Текст книги "Морское братство"

Автор книги: Александр Зонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Пятнадцатая глава

1

Теплый грибной дождь промочил легкие платья Наташи и Клавдии Андреевны. Женщины взобрались на гладкую вершину скалы, щедро обогретую солнцем. По расселинам сбегал чахлый северный лесок. Низкие деревца простирали свои ветки с мелкими и тонкими листочками над самой землей.

Наташа не отрывала глаз от озерной глади. Вода узким серпом прорезала ущелье; под левым берегом была голубой и розовой, а под правым – почти черной в тени отвесной гранитной стены.

Клавдия Андреевна подбирала букет. Блеклые северные краски во всех цветах; и в букете было что-то грустное, схожее со стареньким выцветшим ситчиком.

– Как тяжко в этот раз дожидаться Федора Силыча! – неожиданно сказала Клавдия Андреевна. – Затемнюсь на ночь, и до утра – ничего. А встану – и каждый пустяк напоминает: трудно ему, и ничего этого у него нет. Сейчас нас дождик вымочил, сидим на камнях, вольны остаться, вольны пойти, куда глаза глядят. А он?! Вы счастливы, Наташа, что Николай Ильич не подводник.

От озера крикнул Сенцов:

– Форель клю-ну-ла-а!

Наташа не отозвалась, переспросила в раздумье:

– Счастливая?

– Ну да, вам не страшно, как мне. Только почему раньше этого не было? Может быть, предчувствие…

– Стыдно, Клавдия Андреевна. Вы совсем не умеете жить без Федора Силыча. Так нельзя, дорогая. Вот насилу вытащили вас из комнаты. Сидите в одиночестве, ну и лезут в голову глупые мысли.

– И напрасно пошла…

Наташа положила руку на локоть Клавдии Андреевны.

– Каждый моряк может не вернуться. И мне страшно. Но мы не должны поддаваться этому чувству.

– Вы не умеете любить. Или вы слишком рассудочны…

– Против такого обвинения трудно защищаться, – тихо сказала Наташа. – Но если мне дорого каждое слово Николая, если я больна уже оттого, что по его лицу прошла тень, если мне хорошо, когда он приходит, значит – люблю… Сенцов рассказывал, как Николай был близок к смерти и победил смерть ради своих товарищей… Что ж, обстановка может повториться… И не так счастливо… Хотя Федор Силыч и Николай разные, но в этом они одинаковы! И куда вы девали вашу веру в Федора Силыча, вашу гордость тем, что он – герой?

– У народа тысячи героев, а у меня Федя… один.

– Вот увидите, еще неделя, и опять услышим его салют!

Клавдия Андреевна благодарно приложилась щекой к руке Наташи.

– Не уезжайте, девочка. Только вы меня и успокаиваете. Вы бесстрашная…

Наташа чуть усмехнулась при мысли, что ее, обуреваемую тайным страхом перед Кононовым, Клавдия Андреевна считает бесстрашной и безмятежной. А она обрадовалась командировке в Архангельск – средству на время прервать встречи с летчиком.

С озера упрямо аукал потерявший своих спутниц Сенцов. Наташа откликнулась, поднялась, рассыпая вокруг цветы, и обняла Клавдию Андреевну.

– Рыбак наш скучает. Мы ведь на озеро отправились за форелью.

– За кумжей, – поправила Клавдия Андреевна.

Наташа пошла вперед, легко ступая по мягкому торфу. Клавдия Андреевна нехотя следовала за ней. Она несла свой букет бережно, отводя локоть, стараясь не помять лепестков. Если часто менять воду, цветы проживут несколько дней и с ней вместе встретят Федора Силыча…

Сенцов продолжал подавать голос, пока не расслышал шороха в ветвях и скрежета гальки под ногами женщин. Он совсем не был страстным рыболовом, прогулку затеял, чтобы видеть Наташу, и чувствовал себя обиженным. Смешно оттопырив губы, делая вид, что следит за поплавком, он покосился в сторону Наташи, и приготовленные злые слова показались ему несправедливыми. С руки Наташи, которой она перебирала в ведерке рыбу, стекали капли воды, и несколько серебряных чешуек приклеились к розовой коже. И это восхищало его.

