Текст книги "Ключ Руна (СИ)"

Автор книги: Александр Изотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2
Кто такой этот Грецкий?

Пожилой и довольно пухлый эльф, в миру Лев Геннадьевич, уже давно работал смотрителем моста через реку Выя. Жители городка Качканар пересекали реку очень редко, и без охраны вообще не пытались ходить на ту сторону.

Мост был узенький, как раз под ширину телеги. Проезжали его в основном либо смелые добытчики так называемой «вари», либо дворянские боевые отряды, либо купцы, потому как там было несколько рудных шахт. Обычным жителям на той стороне не то, чтобы совсем нечего было делать – там просто было опасно.

Редкий эльф-травник рисковал уходить далеко в лес на том берегу, чтобы собрать волшебные травы и коренья, хотя с этой стороны давно уже захудалого яроцвета не сыщешь. Легче было спуститься по течению Выи ниже – там и лес не такой густой, да и не так опасно.

Причин для опасения у качканарцев, на самом деле, было две…

Во-первых, в лесу на том берегу был Омут, место сгущения природной яри. Несколько дней назад в нём был Всплеск, и хоть баронова дружина уже зачистила склон от «всплеснувших» животных, некоторые ещё могли бродить по лесным склонам. Всех ведь не уловишь.

А во-вторых, в горах жили гномы… И ещё большой вопрос, что было опаснее.

Нет, сами по себе гномы народ трудолюбивый, и при должном отношении всегда отвечают тем же. Их не трогают, и они никого не трогают. Тем более, без яристых руды и камней, которые добывают гномы и продают в Качканар, ни один дворянский род сегодня не обойдётся. А уж о том, как ценится их «варь», то есть чарующая краска, и говорить не приходилось.

Но на горе Качканар, где-то в седловине между двумя её вершинами, скрывался ещё и монастырь «Идущих к Недрам». Этих чокнутых гномов, которые согласно своей чокнутой вере голыми руками прокладывали путь к Священным Недрам, Лев Геннадьевич за свои долгие годы ни разу не встречал, но вот их волшбу он «видел».

Собственно, потому и сидел в этой смотровой будке именно он, ибо был «видящим». И особо хорошо он «видел» именно «земную волшбу», ту самую, которой и владели гномы. Для него это выглядело, как жёлтое марево под ногами любого одарённого гнома, когда тот начинал творить свои чары.

Как воин, любой гном стоил десятерых, и даже орки, известные всем своей суровой боевой школой, старались с ними не связываться. К счастью, стычки с малоросликами закончились уже довольно давно, когда они смирились в пришлыми русичами, освоившими здесь городок, и даже стали торговать.

Но местный барон, его сиятельство Демиденко Иван Вячеславович – тоже эльф, кстати – был немного параноиком относительно гномов. Не доверял он им.

Нет, он не выставлял вооружённую охрану у моста, чтоб не дай Бог обидеть гордый горный народец. И всё же в смотровой будке у моста сидел Лев Геннадьевич – Видящий с сильным талантом «зреть» гномью земную волшбу. И который мог из будки связаться сразу с воеводой барона.

Так, на всякий случай, чтобы качканарцы заранее узнали, если вдруг на том берегу по склону горы Качканар двинется боевой отряд низкорослых разъярённых воинов. Такое частенько бывало лет эдак пятьдесят назад.

Но сегодня, в этот самый момент Лев Геннадьевич, таращил круглые глаза и утирал платочком выступивший на лбу пот. Потому что наблюдал, как где-то за Полуденным Рогом, ближайшей вершиной горы Качканар, ярко засияло и потухло жёлтое зарево.

Сейчас был самый полдень, и старого эльфа вдобавок слепило солнце, висящее над Рогом. По этой причине смотритель неуверенно тянулся к ярозвону, заранее думая, а стоит ли беспокоить главу бароновой дружины…

Может, просто устал, и это блики в глазах? Ведь если там такое зарево, что даже затмило солнце и буквально накрыло гору, то насколько же сильный там яродей? Шестого… или как бы даже не седьмого круга⁈ А такие гномы бывают? Признаться, за всю жизнь Лев Геннадьевич и не видел гнома выше третьего круга, этого и так хватало за глаза.

