на него верхом лицом к Ивану.

– Это даже как-то унижает, – не упустил возможности поерничать Круль. – Задницей к человеку в Администрации непоследнему… Нехорошо… А если вдруг передумаешь, захочешь-таки, подписать Договор, придешь в службу, а там тебе – не нужно было жопой к Крулю поворачиваться…

– Я могу язык тебе прямо сейчас отрезать, – безразличным тоном произнес Токарев, не оборачиваясь.

– Хренушки, – оживился Круль. – Не можешь. Знаешь, что у древних японцев был способ самоубийства – откусить себе язык. Они ведь не от боли умирали или поражения жизненно важных органов, а от потери крови. Отрежешь – потечет кровь – я умру – попаду в Ад – доложу – мое начальство свяжется с кем нужно, и за тобой придут. Тебя даже пытаться захватывать не станут – тупо пристрелят с дистанции метров в двести-триста, а там уже, в преисподней…

– Отрежу и прижгу, – все так же без выражения сказал Токарев. – Имею опыт.

– Ну… Тогда – да, тогда получится. Но все равно ты не будешь даже с прижиганием это делать сейчас, ты еще хочешь кое-что у меня узнать. Очень хочешь, раз уж так все повернулось. Пытку галат я бы выдержал – любую, ты это знаешь, а вот долгую и тщательную разработку даже я не стерплю. Выходит, что в нынешней ситуации я тебе говорящий нужен. Из этого следует…

– Не так я все себе представлял, – тяжело вздохнул Токарев, глядя в глаза Ивану. – Совсем не так…

– Когда? – спросил Иван.

– Что – когда?

– Когда ты все себе иначе представлял? Когда меня на службу брал, когда не отпустил в Охотники на демонов, когда вытаскивал меня из кабинета вопрошающего или когда не хотел отпускать в рейд…

– Со мной в рейд, – уточнил Круль. – Не хотел не просто отпускать, а отпускать именно со мной. На всякий случай.

– Или когда отдал приказ нас убить? – снова задал вопрос Иван. – Когда ты себе все не так представлял?

Токарев тяжело вздохнул.

– Он просто так себе все не так представлял, – сообщил Круль. – Жил себе и все себе не так представлял…

– Ты должен был стать одним из нас, – тихо сказал Токарев. – Ты обязан был стать одним из нас. Ты бы смог нас понять…

– Что понять?

– Бескорыстное служение Богу, – ответил Токарев. – Не за награду, не за вечную жизнь, а по внутреннему убеждению. Потому что это правильно.

– То есть, – с самым серьезным выражением лица подхватил Круль. – Бог, значит, все установил неправильно, а ты, свихнувшийся мудак, знаешь, как правильно. Бог дал человеку свободную волю, послал Своего Сына на муки и на смерть, чтобы дать людям возможность обрести жизнь вечную, а ты говоришь – устраивает Иисус торговлю в храме веры? Я тебя правильно понял?

– Правильно.

– То есть даже так… – опешил Круль. – Ты умнее Бога?

– Наверное, – пожал плечами Токарев с безразличным лицом, и по спине Ивана пробежали ледяные мурашки. – Зачем Ему быть умным – Он ведь все знает. Это мне нужно придумывать ответы на всякие вопросы, а Ему достаточно вспомнить. Кто умнее – первоклассник или библиотека? Самая полная библиотека или самый тупой первоклассник?

Токарев наконец оглянулся на Круля, но тот ошарашенно молчал.

– Не отвечаешь? – усмехнулся Токарев. – Я тоже поначалу не понял… не нашел правильного ответа. Стал думать… Господь знает правильные ответы на все вопросы, потому что Сам их и задает. Деяния Его мы никогда не поймем, можем только догадаться, придумать им свои, простенькие объяснения… Например, ты знаешь, Ярослав, кто живет в Темном доме?

– Мусульмане там живут, иудеи… – немного растерянно ответил Круль. – А что?

