Текст книги "Твои, Отечество, сыны"

Автор книги: Александр Родимцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Я невольно подумал, что другая девушка ее возраста, пожалуй, радовалась бы не таким обновам, а Машенька жила боевыми делами своей части, и вое ее помыслы, все интересы были отданы великой всенародной борьбе.

– Жаль, – продолжала она озабоченно, – что наши новенькие бойцы слабовато знают материальную часть орудий. Однако майор Розанов сказал, что мы их успеем обучить, пока стоим в тылу. Я тоже уверена, что успеем… Но, товарищ водитель, остановите машину. Дальше, к оврагу, вам придется пройти пешком. Майор запретил пропускать машины, чтобы противник не обнаружил наш командный пункт.

Легко и неслышно она выскользнула из машины, сделала четкий поворот к нам, поднесла руку к пилотке:

– Извините, что дальше не сопровождаю. У меня ведь специальное задание товарища майора. Вот, если он увидит меня здесь, пиши пропало.

Я поблагодарил Машеньку, а она еще с минуту стояла «смирно», пока машина не отдалилась метров на сорок. Потом помахала нам рукой:

– Счастливого пути, товарищи.

Через несколько дней я еще дважды встретился с Машенькой из Мышеловки. Это были последние встречи. Воин непоколебимого мужества, ветеран 13-й гвардейской, человек кристально чистой души, через несколько дней она погибла в бою против фашистских танков, успев бросить в них гранату.

Капитан Шевченко сказал шоферу, что на КП диви зиона мы проедем машиной, и сержант Нестеренко уверенно повел наш «виллис» по крутому склону, среди кустарника и пней. Но из кустов перед машиной неожиданно вырос автоматчик и приказал остановиться. Шевченко сошел на землю, объяснил часовому, кто едет и куда. Стройный молодой паренек покачал головой и сказал:

– Машину не пропущу.

Капитан даже озлился:

– Да кто вам дал право задерживать командира корпуса?!

Часовой был спокоен, сдержан:

– Я задерживаю не командира корпуса, а машину. Для немецких разведчиков безразлично, чья это машина. Но если они заметят ее здесь, значит, дело понятное: в овраге кто-то обитает.

Я сошел с «виллиса», подошел к часовому, который хотя и приветствовал меня, как это положено, однако сохранял непреклонное выражение лица.

– Молодец, солдат! – от души сказал я этому славному парню. – Вы правильно несете службу. А капитану придется извиниться перед вами за резкий тон…

Шевченко смущенно улыбнулся и крепко пожал часовому руку.

Майор Розанов был молод, легок в движениях, энергичен и соблюдал безукоризненную выправку. Гладко выбритый, с коротко подстриженными усиками, с белоснежным подворотничком, он, казалось, только что прибыл откуда-то из тыла, где успел хорошо отдохнуть. Но я знал, что в течение двух недель, с 11 по 25 июля, его дивизион непрерывно находился в боях, уничтожил 12 танков, 10 бронемашин и до двухсот фашистских солдат и офицеров.

Тут я невольно подумал, что если бы этого геройского командира изобразили в кинофильме, режиссер обязательно снабдил бы его изорванной пулями, грязной гимнастеркой, бинтами на руке и на голове и уж, конечно, заставил бы выразить на лице каменную непреклонность.

А Розанов был весел, улыбчив, несколько застенчив и без единой царапины, даже без пылинки на гимнастерке! Отлично выглядели и его солдаты – они заслужили эту передышку и теперь чинили обмундирование, ремонтировали тягачи, мылись в овраге у криниц, чистили пушки.

Было отрадно видеть образцовый порядок в дивизионе, порядок не показной, не «для начальства». Розанов не знал, что мы навестим его в этот день. Значит, мы научились воевать, вжились в войну, если этих солдат и офицеров с переднего края хоть сейчас можно было строить для парада.

В полку товарища Щура мне в этот день так и не удалось побывать: Иван Аникеевич Самчук передал, что из штаба 5-й гвардейской армии получено боевое распоряжение. Я поспешил в штаб. Уже темнело, когда мы прибыли на свой командный пункт, через два часа нам предстояло начать наступление с задачей прорвать линию обороны противника и выйти на рубеж Драгунское – Стрелецкое.

