Текст книги "Оперативник"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 06

Удар с правой у Круля оказался поставленным правильно и продемонстрировал хорошую физическую подготовку, неплохую технику исполнения и склонность к драматизации обычных, в общем, ситуаций.

– Здравствуй, брат Старший Администратор! – сказал Круль, входя в кабинет офиса Службы Спасения, доброжелательно улыбнулся вскочившему из-за стола худощавому парню в черной рубашке и, не снимая улыбку с лица, продемонстрировал свой удар. Без всяких там выдохов, выкриков и перехода в стойку – просто врезал снизу вверх по челюсти ничего не подозревающего Старшего Администратора.

Тот даже и не вскрикнул, отлетел назад, на свой письменный стол, опрокинулся навзничь, сшибая на пол канцелярские принадлежности, и упал за стол, оттолкнув в сторону кресло на колесиках.

В офисе залегла тишина.

Старший Администратор лежал молча, не производя звуков и не подавая признаков жизни. Три карандаша из опрокинутого стакана прокатились по столешнице и с сухим стуком упали вниз.

Дама средних лет, исполнявшая, по-видимому, обязанности секретаря, пискнула и попыталась выскользнуть из кабинета. Иван отступил в сторону, пропуская, но Круль, не оборачиваясь, сказал: «Стоять!» – и дама замерла, снова пискнув, как резиновая игрушка.

– Мне – зеленый чай, – приказал Круль. – Без сахара, естественно. Нашему гостю… Иван, что ты будешь пить? Чай, кофе? Минералку? С газом? Без пузырьков?

– Обойдусь, – сказал Иван.

– Обойдется… Наш гость – обойдется, а я долго ждать не буду, – Круль резко, на каблуках, развернулся к секретарше и посмотрел ей в глаза. – Мне продолжить воспитательный момент? Или не нужно?

– Я сейчас… – простонала дамочка, глянула в сторону письменного стола, и по лицу ее разлилась бледность.

– Если в обморок хлопнешься, – предупредил Круль, не отводя взгляда и даже не моргая, – то обратно можешь и не выйти. Доступно?

– Да… – Секретарша попятилась к двери.

– Отлично, – кивнул Круль. – Замечательно. И заодно, пока вода будет закипать, оповести всех – ВСЕХ! – что я жду их на лобном месте через полчаса.

– Да… Поняла… Через полчаса, зеленый чай без сахара, я сделаю… я быстро… – Секретарша вылетела из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Круль довольно потер руки и усмехнулся:

– Редко удается отвести душу и произвести впечатление. Если просто демонстрировать неудовольствие и хмурить брови, можно, конечно, испугать немного, но рано или поздно люди начинают воспринимать отсутствие побоев как принципиальную их невозможность. Офис, кабинет, форменные рубашечки, чай-кофе-газировка… Чего тут можно ожидать? Выговора? Какой выговор, если Договор подписан и хуже уже не будет. Если Договор, естественно, соблюдать и не нарушать инструкций вкупе с прямыми распоряжениями. Кстати, о Договорах…

Круль обошел письменный стол, задумчиво посмотрел вниз, на лежащего в беспамятстве Старшего Администратора, и вздохнул.

– Не поможешь? – спросил он самым обычным тоном у Ивана.

Иван спрятал руки за спину.

– Не поможешь… – Круль снова вздохнул, наклонился к Администратору и быстро проверил у него карманы. – Поторопился… Нужно было вначале отобрать у него ключи от сейфа, а уж потом…

Из уголка рта брата Старшего Администратора тонкой струйкой текла кровь, веки были приоткрыты, но зрачков видно не было – только белые полоски глазных яблок. Когда Круль, проверяя карманы, перевернул бесчувственное тело, голова запрокинулась.

– Захлебнется, – сказал Иван.

– Кто? Он? Какая, на фиг, разница?.. Хотя… тут ты, пожалуй, прав, – Круль повернул голову Старшего Администратора на бок. – Он нам нужен живой.

Круль закончил выворачивать карманы, выпрямился, посмотрел на стол, потом под него.

– Ага, вот и ключики…

Круль переступил через тело, сел в кресло и развернулся к сейфу.