– Ничего. Откуда они там берутся? – спросил Токарев.

– Не знаю. Из Игольного Ушка выходят…

– Из Игольного Ушка – понятно. Ты несколько раз в зале дежурил, видел, как они выходят…

– Это забавное зрелище, – кивнул Круль. – Темные фигуры, закутанные с ног до головы в какие-то балахоны, не рассмотреть ни лиц, ни фигур…

Иван слушал с удивлением – сам он в зале никогда не был, знал, что гости в Темные комнаты попадают оттуда, но кто это конкретно… Хотя нет, он знал, что это иудеи и мусульмане. Не мог сейчас вспомнить, откуда он это знал, но знал давно, чуть ли не с первого месяца работы в Конюшне.

Джек Хаммер тоже знал, иначе не рисовал бы своим поросятам пейсы и тюрбаны. А Иван так и не собрался у него спросить – откуда, собственно.

– Из Игольного Ушка, – повторил Токарев. – Но откуда именно? Они что, живут в этой железной арке? Ну, Круль, что по этому поводу говорят в Аду?

– Ничего по этому поводу в Аду не говорят. Во всяком случае – мне не говорили. А я и не спрашивал…

– А если бы и спросил, тебе бы не ответили. Об этом не любят распространяться ни наши, ни ваши… Если кто из наших узнает, из оперов и внутренней охраны, исповедуют беднягу, отпускают грехи и без очереди в рай. Вот почему я тоже не тороплюсь на тот свет. Незачем Дьяволу все знать… Пусть даже пока.

– Да знает он, – засмеялся Круль. – Он не всеведущ, но знает много. Выходит, кстати, по твоим собственным понятиям, он поумнее Бога будет.

Токарев тоже улыбнулся и посмотрел на Ивана:

– Заметил, как легко доходят даже до предавшихся наши убеждения? Он уже строит на основании одной-единственной моей мысли целую конструкцию, чтобы меня уязвить и обидеть… Только не получится у него ничего. Все что можно сказать о Боге оскорбительного – я уже говорил и слышал. И сделал, поверь мне на слово. В наши игры можно играть, только если окончательно лишил себя всякой надежды на рай. Только тогда ты становишься истинно верующим. Только тогда…

– Бог… – начал Круль, но Токарев поднял руку, и Круль замолчал.

– Для того чтобы дать людям шанс, – сказал Токарев. – Господь принял муки. Страшные. Но…

Иван сжал зубы, чтобы не застонать, – разговор был мучительным для него, пустым оскорблением святого и восхвалением гордыни. Не хотелось ни слышать, ни говорить об этом. Токарев отчего-то тянул время, Круль помогал ему в этом, отдаляя начало пытки, но Ивану хотелось, чтобы все прекратилось. Пусть – боль. Пусть – мучения. Только бы не слышать всего происходящего.

Стоп, Ваня, спохватился вдруг Иван. А с чего это ты так нервничаешь? Отчего так болезненно воспринимаешь болтовню Отринувшего? Или ты боишься, что он скажет нечто такое, похожее на твои собственные мысли? Задаст вопросы, которые ты задавал себе сам, и, не дай бог, даст на них ответы? Ты бы смог нас понять, сказал Токарев, а Иван испугался, что сказал он правду? Смог бы Иван понять их правоту? Смог же он ради спасения одной-единственной души – Фомы Свечина, отказаться от своего собственного спасения. Смог? Смог. А ради спасения сотен душ? Миллионов.

– Он мучился всего один день, – сказал Токарев. – И знал, что после смерти будет воскрешен. А я готов принимать муки целую вечность. Не муки на кресте, а муки ада. Кто из нас больше жертвует?

– Бли-и-ин… – протянул Круль. – Я-то думал, что Люцифер гордыню проявил, когда восстание поднимал. Наш дядька Дьявол – скромный паренек по сравнению с тобой, Никита Сергеевич. Иуда, возомнивший, что постиг Божий замысел, – невинный недотепа.

