Текст книги "Проклятие темной дороги"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

И девушка в темно-зеленом мужском костюме, по-мужски сидящая в седле. Овальное лицо обрамлено длинными волнистыми светлыми волосами.

Барс напряг глаза, но черт лица рассмотреть не смог.

– Он смотрит, – сказала девушка.

– Да, милая, – ответил молодой человек. – Он еще жив. Казнь на кресте подразумевает именно медленную смерть от удушения… обезвоживания… боли…

– И безысходности, ваша милость, – сказал пожилой мужчина, подъезжая к кресту поближе. – А я его знаю, ваша милость… И вам про него рассказывал. Вот глазливая у меня натура. Если чего-то, значит, захочу, то молчать об том нужно, как покойнику. Или немому. В прошлом годе в своих вещах рылся, смотрю – куртец старый кожаный. Я про него совсем забыл, а он в мешке остался. Вот я подумал тогда, что, стало быть, как обновка у меня выходит. Давно ненадеванное – все одно что новое. Мне бы и промолчать, а я нет, возьми да и ляпни Стряпуну, что повезло мне, значит, и курточка-то как раз к морозу кстати подвернулась. И что? На следующий день господин наместник изволил на феникса охотиться, а тот, не будь дурак, огнем пылкнул, мой мешок и обгорел. И ведь досада: все остальное уцелело, а куртка, на которую я уже надеялся, – в пепел. Ну, там еще десятка три егерей вместе с его милостью господином наместником на дым ушло, из ловчих, почитай, только я да моя лошадь и уцелели…

– Ты сказал, что знаешь его, – напомнил его милость.

– А таки знаю, – мужчина встал в стременах, лицо его оказалось почти на уровне лица Барса. – Барс это, вожак малой дружины. Я вашей милости про него рассказывал, а вы изволили сказать, что обязательно с ним повидаетесь, как только в Долину прибудете. Вот и повидались… Извини, Барс, доброго дня я тебе не пожелаю, да и здравствовать тебе сейчас не сподручно. Умираешь ты, парень… А жаль… Не узнал меня, что ль? Я торговец, зовусь Коготь… Да ты меня с караваном малым до Дикой речки сопровождал и обратно.

Барс пошевелил губами. Запекшиеся губы треснули, по подбородку потекла кровь.

Коготь тяжело опустился в седло и отъехал в сторону.

– Он, наверное, хочет пить, – сказала девушка.

Коготь быстро глянул на нее и отвернулся.

– Милый, давай дадим ему воды? Или даже лучше – у меня во фляге есть вино, – девушка сняла с луки седла деревянную флягу, обтянутую сукном, и встряхнула ею. – Вот. Коготь сможет дотянуться до его губ?

– Хорошо, милая, – молодой человек взял у девушки флягу. – Ты езжай к обозу, скажи капитану Картасу, чтобы он поворачивал направо, во-он сразу за тем холмом. Мы тут задержимся немного, а потом вас догоним. А ты проследи, чтобы твои девушки не разбрелись, как позавчера, по лесу за цветами… Хорошо, Канта?

– Слушаюсь, ваша милость, – девушка отсалютовала молодому человеку, тронула бока своей лошади шпорами и помчалась к подножию холма.

– Я надеюсь, ваша милость, вы не собираетесь поить беднягу вином? – спросил Коготь.

– Я похож на палача? – с брезгливыми нотками в голосе осведомился молодой человек.

– Зачем палач? Тут и просто добрый человек справится… – Коготь снова подъехал к кресту. – Парень не пить хочет, парень умереть желает, я так понимаю… Может, ваша милость, я его быстро по горлу чикну, и поедем себе? А ее милости скажем, что напоили беднягу, можно сказать, осчастливили… А? Может, и мне в мой смертный час кто такую же милость окажет? А, господин наместник?

Наместник?

Барс встрепенулся, перед глазами на мгновение прояснилось. Наместнику было чуть больше двадцати. Сильные волевые черты лица, широкие плечи… Спокойный голос, властный тон человека, уверенного в своем праве повелевать.

– Значит, это с ним ты советовал мне договариваться? – спросил наместник.

– С ним, ваша милость.

