Текст книги "Воспитание поколений"

Автор книги: Александр Ивич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

А когда подросток обнаруживает ложь и лицемерие в литературе, отражающей реальную жизнь, то это нередко вносит такое же смятение в его душу, как, например, ложь, сказанная родителями. Вера в печатное слово у детей так велика, что они порой не знают, чему больше доверять, – тому ли, что видят своими глазами, или тому, что прочли. Этот кризис доверия – качества, очень важного для нормального душевного развития – может вызвать серьёзные последствия: равнодушие или даже циничное отношение не только к литературе, но и к тем сторонам действительности, которые изображаются в книгах, искажающих реальную жизнь. Подростки, не слишком склонные к размышлениям, к сравнению своих жизненных наблюдений с прочитанным, избегали этой внутренней разладицы. Но им грозила другая опасность: остаться в плену лживой обрисовки событий, в плену шовинистической пропаганды.

Против фальшивого изображения реальной жизни в детской литературе гневно выступали ещё Белинский и Добролюбов. Они знали, как верят дети печатному слову и как поэтому легко отравить их души, их сознание неправдой и псевдоискусством.

В годы первой мировой войны на подростков навалилось всё – и умилённое прославление царя, и кровожадные рассказы о лихих рубаках. Недаром Горький именно тогда пытался противопоставить потоку шовинистической литературы серию книг для детей о великих гуманистах.

Часто у подростков первой реакцией на разлад между своими наблюдениями и фальшивой литературой было стремление уйти от жизненных противоречий в игру.

Чем больше недоумений рождало у Бориса Горикова несоответствие увиденного прочитанному, тем увлечённее были его игры. Но в «Школе» это только побочный мотив, а в «Швамбрании» – основа сюжета.

Герои книги Кассиля – Лёля и его младший брат Оська – живут двойной жизнью. Они ходят по Покровску, а почти все их мысли, интересы – в Швамбрании, выдуманной Лелей фантастической стране высокой справедливости. Здесь не только осуществляются обычные мальчишеские мечты о плаваниях в бурных морях и о победных сражениях. Здесь восстанавливается нарушенная в реальной жизни гармония. Войны в Швамбрании парадны и бескровны. Там все бедные – богатые, там даже география, справедливости ради, симметрична – если на Западе горы, то горы и на Востоке.

Одна из важных черт художественной структуры «Швамбрании» – соответствие юмора характеру эпизодов, их значению и месту в повести. Пока речь идёт о семейных, городских, гимназических происшествиях, рисующих провинциальный быт в предреволюционный год, юмор беззлобен (острые зарисовки гимназического начальства большей частью не юмористичны). Юмор первой части повести связан, главным образом, с приключениями и высказываниями Оськи – великого путаника, подражателя и фантазёра. Пытаясь осмыслить всякое незнакомое слово, Оська путает то помидоры с пирамидами, то ундервуд с вундеркиндом. Юмор каламбурный сочетается с юмором положений. Иногда самая замена слов Оськой приводит к забавным, почти водевильным ситуациям, а иногда Оська, подражая поступкам взрослых, нечаянно создаёт злые пародии на эти поступки – повторяет, например, на свой лад патриотическую манифестацию, шагая по двору с портретом царя в раме из отломанного сиденья унитаза. Во второй части, посвящённой годам революции, наряду с забавными приключениями Оськи и самого Лёли, всё большее место занимают смешные и острые сатирические зарисовки людей, враждебных новому строю. Чертами необидного юмора согреты и оживлены характеристики некоторых положительных героев повести – отца Лёли и комиссара Чубарькова.

Лёля – очень книжный человек, но вовсе не пассивный в жизни. Он наблюдателен и деятелен, живо откликается мыслями, поступками, играми на всё происходящее вокруг – на большие события и маленькие приключения.

Обе эти черты – наблюдательность и книжность – свойственны и автору повести. Они наложили отпечаток на манеру его письма. Изображение церковной свадьбы, например, написано по методу «остранения» – это своего рода калька с описания оперного спектакля в «Войне и мире». А большой эпизод со срезанными во всех домах города электрическими звонками возник, несомненно, из живых наблюдений, хотя на характеристике «низов» города, ютящихся в шалмане (зарисовка шалмана входит в этот эпизод), сказались, вероятно, и литературные впечатления – может быть, от «На дне» Горького.