Он и среди эльфов яродеев таких не видел, потому как император тут проездом не был даже. Кстати, даже орк-воевода у барона, который считался сильнейшим воином в Качканаре, был третьего круга, и для местных яродеев это было пределом мечтаний.

Сам Лев Геннадьевич всю жизнь был Видящим нулевого круга, но оно и понятно. Редко где такое было, чтоб Видящий мог развить талант выше первого круга, потому что какой вообще смысл выпускать ярь из источника? Волшба ведь творилась внутри, в разуме.

Зарево кончилось, а пальцы смотрителя так и застыли на чаше ярозвона, не осмелившись её поднять. Шли секунды…

Вообще-то, внутреннее зрение никак не связано с обычным, и солнце никак не может бросить такой блик в глаза.

Уже минута, и ничего…

А характер у воеводы, кстати, не сахар. Ох и не любит Платон Игнатьевич, когда его попусту отвлекают.

Пять минут…

– Эй, служивый, ослеп, что ли⁈

Смотритель вздрогнул, когда в окошко, чуть не разбив стекло, бухнулся кулак. На него смотрели орк и эльф, одетые в поношенные холщовые куртку и штаны. Оба с виду были примерно такие личности, каких он бы не хотел встретить поздним вечером в подворотне.

– Во, очухался. Слышь, хлюпик, он очнулся, – орк осклабился, показывая крепкие нижние клыки.

– Я тебе тысячу раз говорил, зелень дубоголовая, я – Хлуд, – отозвался эльф и сплюнул, – Тупень ты, просил же без имён!

– А я и не называл, Хлюп. Хы!

У орка, лихо сдвинувшего кепку на макушку, в губах торчал стебелёк яр-табака, и он гонял его в губах из уголка в уголок. Под курткой у него виднелось лезвие топора, заткнутого за пояс.

Эльфа было плохо видно за краем окошка – только щёку, разукрашенную золотыми рунами, и плечо. Он стоял, прислонившись к будке, и, кажется, лениво ковырял внушительным кинжалом ногти.

– Хрен ли заснул на посту? – рявкнул орк, – Пускать-то будешь?

Вообще, проход на ту сторону был свободным, всё же лес ничейный. Вот только Омут был источником не только опасности, но и ценных ресурсов, на которых было много охотников.

А ещё попробуй скажи гномам, что их гора и лес – это вотчина барона Демиденко, так они пол-Качканара разнесут.

– Да-да, – Лев Геннадьевич проморгался, до того он перенапряг глаза, – Вас как отметить-то?

Орк-то явно яродей, потому что «видящий» различал слабое и смутное красное свечение на его коже. Если вблизи, то Лев Геннадьевич мог видеть не только гномью волшбу.

А вот эльф, кажется, был из малёванных, которые разрисовывали себя дешёвой городской «варью» для устрашения, чтобы попытаться произвести эффект на простой народ, лишённый силы.

– Погоди, служивый. Этот, как его… эээ… сраный Грецкий проезжал туда?

Тут смотритель задумался, поглядывая на журнальчик под рукой, где у него было всё-о-о отмечено. Как говорится, лес-то ничейный, но барон требует записывать всех, кто проезжает на ту сторону. И желательно ещё указывать, зачем… А то как за ресурсами, так целая очередь желающих! А как от Всплеска в Омуте защищать, так только баронова дружина.

В журнале напротив фамилии Грецкого, одного очень заносчивого грубияна, как ни странно, стояли слова «за надом». Его слуга, помнится, пытался сгладить сказанное, что-то там мямлил про гномов, но получил за это от хозяина: «Ты ещё этому безродному докладываться будешь⁈»

Поэтому старый эльф торжественно улыбнулся и кивнул, с удовольствием сказав:

– Грецкий был. Говорил что-то про гномов.

– Гномы⁈ – орк и эльф переглянулись, – А на хрена они ему?

На это смотритель пожал плечами и спросил:

– Ну так что, отмечаю вас?

В щёлку под окошком закатился железный рубль.

– Ты нас не видел.

– А зачем хоть идёте?

– Цветочки собирать! Ха-ха!

