Текст книги "Проклятие темной дороги"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

А тут еще нападения местных… Барс умел выбрать место и время для удара так, чтобы получилось побольнее. Спасибо, что хоть инквизитор отвлекал внимание бывшего предводителя ополчения. Фурриас и Барс будто в прятки играли, кружа по Долине, норовя застигнуть врага врасплох или заманить в ловушку.

Соглядатаи Барса сообщали ему о каждом движении инквизиторов, но в открытый бой ополченцы не вступали – не было ни малейшего шанса выстоять против шести десятков бронированных воинов инквизиции да еще и при пяти палачах.

Орден, как с некоторой завистью думал Гартан, не разменивался на знаки внешнего величия, и помощь, присланная Фурриасу, состояла из воинов, а не из всякой дворцовой швали, приведенной советником Траспи к Гартану.

Барс нападал из засад, обстреливал инквизиторов из луков и самострелов, убивал лошадей и ранил людей, но остановить не мог. А инквизиторы с каждым днем становились все кровожаднее и беспощаднее.

Снова начали гореть поселки. Жители трех деревень были уничтожены поголовно, письма и посланцы от наместника на брата Фурриаса никакого впечатления не производили – он кромсал кровоточащее тело Последней Долины, будто лишился разума… Будто тоже лишился разума.

Иногда Гартану казалось, что на всю Последнюю Долину навалилась эпидемия безумия. Или кто-то проклял Долину и ее обитателей… Он пытался понять, зачем все это происходит, по какой причине, но ничего не мог придумать. Он даже попробовал представить себе, кто мог затаить такую злобу против него, Гартана из Ключей, где вообще может находиться этот противник, – но ничего в голову не приходило.

Поначалу решил, что враг рядом, живет вместе с ним в замке и творит зло, затаившись. Кто?

Да и не мог этот кто-то, прячась здесь, одновременно творить черные дела вне замка, на другом конце Долины. Не мог нанять монстролога и чародея или подослать банду разбойников… Вообще получалось, что не один это человек, что целый заговор существует против Гартана. Который и наместником-то Последней Долины стал совершенно случайно. Получалось, что это не против него все устроено, что это как-то связано с Долиной или с кем-то из ее обитателей.

Козни императора Запада? Он решил таким образом перерезать пути снабжения Третьей армии? Но ведь проще тогда было бы все это устроить в Гнилых Хлябях, там тракт идет как раз через провинцию, а не так, как в Последней Долине, лишь цепляет по самому краю. Если даже вся Последняя Долина заполнится монстрами и кочевниками, то тракт удержать будет легко. Ну, достаточно легко.

По нему сплошным потоком идут войска – подкрепления для армии, и отразить наскок пусть даже многотысячной орды будет делом пустяковым. Да и кочевые не полезут на бронированные колонны. Незачем им делать такую глупость. Они хотят захватить Последнюю Долину, увести ее жителей, принести всех в жертву своим богам…

И вот тут им никто не сможет помешать.

Гартан почти тридцать дней назад выехал к тракту, выждал, когда через Брод переправится очередной военачальник, и, представившись, спросил, как можно привлечь войска для защиты Долины. И услышал в ответ то, что и сам прекрасно знал. Только с ведома императора и по его прямому приказу.

А на письма Гартана канцелярия императора отвечала, что все наместники служат Благосклонному и Разрушительному, опираясь на те средства, которые получили и которые могут изыскать сами. А если не чувствуют в себе сил для служения, то просят императора об отставке. Наместник Последней Долины просит об отставке?

А то, что какие-то кочевые вроде бы собираются напасть на провинцию в совершенно невероятном количестве… Такие слухи всегда ходили и будут ходить. И не только у Гартана проблемы, и у других наместников новых провинций масса забот. Чудища и монстры? Вы об этом поговорите с наместником Гнилых Хлябей. Набеги врагов – приморские провинции знают об этом не понаслышке.

На то вы и наместники, господа! Сражайтесь во славу императора, и каждого ждет достойная награда. Сражайтесь.

– Сражайтесь, – пробормотал Гартан еле слышно.