– Значит, и мне, и ему не повезло… – с искренней грустью в голосе проговорил наместник. – Он и раньше был таким… худым?

– Да что вы, ваша милость? Тут только половина от него, считай, и осталась. Притом меньшая. Так что – ножичком?

– Нет, – спокойно ответил наместник тихо, но так, что даже Барс понял – спорить с ним бессмысленно. – На кресте – значок. Прямо над головой этого… Барса. Видишь?

– Не слепой, чай, вижу, – с обидой ответил Коготь. – Дракон зеленый, и что?

– А это значит, что крест и то, что на этом кресте, – собственность легиона Зеленого Дракона. И никто не имеет права нарушить эту дарованную императором привилегию. А всякий нарушитель теряет право на защиту и становится законной добычей Драконов.

– Ну, нет так нет, – легко согласился Коготь. – Что он мне – брат, сват или, упаси Светлый Владыка, сын? Так, жизнь когда-то спас… Ну и что с того, если разобраться? Спас и спас. Вы вот что, ваша милость, вы езжайте за ее милостью да обозом, а я тут осмотрюсь и за вами… Гляну, как тут оно…

– Коготь… – тихо сказал наместник.

– Я тут, конечно, бывал, и не один раз, но только нелишне еще разок глянуть… Там вот омут такой неприятный… Пока люди здесь жили да без покойников, так оно и ладно было, а вот как здесь столько народу погибло, так в том омуте теперь…

– Сотник Коготь! – стальным голосом отчеканил наместник. – Вы действительно полагаете, что сможете меня обмануть? И надеетесь, что наместник, представитель власти императора в этой провинции, позволит вам нарушить императорские законы?

– Нет? Не позволит? – Коготь наклонился к самой шее своего коня и посмотрел на наместника снизу вверх.

– Ты же его добить хотел, Коготь.

– Добить… А если и добить? А если хотите начистоту, ваша милость, то вам бы его самому нужно было бы снять с креста, на белых ручках своих до самой Последней Долины и отнести. И своему лекарю строго-настрого приказать, чтобы тот бедняге жизнь возвернул. Вот так я вам скажу, ваша милость! По-стариковски да по-честному, как вам никто больше и не скажет.

– Ну, ты же понимаешь, что я никогда не смогу так поступить…

– Не понимаю, ваша милость! – выкрикнул Коготь так резко, что вороной жеребец наместника мотнул головой и шагнул в сторону. – Вы же наместник! Вы же хотите настоящим наместником быть, а не абы кем.

– Да, – наместник успокоил жеребца, похлопав его ладонью по шее. – И что?

– Ничего, ваша милость! Я уж не знаю, чего у них тут вышло, за каким бесом их Хаос в бой попер, только теперь вам придется всю Последнюю Долину от диких земель защищать, да дорогу от Рубежной реки до самого Нагорья, да леса здешние как-никак чистить, да за рудниками приглядывать… Вы это на самом деле собираетесь моей сотней управиться да сотней болванчиков капитана Картаса? Или свою личную охрану в дозор да в провожатые к обозу пошлете?

– Пошлю, если будет нужно. А если будет нужно, то и сам…

– И супругу свою…

– Коготь!

– Да молчу я, молчу, ваша милость. Велено подыхать – пусть подыхает. Только и вы имейте в виду, ваша милость, что вот тут, вдоль тракта, таких крестов тысячи сейчас вкопали…

– Кто вкопал?

– Да вы, ваша милость, и вкопали. И на крестах тех оставшиеся жители Долины, арбалетчики Картаса, мои парни, я сам и вы, простите, с супругой, с краешка. И всем нам помирать, только не три дня, как Барсу, а чуток дольше. И похуже. Такое мое мнение. Хотите – в глотку мне его забейте, хотите в спальне над кроватью приколотите вместе с языком. – Коготь махнул рукой, поклонился Барсу и поехал прочь.

– Я не могу, – сказал наместник, оставшись перед крестом в одиночестве. – Я понимаю, что он прав. Я понимаю, что для всех – это было бы правильно. Но это будет нарушением закона. А он не может быть нарушен. Не может – ни при каких обстоятельствах. Ничто не может послужить оправданием для отступления от закона. Если хотя бы в мелочи… из самых лучших побуждений я преступлю закон… или закрою глаза на его нарушение, то это будет значить, что… Будет значить, что я… Я не могу так поступить. Не имею права.