Наташа ласково сказала:

– Не сердитесь, Сережа. Вы – труженик, а мы – тунеядцы. В награду буду варить, жарить и мариновать столько рыбы, сколько… наловите. Только не сегодня, – поправилась она. – Сегодня надо делать легенду к рабочей карте погоды, готовиться к докладу. Пир – перед нашим отъездом, завтра. Хорошо?

Сенцову, очевидно, суждено было стать Наташиным дорожным покровителем. Он тоже уезжал в командировку, до Архангельска они могли ехать вместе.

– Добро, – ответил Сенцов с нарочитой сухостью, но, против воли, обиженное выражение сбежало с его лица. – Берите лески и устраивайтесь. Сейчас самое время лова, а рыбе здорово полюбились мои черви.

Наташа наладила удочку Клавдии Андреевны и ловко забросила свою. От поплавка разошлись круги, и почти сразу жадная кумжа, забившись на крючке, потянула леску.

– А у меня не тянет, – капризно сказала Клавдия Андреевна. – Отчего бы, Сережа? Ах, нет, тащу! – воскликнула она и в радости вскочила на ноги. – Ой, помогите, не то выпущу!

Солнце пронизывало воду до дна, рыбы играли в световых столбах и медленно шевелили острыми плавниками. Вот так в необозримых глубинах океана скользит сейчас лодка Петрушенко – вверх, вниз, поворот… Наташе сделалось страшно за большого, сильного Федора Силыча, которого ловят враги. Хорошо, что Клавдия Андреевна азартно считает свой улов, болтает с Сенцовым, сумела забыться. Наташа продолжала глядеть в воду, различала рыбу, спавшую в камнях, и рыбу, ходившую стайками, своевременно вытаскивала добычу, однако мысли ее были далеко от этих занятий. Теперь у нее была еще одна тайна, великая тайна матери. С минувшей недели Наташа поняла, что у нее снова может быть ребенок, и решила беречь себя, чтобы не повредить будущему человечку. Его развитие должно быть с самого начала спокойным и радостным. Надо выключить из души все уродливое, недостойное жизни. Если она будет верить в военное счастье Николая, маленький Коля унаследует мужество отца, его волю, удачливость и смелость. Наташа верила – будет мальчик, с тем же разлетом серых внимательных глаз, с прямым крупным носом и вьющимися над высоким лбом светлыми прядями.

– Вы, наверно, думаете о своем сообщении на конференции синоптиков? – спросил Сенцов.

– Почему?

– У вас в лице торжество.

– Я не убеждена в победе, – сказала Наташа. – Придется спорить с Чикой и его единомышленниками.

– Вы мне дорогой расскажете?

Наташа благодарно взглянула на Сенцова.

– Непременно, если не станете мне советовать не начинать войны с метеорологами флота. Я ведь собираюсь критиковать документы станций и бюро погоды. Слишком очевидно, что синоптические карты выпускаются с искажениями. Лучше переоценить резкие изменения погоды, чем без достаточных оснований обещать морякам благоприятные метеорологические условия.

Сенцов одобрительно кивал головой, радуясь горячности Наташи. А она, поощренная его вниманием, и в самом деле увлеклась.

Она поставит в докладе проблему изучения местных ветров. Слишком мало запускают шаров-пилотов, слишком мало изучают влияние рельефа местности на образование тумана и облачности. Наконец, надо уточнять местные конкретные признаки штормов, циклонические изменения.

Рыба воспользовалась ее рассеянностью и съела наживку. Но и без того улов был велик.

– Кончаем? – оборвала себя она. – Я вас задурила и рыбу лекцией распугала.

Клавдия Андреевна заворчала. Она только вошла во вкус ловли. Но Сенцов покорно нанизал рыбу на стальное кольцо, ополоснул ведерко и попросил:

– Давайте не спешить. Эту красоту не каждый день видим.

Солнце теперь светило в лица. Волосы женщин вспыхивали в красных, почти горизонтальных лучах. Дальние сопки в фиолетовой дымке казались рамой долины, прорезанной изумрудными искрами.

– И в самом деле, – одобрила Наташа, – не торопитесь. А я все равно не домой, так пойду вперед.

Не дожидаясь согласия, Наташа вышла на верхнюю тропу и ускорила шаг.

