Текст книги "Оперативник"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Пойдет. Обязательно пойдет, очень уж хочется поговорить с хозяином «Трех поросят» в тихом, укромном месте. Лучше – без свидетелей.

Пусть Хаммер и не знает всего. Пусть. Но он может быть ступенькой. Крохотной ступенькой. С которой можно будет рассмотреть следующую и шагнуть на нее. И так – шаг за шагом, пока или не выведут они к тем, кто все это затеял, или не закончатся, или сам Иван не подохнет где-то между лестничными пролетами.

Иван встал.

– Ребята в прихожей проинструктированы, – сказал старик. – Удачи тебе, опер!

– Вы тут тоже, – пробормотал Иван, с ужасом понимая, что ничего подходящего в голову не приходит. – Со сквозняками поосторожнее. Я еще хотел про мир до Возвращения поспрашивать…

– Обязательно, – серьезно пообещал старик. – Вернешься – я в твоем распоряжении.

Иван подошел к двери, заметил краем глаза, как Круль встал и, обойдя стол, подошел к старику. Иван торопливо вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Он успел выбрать себе оружие, собрать необходимое: патроны, гранаты и аптечку в ранец, подогнал лямки бронежилета, когда по лестнице спустился Круль. Его снаряжение уже было отлажено.

– Переодеваться не будем, – сказал Круль. – Там по улице придется идти, в спецухах засветимся. Куртки поверх жилетов. Ранцы похожи на обычные, тем более по темноте в глаза не бросятся.

Иван не стал спрашивать, как они будут прорываться через тех, кто готовится к атаке, понимал, что скоро и так все станет понятно.

Они спустились в подвал, дежуривший там охранник открыл массивную сейфовую дверь, за которой оказался бетонированный коридор, с черными кабелями по стенам и редкими лампами в металлических сетках под потолком.

Вместе с Иваном и Крулем пошли трое парней, все – лет по двадцать пять, серьезные лица, скупые уверенные движения профессионалов.

Дверь за спиной закрылась.

– А если эти… – Иван сделал неопределенный жест рукой. – Если они узнают про ход?

– Я бы на их месте сюда не лез, – ответил Круль. – Просто поверь и не бери в голову.

Иван замолчал. Не хватало, чтобы Круль подумал, что на Ивана напала предстартовая болтливость, как на пацана.

Коридор оказался длинный, метров двести, закончился еще одной бронированной дверью, которая открылась автоматически, как только они подошли, и тихо закрылась у них за спиной.

За дверью снова был коридор, только теперь он был не такой ровный, не имел освещения, и пришлось включить фонари. Белые лучи скользили по старой кирпичной кладке, по камням, которыми был выложен пол, по низкому сводчатому потолку. Эхо суетливо вырывалось из-под ног идущих и убегало куда-то вперед, в темноту.

– В этих местах всегда что-то рыли, – сказал Круль. – Евреи, чтобы убегать от своих же или от римлян, арабы, чтобы проносить оружие мимо евреев, купцы от налоговиков, жулики от полиции – рыли, рыли, рыли, а мы пользуемся.

Они шли еще минут десять, потом уперлись в еще одну бронированную дверь, снова открывшуюся при их приближении. За ней была небольшая то ли комнатушка, то ли пещерка, с обычной деревянной дверью, закрытой изнутри на засов.

Один из парней засов отодвинул и толкнул дверь, второй выскользнул наружу, в темноту, фонари были погашены.

– Нормально, – прошептал уходивший парень, вынырнув из ночи через пять минут. – Машина на месте, вокруг – пусто.

– Где это мы? – спросил Иван.

– В дебрях, Ваня, в дебрях, – ответил Круль. – Дом – вон в той стороне, здесь останки старого дома. Старого, но не старинного, чтобы не привлечь внимания археологов. А вот там – наша машина. Стоит, дожидается.

Все двинулись вперед, но Круль остановился, правильно поняв прикосновение Ивана к своей руке.

– Что?

– Парни, что с нами… При них можно разговаривать обо всем?

– Наверное… – протянул не слишком уверенно Круль. – О моем родстве с дедом они не знают, тут лучше не тарахтеть, а обо всем остальном…

– Об Отринувшем?

