Текст книги "Ключ Руна (СИ)"

Автор книги: Александр Изотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

В конце улицы уже показался мост с небольшой будочкой, и я заметил мельтешение жёлтой волшбы на том берегу. С этой стороны, казалось, что вообще никого не стояло, хотя дружинники скрывались за домами – барон не хотел гневить гномов своим войском, но при этом был обязан защищать город.

– Барон тебя потом хочет видеть, – проворчал воевода, – Но сначала на рынок пойдёшь. У городовых вопросы, ищейки уже начали работу. Кто-то под шумок убил господина Грустного, – Платон Игнатьевич оглянулся на меня, будто это сделал я лично.

– Грустный? – только и спросил я.

– Купец он, в Качканаре шахтами владел, с бароном дела вёл, – кто-то подсказал мне.

– И с тётушкой твоей, говорят, не в ладах был, – проворчал воевода.

Я лишь вздохнул. Опять к моей пермской тётке все нити вели… Сдаётся мне, кто-то решил на неё повесить не только покушение на меня, но и на этого купца.

Ну или вправду сестра моего отца такая коварная и тупая, что в открытую убирает всех, кто стоит у неё на пути. В чём я пока что сомневался.

* * *

Мы остановились у моста, на другом конце которого среди деревьев стояли ряды гномов, блестящих кольчугами. Я видел ещё и жёлтую волшбу, которой сияла густо испещрённая рунами земля под их ногами. У некоторых гномов, особо мощных, судя по всему, круги с рунами заходили даже в воду реки Выя.

Воевода со стуком загнал меч в ножны, положил мне руку на плечо и подвёл к мосту. Цепь, до предела натянутая через мост, почему-то позвякивала, будто её кто-то изо всех сил втягивал в будку, стоящую сбоку.

– Лев! – воевода грохнул кулаком по будке, и там кто-то испуганно вскрикнул, – Опускай давай!

Цепь съехала на землю, и Платон Игнатьевич подвёл меня ближе. Чувствовал я себя, как племенной жеребец на рынке, будто меня показывали покупателю.

Мы простояли всего несколько секунд, как гномье войско пришло в движение. Рука Платона Игнатьевича лишь чуть дёрнулась к рукояти… Но полурослики, зазвенев кольчугами, лишь развернулись и стройными рядами двинулись назад, вгору. Я заворожённо смотрел, как между деревьями, постепенно затухая и исчезая, мельтешили рунные круги.

– И всё? – вырвалось у кого-то в дружине.

– Да это ж гномы, чего ты хотел?

– Рты позакрывали! – рявкнул воевода. Только сейчас я заметил, что лоб у него заметно взмок, а сам Платон Игнатьевич дышал, словно загнанная лошадь.

Так в молчании мы наблюдали, как гномы исчезли среди деревьев и ушли обратно на Полуденный Рог. Никто к нам так и не подошёл – им было достаточно, что им показали Грецкого в добром здравии.

А у меня был только один вопрос в голове… Какого, спрашивается, хрена⁈

Воевода вдруг похлопал меня по плечу:

– Ох, Грецкий, ну ты и фрукт! – он покачал головой.

– Орех же, – подбросил кто-то.

Воевода неожиданно расхохотался, все подхватили. Потом Платон Игнатьевич долбанул по стенке будки:

– Лев, хрыч ты старый! Пересрался там, небось⁈

– Что вы, Платон Игнатьевич, не положено на дежурстве-то… – послышалось из будочки. В окошке мелькнули седые волосы, эльфийские уши и перепуганные глаза.

Тут уж вся дружина расхохоталась. Воевода, утирая слёзы, кивнул в сторону будки.

– Надо барону про Льва Геннадьевича намекнуть, чтоб ему поощрение выписал. У смотрителя нервная неделя выдалась, а он эльф старый… Как уж он сегодня там перетрухал, я не представляю. Но ведь по ярозвону связался, и доложил, как есть. А то у некоторых паникёров, которые вперёд до рынка добежали, полгорода в крови уже утонуло… Он тоже Видящий, кстати, только по гномьей волшбе.

Я оглянулся на будку, заподозрив, почему в ней сидит такой Видящий и целыми днями смотрит на гору. Наверное, ради таких случаев, как сегодня.

– Сегодня он на эту волшбу насмотрелся, наверное, вдоволь, – сказал кто-то.