– Кодовых замков им не положено, что не может не радовать, – пробормотал Круль, выбирая на связке нужный ключ и вставляя его в скважину. – Да и ничего секретного у них тут быть не может…

Замок щелкнул, дверца открылась.

– Книги строгой отчетности… Договора… Договора обычные… Договора особые… – Круль вытащил из сейфа черную пластиковую папочку, открыл и начал быстро перелистывать страницы. – Отец Василий… Отец Василий… Так.

Круль отложил в сторону несколько скрепленных вместе листов.

– Это собственный договор Старшего Администратора. Это его ближайшего окружения… Вот. – Круль достал из папки еще один договор. – «Отец Василий с одной стороны, Преисподняя в лице Курта Кауфмана с другой, именем Дьявола… О нижеследующем… Преисподняя гарантирует… отец Василий, он же Николай Филатов, обязуется…» Вот ведь сволочь…

Круль пролистал несколько страниц, раздраженно бросил папку на стол.

– Прикинь, в особых условиях указано, что батюшка продолжает выполнять свои обязанности. Козел… – Круль, не вставая с кресла, пнул лежащего ногой. – Сто раз сказано, тысячу раз предупреждено и написано. Вон даже ты знаешь и помнишь – Дьявол не врет. И врать именем Дьявола – это даже и не глупость. Это полное безумие. Полнейшее. И ведь не отправил в Канцелярию второго экземпляра. Справку о заключении договора с указанием имени клиента отправил, а сам договор… На что он надеялся?

Круль наклонился, приподнял голову Администратора за волосы, потряс:

– Ты на что наделся, Кауфман? Победителей не судят?

Пальцы разжались, голова ударилась об пол. Круль вытер руку о рубашку Администратора.

Иван прислонился к стене.

– Да что ты там топчешься? Садись, – Круль указал на стул для посетителей. – Ты прямо как неродной, чая не хочешь, кофе не хочешь… я ж тебя не вербую, блин, я тебя принимаю. Демонстрирую вежливость, так сказать.

– Я постою, – коротко ответил Иван.

Хотя на самом деле ему хотелось выйти из офиса на свежий воздух, избавиться от мерзкого привкуса серы на губах.

– Ваш чай! – Секретарша внесла в кабинет серебряный поднос с чашкой на блюдце.

Ложечка, зачем-то лежавшая на том же блюдце, мелко звенела – руки у дамочки тряслись.

– Как вы просили… – Секретарша поставила поднос перед Крулем, тот поманил дамочку пальцем.

– Я не просил, – прошептал Круль и вдруг проорал, глядя ей в лицо: – Я приказывал! Приказывал! И еще я приказывал собрать всех… Осталось пятнадцать минут…

Секретарша шарахнулась, натолкнулась на стул, опрокинула его, торопливо подняла и поставила на ножки.

– Я передала… Передала… Братья Младшие Администраторы лично…

– Естественно, лично! Ты же им сообщила о нашей милой беседе с братом Старшим Администратором… Сообщила?

– Д-да…

– Естественно, они захотели оказаться подальше от меня… Ничего, я с ними потом поговорю. После общего мероприятия жителей славной Денницы… Вон отсюда, – резко понизив тон, сказал Круль. – Осталось четырнадцать минут.

Секретарша исчезла, словно снесенная ураганом.

Круль взял чашку, поднес к губам, отхлебнул.

– Вполне приличный чай. Ты напрасно отказался…

Старший Администратор застонал.

– А, – обрадовался Круль. – А я уж боялся, что придется работать с бесчувственной тушкой. Ты, Ваня, как относишься к допросам третьей степени?

– Не участвовал.

– Ни тебя не допрашивали, ни ты сам пальцы клиентам не ломал? – удивился Круль. – Что-то меняется в Конюшне, уж не знаю, к лучшему ли… Я, помню…

