Текст книги "Ключ Руна (СИ)"

Автор книги: Александр Изотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17
Первым делом бревна

По просьбе Орчеслава я подошёл. Они вместе с мастером Ухояром взяли и попросту стали тискать мои мышцы, обсуждая это между собой.

– Мышцы-то у тебя орочьи, – цыкнул Добрынич, сжав моё предплечье и прощупывая мослы на запястье, – А кость эльфийская, тонкая.

Мастер Ухояр в свою очередь взял мою ладонь, развернул нежной тыльной частью и попросту понюхал.

– И кровь орочья, у него, да. Но мозги же…

– Эльфийские? – вырвалось у меня.

– Куриные! – одновременно ухнули Орчеслав с Ухояром и залились противным смехом, подталкивая друг друга локтями.

Послышались смешки за спиной, особенно прыскал Лешков. Я улыбнулся, понимая, что лучший способ сгладить момент – это посмеяться над самим собой. И всё же эти двое умели бесить, этого не отнять.

– А какую волшбу вы зрите? – спросил я у Орчеслава, и поспешил добавить, беззаботно соврав, – Просто я вижу только эльфийскую, как выяснилось.

– И я видел в начале, – так и щупая моё запястье, сказал Орчеслав.

Он приложил пальцы к моей груди, к солнечному сплетению, слегка надавил. Закрыв глаза, он к чему-то прислушивался.

– То есть, сейчас вы видите больше, батюшка Орчеслав?

– Орф, я когда родился, сначала научился слышать только маму… – поморщился тот, недовольный, что я болтаю, – А сейчас слышу всё, особенно всяких остолопов.

Я прикусил язык.

– Источник твой эльфийский, – наконец, сказал Орчеслав Добрынич, – Так ведь, друг?

Мастер Ухояр кивнул и положил ладонь на мой живот.

– А ведь и вправду… Да живенький-то какой, для жалованного!

При этих словах у меня едва не появились крылья. Да и пусть эльфийское ядро, ну и пусть какая-нибудь воздушная волшба. Но ведь это волшба! Вы мне только дайте попробовать, я вам такие приёмы придумаю!

– А что же покров? – спросил Ухояр, водя вокруг меня ладонями и недоумённо кривясь.

– Да вот в том-то и дело… – покачал головой Орчеслав и, замолчав, заставил меня повернуться спиной. Постучал, словно врач, по лопаткам.

– Чей покров-то? – не выдержал я, и вдруг мне прилетело по затылку клюкой. Гадство!

Избиение моего позвоночника пальцами продолжалось с полминуты, но потом мне позволили повернуться обратно.

– Садись, орф, – слегка разочарованно сказал Орчеслав, – Давайте следующего глянем.

Я остался стоять.

– Нет, батюшка Орчеслав…

Мне тут же прилетело по плечу клюкой. Я чуть поджал губы, но и только.

– Скажите сначала, что за покров.

– А ну сядь!

– Нет.

Клюка прилетела мне в висок, но я подставил ладонь, хотя не стал хватать, лишь защищался. Тут же мне в ребро воткнулся деревянный меч Ухояра, и я чуть согнулся, шипя от боли.

– А ну, полукровка, знай своё место!

– Скажите, что за покров, – я выпрямился, стоя прямо и насупившись, словно пятилетка.

Орчеслав Добрынич неустанно зашлёпал мне по плечу клюкой, и это было мощно – я покачивался от этих ударов, рука стала быстро отсыхать, но приходилось терпеть.

Орк ударил раз десять, пока, заметно запыхавшись, не поставил клюку между колен.

– Фу-у-ух, – он покачал головой, покосившись на весёлого Ухояра.

– А упрямство у него орочье, да?

– Это да, – выдохнул Орчеслав, – Как и покров. Слышишь, орф? Покров у тебя орочий, так что быть тебе безъярем.

Ни в этой жизни, ни даже, наверное, в прошлой я не испытывал такого опустошающего чувства. Когда вдруг рушатся все надежды, и душа улетает в пятки от осознания неизбежного…

Всё же праведная злость подхватила мою душу за шкирку и водрузила обратно. Я должен всё знать! Ну-ка выражайтесь точнее – невозможно или сложно? Между этими двумя понятиями огромная разница.

– Ну, чего стоишь?

– Скажите, почему быть мне безъярем? – спросил я, – Ведь я же Видящий, значит…

– Так и радуйся, что Видящий! – зло бросил мастер, – Некоторым и этого не даётся. А если будишь зенки лупить получше, может, и ещё какую ярь развидеть смогёшь.