– Ты не можешь этого понять…

– Куда уж нам! – засмеялся Круль. – Для нас все просто – журавль или синица. Рискнуть и выпить шампанского или скромно перебиваться теплым пивком. Я выбрал пивко, Ванька до последнего времени надеялся на шампанское… Кажется.

– Не можешь ты понять. И он не может. И я не могу. Не могу, потому что пытаюсь понять, а не верить… Вот в чем моя беда. Вначале я пытался понять логику. Чем больше я узнавал, тем меньше понимал. Потом…

– А что тут понимать? – делано удивился Круль. – Господь вернулся, отделил семена от плевел, напомнил про свободу воли и дал людям выбор, продемонстрировав людям, какая она, истинная вера…

– Вот. Вот именно, – кивнул Токарев. – Именно так. Отделил семена и продемонстрировал. Чушь собачья, между прочим. Полнейшая чушь. Ничего Господь, вернувшись, не продемонстрировал и не сказал. Отделил семена… Да, отделил. Продемонстрировал свое могущество, сделал Землю плоским блином, накрыл твердью небесной, запустил движение светил… Он не уничтожил иноверцев. Не уничтожил, а явил всем чудо. Всем и каждому. Он не просто сделал Землю плоской, Он сделал три плоских Земли. Одну для христиан, другую для мусульман и третью для иудеев. Щелк – Земля расслоилась… не знаю, как это назвать… получилось три совершенно одинаковых Земли, только на одной нет мусульман и христиан, на другой – иудеев и христиан, а на нашей – сами понимаете. И пересекаются эти Земли в одной точке – в Иерусалиме.

– Пересечение трех плоскостей в одной точке? – хмыкнул Круль.

– Засунь себе свою геометрию знаешь куда? Господь всемогущ, и Евклид ему не указ. Лобачевский, кстати, тоже. Есть три Земли, есть точка пересечения – один на три веры Святой Город. И есть Игольное Ушко – странная металлическая арка, через которую можно путешествовать по трем Землям. Входишь в арку с востока на запад – мусульмане, с запада на восток – иудеи.

– Ты так говоришь, будто был там…

– Был, – спокойно подтвердил Токарев. – Был. В таком точно балахоне, чтобы ни лица, ни фигуры нельзя было разглядеть. Только их Темные комнаты не на Храмовой горе. Нас они селят возле храма Гроба Господня. И те и другие…

– То есть мы поддерживаем отношения с иноверцами? – недоверчиво переспросил Круль.

– Тебя только это смущает? А тебя не смущает, что Господь не уничтожил их всех? Это тебя не смущает? И то, что для них возможность вечной жизни закрыта наглухо, ведь они не крестятся, – это тебя не смущает? И то, что они после смерти не попадают даже в Ад – в наш ад, тоже не смущает? – Токарев вскочил со стула и последнюю фразу выкрикнул в лицо Крулю: – В наш Ад не попадают!

– Простите, – с достоинством ответил Круль. – Вы хотели сказать – в НАШ Ад? И не нужно мне плевать в лицо. Я прекрасно могу обойтись без этого. Вы, кстати, можете вернуться на свой стул и продолжить лекцию оттуда.

– Лекцию? – переспросил Токарев, зверея. – Лекцию?!

– Убьешь? – мило улыбнулся Круль. – Давай.

Иван увидел, как лицо Токарева становится багровым, кулаки сжимаются…

– Спокойно, – прохрипел ТэТэ. – Спокойно…

Он вернулся к стулу, сел, с видимым усилием разжал кулаки.

– Ну, молодец, – восхитился Круль. – В самый последний момент…

– Ничего, – медленно выговорил Токарев. – Ничего. Я стерплю. Мне много чего еще нужно будет стерпеть…

– Точно, – кивнул Круль. – Совершенно точно. А я знаю, какие рекомендации дам нашим специалистам. Чем они тебя достанут, помимо огня, серы и раскаленной сковороды.

