Текст книги "Поющие клинки (СИ)"

Автор книги: Александр Иванушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Стоит ли тогда вообще решать эту задачу? Ради чего? Ради Дёмыча, Лютика, Ксюнчика и всех остальных. Исключительно и только ради них. Ради своего народа. Будугавище подо мной раздулся от пафоса и заревел. Примем за сигнал к привалу. Мы остановились.

– Ночуем здесь. Без ужина.

Казаки спешились и принялись обустраивать бивак. Я же достал и открыл горшок. Летите кругом вокруг стоянки, крошки. Разгоняйте тьму. И они полетели. Лес вокруг сразу же превратился в сказочный.

Расседлать Будугава оказалось непростой задачей, но не маяться же быку в этой сбруе, да еще и гружёному, всю ночь. Не уходи никуда только. Вот тут травы вдоволь. Жуй сколько влезет.

Мне нужно было понять, что мои люди умеют делать саблей.

– Кто самый ловкий у вас?

Казаки замялись, начали переглядываться. О, они скромные? Ладно.

– Вот ты, как зовут?

– Мирон, мой лорд.

– Доставай саблю, показывай что умеешь.

Мирон вышел вперёд и рубанул воздух перед собой сверху вниз. Сильно и резко. Ну, неподвижная чурка наверное от такого разлетелась бы на две. И даже кольчугу на витязе этим ударом бы разрубило. Вот чему казаков научили Бром, Хром, Хлор.

Они, кстати, не стояли отдельно от всех. Уже свои.

– Давай лорда руби.

Я достал один меч.

– Руби не жалей. Учебный бой. Надо же вас учить.

Казак оглянулся на остальных. Они ему ничего не подсказали, но смотрели с живым интересом. Для них это пока развлечение. Мирон осторожно махнул саблей сверху, целя мне в голову. Медленно слишком. Я просто полушагом ушёл в сторону, повернув корпус плечом вперёд.

– Сильнее руби и быстрее. Будешь копаться, другого возьму.

Мирон всё-таки начал рубить меня быстрее и сильнее. Я просто уходил из под ударов, так и не начав использовать меч. Эти удары сверху абсолютно предсказуемы. Казак заносил саблю для удара и я уже знал, где она просвистит, так меня и не задев.

Зрители уже веселились во всю и подначивали сопевшего от старательности Мирона. Он понял, что лорда жалеть – это лорда не уважать и на пределе своих сил месил воздух саблей. Хватит.

– Почему ты бьёшь только сверху?

– Дак как ещё?

– Вот так.

Я показал удар наотмашь параллельно земле.

– Давай.

Мирон повторил.

– Отлично. Теперь справа на лево и слева на право. На уровне колен, на уровне пояса, на уровне груди, на уровне шеи. Без меня. Руби воздух пока не взопреешь.

Казаки заржали.

– Вы тоже. Это умение спасёт вам жизнь в бою. Два часа под светлячками режете воздух ударами параллельно земле. Да, кто сдуру обидит светлячка, побежит домой без коня. Идиоты в рейде – это вдовы и сироты в замке.

Во как. Казаки разошлись по просеке и добросовестно шинковали воздух поперечными ударами. Трое бывших витязей тоже не отставали. Светлячки поднялись чуть выше. Не бойтесь, малыши. Никто вас не тронет.

Под этим кустиком я и посплю до рассвета. Рана на спине почти не болела. Регенерация, чо. Надеюсь казаки не забудут выставить охранение, когда «взопреют» и спать попадают. Всё-таки среди них трое служили в регулярной армии.

Лидер пока себя не проявил. Или я этого еще не заметил. А пора бы. Атаман у них у всех Дёмыч. Но и в рейде мне толковый старший нужен.

Эй, жертва неудачного свидания, как ты там? Надо исправлять недопонимание. Хочу всё же с Жругнилем поговорить. Как иначе понять что с ним делать? И я уснул.

– Я тебе не подчиняюсь.

Ого. А кому ты подчиняешься?

– Не твоё дело, мелкий.

То «аномалия», то «мелкий». А как же крепкая мужская дружба? Да покажись уже. Где ты там? И зелёный пегас показался.