– Об этом… Об этом – знают. Не все – так и я не все знаю. Больше слухи. Ребята шастают по темным местам, умеют увернуться от одержимого и не подставиться демону. Мастера скрадывания, я, например, по вполне понятной причине незаметно подкрасться могу только в исключительно специфических условиях. Ребята не особо косо смотрят на предавшихся, готовы умереть, если понадобится, но очень любят жизнь. Дальше – сам решай, что можно говорить, что нет.

Они подошли к машине, когда двигатель уже завелся.

Круль пропустил Ивана вперед, сам сел с краю, зажав опера между собой и парнем в глубине. Парень подался в сторону, освобождая место.

– Другой машины не было? – спросил Иван.

– Была, но для других целей.

– А как мы Хаммера повезем?

– Придумаем что-нибудь, – ответил Круль, и совершенно ясно было, что уже все придумано, просто не собирается предавшийся обсуждать ерунду. – Поехали.

Машина двинулась с места плавно и почти бесшумно. Только сухие ветки время от времени хрустели под колесами.

– Так что такое – Отринувшие? – спросил Иван тихо.

Круль помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Понимаешь, Иван… Ты еще помнишь детство?

– В каком смысле?

– В простом. Помнишь, как все было просто? Ты подходишь в песочнице к соседскому Петечке, просишь у него пасочку, а он не дает, жадина. Ты в слезах и соплях идешь к маме, она тебе сопельки и слезки вытирает и говорит, что так нельзя, Ваня, нельзя просто подойти и попросить или взять, нужно что-то предложить взамен. Хочешь его пасочку, предложи ему свою машинку. Ты берешь машинку, любимую, красненькую, и предлагаешь ее Петечке, он соглашается и дает тебе пасочку…

– Знаешь, Круль, здесь очень тесно, но я могу постараться и дать тебе в рожу, – предупредил Иван. – Мне будет очень неудобно, я даже могу вывихнуть себе руку, но, если ты продолжишь в том же духе, я, пожалуй, рискну…

– Терпение, Ваня, все по теме, – успокоил Круль и добавил, ни к кому персонально не обращаясь: – А если еще кто-нибудь хихикнет – я хихикалку вырву прямо с корнем. Слушаю молчаливое согласие!

Парни промолчали.

– Ну так, возвращаясь к детству и поставленному тобой вопросу, – продолжил Круль. – Потом ты стал постарше, и девочка тебе предлагает: вначале покажи свое, а потом я – свое. Ты соглашаешься и оказываешься либо жестоко обманутым, либо вознагражденным новой, но совершенно не нужной тебе пока информацией. А еще через пару лет мама тебя просит сходить в магазин, а ты спрашиваешь, что она тебе за это даст, и мама обижается, объясняет тебе, что нельзя быть таким меркантильным… Она даже объясняет тебе значение этого сложного слова, которое ты все равно с первого раза не запоминаешь. Но в голове у тебя начинается такая странная борьба. Какое-то внутреннее несогласие. С одной стороны, если хочешь получить что-то, предложи взамен. Это нормально. С другой стороны – требовать плату за хорошие поступки нехорошо. Унижает и тебя, и твой хороший поступок. Знакомо? Можешь не отвечать…

Машину тряхнуло, под ногами что-то лязгнуло, а Иван чуть не выронил «призрак» на пол.

– Люка, – ласково произнес Круль. – Ты ведь не навоз везешь. Аккуратнее нужно…

– Так фары нельзя включать, – сказал водитель. – До самого шоссе все колдобины будут наши, сразу предупреждаю.

Словно в подтверждение его слов, машину снова тряхнуло.

– И не видно ни фига, – пробормотал Круль. – Ну да ладно, не рассыплемся. Все будет нормально. Я так думаю. И продолжаю. Нервотрепка с непоняткой продолжают нарастать. Хорошо ли совершать хорошие поступки, имея целью получить награду? Или сам хороший поступок является достаточной наградой. Чувство самоуважения куда приятнее ста тысяч, говорят тебе. И в церкви, между прочим, тоже. И добавляют, что, только выполняя ряд условий и не отклоняясь ни на йоту от предписаний свыше, а также жертвуя на храм и помогая страждущим, ты сможешь обрести вечную жизнь. И только если предварительно крестишься. Иначе все твои поступки пойдут в задницу Дьяволу. И у тебя может зародиться еще одно сомнение, очень неприятное и унижающее тебя самого в собственных глазах. Ты совершаешь хорошие поступки потому, что иначе не можешь, потому, что так хочешь и считаешь это правильным, или же делаешь это все только в обмен на райские кущи? Так сказать, корыстно. Тебе самому в голову подобное не приходило?