Наместник тронул коня и скрылся в темноте, которая уже заполонила все вокруг.

Сволочи, подумал Барс… И этот мальчишка, и тот старик… Один не может нарушить закон, а второй… второй что, не мог привстать в стременах и ударить ножом? Всего один удар, он ведь умеет.

Барс вспомнил его, только тогда сотник Коготь выдавал себя за купца, лазил по Последней Долине почти все лето, а к осени собрался вести караван в дикие земли, нанял Барса и его людей. Так очень даже уверенно купчина тогда у Дикой речки отмахивался ножиком во время ночного нападения речных разбойников. Троих положил. А тут мальчишки испугался… Да чтоб тебе пусто было… Чтоб в твой смертный час и тебе так же помогли, как ты помог мне…

Барс закрыл глаза.

Уснуть. Уснуть и не проснуться. Должна же в этом мире быть какая-то… если не справедливость, то хотя бы жалость…

В небе медленно плыли две луны. Еще несколько дней, и останется только одна. И наступит лето. А он обещал младшему брату, что пойдет с ним в начале лета за перьями зоревых птиц.

Ну тут уж пусть Котенок простит.

И за то простит, что с собой его старший брат на битву славную не взял, а отправил к кентаврам, чтобы от имени старейшин позвать в ополчение, а от имени Барса запретить им туда даже появляться.

А могли кентавры переломить бой? Конных лучников они бы точно выбили, да и доспехи Драконов для стрел кентавров не такие уж и непробиваемые… Окружения бы не получилось, Драконам пришлось бы вылавливать ополченцев по одному, отступали бы кентавры через Долину и привели бы Легион как раз за собой… Так что прав Барс, как бы потом это ни назвали поселяне – предательством или подвигом. Прав.

От таких мыслей даже боль отступила. И даже на несколько мгновений жить захотелось. Вернуться в Долину, найти Дареня и Старого Укора, взять за кадыкастые глотки да спросить, отчего это они в одночасье такие вдруг воинственные стали, отчего послали соплеменников своих на верную смерть? И чуть не погубили всех жителей Долины?

Как же так вышло, что старцы, у которых невероятно трудно было выпросить разрешение на самую малую и недалекую вылазку, которые даже на прямые оскорбления соседей норовили большей частью ответить укорами да уговорами, вдруг возомнили, что можно сражаться против войск императора и победить?

Сейчас, на грани смерти, Барс вдруг понял, что все время последнего совета он был словно в каком-то угаре, воздух вокруг него будто струился, мельтешил перед глазами, не давая сосредоточиться и понять: вот сейчас возле Очага совершается вовсе даже не глупость и не ошибка, а преступление. Предательство. И предатели – самые уважаемые жители Последней Долины.

Если бы он мог…

Если бы ему кто-нибудь – пусть бог, пусть демон – даровал жизнь… Не жизнь, нет, всего несколько дней. Месяц. Он бы нашел старцев, заставил бы их все рассказать, объяснить людям Долины, ради чего все это было сделано.

Старики. И еще… Еще…

Парень с Трушина хутора… Это он пустил стрелу, когда еще все можно было остановить.

Барс вспомнил хлюпающий удар. Стрела пронзила глаз Дракона. Они находились друг против друга. Барс – между Драконом и ополчением. И все-таки стрела попала. Почти на пределе дальности, в мишень не больше ладони.

Навскидку стрелял, напомнил Дрозд, подойдя к кресту. Я на скрип лука оглянулся, а он выстрелил… Быстро…

«Я помню», – сказал Барс Дрозду. «И толку? – спросил Дрозд, который и при жизни не упускал возможности поспорить с вожаком. – Моим пацанам с того что? Не, ты все правильно решил, когда приказал поселян в Долину не пускать, но ведь обидно, что мы все подохли, а та тварь, которая все это устроила, – еще жива… Тебе не обидно?» – «Обидно…» – «Еще скажи, что если бы ты мог…» – «Если бы я мог…» – «Знаешь что?..» – спросил Дрозд, усмехнувшись. – «Что?» – «Пошел ты в задницу со своими хорошими мыслями… Давай, подыхай скорее… Или еще лучше…» – «Что?» – «Выживи, Барс! Честное слово – трудно тебе, что ли?» – «Смеешься?» – «Точно тебе говорю – выживи. Нет для тебя места среди мертвых, слышишь? Нету! Вон, смотри, парни стоят, наши… И поселяне тоже… Видишь? Нет среди них для тебя места. И пока мы не разрешим – не будет. Ты должен…» – «Я хочу умереть…» – «Ты должен!»