– В чём сложность-то? – не выдержал я, но Орчеслав упёр в меня трость, – Сядь… Да сядь ты, остолоп упрямый, скажу я всё!

Пока я возвращался на место, расслышал, как Орчеслав проворчал Ухояру:

«Это, брат, не орочье упрямство, а эльфийская вредность».

* * *

Эльфийская волшба и вправду считалась лёгкой… именно в плане воздействия, а не освоения. Ярь выпускалась из источника с большой скоростью, молниеносно достигая края эльфийского покрова. А он, этот покров, у эльфов мог достигать нескольких метров в диаметре.

Да и покров у них был лёгкий, сильно разреженный, так что волшба у эльфа была больше отвлекающей или помогающей. Это лишь на высоком круге, как минимум пятом, яродей-эльф мог настолько овладеть покровом, что просто обездвиживал противника, попавшего в его пределы. Но, спрашивается, сколько эльфов за всю жизнь достигали хотя бы второго круга?

В общем, главное я усвоил – у эльфа всё лёгкое и быстрое. Источник, покров, и волшба… Эльфийская изящная ярь мгновенно пронзает покров, создавая в нужном месте волшбу.

– А Лешков? – не выдержав, спросил я.

– Эй, ты, безъярь! – послышалось от Анатолия, который возмутился одним его упоминанием.

Я даже не обратил внимания и продолжил:

– Он же так сильно уплотняет воздух, что может оттолкнуться от него! Разве это лёгкая волшба?

Ухояр захихикал, а Орчеслав только махнул головой.

– Ну а ты спроси, он сможет сдвинуть это уплотнение хотя бы на волосок, чтобы ударить им? И сколько секунд он может его продержать? – Орчеслав усмехнулся, – Даю свой старый клык на то, что он потратил уйму времени, научившись ставить на него ногу в нужный момент…

– Но танец красивый! – подняв палец, добавил Ухояр.

Орчеслав улыбнулся.

– Таки да…

Все засмеялись, но сквозь смех я услышал шипение Лешкова. Что-то вроде: «Ну, Грецкий, я тебе припомню!».

Да, с самокритикой у этого холёного лохмача было не очень. Мог бы вместе со всеми посмеяться, как я.

– Про эльфийскую-то ярь уяснил, орф?

– Да, мастер, – кивнул я.

– Значит, дальше…

А дальше всё оказалось до прозаичного просто.

Покров орка был гораздо меньше диаметром, а оттого плотнее, и, получается, отличался как бы жуткой вязкостью. Хотя орки говорили просто – тяжёлый покров.

Ограничивался он телом, и очень редко выходил у орков за его пределы, да и то лишь на несколько сантиметров. Но этого хватало, чтобы нарастить непробиваемую каменную кожу…

Чтобы создать волшбу, орк как бы протягивал ярь из источника – мощную ярь, конечно же, способную продавить тугой эфир орочьего покрова. Если у эльфа поток яри можно было сравнить с ветром, то у орка с течением реки.

И вот, протянув ярь, орк наращивал её действие в нужном участке тела.

Волшба орка отличалась и в этом моменте… Он долго мог удерживать ярь, словно протянутую из источника руку, и контролировать созданную волшбу, например, делая мышцы сильнее… ну или позволяя коже обрести дубовую твёрдость.

Вот здесь-то и начиналась нестыковка.

Эльфийскому источнику, особенно если яродей жалованный, не хватит сил даже протянуть ярь к пределам орочьего покрова. И даже если случится чудо, и ярь коснётся края покрова, того этого мгновения не хватит, чтобы создать настоящую волшбу. А если и хватит, то я сразу все силы на это и потрачу.

– Вот такие дела, сынок… – закончил свой рассказ Орчеслав.

– Гадство! – только и вырвалось у меня. А проявившееся было сожаление в глазах мастеров наоборот только взбесило меня.

Я знал, как легко упасть в омут жалости к себе, и как это может разрушить жизнь. Не зря «уныние» считается смертным грехом.

Ну нет! Я сидел и сжимал кулаки, пытаясь заглянуть внутрь себя и волей неволей представляя, что внутри меня источник, как надутый лёгкой ярью шарик, а покров словно тугая битумная сфера вокруг него. И как воздух пытается из шарика продавить битум, и ме-е-е-едленно движется на свободу.

Нет, ничего не чую. Только бесполезная картинка в голове.