Конечно, он готов сражаться. Он и сражается. Полез в схватку с разбойниками, лично срубил почти десяток мерзавцев и остался в живых только благодаря подарку императора. Доспех Мантикоры держал удары мечей и стрел, не получая даже царапин. А потом Гартан вступился за инквизиторов.

Нет, все правильно, по закону.

Инквизиторы попали-таки в засаду Барса.

Тот смог настичь Фурриаса, когда инквизитор ехал только с частью своего отряда – с одним палачом и десятком воинов. Застав инквизиторов на дне оврага, ополченцы вначале уничтожили коней, потом принялись расстреливать людей Черного Чудовища.

Барс приготовил тяжелые стрелы, способные пробить доспех, шансов выбраться у брата-инквизитора не было никаких, но ему повезло. Несказанно повезло – неподалеку с отрядом проезжал наместник.

Если бы было время на раздумья, может, он бы и не бросился сломя голову на помощь Черному Чудовищу. Так, по крайней мере, после схватки прикидывал Гартан. Хотя… Нет, даже в этом случае он бы полез в драку, закон требовал защищать порядок, а то, что инквизиторы не желают подчиняться наместнику, закон не предусматривал. Или для закона это было не важно.

Для закона были бандиты, пусть даже сражающиеся против обезумевших убийц за жизни своих соплеменников, и были служители уважаемого Ордена, пусть даже потерявшие рассудок от жажды крови.

…Пустив Грома в галоп, Гартан перехватил копье и опустил острие. Он не собирался предупреждать врага криком или сигналом. Наместник сейчас сражался не с благородным противником, достойным вызова, а с ничтожеством, дерзнувшим выступить против власти императора и его законов.

Гартан даже сумел заставить себя ударить первого из врагов копьем в спину, точно между лопаток. Тот умер сразу, тело обмякло, лук, из которого разбойник только что стрелял, выпал из его руки. Наместник, чуть придержав коня, выдернул копье из трупа. Кровь капала с острия.

Второй разбойник успел оглянуться и даже попытался уклониться. Он начал приседать, намереваясь пропустить копье над головой, но не успел – копье, вместо того, чтобы пронзить ему грудь, ударило в лицо, под легкий кожаный шлем, пробило голову и застряло.

Гартан выпустил из пальцев древко и выхватил меч.

В щит вонзилась стрела, Гром смял лучника, тот закричал истошно, но Гартан уже бросился на следующего, облаченного в блестящую кольчугу, сплетенную явно не местными мастерами. И меч, которым разбойник попытался достать Гартана, тоже был не здешний – не переломился и даже не согнулся, ударившись о меч Мантикоры.

Разбойник отпрыгнул, ловко прокрутив оружие в руке, пригнулся, ожидая, видимо, что Гартан будет бить сверху. Но тот, воспользовавшись короткой паузой, спрыгнул с коня. Пехотинцы в бою против конного противника всегда в первую очередь пытаются подрубить коню ноги.

Такой возможности Гартан ему предоставить не собирался.

Щитом отбив удар меча, наместник шагнул вперед. Еще удар. И еще. Противник торопился: у него не было щита, и надеяться он мог только на свою подвижность. Но за спиной у него был обрывистый край оврага.

Глаза разбойника сверкали в прорези шлема. Солнце находилось за спиной наместника. Разбойник сделал ложный выпад, демонстрируя, что вот сейчас, через миг, бросится влево. И попытался обойти Гартана справа.

Попытался.

Тот даже не ударил: выставил меч – и разбойник напоролся на него животом. Кольчуга не выдержала, клинок разорвал кольца и вошел под нагрудную пластину. Разбойник всхлипнул, будто от удивления, а не от боли, его тело разом обмякло; Гартан почувствовал, как тяжесть наваливается на меч, тянет его к земле.

Наместник выдернул оружие и шагнул назад. Его противник упал лицом вниз. Из-под тела потекла кровь. Гартан оглянулся: на этой стороне оврага было всего с десяток разбойников, троих поразил он, еще троих – егеря. Остальные побежали, скрылись в густом подлеске.

Гартан подошел к краю оврага – уцелевшие инквизиторы выбрались наверх, в шипастых доспехах палача торчало несколько стрел, двоих воинов перевязывали, один хрипел, отходя, и монах с окровавленной повязкой на левой руке стоял перед умирающим на коленях.