– А я ведь говорил, Лукьян, весело у них тут в Качканаре, да?

В этот раз над шуткой вологодского «гребешка» смеялись все, даже воевода улыбнулся. Дорога к рынку прошла в шутках и прибаутках, и по-прежнему хмурый Платон Игнатьевич почти никого не одёргивал – сам он сегодня, наверное, пережил второй день рождения.

Хотя я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что барону будет очень интересно узнать, что же я за птица-то такая, из-за которой такой сыр-бор начался. Не каждый день гномы за какого-то полукровку заступаются.

Гадство! Бесило меня прежде всего то, что я сам ни хрена не понимал, что им от меня нужно. Надо срочно найти Копаню Тяженича и постараться хоть что-нибудь из него выведать.

* * *

Рынок, конечно, был пустой и так же оцеплен городовыми и дружиной. Здесь я заметно заволновался – меня столько заботила даже не встреча с бароном, а с княжной. Так-то я понимал, что спас её, но хотелось бы увидеть это воочию.

Впрочем, этого не случилось, потому что княжна была в имении Демиденко, под охраной. А вот сам барон гневно расшагивал по изуродованному помосту, наблюдая, как вокруг копошились ищейки и городовые, обнюхивающие каждый закуток на рынке.

Увидев Платона Игнатьевича, вступающего со своим отрядом на площадь, барон замер. Но воевода успокаивающе тряхнул кулаком – «мол, всё улажено», – и барон Демиденко, сложив руки на груди, с явным облегчением вскинул глаза к небу.

Мы подошли к лестнице, как всего через несколько секунд барон оказался передо мной, и зелёный палец худощавого орка уткнулся мне в грудь:

– Грецкий! – господин Демиденко явно был в гневе, его косичка на виске так и подрагивала, – Я тебя заклинаю, какого эльфийского… Уф! Какого рожна здесь происходит?

На его руках подсвечивались красные руны, но по яркости они с рунами воеводы сравниться не могли. Да и что я мог ему ответить? Только то, что сам знал.

Вот я вкратце и поведал, что неожиданно для меня самого гномы записали меня на отбор, а потом случилось покушение на княжну. Ну а дальше… дальше уже воевода рассказал барону, где меня нашли.

– А эти тут что делают⁈ – барон ткнул пальцем в напуганных Дениса с Лукьяном, – Почему не в порубе?

Я непроизвольно сделал шаг, будто загораживая собой вологодских друзей. Не-е, барон дворяныч, только через мой труп… А ещё трупы нескольких десятков гномов, которые вернутся, если меня обидят.

– Батюшка, господин Иван Вячеславович, тут такое дело… – сразу же вступился воевода и стал объяснять, что произошла путаница. И что, кроме того драного орка-мутанта, никто больше на жизнь ни барона, ни княжны не покушался.

Барон лишь махнул рукой, и мы всей гурьбой двинулись за ним, пока воевода рассказывал.

Мы как раз подошли к городовому, одетому в серые форменные куртку и брюки, с эполетами на плечах. Они с дружинником осматривали тело, прикрытое мешковиной среди торговых лавок.

Городовой показал барону окровавленный тонкий стилет, на котором я сквозь кровь разглядел голубые руны. А ведь я видел подобный стилет…

– Ваше благородие, этим оружием был убит купец, – сказал городовой, – Из-под лопатки вытащили.

Над телом как раз склонился дружинник, приподнял тряпку, чтобы показать место… И это оказался тот жирный боров-эльф, который так и буравил меня своим взглядом. Я ещё удивлялся тогда, а чего это он меня так ненавидит.

Ну, одной проблемой меньше – если я ему был должен, то теперь, наверное, не должен.

Барон спокойно взял стилет, понюхал, и покосился на воеводу:

– Никто больше не покушался, говоришь?

Платон Игнатьевич лишь хмыкнул. А барон протянул стилет Денису и Лукьяну:

– Человеческое?

Денис, поджав губы, провёл ладонью над стилетом и кивнул.

– Чары есть, именные, но слабые. Метнуть можно, назад не притянешь, да, Лукьян?

– Угу. Назад никак.

Ирокез пожал плечами:

– Это яродей нулевого круга, скорее всего. Или человек, или полукровка.

– Мы сами решим, кто это. Видящим отдай, пусть тоже глянут, – барон протянул стилет назад, – Хоть из кожи вон лезьте, но убийцу мне найдите!