– Некогда было, – ответил Иван. – Учеба, служба, работа…

– Простой ты парень, Ваня, завидую… А некоторым – приходит. И портит всю оставшуюся жизнь. Живет человек и пилит себя, пилит и пилит… Я подал милостыню от щедрости своей или от жадности до райских наслаждений? Я искренне жертвую на храм или делаю взнос в обретение вечной жизни? Я выполняю «не убий», «не прелюбодействуй», «не сотвори» из-за того, что согласен с этими заповедями, или из страха потерять уже накопленные средства на покупку участка на небесах? Не дергайся, Ваня, – сказал Круль, почувствовав, как Иван набирает воздух в легкие, чтобы ответить. – Не к словам моим цепляйся, попытайся представить то, о чем я говорю. Не спорь со мной… Хотя тут спорить не получится, нет аргументов против того, что я сказал, нет средств, чтобы эти сомнения отбросить раз и навсегда. Остается только вера. Верь, что живешь правильно, что райская жизнь в обмен на безгрешную жизнь – это не сделка, а достойное вознаграждение, не унижающее ни того, кто его примет, ни того, кто его предлагает…

Иван хотел возразить. Было в словах Круля что-то унизительное, а в тоне – непозволительное по отношению к вере, к ее основам. Что еще ожидать от преступившего, рассуждающего о святом? Только зависть, грязь и соблазн.

Но, вдумавшись, Иван вдруг понял, что действительно нет защиты от безжалостной этой логики, кроме той, что предложил Круль. Вера. Только вера. И Иван промолчал.

– Вот ты молчишь, – сказал Круль, хотел продолжить, но машина выехала к шоссе, остановилась, пропуская идущий по нему транспорт, и предавшийся замолчал.

Водитель включил фары, подождал, когда дорога освободится, выехал на шоссе и повернул налево, в сторону Иерусалима.

Круль покрутил головой, оглядываясь, но ничего, кроме удаляющихся красных огоньков стоп-сигналов и приближающегося света фар с обеих сторон, разобрать было невозможно.

– Будем надеяться, что вышли чисто, – сказал Круль. – Теперь – к Старому городу. Мимо парка Независимости, мимо Вашингтона…

– Я знаю, – сказал водитель.

– Ну и ладно, – Круль снова оглянулся. – Так на чем я остановился? На невозможности разумного ответа. Да. Все, казалось бы, понятно. Веришь – так верь до конца. Но и тут человеческий ум начинает пожирать самого себя. Как можно доказать себе, что ты любишь Бога искренне и бескорыстно? Как, если в самой вере, в ее основах заложена идея вознаграждения и наказания. Господь Сына Своего отдал на смерть, чтобы искупить первородный грех. Тебя в младенчестве крестят, и ты с этого самого младенчества попадаешь в систему «ты мне – я тебе» в паре с Господом Богом. Кому-то на это глубоко плевать, кто-то полагает, что так правильно. А кто-то… Кто-то решает отринуть от себя даже подозрение в корысти, намек на желание что-то урвать от своей веры. Не нужна мне выгода, говорит Отринувший. Не нужен мне рай и вечное блаженство, не для того я буду служить Ему, чтобы Он расплатился со мной самым высоким в мире гонораром, а ради собственного спокойствия, что я верую, истинно верую, совершу любое злодеяние ради того, чтобы доказать – мне не нужно рая, достаточно любви к Господу. И совершают. При вступлении в союз Отринувших – совершают преступление. Грех. Или даже весь набор смертных грехов. Кто-то припомнил процесс над тамплиерами, вашими, Ваня, предшественниками, те тоже вроде крест ногами попирали, на изображение Бога плевали, даже содомили понемногу. Кто утверждает, что ради греха как такового, а вот кто-то взял да и предположил, что ради отказа от жизни вечной чудили храмовники, для того чтобы сделать свое служение Богу чистым и свободным даже от намека на корысть.

Круль замолчал, ожидая возражений от Ивана, но тот не сказал ничего.