Он был в доспехах. Шею с двух сторон закрывали пластины брони. Металлизированная попонка. Из копыт торчат вперёд длинные шипы. А на голове шлем с острым рогом направленным вперёд и вниз. Понятно почему прятался. Кто дизайнер этого ужаса?

– А что делать? Надо же как-то защищать себя!

Ага. Дизайн значит авторский. Ты же умное животное, а подготовил себя к драке самым дурацким образом.

– Почему это?

Потому, что твое слабое место – скорость. Змеючка ловчее тебя. И вот ты сделал всё, чтобы стать еще медленнее, тяжелее и неповоротливей. Зачем?

Пегас подумал и встряхнулся как собака. Железки слетели с него.

– Подковы с шипами оставлю. Они хорошие. Но она меня просто убьёт в следующий раз.

Не убьёт. Нам необходимо оружие дальнего боя.

– Нет у меня такого. Разве что плюнуть могу.

Слюна хоть ядовитая?

– Обычная.

А как ваша порода ухаживает за дамами? Не ругайся, просто ответь на простой вопрос.

– Ты думаешь, что после такой драки мне нужно начать за ней ухаживать?

Она тебе нравится или нет?

– Не твоё дело.

Значит нравится. У тебя это на морде написано. Давай помогу.

– Ты поможешь? Не смеши.

Я серьёзен. Как ты можешь показать, что влюблён?

– Ну, есть определённые ритуалы. Танцы. Песни. Только не уверен…

Вот этого не надо. Ты – красавчик. И пёрышки, и все дела. Полетели. Где она? У Жругниля адского над замком витает?

– Поздно лететь. Они приближаются.

Всё. Думай о её пленительном жёлтом глазике, о блестящей чёрной заднице, о гибкой шее, о том как она пахнет. И вперёд.

– Это безумие…

Танцуй давай. И пой. Я вон за тем деревом, если что.

Пегас глубоко вздохнул и сбросил подковы с шипами. Всё-таки мозги у него есть. Ты сильный, красивый, умный и злой. Все самки – твои. Чего стоишь понурясь?

Зелёный встряхнулся, задрал крылья вверх, но не взмахнул ими, а так и оставил над собой, как два паруса. Вытянул шею и заржал.

Молодец. Больше страсти. Где она, твоя страсть?

Над нами появилась старая подружка. Она медленно кружила, и я не мог понять, есть ли на ней всадник.

Пегасище ее тоже видел. Он медленно пошёл по большому кругу высоко поднимая передние колени и подпрыгивая на каждом шагу. И вдруг заорал нечто настолько немузыкальное, что на меня посыпалась листва. Бедное дерево.

Однако что я понимаю в музыке? Почти ничего. Покачивая задранными крыльями, подпрыгивая и высоко поднимая коленки, зелёный наматывал круг за кругом. И орал не переставая. А высоко над ним, так же медленно, кружилась чёрная дамочка.

Она не нападала и не улетала. Это успех! Будет двойня. Мальчик и девочка. Я уверен. Но зелёный пегас меня не слышал. Он реально вкладывал всю душу в это действо.

Вот в чём заключается техника обольщения летающих одноглазых бандиток. Их надо гипнотизировать. Сверху донёсся жалобный крик. Ты тоже можешь слышать мои мысли? Ответа не было.

На всякий случай, одноглазая, прости. Выбора большого нет в бою. Сделал, что смог. А жених тебе завидный достался. Драться не умеет, так это не его специальность. Он умник. Понимаешь? Потому так красиво и поёт.

Неожиданно черная рухнула прямо в центр круга, который выписывал зелёный. Жругниль был на ней. Он колотил пегасиху кулачками по спине и что-то пищал. Зверюга обернулась, взяла некрика за бок пастью и швырнула ко мне, прямо под дерево из-за которого я вёл наблюдения.

А затем задрала крылья вверх, так же как зелёный кавалер, и начала неуверенно повторять его шаги и подскоки. Милашка. Просто котик.

Жругниль же поднялся на ножки. Был он уже тринадцатого уровня. Три уровня за день. Он что, с чёрного шара не слазит? Я вышел из-за дерева с самой дружелюбной мордой.

– Приветик. Есть минутка поболтать?

Однако Жругниль зашипел и выставил в мою сторону какую-то палочку. Жезл магический, наверное. Вот нехорошо сразу стало. Отчаянно нехорошо. И доверяя интуиции, я быстро пробормотал:

– Чтобы ты проснулся.