Кассилю удалось дать в повести живописное, хотя и фрагментарное изображение быта почти всех слоёв населения провинциального города. Главы о срезанных звонках и шалмане несут значительную нагрузку. Они дополняют картину провинциального быта изображением жизни бесприютной бедноты и тех беспомощных, но задорных форм протеста, которыми мальчики пытались бороться с бездушием, нелепыми ограничениями, мелкими придирками гимназического начальства^[17].

После Октябрьской революции Лёля не слишком быстро освобождается от привычки к двойной жизни – в Покровске и в Швамбрании. Героя «Школы», по стечению обстоятельств оторвавшегося от дома, от привычной среды и окунувшегося в самую гущу жизни, сразу захватила романтика борьбы за «светлое царство социализма». Лёля только постепенно втягивается в общественную жизнь и долго не расстаётся окончательно с Швамбранией, куда привык удирать от противоречий и несправедливостей реальной жизни.

Но вот что важно и характерно: революция изменила ход событий в Швамбрании. То, что происходит в фантастической стране, теперь не противостоит событиям реальной жизни, а повторяет их! В Швамбрании тоже произошла революция. Там надо уже не устранять несправедливость, а просто сделать жизнь получше, чем сегодня в Покровске. Иначе говоря, Лёля воспринял революцию как устранение мучивших его противоречий. На вопрос, зачем мальчикам понадобилась игра в Швамбранию, Лёля отвечает:

«– Мечтаем, – сказал я, – чтоб красиво было. У нас, в Швамбрании, здорово! Мостовые всюду, и мускулы у всех во какие! Ребята от родителей свободные. Потом ещё сахару – сколько хочешь. Похороны редко, а кино – каждый день. Погода – солнце всегда и холодок. Все бедные – богатые. Все довольны. И вшей нет».

Программа, кроме слишком категоричного пункта о родителях, была вполне приемлемой для Советской власти. Но у Лёли оставалось всё меньше времени на Швамбранию, потому что со вшами надо было бороться в Покровске – сидеть вечерами в школе и рисовать плакаты, призывающие остерегаться сыпного тифа. Об этом просил комиссар Чубарьков, среди прочих своих обязанностей руководивший школой.

Первое появление Чубарькова в роли заведующего школой было принято мальчиками иронически. Очень уж не похож был Чубарьков на педагога. Но постепенно комиссар становится для Лёли и большинства его товарищей самым нужным и очень привлекательным человеком.

Он привлекателен и для читателей. Юмористические штрихи в эпизодах, где проявляются самоотверженность, природный ум и доброта комиссара, придают своеобразное обаяние его облику.

Школьников покоряет дружелюбие и уважительное внимание к ним комиссара, соединение сердечности с твёрдостью, достоинства с простотой. Нельзя было не полюбить его, но отозваться на его просьбу. И вот Лёля выполняет первое общественное поручение – рисует плакаты. Вечерние часы, когда обычно шла игра в Швамбранию, оказались заняты реальным делом.

Да и те противоречия, с которыми приходилось сталкиваться Лёле в ту пору, как-то не удавалось разрешить в Швамбрании. Дома – разброд. Отец то возмущается невниманием к нему, неуважением к его профессии врача (переселили в другую квартиру), то восхищается, что новая власть больше заботится о здоровье людей, чем Временное правительство. Шипят три тётки, обывательницы, презирающие всё, кроме своего узкого мирка, и кичащиеся интеллигентностью, которая на поверку оказывается самым пошлым мещанством. Своей неумной, злобной критикой людей и событий тёти очень полезны Лёле: они помогают ему понять мелочность мещанских представлений о хорошей жизни, почувствовать к ним отвращение.

Лёлю, втянувшегося в общественную работу, уже не устраивает привычное для него прежде потребительское отношение к жизни. Он это высказал в воображаемом разговоре с другом, уехавшим добровольцем на фронт:

«– Но мне обидно ехать пассажиром, – скажу я, – я хочу матросом!

– Будь! – скажет Стёпка. – Будь матросом революции!»

Изменилось мироотношение и сознание Лёли, но ещё нужен был толчок, чтобы новое понимание окружающего мира и своего места в нём выразилось в действии. Таким толчком был приезд молодой двоюродной сестры, к ужасу тёток вступившей в партию. Она объединила большую группу детей вокруг библиотеки. Тут Лёля находит дело, которое помогает ему, не слишком удаляясь от прежних интересов и склонностей, проявить свой темперамент в общественной работе. Затеваются литературный и газетный кружки, собственный журнал… «Меня целиком захватила шумная и деловая жизнь библиотеки. Я целые дни работал там после школы. Я ходил заляпанный красками, клеем, чернилами. Я был нагружен папками и заботами».