Он всё косился на Дениса с Лукьяном, потому как больше незнакомых людей, владеющих волшбой, тут не было. Но всё же одних подозрений было недостаточно.

– Будет сделано, ваше благородие, – городовой, взяв орудие убийства, будто испарился.

– А ты что можешь сказать, Грецкий⁈ – барон снова чуть не набросился на меня, – Как ты тварь ту убил?

Моё задумчивое молчание, видимо, было не тем, к чему привык барон, и он стал едва ли не краснеть от гнева. Но тут меня спас гном Копаня Тяженич, который неожиданно вышел из-за торговой палатки.

– Что ты, благородие, насел на беднягу? – проворчал ковыляющий Копаня, морщась и держась за бок, – Выброс яри был у парня, я сам видел.

Он мне подмигнул, и это, судя по всему, ещё больше разозлило барона. Но появление гнома вдруг напомнило ему, какие проблемы я могу принести, и Демиденко заметно остыл.

– Выброс яри? – барон прищурился, – Это ж какой он яродей будет, если у него такой выброс яри⁈

– Дык потому мы его и отрядили на смотр, – Копаня кивнул, – Гномы, согласно договору с империей, тоже могут отдавать воинов в дружину.

Удивлённо крякнули и Демиденко, и Платон Игнатьевич.

– Да вы ж никогда… Так он же не гном.

– Должен он нам, Иван Вячеславович. И раз так, то в дружине он представляет наши интересы.

Тут уже крякнул удивлённо и я. Особенно, когда барон и воевода услышали про долг и посмотрели на меня, как на приговорённого смертника.

– Какие, на хрен, интересы… – только и вырвалось у меня.

– Цыц! – рыкнул воевода и, схватив Копаню за плечо, повёл гнома в сторонку.

Там они стали плескать руками, что-то жарко обсуждая. Всё это время барон смотрел пристально на меня, явно желая что-то сказать. Потом он всё же кивнул на тело купца:

– Говорят, Грустный имел виды на земли у истока Койвы, – сказал он, – Но эти земли принадлежат твоей тёте, герцогине Жлобиной Елене Павловне.

Я лишь поджал губы. Ух, Жлобина… Теперь понятно, почему она мне денег не давала!

– Моя тётушка… – твёрдо сказал я, – … является вашим другом. Мне непонятны ваши подозрения, господин Иван Вячеславович!

Барон скривился:

– Всего лишь спросил, Грецкий. По городу разные слухи ходят, и по империи тоже… Да и не видел я её уже давно.

– Ваше благородие! – сбоку возник ещё один городовой.

Это оказался как раз тот момент, когда к барону и воеводе стали стекаться вести со всего Качканара. Докладывались городовые и десятники: где пресекли беспорядки, где случились какие мелочи, где кто-то под шумок решил ограбить магазин.

Оказалось, что полностью сгорел дом купца вместе со слугами, и, к сожалению, пожар прихватил пару соседних зданий. В окраинном кабаке убили каких-то орков, и местные говорят, что они были как-то связаны с купцом. А ещё сгорела гостиница эльфа Древнёва вместе с несколькими постояльцами…

До меня даже не сразу дошло, что говорят о той самой, о моей гостинице! У меня ёкнуло сердце и зашевелились волосы на голове, когда я подумал о Захаре, и в панике мне даже явился его голос, как он кричит в огне: «Ваше сиятельство!» – умоляя его спасти.

Вот и сейчас кажется…

– Ваше сиятельство!

Я обернулся, поняв, что это уже не галлюцинация. Мой щуплый орк-слуга полз между палаток, а на него сверху насели аж два крупных дружинника, но остановить его продвижение у них никак не получалось. Орк вгрызался пальцами в землю, вытаскивая себя в рыночный проход.

– Ваше сиятельство!!!

Плачущий Захар, извернувшись из-под локтя одного из воинов, вдруг увидел меня и аж расцвёл.

– А-а-а! Ваше сиятельство… Ну слава Богу! Ах, как же я рад, как рада была бы ваша матушка, Древа ей Небесного!!! Я же думал, вас убили! – он разрыдался, вытирая сопли о рукав дружинника, а потом всмотрелся в меня, – Барин, ну куртку-то совсем испортили! А у нас номер сгорел, где ж я вам её залатаю⁈

Глава 14
Одна нога здесь, другая там

Только тут я и заметил, что слуга у меня выглядел, если мягко сказать, неопрятно. Весь всклокоченный, расправленный, перемазанный в саже. И если помятая одежда – следствие борьбы с дружинниками, то вот чёрные разводы и стойкий запах гари говорили о том, что он лазил по сгоревшим руинам.