Смотритель вздохнул, потому как рубль – это неприлично мало за то, чтоб Видящий «не видел». Хотя бы серебряный… Но смотритель спустил верёвочку, продетую в будку, и орк с эльфом, посмеиваясь, двинулись через мост.

Лев Геннадьевич спрятал монетку, потом вытаращился на удаляющихся шутников – ему вдруг показалось, что сапоги орка отливали гномьей желтизной. Смотритель протёр глаза, но двоица была уже далеко. Вдруг вспомнив о видении, он ещё раз вскинул взгляд на силуэт Полуденного Рога. Поломал уставшие глаза несколько секунд, но больше никакого зарева не наблюдал.

Ничего. Значит, показалось…

А ещё он подумал, снова покосившись на чашу ярозвона: «Ну какого лешего я пропустил сегодня заносчивого полудурка Грецкого⁈ Тем более, барон запретил соваться к гномам…» Этот полукровка не просто мог найти проблему на пустом месте, но и сам был ещё той проблемой.

* * *

– Господин! Господин!

Совсем другой голос… Там что, в гномьем полку прибыло?

– Борис Павлович, барин, прошу вас, – голос захныкал, – Ваше сиятельство, очнитесь!

А я, значит, уже господин? И даже барин? И даже сиятельство? Как интересно…

Ну что, дубль три?

Я снова чувствую, что лежу с закрытыми глазами где-то под пронизывающим ветром, и что скоро так себе воспаление лёгких заработаю. До чего же холодно…

Тут же приходит и боль в помятых рёбрах, в отбитой руке, в отшибленной ноге. Эта боль как-то сразу резанула по мозгам, что всё вокруг – настоящее. И то, что произошло со мной – произошло на самом деле.

Меня отделали гномы… Кого меня-то?

– Господин, извольте же подняться!

Я всё же позволил себя посадить, хотя любое движение отдавало в каждой клеточке организма. Наконец, когда моё туловище приняло более-менее вертикальное положение, я открыл глаза.

За плечи меня держал бородатый, щуплый, одетый в поношенные старомодные штаны и сюртук… эээ… У человекоподобного существа, из-под нижней губы которого выглядывал один жёлтенький клык, была откровенно зелёная кожа. Кстати, намного темнее, чем моя, местами даже переходящая в бурый оттенок.

Орк.

Это слово отчётливо проявилось в моей голове, и не вызвало никакого удивления. А какое может быть удивление после того, как меня только что, как мальчонку, отделали гномы с неоновой подсветкой в штанах?

Орк-старичок с физиономией, олицетворяющей вселенскую заботу, убедился-таки, что я никуда не заваливаюсь, и теперь кудахтал вокруг, отряхивая и пытаясь хоть как-то сгладить складки на моей одежде.

– Какой костюм был, ох-ох, – его пальцы всё чиркали по моим рукавам, – Да как же допустили такое? Ох, не серчайте, Борис Павлович, уж не ведаю, смогу ли починить… Ах, как матушка ваша была бы расстроена, Древа ей Небесного! Эх, и здесь порвано… ну ничего, заплаточку поставим.

– О-о-о… – только и вырвалось у меня, когда я попытался усесться удобнее, и орк почему-то сразу сгорбился, обхватив голову руками.

Будто хотел защититься… Я знал такую реакцию и, посмотрев на свою руку, понял, что этой самой рукой щуплый орк был часто бит. Что-то тело мне, кажется, досталось без особых этических принципов.

Потерев лицо, и уже с безразличием глядя на зелёную кожу, я взъерошил себе волосы, отметив, что причёска у меня средней длины, закрывает уши… Уши⁈

Я ошарашенно пощупал острые кончики… Кстати, одно ухо заметно припухшее, аж горит. Кажется, я хорошо им приложился.

Затем, ещё раз потерев лоб и медленно выдохнув, я положил руки на колени. Удивляться сил уже не было, тем более, от этого совсем никакого толку.

Я зелёный… ну, фисташковый… или мятный? Или вообще нежно-оливковый⁈ Какая, на хрен, разница между этими цветами?

Мои губы тронула ухмылка. Что, Драам, не мог забросить в тело женщины? Уж тогда бы я сразу определил оттенок… А так, зелёный и зелёный.

– Господин… – орк выглянул из-под руки, – Вы в порядке, милостивый государь?