Лучшими друзьями Лёли стали бывшие «неподходящие знакомства» – дети рабочих семей. Швамбрания ещё пыталась бороться с новыми интересами, подкинув Лёле и Осе последние увлекательные, почти детективные приключения. Но работа в библиотеке оказалась интереснее швамбранских приключений – не только для Лёли, но и для его младшего брата… Швамбрания сдалась. Страницы, посвящённые расставанию с многолетней игрой, написаны менее динамично, чем остальные, – в них чувствуется местами излишне прямолинейная дидактика.

«Швамбрания» своего рода «семейная повесть». Это определяет её особое место среди книг о подростках первых лет революции. Герои всех других значительных произведений о детях того времени по разным обстоятельствам оказываются вне семьи, вынуждены рано начать самостоятельную жизнь.

Лёля на всём протяжении повести остаётся в семье и в родном городе. В его личной жизни не было ничего драматического, чрезвычайного – это и дало возможность Кассилю насытить повесть юмором, не измельчив, не вульгаризировав событий эпохи и в то же время не оставляя их в стороне, – всё, что происходит в стране и в городе, отражается в жизни семьи и школы, определяет становление Лёлиного характера.

Устраняя социальные противоречия, революция нередко обостряла противоречия семейные. Ясная даже для мальчика мелочность «непризнания» советского строя тремя тётками – с одной стороны, влияние двоюродной сестры – с другой, ускорили путь Лёли от оборудованного по традиционным буржуазным представлениям «классического золотого детства» к живому участию в общественной жизни, отказу от чрезмерной книжности.

Разумеется, не менее значительную роль, чем семейные влияния, сыграли в жизненном становлении Лели отвращение к порядкам старой гимназии, в которых отражались порядки рухнувшего строя, и тот новый дух, который принёс уже в советскую школу комиссар Чубарьков.

До революции Лёля убегал в Швамбранию от несоответствия действительности её пропагандистским толкованиям. Изменилась действительность и постепенно стала ненужной Швамбрания. Прежний пассажир парохода жизни начал готовиться к тому, чтобы стать матросом революции. Показать это было, как мне представляется, «сверхзадачей», которой подчинены все забавные и приключенческие эпизоды повести в её окончательном виде – когда к «Кондуиту» присоединилась «Швамбрания». Искусно монтируя кадры так, чтобы, изображая своего героя, изобразить в то же время жизнь семьи, города, а в какой-то мере и страны, писатель всё время видел книгу в целом, её идейный и воспитательный смысл.

«Швамбрания» по праву заняла одно из самых видных мест в нашей прозе для детей. Эту повесть сегодняшние школьники читают с таким же увлечением, как их отцы три десятилетия назад. Книга не только хорошо читается. Она запоминается на всю жизнь.

2

Прежде автобиографические книги писали обычно на склоне лет. А в наше время очень многие писатели начали свой литературный путь с повестей или романов, в основе своей автобиографических. Это было подсказано временем. События революции, борьба за укрепление Советской власти насыщали сильными впечатлениями и личную жизнь каждого человека. У литературно одарённых людей возникала потребность запечатлеть в художественных образах виденное и пережитое. Для многих эта творческая работа была как бы подведением итогов юности, нужным, чтобы лучше понять и эпоху и самого себя, определить свой будущий путь. И конечно, молодых писателей воодушевляла надежда, что рассказ об их юности может быть важен другим, чему-то научить, от чего-то уберечь. Те, кто в годы революции уже мужали – Фурманов, Фадеев, Островский, – создали повести о юности, проведённой в боях гражданской войны. А те, кто были тогда детьми или подростками, написали о своём вступлении в юность. Так, наряду с Гайдаром, Пантелеевым, начал и Кассиль. «Швамбрания» – единственная его книга не о сегодняшнем дне, а о вчерашнем, о рождённом революцией новом отношении к жизни, к окружающим и к себе, о преодолении излишней книжности, привычки к буржуазному укладу жизни.

Кассиль создавал «Швамбранию» уже будучи очень деятельным человеком – журналистом, который остро, метко писал о вопросах морали и горячо откликался на события дня – эпопею челюскинцев, полёт в стратосферу.