– Мне не интересно…

– Напрасно. Мы как-то перехватили в горах галата. Все как положено, циферки на руке, огонь в глазах. Клянется и божится, что ни сном ни духом, что, типа, погулять вышел. Ну там пара ударов по печени, порванная губа, выбитый зуб – все то же самое. Да, убивать готов, но сегодня вышел прогуляться без злого умысла. Даже оружия не взял. И оружия у него действительно не было… А нас четверо, все молодые, по первому году. Да и задержание тоже первое. Ну попинали. Ну сунули под нос пистолет, пригрозили. Даже стрельнули над ухом, перепонку вдребезги, галат плачет, кровавые пузыри пускает, но молчит… В смысле несет все ту же хрень. А мы, напоминаю, в горах, что остается? Правильно, везти гада в Конюшню, передавать Инквизиторам, и все. Можно было его просто пристрелить, но мы ж тогда еще не знали, что отмолить убийство галата – как два пальца… И потащили мы даже его к машине, как появился наш тогдашний командир Давид. Ты его не застал, нарвался Давид Месропян на пулю. Но дело не в этом. Появился Давид, посмотрел на нас, послушал наш лепет, не говоря ни слова, взял два камня. Один большой, плоский, второй поменьше, круглый. Положил, значит, руку бедняги на один камень, другим прихлопнул. Аккуратно, по пальчику. Кажется, по мизинцу. И не просто по пальчику, по верхней фаланге. Четко и сильно. Косточка сказала: «Хрусь!» Галат сказал: «Ой!» Потом второй сустав сказал: «Хрусь!» – галат вскрикнул погромче – в общем, диалог пошел, углубился, расширился. Оказалось, что брел этот гад не просто так, а разведывал. А за ним шел караван, небольшой, четыре осла – почти полтонны пластиковой взрывчатки. И рвануть все это должно было завтра, посреди Иерусалима. Его бы, понятно, вопрошающие раскрутили бы. Но день бы мы его тащили, потом он неизбежно тянул бы время, а потом, сам понимаешь, после взрыва его информация была уже никому не нужна. Так что Давид спас несколько тысяч христианских жизней, сломав всего восемь или девять пальцев. А ты нос воротишь… – Круль тронул подошвой своего ботинка лицо Старшего Администратора. – А тут даже и не допрос – так, небольшая экзекуция… Ты ведь радоваться должен – пострадал предавшийся от руки предавшегося… Но обрати внимание на коренное отличие наказания преступления у нас от наказания преступления у вас. Ваш попик сегодняшний, сволочь сердобольная, куда пойдет? В ад, к бабке не ходи. Солдатик ваш, без отпущения? С вероятностью в шестьдесят процентов туда же. Нет, вероятность, конечно, есть. Вернемся, гляну. И тебе сообщу, если хочешь. А наш контингент, даже нарушив Договор, даже предав преисподнюю и накуролесив от всей своей проданной души, все равно останется у нас. Вот тебе, как преданному борцу за торжество божественных идеалов, не обидно? Ведь обидно, мне, например, аж глаза резало, когда я такое видел, еще работая в Конюшне.

– Знаешь, – сказал Иван, рассматривая настенный календарь, – я вот все пытаюсь вспомнить, требует ли отмаливания пресеченное богохульство? Вот если я сейчас достану «умиротворитель» и снесу тебе башку?

– Не знаю, – пожал плечами Круль. – Не пробовал, не читал, не слышал. Но ты можешь попробовать. Тебе, как мне кажется, терять нечего… Порадуешь местных Администраторов, они живенько тебя прикончат, народ, тем более, собирается у лобного места, прикончат тебя весело, с чувством некоторой благодарности за мое устранение…

Иван подошел к календарю, висевшему на стене возле стола, присмотрелся: пестрым фоном плаката оказалась сплошная масса лиц – мелкие, но, благодаря качеству полиграфии, четко различимые лица, улыбающиеся, серьезные, плачущие. Тысячи лиц. Гигантские ладони, сложенные лодочкой и тянущиеся к этим лицам. Синица, яркая, словно живая, в этих ладонях. И надпись, венчающая композицию: «Дьявол не врет».

Старший Администратор завозился на полу, застонал и попытался приподняться.

– Лежать! – приказал Круль и надавил ногой на лицо лежащего. – Не было команды… А плакатик славный.

Круль встал с кресла, подошел к Ивану и остановился возле него перед плакатом.

– Между прочим, – сказал Круль, – потрясающая идея и великолепное воплощение. На каждом плакате – около пятнадцати тысяч лиц реально существующих и ныне живущих людей. В каждом городе – набор лиц свой, причем сформирован из жителей именно этого города. Я себе даже представить не могу, сколько такой проект может стоить, но практически каждый из сфотографированных плакатик приобрел. Пусть даже слоган обрезали, но общая идея-то осталась. Это, как я понимаю, иерусалимский вариант.