Брат Фурриас маячил в стороне. Гартан хотел подойти к нему, сказать что-нибудь резкое, обидное, может быть, бросить в лицо оскорбление, но разбойник, раненный в живот, застонал тонким, почти детским голосом.

С такой раной он не может выжить, это понимал Гартан, это наверняка понимал и сам разбойник. Он лежал в луже своей крови, держась обеими руками за живот, и стонал, выдыхая со стоном или пытаясь удержать воздух в груди… Может, он боялся, что на следующий вдох сил уже не хватит?

Гартан опустился на колено возле него, осторожно перевернул на спину. Рана была покрыта песком, кровь текла сквозь пальцы, превращая песок в грязь. В черно-алую грязь.

Протянув руку, Гартан нащупал застежку под шлемом умирающего, расстегнул, осторожно стащил.

Котенок.

Гартан несколько раз вдохнул и выдохнул, закрыв глаза. Сколько раз он представлял себе, что настигнет наглеца и накажет его и за оскорбления, и за удары – за все накажет. Или даже убьет.

И убил.

Котенок попытался что-то сказать, губы шевельнулись, но вместо слов из них появилась кровь.

Не так все это себе представлял Гартан, совсем не так.

Да, он желал мести, он хотел, чтобы Котенок рухнул, поверженный, чтобы, может быть, просил пощады, но не было в мечтах Гартана такой боли на лице мальчишки, не было капелек пота на лбу, не было густой алой жижи, вытекающей изо рта.

Парень снова что-то попытался сказать. Одно слово. Только одно слово – и Гартан угадал его. Просто попытался представить себя на месте Котенка и понял, что именно сам сказал бы в этот момент.

Добей.

Ему сейчас больно. Очень больно. И он знает, что выжить невозможно, даже если бы тут сейчас оказался лекарь или волшебник. Такие раны не лечатся даже волшебством.

Ему больно, и он просит у своего врага о последней милости. И это единственная просьба – мольба, которую не стыдно обратить к победителю.

Добей.

Гартан медленно положил меч на землю. Не отводя взгляда от глаз умирающего, нащупал на поясе кинжал. И нанес один удар, снизу вверх, под нижнюю челюсть. Мальчишка вздрогнул, по телу пробежала судорога…

И все.

Глаза погасли, словно на них опустилась пыль.

Гартан опустил убитому веки и встал.

Он совершил свою месть. Он хотел и осуществил свое желание. Он убил преступника. Он защитил закон. Он все сделал правильно. Если бы Гартан не убил его, то погиб бы сам.

Но легче от этого не становилось.

Удар обрушился на голову наместника. Гартан покачнулся, хватаясь латной рукавицей за шлем, но на ногах устоял. Расщепленная стрела упала на землю, в лужу крови.

Наместник оглянулся и увидел Барса, в полный рост стоящего на другой стороне оврага с луком в руках. Барс что-то крикнул, снова вскинул лук, но егеря уже заметили его, бросились вперед, прикрывая наместника и выпуская стрелы, одну за другой.

Барс исчез за деревьями.

На следующий день он напал на обоз сборщиков налогов. На следующий – подстрелил трех наемников у Северной заставы, поджег огненными стрелами крышу дозорной башни заставы, повесил пятерых рудокопов, застигнутых врасплох неподалеку от шахты…

Так продолжалось почти двадцать дней.

А потом судьба свела их снова, предводителя разбойников и наместника. И снова неожиданно до нелепости.

Брат Фурриас узнал о родной деревне Барса – Семихатках. И отправился туда, не слишком торопясь, но и не мешкая. Окружив деревню, он даже позволил мальчишкам, стоявшим в дозоре вокруг Семихаток, сбежать. Собственно, на это он и рассчитывал. Они сбегут и предупредят Барса. А тот сможет выбрать – отдать родную деревню на растерзание или попытаться остановить Черное Чудовище.

На раздумья Барсу брат Фурриас времени не оставил. Большая деревня, много народу – старики, женщины, дети. Два дома на окраине Фурриас приказал зажечь. Жителей согнали в середину деревни. Так или иначе, а до вечера Барсу что-то нужно будет решать. И победить инквизиторов у Барса с его двумя десятками ополченцев не могло получиться никак.