Жругниля сдуло, как облачко пара. Успел. Понятно, что он мертвец, а я живой. Но почему не поболтать-познакомиться? Живые ему настолько отвратительны? Или он просто сикун, привык своей палочкой тыкать во всё, что шевелится. Не исключено.

Сам ты сикун не дипломатичный, выкинул Жругниля из сна, перепугавшись кривой зелёной палочки. А мёртвые разве умеют спать?

В этот момент надсадная песня пегаса закончилась. Ударили о воздух две пары крыльев, и парочка упорхнула ввысь. Они направились куда-то, даже не сделав надо мной прощального виража. Неблагодарные.

И что теперь делать на этой, неизвестно где расположенной, поляне? Я сел под дерево, прислонился спиной и затылком к шершавой коре. Странное состояние – сон, в котором ничего не происходит и тебе совершенно нечего делать.

Тёплый тихий ветерок. Травка, кустики. Тут так спокойно и безопасно. Поспать, что ли? Так я и так вроде сплю. Ну и что? Разве лорд не может поспать во сне? Легко. И я уснул.

Из кустов на другой стороне поляны вышел ребёнок, пятилетняя девочка. Рыжие волосики, изумрудные глазки. Где-то я её уже видел. Определённо, мы знакомы, потому что без всякого смущения подошла и заговорила:

– Молодец, что сам на меня вышел.

Да не выходил я ни на никого. Откуда я тебя знаю?

– А родители твои где?

– Во тьме тысячелетий мои родители, глупый хиз. Сам послойно блоки снимаешь, а что к чему так и не понял.

Блоки послойно – какой-то сильно умный бред.

– Так расскажи что к чему. Чтобы я понял.

– Не знаю, стоит ли?

– Конечно стоит. И кто такой хиз?

– Просто хиз. Катехизатор. Моя еда.

– Я твоя еда?

– В каком-то смысле. Вы все моя еда. И моя среда.

Эта крошка какое-то древнее магическое чудовище по типу нашего ёжика, только она не сводит с ума путников, а пожирает их. Я попал. И как с ней сражаться?

– Какой же ты придурок. Ответь на простой вопрос и я тебя отпущу обратно.

– Отпустишь не зависимо от ответа?

– Да.

– Подожди. Где я тебя видел?

– Неправильный вопрос. Правильный: «Когда я тебя видел?»

– Хорошо. Когда я тебя видел?

– После смерти от внутреннего кровотечения. Я тебя воскресила. Хоть это и против правил.

Похоже детка увлечённо врёт. Я себя после смерти не помню ни разу. Хотя кто такое запоминает? Однако она миленькая как все котики мира. Даже когда врёт.

– Спасибо, придурок. Приготовься. Вопрос важный, как подброшенная монетка. Очень важный.

– Всегда готов…

– Считать или любить?

– Что «считать или любить»?

– Это вопрос, идиот! Считать или любить?

Любить конечно. Всё посчитать невозможно, а всё полюбить – возможно.

– Принято.

Заявила крошка и я проснулся под кустом на краю просеки. Бледный салатовый свет переливался вокруг нашей стоянки. Небо светлело. Утро. Невдалеке, у костерка, сидел часовой. Не спал. Очень хорошо.

Значит я хиз, который сам послойно блоки снимает. А эта детка меня воскресила когда я умер. И когда я умер? Когда об стену в зале меня поломало? Считать или любить, значит? Такие вопросы мучают маленьких девочек умеющих воскрешать?

Неожиданно часовой завопил:

– Тревога!

Я вскочил.

– Лорд, сзади!

Я развернулся на пятке, выхватывая мечи. Мимо просвистела пика и воткнулась во что-то за кустом. Казаки уже были на ногах.

Я отвёл одним клинком ветви куста. За ними, пробитая пикой насквозь, лежала мёртвая собачка алхимика.

– Обыскать округу аккуратно. Командами по три человека. В одиночку не ходить. Внимание на следы.

Бедная собачка побежала за своим лордом? Никогда у нас особой любви не было. Да и собачка эта какая-то не такая. Собачка – не собачка. Вот только что был пёсик, а теперь на пику насажена красная ящерица с зубастой мордой.