Я смотрел на него некоторое время, и физиономия старичка даже вытянулась. Что-то в моём взгляде явно было такое, к чему он не привык.

Одно ясно – он меня знает, и он мне служит. Другого объяснения быть не могло. Значит, это мой слуга или раб… Пока я не разобрался в местных обычаях, надо скорее приноравливаться.

Хотя у меня ещё были твёрдые духовные убеждения. Ну не может обычный россиянин двадцать первого века отнестись к другому человеку, как к скоту. Тем более, если он добр ко мне.

Но и сильно выделяться, кажется, нельзя…

– Знаешь… кхм… – начал было я, пытаясь понять, как надо обратиться к слуге, – Эээ… Вы?.. Ты! Ты, это… как тебя звать?

Лицо орка вытянулось ещё, и я даже рассмотрел его нижнюю челюсть, с редкими зубами и отсутствовавшим вторым клыком.

– Простите великодушно, Борис Павлович, если я чем…

– Как. Тебя. Звать, – отчеканил я, добавляя стали в голос. Раз слуга, то чего я этим не пользуюсь? Бить не собираюсь, но и смысла рассусоливать не вижу.

Тем более, если он привык ко мне другому, на перестройку отношений нужно время. Так что не буду травмировать пока нежную орочью душу.

– Я что, со стеной разговариваю? – спросил я.

– Захар, ваше сиятельство! Ох, простите великодушно, не извольте гневаться… Ваш верный слуга Захар, уже во втором поколении, ещё ж вашей матушке имел честь прислуживать, – он даже поклонился, не забывая прикрываться руками.

– Захар, – задумчиво повторил я, и орк удивлённо зыркнул через пальцы. Видимо, таким тоном я его имя ещё не называл, но лишних вопросов он задавать не стал.

Я огляделся, поднявшись и уже не обращая внимания на склонившегося орка. В росте мне он не уступал, хотя стоял чуть ниже по склону.

Итак, мы всё ещё где-то в горах… Точнее, на горе – красивой, покрытой лесом горе. То, что я принял за снежную шапку, оказалось туманом, который яркое солнце уже практически согнало с вершины.

Моя задница располагалась на холодной каменной ступеньке, одной из десятков, идущих по склону далеко вниз. Где-то, где уклон был пологим, ступеньки превращались в тропку, а где-то наоборот шли часто, чтоб не навернуться с крутого склона. Так они пересекали луговую проплешину, на которой мы как раз сидели, и исчезали где-то в лесу.

А внизу за лесом виднелся город. Он был далеко, его едва можно было разглядеть, но ничем другим это пёстрое пятно из крыш и улочек быть не могло. Располагался он явно у подножия той горы, на которой мы находились.

Я обернулся на вершину, закрываясь рукой от яркого солнца. Никакого монастыря гномов тут не было… А как я сюда попал, одни гномы, наверное, и знают.

Поставив ладонь козырьком, я пробежался взглядом по горизонту. Вдали виднелись ещё горы, совсем невысокие, и они постепенно исчезали, смешиваясь с облаками где-то на границе земли и неба. Я даже вздохнул, до чего красиво…

– Лепота-то какая, милостивый государь, верно?

– Люблю горы, – вырвалось у меня.

– Как же можно не любить Урал-то родимый?

Я поджал губы. Уральские горы, значит? С гномами-каратистами… Спрашивается, а на хрена уральские гномы занимаются тайчи?

И ведь я знаю Урал, сам из этой, как его… Нет, не помню.

– Захар, а как я сюда попал?

– Моя вина, барин, не отговорил я вас. Уж как мне хотелось…

– Ты не понял, Захар, – оборвал я его, – Я спрашиваю не об этом. Ты меня прямо здесь нашёл?

– Простите, ваше сиятельство! Не должен, не должен был экипаж оставлять… – Захар бухнулся на колени, – Но ваша матушка, Древа ей Небесного, не простила бы мне! А как попаду я туда, а она с меня спросит⁈ Что ж ты, Захар Иваныч, за сынкой моим не уследил, не уберёг, к гномам отпустил? А ну и пропади пропадом этот экипаж, подумал я, да Рог Полуденный треклятый! Да чтоб я, Захар, да чтоб позволил…

Он ещё что-то продолжал и про экипаж, и про непослушную лошадь, и про то, что не мог долго ждать… То постанывая от отчаяния, то ударяя кулаком себя в грудь, Захар обрисовал мне вполне ясную картину.