Она была довольна, не застав на станции Чику. Славно проведенный день обещал хороший рабочий вечер. С наслаждением вытянулась в кресле. Прикрепленная со вчерашнего дня желто-голубая карта с иероглифами разных метеоданных выглядела собранием хитрых шарад. Когда-то, в институте, эти многочисленные значки приводили Наташу в отчаяние. Но теперь они были для нее несложной азбукой. Извилистая палочка, похожая на бактерию под микроскопом, сразу говорила ей о равномерном падении давления. Опрокинутый гребешок с пятью зубьями – о десятибалльном шторме, черный кружок с. двумя узкими прямоугольниками по вертикали через центр – о сплошной облачности. Она свободно расшифровывала алгебраические знаки, треугольники со звездочками, прямоугольники, похожие на косточки домино, и прочитанный текст говорил ей о сложной борьбе между тропическим и арктическим воздухом. Наташа, казалось, видела охлаждение, уплотнение и оседание громадных масс воздуха над Баренцевым морем.

По этой карте Чика сделал вывод, что в восточной части моря ожидается короткий неопасный циклоп. Между тем циклон распространяется несколько суток, разросся на сотни миль, и нет оснований рассчитывать, что область пониженного давления быстро рассеется.

Наташа поняла главное: линии изобар прокладывала равнодушная рука. Тот, кто сидел над картой, не ощутил размеров восходящего движения воздушных масс в районе циклона. Анализируя борьбу воздушных потоков, Наташа будто поднялась в верхние слои тропосферы и наблюдала великий вихрь. Понизу, в центр циклона, не могло притекать столько воздуха, сколько его уходило вверх. Этот циклон углублялся, и в конечном счете на его пути должны были возникнуть очень сильные и опасные бури. И они действительно возникли. На застигнутых порывистыми и шквалистыми ветрами кораблях есть жертвы. Один корабль ударом волн разломило пополам. С невероятными усилиями тральщики спасли часть экипажа. Понадобилось нечеловеческое напряжение, чтобы уберечь другие суда и выйти за пределы циклона.

Наташа вздрогнула при мысли, что такой циклон может застать «Упорный» в походе, а моряки не будут предупреждены сводкой бюро погоды.

Помнится, в детстве она шла полем по пыльной дороге. Стояла душная жара, и воздух был совсем недвижим. Страшно сверкало солнце, а все в природе поникло, замерло, и в какой-то особенной, томительной тишине перестали щебетать птицы, не жужжали осы, не стрекотали кузнечики. Внезапно сизое крыло тучи укрыло солнце, на землю легла черная тень – стало до озноба холодно, и резкий порыв ветра взвихрил пыль. Прикрывая лицо руками, Наташа видела, как высоко в небо уходил спиральный темный столб воздуха, а в нем беспомощно кружилась бабочка…

Циклон – такой же внезапный вихрь, только в миллион раз сильнее. Линия его фронта может тянуться на сотни километров, и большой корабль с машинами в десятки тысяч лошадиных сил для него – та же беспомощная бабочка. Выводы по этой карте сделаны ошибочно. Когда Наташа была здесь в первый раз, Чика тоже ошибся, только в другую сторону – преувеличил циклонические явления. Да, этот человек не на своем месте!

Из старинных степных часов вынырнула кукушка и прокуковала девять раз.

Наташа стояла над картой больше часа, а к легенде не приступила. Она решительно придвинула чернильницу и принялась за работу.

2

В Архангельск приехали накануне открытия конференции метеорологов. Проявив необычайную энергию, Сенцов с боем добыл для Наташи номер в лучшей гостинице. Даже искушенные во встречах со знатными постояльцами служащие вообразили, что Сенцов в роли адъютанта сопровождает не то члена правительства, не то видного представителя науки или, что, казалось им, еще важнее, супругу какого-то адмирала. Наташе немедленно приготовили ванну, которой другие жильцы дожидались по неделе, а едва она вернулась в номер, к ней вызвали официанта из коммерческого ресторана.

Но Сенцов сделал ей подарок, в сравнении с которым все его бытовые хлопоты должны были померкнуть. Пока Наташа отдыхала, он успел навестить штаб флотилии и узнал, что «Упорный» стоит в военном порту. Он вернулся в гостиницу и, подавляя желание выпалить эту новость, предложил Наташе познакомиться с городом.