Но Барс пришел.

Инквизиторы стояли пешими, лошадей, чтобы не рисковать, они оставили позади строя. На всех были доспехи, все прикрывались щитами, понимая, что Барс попытается достать их на расстоянии стрельбой из луков.

Стрелы ударялись в шлемы, застревали в щитах, но линия инквизиторов не дрогнула ни на мгновение. Не повезло одному монаху – стрела пробила ему ногу как раз над сапогом, монах шагнул вперед, споткнулся, упал – и несколько стрел торопливо воткнулись ему в спину, пригвоздив к земле.

Палачи с топорами-бабочками в руках выдвинулись вперед и ожидали редкую линию ополченцев, опустив головы, чтобы не дать лучникам поразить их в прорези шлемов.

Если ополченцы хотели жить, то им нужно было отступать, но тогда они отдавали убийцам селян. Ополченцы наверняка хотели выжить, но и бросать своего предводителя они не собирались.

До конца жизни им оставалось всего два десятка шагов, когда возле Семихаток появился наместник во главе полутора сотен воинов. Прибыл Гартан, привлеченный дымами, понял все с первого взгляда и решительно вклинился между ополченцами и инквизиторами.

Он мог приказать окружить отряд Барса, но не сделал этого. Он не мог, не хотел, не имел права пользоваться самой подлостью. Мужчины из рода Ключей никогда не брали заложников, никогда не воевали с женщинами и детьми.

И Гартан не собирался стать первым подлецом в роду.

– Я приказываю уйти из деревни, – громко крикнул наместник, подняв забрало шлема и подъехав к брату Фурриасу. – Иначе…

– Что – иначе? – проскрежетал инквизитор.

– Я знаю, что ваши люди умеют сражаться с кое-как вооруженной толпой – один против десятка, – сказал Гартан. – Ваши палачи даже в одиночку могут противостоять легковооруженному сброду. Вы хотите попытаться проделать это против латников? Полторы сотни людей, защищенных броней и не испытывающих к инквизиторам ни малейшей жалости, ожидают только моего приказа. Пятьдесят луков и арбалетов. Вас устроит такое соотношение сил?

Инквизиторы стояли неподвижно. Палачи держали топоры в опущенных руках, солнце отражалось в полированной стали шипастых доспехов. Горячий ветер трепал плащи.

– Вы себе даже представить не можете, скольких своих людей оставите здесь, – скрежещущий голос Фурриаса взлетел над деревней, брат-инквизитор хотел, чтобы его услышал каждый из полутора сотен воинов наместника.

– Это не мои люди, – с презрением в голосе сказал Гартан. – Это – наемники. Я плачу им не каждому, а всю сумму на всех. И после боя они ее поделят на меньшее количество бойцов. Полагаете, потери их опечалят больше, чем меня?

Наемники оценили шутку наместника и загоготали.

Не часто удается добраться до инквизиторов, да еще не рискуя потом ответить перед законом. А тут сам его милость наместник приказывает убить убийц.

– Чего тянуть? – крикнул кто-то из наемников, и остальные подхватили, что да, чего там ждать, вырубить кровавое племя под корень. А пленных – на костер.

– Поджарим инквизитора! – заорали наемники.

– Мне нужен только Барс, – сказал Фурриас. – Если я получу его, то не трону деревню.

– Ты и так ее не тронешь, – провозгласил Гартан. – Я клянусь честью моего рода, что не успокоюсь, пока не настигну и не уничтожу тебя, если хотя бы один человек в Семихатках пострадает от твоей руки… Без моего разрешения, – добавил Гартан. – Без приговора наместника.

– Ты пожалеешь о содеянном, – прорычал Фурриас.

– Может быть, – согласился Гартан. – Но будет так, как я сказал.

– Ты совершаешь ошибку, – проскрежетал инквизитор.

– Человек не может совершить ошибку. Он может только поступать по совести и чести или против них.

– Ладно, – помедлив, проговорил Фурриас. – И пусть помилует Светлый тех, кого ты только что обрек на смерть. И на то, что хуже смерти. Мы уходим.