И ночь тремя тысячами мертвых голосов пророкотала: «Ты должен!»

Боль пронзила все тело Барса – от кончиков пальцев до самого сердца.

– Я… – выдохнул Барс. – Я…

«Ты должен!»

– Я смогу, – выдохнул Барс.

– Вот и славно, – сказал кто-то над самой его головой.

Барс открыл глаза и не сразу понял, что с ним происходит. Он смотрел на звезды. И на обе луны, висевшие над трактом. И это значило, что он лежит на земле.

– Руки я тебе перевяжу, – сказал тот же голос. – У меня есть немного бальзама, я раны залью, но лучше бы тебе к опытному лекарю-травнику поскорее попасть.

– Я не смогу идти…

– Тебе кажется, что ты не сможешь идти, – поправил его голос. – Я думаю, что ты ошибаешься. Лежи, не дергайся, не пытайся доказать себе, что лишился сил окончательно. Подожди. Вначале – попей.

Фляга приблизилась к губам Барса, он почувствовал странный горьковатый запах, исходивший от нее.

– Не торопись, делай маленькие глотки. Ты же не хочешь захлебнуться? Потихоньку… – Тонкая, мерцающая в лунном свете струйка протянулась от фляги к губам Барса. – Вот, глоток. Еще один. Еще. Передохни. Твои ноги и руки я перевязал. С ногами немного хуже – прилила кровь, еще эта рваная рана… Уже и прибить толком человека к кресту не умеют. Раньше все делали чисто и аккуратно. Палач – это не тот, кто любит убивать, а тот, кто делает это строго по приговору, так, чтобы наказание было не меньше и не больше приговора. А иначе это уже не палач, а судья, выносящий и изменяющий приговоры. Тебя приговорили к распятию – прекрасно. Ты, наверное, заслужил. Заслужил?

– Да, – прошептал Барс, с удивлением ощущая, что теплая волна прокатывается по его телу, заставляя ровнее биться сердце, прогоняя гнилостный привкус смерти с языка.

– Вот, заслужил, был приговорен… к распятию, так я понимаю?

– К распятию… – ответил Барс в полный голос. – К распятию.

– Ну а получил из рук недоумка что? Распятие, которое, кстати, можно было провести без этих гвоздей, а при помощи обычной веревки. А еще раны, потерю крови… И эту жуткую дыру на ноге, будто тебя демоны рвали… Тебя не приговаривали к пыткам?

– Нет… Не знаю… Мне не зачитали приговор.

– И еще одно нарушение, – радостно провозгласил голос. – Ты разве не знаешь, что наш Благосклонный и Разрушительный император в непостижимой милости своей повелел… сколько лет тому назад? Сейчас у нас весна? Первая пора двух лун… значит, повелел он это ровно пятьсот семьдесят восемь лет назад.

Барс осторожно тряхнул головой, ожидая, что мир закружится и рассыплется. Но ничего не произошло, и голос, говорящий странные вещи, тоже не исчез.

– Император повелел, чтобы всякий, осужденный именем его, а значит, всякий, кто подвергся наказанию от военных или гражданских имперских властей, перед приведением приговора в исполнение, обязательно услышал свой приговор. В противном случае приговор считается недействительным, а приговоренный – оправданным. Для повешенного или четвертованного с нарушением правил это, конечно, ерунда, а вот для его родственников, уходящих от конфискации имущества, очень даже неплохой выход. Сколь я народу так спас – тысячи. Так что можешь не бояться, а спокойно являться хоть в императорский дворец: никто тебя даже пальцем не тронет и не упрекнет за то, что ты остался живым. Еще пару глоточков. Давай…

Барс с готовностью открыл рот.