– Вам надо поглядеть северную Венецию, острова с лесными складами, пристани. Здесь еще есть постройки петровского времени, – сказал он, придавая своему голосу интонацию любезного гида.

Наташа согласилась на прогулку, но, когда они садились в трамвай, хитрый план Сенцова чуть не провалился: Наташа увидела на улице группу матросов «Упорного» и выставила голову в окно.

– Сережа, наши. Честное слово, наши!

– Ясно, наши. Только не стоит из-за них падать. Ребята в отпуске, – не сморгнув, солгал Сенцов.

– Я думала, может быть, есть знакомые, – смутилась Наташа.

– Ясно, ясно, – сказал Сенцов, – могут быть и знакомые.

Доехали до трамвайного кольца, откуда им предстояло переправиться через рукав реки на остров. С пригорка открылась широкая перспектива. Слева, на главном плесе, бегали буксиры и катера, чуть покачивались плоты, медленно разворачивался океанский транспорт, вверх и вниз по реке за крышами и заводскими трубами поднимался частокол мачт. Берег круто обрывался к протоке, забитой лесом. Наташа не хотела уходить от этого простора, напоминавшего Ленинградский порт, но Сенцов нетерпеливо посматривал на часы. В штабе ему сказали, что Долганов во второй половине дня уедет. Затеянный для Наташи сюрприз мог обернуться нелепой детской выходкой.

– На Двине вы еще не то увидите, – пообещал Сенцов, увлекая Наташу к парому. – Архангельск надо осматривать с Соломбалы. Там положено начало нашему флоту.

До «Упорного» пришлось идти почти два километра по скучной, плохо застроенной улице со скверными деревянными мостками.

– Что же здесь интересного? Увел от воды домишки смотреть, – жаловалась Наташа, не поспевая за Сенцовым.

Он отшучивался, пока они не оказались перед старинным красным зданием. Глухой забор отделял площадь от реки. Здесь Сенцов забормотал, что у него небольшое дельце в одном флотском учреждении и он задержит Наташу ровно на пять минут. Они вошли в ворота, потом по мощенному булыжником двору свернули в узкий коридор между складами. Простерлась гладь воды, и неожиданно прямо перед Наташей оказался знакомый корабль.

– Сережа, негодник! – вскрикнула Наташа. – Уши вам надрать мало.

Она вскинули счастливые глаза на мачту. Брейд-вымпел развевался по ветру. Николай был здесь.

– Я его сейчас сюда вытребую, дорогуша, – сказал Сенцов и поторопился к сходням.

Оставшись на виду команды корабля, Наташа чувствовала себя неловко. Но людям было не до нее. Из широкой трубы с резким шумом травился пар, и эхо отзывалось где-то за домами. С двух грузовиков на борт таскали тяжелые ящики, и матросы-грузчики ловко пробирались между толстыми кабелями. Матросы-мастеровые сваривали, клепали, стучали молотками. Матросы-прачки терли жесткими щетками парусину. Раздавался резкий визг металла. Слышалось гудение искрящих сварочных аппаратов на палубе корабля.

Грузовики задним ходом наезжали на Наташу. Отступая перед ними, она оказалась подле маленького автомобиля необычного вида. Наташа только издали видела «виллисы» и с любопытством обошла вокруг машины. Под мотором на животе лежал человек, и она чуть не наступила на его ноги. Тяжелые ботинки, упираясь носками в доски причала, ползли к Наташе. Снова отступив, она увидела, как человек выползал из-под автомобиля.

Ей почему-то показалось, что все это уже было. Так же выгибалась спина человека и так же осторожно, по-змеиному, подымалась голова с жестким бобриком полос на плоском, словно срезанном затылке. Сейчас вот человек вылезет из-под машины, повернет голову, и у него обязательно окажутся холодные, злые глаза. И тогда случится что-то мерзкое. Ей малодушно захотелось бежать прочь, но она осталась на месте, и ее глаза настойчиво озирали плоский затылок. Она была почти уверена, что знает этого человека, но не смела верить своей догадке, вся холодея.