Поднимались и подходили к мастерам другие отроки, которые желали узнать о себе правду, а старики, поймав азарт, прощупывали их и живо обсуждали между собой: «Этот доходяга, а этот жирноват, а этот туповат…» На эпитеты они не скупились.

Остались сидеть лишь те, кто владел волшбой. Я не смотрел по сторонам, боясь поймать жалостливый взгляд Дениса или Лукьяна. Чувствовалось, что Анатолий Лешков сверлил мне спину торжествующим взглядом, но на него мне было наплевать.

Надо было что-то делать. Мне не нужны были те знания Добрынича, которые заставляли меня опустить руки. Мне нужны были другие его знания, которые помогут сделать первый шаг на Пути.

– Так при чём тут брёвна-то? – рявкнул я, и многие отроки вздрогнули.

Орчеслав Добрынич как раз щупал колено какого-то орка-отрока, у которого покров явно в ноги ушёл. Мой окрик его не ошарашил, и он необычно спокойно отреагировал.

Он махнул клюкой, отгоняя отрока сесть обратно, и, выпрямив спину и сложив перед собой руки, посмотрел на меня.

– Ярь – это та же сила, просто более тонкая, чем телесная, – тут Орчеслав кивнул в сторону валяющихся брёвен, – Когда у тебя кончаются силы бежать, но разум требует продолжать, откуда тело их возьмёт? Ведь волшба подчиняется разуму, так?

– Помнишь, как после непривычных тренировок болят те мышцы, о существовании которых ты и не ведал? – добавил Ухояр.

– В этом и суть, – кивнул Орчеслав Добрынич, – Этим и отличается яродей от обычного смертного. Там, где у безъяря кончатся силы, и он будет на грани смерти, яродей будет опустошать ядро.

– И лишь потом умрёт, – хихикнул Ухояр.

– Ну, друг, полегче, они же ещё молоды.

– Нет, мастер Орчеслав, – покачал пальцем старый эльф, – Чем раньше они узнают, что у этой палки два конца, тем для них же лучше.

– Таки да…

Отроки стали перешёптываться, но меня толкнул локтем Денис.

– Это он о том, что…

– Громче, – сказал Орчеслав Добрынич, уставившись мутными глазами на ирокеза.

– Да я просто говорю о том, что…

– ГРОМЧЕ-Э-Э!!! – и звонкий удар клюкой.

Потирая лоб, Денис вскочил.

– ЕСЛИ ОПУСТОШАТЬ ИСТОЧНИК БЕЗРАССУДНО, – заорал он, чтоб все слышали, – ТО ЯДРО МОЖЕТ ЗАБРАТЬ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ!!!

Повисла гробовая тишина, отроки обдумывали услышанное. Те, кто уже давно был яродеями, и так это знали, но для многих, и меня в том числе, это стало откровением.

Я сразу вспомнил тяжело дышащего Лукьяна после боя с Лешковым на смотре. Получалось, экономить ярь в бою просто жизненно необходимо, особенно жалованному яродею.

– Да, рождённому чуть полегче, он же ярь из мира сосёт, – буркнул Денис, присаживаясь рядом, – Так, Лукьян?

– Угу.

– А чего раньше об этом не сказал?

– Так ты не спрашивал, – пожал плечами Денис, – Я думал, это все знают.

Орчеслав с Ухояром опять вернулись к изучению телосложения разных отроков, хохоча при этом и без стеснения обсуждая:

– Лапищи-то – ух! А ноженьки – фьють… Ты как воевать-то собрался? Надо брёвна таскать! А у тебя… о-о-о, ядро какое мощное… а культяпки, как у синички… Тебе тоже брёвна! – все советы у них сводились к одному.

Я недовольно поджал губы. Крутились все вокруг да около, а к сути не переходили. Для меня это было всё равно, что учиться плавать, разглядывая море на картинках.

Как почуять этот сраный источник? Уже полмесяца в этом мире, а из всей волшбы у меня только гномий иолит. Ну вижу я эти проклятые руны, а толку-то?

Неужели единственный путь для меня был в том, чтобы раздобыть зачарованный человеком меч и постигать мастерство фехтования? Не-е-ет, я чувствовал, что тут был потолок… Всё это было хорошо вот против таких же остолопов, как я, и как те, которые тут собрались.

Но встречу яродея, как воевода… или даже выше. А Жнец? Жнецы какой силы?

Я вспомнил гнома, мастера Зота, как он раскрыл свой покров. Это я теперь уже понимал, что все эти руны и круги вокруг него были гномьим покровом, простирающимся в земле.