– Когда ты собирался мне предложить отринуть рай? – спросил Иван тихо.

– Не знаю… Точно не решил, готовился…

– Ты готовился или еще кто? – вмешался Круль.

– Не твое дело. Я бы сам с тобой поговорил, Иван. Вся моя группа замкнута на меня. На случай, если…

– Понятно. И есть другие?

– Откуда я знаю? Мне об этом знать не положено. Что-то разработано, чтобы с моей смертью, со смертью других Отринувших не погибло все движение… Да мы и не рассчитываем на долгий срок. Мы должны успеть сделать все за несколько лет. Максимум – за десять.

– Зачем так спешить? – Круль щелкнул языком. – Давайте через тридцать – к столетию Возвращения. И что, собственно, вы планируете?

Токарев молча посмотрел на Круля, тот сделал невинное лицо.

– Мы хотим уничтожить Игольное Ушко, – сказал Токарев. – Как минимум. И уничтожить Службу Спасения…

– Уничтожить, уничтожить… А Созидать вы собираетесь?

– Нам это не нужно, мы должны только расчистить поле от камней и сорняков…

– Убивая и натравливая людей друг на друга?

– Даже убивая и натравливая! Даже так! Нужно что-то делать, раз Церковь не собирается принимать меры. Дьявол стал другим, изменил методы, а Церковь…

– Точно, – согласно кивнул Круль. – Совершенно точно – Церковь увязла в древности, в причастиях и отпущениях. Глубокая древность. Даже Новый Завет выглядит каким-то ветхим.

– Выглядит. Дьявол – повелитель лжи. Он всегда лгал, заманивая души в свои сети. Он не мог говорить правду…

– Враки! – снова засмеялся Круль. – Он мог. Мог. Но не хотел. Не было нужды, потому что была вера. Он был противоположностью веры, а значит, неверием. Хотя, если честно, это не совсем понятный момент во всем происходившем. Дьявол-то как раз в Бога верует… Или нет, не верует. Знает точно и выполняет Его законы. По-своему, но неукоснительно. И он этим отличался от людей до Возвращения. Они верили, а он – знал. И тут Господь вернулся… И все стали знать о том, что Он есть, что достаточно выполнять законы и получишь награду. Выполнишь команду «Апорт!» и получишь сладкую конфету. И стало казаться, что все слишком просто. Сделал – получи. Не сделал – не получи. Где место Дьявола в этом раскладе? Я вас спрашиваю?

Круль сделал паузу, словно действительно собирался выслушать ответы собеседников, но Иван закрыл глаза, а Токарев опустил голову на руки, лежавшие на спинке стула.

– Никто не хочет ответить? – удивился Круль. – Тогда отвечу я. Нет места Дьяволу при таком раскладе. Понятно даже идиоту, что Князь Лжи будет лгать. Значит, понял наш Старик, нужно менять имидж. Поскольку в аду всегда много имиджмейкеров и рекламщиков с политиками, была создана креативная группа по разработке новой концепции. Я с ними общался – потрясающие ребята, циничные и беспощадные. За один слоган «Дьявол не лжет!» им можно было бы дать рекомендацию в Рай. Если бы этот номер прошел, естественно. Но Раю маркетологи с имиджмейкерами без надобности. Абсолютно. И никто себе даже не представляет, что именно его ждет в раю. Что это за наслаждения, которые стоят всех мучений и воздержаний при жизни. Бог молчит, ангелы молчат, люди болтают, но кто им верит, людям? А Дьявол – не врет.

И никто не может ему помешать в этом, ибо есть свобода воли и не положен предел проискам Дьявола среди людей. Он может захватывать души любым способом, так почему не честностью? Почему он не может держать своего слова, спрошу я вас?