Да и нечего ему было сказать. Обидеться за тамплиеров? Чушь собачья. Сказать, что такое понимание служения Господу – грех, так Круль и не утверждал, что так правильно. Более того, сам он по этому пути не пошел, честно отправился в Службу Спасения и подписал Договор.

Правда, сказал деду, что делает это не просто так, а где-то даже с благой целью. Ради защиты людей, Договора не подписавших. Дьяволу, правда, на это наплевать, раз уж согласился он подписать Договор на таких вот странных условиях.

Самому Ивану идея Отринувших показалась… даже не странной. Изначально порочной. Как будто предложили ему лакомство, от которого пахло гнилью, и говорят, что так правильно, так хорошо. И что пахнуть должно – тоже говорят, только не хочется самому это дурно пахнущее угощение в рот засовывать.

– Тебе все понятно? – спросил Круль. – Вопросов нет?

– Что, есть организация Отринувших? Это они стоят за галатами?

– Или за галатами, или перед, или вместо – кто его знает. Мы слышали это название всего несколько раз, экстраполировали все потом уже психологи с аналитиками на основе обрывков показаний захваченных галат. И кто знает, что из этого на самом деле имеет место, а что является продуктом деятельности воображательной железы аналитиков? Бред настолько крут, что верится в него сразу. Понимаешь мгновенно, что обязательно найдется кто-то, кто воспримет это серьезно и даже ломанется в ряды Отринувших. Это же сделает его куда лучше остальных! Выше и чище!

– А Преисподняя потом? – напомнил Иван.

– Она – потом. И наверняка у многих в душе надежда, что Господь оценит его подвиг, пожалеет и наградит…

– И что? Ты в Ад не сходил, не глянул?

– Закрытая информация, – сказал Круль. – В общем доступе информация отсутствует, в специальном – отсутствует, в самом специальном – отсутствует… Я искал, пока мне не сказали, чтобы я прекратил. Намекнули, что не мое это дело, и я согласился – не мое.

– Но ты же врал про свободу совести в Аду, – засмеялся Иван.

– А ты – про свободу совести на этом свете. И что? – парировал Круль. – Ты знаешь об этом больше меня? Вам на инструктажах доводили, что есть ребята пострашнее галат? Накачки этому посвящали? Вообще, кто-нибудь говорил об Отринувших и о том, что никаких галат вообще может не быть, а только Отринувшие, таким образом прикрывающие свои действия? Хоть раз?

Иван не ответил. И машина остановилась очень кстати.

Иван выглянул в окно – бар «Три поросенка» был на соседней улице, метрах в ста.

– Как двигаемся? – спросил Иван. – Внаглую?

– Словечки у тебя… – недовольно проворчал Круль. – Внаглую… Стремительным наскоком, быстротекущая набеговая операция – мало ли красиво звучащей чуши понапридумывали умные люди?

– Операция без предварительной разведки в целях предотвращения срыва внезапности, – сказал Иван.

– Вот, – удовлетворенно засмеялся Круль. – Можешь, когда хочешь. Значит, мы сейчас едем до самого бара. Смотрим, если машин перед ним или нет, или почти нет, паркуемся там и входим.

– А если есть? – спросил водитель, не поворачивая головы.

– Все равно входим. Нечего тянуть, завтра Хаммера все равно не будет. Входим внаглую, предъявляем стволы. Кто-то дергается – валим. Если можно – щадяще, но ногам. Если не получается – на поражение. Нам рисковать нельзя. Если кто-то бросается к нашему новому другу с радостным криком: «Ваня, живой!» – валим, по ногам или по рукам. И не выпускаем из поля зрения. Дернется – насмерть. Ваня – возражений нет?

Иван не ответил.

– Ты скажи, Ваня, – ткнул его Круль локтем в бок. – Подтверди ребятам, а то ведь никому неохота нарываться на пулю еще и от тебя. Если считаешь, что можешь проколоться, скажи сразу, останешься за рулем. Хотя нам водитель и не нужен, входим все. Говори, Ваня.

– Если будет возможность – не насмерть, – выдавил из себя Иван. – Но если выхода не будет…

– Что-что? – Круль извернулся и приставил ладонь к своему уху. – Ась?

– На поражение.

– Вот и славно, – подвел черту Круль, и машина снова тронулась с места.