Странный спаситель совсем заболтал его, но то, что было сказано, отчего-то успокоило Барса, будто какой-то полузабытый закон мог защитить его от мести Зеленых Драконов.

– Глоток, другой… Хватит. Ты сам доберешься до Долины? – спросил спаситель.

– Доползу, – замешкавшись лишь на мгновение, ответил Барс.

– Вот и славно. А мне, понимаешь, туда нельзя… Пока ты на кресте висел, туда прошел отряд…

– Наместника?

– Нет, отряд наместника ты видел, наверное. Гартан из Ключей – человек молодой, но достойный.

– Я это понял.

– А вот когда ты вряд ли что-то мог видеть, с тракта в Последнюю Долину свернул отряд в серых плащах. Слышал о таких?

Барс почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце.

– Служители ордена инквизиторов, – сказал спаситель. – Я не служитель Хаоса и не занимаюсь черной магией, но инквизиторы рано или поздно начинают испытывать ко мне не самые лучшие чувства. Так что будешь идти – двигайся осторожно. Инквизиторы предпочитают разбивать лагерь на вершинах холмов, на чистой местности.

– Я пройду, – сказал Барс и попытался встать.

– Не так быстро, герой! – засмеялся спаситель, и Барс почувствовал, как сильные руки подхватили его и поставили на ноги. – Постой, привыкни. Голова не кружится?

– Нет. Нормально…

– Вот и хорошо. Только имей в виду: до восхода солнца тебе в любом случае нужно добраться до места. То, что ты сейчас чувствуешь себя почти здоровым, – это иллюзия. Настой из плодов черного дерева – штука очень коварная. И тебе больше пить ее нельзя. Иначе – умрешь. Ты меня понял?

– Понял.

– Ладно. Ступай.

Барс оглянулся – под локоть его держал высокий худой старик с длинной окладистой белой бородой и длинными белыми волосами. В лунном свете изрезанное морщинами лицо выглядело странной маской, поврежденной временем. Будто старая глина потрескалась… Или темнота рвалась наружу из-под слоя обожженной глины.

– Запомни, – сказал старик. – Указ, по которому ты оправдан, называется «Сто третьим Указом о правах». Его упоминание должно быть в архивах нового наместника. Запомнил?

– Сто третий. О правах.

– Молодец. Ты должен попасть к лекарю до рассвета. Или хотя бы к тому, кто тебя сможет к лекарю доставить.

– До рассвета, – повторил Барс.

– Ступай, мне тоже нужно торопиться…

Барс двинулся с холма. Сделав несколько шагов, он спохватился, что не поблагодарил своего спасителя, оглянулся, боясь, что тот исчез, но старик все еще стоял у поверженного креста, только набросил на голову капюшон плаща.

– Как тебя зовут? – спросил Барс.

– А разве у нас есть имена? – спросил в ответ старик. – Все мы – всего лишь безымянные путники. И я путник, и ты.

– Спасибо, – Барс поднял руку над головой.

– Может, когда-нибудь отплатишь, – засмеялся старик. – Может, не мне, а кому-нибудь другому.

Барс сделал еще несколько шагов, под ногой хрустнула кость. Кто-то из ополченцев. Или из дружины.

Барс снова оглянулся на вершину холма – высокая темная фигура неподвижно стояла в свете двух лун.

На мгновение Барсу показалось, что в темноте под капюшоном горит голубой огонь. Словно два огненных глаза смотрят на Барса.

Барс отвернулся и пошел быстрее.

Он знал, что нужно спешить.

Он знал.

«Помни!» – многоголосый шепот настиг его, когда он уже пересек тракт.

«Я помню», – прошептал Барс.

Глава 2

Ночь выдалась безветренная и теплая, но с рассветом поднялся ветер – натянутое впопыхах полотно шатра оглушительно хлопнуло, Гартан вздрогнул, просыпаясь, и зашарил правой рукой возле постели, пытаясь найти кинжал.