Здесь уместно напомнить, что, готовясь к наступлению, войска 5-й гвардейской армии с 26 июля по 1 августа усиленно занимались боевой подготовкой. Командиры полков и батальонов заранее знали, с каким танковым батальоном или ротой они будут наступать. В составе корпуса действовала 93-я танковая бригада и 154-й самоходно-артиллерийский полк, располагавший 50 танками и 12 самоходно-артиллерийскими установками.

И снова перед 13-й гвардейской была поставлена ответственная задача: ей предстояло наступать на главном направлении корпуса, прорвать первую линию обороны противника, уничтожить его противостоящие части и вклиниться в основную оборонительную полосу.

Итак, в эти напряженные дни все было подчинено основной задаче – прорыву главной полосы обороны гитлеровцев, чтобы сразу же ввести в образовавшуюся брешь 1-ю танковую армию.

Вот почему в ночь с 1 на 2 августа начштаба корпуса Самчук со своими офицерами, командующий артиллерией Барбин со своими артиллеристами, – начальник инженерных войск Тувский, инструкторы и агитаторы политотдела находились в 13-й и 97-й гвардейских дивизиях. Они занимали исходное положение для наступления.

3 августа в 4 часа 30 минут командиры всех степеней сверили свои часы, а еще через 20 минут полковник Барбин спросил разрешения связаться с командирами артиллерийских частей, чтобы подать сигнал к началу артподготовки.

В пять часов утра в небе загудели краснозвездные самолеты, и от залпов артиллерии вздрогнула, закачалась земля. В 7 часов 55 минут наши танки и пехота двинулись в атаку. В первой траншее противника завязался ожесточенный бой. Как и следовало ожидать, наиболее сильное сопротивление противник оказал в полосе наступления 13-й гвардейской дивизии. Здесь гитлеровцы даже попытались контратаковать 34-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал полковник Дмитрий Иванович Панихин. Но, прикрывшись одним батальоном справа, полк продолжал продвигаться вперед.

Отлично действовал его сосед – 39-й гвардейский полк Андрея Константиновича Щура. Одним решительным натиском он сломил ожесточенное сопротивление врага, овладел первой траншеей и после короткого артиллерийского налета завязал бой за вторую позицию.

Тем временем на участке 97-й гвардейской стрелковой дивизии танки и пехота противника двинулись в атаку из Пушкарного, намереваясь вклиниться в наши боевые порядки. Дивизия отбила контратаку и стала развивать наступление в направлении населенных пунктов Степное – Домнин. Наши соседи справа – 23-й гвардейский стрелковый корпус – продвинулись вперед и уже вели бой за Казацкое. Сосед слева – 33-й гвардейский корпус – успел овладеть важным рубежом – Яхонтов, высота 222,7.

Тщательно разработанная операция развивалась строго по плану, и хотя в этой полосе гитлеровцы заранее пристреляли каждый метр пространства, укрываясь за надежными укреплениями и располагая большими силами танков, артиллерии, авиации, – они не могли остановить натиска наших войск.

В первой половине дня 3 августа по решению генерала Катукова 200-я танковая бригада 6-го танкового корпуса и 49-я танковая бригада 8-го механизированного корпуса, действуя на рубеже Новоалександровка – Задельное, обогнали пехоту генерала Бакланова и полковника Анциферова и стали стремительно развивать прорыв.

В 14.30 на рубеже Драгунское – Лог Степной на глубине в 6–7 километров от переднего края обороны гитлеровцев в прорыв вошли главные силы 1-й танковой армии.

Да, это был горячий денек! Еще вчера в своей очередной радиопередаче по фронту гитлеровцы заверяли и клялись, что не отступят с линии своей обороны ни на шаг, что эта линия будет навеки вписана в историю. А сейчас они отползали километр за километром, и поле боя было усеяно их подбитыми орудиями, танками, автомашинами, трупами.

О долгожданный час! Мы не только устояли против мощной группировки противника, мы били его, как говорится, и в хвост и в гриву и не давали ни минуты передышки. Успешно наступала 13-я гвардейская, наступал весь корпус, вся армия, весь фронт.

Уже в первый день наступления войска нашего корпуса, тесно взаимодействуя с частями 1-й танковой армии, прорвали на своем участке фронта сильно укрепленную оборонительную линию противника, разгромили его противостоящие силы и продвинулись от 8 до 14 км.