Я сразу понял, что он там забыл… Шкатулка! Там ведь наше с ним небольшое состояние.

– А ты куда, зелень нежная, намылился? – вдруг последовал грозный окрик, когда я собрался было вместе с Захаром проследовать к сгоревшей гостинице.

Гадство! Как-то сразу до меня дошло – всё, моя служба в дружине барона началась. Мгновенно, вот прямо сейчас.

Как тут, в этом мире, следовало обращаться к старшему по званию, я особо не разумел, но решил сымпровизировать. Вытянувшись по струнке, я оттараторил:

– Господин воевода Платон Игнатьевич, разрешите отлучиться за вещами?

– Хм-м, – Платон Игнатьевич поморщился, хотя в его взгляде читалось одобрение.

– Ваше сиятельство! – Захар, которого дружинники наконец подняли и придерживали за плечи, аж прослезился, размазывая чёрную пепельную тушь под глазами, – Как же ваша матушка, Древа ей Небесного, была бы рада! В дружине… ей Богу, в дружине мальчик наш! Ах, госпожа Софья Марковна, Древа вам…

– Захар! – прошипел я, впервые чувствуя себя так неловко, что хоть под землю провались, – Не позорь меня, Захар!

Дружинники начали улыбаться, переглядываясь. Денис толкнул локтем Лукьяна, ухмыльнувшись.

– Да это ж только радость настоящая, всевеликая! Вырос сыночек, так бы она сказала, ваше сия…

Всё же я подарил Захару такой взгляд, что слуга проглотил свои слова.

– Господин воевода, разрешите за вещами?

– Ну, раз дитятко просит… – хмыкнул воевода.

Денис было засмеялся, но тут же умолк, наткнувшись на взгляд Платона Игнатьевича. Только воевода решал, кому тут можно шутить, и кому тут можно смеяться.

– Да какие вещи, ваше сиятельство⁈ – запричитал Захар, которого дружинники всё же отпустили, – Всё сгорело, всё! Куртка замшевая, рубашка заграничная, брюки вельветовые, визитка! Две штуки… Всё!

Как раз подошёл ещё один городовой, докладываться хмурому барону о той самой гостинице. Барон стоял поодаль, что-то обсуждая с Копаней Тяженичем, но нам был прекрасно слышен отчёт городового.

Пара жильцов спаслись, выпрыгнув из окон, но несколько гостей города, вместе с самим хозяином Древнёвым, погибли. Этот самый эльф Древнёв, кстати, оказался убит до пожара, и орудие убийства городовой как раз показывал. Тонкий стилет, с видимыми только мне на нём голубыми рунами.

Я помнил того зеленокожего блондина, который покушался на меня. Экий расточительный убийца… Тут одно из двух – либо у него этих заточек с собой ведро, либо он действовал впопыхах.

И всё же я испытал облегчение, увидев стилет. Потому что все подозрения барона на Дениса и Лукьяна сразу же снимались – теперь потасовка с дружинниками и заточение в порубе было для них железным алиби. И даже неприязнь барона тут была бессильна.

Вологжане, кстати, снова подтвердили, что стилет заряжен человеческой волшбой.

– Не обычный это пожар, ваше сиятельство, – с волнением прошептал мне Захар, встав рядом, – Чёрная волшба там была!

– Листик наш как? – спросил я, и слуга, к счастью, с улыбкой кивнул, мол. Всё в порядке.

Воевода хмурился, улавливая доклад городового, но свистящий шёпот Захара он тоже расслышал. Потому что повернулся и негромко спросил:

– А ты, отец, брешешь или вправду чего видел? С чего взял, что чёрная?

Захар сразу ссутулился от внимания воеводы.

– Дык приходилось наблюдать как-то, милость-батюшка, – пролепетал он.

Воевода прищурился, явно давая понять, что ему такие аргументы до одного места. И я положил руку на плечо слуге, кивнув:

– Захар Иваныч, расскажи-ка воеводе, что видел.

* * *

Рассказ Захара оказался небольшим.