Брат-инквизитор повернулся спиной к наместнику и пошел без спешки прочь от деревни. Его воины, палачи, монахи и служки пошли за ним, спокойно подставив спины под удар. Будто никто из них не боялся смерти.

Гартан повернулся к ополченцам – те стояли на месте, даже не пытаясь убежать.

– Барс! – позвал наместник.

Барс положил на землю лук, вынул из ножен меч, из-за голенища нож, уронил их в траву и подошел к Гартану.

– Ты сражаешься против закона, – сказал Гартан. – Ты не можешь победить.

Барс не ответил, молча смотрел под ноги коня наместника.

– Я должен был бы тебя наказать… – сказал Гартан. – И твоих людей тоже…

– Меня, – тихо поправил Барс.

– Тебя и твоих людей, – с нажимом повторил Гартан. – Но я не стану этого делать. Я разрешу тебе уйти, если ты поклянешься больше не поднимать оружия на слуг императора. И не станешь мешать жизни провинции Последняя Долина. В этом случае я не стану преследовать тебя и твоих людей. Я даже приму их на службу к императору.

Барс наконец поднял глаза, криво усмехнулся.

– Ты убил моего брата… – сказал Барс.

– В бою.

– Ты убил моего брата. И ты добил его…

– Я…

– Ты избавил его от мучений. Но это ты его убил.

– И что?

– Повесить урода, – засмеялся наемник рядом с Гартаном; тот, не оборачиваясь, хлестнул плеткой, попал по крупу лошади наемника; лошадь взвизгнула от незаслуженной обиды, встала на дыбы и сбросила седока.

Наемники вокруг засмеялись. Упавший остался лежать неподвижно.

– Ты защитил мою семью, – словно через силу произнес Барс. – Я – твой должник. Твой, а не императора. Если я откажусь от твоего помилования, что будет с моими воинами?

– Они вольны либо уйти, либо поступить на службу.

– А я…

– Если ты попытаешься воевать против императора и дальше – я тебя казню. Если ты приблизишься без разрешения к замку или к любой из застав – я тебя казню. Если ты еще хотя бы раз попытаешься нарушить законы империи – я тебя казню. Тебе все понятно?

Барс снова усмехнулся, кивнул и пошел к поросшим лесом холмам поодаль. Он так и не оглянулся на ополченцев, лишь остановился на мгновение, чтобы подобрать оружие.

– Так это… – протянул кто-то из ополченцев. – Мы могём уйти?

– Да, – сказал Гартан. – Если решите прийти ко мне на службу – в любой день, только по одному и без оружия.

Наместник искренне надеялся в тот момент, что больше никогда не увидит Барса. И ошибся…

Гартан скрипнул зубами и бросил взгляд на дозорного. Парень стоял в стороне, задрав голову, и смотрел на темное небо. Похоже, его и вправду очень интересовало то, что там происходило.

– Вот будто кто лепешку на куски порвал да в небо забросил, – пробормотал дозорный. – Какие, к бесам, Сестры? Солнце – круглое, самостоятельное, как навроде голова… Ладно, пускай… А Сестры? Обрывки и обрывки… Тоже мне, се-естры…

Гартан вздохнул.

– Тебя как зовут?

– Бормотаем, – дозорный ответил испуганно, подумав, что завтра наместник будет разговаривать с Когтем, помянет его, Бормотая, а сотник потом с ним разберется. И еще как разберется!

– Ты, Бормотай, разве в детстве сказку про брата и четырех сестер не слышал? Бабка не рассказывала?

– Отчего не рассказывала? Рассказывала. То есть дед рассказывал, это он у нас был сказочник. И про то, как брат с сестрами ссорился, и как они его убить хотели, а он от них на небо утек… И что теперь они от него прячутся. Как поссорятся друг с дружкой, так слабеют и прятаться начинают, а как помирятся, то его ловят. Оттого у брата то сила больше, то меньше… Рассказывали, да только разве ж так бывает? Не, я понимаю, что сказка такая и должна быть, непонятная, как про зайца и корову или про камень молчания – понимаю, там ведь не проверишь, а тут? Глянешь на небо – вон, пожалте, солнце-брат, а вот – сестры: Первая, Мышь, Водяная, Лохматая…

– Она же Росомаха и Огненная.