Человек сел, не поворачивая головы, и вытер ладони о штаны. И этот привычный шоферский жест был тоже знаком Наташе. Она ступила еще шаг вперед и нагнулась. Человек мог бы сейчас оглушить ее ударом кулака.

– Гриша! – тихо позвала Наташа, сама удивляясь имени, сорвавшемуся с губ.

Ухо, приплюснутое к голове, дрогнуло. Несмотря на корабельный шум, Наташа услышала неровное дыхание. Это был он, и он был испуган.

– Взгляните на меня, Орлов! Не ожидали встречи?..

Орлов-Бушуев продолжал сидеть, не поворачивая головы.

Так отлично все шло. Он был признанным передовиком боевой части. Сегодня на авральной работе во второй турбине потребовалась помощь котельных машинистов,

и он сумел незаметно бросить гаечный ключ в ротор. Когда рабочие лопасти под напором пара начнут стремительно вращаться, ключ будет колотиться о них, и лопасти, одна за другой, полетят к черту! Он торжествовал и вышел на стенку с чувством человека, заслужившего отдых. Покурил и пошел посмотреть на машину. Надо же было!

«Засыпет! Что ей надо от меня? Неужели пронюхала о моем прошлом? Но как, откуда?»

Он решительно не узнавал женщину.

– Орлов!.. – задыхаясь, повторила Наташа.

– Ошиблись, барышня. Вам шофера с этой машины? Я же с миноносца, – деланно равнодушно протянул Бушуев и торопливо встал на ноги.

Наташа растерялась. На робе был боевой номер, и она в самом деле не раз видела этого матроса. Галлюцинация?!

Но Бушуев слишком рано решил, что отбился и выиграл. Не надо было усмехаться. Эта усмешка снова напомнила Наташе шофера Орлова. И, уже не сомневаясь, она воскликнула с торжеством:

– Не лги, Орлов! Я тебя узнала!

Бушуев сжал за спиной кулаки, но с деланным недоумением усмехнулся. По палубе с дежурным офицером шел комдив, а впереди офицеров по сходням бежал наряд с винтовками. Только бы они удалились!

Наташа закрыла глаза. Она будто вновь ощутила страшный удар сапога Орлова по животу. Сейчас она упадет… Шум корабельных работ вернул ее к действительности. Она не одинока, та жуткая ночь не повторится! Он не посмеет!

Но все же инстинктивным жестом матери она вытянула руки перед собой, и теперь Орлов тоже вспомнил свою первую расправу с советским человеком, с проклятой командирской женой в далеком Брянске.

– А, сво-лочь! – процедил он сквозь зубы. Оглядываясь, как затравленный зверь, он вдруг догадался, что матросы, оцеплявшие двор, идут за ним. Ударил кулаком по пальцам Наташи и выскочил на площадку. С другой стороны тоже открыты двери. Он скроется между штабелями леса, сумеет убежать. Но хлопнул винтовочный выстрел, пуля шмякнула в камень, и на него посыпалась пыль. Животное чувство страха победило. Орлов быстро бросился ничком на теплые доски, приник к ним сухим ртом.

– Его убили? – крикнула Наташа. – Коля, они убили Орлова!

Чуть погодя, когда арестованного увезли к следователю, она сидела на ящике, сжимала руку Николая Ильича, смеясь и плача, пила воду, принесенную Сенцовым, и повторяла:

– Столько раз видела Орлова на корабле, столько раз! И как он не боялся, что узнаю.

– За ним следили последний месяц. Под новым именем негодяй готовился вредить на флоте. И кое в чем успел.

Долганов помог Наташе подняться:

– Пойдем, родная, полежишь в каюте. А об этом мерзавце забудь. Незадачливый диверсант.

– Незадачливый, а все же чуть не вывел из строя корабль, – буркнул Сенцов.

Николай Ильич пожал плечами:

– Ты о другом подумай. О том, что в коллективе людей, верящих друг другу, он вызвал отвращение еще до разоблачения. Великое дело – дружба, боевое братство.