Обо всём, что интересовало Кассиля в нашей жизни, ему важно было рассказать и детям. Он писал небольшие книжки для ребят и о челюскинцах, и о стратонавтах, и о параде на Красной площади, и о спорте – обо всём, что было темой его очерков для взрослых. А на моральные темы Кассиль для детей писал не сатирические фельетоны, как для взрослых, а повести, в которых главным было позитивное начало – не осмеяние дурного (это побочный мотив), а рассказ о том, как пробиваются подростки на хороший, верный путь.

Первая полюбившаяся читателям повесть Кассиля на моральную тему – «Черемыш – брат героя» (1938).

Она написана уже опытным писателем и даёт представление о повой манере письма Кассиля, резко изменившейся по сравнению с «Швамбранией» и во многом характерной для более поздних его произведений.

Сюжет повести несложен, но очень динамичен. Геша Черемыш пришёл в школу из детского дома. Он однофамилец знаменитого лётчика и назвался его братом. Это, конечно, его прославило в школе. Геша озабочен тем, чтобы быть достойным такого брата, и в общем ему это удается – он хорошо учится, оказывается славным товарищем и к тому же превосходным хоккеистом. Но надвигается катастрофа: знаменитый лётчик должен приехать– он выставлен кандидатом в Верховный Совет от города, где учится Геша.

Мальчик растерялся. Он стал плохо учиться, грубить учителям. Накануне приезда кандидата Геша сознаётся своей однокласснице Ане Баратовой, что он не брат лётчика. «Ведь это почему я так? Для уважения, может, думаешь? Нет же! Честное слово… Для себя просто… Вот я и подтягиваюсь, и дисциплину, понимаешь, стал в себе развивать, и по учению тоже старался, чтобы не подводить брата. Ну, не брата, то есть, а вот этого…»

Геша решил уйти из города, чтобы избежать позора. Аня – хороший человек. Она отговаривает Гешку убегать и обещает выручить его, рассказать обо всем лётчику.

Тут автор создаёт положение водевильного характера: Аня приходит в гостиницу к летчику, но поговорить с ним по секрету так и не удаётся – всё время вторгаются то телефонные звонки, то посетители один другого чудаковатее. Только и удалось Ане пригласить Черемыша на хоккейный матч: команда девочек вызвала команду мальчиков.

После забавного эпизода Кассиль даёт эпизод драматический. Гешка, капитан команды мальчиков, не пришёл на матч, чтобы не встретиться с «братом», но наблюдает за игрой из засады. Девочки забивают три гола. Взволнованный Гешка «по старой привычке… примерил свой поступок на рост «брата». Нет, уж никогда бы не бросил Климентий товарищей в беде!» Он мчится на поле и включается в игру. Уже забил Гешка два гола, но тут Аня Баратова, капитан команды девочек, погнавшись за мячом, проваливается в полынью. Гешка мчится её спасать – и сам проваливается. Обоих спасает Климентий Черемыш. Он увозит промокшего Гешку к себе в гостиницу, оттирает его, укутывает, и наутро происходит объяснение.

Лётчик испытывает признавшегося в обмане Гешку. «Может быть, так и оставить? А? Пускай их себе думают, что братья. А? Как по-твоему?»

Но Гешка не поддается соблазну, решает, что врать не надо. «А то какой же это я вам брат буду, если трусить и врать всё? Нет уж!»

Дидактическая направленность повести очевидна и не запрятана вглубь. Дана задача на поведение: можно ли врать и плохо учиться, называя себя братом героя и стараясь быть достойным его. Попутный дидактический мотив – не надо относиться с пренебрежением к девочкам (они и в мальчишеском деле – в хоккейном матче – могут победить) и не надо стыдиться родной сестры, потому что она не знаменитый летчик, а швея.

Мы помним вызывавшие раздражение не только у взрослых, но и у детей дидактические повести или рассказы, которые когда-то заполняли книжные прилавки, детские журналы. Марионеточные персонажи, вымученный примитивный сюжет, кое-как иллюстрирующий заданное моральное положение, – над такими книгами для детей издевался ещё Добролюбов, с ними пришлось вести борьбу и советским деятелям детской литературы.