– Во-во! – радостно подхватил Бормотай. – Даже имена разные, так же у людей не бывает? Имя, понятное дело, никому не говорят, но прозвища менять – не бывает. Да и какая разница, какое прозвище? Вот меня как прозвали в деревне, так и хожу… Бормотай и Бормотай… А тут – Четыре Сестры… А я к кому ни подойду спросить, каждый норовит посмеяться да обидеть… Я уж даже в морду один раз дал, чтобы не ржали… Так хоть у благородных людей, думаю, узнать, что там происходит на небе? А тут, окромя вас, ваша милость, благородных, считай, и нет… Разве только супруга ваша, да к мужней женщине, да еще и благородной даме кто полезет с расспросами? Я бы первый такому гаду сопатку бы раскровенил, вы уж будьте благонадежны…

– А советник?

– Гниловар, что ли? – дозорный ляпнул и замолчал испуганно, сообразив, что сболтнул лишнего.

– Советник Траспи что-нибудь говорил? – Гартан сделал вид, что ничего не услышал, хотя не мог не признать, что прозвище советнику прилепили точное.

– А я и не спрашивал. Он же сквозь нас всех смотрит… Он и вам вслед с прищуром глядит, будто целится из самострела. Не мое это дело, да только вы бы его не подпускали слишком близко… – Беднягу Бормотая, изнывавшего в одиночестве на верхней площадке донжона, понесло, и остановиться он сам, по-видимому, не мог.

Придется помочь парню, подумал Гартан и кашлянул тихонько. Дозорный замолчал на полуслове.

– Видишь ли, Бормотай, – начал Гартан, помимо воли подражая голосу и манере говорить своего бывшего учителя. – Что там на самом деле творится в небе, никто точно не знает…

– Вот и я… – выпалил Бормотай, но вовремя догадался замолчать.

– Есть солнце, – сказал Гартан. – И солнце это ходит вокруг земли, освещая ее и согревая…

– Понятно, – кивнул Бормотай серьезно, будто услышал откровение какое.

– Тогда тебе должно быть понятно, что глянуть на солнце мельком – можно. Даже рассмотришь, что оно круглое. Но если долго смотреть станешь, то…

– И ослепнуть можно, ваша милость! У нас мальчишки на спор на солнце глядели, кто дольше, так один ослеп почти. Еле знахарь вылечил.

– Если бы солнце все время светило, без помех, то и все вокруг бы выгорело. Прикинь, если бы сушь продолжалась весь год…

– Сгорело бы… – потрясенно выдохнул Бормотай.

– А Четыре Сестры землю от него защищают. Но так, чтобы порядок был для жизни удобный. Вот смотри, после суши, когда ничего землю от солнца не защищает, появляется Первая – и сразу же становится прохладнее, она так скользит, что часть солнечных лучей задерживает. Потом – Мышь, и становится еще прохладнее, как сейчас. Потом – Водяная, становится так холодно, что вода, за сушь испарившаяся, снова падает на землю…

– Только не вся, немного остается, чтобы потом снегом выпасть, – сказал рассудительно Бормотай.

– Точно. А вот когда приходит Лохматая, вот тогда света до земли совсем мало добирается и начинается зима. Это пока Сестры далеко друг от друга в небе кружат, но когда они сближаются, то начинаются Стылые Ночи. Потом – Прощание Сестер, уходит Лохматая и начинается весна, потом по очереди убегают остальные Сестры – и так пока снова не начнется сушь.

– То есть если Сестры не вернутся, то все высохнет и сгорит?

– Да.

– А если они встретятся да не попрощаются, то все замерзнет?

– Точно!

– Это ж кто так все сложно придумал да сделал? – с осуждением в голосе спросил Бормотай. – Нет чтобы проще. Там, одно солнце да одна Сестра. Или две, чтобы всегда была весна.