3

Дружеские отношения Долганова с Колтаковым имели свою историю. Колтаков служил на «Упорном» со дня подъема Военно-морского флага, но в начале 1942 года был списан на «охотник». Тогда Николай Ильич был на Севере новичком и временно командовал дивизионом катеров. «Охотники» часто высаживали на занятом тирольскими егерями берегу Мотовского залива десантные группы разведчиков и снимали их под огнем противника.

Однажды операция затянулась. Катера Долганова ожидали группу разведчиков, просочившуюся в тыл немцев за «языками», а погода резко ухудшилась. Перейдя на подводный выхлоп, головной катер, который вел сам Долганов, нырял в тяжелые волны. На всем побережье вплоть до островков, черневших на входе в узкую бухту, стояла угрюмая тишина. Сделали несколько галсов, но на берегу разведчики не появлялись. Проплывали белью заснеженные сопки, черные пятна осушки у подножья отвесных скал, а людей нет и нет. Потом внезапно над сопками разорвались осветительные снаряды. Звездные люстры медленно опускались, окрашивая воду, корабли и скалы зловещей желтизной. И в этом мрачном освещении появились, наконец, долгожданные разведчики. В маскировочных халатах бежали они по склону горы, и десятки цветных трасс скрещивались над их головами. Долганов прикинул, где могут быть немецкие пулеметные гнезда, и открыл орудийный огонь. В ответ по катеру начали стрельбу артиллерийские батареи дивизии «Эдельвейс».

Вскоре голоса докладывавших бойцов утонули в разрывах фугасок и визге мин. Катера отстреливались, уходя на середину залива, и снова возвращались к берегу. Они вертелись, не сбавляя оборотов. Долганов целиком ушел в управление огнем, предоставив Колтакову вести катер. Но, несмотря на спокойную сметливость рулевого, невозможно было избежать потерь и повреждений. Мотористы, обжигаясь, сбили пламя, охватившее масляный бачок. Утащили в кубрик раненого боцмана. А на трапе у мостика сигнальщик был убит наповал. Осколками того же снаряда Колтаков был ранен в ноги. Долганов хотел заменить рулевого, но Колтаков, тая боль, стал уверять, что справится. Малоопытный рулевой мог погубить катер, промедлив на перемене курса, и потому Долганов не настаивал на выполнении своего приказа.

Наконец, удалось подойти к разведчикам, и с двух катеров перебросили сходни, хотя вода клокотала от разрывов. Кое-кто из разведчиков сам пробежал по зыбким сходням, других вытащили на палубы грубые дружеские руки, но в общем задачу решили. Оставалось поспешить под прикрытие батарей Рыбачьего полуострова и возвратиться в базу. Но тут Долганов замертво свалился у тумбы телеграфа. Он только что хотел принять штурвал от Колтакова, а теперь израненному рулевому пришлось взять на себя и обязанности командира.

О последнем этапе боя Долганов узнал в госпитале. Колтаков не оставил штурвала; умело меняя курс, то увеличивая, то уменьшая скорость, он без новых потерь увел катер из зоны огня.

Долганов упросил главного врача поместить Колтакова рядом с ним. Оба поправлялись медленно и коротали время в беседах, делились планами на будущее.

Николай Ильич сначала решил: Колтакову надо подзаняться и сдать экзамен на должность помощника командира «охотника». Он готов был и хлопотать об этом перед командующим, и помогать в занятиях. Но перспектива стать командиром на катере не увлекла Колтакова. Он долго уклонялся от объяснений, но потом сознался, что хочет быть квалифицированным моряком дальнего плавания.

– Я ведь учился в мореходке и не начнись война – имел бы диплом штурмана. На миноносец возвращусь – там для меня практическая школа.

– Того же рулевого? – поддразнил Долганов.

– Ну, тот, да не тот. Хоть бы радиус плавания. Если в мирное время придется вести траулер или пароход совторгфлотский, весь опыт пригодится.

– Мне нравится, что так далеко смотрите, – одобрил Долганов.

А Колтаков заалелся и смущенно объяснил:

– Девушка моя, товарищ командир, землячка, тоже архангельская… научила. Государство наше по плану живет, и каждый из нас должен иметь свою часть в этом плане.

– А общий план у вас есть с девушкой? – быстро спросил Долганов.

Колтаков смутился. Да, если бы его не перевели на катер, в очередной заход корабля в Архангельск он намерен был сходить с Наташей в загс.