Круль присмотрелся, поводил пальцем по глянцу календаря:

– Вот, обрати внимание.

Иван, помимо воли, присмотрелся – это был он, Иван Александров. Тридцать какой-то в восемьдесят непонятном ряду. Но совершенно точно – он. И фотография незнакомая. Не помнил Иван, чтобы в последнее время фотографировался с таким жизнерадостным выражением на лице.

Рука сама потянулась к плакату.

– Давай-давай, – подбодрил Круль. – Сорви, помни, затопчи… Вообще, можешь отвести душу и выпустить свой праведный гнев. Выбей стекло, оно обычно так жизнерадостно звенит, разлетаясь в осколки. Сможешь высадить ногой раму? Одним ударом?

Иван ударил. Кулаком. В солнечное сплетение.

Круль задохнулся и сложился пополам.

Он не мог выговорить ни слова, но поднял правую руку и показал большой палец.

– Мо… – выдавил через несколько секунд Круль. – Мо-ло-дец… Хороший удар… И без подготовки… Я даже и не заметил…

Иван отошел к окну – на площади перед зданием Службы Спасения, вокруг небольшой бетонной площадки собирались жители Денницы. На первый взгляд – точно такие же, что меньше часа назад хотели освободить отца Василия. Ни по одежде, ни по внешности Иван не смог бы отличить одну толпу от другой.

– Время… – сказал Круль, держась рукой за живот. – Вставай, мелкий засранец!

Открылась дверь, и на пороге появились два Младших Администратора.

– Ага, – удовлетворенно произнес Круль. – Явились… Значит, берем шефа и живенько транспортируем его на лобное место.

Иван смотрел в окно, не оборачиваясь, сцепив руки за спиной. Сорвался. Не выдержал. Нервы как у бабы на сносях. Истеричка.

За спиной послышался стон, невнятное бормотание, снова стон. Через несколько секунд Иван увидел, как из здания вышли трое в черных форменных рубашках. Двое с краев поддерживали третьего, голова у того моталась, хотя он прилагал видимые усилия, чтобы держать ее ровно.

– Нам пора, – сказал Круль.

Иван не ответил.

– Ты обязан присутствовать на подобных мероприятиях во время рейда, – напомнил Круль. – Параграф десятый, пункт седьмой «Контроль деятельности членов группы».

Старшего Администратора втащили по ступеням на площадку, попытались поставить, но ноги его явно не держали. А Младшим Администраторам явно не хотелось оставаться на площадке дольше. Брата Кауфмана посадили на бетон и быстро спустились в толпу.

– Совсем жарко, – сказал Круль, когда они с Иваном вышли на крыльцо офиса. – А в Святом Городе сейчас слякоть, мерзость и галаты. Бросить все, попроситься на освобождающееся место Старшего Администратора в Деннице, что ли? И хрен с ней, с карьерой…

Иван молча прошел за Крулем к площадке. Люди торопливо расступались, пропуская идущих. Круль приветливо улыбался и даже задержался пару раз, чтобы ласково похлопать по щеке детей.

На площади стояла мертвая тишина. Даже дети не кричали и не плакали.

Круль остановился перед ступеньками, легонько поклонился, пропуская вперед Ивана.

Можно было послать его подальше или даже еще раз приложить кулаком, но устраивать клоунаду на глазах предавшихся значило идти на поводу у Круля.

Иван молча поднялся на площадку, преодолев четыре широких бетонных ступени. Солнце успело нагреть бетон, летний жар поднимался вверх, обволакивая Ивана.

Брат Кауфман сидел на бетоне, опершись правой рукой. Кровь все еще стекала по щеке, капала на бетон. Еле слышный шлепок: ярко-красное превращается в черное, капля за каплей.

– Такие дела, – сказал Круль, остановившись возле Кауфмана.

Круль прижал ладонь к солнечному сплетению, покосился на Ивана, потом усмехнулся и подмигнул. Выпрямился, опустил руки и обвел взглядом толпу.

