Текст книги "Проклятие темной дороги"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Проклятые шпоры звенят.

Наставник говорил, что шпоры рыцарю вручаются для того, чтобы не возникло даже соблазна незаметно подкрасться к противнику. Самому Гартану этот звон не слишком нравился, но сейчас наместник хотел, чтобы шпоры звенели погромче, чтобы тварь обратила внимание на этот звон и повернула свою огромную жабью башку к нему, перестав смотреть на Канту и сотника.

Чем ближе к твари, тем труднее было идти. Воздух густел, не спешил расступаться перед Гартаном: остановить он его не мог, но делал все, чтобы задержать…

Кого тварь выбрала первой жертвой? Кажется, сотника… Похоже на то. Это значит, что даже если Гартан будет идти медленнее, то все равно успеет до того, как тварь закончит убивать Когтя и перейдет к Канте.

Гартан выругал себя за эту мысль.

Коготь бросился к Канте, чтобы спасти. И это значит, что Гартан обязан умереть, но защитить сотника.

– Лис! – продираясь сквозь застывающий воздух, крикнул Гартан.

– Да, ваша милость… – глухо донеслось издалека.

– Стрелу в урода… – крикнул Гартан. – Не пытайся убить… просто попади…

Щелкнула тетива, стрела медленно проплыла мимо наместника, приблизилась к твари, ударила острием в ее голову: медленно-медленно, так медленно, что Гартан подумал, что стрела сейчас просто упадет на землю, не причинив вреда… Да что там вреда – чудовище просто не почувствует ничего.

Но стрела оказалась настойчивой: не имея силы пробить череп, она упрямо двигалась вперед, сдирая серо-зеленую кожу с головы твари.

Вот и хорошо, подумал Гартан. Оглянись, посмотри, что там тебя ужалило. Остановись и поверни голову… посмотри на меня… вот он я!

Тварь подняла ногу, но шаг не сделала, остановилась, словно подчиняясь мыслям наместника, повернула голову к нему…

У твари не было глаз, пустые глазницы были заполнены мутной слизью – то ли гноем, то ли болотной жижей… Она была мертва, эта Болотная тварь. Давно мертва. Многие десятилетия… или века…

Отчего она пробудилась? Что подняло это создание из могилы?

Пасть медленно открылась, обнажая черные клыки. Ее трудно убить, говорил когда-то отец…

А что делать с поднятой Болотной тварью?

Плоть лохмотьями свисает с рук, на пальцах она содрана от когтей до ладоней, кости испачканы кровью. Еще одна стрела настигла тварь, вошла в левую глазницу, а та словно не заметила этого.

У нее нет глаз, но она видит… или как-то ощущает, что противник стоит перед ней. Вот чудище повернулось и сделало первый шаг навстречу Гартану, руки вытянуты вперед, словно желая его обнять.

Рубить бессмысленно, понимает наместник: застывающий воздух не позволит ни замахнуться, ни нанести резкий удар. Но что-то нужно делать, и Гартан, уходя в сторону, наносит удар по руке твари, по запястью.

Медленный замах, тягучее, словно во сне, движение рук, сжимающих рукоять меча; лезвие сейчас заскрежещет по кости; Гартан напрягает руки, чтобы не выронить оружие, но лезвие легко, словно сквозь паутину, проходит через сустав.

Отрубленная кисть падает на землю, тварь замирает, подносит обрубок к своему лицу, словно пытаясь рассмотреть, что же произошло. Из раны капает что-то черное, вязкое, с отвратительным звуком падая на землю.

Сзади закричали воины, но Гартан не обратил на это внимание. Еще один удар – на этот раз по ноге. Нужно только не промахнуться.

И Гартан не промахнулся: не зря его с пяти лет заставляли наносить удары по деревянным, соломенным, кожаным манекенам мечом, ножом, копьем, рогатиной, топором… Надевали на манекены старые доспехи и требовали, чтобы он не пробивал, нет – бывают непробиваемые доспехи, – требовали, чтобы он бил в стыки, в сочленения металлических пластин, день за днем, и он бил-бил-бил-бил…

Лезвие прошло сустав, ударилось в коленную чашечку твари, Гартан резко изменил направление движения меча, рванул его вверх – и чудовище рухнуло на бок, неловко взмахнув левой рукой.

Может, она когда-то была человеком, подумал Гартан, нанося новый удар в шею. Но тварь успела подставить левую руку, меч скользнул и ушел в сторону.