Повесть Кассиля, несмотря на дидактическую основу, не имеет ничего общего с подобными произведениями. Мораль повести естественно вытекает из её событий. Она обусловлена и содержанием конфликта, и характерами действующих лиц. Сюжет повести отлично слажен. Все поступки героев безукоризненно мотивированы ситуациями, в которых они совершаются. И это в какой-то мере снимает обязательность развёрнутых психологических мотивировок, которые в «Черемыше» небогаты. Действия и мысли героев настолько естественны в предложенных обстоятельствах, что никаких недоумений у читателя не вызывают. Разумеется, они обусловлены не только ситуацией, но и чертами характера того или другого героя повести, которые проявлялись в предыдущих эпизодах.

Нас ничуть не удивляет, что Геша отверг соблазнительное предложение «брата» никому не признаваться в обмане. Ведь главное для мальчика не в том, чтобы хвастаться родством со знаменитостью – его ещё до приезда героя стала тяготить необходимость ежедневно поддерживать обман. Ему нужно сохранить мечту о старшем брате-герое, чтобы иметь постоянный эталон поведения. Все поступки Гешки в школе, в общении с товарищами показывают, что он человек честный и хороший.

Естественным представляется и поступок по-мальчишески порывистой, решительной Ани Баратовой, которая отправляется к лётчику объяснить ему Гешкино положение.

В эпизоде с полыньёй, в которую проваливаются Аня и Гешка, автор не заставляет читателей долго волноваться в ожидании благополучного исхода. Ключ, в котором написана повесть, и не требует тут особой драматичности. Если бы эпизод определял перелом в характере героев (как обычно драматические ситуации в повестях Гайдара), то, очевидно, стала бы необходимой более подробная разработка и опасности ситуации и особенно её психологического содержания. Но в повести этот эпизод – не психологическая кульминация, а сюжетная – переход к последним эпизодам, благополучно и в общем весело разрешающим этический конфликт.

Повесть несколько облегчена тем, что исследование характера главного героя заменено исследованием его поведения в сложной ситуации. Ошибки поведения с помощью лётчика устраняются, а личность Гешки, его характер устраивают читателя с первых глав и не нуждаются ни в кризисных переломах, которые переживают многие герои Гайдара, ни в такой постепенной и трудной, с тяжёлыми срывами работе над своим характером, какую изобразил Пантелеев в «Республике Шкид» и в «Лёньке Пантелееве».

Запаса «на рост» в повести Кассиля немного. Она точно рассчитана на средний возраст. Кассиль отлично знает обычный круг интересов школьников, знает, как складываются их взаимоотношения, как возникают дружбы и ссоры, умеет писать об этом интересно, непринуждённо, без натяжек. Может быть, самая характерная черта дарования Кассиля в том, что он – превосходный рассказчик. Читая «Черемыша», никто не соскучится – ни дети, ни взрослые. Каждый эпизод занимателен. Композиция повести – об этом я уже упоминал – безукоризненна. Правда, взрослого и требовательного читателя повесть не оставит вполне удовлетворенным. Дидактическая идея, задача на поведение для него слишком проста и легко разрешается, характеры недостаточно разработаны, особенно взрослых персонажей – лётчика и учительницы. Они говорят и делают то, чего от них можно ждать в подобных обстоятельствах. Герой лётчик умело и отважно спасает ребят, смущается от шумных приветствий, чутко отнёсся к Гешке. Он забывает обо всех добивающихся встречи с ним и увлечённо решает с ребятами трудную арифметическую задачу. Это, может быть, единственная не общая черта в его облике, и она дала повод писателю создать забавный, живой эпизод.

Для юного читателя, того школьника среднего возраста, которому адресована повесть, образы героев достаточно убедительны – они соответствуют его представлениям. Знаменитый лётчик именно такой, каким он себе представлял Героя Советского Союза; учительница поступает, как многие её коллеги в жизни; школьные события читатель вполне может представить себе происходящими в его классе.

Все возникающие в повести ситуации ему интересны, а дидактическое содержание, может быть, побудит его задуматься, пересмотреть кое-что в своём поведении. Воспитательное воздействие повести несомненно, но менее глубоко и долговечно, чем произведений, в которых острые ситуации – способ исследования характера, его развития или перелома, а не анализа поведения.

Внутреннее задание «Черемыша» уже, чем «Швамбрании». Писателю на этот раз для выражения темы не понадобилось широкое, многостороннее изображение эпохи, богатство типов. «Черемыш» написан уверенно и ровно. Сдержаннее, строже язык. Нет той богатой игры каламбурами, что в «Швамбрании», – от них тут Кассиль совсем отказался, – нет излишней литературности характеристик, пейзажей. Забавных положений, хотя и не таких заразительно смешных, как в первой повести, по-прежнему много – Кассиль на них мастер. Они здесь не самоцель, как иной раз в «Швамбрании», а хорошо входят в сюжет, организуют его.