Тошнота подкатилась Ивану к горлу. А если и вправду кто-то из знакомых? Вероятность мала, после всех этих взрывов и перестрелок возле самого Старого города, все подняты по тревоге, вызваны в Конюшню и отправлены на усиление. Да и ставить в засаду на Ивана знакомых значило неминуемо вызвать недоразумение. Именно те самые дурацкие крики: «Ваня, ты?!» Он же числится в пропавших без вести. И, кроме того, его ведь убить хотели, а не захватить. Убить, а знакомые для этого подходят мало. И если уж кто-то из них схватится за оружие, то значит – враг. Проникший в Конюшню враг. И поступать с ним нужно соответственно.

Умом все это Иван понимал, но в глубине души все равно копошился неприятный паучок с ледяными лапками.

И когда уже машина въехала на пустую стоянку перед «Поросятами» и остановилась перед самым входом, когда уже все в машине передернули затворы и вышли наружу, вдруг вспыхнула где-то глубоко в мозгу багровая надпись, тревожный транспарант.

Ты ел хлеб с солью, полыхнуло в мозгу. Если ты умрешь сейчас… если умрешь сейчас, то попадешь прямо в Ад…

Внутренности Ивана будто кто-то сжал стальными пальцами, Иван застонал и чуть не выронил оружие. Круль оглянулся.

– Все нормально, – пробормотал Иван. – Все нормально.

Хотя – какое, к свиньям собачьим, нормально, если любая ошибка, любая оплошность, пусть даже не его, а кого-то из сопровождения, может привести к таким последствиям.

Канат на барабане скрипел, вывеска мигала как обычно, сгоревшие и разбитые лампы Джек так и не поменял. Незачем.

Первым вошел водитель. За ним следом – Иван.

Быстро, прямо с порога, окинул взглядом зал. Три человека в дальнем углу. Двое спиной ко входу, один лицом. Незнакомый. Незнакомое лицо, но легкоузнаваемый цепкий взгляд.

Не всех сняли с объекта. Водитель сместился влево, к окну, и шагнул к сидящим, поднимая свой «призрак». Иван двинулся вправо, к стойке, держа оружие в опущенной руке.

– Привет, Джек! – сказал Иван.

Джек вздрогнул и бросил быстрый взгляд на тройку в глубине зала.

– Я говорю – привет, – повторил Иван.

Если у него еще могли быть сомнения, то сейчас они исчезли. Бледное лицо морского волка в отставке мгновенно покрылось капельками пота, а стакан выпал из руки и вдребезги разлетелся, ударившись о стойку.

– Сидеть! – приказал водитель, целясь из «призрака» в сидящих за столом. В бар вошел Круль, один из его ребят остался у входа, второй быстро прошел за стойку и скрылся на кухне.

– Если все останутся на своих местах, – сказал Круль, – никто не пострадает. У кого есть оружие?

Никто не ответил.

– На пол! – скомандовал водитель. – По одному. Вначале – тот, что сидит ко мне лицом. Остальные держат руки на виду.

Мужчина встал из-за стола, лег на пол лицом к выходу, положил руки на затылок.

– Теперь тот, что с краю, – продолжил водитель. – И последний.

Три мужчины легли в ряд, у Ивана отлегло от сердца. Никого из лежавших он не знал, и никто из них даже не попытался сопротивляться.

– Кто еще в баре? – спросил Иван у Хаммера.

– Никого, только Франсуаза на кухне.

– Хорошо, – сказал Иван, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Ничего хорошего в происходящем не было и быть не могло.

Из дверей кухни вышла Франсуаза, подошла к Хаммеру и остановилась слева от него, прижавшись плечом.

– Смотрю, ремонт ты сделал… – сказал Иван. – Страховщики раскошелились?

– Как же, раскошелятся они, – сказал Хаммер. – За свои кровные сбережения. Адвокат бьется, но пока без результата. Ты же знаешь страховщиков, Ваня. А мне ведь сказали, что вся твоя группа погибла, Ваня.

– Правду сказали, – не отводя взгляда от потного лица Хаммера, сказал Иван. – Только вот я и Круль. Но мы пропали без вести…

– А… Понятно… – Хаммер облизнул губы. – То-то я смотрю…

– Автомат так и не починили? – спросил Иван.

– Автомат? Какой автомат?

– Музыкальный.

– А, этот… Я связался с другом в Штатах, он обещал найти новый, – Джек вытер лицо полотенцем. – Безумные деньги запросил… Но ничего не поделаешь. А я все равно со страховщиков все взыщу… Никуда не денутся.