Героем этого памятного дня снова была 13-я гвардейская дивизия. Она прорвала первую и вторую полосы вражеской обороны, продвинулась на 15 километров, взяла много пленных и трофеи. Свыше 30 исправных орудий, захваченных у врага, 21 миномет, 22 пулемета, 14 противотанковых орудий и два склада с боеприпасами оказались в хозяйских руках. Наши артиллеристы, минометчики, пулеметчики тут же развернули трофейную технику и, так как боеприпасов к ней было достаточно, ударили по врагу.

Я довольно подробно останавливаюсь на сражениях в районе Обояни потому, что в кампании 1943 года они были для нас серьезным испытанием. Мы имели богатый опыт в организации обороны, в тягчайших условиях осуществляли отход, сохраняя боеспособность, научились драться в уличных боях, искусно строили в осажденном городе опорные пункты и узлы сопротивления.

Но, по сути дела, мы не имели практики в подготовке и организации наступательной операции, да еще такой грандиозной, как эта, с участием огромного количества артиллерии, танков, авиации.

В этот день, 3 августа 1943 года, мы держали суровый экзамен и выдержали его. Правда, противник еще переходил в контратаки и пытался отбить утраченные позиции. На этот участок фронта он дополнительно подтянул значительные танковые силы и большое количество мотопехоты. Теперь мы знали, что перед фронтом корпуса действовало 400 танков дивизии «Адольф Гитлер», до 300 машин танковой дивизии «Райх» и отдельная группа до 100 танков. Но, хотя наше наступление началось при значительном превосходстве противника в танках, нельзя было не видеть, что перед нами уже не те фашистские зазнайки, с которыми мы дрались у Киева, у Конотопа, у Харькова, у Тима, у Щигров. Гитлеровцев словно подменили. Прежнюю браваду и спесь они оставили под Сталинградом, а воинственный выкрик «хайль» заменили растерянным «капут» и при случае стали сдаваться в плен десятками, даже сотнями.

В числе пленных, которых мы захватили под Обоянью, оказались офицеры 19-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Шмидта. Страшась ответственности за злодеяния, учиненные над мирным населением района, этот битый вояка в панике покончил с собой.

В наступлении боевой путь 13-й гвардейской словно бы повторялся. Но теперь мы шли на запад, занимая памятные высоты, рубежи, освобождая села, города. В этих селах и городах люди хранили память о наших воинах, помнили их фамилии, имена. Однако многих ветеранов дивизии уже не было в живых, как и многих наших друзей, что остались за линией фронта.

Сколько волнующих встреч, сколько слез радости и гнева! Сколько рук, жадно протянутых к оружию, сколько просьб – робких, настойчивых, клятвенно-страстных: «Дайте оружие… Возьмите в строй!»

Мы не могли взять столько добровольцев, да и здесь, в тылах, нужны были трудолюбивые руки, чтобы восстанавливать промышленность, сельское хозяйство, разбирать руины, заново строить города.

Развивая наступление, мы вскоре вышли на земли Харьковщины.

В августе войска корпуса освободили города Золочев, Богодухов, Решетиловку, и в конце сентября севернее Кременчуга перед нами заискрилась, заплескалась широкая стремнина Днепра.

Это был трудный путь с почти непрерывными ожесточенными боями, в которых наши испытанные гвардейцы проявляли массовый героизм, а отдельные примеры их самоотверженности и отваги были поистине легендарны. Однако, чтобы сколько-нибудь полно восстановить события тех дней, следует создать, быть может, не одну волнующую книгу, а я на этих заключительных страницах лишь отвечаю читателям на их вопрос о дальнейшей боевой судьбе нашей 13-й гвардейской.

Больших усилий стоило нам форсирование Днепра, так как мелкие рукава и сыпучие пески левого берега затрудняли подвоз боеприпасов. Владея высотами вдоль Днепра, немецкое командование пыталось любой ценой удержать за собой правый берег. На острове Каска, куда наши подразделения ворвались с ходу, гитлеровцы предприняли десятки контратак, однако были сброшены в реку.

В эти дни над полем боя владычествовала наша артиллерия. Она не давала противнику передышки. Снаряды «катюш» выкорчевывали фашистов из укрытий, из самых глубоких щелей и из самых надежных блиндажей.

Мощные атаки нашей пехоты заставляли врага откатываться все дальше на запад.