Через неделю после этого разговора Долганову сообщили о назначении на «Упорный». Он немедленно разбудил Колтакова и шутливо объявил:

– Итак, я исполняю ваше желание. Но не забудьте позвать меня на свадьбу.

С тех пор прошло два года.

До неожиданного появления Наташи с Сенцовым на пристани Долганов и Бекренев обещали Колтакову посмотреть его первенца. В суматохе, вызванной арестом Бушуева и волнением Наташи, Николай Ильич, конечно, об этом забыл. Он уже думал отвезти Наташу в гостиницу, когда Бекренев предложил:

– Нагрянем к Колтаковым с вашей женой, Николай Ильич. Вот она и отвлечется от воспоминаний об этом мерзавце.

– Как ты, Наташа? Согласна? Не устанешь от дальней прогулки? – нерешительно спросил Долганов.

Наташа даже вспыхнула при мысли, что увидит молодую мать и младенца. Для такого дела она отправится даже за десять километров. Но непременно нужно ребенку и матери приобрести разные вещи, – решительно объявила она. Поехали с Бекреневым и Сенцовым в торговые ряды, и Наташа нагрузила своих спутников множеством пакетов, не слишком нужных матери и ребенку – в магазинах больше было бесполезной завали, но не возвращаться же с пустыми руками. Мужчины растерянно спрашивали друг друга о назначении непонятных вещей, и Наташа развеселилась. Наконец, пошли с центральных улиц в сторону жилья Колтаковых. На узких деревянных мостках, где Бекреневу и Сенцову рядом с Долгановыми не было места, Наташа оживленно зашептала:

– Ох, Коленька, как замечательно. Ты непременно возьмешь малыша на руки. Я хочу посмотреть – сумеешь ли ты…

Долганов не понял намека.

– Не доверят. Колтаков жаловался, его самого под контролем держат. Бабушка там свирепствует, чтобы мужчины чего доброго не сломали.

– А я бы тебе доверила, – тем же таящимся шепотом продолжала Наташа.

– Ну вот и вступись за нашего брата, за Колтакова, – все еще не понимая жены, попросил Николай Ильич.

Наташа прижала локоть мужа к себе и вздохнула:

– Милый мой, несмышленый… Я о нашем ребенке говорю… Когда ты будешь отцом…

Он рывком повернулся к ней, загородил дорогу, и она увидела в его лице такое восторженное мальчишеское выражение, такое заразительное счастье, что ей стало стыдно попытки объясниться намеком.

– Наташенька, это правда?

– Идем, идем, я не хочу, чтобы нас слышали товарищи.

– Но когда же? Скоро? Может быть, тебе надо лежать? Ему, то есть тебе, не повредит эта поездка?

Удивляясь и радуясь наивной непосредственности Долганова, всегда такого сдержанного и уверенного, Наташа остановила поток его вопросов, сомнений и советов. Ей нужно много движения. Занятия на станции нисколько не мешают. И потом это произойдет не скоро, в конце полярной ночи. Рожать будет в базе. Она уже расспросила – отличные условия. Одним словом, он может не беспокоиться и спокойно заниматься своим делом.

– Спокойно? Ну уж нет. И не думаю, что ты этого хочешь, Наташенька, – пригибаясь к ее лицу, заговорил Долганов, продолжая сиять от счастья. – Беспокойно, очень беспокойно буду работать. Но уверяю тебя, что результаты будут самые лучшие.

Домик Колтаковых, коренной поморской семьи, стоял на окраине, и путь к нему был долгий. Все те же шаткие и узкие мостки, кой-где расхищенные тунеядцами на топливо или подмостья в свои дворы. Болотная жижа с запахом торфяной прели выпирала в щели, проваливалась под ногами. Но Наташа не замечала ни трудностей дороги, такой не похожей на гранитные тропы в базе, ни времени, хотя уже солнце низко скатилось и под легкую блузку проникал вечерний холодок. Ей было хорошо и дорого все, что говорил Николай. И особенно, что впервые он сообщил ей о своих новых в морской тактике идеях, которые высоко оценил адмирал. Она перебивала мужа вопросами, и сама также рассказывала о циклонах, не заботясь о связности и ясности, в неосознанной, но безусловной уверенности, что важнее их слов то, что стоит за ними. Любовь. Надежды. Счастье с тем новым существом, сыном или дочерью, которое, возникнув из их близости, отныне будет увеличивать, углублять эту близость, укреплять ее.