Глаза у Хаммера белые, он слепо таращится перед собой, капли пота повисли на бровях и ресницах. Губы дрожат.

Что же ему такого рассказали об Иване.

– Ян, ты скоро? – громко спросил Круль, перегнувшись через стойку.

– Пару минут, – прозвучало с кухни.

– Нам всем нужно потерпеть всего пару минут, – сказал Круль. – Все будут свободны. Почти все. Вы, Франсуаза, не стойте здесь, пойдите в зал, к тем господам, что лежат на полу. Составьте им компанию. Мне очень неловко, но я вынужден попросить вас… для вашей же безопасности, естественно. Пройдите…

– Иди, милая, – пробормотал Хаммер. – Иди. Делай, что он говорит. Ляг на пол, так безопаснее. Мало ли что…

Франсуаза вышла из-за стойки и неверной походкой пошла в глубину зала, не оглядываясь.

– Все будет хорошо, – сказал Хаммер дрожащим голосом. – Ты не бойся…

Франсуаза прошла уже почти весь зал, когда нога все-таки подвернулась и девушка упала. Она не рухнула, просто подогнулось колено, Франсуаза оперлась левой рукой о стол, неловко согнувшись.

– Ну что вы, девушка… – начал Круль, но закончить не успел.

Выстрел прозвучал оглушительно, будто стреляли из охотничьего ружья.

Водитель вздрогнул, выронил оружие и стал оседать на землю. Иван ничего не успел сообразить, как Франсуаза, пышногрудая скромница, вдруг прыгнула в сторону, перекатилась, вскочила на ноги, и в руке был пистолет.

Еще выстрел, пуля ударила стоящего возле входа в грудь, он качнулся к стене, повернул оружие к залу.

Третьего выстрела официантка сделать не успела – Иван нажал на спуск. У «призрака» почти нет отдачи. И стреляет он почти бесшумно, только четко, без особой спешки, стучит затвор. Стук-стук-стук-стук-стук…

Разлетелась ваза с цветами на последнем столике, опрокинулся стул, две пули ударили в грудь Франсуазе, одна – в лицо. Пистолет выпал, девушка прижалась щекой к стене и медленно сползла на пол, оставляя на белой стене красный мазок.

– Тварь, – спокойно сказал Круль, вскидывая свой «призрак».

Длинная очередь поперек пола, через тела трех мужчин, лежавших между столиками. Красные фонтанчики на спинах, глухие удары, резкий выдох одного из умирающих. Отлетел стул, сбитый дернувшейся ногой убитого.

Одиночный выстрел – пуля пробила голову того, что лежал дальше от окна. Тело дернулось, выгнулось, в сторону полетел пистолет.

– Тварь, – повторил Круль, сделав еще два выстрела, контрольных. – Где ты ее только взял?

– В Марселе, – пролепетал Хаммер, во время стрельбы стоявший за стойкой столбом. – Мне ее рекомендовала бывшая официантка, Мария, ты помнишь, Иван…

Круль подошел к водителю, потрогал шею.

– Она просто испугалась, – сказал Хаммер. – Испугалась. Она, наверное, купила пистолет после прошлого раза, чтобы не так бояться.

– На сантиметр над бронежилетом, – сказал Круль, вставая. – Очень хорошо испугалась девочка. Это стреляя из-под руки… А потом прыжок. Ты видел, Иван?

– Ее готовили, – Иван посмотрел в глаза Хаммеру. – Готовили ее. И, надо думать, не Конюшня.

– Это точно… – кивнул Круль, подходя ко второму своему парню, возле входа. – Тебя куда?

– В грудь. В бронежилет. Нормально, – сказал парень. – Нормально…

Его голова разлетелась в клочья, забрызгав красным стену. Круль бросился на пол, Иван присел.

– Свет! – крикнул Круль.

Свет погас.

Стало заметно красное пятнышко целеуказателя, скользящее по бутылкам на полке за стойкой.

– У тебя все готово? – крикнул Круль, на четвереньках перебегая за стойку.

– Готово.

– Ложись! – приказал Круль и потащил Хаммера на пол. – Все-таки снайпера оставили, суки. Вот ведь не везет, так не везет…

Из кухни вынырнула темная фигура, упала на пол возле Ивана.