Вначале нужно лишить ее конечностей… Вначале – левая рука. Тут не нужна сила, достаточно точности. В локоть. А потом – по колену второй ноги.

Тварь не кричала и даже не стонала… Ей нечем было кричать, у нее внутри ничего не было, кроме гнили и магии. Лишившись рук и ног, она все еще пыталась встать, опираясь на культю правой руки.

Гартан ударил мечом по горлу.

Сзади что-то кричали, но Гартану было не до восторга зрителей, он нащупывал лезвием край позвонка. Надавил и рванул меч на себя, словно тот был просто огромным ножом.

Чавкнуло – голова отделилась от туловища.

Воздух перестал сдерживать движения Гартана, снова стал привычно неощутимым. Гартан с трудом удержал равновесие, оперся о меч, как о клюку, и выпрямился.

Коготь, замерший на бегу, устоять не смог – рухнул в грязь, выронив меч. Канта бросилась мимо него к Гартану.

– Милый, – крикнула она, обхватила его за шею и замерла, прижавшись всем телом. – Милый…

Наверное, она хотела еще что-то сказать, но не могла произнести ничего, кроме этого слова. «Милый, милый, милый», – шептала Канта, покрывая его лицо поцелуями.

– Ничего, – сказал Гартан хрипло. – Все уже закончилось… Все закончилось…

Егеря свистели, Лис бросился мимо наместника и его супруги к Когтю, который все еще не мог встать: руки шарили по земле, но не могли нащупать опору.

– Еще бы чуть-чуть… – сказал кто-то из егерей, подойдя к наместнику.

Кажется, его зовут Черный, отстраненно подумал Гартан. Еще бы чуть-чуть?.. Это он о чем? О том, что они чуть не опоздали?

Продолжая гладить жену по волосам, наместник оглянулся и замер – он действительно успел в самый последний момент. В самый-самый…

Болотные твари не охотятся в одиночку. Не охотились, когда были живы, и поднятые из мертвых так же не стали нарушать своих привычек. Их было полтора десятка. Пока Гартан дрался с одной из них, остальные успели полукольцом охватить воинов, стоявших на площади. Похоже, твари умерли одновременно с той, что убил Гартан. Успел убить. Еще немного, и никто бы не ушел из деревни.

– Наверное, – сказал Черный, – это чудище было главным…

– Наверное, – прошептал Гартан. – Наверное…

Он почувствовал, как слабость охватывает все его тело. Если бы не Канта, он, наверное, осел бы на землю.

В глазах потемнело.

– Ничего здесь не трогать! – прохрипел рядом Коготь. – Ничего не трогать… Тощий, Мрак и Камень – на коней и галопом в соседние деревни. Можете загнать лошадей, но чтобы люди из деревень были здесь не позднее полудня.

– А если не поедут? – спросил кто-то.

– А ты им расскажи, что тут случилось… Все опиши и дай свои штаны понюхать, обдристанные… Скажи, что хоронить нужно поселян, пусть пришлют того, кто обряды знает. И если есть, ведун, колдун, чародей – кто угодно, чтобы упокоить этих… на всякий случай… Живо…

Гартан стоял, зажмурившись и обнимая Канту за плечи.

Земля под его ногами покачивалась, а в голове прыгали, будто мячики, слова: «Еще бы чуть-чуть…»

Еще бы чуть-чуть… Еще бы чуть-чуть… Еще бы чуть-чуть…

– Ваша милость…

– Что? – Гартан открыл глаза и посмотрел на Когтя, стоявшего перед ним. – Чего тебе?

– Вы езжайте в замок, ваша милость, – сказал сотник. – А я тут с парнями задержусь… Нужно тут это… осмотреться нужно… и с местными… из соседних деревенек потолковать… А вы езжайте, отвезите ее милость…

– Хорошо, – сказал Гартан, не двигаясь с места. – Хорошо.

– Да не хорошо, а езжайте… – Коготь махнул рукой, егеря подвели коней, помогли взобраться в седло наместнику и посадили в седло его супругу. Двое егерей поехали вместе с ними: один поддерживал Канту, а второй скакал рядом с Гартаном, чтобы, если вдруг тому станет совсем плохо, подхватить.

Но до замка они добрались без происшествий.