Голос Круля патетически взлетел, если бы Круль не был связан, наверняка взмахнул бы рукой. Лицо его приобрело вдохновенное выражение, насколько вообще может выглядеть вдохновенным лицо со сломанным носом и глазами, заплывающими черно-синим.

Токарев не мешал ему говорить, а Иван не знал, что именно сейчас можно сказать, – все выглядело слишком нереальным. Слишком. Их только что хотели пытать и убить. Их скоро будут пытать и калечить, но так, чтобы не дать умереть. А Токарев затеял этот теологический спор, в который Круль вступил с таким азартом и даже вдохновением.

Безумие.

В комнате пахло безумием и кровью. И безумие овладевало людьми, находящимися в этой комнате.

Странное чувство нереальности – Иван уже испытывал его однажды. Всего один раз – там, в подземелье, когда налились глаза Сереги зловещим светом, когда черная кровь лилась из разрезанного горла…

Иван со всхлипом втянул воздух, но Круль этого, кажется, не заметил.

– Потрясающий по своей эффективности ход! Шедевр пиара, извините за выражение! Вдруг оказалось, что рай не гарантирован, ибо слаб человек, и ничто человеческое ему, сами понимаете, не чуждо. И показали человеку честно и без обмана, что многие – сотни, тысячи, миллионы – попадают в ад, несмотря на все свои попытки забраться на небо по скользкой лестнице Якова. И что произошло дальше? Что должно было произойти, раз уж люди увидели, что не всем везет на этом пути? Они должны были укрепить веру, затянуть пояса, надеть власяницы или даже нацепить вериги… А они? Они благополучно испугались. Это было так по-человечьи! Если нет гарантии – зачем стараться? Зачем, я вас спрашиваю? Почему один-единственный грех может перевесить всю мою безгрешную жизнь?..

Круль продолжал разглагольствовать, но Иван слышал его словно издалека, словно разделяла их вязкая прозрачная стена, и звуки, проникая сквозь нее, становились липкими и тягучими. А воздух вокруг был сухим и шершавым. И горячим. До озноба горячим. Волнами стекал по лицу пот, тек по спине Ивана, превращая его плоть в раскаленный лед.

Страх каплями собирался на потолке комнаты и падал на пол, в лужи отчаяния, с гулким бульканьем.

– Бог заключил Дьявола в аду, но не запретил впускать туда людей на экскурсии, временно. И грех, извините, было этим не воспользоваться. Им предложили гарантию, и гарантия для многих перевесила надежду. Все было бы гораздо проще, если бы не уроды типа галат… – Круль улыбнулся, но улыбка у него вышла какая-то болезненная, словно он тоже начал что-то ощущать. Какое-то неудобство… Напряжение? – Тут, как я понимаю, вы подсуетились очень правильно.

– Мы, – кивнул Токарев, и показалось Ивану, что говорит он через силу, борясь с безмерной усталостью. – Мы поняли, что если так будет все идти и дальше, то толпы хлынут в офисы Службы Спасения… Если не будет страха, то…

– А как же свобода выбора?

– В задницу твою свободу! Я не стану ждать, не стану своим бездействием помогать Дьяволу! Не стану! И мы придумали галат!

– И нашли людей, которые искренне поверили в эту чушь, – подсказал Круль. – И готовых ради этой чуши пойти в ад?

– Да, нашли! Ведь мы и сами…

– Вы сознательно выбрали ад, а они, убивая и насилуя, искренне полагают, что обретут вечное блаженство. Почувствуйте разницу, между прочим…

Тогда, в подземелье, во время хамсина, Ивану было легче. Он не был связан. У него в руках было оружие, рядом – товарищи, и можно было преодолеть вязкий ужас, думая о задании, просто нажав на спуск пистолета, всадив в голову своего сослуживца дюжину пуль. Сейчас… Сейчас Иван готов был закричать. Больше всего ему хотелось бежать отсюда, бежать прочь из комнаты, пропахшей смертью и страхом. Бежать-бежать-бежать…

На лбу Круля выступили капельки пота. Но предавшийся все говорил и говорил, повышая голос, приближаясь к крику – к истерическому крику.