Под руку попадались ремень, сапоги, одежда – все валялось на ковре кучей так, как они с Кантой бросили, торопливо раздеваясь. Долгие десять дней они не были вдвоем. Бесконечно долгие десять дней они были вынуждены довольствоваться торопливыми рукопожатиями, будто случайными прикосновениями, неловкими поцелуями в тот момент, когда вечно толкущиеся рядом с госпожой девушки, наконец, отвлекались на что-нибудь постороннее.

Они вместе с остальными будущими наместниками двигались в обозе Третьей армии императора Востока, и уединение было недоступной роскошью в переполненном людьми войсковом стане.

Чаще всего приходилось спать под открытым небом, только собирающиеся тучи давали повод ставить шатры, но тогда под их защиту набивались кучи народа, и даже семейные пары вынуждены были ночевать порознь – в мужских и женских палатках.

Гартан посмотрел на Канту, спавшую на его левом плече.

Они женаты три месяца, а он все не может насмотреться. Длинные светлые волосы рассыпались по мешку, служившему Канте подушкой. Глаза закрыты, но Гартан знает, что это самые прекрасные в мире глаза – голубые, с чуть заметным зеленым отливом. В глубине этих зелено-голубых омутов таились легкие, еле различимые золотистые искорки, вспыхивавшие ярче, когда Канта смеялась, и почти совсем исчезавшие, когда Канта грустила.

Гартан осторожно, чтобы не разбудить, погладил жену по обнаженному плечу. Пальцы коснулись белого рубца, который за полгода так и не исчез, лишь сделался чуть незаметнее.

Хорошо, если рана вообще заживет, сказал лекарь в отцовском замке. Такой удар мог убить несчастную девушку, добавил лекарь, отведя Гартана в сторону, чтобы раненая не услышала.

– Понимаете ли, Гартан… – сказал старый, убеленный сединами травник, лечивший – сколько помнил Гартан – всех обитателей замка и даже жителей окрестных поселков. – Тварь, напавшая на девушку, – не из этого мира… Она – порождение Преисподней… Ее дыхание, слюна, кровь – все пропитано ядом Хаоса. Одним своим присутствием такая тварь отравляет окружающий мир: там, где она проходит, погибает трава, единственная царапина от ее когтя на древесном стволе приводит к тому, что громадные пятисотлетние дубы превращаются в труху за месяц-два… То, что девушка не умерла от такой раны в первое мгновение, – невероятное везение; то, что рана заживает, – чудо вдвойне. Но я не знаю – и никто не знает, – к каким последствиям может привести все это… Известны случаи, когда женщина, только прикоснувшаяся к порождению преисподней, так и не смогла больше родить ребенка. А другая – рожала только мертвых детей… Я понимаю, что вы, как спаситель девушки, можете почувствовать некую… э-э… ответственность за ее дальнейшую судьбу… И хотел бы посоветовать вам быть осторожнее в своих чувствах… Вас должны вести не только честь и благородство, но и ответственность перед всем вашим родом, перед памятью ваших предков и судьбой потомков. Род Ключей…

– Вам отец приказал поговорить со мной? – сдерживая нарастающую ярость, спросил Гартан.

– Нет, – слишком торопливо ответил лекарь и отвел взгляд. – Не только он…

– Ваш врачебный долг? – дрожащим от гнева голосом спросил Гартан. – Забота о Ключах? О судьбах всей империи, которая захиреет без службы наместников из рода Ключей? Вы понимаете, что эта девушка спасла мне жизнь? Мне, будущей опоре империи, продолжателю рода? Если бы не она, на меня набросилась бы та тварь. На меня! Убила бы одним ударом, потом настигла бы девушку, а потом добралась бы и до поселка лесорубов, который был неподалеку… Девушка заметила ее и бросилась ко мне, чтобы предупредить. Хотя должна была бежать прочь или затаиться в траве… или просто умереть от страха… А она…

Гартан уже почти поравнялся с Мшистым дубом, когда услышал девичий крик, доносившийся со стороны вырубки. Девушка бежала в его сторону, что-то кричала, но сильный ветер гудел в верхушках деревьев, не давая расслышать, о чем именно девушка пыталась предупредить.

– Назад! – донеслось до Гартана, он оглянулся – сзади не было ничего опасного.

– Стойте!

Гартан натянул повод, Вулкан послушно замер, покосившись недовольно на своего хозяина.