Он как раз был у колёсника, где всячески пытался уговорить мастера подсобить с возвращением нашей кареты с горы Качканар. Тот обещал соорудить такую тележку, чтобы поставить на неё переднюю перебитую ось, и тогда…

На этом месте воевода недобро хмыкнул, и мой слуга смекнул, что Платона Игнатьевича совсем не интересуют инженерные подробности.

В общем, в разгар беседы в мастерскую колёсника забежал перепуганный сосед, и сбивчиво сообщил, что какие-то эльфы-греки превратились в монстров, убили всех на площади, схватили княжну и убежали с ней на гору Качканар, на её Полуденный Рог. Войско гномов прикрывает их побег, у реки уже полегла вся дружина, и вот-вот враги ворвутся в город.

От таких новостей Захар сразу же выскочил наружу и, в отличие от других, побежал в сторону главной площади. За мной, естественно, за его любимым и дражайшим хозяином.

Вот только дорога его пролегала мимо нашей гостиницы, а она как раз занялась огнём. Словно взорвалась – пламя полыхнуло сразу из всех окон, не оставив почти никому внутри шанса.

– Недобрый там огонь полыхнул, – вздохнул слуга, – Красный цвет был. Так горит орочья ярь, уж я-то знаю, ваше благородие, мил-батюшка воевода, как она вместе с телом выгорает, – и многозначительно замолчал.

– Мне из тебя каждое слово вытягивать, отец⁈

Захар встрепенулся и продолжил.

Завидев огонь, охвативший гостиницу сразу во всех окнах, и услышав ржание лошадей с заднего двора, Захар первым делом побежал вытаскивать Листика. Потом, выгнав перепуганных лощадей, он принялся помогать другим тушить пламя.

Сначала он, конечно, сунулся было в гостиницу: «Куртки-то замшевые, да рубашку заграничную, ваше сиятельство!» Но сам чуть не погорел, и его оттащили. Потом он принялся помогать другим заливать соседние дома, поливая из вёдер, чтобы они не погорели, ну и тушить пожар.

Гостиница, к сожалению, выгорела вся, крыша обвалилась, и жар там стоял такой, что никуда пока и не пролезешь. Поэтому Захар, наконец, вспомнил обо мне, любимом и дражайшем хозяине, да понёсся сюда, на рынок.

– Да что ты мне о пожаре-то? – спросил воевода, – Когда ярь-то полыхнула?

– Эээ, – Захар почесал затылок, – Ну, мне так показалось… Это ведь только когда пожар начался, а потом-то обычный огонь был. Дерево да краска.

– Вспоминай, отец! Всё говори, а коль не уверен, и врать не бойся.

– Ну, ежели так, мил-батюшка… Я в жизни-то и видел только раз, как живой орк… – тут он поперхнулся, – Видел, как красная ярь горит, но я ж сам ещё мал был.

До меня только-только дошло, что это означает. Что в гостинице самовоспламенился какой-то орк, причём сгорел именно его источник, с «красной ярью». Ну, наверное, потому у орков и красные руны, что их ярь красного цвета?

Эх, а я ведь даже ни одного постояльца не видел. Кто-бы это мог быть?

– Пламя это как бы… ваша милость… дверь выбило. Я буду врать сейчас, не сочтите за дерзость! Сначала голубое, потом фиолетовое… а там и… – тут Захар весь ссутулился, потому что рядом стоял барон Демиденко, который сверлил моего слугу таким взглядом, будто желал, чтобы тот со своими новостями тоже самовоспламенился, и прямо сейчас.

– Продолжай, – коротко бросил барон, и я понял, что его гневил не мой слуга, а сама эта ситуация. В одночасье мирный Качканар оказался набит монстрами, убийцами и чёрными колдунами, будто и нет тут никакой бароновой власти.

– А потом красным, ваша светлость, господин барон, а тут как вся гостиница-то полыхнёт! И народ из окон прыгать, – пролепетал бледный Захар, – Не велите казнить, ежели соврал, но как помню…

Барон только отмахнулся, и тут же притянул к себе орка-городового. Судя по эполетам на форме, тот был высокого звания.

– Егор, мне смута в городе не нужна! Новость такая – да, на рынке была чёрная волшба, но дружина злого колдуна убила, а Грецкий просто на смотре был. Все живы, здоровы… – он вздохнул, покосившись на воеводу, – Только трое хороших парней отдали свои жизни, защищая княжну. А гномы спускались, чтобы помочь нам против чёрной волшбы и спасти Качканар. Только так, понял?