– Вы натравливали христиан на предавшихся. Христиане и сами легко начинали погромы, но все-таки вы делали для этого гораздо больше. Вы натравливали галат на Конюшню, наводнили Святую землю и Святой Город своими боевиками, чтобы отпугнуть людей от входа в Ад, заставить их задуматься, прежде чем согласиться на экскурсию от «Кидрона»… Это ведь вы неоднократно пытались спровоцировать схватку всех против всех в Святой земле, чтобы ввести сюда международный контингент, чтобы разрабатывать Святую землю, как нефть в Персидском заливе, аккуратно, размеренно, уничтожая любого, пытающегося нарушить порядок. Вначале вы уничтожили бы Службу Спасения здесь, потом, указав на прецедент и упомянув, что ничто не делается кроме как Божьей волей, призвали бы перенести опыт на всю оставшуюся Землю… И выжгли бы такое перспективное начинание Дьявола. Вы потому и деятельность Конюшни всячески саботировали. И Охотников за демонами начали резать, чтобы демоны дорвались, наконец, до обычных людей, наполнили Святую землю и выплеснулись в остальной мир…

– Ваши демоны! – выкрикнул Токарев. – Порождения Бездны!

– Наши, – согласился Круль. – Наши, чьи же еще? Странно получается, мы всячески стараемся их из Ада не выпустить, держать, так сказать, границу на замке, а вы… Это же вы распространяете те идиотские книги по вызову демонов, заключению договора с Адом? Не нашего типового, а того, позволяющего якобы демонами и Дьяволом повелевать. Это для чего? Для того, чтобы дискредитировать всю кампанию, всю маркетинговую политику «Дьявол не врет».

– Да-да-да! Вам нужен покой, нужно строгое выполнение Акта Двенадцати, который заключен неправильно. Не равнозначно. С вашей стороны его подписал Дьявол, а с нашей стороны – люди! Всего лишь люди, которым показалось, что с Дьяволом можно договариваться, что они, эти люди, знают замысел Господа… – Токарев вскочил со стула и прошел по комнате. – Предатели. Тупые предатели!

– Вы бегайте, любезный, бегайте, – противным голосом сказал Круль. – Вы так забавно выглядите на бегу… Так симпатично и потешно.

Токарев подошел к нему, замахнулся, но не ударил, снова сел на стул.

– Почему предатели? – Круль облизал губы, его глаза тревожно бегали, Иван попытался понять, куда именно смотрит предавшийся, но ничего особенного не заметил.

На Ивана смотрел Круль, на Токарева, поднимал глаза к потолку или опускал их к полу. Что же с ним происходит? И что происходит с Иваном, с этой комнатой, с этим миром?

– Смешной вопрос для верующих людей – нужно ли лечить больного?! – Голос Круля сорвался, захрипел, но Круль не замолчал. – Если он болен – значит, Господь хочет что-то сказать, намекнуть, испытать веру, наконец. И лечить – значит нарушать эту самую волю Господа. Но если вылечивается болящий, то по воле Господа или вопреки ей? Не простой ведь вопрос, это сейчас он может показаться обыкновенным, а матери, у которой умирает ребенок, каково? Молиться, не имея ни какой гарантии, или сходить в нашу Клинику, получить помощь, спасти жизнь самому дорогому существу? И всего лишь ценой отказа от журавля в небе. Полагаете, такой уж сложный выбор? Для матери?

Воздух сгустился, превратился в душное желе, заполнившее все пространство между стенами, полом и потолком, лезущее в глотку, забивающее легкие, склеивающее веки.