Лес гудел, словно сотня волынок, деревья скрипели и визжали. Низкие тучи стремительно неслись над самыми верхушками деревьев.

Девушка бежала, ветер сорвал с ее головы платок и унес вверх, к тучам.

До Гартана ей оставалось всего с десяток шагов, когда что-то черное метнулось из-за деревьев ей наперерез. Девушка вскрикнула и упала, а Гартан, выхватив меч, пришпорил жеребца.

Тварь была небольшой, похожей на дикую кошку из Южных лесов, которую Гартан как-то видел в столичном зверинце. Только не шерсть покрывала ее тело, а плотная, мерцающая чешуя.

Увидев атакующего врага, тварь метнулась прочь от девушки, по дуге обходя всадника. Зверь испугался, подумал Гартан. Ни одно животное в этих лесах не отваживалось нападать на всадника, разве что зимние волки, но и те решались на это только от голода и всегда сбивались в стаю – не меньше десятка хищников.

Гартан на мгновение потерял тварь из виду, пытаясь рассмотреть, что там с девушкой; успел заметить, что светло-голубое платье ее залито кровью, но девушка вроде шевелится…

Тварь атаковала.

Удар пришелся на Вулкана. Когтистая лапа ударила жеребца по шее, разрывая плоть коня и ремни упряжи. Вулкан взвился на дыбы, заржал пронзительно, сделал шаг назад на задних ногах и, захрипев, рухнул на спину.

Но этого мгновения Гартану хватило, чтобы освободить ноги из стремян и спрыгнуть на землю. Мертвый жеребец упал в придорожные кусты, тварь зашипела, прижимаясь к земле перед новым броском; Гартан торопливо сорвал с себя плащ и намотал его на левую руку, не сводя взгляда со страшного противника.

Теперь черная бестия уже не казалась Гартану похожей на кошку, скорее эта была жуткая помесь крысы и рептилии. Оскаленная пасть источала слюну, голый длинный хвост с остервенением бил по угольно-черным бокам, словно тварь подгоняла себя, торопила с нападением.

Тварь прыгнула, и если бы Гартан остался стоять на ее пути, то неминуемо сбила бы его с ног. Но бросок пришелся в пустоту: хлестнув зверя краем плаща по морде, Гартан отскочил в сторону. Он хотел встать между девушкой, стон которой только что услышал, и черным воплощением смерти, готовящимся к новой атаке.

– Сюда, – пробормотал Гартан, покачивая краем плаща, – сюда, милая…

Тварь зашипела пронзительно и, мелко переступая когтистыми лапами, боком выбралась на дорогу.

Ветер толкал Гартана в спину, словно торопил его, требовал атаковать, не ждать, когда чудовище бросится на него, а ударить первым.

И это, возможно, спасло Гартану жизнь. С детства его учил отец, что никто не может заставить мужчину из рода Ключей сделать что-то, помимо его желания и воли императора. Никто и ничто. Даже ветер.

Тварь прыгнула вперед, но не взлетела в воздух, а скользнула по земле, отталкиваясь задними лапами и вытянув передние. Если бы Гартан сделал вперед хотя бы шаг, то не смог бы ни угадать, ни тем более остановить бросок чудовища.

Под удар передних лап твари Гартан подставил свой охотничий плащ и, почувствовав, как когти вонзились в плотную шерстяную ткань, быстрым круговым движением спеленал лапы плащом. Тварь хрипло взрыкнула, рванулась, но времени выпутаться у нее уже не было – Гартан наотмашь ударил ее мечом по шее. Удар отдался глухой болью в его руке и плече, словно пришелся по камню, но тварь взвыла, и это придало Гартану сил.

Еще удар – на этот раз по спине, недалеко от крестца. Тварь пронзительно взвизгнула, попыталась отскочить в сторону: плащ, уже почти превратившийся в лохмотья, все еще не давал ей свободно двигаться. Бестия неловко завалилась на бок, всего на мгновение подставив под удар свое брюхо.

Гартан успел ткнуть мечом. Лезвие вошло в живот почти без сопротивления, словно в брюхо рыбы. И, словно брюхо рыбы, Гартан вспорол живот твари одним широким движением меча, рванул рукоять и, подчиняясь скорее брезгливости, чем осторожности, отпрыгнул в сторону, избегая брызг черной крови.