– Будет сделано, ваша светлость!

– Все, кто другие слухи распускает – под мороком колдунов, так и скажите. Не поймут, можете розгами, но чтоб с умом, ты меня понял⁈ А то знаю я вас…

– Обижаете, господин барон.

– Самых непонятливых просто в поруб, посидят, успокоятся, ясно? Пригрози, что они ради мародёров глаза народу отводят.

– Всё равно ж недовольные будут, ваша светлость.

– А мне от их любви, что, порядка в городе прибавится? Они если правды ищут, пусть не языками чешут, а на Конжак идут ведьму ловить! – барон вспылил, но тут же успокоился, – Сегодня непонятливых в поруб, завтра уж разберёмся, ничего с ними там не случится.

При слове «ведьма» я глянул на Платона Игнатьевича, но его вечно хмурое лицо невозможно было прочитать.

– Понял, господин барон, будет сделано, – сказал городовой и, прихватив помощников и пару дружинников, удалился.

– Орчек это сгорел, полукровка, Иван Вячеславович, – проворчал воевода, и барон лишь хмуро кивнул, – Если сначала голубой цвет был, то деет он человеческой волшбой.

Демиденко как раз покрутил в пальцах стилет, оставленный городовым.

– Да понял я уже, и мне это не нравится, – он посмотрел на прикрытый труп купца, – Делишки у купца тёмные, говорят, были. Может, кто-то заметает следы?

Я уловил его мимолётный взгляд. Ну нет, сволочь, мою тётку ты не приплетёшь, пока я сам с ней не поговорю.

– А что там в кабаке трупы? Их чем убили? – спросил барон.

– Не было пока доклада, – тут воевода пожал плечами, – Сам проверю.

Он развернулся, двинувшись к выходу, и махнул нам с Захаром, а также Денису и Лукьяну:

– Вы все, за мной. И оружие возьмите.

Оружия у меня не было, но мне сунули в руку простой потрёпанный меч, у которого рукоять лоснилась полированной от тысяч прикосновений медью. Делать мне было нечего, и я направился вслед за воеводой. Хотел сам в дружину, теперь нечего и пенять на то, что моя свобода оказалась ограниченной.

* * *

Платон Игнатьевич всё-таки оказался мировым орком, и первым делом мы направились в сторону сгоревшей гостиницы. Стойкий запах гари и так стоял по всему Качканару, но при приближении к пансиону стал лишь усиливаться, заставляя нас всех морщиться.

– Баньку топят, да, Лукьян? – хихикнул Денис, с видимым удовольствием сжимая рукоять вернувшегося к нему меча.

Громила, закинувший щит за спину, лишь кивнул.

– Я вам ща такую баньку устрою, щенки! – рыкнул воевода, шагая впереди, – Хохмачи банные!

– Прошу прощения, – буркнул ирокез.

– Угу.

Гостиница, как и говорил Захар, выгорела вся. Второй этаж почти весь сложился под рухнувшей крышей, хотя наш с Захаром угол остался будто бы целый.

Рядом копошился народ с вёдрами, возчики подкатывали бочки с водой на телегах. Окна и распахнутый вход густо чадили дымом и паром, оттуда как раз выскочили двое дружинников с замотанными лицами – рискуя жизнями, они вытаскивали тела.

Со вздохом я глянул на рядок сгоревших бедолаг. И первым было скрюченное обгоревшее тело, на котором остались куски цветастого халата. Хозяин пансиона, эльф Древнёв.

Сильно я по нему не горевал, больно ушлый был эльф, ещё и убийцам меня сдал. Но кофе у него был вкусный.

Едва мы подошли, раздался усиливающийся треск, и многострадальное здание гостиницы начало складываться. Послышался вскрик из-за распахнутых дверей – кто-то не успевал выбежать, рискуя быть похороненным заживо.

Воевода, тут же осветившись рунами, вышиб опустившийся косяк и рванул внутрь. А Денис неожиданно выхватил меч и просто метнул его следом… И выглядело это так, будто он метнул его в спину воеводе, чтобы добить.

Дружинники рванули было к ирокезу, обнажив мечи, но их просто сшиб щитом Лукьян. К счастью, я не успел растеряться, и заметил в руке Дениса тонкую верёвку, тянущуюся в развалины. Уперевшись, он пытался вытянуть свой меч обратно, и я бросился помочь. Лукьян присоединился через мгновение.