Канту во дворе сняли с седла и отнесли в спальню. Гартан поднялся сам, неуверенно ступая по лестнице ослабшими ногами. Ему казалось, что стоит только лечь, как придет забытье, но все было не так. Кровать раскачивалась, как корабль в бурю, по каменным стенам перекатывались волны, пол, вздыбливаясь, подбрасывал кровать кверху, а потом, поймав ее снова, расступался, роняя в бездну.

Тошнота подступила к горлу наместника, он с трудом встал с кровати, подошел к окну, отодвинул в сторону висевший вместо ставней ковер и сделал несколько глубоких вдохов.

А он ведь раньше не верил в то, что может противостоять магии. Не верил. Слышал это неоднократно, читал в семейных хрониках о том, как его предки побеждали магов и преодолевали заклятия и наговоры, но не верил…

И в бой сегодня бросился не потому, что знал – может победить, а потому, что не представлял себе жизни без Канты. Получалось, что не за победой он шел, а за смертью.

Только сейчас он понял, что именно скрывалось за девизом Ключей: «Никто, кроме императора и чести». Только император и честь могут заставить что-то сделать мужчину из рода Ключей против его воли. И магия – тоже входила в это «никто».

Пальцы на руках дрожали, Гартан с удивлением посмотрел на них. Он ведь не испугался, нет. Он просто не успел испугаться – выхватил меч, отдал приказы и бросился в бой… а должен был… должен был осмотреться, выяснить, нет ли рядом еще тварей…

Что с того, что все обошлось?

Это не благодаря тебе, господин наместник, а вопреки. Вопреки. Ты должен был отправить прочь всех, кто приехал с тобой. Если бы у тебя не получилось, то хотя бы они выжили. Им не нужно было умирать там, это только ты не можешь жить без Канты, а они… Они просто хотят жить…

Коготь… Коготь бросился на помощь Канте, но он просто не знал, кого может там встретить. Не знал. Если бы знал – никогда не полез бы в ловушку. И никто не мог бы потребовать у него этого. И даже благодарить его за это нельзя. И нельзя принимать от него благодарности за спасение – не его спасал наместник.

Я даже успел там пожелать, чтобы тварь напала на сотника, а не на Канту. Успел пожелать, сказал себе Гартан.

Он услышал легкие шаги у себя за спиной, но не оглянулся.

– Прости, – сказала Канта, прикоснувшись к его плечу.

Гартан вздрогнул, как от холода, Канта отдернула руку.

– Я не должна была туда ехать, – сказала Канта тихо. – Без твоего разрешения…

– Я не разрешил бы тебе ехать в одиночку… И вообще – ехать, – Гартан смотрел перед собой: на людей, суетившихся внизу, на часового, стоявшего на башне и вглядывавшегося куда-то в даль.

Наместнику было холодно и одиноко.

– Я… – голос Канты дрогнул, но она не заплакала. – Я вчера была там с девушками… Помнишь, ты разрешил? С арбалетчиками и даже с самим капитаном… Я не сказала тебе, что отстала от всех… Случайно… Нет, извини… Я специально отстала, увидела маленькую девочку, которая спряталась от нас за деревом… Вот к ней я подошла и заговорила. Она ответила – совсем еще маленькая, лет семь, не больше… Я спросила, что она там делала, а девочка сказала, что пошла с подружками гулять, испугалась птицы… подумала, что гарпия… побежала, а теперь вот боится выйти из рощи… Я посадила ее на Летягу перед собой и быстро-быстро отвезла к деревне… той самой деревне… Ее мать так обрадовалась! Я подарила девочке серебряную цепочку, ее матери – кольцо… ты же говорил, что с поселянами нужно найти общий язык… Мать звала меня в гости, я думала поехать вместе с тобой или с моими девушками… А потом услышала, как вы вчера разговаривали… и решила съездить сегодня… пораньше…

– Съездила? – спросил Гартан чужим голосом.

Канта всхлипнула.

Часовой что-то крикнул во двор, несколько арбалетчиков бросились к проходу в стене и стали растаскивать в стороны сколоченные недавно рогатки. Ворота в замке сделать так и не успели.

Во двор въехал Лис, отдал несколько приказов, не спешиваясь. Егеря стали торопливо запрягать лошадей в повозки. Лис, заслонясь ладонью от солнца, посмотрел на донжон – Гартан отстранился от окна.

Не хотел он сейчас, чтобы его видели. Пусть обойдутся без господина наместника. Сами справятся. Вот если снова понадобится сделать глупость, то тут, конечно, лучше его и ее милости никто не справится. Глупости у наместника и его супруги получаются великолепно.