Если он и вправду Созерцатель, то и Жнецы, значит, не слабее, а скорее всего и сильнее. И если Жнец придёт, он мой зачарованный меч мне же в глотку и засунет, да ещё жевать заставит.

– Да не пугайся ты, ещё не всё потеряно, – Денис бахнул меня по плечу, – Были в истории полукровки, которые достигали вершин. При этом в начале их тоже безъярями объявляли. А, Лука?

Тот пожал плечами, а я хмыкнул:

– Правда, что ли?

– Ну-у-у… Легенды есть точно.

– Ну а брёвна-то при чём? – обречённо спросил я, – Для чего таскаем?

– Так наверное, это чтоб ты до конца свои силы израсходовал, – Денис потёр подбородок, – У нас в Вологде мы махали железными прутами… это толстые кузнечные заготовки такие, тяжеленные! До посинения махали, помню… И один раз нас не отправили спать, а оставили на всю ночь с этими сраными железяками. Как вспомню, так вздрогну!

– Ну и?

– Ну, так когда ты падаешь от бессилия… от настоящего бессилия… Вот тогда-то и чувствуешь, как он клюёт.

– Кто?

– Ну, источник, ядро твоё. Кап-кап-кап так тебе силу – и ты снова встаёшь, как огурчик, и начинаешь махать. Но зато чувствуешь его, как… ну-у-у… как вот мастер Ухояр сказал. Как новую мышцу, которую доселе не… эээ… – в этот момент Дениса толкнул Лукьян, и он, замолчав, обернулся.

Оказалось, что давно повисла тишина и нашу болтовню увлечённо слушает вся честная братия. Даже Орчеслав Добрынич и мастер Ухояр.

– Складно брешешь, человече, – довольно кивнул Добрынич, с нетерпением потирая клюку.

– Да, так и есть, огрызки, – поддакнул Ухояр, – Для того их и таскаете.

– А сами мы можем остаться на ночь? – нагло спросил я, косясь на брёвна. Кажется, теперь до меня дошло.

Старый орк поморщился. Ухояр улыбнулся:

– Ни разу не помню, чтобы отроки сами об этом просили…

– Да, на моей памяти такого и не было.

– Эх, а воевода ведь ворчать будет. Он так любит на их лица смотреть, когда огрызки понимают, что их забыли на дворе… – захихикал Ухояр.

– Воеводы нет, – Орчеслав цыкнул, – Почему б и не попробовать?

Мы уже начали вставать.

– Куда? – Добрынич аж подскочил.

– Что? – спросили мы хором.

– А за болтовню клюкой⁈

* * *

Теперь я бежал по утоптанной дорожке, отмеряя шаг за шагом, с определённой целью. Конечно, синяки от побоев ныли, но это было ничто по сравнению с тем, как горели мои лёгкие.

Усталость имеет несколько этапов. Когда тебе самому кажется – «ну всё, поигрались, хватит» – это в человеке говорит мозг, привыкший, что энергию надо экономить.

Потом, когда оказалось, что хозяин тела и не спешит прекращать, подключаются другие ресурсы. Организм думает – ну, раз так надо, значит, придётся поднажать.

Этого пинка надолго не хватает, и вскоре даже организм начинает заявлять – всё, я устал. Смотри, чувствуешь бессилие? Ещё чуть-чуть, и упадёшь… Вот сейчас. Вот-вот!

Но ты не падаешь. Шаг, ещё шаг, и ещё… Шатаешься, пот заливает глаза. Но не падаешь.

Потом начинают гореть лёгкие – мышцы, выйдя на запредельный режим, сжигают кислород в таких дозах, которые лёгкие закачивать совсем не привыкли.

И они сообщают – хватит! Мы больше не можем! Иначе нам придётся где-то забрать, чтобы мышцам отдать…

И они забирают. Насыщенная кровь отливает от охреневающего мозга, чтобы устремиться к ногам. Ко всем мышцам, которые в этот момент пашут на то, чтобы хозяин тела добился своей странной цели.

А какая у меня была цель? Просто бежать.

Это ещё называют вторым дыханием. Из-за недостатка кислорода в мозге мысли путаются, перестаёшь спорить сам с собой, и наступает полная апатия. Отстранённо смотришь на ноги, размеренно переставляя их и уже даже не считая ни шаги, ни даже круги по площадке.