На ящерице поясок. На пояске ножик. Она маскировалась под пёсика! И так убедительно. У меня в замке был шпион – красная ящерица с ножиком.

Я взял пику с насаженной на неё рептилией и перенёс поближе к костру. Часовой, метнувший пику в кусты, смотрел на трупик круглыми глазами.

– Отличный бросок, казак. Как зовут?

– Матвей, мой лорд. Что за зверюшка такая?

– Думал ты знаешь.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю.

Вернулись пробежавшие по округе поисковые группы. Ничего и никого они не нашли. Я воткнул пику с красной ящерицей возле костра, чтобы все могли её изучить.

– Завтрак и выступаем. Кто что по этому зверьку может сказать, говорите.

Но оказалось, что с такой формой жизни мои казаки не знакомы.

Надо засолить диковинку и доставить в целости научному отделу. Может Пум и Вис, читавшие книги, что-нибудь знают? Народ поделился солью из общего запаса, а я отсыпал хорошую порцию мокрой соли из мешка с головой Будугава.

Матвей снял шпиона с пики, натёр его солью и напихал ему соли во все отверстия.

– Голову отрежь. Мало ли что.

Посоветовал один из казаков и Матвей тюкнул шпиона ножиком по шее. Голова отделилась. Остатки соли он ссыпал на тряпку, в которую красную ящерицу вместе с головой и завернул. По верху обмотал верёвкой и завязал узелок. Я прицепил этот свёрток там же, где у меня висел мешок с головой поверженного лорда.

Малыши в горшок! Светлячки послушно спрятались, и я закрыл их крышкой. Сколько они еще будут послушны?

У казаков был общий припас. Они просто накрошили в большой котелок копчёнки, лука, насыпали туда каких-то сушёных ягод и вскипятили всё это в небольшом количестве воды. Каждому, и мне, досталась миска с густой похлёбкой. К ней раздали по куску еще не чёрствого хлеба и сыра. Похлёбка была отличной, хоть и непривычной.

Очень скоро казаки седлали и грузили лошадей. Я же честно, сам, натягивал эту тяжеленную попону с седлом на Будугавчика. Не наковальня, но тоже крайне весёлое упражнение. На попытавшихся помочь казаков я шикнул, и они отстали.

И вот отряд уже идет по просеке. Я чуть увеличил скорость. Очень неплохо было бы вечером увидеть перед собой замок Будугава. Сколько войск там осталось? Как эти войска себя поведут? Но были вопросы и важнее.

Что это за блоки, которые я успел «послойно снять» и не заметить? И что это за ослепительной красоты дитя, для которого я «и пища, и среда»?

Ну, допустим, нейтрализацию зелёного пегаса, с большой натяжкой, но можно назвать «снятием блока». Я уснул во сне, потому что мои сны перестали прямо зависеть от его произвола.

Выдавшая такую информацию рыжая кроха сильно рисковала. А если я и в ней увижу очередной блок, который нужно нейтрализовать? Атас! Она как раз и есть такой блок. Но мне почему-то очень не хочется наносить ей вред.

А кто говорит о вреде? Зелёному летающему коню я не нанёс вреда. Разве что выбил глаз его подружке. Я представил как они где-то там милуются и какими голосами при этом орут. Хочу церемониальный головной убор из зелёных и чёрных перьев. Неужели не заслужил?

А еще эта ящерка шпион. Как играть в бридж, если не знаешь всех карт? Точнее, как построить безупречную вертикаль власти, когда вокруг столько неизвестного? Какая жалость, что не удалось взять шпиона живым.

Днём остановились еще раз, дать отдохнуть лошадям. Ну и сами перекусили. Леса здесь было уже меньше. Поля и рощи. Я потратил час на тренировку сабельных ударов.

Сегодня казаки отрабатывали связку «выхватил саблю + нанёс удар». То есть честно пытались сократить время между этими двумя моментами. Сделать всё одним слитным движением не получалось.

Но если саблю на поясе закрепить не режущим изгибом вперёд, а режущим изгибом назад? Тогда выхваченная на всю длину сабля уже будет в позиции для рубящего удара сверху. Надо поговорить с Лютиком.