– Прости меня, – попросила Канта и обняла его за плечи. – Я больше никогда-никогда не поступлю так… Я всегда буду спрашивать у тебя разрешения, честное слово!

Она гладила его по плечам, а он стоял, зажмурившись и запрокинув голову, сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать. Или не разрыдаться.

Внизу, во дворе всхрапывали лошади, кто-то затейливо ругался, что-то звенело и стучало. Люди продолжали жить. Точно так же они жили, если бы Гартан не успел утром в деревню… Или не смог бы преодолеть магию… Или запоздал с последним ударом…

Они бы жили – эти егеря, арбалетчики, возчики, девки, приехавшие вместе с Кантой то ли свитой, то ли служанками. А Канты бы не было.

Канты бы не было.

Если бы он опоздал, примчался, когда все на площади уже закончилось? Ну убил бы он тварь. Увидел бы, что та сделала с его женой… Что дальше? Что дальше?

Гартан застонал, поняв, что не может ответить на свой вопрос. Не может.

Умер бы?

Смог бы перерезать себе горло?

Или чувство долга пересилило бы горечь потери? Он, Гартан из Ключей, не смог бы оставить своих людей, не смог бы обмануть доверие императора и продолжил бы жить… Без Канты, без смысла…

– Я прошу тебя… – плакала Канта. – Прости меня… пожалуйста, прости…

Она вдруг повернула Гартана к себе лицом с силой, неожиданной для ее хрупкой фигуры.

– Посмотри мне в глаза, – потребовала Канта. – Посмотри мне в глаза!

Гартан открыл глаза.

– Я… я не знаю, что еще могу сказать! – твердо произнесла Канта. – Я не знаю, как просить у тебя прощения, не знаю, как докричаться до тебя. Я тебя люблю. Я хотела сделать для тебя… ну, что было в моих силах. Я же не могла знать, что эти чудовища именно сегодня утром… сегодня утром…

Губы Канты задрожали, но она снова взяла себя в руки.

– Вначале я не поняла, что там происходит, а когда сообразила, то было уже поздно. Я стояла… стояла-стояла-стояла и думала только об одном… Жалела только об одном. О том, что прошлой ночью мы с тобой… Жалела, что прошлой ночью ты не обладал мной, что я не дождалась, когда ты придешь и уснула, а ты… ты меня не разбудил… или не овладел спящей… И еще я жалела, что так и не рожу тебе сына… А больше ни о чем я не жалела. Потому что у меня ничего, кроме тебя, в жизни не было…

Канта оглянулась на завешанную ковром дверь, решительно взяла мужа за руку и повела… нет, потащила его за собой к кровати.

Гартан попытался остановиться, ему вдруг показалось дикой мысль заниматься ЭТИМ сейчас, когда они чуть не погибли… Когда сотня людей, жители той деревни, умерли и еще, наверное, не похоронены…

Канта, словно услышав его мысли, вскочила ногами на кровать, повернулась к нему – теперь ее глаза были как раз напротив его глаз – и произнесла, отделяя одно слово от другого:

– Мы – живы. Мы любим друг друга. Мы всегда будем вместе, что бы ни случилось. Ты – мой супруг. Ты спас меня от смерти. И я… я…

Выдержка все-таки оставила Канту. Слезы потекли по ее щекам одна за другой, но Канта не вытирала их, а смотрела в глаза мужу с мольбой… с отчаянной мольбой…

Гартан шагнул вперед, обнял Канту, поцеловал в соленые от слез губы.

– Я хочу тебя, – прошептала Канта. – И хочу, чтобы ты меня хотел… Всегда. Всегда…

И весь мир исчез для Гартана. Было только ее тело, ее губы, ее руки…

Потом они уснули.

Когда Гартан проснулся и осторожно, чтобы не потревожить Канту, встал с кровати, подошел к окну и выглянул наружу, уже была ночь.

Последняя Сестра плыла по звездному небу. В Ключах ее называли Лохматой, а лесорубы – Росомахой. В ученых книгах она значилась как Огненная – за красноватый цвет, за форму, похожую на язык пламени, который оторвался от гигантского факела и взлетел высоко в небо, и за то, что после ее ухода с неба, начиналась сушь.

Скоро Лохматая уйдет, и будет совсем жарко. До самого Возвращения.