Дружинники, поваленные щитом, оказались с мозгами и тоже подскочили…

Здание как раз окончательно рухнуло, и я едва успел подумать, какая же крепкая верёвка у Дениса, когда из дымящихся обломков, пробив себе путь локтем и головой, выскочил Платон Игнатьевич.

Весь в саже, он густо горел красными рунами, которые, кажется, делали его кожу крепче. В одной его руке висел дружинник-орк, другой же он уцепился за рукоять меча Дениса.

Вся эта сцена длилась несколько мгновений, так что собравшаяся вокруг толпа зевак-пожарников даже не успела ничего толком понять. Но тут же все одобрительно загудели – видимо, любил народ видеть мощь и ловкость дружины.

– Молодец, отрок, – воевода отдал Денису меч, – Толковый из тебя гридень выйдет. А чего ж в Вологде-то не пригодился с таким талантом?

Улыбка сразу спала с лица ирокеза, и он поперхнулся, пытаясь что-то придумать. Но Платон Игнатьевич ткнул его кулаком в грудь:

– Потом расскажешь, но чтоб не врал. Оба расскажете.

– Угу.

Когда пыль улеглась, я, зажимая нос, подошёл к развалинам. В глазах слезилось так, что ничего толком рассмотреть не получалось – дым лез во все щели. Гадство!

– Сейчас ничего не увидим. Надо ждать, когда остынет, – рявкнул воевода, стряхивая сажу, – Пусть заливают, а мы дальше идём.

Поджав губы, я двинулся следом. Всего пятнадцать минут в дружине, а как замотали-то…

* * *

Кабак, в котором убили пару орков, находился на краю города. Кстати, берег Выи отсюда был совсем недалеко, и с крылечка открывался прекрасный вид на гору Качканар.

Кабак тоже оцепили дружинники, вокруг сновала пара городовых. Перед оцеплением толпился народ, завсегдатаи заведения, и громко высказывали недовольство. В дверях кто-то ругался с орком-дружинником, и тот, завидев воеводу, с облегчением выдохнул.

Платон Игнатьевич махнул ему, но не сразу прошёл внутрь. Он остановился, разглядывая тропинку к реке, в заросли камыша. Так, прищурившись, он постоял несколько секунд, потом двинулся в кабак.

Хозяином оказался щуплый, но очень пузатый эльф – по огромному животу было видно, что он и сам любил употребить питьё, подаваемое в кабаке. Увидев, кто идёт внутрь, эльф отстал от дружинника и исчез за дверями.

Этот дружинник кольчугу не носил, предпочитая кожаную бронь. Длинные волосы, скрученные в тонкие косички-дреды, стянуты и связаны в хвост. На правой щеке виднелась небольшая татуировка-руна. На поясе у него с одной стороны топор, с другой меч.

– Молодец, Данила, – воевода похлопал орка по плечу.

Тот скривился в недовольной улыбке, а потом удивлённо уставился на меня. Я сразу понял, что мы знакомы, причём очень хорошо… Лихорадочно пытаясь вспомнить, что ещё за Данила, и как много ему должен, я, как назло, никаких подсказок в памяти не нашёл.

– Батюшка Платон Игнатьевич, а… это… – начал было Данила, показывая на меня.

Тот ещё раз похлопал его по плечу:

– Эти твои будут, ты угадал, десятник, – воевода ощерился счастливой улыбкой, – Не зря ты Грецким тогда улицу подметал. Я сразу понял, что тебе суждено им командовать.

– Батюшка Платон Игнатьевич, за что⁈

– А кому прикажешь, а? – сразу же напал воевода, но тут же отмахнулся, – Так, всё, следи за народом вона. А эти пока со мной.

Я прошёл мимо десятника, кивнув ему, как старому знакомому, но в ответ получил лишь презрительный взгляд.

– Здравия желаю, господин десятник, – добавил Денис.

– Да ну вам, огрызки! – тот лишь отмахнулся и отправился следить за народом.

Внутри было темно в сравнении с улицей. Никаких следов борьбы, все столы-скамьи на местах, и двое городовых возле одного из столов. За стойкой в дальнем углу стоял хозяин-эльф, нервно протирая глиняные кружки.

– Доколе! – сразу же послышался его крикливый голос, – Господин воевода, доколе это будет продолжаться⁈

– Барыжкин, – рявкнул тот в ответ, встав рядом с городовыми, – Не бузи, и без тебя тошно!