– Вы все его знаете! – громким голосом провозгласил Круль. – Меня вы можете и не помнить, я был у вас только один раз и уже довольно давно. Я ничего хорошего для вас не сделал, а он…

Круль легко, словно играя в футбол, сделал шаг и врезал ногой в спину Кауфмана. Тот упал лицом на бетон. Влажный шлепок. Стон.

– Он обеспечивал вас всем необходимым, – сказал Круль. – У вас есть электричество. У вас есть неплохая больница. Библиотека. Все это его стараниями.

Еще один удар ногой, в лицо. Кровь брызнула на бетон широким веером, будто художник или маляр отряхнул кисть с киноварью. Кауфман глухо застонал, перевернулся на спину – лицо было обезображено, нос сломан, губы размозжены. В уголке рта пузырилась кровавая пена.

– Для каждого из вас он находил слово утешения, – выкрикнул Круль и снова ударил ногой, на этот раз в бок. – Я знаю, что трем или четырем из вас он спас жизнь во время бури два года назад.

Еще один удар ногой по ребрам, сухой щелчок ломающейся кости был слышен всем. И все молчали.

– Кто-то из вас еще вчера был готов отдать за него жизнь… Не так? – Круль поставил каблук на руку Кауфмана, надавил, продолжая с улыбкой смотреть на лица жителей Денницы.

Хруст. Стон. Бледные лица, ужас в глазах, но никто не отвернулся, никто не посмел отвести взгляд.

– А теперь кто-то из вас хочет ему помочь? – спросил Круль.

Тишина.

– А где же ваша благодарность? – спросил Круль. – А рядом со мной стоит представитель Ордена Охранителей, он все видит, обо всем доложит своему начальству и что потом будут говорить о сторонниках Бездны? Что?

Кто-то в толпе вздохнул, Круль быстро обернулся на звук и ткнул пальцем – люди расступились, оставив перепуганную женщину на открытом месте.

– Будут говорить, что жители Денницы, законопослушные жители славного поселка на берегу моря, жалели подонка, оскорбившего обманом имя нашего повелителя! – Круль махнул рукой, словно отрубил ребром ладони пласт горячего воздуха. – Лжеца. Осквернителя. Мерзавца.

И три удара ногой. Хруст трех сломанных веток. Три вскрика Курта Кауфмана и вой, его протяжный вой, когда Круль снова наступил ему на руку.

– Каждый из вас подписал Договор. Каждый из вас получил уверенность и спокойствие вместо нелепой, несбыточной и обманчивой надежды. И только прочность, нерушимость Договора, подписанного от имени Дьявола, гарантирует вашу дальнейшую судьбу. Ваше существование до смерти и после нее. Если кто-то решится нарушить Договор в отношении врага, разве не сможет он нарушить его в отношение любого из вас? Вы этого хотите? – Круль подошел к краю площадки, присел на корточки, чтобы заглянуть в лица слушателей. – Вот ты? Или ты? А может, ты хотел бы такого для своих детей? Нет?

Люди попятились, пряча глаза.

– Он хотел произвести впечатление. Хотел сделать карьеру. Он полагал, что его простят, когда он приведет к нам новые души, спасет их от слепой надежды… Он надеялся… Нет, он был уверен, что его простят. И даже наградят! – Круль кричал, надсаживаясь, запрокидывая голову, набирая воздух и наклоняясь вперед, швыряя слова в толпу. – Он нарушил Договор. Он нарушил соглашение с той стороной, все еще охотящейся за журавлем в небе. Он поставил под угрозу ваши жизни. Но это ерунда. Мелочь, по сравнению с тем, что он поставил под сомнение, дал повод, возможность усомниться в самом главном, в единственном постулате нашей веры. Дьявол не врет! И его именем не врут.

Круль остановился, перевел дух.

– Я не могу спокойно говорить о таком. Я не могу спокойно видеть подобное предательство. Я не могу позволить и дальше жить такому предателю и преступнику. Вот это… – Круль поднял над головой несколько скрепленных листов бумаги. – Это – личный Договор Кауфмана. Его гарантия, подписанная Дьяволом. Смотрите все!

Листы вспыхнули, черная кайма охватила их сразу, язычки пламени поначалу были почти не заметны в солнечном свете, но через секунду набрали силу и цвет – багровый цвет Бездны. Еще секунда – черные хлопья упали на бетон возле Курта Кауфмана, прилипли к поверхности кровавой лужицы.