Поиски художественной простоты, очень важные для детского писателя, в общем, вполне удачны в «Черемыше». Однако они связаны и с некоторыми потерями. Острая характерность языка, которая в «Швамбрании» иной раз была и чрезмерной, всё же в значительной мере определяла своеобразие и прелесть первой книги Кассиля. Отказываясь от излишеств, Кассиль ударился в другую крайность и в какой-то мере потерял в «Черемыше» определённость, своеобразие почерка. Может быть, в этом отчасти виновата критика, слишком настойчиво упрекавшая Кассиля за далёкий от пуризма язык «Швамбрании».

Приметливый и тонкий наблюдатель, превосходный рассказчик, отлично понимающий интересы, заботы и радости своих читателей, писатель, умеющий найти убедительное сюжетное воплощение для волнующих его моральных проблем, – таким предстал перед нами Кассиль после «Черемыша».

3

«Дорогие мои мальчишки» – повесть, написанная в предпоследний год войны, по замыслу посвящена памяти Гайдара. Об этом свидетельствует не только надпись на титульном листе, но и многое в строе повести, в её тексте и подтексте.

Первое действующее лицо, с которым знакомится читатель, – Арсений Петрович Гай. Аналогия с именем Аркадия Петровича Гайдара очевидна, и она подкреплена описанием внешности Гая. Правда, Гай не писатель – только между делом пишет стихи, по военной профессии он синоптик, а в мирное время был учителем, потом работал с пионерами.

Гай получает на фронте письма с гербом Синегории. Позже мы узнаем, что синегорцы – это группа пионеров волжского города Затонска, с которыми дружил и работал Гай. А название фантастической страны и причудливые прозвища синегорцев – Амальгама, Дрон Садовая Голова, Изобар – из сказки, придуманной Гаем. Она положила начало объединению затонских пионеров в тайную группу, совершающую много полезных дел. Это своего рода вариант тимуровской команды. Автор и не скрывает близости с идеей Гайдара – о тимуровцах есть упоминание в тексте.

Довольно сложно построенная сказка о трёх великих мастерах и борьбе их со злыми силами должна выразить мечту о деятельном и красивом жизненном пути, о том, чтобы своим трудом сделать мир прекраснее. Но получилась сказка очень придуманной – пожалуй, даже хорошо придуманной, но вычурно рассказанной. Она не спрыснута живой водой, которая заставляет нас верить в героев народных и классических литературных сказок, как бы фантастичны ни были их поступки.

Произошло, мне кажется, вот что. Кассиль хотел создать сказку, проникнутую гайдаровской романтикой. Задача для Кассиля сложная, потому что, как мы знаем по другим повестям, романтический колорит не характерен для его творчества. Действие сказки происходит в фантастической стране. А о фантастической стране Кассиль уже писал, и притом блистательно. Вольно или невольно он использовал находки «Швамбрании» в произведении совсем иного плана.

Намёк на «Швамбранию» есть уже в первой фразе повести. «… Я сам не раз открывал страны, которые не нанесли на карту лишённые воображения люди…» – говорит автор в связи с тем, что Гай открыл Синегорию. А когда на следующей странице мы читаем о гербе Синегории, то, конечно, вспоминаем герб Швамбрании. Но дальше аналогий встречать не хотелось бы, потому что очень уж разные это страны – Швамбрания и Синегория. В игре Лёли и Оси было много мальчишеской фантазии, но очень мало фантастики. В географии, исторических событиях Швамбрании, в похождениях людей, её населявших, отражались, иногда в перевёрнутом или исправленном виде, но не метафорически, события реальной жизни. В сказке Гая о Синегории события волшебны и герои вполне фантастичны, иначе говоря, связаны с действительностью только метафорически. Казалось бы, опыт «Швамбрании», в которой нет никакой лирики и очень много веселья, тут пригодиться не может.

Имена персонажей и географические названия – каламбурные или с забавно смещённым значением, – совершенно в характере героев «Швамбрании» и затеянной ими игры. А в романтичной по замыслу, по выполнению же скорее мелодраматической, сказке оказываются совсем не к месту и вулкан Квипрокво, и боевые ветролёты (слоговая инверсия совершенно в духе Оськи из «Швамбрании»), и король Фанфарон без четверти двенадцатый или его министр Жилдабыл. Сказка далеко не забавная, а имена и названия смешные.