– А завтра придёт барон, да налог спросит? – не унимался тот, стукнув кружной по столу, – У меня и так после этого… – он ткнул пальцем в городовых, – … посетителей не будет, а тут ещё и закрыли!

Городовые стояли возле тела орка. Тот сидел за столом мордой в тарелке, рядом валялась кружка с разлитым пивом. Скамья чуть сдвинута, ручка у кружки отколота и осталась в пальцах.

Хозяин всё не унимался, и воевода рявкнул со всей мочи.

– Барыжкин, твою эльфячью мать! – Платон Игнатьевич прошёлся до стойки и бахнул ладонью по ней так, что кружки подлетели, – Ты терпение моё испытываешь?

– Батюшка воевода, вы уж не обессудьте, но у меня дело страдает, и я…

– А лодка в камышах – тоже твоё дело⁈ – Платон Игнатьевич перегнулся и схватил эльфа за лацкан, – Не ты ли, Барыжкин, дал княжне лодку, чтоб переплыла на тот берег⁈

Инициатива, судя по побелевшему лицу эльфа, окончательно перешла к Платону Игнатьевичу.

Пока воевода разбирался там с хозяином, мы ещё раз глянули на труп. Денис подошёл с задумчивым видом, повёл ладонью возле шеи.

– Подавился, – сказал орк-городовой.

– Не просто подавился, не, – ирокез качнул головой, – Лукьян, чуешь?

Громила тоже повёл рукой и кивнул.

– Что там? – спросил городовой.

– Кажется, монетка, зачарованная человеческой волшбой, – сказал Денис и показал на кружку, – Кидаешь такую в напиток жертве, и дело сделано.

Повинуясь любопытству, я тоже подошёл и положил руку на шею жертве. Ну ладно, повинуясь не любопытству, а надежде. Эх, ничего не чую…

Всмотревшись в зелёное основание шеи, я попробовал уловить хоть какое-нибудь голубое свечение. Но нет, либо руны слабые, либо через плоть не просвечивает.

– Монетка? – задумчиво сказал городовой.

– Не зря я вас взял, значит, – сказал подошедший воевода, – Этот мертвец – Дубилов, хозяин так сказал. Наёмный рабочий, ошивался тут вечно, вроде как в поисках работы… У него на подхвате ещё ребята были, и купец Грустный их нанимал часто разгружать товары или на шахте подработать.

– А говорили про двух орков, убитых в кабаке, – напомнил я.

Платон Игнатьевич покосился на меня, почесал лысину, потом вопросительно глянул на городового. Тот пожал плечами, и воевода попёр опять к стойке. Не прошло и секунды, как лацкан бедного пузана оказался в кулаке воеводы.

Сбивчиво хозяин поведал, что да, у него снимал ещё один орк сверху комнату. Пришёл вчера весь израненный, и Дубилов доплатил за него, чтобы местный знахарь его здесь выходил.

– А сегодня утром, мы как этого нашли за столом… – эльф замялся, – Наверх поднялся и… Ну, я думал, что он умер. Лежал на полу без движения, лужа крови.

– И?

– Ну и нету его там… – Барыжкин развёл руками.

Комната сверху и вправду оказалась пуста. Кровать в углу, следы крови на постели. Таз, постиранные тряпки, бутыльки на столе и под столом. Лужа крови на полу…

В луже был отпечаток сапога, и окровавленный след вёл к окну.

Если вспомнить историю Барыжкина, то получалось, что труп встал и просто свалил через окно. Воевода подошёл к столу, понюхал бутыльки – я даже от двери видел, что жидкость внутри слабо сияет зелёным. Какая-никакая, а волшба.

– Знахарская варь, – воевода поморщился, – Как звали этого?

Хозяин развёл руками.

– Не знаю, господин. Он был ранен в живот, вчера Дубилов его притащил. Знахарь тоже заходил.

– Не знаешь, да? – воевода выглянул в окно, – А что на твоей лодке он ушёл, тоже не знаешь?

Я только открывал для себя свои навыки Видящего, поэтому не сразу понял, что за голубой зайчик маячил у меня на краю зрения. Поняв, что в полумраке из-под кровати что-то бликует, я присел сначала возле лужи крови, разглядывая отпечаток сапога. А потом, наклонившись, глянул вбок, под кровать.