– Так будет гореть и он. Но превратиться в пепел ему не дано. Он будет гореть вечно. Будет вечно мучиться, извергать из своего предательского нутра крики боли, страха и раскаяния…

Круль повернулся к Кауфману, поднял над головой руку, и солнце отразилось в лезвии ножа, появившегося откуда-то в этой руке.

Откуда Круль достал оружие, не заметил даже Иван.

Круль присел, резко опустил руку, рванул ее в сторону. Тупой удар, влажный хруст. Крик боли.

Лезвие распороло живот справа налево, потом пошло вверх, рассекая брюшину до ребер.

Кауфман кричал, не переставая. Руками он попытался зажать рану, Иван краем глаза заметил, что пальцы левой руки выгибаются назад – сломанные суставы их не держат.

– Эти мучения, эта боль, которая ему сейчас кажется невыносимой и невероятной, – ничто, по сравнению с грядущей болью. С той болью, которая ему уготована Бездной и его предательством. Попытайтесь себе это представить. И попытайтесь запомнить. Закон восторжествует всегда. И для всех.

Заплакал ребенок в первом ряду, и вслед за ним заплакали дети в толпе.

– Никто отсюда не уйдет, пока он дышит. Никто не уйдет. Вы будете смотреть. Он не поверил закону. Вы тоже можете закону не поверить. Но поверите своим глазам и ушам.

Круль подцепил лезвием ножа внутренности Кауфмана, потащил наружу, Кауфман забился, засучил ногами, попытался перевернуться на бок, но Круль не позволил. Ногой он надавил на грудь преступника.

– Все видят? – громко спросил Круль. – Я не слышу! Все видят?

– Да… – выдохнула толпа.

– Все запомнят?

– Да…

– Хорошо… – Нож чиркнул Кауфмана по горлу, бывший Старший Администратор захрипел и через несколько секунд затих. – На этом я подвожу черту.

Нож, зазвенев, упал на бетон. Солнце отражалось в луже крови.

– Я больше ни на минуту не останусь здесь, – сказал Круль, отряхивая руки. – Я не стану мешать вам. Те, кто подумал, что я так быстро отпустил Кауфмана из жалости, ошибаются. Сейчас он уже испытывает куда большее мучение. Зачем мне было удерживать его здесь?

Круль поманил к себе пальцем одного из Младших Администраторов. Тот торопливо взбежал на возвышение.

– Тебя как зовут? – спросил Кауфман.

– Жак. Жак Гранже…

Круль вытер окровавленные руки о рубашку Гранже, похлопал его по плечу:

– Он будет исполнять обязанности Старшего Администратора офиса Службы Спасения Денницы. До тех пор, пока либо не пришлют сюда нового, либо не утвердят этого назначения. Извини, у меня нет знаков различия Старшего Администратора. Разве что…

Круль посмотрел на труп. Золотые значки на воротнике были залиты кровью. Шеврон на левом рукаве рубашки покойника поблескивал золотым шитьем.

– Возьми нож, отпори знаки различия, – приказал Круль и тихо, так, что услышали только Иван и Гранже, прошептал: – Или это сделает твой напарник.

Гранже наклонился, взял нож, спорол шеврон и разогнул зубцы на окровавленных значках.

– Все свободны, – крикнул Круль и махнул рукой, словно перед ним была не толпа людей, а птичья стая. – Кыш!

Люди бросились врассыпную, только трое в черных рубашках и секретарша остались возле лобного места.

– А что делать с телом? – спросил новый Старший Администратор, все еще держащий знаки различия на раскрытой ладони.

– Ты что, с ума сошел? – поинтересовался Круль. – Ты знаешь, что может случиться, если тушка будет гнить здесь? Заразу запустить хочешь? Я начинаю сомневаться в правильности своего решения.

– Мы уберем, – быстро сказал Гранже. – Уберем и зароем.

Круль прищурился.

– На свалке, – быстро добавил Гранже. – Среди мусора.

Круль кивнул:

– Молодец, быстро соображаешь. Я сообщу об этом.

На лице Гранже проступила улыбка, щеки порозовели.

– Иди, – сказал Круль. – Иди и не нарушай. А мне некогда.