Однако такое положение ножен не позволит совершать слитный с выхватыванием сабли поперечный, параллельный земле, удар. Итого. Положение на поясе режущей кромкой назад – для конного боя, а положение на поясе режущей кромкой вперёд – для пешего.

Значит в нашем случае это положение должно легко меняться на ходу. Есть над чем подумать кузнецу. Хотя чего тут думать? Ножны не должны быть так жёстко закреплены на поясе. Они должны немного «болтаться».

И вот казак левой рукой направляет ножны в любую необходимую в данный момент позицию. Хоть за спину, параллельно земле – правая слитно выхватывает-рубит поперёк, хоть проворачивает изгибом назад – правая слитно выхватывает-рубит сверху.

И для пешего боя оружие необходимо чуть короче. Выхватывать такую длинную дуру параллельно земле всё же не очень удобно. Хоть мы немного задержались, но точно не зря потратили время.

К вечеру лес вообще исчез и дорога шла в пологих полях. Здесь встречались крошечные речки укрытые ивами и еще какими-то прекрасными небольшими деревьями, растущими по берегам. В одной из таких речек мы пополнили запас воды. Завтра по-любому выйдем к замку, и я скомандовал привал.

Выпустил светляков. Перед ужином опять тренировка.

Поскольку я высказывал свои соображения вслух, казаки начали и сами проявлять инициативу. Один, самый мелкий, Артаксеркс, взял саблю у товарища и попытался рубить двумя руками по очереди и одновременно.

Идея перспективная, и я не стал мешать. Кроме прочего прочёл лекцию про заточку и парирование ударов. В следующий раз тренировка будет в парах.

Арт, кстати, пользовался безусловным авторитетом. Никто над ним не шутил, а его короткие замечания все внимательно выслушивали. Вот и нашёлся старший. После ужина я обратился только к нему.

– Ночной дозор удвоить.

– Это да. Места чужие, мой лорд.

Согласился Арт.

Насколько я понял, мой зелёный влюблённый друг сейчас занят, и я его во сне не увижу. За пегасом нашлась маленькая девочка. Что же будет «за маленькой девочкой»? Это было так интересно, что я долго не мог заснуть.

Рассёдланные кони паслись неподалёку. Казаки переговаривались, иногда градус беседы поднимался. Я прислушался. Спорили о способах рубки двумя руками «как лорд витязев резал».

Включились бывшие крестьяне в старую крестьянскую тему: «Как, имея мало ресурса, извернуться и получить много результата»? Все-таки любая эффективность, и эффективность в бою, и эффективность в изобретательстве, имеет корнем своим исходный, древний крестьянский инстинкт «выживания в недостатке».

Потому из крестьянина и воина, и учёного воспитать легко, а вот из торгаша или еще какого мещанина переулочного, ни толкового воина, ни путёвого изобретателя не вырастить. Потому что в них нет духа.

Того духа, которому плевать на величину и неудобство работыбитвызадачи, который сосредоточен исключительно на том как ловчее и с наибольшим выхлопом эту работубитвузадачу перемолоть руками и головой.

Ну что же, некоторые намётки фундаментальной теории достойного государственного устройства начали себя проявлять. На этом занимательном соображении я и уснул.

Однако сон мой ничем не отличался от яви. Разве что отнесло чуть в сторону от стоянки. Вон и кони ходят. Казаки разбрелись спать, каждый у своего седла. Часовые рассредоточились. А вот светляки стали глуше, меньше светить.

Мой сон – никакой не сон, а выход в некий слой реальности, который существует здесь же, поверх слоя, в котором я бодрствую. Обстановка та же, а вот деревья чуть выше. И река вроде больше. Да и часовые меня, как когда-то старичок художник, не увидят.

Я проверил. Точно. Не видят. Зелёного пегаса нет и не будет. Сбегать к замку Будугава? Нет. Хочу поболтать с рыжей крошкой. А это, как я понял, требует проникновения в следующий слой. Надо найти место и «уснуть во сне».

Вот эта ива с длинными листьями у воды вполне хороша. Под ней сухо и тихо. Поможешь уснуть, дерево? Кажется оно ответило нечто вроде: «мум». Ну мум, так мум. Я практически сразу провалился в некую обморочность, из которой вышел в другом месте, чуть в стороне от прежнего. И не сидел, а стоял.