– Не знаю, – пожал плечами Гартан. – Может, для чего-то это нужно… Чтобы люди помнили, что за тьмой всегда наступает свет? Или чтобы знали, что свет и тень одинаково нужны людям… Ты, кстати, имей в виду, что есть и такие, кто думает, будто Сестры – это такие же земли, как наша. Не совсем такие, но похожие. Скажем, Первая оттого имеет белый цвет, что на ней холодно, снег и лед. А Мышь зеленая – лесов много. Водяная – синяя из-за морей, а Лохматая – красная от пустынь. И там на них тоже люди живут и смотрят на нас, думают, отчего это…

– Отчего это, думают они, – прозвучало на площадке сердито, – дозорный вместо того, чтобы наблюдать, языком чешет как попало? И еще думают с ужасом, что же этого дозорного ждет сегодня утром?

Наместник и дозорный одинаково испуганно оглянулись на люк. Возле него стоял Коготь, уперев руки в бока. Его силуэт был четко виден на фоне светлеющего на востоке неба.

– Я… Это… – Бормотай шмыгнул носом.

– Понятно, – кивнул Коготь. – Как же иначе? Ясное дело. Так ты, чтобы языку дать отдохнуть, сбегай в слободу и обратно. Только, чур, по ступенькам не грохотать, во дворе у часовых возьмешь факел, чтобы я видел, как ты бежишь. До слободы доберешься, вокруг нее три круга сделаешь и назад. Если факел погаснет, еще трижды туда-сюда бегать будешь… Все понятно?

– Все.

– Тогда – пошел!

Бормотай исчез в люке.

– Вот если бы еще и собеседника его с ним отправить, чтобы скучно не было… – задумчиво произнес Коготь, глядя на восток. – Так нет же, не бывает в жизни полного счастья…

Гартан промолчал.

К разговорам с Когтем на башнях он стал относиться с опаской. После того, памятного, они с сотником до Первой Сестры не разговаривали нормально, только через приказы, вопросы короткие и ответы скупые.

– Как там на тракте? – спросил Гартан, помолчав.

– Хреново там на тракте, – ответил Коготь. – Не то чтобы совсем хреново, но хреноватенько.

– Что именно?

– Люди назад с запада на восток пошли. Раньше оно как – больше шло за войском, чем от него возвращалось. Возле войска и заработок, и возможности разные. Вояки добычу не считают, за выпивку да за ласку могут столько отвалить, что в другое время им бы на год жизни хватило. Сами же видели в лагере, сколько таких прихлебателей ошивалось… И потому по тракту туда – река, оттуда – ручей. А теперь… Я поначалу подумал, что показалось, глазами ослаб на старости лет. Потом глянул в книгу записи у мытарей – так и есть: туда стали переправляться меньше, чем десять дней назад. А оттуда – больше, чем десять дней назад. Если и дальше так пойдет, то получится, что объедалы отчего-то решили от победоносного войска уходить. Не знаю, как вам, а мне так показалось, что плохая примета. Что думаете?

– Не знаю, – задумчиво сказал Гартан. – Если ты прав, то что это может значить?

– Например, Третья Победоносная армия императора Востока где-то там получила по зубам и остановилась. Вот те, что посмышленнее, и побежали… – Коготь оперся руками о парапет, посмотрев вниз, крикнул вполголоса: – Бегом, я сказал. Не шагом, как старуха на сносях, а бегом. Ворота там ему откройте, болезному, дело у него очень важное…

Лязгнули ворота, часовые что-то крикнули Бормотаю – Гартан не вслушивался. Он думал о том, что могло произойти на старом торговом тракте.

Армия получила по зубам, как изящно выразился Коготь?

От кого?

Гартан помнил бесконечные колонны бронированных конников, орды наемных лучников, копейщиков, арбалетчиков – тысячи, тысячи, тысячи… Чтобы остановить… даже не остановить, а задержать эту махину, ей нужно было противопоставить силу не меньшую. Император Запада сумел разгадать замысел противника и нанес встречный удар? И остановил Третью армию? Или победил ее, и это значит, что сейчас армия Запада начнет движение вдоль старого тракта и рано или поздно достигнет Последней Долины?

Что там произошло? Что там могло произойти? Или это просто наевшиеся от пуза прилипалы, отвалились сыто от дракона и поползли-полетели в свои норы, все проглоченное переваривать?

– Хорошо побежал! – одобрительно произнес Коготь и отошел от парапета. – Ну, что-то придумали, ваша милость?