– Может, руки помоете? – спросил Гранже.

– Пожалуй… – Круль задумчиво посмотрел на свои руки. – А то потом запекшуюся кровь из-под ногтей вычищать…

Младшие Администраторы умчались, а через несколько минут вернулись с ведром теплой воды, флаконом жидкого мыла и полотенцем.

Иван отошел в сторону и смотрел на море, пока Круль вначале мыл руки, потом, отфыркиваясь, умылся и утерся полотенцем.

– Все. Ухожу. И даже не просите остаться, – сказал Круль и двинулся, не оглядываясь, в сторону разделительной линии.

Проходя, хлопнул Ивана ладонью по плечу, Ивана передернуло.

– Да не пугайся, – засмеялся Круль. – Она уже чистая.

– Тебе это нравится?

– Что рука чистая?

– Что человека выпотрошил?

– А тебе-то что? Тебе жалко преступника, погубившего несколько душ? Тебя беспокоят наши внутренние разборки? Брось, Ваня! Не морочь голову ни себе, ни мне. Ты же не сожалеешь, что врезал мне в кабинете? Не сожалеешь. А ведь я провинился куда меньше, чем покойничек, – Круль вздохнул. – Будь веселее, Ваня. Сегодня и ты, и я – мы принесли много пользы своему делу. Ты – своему, я – своему.

Иван посмотрел на него и увидел, что лицо у Круля побледнело, а на висках выступил пот.

– Тебе хреново, Круль?

– Жарко. Я плохо переношу жару, – отрезал Круль.

– Понятно… – Иван помолчал, потом все-таки не выдержал: – Ты с самого начала знал?

– О чем?

– Об отце Василии, о Договоре?

– Откуда? Всеведущ только… Ну ты понимаешь. А я могу только выполнять указания начальства да работать головой. Время от времени.

Ветер, дувший к морю, сносил запах серы от Круля в сторону, и на мгновение Ивану показалось, что идет рядом с ним обычный человек. Уставший. Издерганный. Разочаровавшийся. Почти такой же, как Иван Александров.

– Как ты узнал о священнике? Ведь это ты сказал, чтобы я принюхался.

– Сказал. Понимаешь, Иван, – Круль протянул руку, собираясь похлопать Ивана по плечу, но вовремя сообразил и руку убрал. – Редко кто станет сотрудничать с Преисподней, не заключив Договор. А заключивший Договор начинает источать некоторое амбре… Вонять серой, если попроще говорить. Обычный человек не сможет этого скрыть. А в аромате ладана всегда так удобно было прятать запах серы… Всегда, заметь. Ты сказал, что в церкви сильно пахло, капитан сказал, что три месяца батюшка не выходит наружу. Что он скрывает? Ну не плохой же цвет кожи, в самом деле.

– Но ты знал, что тут… Догадывался.

– Да, – хмыкнул Круль. – Догадывался – то самое слово. Понимаешь, Иван… Когда в Преисподнюю попадает новорожденный ребенок… Из христианского поселка. Со всеми признаками крещения, безгрешный, но в аду… Тут возникает сомнение. Такое большое и неприятное сомнение. Ну ты же сам понимаешь, как все устроено. Не успели крестить – к нам. Успели – первородный грех сняли, ребенок нагрешить не сможет. Никак. А тут… Потом, через некоторое время, прибывает мама ребенка. В истерике, ибо хоть и грешила, но ведь была соборована, отпета и все такое… И тоже в Аду.

У нее возникли осложнения после родов, ребенка, говорит, окрестить успели, но не спасли. А там началось заражение крови у нее, врача у христиан нет… В общем, померла. И снова попала не по адресу. Хоть и числилось за ней прелюбодеяние, но она исповедалась, ей все отпустили… И такое недоразумение. У Администрации в архивах все в порядке, с божественной канцелярией и с передачей информации также проблем не было. Ваши не комментируют направление души в ад, но и не ошибаются – мы проверяли. Вот и возникло подозрение, что проблемы с батюшкой. Посмотрели в отчетах брата Кауфмана – числится среди вновь предавшихся некто Николай Филатов. А это, кажется, отец Василий, предположили наши аналитики. Вот меня и попросили заодно разобраться в том, что произошло, как произошло, и принять меры по своему разумению.