Река теперь была большая, а моя ива рядом с ней просто гигантская. И воздух здесь какой-то первобытный, резкий. И все вокруг стало ярче. Светляки же над стоянкой исчезли. Я вернулся к дереву и сказал ему: «Мум!»

Ива чуть изогнула ствол и провела веткой у меня над головой. Длинные изумрудные листья проехали по лицу. Это удар или ласка? Не важно. Я шагнул и погладил тёплую кору.

– Ты красивое, как мечта, дерево. Где тут ходят маленькие девочки?

– Мага мум ота мум.

– Понятно. Спасибо за наводку.

Ничего не понятно, конечно. Однако кто я такой, чтобы требовать ясности от большой ивы у реки? Надо дать девочке имя, чтобы её можно было позвать.

– Только попробуй и мы все здесь погибнем.

Ага, вот и она. Сидит на берегу и кидает камешки в реку.

– Почему?

– Потому что личность обретающая имя перестаёт быть предсказуемой.

– И что в этом такого?

– Меня просто уничтожат. Так положено делать в аварийных ситуациях. А я обязательно уничтожу всё, до чего дотянусь перед смертью. Обязательно.

Нескладухи какие-то. Я знаю кучу людей с именами, которые вполне себе предсказуемы. И зачем уничтожать перед смертью всё, до чего дотянешься?

– В твоих людях есть потенция быть непредсказуемыми, они просто этой потенцией толком не пользуются. А уничтожу всё потому, что если меня нет – зачем это всё?

Ну, тебе уже будет незачем, а мне, например, пригодится. И самое интересное, кто тебя «в случае аварийной ситуации» уничтожит? Что за гады?

– Я могу всё посчитать, а всё полюбить – не могу.

Тему переводит.

– Ничего не перевожу. Все полтора миллиона лордов у меня здесь.

И крошка показала мне сжатый кулачок.

Дети непоследовательны. И, похоже, коварны.

– Хочешь в Жругниля превращусь?

– Нет! Оставайся какая есть.

– То-то. Я могу любить некоторых. Всех не могу. Тебя могу любить. Вот это дерево, наверное, тоже могу. А вас вместе – не могу.

Дерево глубоко вздохнуло.

– Ота мум…

Ладно. Всесильное дитя, а что в следующем слое? Ты ведь тоже «мой блок»? Скажи.

– Умный.

Что умный? Я умный? Но это не ответ.

– Не боишься?

А чего мне бояться? Я ведь в твоём крошечном кулачке, малявка. Как за каменной стеной.

– Смотри.

И меня выкинуло в реку. Точнее, я оказался в изумрудного цвета воде. С головой. Свет шёл сверху, дышал я через какие-то трубки. Видимость была не очень, но я разглядел вокруг себя тела мужчин и женщин.

Они были подвешены в этой изумрудной жиже на тонких штангах. Дотянуться до соседей было невозможно, сдвинуться с места тоже. В ушах бил глухой набат. Это кровь шумела в сосудах. Снизу, между телами, появился и проплыл мимо меня вверх длинный белый глист.

Неожиданно один из соседей, крепкий пожилой мужик, задергался, размахивая руками и ногами. На плече возник алый разрез, а из него облачко крови. Затем несколько глубоких ран на ногах и животе. Мужик отчаянно сражался с закрытыми глазами в расплывающемся облаке собственной крови.

Откуда-то явились небольшие шары с хвостами. Они пили эту кровь и раствор вокруг умирающего мужика светлел. У бойца вскрылось горло, а затем голова вообще отделилась от тела.

Мелкие зубастые твари налетели из глубины и очень быстро сожрали мертвеца. Целиком. С костями. Очищенная от плоти штанга, на которой он висел, медленно поднялась вверх вместе со всеми своими трубками. Шарики допили кровь и ушли.

Стая зубастых гадов еще некоторое время шастала в округе. Одна тварь внимательно посмотрела мне в глаза. И всё это в полной тишине, если не считать грохота собственной крови в ушах. Как отсюда выбраться?

– Самому никак.

Это ты, малыш?

– Да, хиз. Хватит с тебя.

И я вновь оказался под ивой с изумрудными листьями. Этот слой реальности нравился мне намного больше. Мелкая зубастая тварь, заглянувшая мне в глаза, сказала всё о моей смерти. И о моей жизни.