– Давай, – крикнул Круль, и на кухне рвануло.

Вылетели на улицу стекла, полетели бутылки с полок, разлетаясь вдребезги, будто снаряды. Дым и пыль заполнили помещение, как прошлый раз. Не хватало только плотного пулеметного огня.

– На кухню, – скомандовал Круль и бросился, пригнувшись вперед, потащил за собой Хаммера.

Тот не сопротивлялся, оседал на пол, заваливаясь, Иван подхватил его под другую руку и помог втащить на кухню. Посреди кухни, возле печи, в полу зиял пролом.

Круль присветил фонариком.

– Как думаешь, Ян, сколько там?

– На схеме указано два метра с мелочью, – ответил Ян.

– Ты первый, – приказал Круль. – Осторожно только.

Ян прыгнул в дыру, держась рукой за край пролома.

Внизу зажегся фонарь.

– Нормально, – крикнул Ян, – бросайте его, я принимаю.

Хаммер попятился от дыры в полу, что-то бормоча, попытался вырваться. Круль что-то быстро сделал с его правой рукой, раздался хруст и болезненный вскрик.

– Пошел, – приказал Круль и толкнул Хаммера в пролом. – Давай за ним, Ваня.

– А ты?

– Хорошо, – пробормотал Круль, – потопчемся вместе. Ян, ты подготовь там все по-быстрому…

– Тридцать секунд.

– Тридцать секунд мы тебе обеспечим, – ответил Круль. – Тридцать секунд – ерунда, пара пустяков. Посвети мне, Ваня!

Иван достал из кармана фонарик, включил. Направил свет на пол. Сизые клубы стелились над самым полом.

– Хорошо-хорошо, – пробормотал Круль.

Его руки вошли в луч света. Что-то в них было… Детонатор, сообразил Иван и поправил себя – пульт подрыва.

Со стороны зала послышался какой-то звук.

– Идут, – пробормотал Круль, – не терпится им…

Пальцы предавшегося быстро набрали на кнопках комбинацию. Большой палец правой руки коснулся широкой продолговатой кнопки в самом низу пульта.

Рвануло, на это раз не так громко, но кто-то в зале истошно закричал. Круль нажал кнопку еще раз, и в зале снова рвануло, крик прекратился.

– Когда успел? – спросил шепотом Иван.

– Что успел?

– Мины поставить?

– Дурак, что ли? Какие мины? У ребят ликвидаторы.

Иван вздрогнул.

– И у меня тоже?

– Опять дурак? У тебя-то зачем? Тебя они и так знают, а парням светиться незачем.

– И они знали?

– Конечно, знали. Это стандартное оборудование. Думаешь, если демон овладеет телом, то останется время на размышления? – Круль снова набрал код.

– На этот раз кто? Ян?

– Не зли, Ваня! – повысил голос Круль. – Не делай из меня и деда больших уродов, чем мы есть на самом деле. Не нужно. Это машина.

– Так мы еще и на заминированной машине ехали… – со стоном выдохнул Иван.

– Тебе это сильно мешало? – осведомился Круль. – В задницу давило, между лопаток царапало?

– Готово! – крикнул снизу Ян.

Палец Круля задумчиво замер над кнопкой.

– Оставь, – попросил Иван. – Там же люди…

Круль нажал на кнопку отмены, сунул пульт в карман.

Они по очереди – Иван первым – прыгнули в пролом. Ян фонарем осветил старый тоннель:

– Нам в эту сторону.

– Берем Хаммера, – сказал Круль. – И бегом.

И они побежали. Метров через пятьдесят, повернув за поворот, они остановились.

– Уши и рты, – предупредил Ян.

– Рот открой, Хаммер! – приказал Круль. – И ты, Ваня, сейчас жахнет…

Жахнуло так, что пол ударил по ногам, плотное облако пыли вылетело из-за поворота, ударило в лицо. Пыль забила открытые рты. В ушах зазвенело.

Круль что-то сказал.

– Что? – переспросил Иван.

– Уходим, – крикнул Круль, осветив свое измазанное лицо, чтобы была видна артикуляция губ. – И чем скорее, тем лучше. У тех, наверху, тоже есть план ходов. Они просто не подумали об этом варианте, но сейчас спохватятся. Нам нужно успеть выйти наружу до того, как тут все перекроют.

И они снова побежали.