Существуют только ноги и дорожка…

Если в этот момент остановиться, можно мгновенно заснуть. Недоумевающее тело тут же начнёт процесс восстановления мышц, да ещё и будет в панике добавлять им сил и объёма. Ну надо же, хозяин с ума сошёл, до чего организм доводит! Значит, надо сделать так, чтобы в следующий раз он достиг такого же результата, не переходя за грань.

Но если не остановиться… Если двигаться дальше, уже не жалея тело, то вот тогда начинается выжигание ресурса до конца. И оно, кстати, может длиться на удивление долго.

Мне уже удалось достичь этого этапа. На мир опустилась ночь, которая поддувала сквозняком в уже высохшую спину, хоть чуть-чуть охлаждая меня. Во рту пересохло, и горло горело лютой жаждой – судя по квашне под ногами, это всё был наш пот, который мы весь вылили ещё вечером.

Я обходил упавших и дремлющих прямо на дорожке отроков. Некоторые дрыхли, просто обняв свои ненавистные брёвна. Денис спал на траве у частокола, а Лукьян сидел рядом, посасывая травинку и глядя на меня. Они тоже таскали брёвна, но им не было смысла переходить грань.

Оказалось, чтобы её перейти, тоже нужна воля. И многие упали, сдавшись, и не было за спиной грозного отрезвляющего окрика воеводы… Да-а-а, это ему не понравится.

Но я бежал… Точнее, уже шёл. Шёл в гордом одиночестве по дорожке, обходя уродливые конструкции деревянных тренажёров и препятствий. Глаза горели от высохшей соли, губы потрескались, но мои ноги продолжали шлёпать.

Меня повело в сторону, когда я обходил дрыхнущего отрока и задел какого-то брёвенного козла. Вот же козёл!

Упав на колено, я упёрся ладонью в грязь, едва не съехал, но устоял… Стоять, слабак! Стоять, кому я сказал!

Вторая рука едва удерживала бревно, которое корой, словно зубами, вгрызалось мне в шею. Оно уже давно перетёрло ворот, и я чувствовал кровавую мокроту на коже, когда оно проскользнуло и попыталось свалиться.

Я вдруг понял, что уже не поднимусь на ноги. Гадство! Ну и где это кап-кап-кап⁈ Где, на хрен, мой лёгкий и изящный эльфийский источник⁈ Я даже в прошлой жизни так себя не истязал никогда!

Ухватился второй рукой за бревно, стал часто дышать, готовясь к рывку, и…

– А-А-А! – я заорал, словно восставал из мёртвых.

Вздрогнули спящие на скамейке у частокола Орчеслав и Ухояр. Протирая глаза, они с удивлением уставились на дружинный двор, который выглядел, как после побоища, если бы не храп. Будто тут была великая битва сонными дубинами.

Мои колени тряслись, словно ива на ветру, и чтобы подняться, мне понадобилась, кажется, минута. Долгая, наполненная мучительным стоном, минута.

– Мышцы орочьи, это да, – чмокнув губами, сказал Орчеслав.

– А упрямство эльфийское, – ответил Ухояр.

– Вредность, ты хотел сказать?

– Хе-хе-хе…

Я всё же поднялся. Сделал шаг, другой… И вдруг в груди и вправду что-то клюнуло, прямо в солнечное сплетение. И очумелая волна бодрости по телу, будто мне адреналин вкололи!

– Во как, – донеслось от Орчеслава, – И это на второй неделе?

Растерявшись от прилива сил, я споткнулся о чью-то храпящую тушу, нога заехала за ногу, за что-то зацепилась… Да так я и полетел вперёд лицом, плашмя всем телом. Тут бы подставить руки, да хотя б колени согнуть! Но бревно ж моё, брёвнышко родимое, мы с тобой через столькое прошли… Стольких перешагнули и обошли! Как тебя отпущу?

Эту секунду я потратил, чтобы постараться удержать неведомое ощущение в груди. Но тут моё лицо встретилось со склизкой и неожиданно твёрдой грязью, а бревно всем своим весом пригладило меня по темечку, ласково шепнув: «Спи!»…

Глава 18
Всему свое время

Когда просыпаешься после удара по голове, это не самое приятное чувство. И всё же орочья кровь имела чудесные свойства – проснулся я в гораздо лучшей форме, чем ожидал.

Так что первой моей эмоцией, когда я открыл глаза и – о, чудо! – мгновенно всё вспомнил, было удивление. Голова трещит не так сильно, как должна бы, и я сразу сел, ошарашенно уставившись в одну точку перед собой.