Гартан посмотрел на стену замка – по ней прогуливался, кажется, Коготь. Точно, Коготь.

Наместник торопливо оделся, вышел из донжона и чуть было не вернулся назад, подумав, что это становится нелепой традицией: он бросает все на Когтя, уединяется с женой, а потом вскакивает, как провинившийся мальчишка, и бежит к сотнику за прощением. На мгновение замешкавшись, Гартан махнул рукой и взбежал на стену.

– Добрый вечер, ваша милость, – сказал Коготь.

– Это ты вызывал повозки? – спросил Гартан.

– Я. У нас теперь есть фураж, еда, инструмент всякий тоже имеется… Я парней из своих и ребят Картаса отправил в деревню, вашим именем приказал капитану все там обыскать и собрать. До гвоздя, каждую щелку осмотреть, захоронки их деревенские вынюхать. Картас – зануда, до всего докопается. А в подмогу ему я Хитрована послал, тот погулял в вольных ватагах, он все эти тайники носом чует… – Коготь сел на парапет между зубцов. – Поля вокруг деревни, огороды… Пасеки даже осмотрят да оценят. Наследство нам вроде как выпало.

– А если жители других деревень обидятся? – спросил Гартан, присаживаясь рядом с сотником.

– Не обидятся. Я специально за ними посылал. Чтобы, значит, они посмотрели, что творится в долине и понятие имели. Чтобы, значит, за округой следили и если кого чужого заметят, особливо колдуна какого, так чтобы сразу сюда летели. – Коготь хмыкнул. – Людишки здешние таких уродов, как те, что в деревне, отродясь не видывали, но слышали и о них, и о том, что можно поднимать всякую мертвечину… если умеючи. А тут, вы уж простите, еще и герой есть, который почти голыми руками может нежить убить. Как тут селянам наместника не полюбить? Завтра они сюда придут договариваться. Я так полагаю, что их особо жать не стоит, но и спуску давать не следует. Кого и выпороть, если за дело, а кого и наградить. Тоже по поводу, понятно… Это ничего, что я вам, ваша милость, вроде как приказываю?

– Ничего, – сказал Гартан.

– Вот и я так думаю, ваша милость. Значит, завтра нужно отправлять людишек в крепостцу перед дикими землями, на Порог и к броду, как вечор договаривались. Только теперь местные пусть лошадей дают, провизию… Не всю – половину, но обязательно. И мальцов пусть приставят к нашим, чтобы другие села видели – все у нас полюбовно. А там, глядишь, большой совет тутошний соберем… – Коготь снова хмыкнул, вроде как с насмешкой. – Странная штука жизнь, ваша милость. Странная… казалось, сколько народу погибло, самих чуть не сожрали, а выходит, что все это в нашу пользу и повернулось. Еще вчера голову ломали, что жрать будем, чем лошадей кормить да как от населения местного стрелу в спину или еще какую гадость не получить, а теперь…

– Что теперь? – быстро спросил Гартан.

– А ничего теперь, – тяжело вздохнул после паузы сотник. – Денег на наемников местные все равно не дадут. Да и не смогут: они тут, считай, без денег обходятся… И еще одно…

– Что?

– Пока мы послов из деревень ждали, я прошелся по округе, посмотрел… – голос Когтя стал глухим, с хрипотцой. – Значит, встали твари из земли к западу от деревни. Не близко… И что странно: там ведь другая деревенька была, почти вдвое ближе… Но зверюги как встали из земли, так и пошли, будто кто их за руку вел. Не странно?

– Странно, – согласился Гартан. – И еще учти, сотник, что супруга моя вчера была неподалеку от тех мест, потом заезжала в деревню и договорилась, что сегодня снова приедет, да еще, может, со мной.

– То есть аккурат к этому твари подгнившие подгадали… – протянул Коготь. – Будто кто-то узнал про встречу и решил, что нечего нам с местными дружить…

– Или местным с нами… – добавил Гартан.

– Думаете, ваша милость, это кто-то из местных мертвячеством балуется?

– Некромантией, Коготь, некромантией. И думаю, что кто-то из местных. Не селяне, нет. Ты ведь сам говорил, что в этих местах много всяческих колдунов поселилось за пять веков… Вот они – точно не в восторге от нашего прихода.