Отправившись сюда, я, Борис Павлович Грецкий, своего слугу оставил где-то внизу сторожить карету. Ждал он меня довольно долго, но место это не для простых смертных, вот и нарисовал Захар себе мысленных страхов, да пошёл вслед за мной. Ну и нашёл здесь, у горной тропы…

Да уж, никакой мистики. Ну, кроме того, что он – орк, и я… Кстати, а кто я? Как меня там этот гном, мастер Зот, назвал? Полукровкой?

Наконец, мне надоело терпеть стенания и я, взяв его под мышки, рванул слугу на ноги. Даже хотел отряхнуть с него пылинки, но тот сразу съёжился, приготовившись к побоям.

Так, не буду на него давить. Потихоньку буду…

– Захар Иваныч, монастырь-то где? – спросил я, отойдя на пару шагов и снова вглядываясь в вершину.

– Монастырь… кха… – тот аж кашлянул, – А кто Иваныч… я⁈

– А разве не Иванович?

– Я… ну да… А только вы ж это, Борис Палыч… Ну, вы ж никогда себе не позволяли… – у слуги запрыгала нижняя губа, он был готов разрыдаться, – Меня… так…

Я снова подошёл к нему, осторожно взял за плечи, чтобы он не принял это за очередное избиение. Заглянул в глаза.

– Так, Захар, это я зря таким был, – при этих словах я проникновенно кивнул, – Эти гномы, они мне… ну, это… В общем, мозги вправили, и сказали, что жил не по совести. Вправили конкретно, аж голова гудит, вот и пытаюсь вспомнить.

Я тут же сморщился от боли для пущего эффекта. Эх, какой актёр во мне погиб.

– Ааа, – брови старого орка подскочили, но в его глазах я наконец увидел понимание, – Так вы не продали амулет-то матушкин?

Вспомнив кое о чём, я тут же сунул руку в карман. И вытянул подвеску с гербом.

На глаза орка навернулись слёзы…

– Не отдали, слава Богу! А не отдали ведь… Но я ж прям поверил вам, так вы грозились, так гневались на тётушку вашу.

Мне сразу вспомнились слова гномов про сестру и про месть.

– Не отдал, – я покачал головой, – Ну так что? Где монастырь-то? Как бы мне этих гномов опять найти?

– Не спешите серчать, Борис Палыч, но я вас тут нашёл. Никакого монастыря не видел…

Отпустив его, я поднялся по лестнице на пару шагов. Орк аж поперхнулся, тут же рванулся ко мне и потянул за рукав.

– Стойте, Борис Палыч, нельзя!

– Почему?

– Если гномы просто выгнали за порог, то это только к добру! А вот второй раз, видит Бог, нельзя к ним, назад дороги не будет. Гномы с судьбой не шутят, а уж тем более Идущие к Недрам.

Я поскрёб затылок, наконец вспоминая всё окончательно. Ну да, выглядело всё так, что разговор с теми низкорослыми каратистами закончен. Хотя вопросов у меня к этому мастеру Зоту была куча.

«Он же Созерцатель!» – вдруг сверкнула у меня запоздалая мысль, и я даже сделал шаг вперёд. Правда, Захар совсем уж повис на моей руке, едва не свалив меня.

– Всё, всё, не иду, пусти! – я сделал шаг назад.

Тяжело дыша, Захар всё же отцепился.

– И Омут рядом, господин. До ночи бы обернуться, нехорошо это возле Омута ходить…

Я скривился. Что ещё за Омут-то? Наверняка какое-нибудь глубокое озеро, и поверья у них тут есть всякие про омуты, про русалок или водяных. Хотя-я-я… если мне встретились гномы, что-то колдующие под ногами, то, наверное, сейчас стоит послушаться местного.

– Говоришь, нельзя к гномам? – спросил я на всякий случай, так, чтобы лишний раз себя убедить.