Вторым моим чувством было возмущение. Потому что проснулся всё там же, в дружинном дворе, только опустевшем. Никого, и все брёвна аккуратно сложены рядом.

Ладно я хоть не валялся в пыли на дорожке. Кто-то сердобольный оттащил меня, вот только совсем недалеко – на травку у частокола. Но от грязи не отмыли, не раздели, спать не уложили… Кому тут пожаловаться?

Со вздохом я глянул на свои ладони – все в кровавых мозолях и ссадинах. Потом осторожно пощупал затылок… Шишандрий-то какой! Тут же, едва двинулся, заныла измученная вчера шея, протёртая до кровавых нарывов, а теперь покрытая россыпью корочек.

А ведь вчера с меня столько потов сошло, что я впервые с утра не чувствовал естественных позывов в уборную. Вот только жажда… Пи-и-и-ить!

Я едва не дёрнулся, словно зомби, но, к счастью, ёкнуло воспоминание о вчерашнем. И я снова попытался ощутить тот солнечный зайчик, чувство которого мне удалось поймать перед тем, как получил от бревна оплеуху. Но пересохшее и даже, кажется, потрескавшееся горло вообще не давало сосредоточиться.

Верно ведь говорят, где-то я слышал: «Колдун не сможет колдовать, если его мучает жажда». Так и мне не удалось ничего ощутить в груди, кроме обезвоженной пустоты.

– Ты всё дрыхнешь, верхоёвина?

Я вздрогнул и, приложившись затылком о частокол, взвыл. Тем же самым местом… Гадство!

Повернувшись, я осоловевшими глазами уставился на Копаню Тяженича, который сидел на скамейке совсем рядом. Именно здесь, кажется, дрыхли тогда Орчеслав Добрынич и мастер Ухояр. Как я его не заметил-то?

– Копаня! – просипел я то ли радостно, то ли удивлённо.

Гном отстегнул от пояса фляжку и, пододвинувшись, протянул мне.

Я тут же подозрительно прищурился, хотя весь мой организм сейчас же стал бунтовать: «Бери! Пей!!! Сейчас же!»

– Да не бойся ты, орчеглазый, – Копаня Тяженич усмехнулся, – Это ж от души!

Может, будь моя жажда не такой сильной, я бы ещё поборолся. Но прозвучал лишь один слабенький аргумент, и вот я уже присосался к горлышку. В рот полился какой-то невероятно вкусный и ароматный чай, и я даже удивлённо уставился на Копаню.

– А ты что думал, мы, гномы, только эль хлещем? – тот обиженно скривился, – Вы тут напридумываете себе эльфийской чуши, а потом зенки лупите, чего это мы, гномы, на вас дуемся!

Я отдал фляжку, чувствуя, как по телу неожиданно потекла волна бодрости. Ого, напиток-то явно с ярью!

– Хотел бы я сказать, что это наше, гномье, – Копаня Тяженич закрутил крышечку и вздохнул, – Но нет, взял на рынке у вас. Ты не представляешь, у эльфийки одной вот с такими… – он будто обхватил перед собой два арбуза, – … глазищами! И вся в бусах, в каменьях. Красотищща! – Он тут же спохватился, – Ты только никому не говори, что гном эльфийкой восхищается. Замётано?

– Ну, если в счёт долга…

– Хах! – Копаня ткнул меня в плечо кулаком, и у меня чуть слёзы из глаз не хлынули, – Грецкий, ух и хлыщ! Хрен тебе.

– Анна Львовна это, – сказал я, осторожно прислонившись спиной к шершавому забору и прислушиваясь к побитому организму, – Подруга моей матери.

– О как… Познакомишь как-нибудь?

Я улыбнулся уголком рта, и мы стали молчать. И чем дольше молчали, тем большее я чувствовал раздражение. Мало того, что этот гномище исчез сразу после смотра, так и сейчас, появившись, играется в загадочную мудрость!

Очень мне не нравилось чувствовать себя игрушкой в чужих руках. Пока этот путь предполагал моё развитие, я особо не брыкался, но всё равно чувствовал – придёт время, и с этой проблемой надо будет разбираться.

Спохватившись, что жажда меня теперь не мучает, я снова попробовал схватиться разумом за светлячок в груди. Ну же! Ну-у-у… А ведь счастье было так близко. Вчера.

Нет, не получается. Надо поспокойнее место, чтоб уединиться и сосредоточиться. Ну или опять измотать себя по самое «не балуй!», только в этот раз без бревна.

Я раздражённо спросил:

– Так и будем молчать?