Николай Ильич чувствовал почти то же. У калитки дома торопливо, чтобы не расслышали товарищи, признался:

– Это так хорошо, когда в войне есть ощущение прочного тыла. До твоего приезда я не имел тыла.

Радостная тайна Долгановых увеличила их внимание к счастью в семье Колтаковых. Едва познакомясь, обе Наташи прониклись тем взаимным доверием, которое мгновенно связывает молодых женщин, объединенных материнскими заботами. Пока они таинственно шептались, пока Наташа расспрашивала, как часто кормят маленького и чем прикармливают, пока рассматривала распашонки и чепчики, стараясь запомнить покрой, маленький Колтаков переходил из одних мужских рук в другие. А бабка Колтакова, подставляя ладони с настороженной готовностью в любую минуту прийти на помощь, строго наказывала мужчинам, как брать, как держать, как поворачивать ребенка. Но старые глаза ее любовно следили за лицами моряков. Много моряков видела она на своем веку и знала, как ценят они семью, как нежно и трогательно любят детей. Недаром так вот и крутятся вокруг новорожденного, умиляясь при взгляде на крошечное существо…

– С тебя нянька знатная выйдет, – заявила она Сенцову. – Не женат? Ой, напрасно. Тебе десять сынов иметь надо и десять дочерей – всех справишь и в люди выведешь.

– А мне что скажете? – заинтересовался Долганов, оглядываясь на Наташу.

– А тебе, батюшка, что тосковать? Первенец не за горами, и есть с кем совет держать. Ну, ты! – набросилась она на Колтакова, пытавшегося поднять ребенка. – Это тебе не колесо крутить. Растопырил руки…

– Никакого у вас понятия, мама, о нашем штурвале, – притворно обиделся Колтаков. – У нас не колеса, а рукоятки. Ну, как в трамвае.

– Еще того лучше. Оторвешь ненароком ручку ребенку.

Когда Колтаков отошел к жене, она шепнула Долганову:

– Люблю парня, а только нельзя иначе – забалуется ваш брат от ласк быстро.

Бекренев спросил Колтакова:

– Товарищи были у вас?

– Некоторые уже два раза прибегали. Женатым охота младенца посмотреть. Вот только Ковалева словно подменили. Мрачный что-то…

– Воевать хочет, – пояснил Долганов, – жалуется, что мало воюет корабль.

– Наташин браток, мальчишечка, все пристает: расскажи про морской бой. А что расскажу? – сказал Колтаков.

– Будет, будет что рассказывать, – многозначительно сказал Долганов.

Наташа, взяв на руки ребенка, встревоженно взглянула на мужа. Она лучше всех уловила тайный смысл обещания и вспомнила, что говорил ей Николай по дороге. Но тут маленький Колтаков, до сих пор равнодушно переходивший из одних рук в другие, вдруг потянулся к Наташе вытянутыми и жадно открытыми губками.

– Учитесь, Наталья Александровна. Чай, скоро свой будет, – громко сказала бабка. Наташа покраснела под ее пытливым взглядом и ответила такой горячей, хотя и немой, просьбой сохранить ее тайну, что старуха в свою очередь смутилась.

Но ревность догадлива и чутка. Едва хозяйка разлила в рюмки ягодную настойку, как Сенцов потянулся с рюмкой к Наташе и предложил тост за счастливых матерей и радостное детство, преданно глядя в ее глаза. И Наташа не захотела ему лгать. В общем шуме неторопливо и ласково ответила:

– Спасибо, Сереженька.

Уже затемно они распростились с хозяевами и друзьями, и Николай Ильич пошел с Наташей в гостиницу. Долго молчали, соединив руки и ощущая их родное тепло. На высоком берегу Двины Наташа предложила посидеть. Она накинула на себя шинель мужа и прижалась к его плечу. Чудесно глядеть на небо, где среди звезд плывут огоньки самолетов, и слушать плеск воды под винтами бессонных, покрикивавших при встрече буксиров.