Знаменка, Александрия… Кировоград… В этих боях потери гитлеровцев все возрастали. Только в сражении за Кировоград противник потерял 3608 человек убитыми.

Теперь, когда мы приближались к местам, где наша 5-я воздушно-десантная бригада получила первое боевое крещение, ветераны 13-й гвардейской все чаще вспоминали 11 июля 1941 года. Кто из нас мог бы предвидеть, какой огромный путь предстояло нам одолеть и сколько провести сражений, прежде чем мы вернемся в знакомый тихий степной городок!

22 марта 1944 года части нашего корпуса освободили его. До боли памятны были мне эти улицы, площади, сады, здание школы, скамеечки у заборов, где ясными летними вечерами вели нескончаемые, неторопливые беседы старики, где молодежь пела и танцевала. Да, до боли все это было знакомо, а теперь вспоминалось, как сон. Школа разрушена, многие дома сожжены, ветер раскачивал трупы повешенных партизан…

Я выбираю свободные минуты и разыскиваю домик, в котором когда-то размещался штаб бригады. Здания вокруг сожжены, но этот домик уцелел, и в палисаднике по-прежнему зеленели молодые тополя и клены.

Вхожу в палисадник, стучу в филенчатую дверь, но мне никто не откликается. Домик необитаем… Когда я открываю дверь и, миновав коридорчик, вхожу в знакомую комнату, мне уже чудится, будто я отлучался на какие-то часы. Нет, не просто было снова переступить этот порог: к нему привел долгий и трудный путь, и если мы уходили на восток с тоской и горечью в сердце, – теперь мы познали высокую радость наступления, заслуженное торжество побед.

4 августа 1944 года части 32-го гвардейского корпуса вошли в соприкосновение с противником в районе Сандомира. Бои за Висленский плацдарм, как известно, были продолжительными и носили исключительно ожесточенный характер. К моменту прибытия нашей армии на Вислу гитлеровское командование предприняло отчаянную попытку отсечь на левом берегу реки переправившиеся войска 1-го Украинского фронта и восстановить свою оборону. Особую опасность представляла группировка врага, наносившая удар из района Мелец. Для ее разгрома и была введена в бой 5-я гвардейская армия.

Прекратив наступление и не успев произвести перегруппировку сил для защиты своего фланга с востока, гитлеровцы перешли к обороне. Мы знали, что фашистское командование расценивало Вислу как важнейший оборонительный рубеж и потому бросило сюда большое количество танков, бронетранспортеров, артиллерии, штурмовой и бомбардировочной авиации.

То и дело вражеские танки предпринимали контратаки, но их попытки вклиниться в наши боевые порядки разбивались о стойкую оборону. Массированный огонь нашей артиллерии и стрелкового оружия отсекал вражескую пехоту от танков, и гитлеровцы торопились окопаться.

Словно затравленный зверь, исступленно билось и металось воинство фюрера на этом рубеже, снова и снова пыталось наносить удары в разных направлениях, бросая в контрнаступление на узком участке фронта по 60–70 танков. Фашистское командование не щадило десантов автоматчиков, которые неизбежно гибли в бесплодных и бессмысленных атаках.

В ходе битвы за Вислу не только генералы фюрера, но и его рядовые солдаты могли убедиться в неизбежности своего позорного конца.

Начиная с 12 января 1945 года наш корпус вел непрерывные наступательные бои на пространстве от Висленского плацдарма до реки Одер. Не давая противнику возможности закрепиться на промежуточных рубежах, вынуждая его к поспешному отходу, наши части к исходу 22 января вышли к Одеру, где завязали упорные бои за овладение предмостными укреплениями и на восточном берегу.

Особенно яростное сопротивление отборные войска СС (как видно, фюрер берег их до критического момента) оказали нам в районе Тиргартена (восточнее Олау), однако решительными действиями нашей пехоты и артиллерии они были выбиты из укреплений и отошли на западный берег Одера, взорвав за собой мост в районе Олау.

Не замедляя наступления, наш корпус развернул бои за города Крейцбург и Констандт, крупные узлы железных и шоссейных дорог. Противник, по-видимому, долго укреплял Крейцбург: город был окружен глубоким противотанковым рвом, подступы к нему прикрывались долговременными сооружениями.