На фронтовом аэродроме рассказывает Гай начало сказки. Повествование обрывает налёт вражеской авиации. Гай гибнет. Продолжение волшебных приключений трёх мастеров читатели узнают в конце повести от одного из синегорцев – Валерки Черепашкина. Кажется странным, что стилистически повествование Валерки совершенно не отличается от рассказа Гая. Особенно неожиданно это потому, что в реалистических эпизодах – в цитатах из истории Затонска, которую пишет Черепашкин, и в его репликах – языковая характеристика, которую дал Валерке автор, очень далека от условной литературности сказки. Она не имеет ничего общего с манерой, в которой тот же Валерка рассказывает эту сказку.

Сравним.

«Тем временем у Дрона Садовая Голова выросла дочь Мельхиора, в тысячу раз более прекрасная, чем самая лучшая лилия, которая когда-то украшала цветники Дрона. И ясноглазый Амальгама, томившийся в сумрачном замке, полюбил её. Глаза Мельхиоры напоминали ему радугу, смех её похож был на хрустальный звон лучей, отражённых зеркалом».

С такой изысканностью, с хрустальным звоном лучей рассказывает сказку Гай.

А вот как продолжает её Валерка:

«… Шло время, а прекрасная Мельхиора томилась в плену. Жестокий Жилдабыл бросил её в грязный подвал. Холодные и скользкие жабы прыгали на грудь Мельхиоре, голохвостые крысы кусали её прекрасное лицо, мокрицы лазили по её рукам, и вскоре на лице Мельхиоры не осталось и следа былой красоты».

Как видим, хотя в первой цитате всё очень красиво, а во второй вместо лилий и радуг – крысы и мокрицы, стиль совершенно тот же, что у Гая. Конечно, есть особый сказочный ритм, есть свойственные сказкам особенности синтаксической структуры – и это в какой-то мере объясняет стилистическую близость изложения Гая и Валерки. Но то, что речевое своеобразие Валерки вовсе исчезает в сказке, содействует её омертвению, подрывает веру в то, что сказка о Синегории душевно нужна затонским пионерам. Что-нибудь своё уж внес бы в её изложение мальчишка, который в реалистических эпизодах совсем иначе говорит:

«… Видел, Тимка, как ему присадили под глазом?» Или: «Девчонки-то наши с этими флотскими ну прямо с ума тронулись».

А «собственноумные мысли» в истории города Затонска Валерка излагает тоже по-своему: «В окрестностях нашего города было всегда полно неископаемых сокровищ». Или: «Великие люди из нашего города пока ещё не выходили, но, может быть, они уже родились и живут в нём».

Возвращаясь к стилю сказки, нужно сказать, что иногда красивость её изложения нарушается, но опять же неожиданно: то появляются канцеляризмы («Но теперь задача состоит в том, чтобы повернуть ветер туда, куда нам нужно»), то даже грамматически сомнительные фразы («Ветры… выпускали теперь лишь на работу, чтобы подмести от туч небо…»). Для Кассиля такие ляпсусы – чрезвычайное происшествие, они ему вовсе не свойственны, так же как стёртость и банальность эпитетов, о которых можно судить по приведённым цитатам. Говорю подробно об этих недостатках сказки только потому, что они, по-моему, поучительны: когда писатель рассказывает что-нибудь в несвойственной ему манере, рассыпается его стиль.

Сочиняя сказку, Кассиль совершил насилие над своим дарованием. Мастер метких наблюдений, точных и эффектных реалистических ситуаций, Кассиль, вторгшись в чуждую ему область аллегорической сказки, мог из неё выбраться, только обратившись к прежнему своему опыту острословия. Удачное в «Швамбрании», органичное для характера той повести, острословие здесь разрушает ткань сказки. Не веришь, что сказку рассказывает Валерка, не веришь, что придумал её Гай.

Особенно досадно то, что этот художественный убыток Кассиль понёс совершенно напрасно: сложная сказка почти не нужна для развития действительно интересных событий повести, для характеристики её героев.

Они привлекательны, герои повести, и прежде всего её главный герой, Капка Бутырев, мальчуган, от которого время потребовало очень много, не по летам много.