Иван закрыл глаза, снова открыл, несколько раз моргнул, пытаясь восстановить зрение, но свет от ламп расползался в радужные блики, фигуры Круля и Токарева превращались в размытые пятна.

– Только мы стоим у Дьявола на пути! – крикнул Токарев.

– Мы знаем, – ответил Круль. – Мы это прекрасно знаем. Мы знаем, что вы так думаете. Но вовсе не факт, что так на самом деле. Не факт! Вы не можете знать воли Господа, его планов. Может, он использует Дьявола для того, чтобы покарать зло в вашем обличье? Помнишь: «Я часть той силы, которая вечно стремится ко злу, но делает добро?» Или как-то так, не помню. Может, все перемешалось, и теперь Дьявол сражается на стороне добра, а отринувшие и галаты – на стороне зла?

– Этого не может быть! – Токарев все-таки не выдержал, вскочил и ударил Круля по лицу. – Этого. Не. Может. Быть.

После каждого слова Токарев бил раскрытой ладонью предавшегося по лицу. Широко размахиваясь, с явным удовольствием.

Брызги крови летели в стороны.

– Дьявол несет зло! И мы его остановим! Даже ценой своих душ!

Иван смотрел, не отрываясь, в лицо Круля. Взгляд того продолжал блуждать, но на губах появилась улыбка. Подобие улыбки: очень трудно улыбаться, когда тебя бьют по лицу. Каждый новый удар сносил улыбку, но она снова зарождалась в уголке окровавленного рта. И снова исчезала.

Куда же он смотрит? Зачем спровоцировал Токарева, неужели не понимает, что ТэТэ не сорвется, не убьет его, что номер этот дешевый мог пройти только с палачами-галатами. Куда он смотрит?

Твою мать! Иван чуть не вскрикнул. Он пытался понять, куда Круль смотрит, а нужно было смотреть совсем на другое, нужно было заметить, куда он избегает смотреть. На Токарева смотрит, на Ивана, на потолок, на пол, снова на Токарева. Он не смотрит за спину Ивана, туда, где, кажется, истерзанные тела Хаммера и Яна.

Круль все время смотрел туда, раньше смотрел, когда галаты собирались его пытать, просто взгляда не отводил. А сейчас… Сейчас старательно обходит то место взглядом, избегает туда смотреть. Наконец испугался?

И еще одно, сообразил Иван. Память сыграла с ним глупую шутку. Он испытывал весь ужас в подземелье не во время нападения демона, нет. В тот момент он ничего не чувствовал, даже собственного тела не ощущал. Ужас захлестнул его перед появлением демона, перед тем как засветились жутким огнем глаза Сереги.

Он чувствовал приближение демона, ощущал, как порождение ада направляется к ним, выбирает жертву. Чувствовал, но не осознавал. А теперь…

Токарев что-то кричал, продолжая наносить удары, Круль что-то кричал в ответ, плевал в лицо отринувшему кровью, а тот, не вытирая, все бил и бил.

Шорох за спиной. Тихий звук, будто влажную тряпку потащили по кафельному полу.

Иван зажмурился, превращаясь в слух.

Еще шорох. Влажный шлепок. Шорох. Легкий скрип, словно чем-то твердым провели по стеклу.

Круль смотрит только в глаза Токарева. Только туда. Он не дает Токареву оглянуться, отвлечься хоть на секунду, выплевывает вместе с кровью ругательства и оскорбления, полностью завладев вниманием ТэТэ.

А шаги приближались. Вот они поравнялись с Иваном, тот скосил глаза вправо и увидел окровавленную руку, изуродованную окровавленную руку, пальцы с кровавым мясом на месте вырванных ногтей, вены и сухожилия, не прикрытые кожей.

Обе руки были вытянуты вперед. Обе изуродованные, окровавленные руки.

До Токарева было всего пять шагов, но тело Яна двигалось медленно, с трудом удерживая равновесие и крохотными шажками. Странно было то, что оно вообще двигалось, переставляло изуродованные, изодранные до костей ноги и не падало.