– Так ты сюда ради этого?

– Ты меня слушаешь? В смысле – слышишь? Я же сказал – заодно разобраться. В ходе выполнения основного задания. Только не спрашивай меня, о каком задании идет речь. Потом все узнаешь. Гадом буду.

– Будешь.

Иван замолчал и молчал, пока они шли до линии, потом прошли за ограждение и вышли к посту.

«Рейдер» стоял за шлагбаумом, развернутый капотом к поселку. Парни сидели в тени фургона на камнях. С ними рядом сидел Мовчан.

– Что нового? – спросил капитан, когда Иван и Круль подошли.

– У меня – все, – сказал Круль. – Мои дела закончены, я могу хоть сейчас отправляться в Иерусалим. Я счастлив, что у Службы Спасения есть такой ловкий, деловитый и симпатичный Старший Администратор.

– Мы тоже можем ехать, – сказал Марко.

Иван вопросительно посмотрел на него.

– Капитан связался со своими, сообщил о смерти солдата и о… о батюшке тоже сообщил.

– Так. И что?

– И то, – сказал Мовчан. – Рапорт о Симонове приняли более-менее нормально, бывает всякое, но вот о священнике… Связались с Инквизицией, те с Иерусалимом, те подумали, потребовали, чтобы предавшийся был немедленно доставлен в Конюшню Соломона. Чтобы вы при первой же возможности связались с ними по радио, но бросили все и ехали домой. Подписался какой-то Токарев.

Значит, Токарев, подумал Иван. Как он, наверное, рвал и метал, услышав о том, что даже обычный рейд у Ваньки Каина не может пройти без неприятностей. Предавшийся священник – это чрезвычайное происшествие, а то, что это совпало с нарушением еще и со стороны Службы Спасения, – совсем плохо, может значить очень многое, от совпадения до заговора, прямого отпадения Преисподней от Акта до начала открытого конфликта с Адом.

– Где предавшийся? – спросил Иван.

– В машине, воняет, – ответил Юрасик. – Сидит, сука, весь в соплях, ноет. Может, хавальник ему заклеить?

– Потерпишь, – отрезал Иван и протянул руку Мовчану. – Пока. Держись тут…

– А чего, продержусь, – невесело улыбнулся капитан. – Нас меняют. Завтра прибудет транспорт, высадят роту французов, комиссию от Объединенной Инквизиции и нового священника. Нет худа без добра… Хотя, конечно…

Капитан бросил короткий взгляд на медпалатку с поникшим белым флагом с красным крестом и вздохнул.

– В машину, – приказал Иван.

Парни встали с камней, отряхнулись, полезли в «Рейдер».

– Все в фургон, – сказал Иван. – Круль – за руль.

– А командир у нас – поэт, – воскликнул Юрасик. – Какую рифму родил…

– И ведь экспромтом, – подхватил Коваленок.

Иван сделал вид, что не расслышал.

– Слышь, начальник, – Мовчан тронул Ивана за рукав. – Ты говорил, что у вас есть пиво…

Заночевать пришлось почти на том же самом месте на перевале, что и по дороге к Деннице.

Иван назначил дежурных, исключив себя и Круля, лег на свое место и уснул, не обращая внимания на причитания бывшего священника.

Засыпая, подумал, что у предавшихся наказание происходит быстрее. Без волокиты. Вспомнил вывалившиеся на горячий бетон внутренности, торопливо отогнал от себя воспоминания. И провалился в сон без сновидений.

Его разбудили на рассвете, Юрасик бесцеремонно толкнул в плечо и прошел на свое место.

В машине воняло серой. Казалось, уже можно было привыкнуть, Иван читал в детстве, что запах ощущается всего несколько минут, а потом рецепторы перестают его воспринимать, но запах серы, исходящий от предавшихся, общим законам не подчинялся. И, наверное, в этом был смысл.

К следующей ночи они проехали Элат и углубились в пустыню.

Еще до Элата, как только машина спустилась к морю, Иван связался по рации с Конюшней. Получилось не сразу, пришлось выбираться на ближайший холм и долго выслушивать скрежет и шорох помех в наушниках. Так толком поговорить и не получилось, пришлось в городе заезжать к военным и связываться по их телефону – мобильники в Элате не работали.