– Не надо дёргать гнома за бороду, не надо, – Захар замотал головой, – Если вы тут, да живы, то это настоящее чудо! Их этот… как его… Добывший? А, Достигший, да, да… – тут орк понизил голос, – Он очень мстительный бог, и гномы живут по образу его.

Со вздохом сунув руки в карманы, я бросил последний взгляд на вершину… «Созерцателей можешь не бояться, но лучше избегать» – всплыли в памяти слова Дра’ама.

Гадство! Если б я ещё хоть что-нибудь помнил, кроме этого разговора с Дра’амом и взбучки с гномами. Вообще пустая голова, аж гудит от чистоты… Охренеть, печать он наложил!

Во втором кармане мои пальцы нащупали ещё кое-что, и на свет я вытащил камушек, подаренный гномами. Висящий на простой ниточке фиолетовый неогранённый иолит покачивался на ветру.

Едва слышно, одними губами, я произнёс «эз-ле», и камушек, озарив ступеньку внизу небольшим светящимся кружком, так же наполненным рунами, крутанулся и указал острым концом в сторону города.

– Ох, государь, как вам небо-то сегодня благоволит. Вы ещё и безделицу у них прикупили…

– Не-е, это мне подарили.

– Борис Палыч, они не взяли денег⁈

– Нет же, говорю.

– Подарок? – Захар стал заметно серым, – От гномов⁈

Кстати, вниз он не смотрел, а значит, кружок света и вправду не увидел.

– Ну, видимо, да…

– Негоже принимать дары от гномов! Горный народ никогда не даёт безвозмездно, он всегда потребует взамен больше, – Захар опять принялся за своё, обхватив голову и чуть не плача, – Уж лучше волк, чем гному долг!

Это тоже прозвучало, как пословица, которая явно тут была в ходу, и я непроизвольно покосился на иолит.

– Во как, – я усмехнулся.

– Да, барин! Гном взаймы сорвёт исподнее, и достанет в преисподней, – протараторил Захар, подняв глаза, и вдохнул воздуха для ещё одной мудрости, но я его остановил:

– Так, всё, всё, понял! Слушай, ну а купить… то есть, украсть… Это можно у гномов?

Зря я это сказал. Набранный воздух медленно зашипел через губы побледневшего орка.

– Ук… ук… укра-асть⁈ – Захар стал заикаться и мелко задрожал, – Гос-с-сподину б-барону это т-точно не понравится.

Вот что я могу сказать точно, так это то, что поведение слуги не нравилось уже мне.

– А мы ему не скажем, – в моём голосе прорезалась сталь, и слуга сразу перестал дрожать.

О каком-таком бароне идёт речь, я не знал, но ставить его в известность не собирался. Это тело и так, насколько я понял, склонно к поиску проблем на свою зелёную задницу.

А камень мой. И только мой. Пусть только эти гномы опять сунутся, я их… ну… не отдам, в общем. Все ноги им своими рёбрами переломаю.

– Ладно, идём, где там наш э-ки-паж, – буркнул я, пробуя на вкус такое элегантное слово.

– Прошу, прошу вас, барин, – Захар спрыгнул на ступеньки ниже и опять чуть ли не раскланялся, указывая на дорогу. Была б красная ткань, наверное, и дорожку б расстелил, так он спешил увести меня с этой горы.

* * *

Пока мы спускались по склону, поросшему луговой травой, я, прихрамывая и стараясь не сильно показывать, как изменился, потихоньку цедил из Захара нужные сведения. А старый орк болтал без умолку на радостях, что со мной всё в порядке, и вот он я, рядом – целый и невредимый, да ещё и какой-то необычно добрый. «То-то матушка была бы довольна!»

В основном это была пустая болтовня, но выцепить из неё ценную информацию я смог. Звали меня и вправду Борис Павлович Грецкий, и фамилию я носил отцовскую. Жили мы со своим слугой внизу, в Качканаре, где снимали комнату.

Сложно было задавать наводящие вопросы, чтобы не вызывать подозрительных взглядов, но я уже привык при любом случае браться за голову и охать: «Ничего не помню, как так-то⁈» Тем более, голова и так побаливала, как и всё остальное тело.

«А своего дома нет? О-о-о… не помню».