Тварь рванулась, выбила освободившимися передними лапами меч из руки Гартана; тот попятился, выхватывая из-за пояса широкий охотничий кинжал, понимая, что короткий, в три ладони, клинок не сможет его защитить…

Но то была уже не атака твари, а ее агония.

Дождавшись, пока черное тело перестанет биться, Гартан, не выпуская кинжала из рук и не сводя глаз с мертвой твари, подошел к девушке, присел и, прикоснувшись пальцами к ее шее, нащупал слабо бьющуюся жилку.

Гартан вначале отнес девушку на руках в поселок лесорубов; потом, после того как рану на плече промыли и наскоро перевязали, отвез свою спасительницу в замок; две недели не отходил от ее постели, приносил ей воду, давал отвары лечебных трав, а теперь, когда она пришла в себя, когда уже могла отвечать на его вопросы – пусть кратко, пусть только «да» или «нет», – сердобольный лекарь смеет говорить о его долге перед родом Ключей?

Никто не смеет заставлять мужчину из его рода делать что-то против его желания, только воля императора.

Гартан ворвался в покои отца и сказал это, твердо глядя в его глаза.

Через месяц Канта выздоровела. Еще через месяц, к первому сезону Трех лун, Гартан предложил девушке стать его супругой, получил согласие, а к весенним праздникам сыграли свадьбу.

Все оказалось не так плохо, как поначалу опасалась мать Гартана. Канта была из старинного, хоть и обедневшего рода Стражей, так что ущерба чести Ключей не было, а то, что наследства за ней дать не могли – так Ключи никогда и не обогащались иначе, как через службу императору.

С раннего детства каждый мальчик из рода Ключей знал, что рано или поздно он будет призван императором на службу и станет наместником в провинции. Каждый мальчик из рода Ключей мог наизусть перечислить имена наместников из своего рода – всех, кто за последние пятьсот лет служили императору: и тех, кто покрыл себя славой, и тех, кто погиб на своем посту, защищая подданных и честь императора, и даже тех, кто был казнен за ошибки или по оговору.

Император знал, что Ключи не умеют предавать. Если перед ними возникал выбор между приказом императора и понятиями чести, Ключи не плели заговоров, не строили козней, они отправлялись в императорский дворец и говорили повелителю в лицо, что не могут выполнить его волю, предоставляя ему самому решать их судьбу, прекрасно зная, что император никогда не отменяет своих приказов.

Свадьбу сыграли скромную, гостей почти не было, только свои и немногочисленные родственники невесты. Через два месяца пришли два важных известия – первое от Канты. Она сказала, что, кажется, беременна.

И почти в тот же день в замок Ключей примчался гонец из столицы с приказом Гартану из рода Ключей вместе с женой отправиться во дворец.

Само по себе это еще ничего особого не значило. Сотни соискателей обычно толклись при дворе, но на этот раз все было серьезно.

В столицу был вызван командующий Третьей императорской армией, в спешке пополняли полки, нанимали варваров, привлекали отряды наемников. Все понимали, что готовится новое наступление на Запад, никто толком не знал, каким именно путем пойдут войска, но, судя по тому, что кандидатов на посты наместников новых имперских провинций вызвали несколько десятков, поход планировался дальний.

Гартан с Кантой даже не успели осмотреть столицу, пройтись по ее ремесленному кварталу, заглянуть в квартал союзников или в магический… На следующий день по прибытии они получили аудиенцию и даже удостоились нескольких слов из уст Благосклонного и Разрушительного. Вечером стало известно, что наутро армия выступает, еще через два дня оказалось, что Третья армия двинулась по Свободным землям, и новые провинции стали появляться одна за другой.

Будущие наместники и их жены, сидя у лагерных костров, с завистью смотрели, как их более удачливые соперники получали провинции всего в неделе пути от столицы; с некоторым замиранием сердец слушали, как парней и молодых женщин, еще вчера бывших практически никем, начинали именовать «ваша милость», и, скрепя сердце, махали руками вслед свежеиспеченным «милостям», которые во главе своих – своих! – отрядов отправлялись к новому месту жительства.