– Что да, то – да, – кивнул Коготь. – А тут еще инквизитор гуляет. Сегодня к вечеру снова кого-то жег. Или что-то. Как бы не поселок – уж больно дым был густой. А колдуна нам нужно найти, ваша милость. Если у самих не получится, то за инквизитором, не к ночи будет помянут, посылать придется… Только как бы нам, как говорится, из огня да в полымя не влететь. У инквизиторов с огоньком, сами понимаете, просто.

Гартан промолчал.

– Ладно, – сказал Коготь. – Пора спать. Завтра с утречка работы много и у меня, и у вас…

Коготь встал, покрутил головой.

– Стрекач! – негромко позвал сотник.

– Я, – из темноты вынырнул егерь, видимо, охранявший стену.

– А прогуляйся-ка ты, сынок, вниз. И часовых с собой от ворот захвати… Ну, хоть к конюшне сходите. Я тут за вас погляжу. Только особо там не расслабляйтесь, я вас мигом обратно кликну…

Егерь сбежал во двор, что-то сказал часовым, и они вместе ушли в глубь двора.

– Я сказать вам хотел, ваша милость, – как-то неуверенно произнес Коготь, будто смущаясь.

Гартан вздохнул. Не хватало еще выслушивать благодарности от сотника. Тот, наверное, весь день себя переламывал, убеждал, что можно и нужно спасителя поблагодарить.

Спасителя…

Гартан хотел сразу оборвать сотника, но в последний момент сдержался – Коготь, в конце концов, не виноват ни в чем. Он бросился спасать Канту. Значит…

– Ну раз уж мы по-свойски так поболтали… – все так же неуверенно произнес Коготь. – Раз уж так получилось… Можно, я по-простому скажу? Без церемоний?

– Говори, – обреченно вздохнул Гартан.

– Значит, так… – Коготь подошел к наместнику вплотную, словно собирался обниматься.

Гартан невольно попытался отступить, но Коготь вцепился в его ремень и удержал на месте.

– Значит, так, – жестко начал Коготь. – Если ты, сопляк, еще раз такое выкинешь… даже если только попробуешь… я, мать твою, слезами от жалости изойду, но рожу твою неумную начищу так, что блестеть будет – куда там медному тазу. Ты, придурок высокородный, сюда послан людей охранять да порядок блюсти, так вот блюди и охраняй… В следующий раз увидишь что-нибудь такое – не вздумай лезть. Последний раз предупреждаю, твоя милость…

Гартан потрясенно смотрел в лицо сотника. Собственно, лица не было: была мешанина красных отсветов факелов и теней, отбрасываемых морщинами и складками кожи на лице Когтя. И огоньки, вспыхивающие время от времени под его густыми бровями.

– Да ты… – задыхаясь, начал Гартан, но Коготь снова тряхнул его за ремень.

– Это я по-свойски, – ощерился неприятно Коготь. – Если думаешь, что я теперь тебе по гроб благодарен буду – даже и не надейся. Если мне выбирать придется – ты или мои парни… или даже арбалетчики, то я выберу их. Усек?

– Я…

– Усек. И самое последнее… – губы Когтя оказались у самого уха наместника. – Чтобы совсем по-свойски. За бабой своей следи, дурило! Это в столице мужик – голова, а баба – шея, куда повернется, туда голова и пялится. И все довольны. Здесь, твоя милость, чтобы голову срубить, по шее бьют. Топором, мечом, ножичком или просто петельку захлестнут – и нет головы, сдохла. Так ты уж думай, голова, и шею охраняй. И лучше ты сам по ней врежь, чем дождешься такой услуги от других…

Кровь бросилась в лицо его милости наместника Гартана из рода Ключей. Рука легла на рукоять меча, сталь скрипнула о ножны.

– Не дергайся, сопляк, – Коготь все так же стоял, почти прижавшись к Гартану. – Это тебе не турнир.

Холодное лезвие ножа прикоснулось к шее наместника.

– Тут никто в позицию становиться не будет, парень! Тут ты даже меч вытащить не успеешь. И тут не обижаться нужно, а думать. Ты ведь наместник, а не герой доблестный. Думай.

Коготь сунул нож за пояс, отошел на два шага в сторону и поклонился, впрочем, не слишком низко.

– Какие будут распоряжения на завтра?

Гартан разжал пальцы, отпустил рукоять меча.

– Значит, как вы и велели, я людишек завтра прямо с утра отправляю, – сказал Коготь.

– Да, – кивнул Гартан.

– Значит, пошел я… – Коготь еще раз поклонился и спустился во двор, кликнув часовых.