Наверное, что-то в лице Круля изменилось. Или Токарев просто почувствовал приближение угрозы. Или услышал, как сломанная кость стопы царапнула пол.

Токарев оглянулся. Мельком, через плечо. Потом резко обернулся, шарахнулся в сторону, побледнев и пытаясь широко открытым ртом вдохнуть воздух.

Ян – то, что от него осталось, – двигался к Токареву, скрюченные пальцы рук шевелились, тянулись к горлу, как в старом кино.

Круль засмеялся, истерическая нотка прозвучала в его смехе.

– Янек, давай! – крикнул Круль. – Давай, Янек!

В руке у Токарева оказался пистолет. Только что не было и вдруг возник, как по волшебству. Выстрел. Пуля ударила Яна в голову. Иван зажмурился от брызг.

Еще выстрел – Ян упал, рухнул навзничь, так и не опустив рук, теперь лежал на спине, суча ногами и протягивая руки вверх.

– Номер не пройдет! – крикнул Круль. – Он уже мертвый. Можно убить одержимого, а, если демон овладел телом после смерти, тут возможны проблемы.

Токарев выстрелил трижды, руки дрожали, поэтому только две пули попали в лицо, третья расколола кафельную плитку, разбросала осколки в стороны.

– Давай-давай! – подбодрил Круль. – Это он еще во вкус не вошел. Еще немного подожди…

Токарев выхватил из кармана нож, бросился к Ивану и одним движением распорол скотч, которым тот был привязан к столбу.

Ноги Ивана подогнулись, но Токарев схватил его за ворот и толкнул к двери. Иван упал, успев выставить руки.

– Бегом! – крикнул Токарев, хватая Ивана за куртку. – Бегом…

Иван не то что бежать – идти не мог, не слушались ноги, поэтому Токареву пришлось тащить его к выходу, потом, открыв дверь, вышвырнуть в коридор.

Иван ударился локтем, застонал.

За спиной прогремел выстрел – Токарев стрелял, стоя на пороге. Гильза вылетела из пистолета, ударилась в стену и покатилась, позвякивая, по бетонному полу коридора.

– Ко мне! – крикнул Токарев. – Бегом ко мне!

Из-за поворота появились двое с автоматами в руках.

– Демон, – сказал Токарев и дважды выстрелил в дверной проем. – В привязанного не стрелять!

– Куда же ты, Никита! – закричал Круль. – А я только начал развлекаться!

Ударил автомат, и грохот очереди заглушил голос предавшегося.

– Быстро, – пробормотал Токарев, поднимая рывком Ивана на ноги. – Вперед по коридору и направо.

Теперь стреляли два автомата длинными, патронов по пять, очередями. Пули должны были разорвать тело в клочья, расшвырять куски в стороны, но стрельба не прекращалась.

Токарев протащил Ивана по коридору, до начала лестницы. Оглянулся – автоматы гремели не переставая, стрелки, похоже, запаниковали. Или у них просто не было другого выхода.

Кто-то закричал, смолк, захлебнулся один автомат. Второй выпустил еще с пяток пуль и тоже замолчал. Начал стрелять пистолет.

– Наверх, – выдохнул Токарев. – По ступенькам, наверх… На второй этаж…

– Не на улицу? – уточнил Иван, ставя ногу на первую ступеньку.

– На второй этаж! Живей!

Замолчал пистолет, раздался крик, полный боли и страха.

– Иди, он ведь тебя тоже не пощадит…

Не пощадит – тут Иван спорить бы не стал. Демон и живым овладевший не самый приятный оппонент, а в мертвом теле… Иван знал, им это рассказывали на специнструктаже, объясняли, что пулями, максимум, можно тело остановить или задержать, что нужно немедленно отходить, спасаться бегством, даже не пытаясь изображать из себя героя.