Но гвардейцам теперь не были страшны ни доты противника, ни минные поля, ни противотанковые рвы, ни хитроумные заграждения. Советский гвардеец научился воевать, обходить коварные ловушки, подрывать доты и дзоты, врываться на плечах противника в немецкие города, сокрушать самые неприступные его позиции.

И я снова обращаюсь к 13-й гвардейской. До последнего рубежа победы – до Эльбы – она со славой пронесла свое продымленное, пробитое пулями знамя.

В районе Клетвиц ее подразделения захватили в лесах группы фашистских солдат и офицеров 10-й танковой дивизии «Фрунсберг», 21-й танковой дивизии, дивизии СС из охраны фюрера, зенитного полка «Герман Геринг», различных частей фольксштурма и др. Эти отпетые головорезы готовились к диверсиям в тылу наших войск.

Последние конвульсии врага, сопровождаемые волчьим воем Геббельса по радио, не могли, конечно, предотвратить или замедлить неизбежное: Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков близилась к победоносному завершению. Штурмуя последние узлы сопротивления противника, освобождая от фашистов все новые населенные пункты, воины корпуса с каждым часом приближались к последнему рубежу.

24 апреля наше гвардейское знамя затрепетало над Эльбой. На западном берегу реки, в районе города Торгау, мы встретились с войсками 1-й американской армии. Фашистские войска были рассечены на две изолированные группировки. Теперь уже никто во всем мире не сомневался, что они обречены.

Однако боевой путь 32-го гвардейского стрелкового корпуса еще не был завершен. Выполняя приказ командования, мы двинулись на Дрезден. После двухдневных ожесточенных боев 7 мая 1945 года город был занят нашими войсками. 9 мая корпус вошел в Судетскую область и после коротких боев освободил города Теплице и Шанов. В этот день радио донесло до нас весть о полной безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии.

А 10 мая передовые отряды – танки и мотопехота 13-й гвардейской ордена Ленина, Краснознаменной дивизии – вошли в столицу Чехословакии – златоглавую Прагу.

Не следует думать, читатель, что, рассказывая о боевых действиях 13-й гвардейской и 32-го гвардейского стрелкового корпуса, я хочу подчеркнуть исключительность их подвигов. Наше соединение было лишь небольшой частицей могучих Советских Вооруженных Сил, и оно внесло свой скромный вклад в дело великой победы.

Этот вклад – девять тысяч километров военных дорог, пройденных нами с тяжелыми, кровопролитными сражениями; десятки освобожденных от фашистской нечисти городов Родины, а также Польши, Германии и Чехословакии. Это горы смертоносного металла – разбитых и сожженных фашистских танков, бронетранспортеров, пулеметов, минометов, пушек, отправленных нами в мартеновские цехи, чтобы из орудий смерти они превратились в орудия труда. Это – горькие утраты молодых жизней; прощание с верными друзьями, до конца исполнившими свой воинский долг, и священная, неискоренимая, вечная ненависть к фашизму – во имя радости на земле.

Когда в древней и всегда юной Праге нас обнимали, осыпали цветами и поцелуями наши чехословацкие друзья, оглядываясь на пройденный путь, как пахарь оглядывается на трудную, политую потом ниву, мы, воины, помнили, какой ценой далась нам эта радость.

За взгорьями, неподалеку от Праги, еще погромыхивали орудия. Ветер доносил знакомую дробь пулеметов. На белокрылом облаке, что задержалось над горой, поблескивали отсветы пожара. Это наши воины добивали банду эсэсовцев, которая не признала капитуляцию и пыталась укрыться в лесах. Я смотрел на восток, на сполохи пожара, и мне они казались заревом плавки, а вспышки трассирующих пуль – волнистыми всплесками автогена. В памяти всплывали слова солдата, прозвучавшие с дощатой трибуны на площади у Волги:

– Мы возродим наши села и города. Они поднимутся из пепла еще прекраснее, чем были. Мы распашем наши земли, обожженные войной, удобрим их, согреем хозяйскими руками и вырастим небывалые урожаи… Мы построим гиганты-заводы и электростанции. Это будет решающая победа коммунизма.

Теперь наши воины отчетливо видели за далями еще не взятых в то время хозяйственных рубежей наш трудовой, наш победный день – светлый и радостный день грядущего.

Давно отгремели сражения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

В послевоенный период советский народ показал новый пример героизма, восстановив в кратчайший срок разрушенное войной народное хозяйство. Наша Родина достигла невиданного расцвета экономики, науки, техники и культуры.