– А ты не дуйся, верхоёвина, – Копаня похлопал себя по коленям, – Не душевно это.

Я поджал губы и нервно стиснул переплетённые пальцы.

Вчера меня пытались выбесить два мудрых старика, сегодня нарисовался мудрейший душевный гном… Одни мудраки вокруг.

– Ты объяснишь или нет, Копаня? – процедил я сквозь зубы, искренне пытаясь держать себя в руках, – Что за игры у вас с воеводой? На хрена вы меня в дружину засунули⁈

– А чего сразу злишься-то? Ну пойми же ты, если к нам без души…

– Да вы охренели-и-и-и! – я чуть не заорал, но измученное вчерашним марафоном горло лишь сипло сдулось, и я едва слышно просвистел, – Душевные, на хрен!

Заметив, как Копаня трясётся от смеха, я вдруг понял, что это он просто так развлекается. Вот же козёл.

Тут Тяженич склонился ко мне и неожиданно серьёзно заговорил:

– Задачи у тебя, Грецкий, две. Дуешь с дружиной к ограм на болота, и заберёшь у них кой-чего. А именно то, что очень нужно нам, гномам, вот, – тут он щёлкнул пальцами.

Я ошарашенно уставился на него.

– А огры – это, я так понимаю, дылды с дубинами в полтора человеческих роста?

– Ну, полтора, это ты поскромничал. Там все два роста, – Копаня глянул наверх, – Да и вообще вам повезло, считай. Вот тролли раньше были, это да, там есть чего бояться.

Я медленно выдохнул. Так, тут всё ясно. Должен бежать на болота со всех ног, да ещё «спасибо» приговаривать.

– Ты сказал, две задачи.

– Чего? Ааа, это… Будешь вполглаза приглядывать за княжной.

– Так я же в поход уйду.

– А она что, думаешь, не идёт?

– То есть⁈ – растерянно вырвалось у меня.

– Воевода берёт её, и не спрашивай, почему. Надо будет, он сам расскажет. И так уж получилось, что я должен воеводе… – Копаня цыкнул, будто сам удивился своим же словам, – Поэтому так я отдаю долг.

– Как? Посылая в поход… меня⁈

– Нет, в поход ты идёшь для нас, для гномов. А там заодно будешь смотреть за княжной, как воевода просил, – он грозно покачал пальцем, – Смотри, не сдохни там, а то… Как это там эльфы-то бают? «Гномий долг сорвёт исподнее, и достанет в преисподней.» Да я шучу! – новый хлопок по больному плечу, – Почти.

Я таращился на гнома, искренне пытаясь понять, не насмехается ли он надо мной. То есть, я иду к ограм за чем-то для гномов из-за своего собственного долга, но охраняю княжну, потому что это долг Копани.

Судя по спокойному взгляду Тяженича, его такая логика вполне устраивала.

– Я ещё не яродей даже, – только и сказал я.

– А потому что хренью страдаешь. Я думал, ты уж на первый круг скакнул.

Я повёл бровью:

– Очень хочется вас всех послать, если честно…

– Вот, Грецкий, за что люблю тебя, так за душевную прямоту, – Копаня снова хлопнул меня по плечу, и я изогнулся, – А, извини, верхоёвина… Значит, слушай сюда, а то мне скоро уходить, и не увидимся мы ещё до-о-о-олго.

Он вытянул руку, и в ней повис на цепочке мой родимый камушек иолит.

– Да как ты?.. – я тут же его схватил, – Он же у меня в гриднице был.

– Подарок чей? Наш! – невозмутимо ответил Копаня, – А раз он наш, то чему ты удивляешься?

Я лишь хмыкнул в ответ. И это тоже была безупречная гномья логика… «Подарок наш, а раз наш, то наш. И, кстати, ты нам за него должен».

Только попал в этот мир, и сразу наткнулся на гномошенников. Какая удача, однако. Скорее бы уже набрать такую силу, чтобы этого Копаню в бараний… в гномий рог свернуть.

– Руны помнишь?

– Эз-ле – искать, то-ро… кхм… стоять.

– Ох, и хорошо, мозговитый, – Копаня довольно погладил бороду, – Это сегодня редко встречается, все верховые обычно без мозгов живут.

– Что мне у огров найти надо?

– Да, насчёт мозгов, это я поторопился… Так руны помнишь?

Я чертыхнулся и, нахмурившись, кивнул. И лишь потом до меня дошло… «Эз-ле» – искать.