Гартан покачал головой. Солнце должно было скоро показаться из-за гор, стало уже почти совсем светло, можно было рассмотреть каждый жест собеседника, заметить самую легкую гримасу на его лице.

Коготь выглядел уставшим и постаревшим. И то ли обида, то ли горечь залегли у него в складках у рта.

– Еще что-то? – спросил Гартан.

– Еще что-то… – кивнул сотник. – Еще половина людей в заставе у Порога померли в одночасье. Тридцать семь человек.

– Что?! Как это?..

– А вот так… Сели покушать, они там в два захода едят, чтобы дозоры не снимать. Покушали. У них столы в сарае стоят, сами знаете…

Гартан кивнул.

– Вот зашли, поели. Пива выпили. Сторожа от ворот ждут, когда их кто-то подменит, а никто и не идет. Один от ворот отошел, в сарай… в столовую заглянул, а там… Отраву кто-то хитрую подмешал, люди не сразу померли, а так, немного погодя, чтобы все поесть успели… Успели… Моих восемь душ, остальные – наемники.

– Кто? Кто мог?

– Вот и я спрашиваю – кто? Бочки привезли отсюда, из замка. Те, что хранились в подвале этой башни. – Коготь топнул ногой. – Вот этой самой. Пиво привезли вчера, поужинали, сразу и выпили… Я приехал как раз к ночи, все увидел да сюда поехал, чтобы предупредить, чтобы пивка тут никто не пил… А тут – все нормально. Все живы, хотя пиво пили и вчера, и сегодня… Правда, странно?

– Может, по дороге отравили? – предположил Гартан. – Кто-то из тех, что вез. Там же и местные были, сейчас же они у нас тут везде… Я помню, что два старика в погонщиках были, из деревни… из этой, у озера…

– Были два старика, – кивнул Коготь. – Они тоже пивка выпили. Вместе с остальными. И вместе с остальными там остались. Бочки же опечатаны, ваша милость! Сами же вы и приказали, чтобы соблазна ни у кого не было. Нет, с той бочки, из которой пили, печати, ясное дело, сорвали – и с крана, и с крышки, – да только и вторая, нераспечатанная, оказалась отравлена. Я взял грех на душу, собаку напоил. Налил ей, значит, в плошку пивка, хлебушка покрошил, она съела, а я и давай считать. Досчитал до ста – она с ног свалилась, до ста пятидесяти досчитал, она забилась, пустила пену и подохла… В опечатанной бочке яд был, ваша милость, я проверил. Ваша печать стояла, без обмана и нарушения.

– Моя печать… Как это возможно?

– Да откуда я знаю? – не выдержав, взорвался Коготь. – Я откуда могу это знать? Я умерших похоронить велел, сел в седло да сюда. Думал, шею свернем – и я, и конь. И еще думал, что прискачу сюда, а ворота закрыты, а за воротами – все мертвые. В пене, значит, с руками-ногами скрюченными… Прискакал – а все живы. Поспрашивал – нет, все пиво пили. И весь запас, что был в подвале, подчистили. И никто не умер. А на Пороге…

Сотник замолчал и помотал головой.

– Я же вас всех похоронил, – почти простонал Коготь. – Каждого вспомнил, пока доехал. И пока ехал, все думал и думал… Не яд был в пиве. Не яд – наговор на него был. Колдуны так могут – наложить заклятие, не прикасаясь к напитку или к еде… Им все равно – открытая бочка или закрытая. Пиво, мясо или пшеница с яблоками… Колдун, так его… Или ведьма. Только чего эта тварь может хотеть? Убить бы хотела – всех бы отравила. Вас извести намерилась бы – уже давно бы извела, жену вашу… Тогда, в деревне, с Болотными тварями, может, и в самом деле на госпожу Канту ловушка была поставлена? Или случайно так совпало? Теперь же получается что – мы все… каждый… в любой момент можем умереть прямо здесь? От яблочка или от куска хлеба? И теперь все будут по сторонам смотреть, яда или наговора опасаться? А слух пойдет… обязательно слух пойдет. Я новых наемников привел, только они невесело на мертвых глядели, прикидывали небось, как сами бы за тем столом в сарае смотрелись бы… И я не удивлюсь, что завтра…