«Дык заложили дом, Борис Павлович, когда вы в прошлом году проигрались… Ох, простите, не моего ума дело! Что я себе позволяю⁈» – и по щеке себя, по щеке, – «Когда вам деньги надо было на новое дело, так вы говорили».

«Ясно… А где мой отец? О-ох! Как болит, не могу вспомнить!»

Иногда приходилось делать грозное лицо, чтобы поднажать на слугу, но чаще это приводило к обратному эффекту. Он начинал просить прощения и хныкать, а информации в этом нытье было ноль.

Захар многое в разговоре опускал, потому как мне это и так должно быть известно. И мне усиленно приходилось напрягать мозги, составляя пазл, потому как переспрашивать десятки раз даже мне надоедало.

* * *

Матушка моя, уважаемая чистокровная эльфийка Софья Марковна Каменская, к сожалению, умерла всего полгода назад, «Древа ей Небесного!»

Мой отец, тверской князь Павел Грецкий, чистокровный орк и «яродей четвёртого круга», маленького меня вместе с матушкой сослал в Пермь к сестре… «Любил он вашу матушку, но такой брак тамошняя знать не принимала, и любовь тут помочь не могла!»

До меня только тут дошло, почему я полукровка. Орк и эльф, значит… И сразу вспомнилось слово «орф», которым меня назвали гномы, и чему я тогда значения и не придал. А оно вон как получается.

Сестра, кстати, с братом, то есть моим отцом, в последнее время была не в ладах. И поэтому не так давно сама сбагрила нас с матушкой в Качканар, с чьим бароном имела неплохие отношения… «От Перми вроде и недалеко, и глаза не мозолят».

Пермь! Я же сам из Перми… «Ну да, прям совсем недалеко», – подумал я, пытаясь вспомнить хоть что-то из прошлой жизни. Нет, Дра’ам этот чего-то явно намудрил с моей памятью.

– Да ещё присвоила тётка ваша денежки, приданные князем вам в помощь. У-у-у, грымза! – выпалил Захар, и тут же шлёпнул себя по губам, – Ой, простите великодушно, Борис Палыч, позволил я себе лишнего…

– Норм всё, – буркнул я, пытаясь переварить кашу в голове.

– Норм? А кто такой Норм, господин?

Я лишь отмахнулся. Так, что имеем?

Матушки, к великому моему сожалению, уже нет, но женщина была исключительно хорошая. Отец есть, но сплавил нас куда подальше, чтоб готовиться к новому браку с чистокровной оркой и не терять престиж в глазах орочьей знати… Тоже мне, любовь у него была.

Сестра, то есть моя тётка, которая в Перми сидит, нас с матерью особо не жаловала. Это всё понятно… Так, а это я её хотел с помощью гномьего бога порешить⁈

Дела-а-а…

Кстати, сам-то я, получается, ещё тот прохвост. Дом, значит, у нас был, но я его проиграл. К своим двадцати годам сижу в долгах, нигде так и не работаю – как сказал Захар, потому что «негоже знатной крови у кого-то на побегушках бегать». Сказал он это без особого энтузиазма, а значит, просто повторил мои же слова.

Пытался недавно выпросить денег у тётушки, но та прислала какое-то письмо, которое я прочитал и попёрся в горы, приговаривая: «Ну, тётка, доигралась ты у меня! Посмотрим ещё, кто тут бесполезный кусок недояри, кто бездонная прорва, дрянь ты ссаная!»

Это, значит, денег я от неё не получил, но пошёл мстить…

А гениальное тело ты мне раздобыл, Дра’ам, респект тебе и уважуха! Пацан-то явно в детстве перелюбленный, мозгов не нажил, но к успеху шёл всеми силами. И в Качканаре наверняка меня ждёт не «великий род», а кучка жадных кредиторов.

Ладно хоть комнату мы снимаем, а значит, хотя бы ипотеки у меня нет… Интересно даже, а она вообще тут есть?

Тропинка, изредка превращающаяся в ступеньки, наконец спустила нас к плотной стене настоящего кедрового бора. Мы готовились вступить под хвойные кроны, и я как раз думал расспросить у Захара, что значит «недоярь», и вообще кто такие эти самые «яродеи»…

Но тишину, царившую среди толстенных стволов, расколол пронзительный женский крик.