Теперь ясно – прихожу на болота, активирую камушек, и он сам ищет. А что ищет, знать мне пока не положено.

– Когда камень приведёт тебя, ты сможешь увидеть то, что нам нужно, Грецкий. В том-то и дело, что только ты и сможешь, – он поскрёб бороду, – И всё же, наверное, надо тебе ещё одну руну в помощь…

Я сразу уселся поудобнее, буквально горя от нетерпения. Ещё одна руна? А вот это хорошо, это душевно… Чем мне нравилась гномья волшба, так это своей практичностью и пользой. А кто сомневается, пусть у мутанта на рынке спросит.

– Э-нэ, – отчеканил Копаня, – Запомнил?

– Э-нэ, – чётко сказал я, но иолит ничего не сделал. И не должен был, потому что значения руны я ещё не знал.

– «Нэээ» чуть-чуть потяни… Вот, молодчина же. Но здесь лучше не надо, если не хочешь проблем, – серьёзно предупредил гном, – В первый раз ты можешь слегка перестараться.

– Что это значит-то?

– Копать. А меня на гномьем, знаешь, кстати, как зовут? – Копаня вдруг смутился и даже слегка покраснел, – Энэусы.

– Э-нэ-усы?

– Усы, усы…

Я уставился на камушек, и меня так и подмывало попробовать. Но масштабов заклинания я не знал, поэтому внял предупреждению Копани… Попробую потом, где-нибудь в лесу.

Тут я, заволновавшись, спохватился.

– А где все наши-то?

– На Малой Луковой корячатся, – усмехнулся гном, – Да сиди ты, наказание твоё обождёт, как догонишь их. Я с Орчеславом договорился, что нам с тобой поболтать надо, у тебя ведь вопросов куча. А он и рад, говорит, так тебя лупил вчера, аж спину отпустило.

Ай, какой душевный гном! И какой душевный орк… То-то они так душа в душу, язык общий нашли. А уж как замечательно на вопросы Копаня отвечает, любо-дорого послушать.

Я потёр занывшее от предчувствия плечо, которое ещё не забыло о вчерашней лекции Добрынича.

– Копаня, – задумчиво спросил я, понимая, что мне по любому придётся это выяснить, – А что такое ключ-руна?

Тот аж чуть не подпрыгнул, засуетившись:

– Да я же не… Ух, щебеня глубинные! Но как ты догадался⁈ – он изумлённо развёл руками.

– От Дениса-человека услышал, – и я рассказал про того орка на смотре, который потом мутировал. Ирокез ещё обмолвился, что у него ключ-руна точно является силой.

– А, это… – Копаня разочарованно цыкнул.

Поведение гнома казалось странным, и я не мог понять, почему. Пришлось спросить:

– Разве мастер Зот тебе не говорил, кто я?

– Да говорить-то говорил, потому ты и чешешь к троллям… ой, к ограм… да без разницы! – он отмахнулся.

– И мы с тобой можем говорить откровенно?

– Нет, конечно, не будь наивным. Ты зришь то, что нам как раз нужно. А ключи к своему ядру тебе воевода предложит, из бароновых закромов. Но чую я, обычные руны не для тебя. Ни орочьи, ни эльфячьи… ох, и намучаешься ты.

– Да что это такое-то, ключ-руна⁈

– Мог бы и догадаться.

– Да я понимаю примерно, что это такое, но… нет, не понимаю! Слышал, например, про руну «сила»…

– Есть, есть такая.

– Это что, первая руна? – спросил я, – Без неё не смогу волшбу творить?

– Это кто тебе такую чушь сказал?

Я поджал губы, и гном со вздохом продолжил:

– Волшбу так-то даже звери творят, ты наверняка видел. А они что, в рунах мастаки?

Тут я растерялся… Об этом я как-то совершенно не подумал.

– Но тогда что это? Пробудить источник, как я понял, никакой руны не надо.

– Да и волшбу творить, если так подумать… – Копаня крякнул, – Ох, давно я так заумно не болтал.

От его признания я растерялся, а гном беззаботно заболтал ножками, снова замолчав. Мне снова стоило усилий, чтобы не вспылить. А Копаню, кажется, забавляло моё нетерпение.

– Неправильно вы волшбу творите, орки, – вдруг прошептал Копаня, – Да и эльфы, и люди… Ох, неправильно. Потому мы, гномы, вас и сильнее.

– А как правильно?

– Ты вчера-то хоть понял, что такое ядро? Чем яродей отличается от обычного смертного?