Социализм превратился в решающий фактор мирового развития. Соотношение реальных сил в мире сейчас таково, что мы, советские люди, опираясь на мощь братского содружества социалистических стран, не страшимся угроз любых империалистических заговорщиков.

Но империалистическая реакция не рассталась со злобными замыслами новых военных авантюр. Еще окончательно не устранена опасность ядерного конфликта, еще не погасли на планете очаги войны.

Мы, советские люди, бдительны и спокойны. Нам не страшны ни трубные призывы натовских мальбруков, ни их военные маневры, ни скрежет зубовный, временами доносящийся из-за стен Пентагона.

Да, мы бдительны и спокойны. Оглядываясь на пройденные фронтовые дороги, мы испытываем чувство радостной гордости за нашу великую и прекрасную Советскую Родину. Мы, советские люди, отстояли мир. Но мы не почили на лаврах. Нет, мы на страже. Мирный творческий труд нашего народа охраняют испытанные в боях, преданные партии Ленина, не знающие страха в борьбе с врагом, – твои, Отечество, сыны.

СЛОВО О СОЛДАТЕ

…Шестидесятые годы порадовали меня большой и увлекательной совместной работой с дважды Героем Советского Союза генерал-полковником А. И. Родимцевым над подготовкой к изданию его мемуаров «Твои, Отечество, сыны».

Человек удивительной судьбы, он не любил о себе говорить, отшучивался: «Моя биография поместится на одной странице: родился восьмого марта девятьсот пятого года в бедняцкой семье в селе Шарлык на Оренбуржье. С отрочества – пастух. С юности – солдат, в армии – с двадцать седьмого и, видимо, навсегда».

Но боевые награды говорили сами за себя: две Золотых Звезды Героя Советского Союза, три ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, четыре ордена Красного Знамени, орден Богдана Хмельницкого I степени, два ордена Суворова II степени, орден Кутузова II степени, два ордена Красной Звезды, медали, а также награды социалистических стран.

В 1936 году Александр Ильич Родимцев встал в боевые ряды воинов-интернационалистов, чтобы вместе с трудовым испанским народом отстоять от фашистских мятежников молодую Республику. На обожженных полях Испании впервые довелось Родимцеву вплотную сойтись в боях с кровавыми фашистскими извергами. Он видел, как без оглядки бежало шумное воинство Муссолини – «Черные перья», «Черные стрелы» и прочая черная братия. Наблюдал чванливых гитлеровских вояк: они проводили в Испании «репетицию» грядущей большой войны. Там же, в Испании, – в Уэске, Гвадалахаре, Мадриде Александру Ильичу посчастливилось встретить прекрасных и мужественных людей: Долорес Ибаррури, ее сына Рубена, легендарного Матэ Залку – генерала Лукача, писателя Эрнеста Хемингуэя, немецкого литератора Людвига Ренна, незабвенного Михаила Кольцова и многих других, кто служил примером бескорыстия, свободолюбия и отваги. Великую Отечест венную войну Герой Советского Союза полковник Родимцев встретил, располагая значительным боевым опытом и знаниями, позднее усовершенствованными в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Дальше были опаленные огнем Великой Отечественной – Киев, Сталинград, Полтава, Кировоград, плацдарм на Одере… Освобождением Праги завершился славный боевой путь генерала-коммуниста, дважды Героя Советского Союза Родимцева.

Когда я перечитываю воспоминания Александра Ильича, перед глазами невольно возникает старенькая, потрепанная записная книжка. Сколько раз нам доводилось листать ее странички, поблекшие от солнца и ветра, меченные пылинками дорог и брызгами дождя. Пронесенная в кармане гимнастерки командира 5-й воздушно-десантной бригады многие сотни километров, через десятки сражений от Киева до Сталинграда, она хранит памятные даты, названия сел и деревень, железнодорожных станций, урочищ, высот и, конечно же, дорогие сердцу солдата имена.

Помнится, просматривая торопливые записи, датированные сентябрем 1941 года, я с трудом разобрал три резких отрывочных строки:

«…В жизни есть минуты невыразимо глубокого значения. О, славная, добрая мать-Украина! Я – русский. Но твои страдания – это мои страдания, и твои раны – мои раны».

Через десятилетия, с волнением всматриваясь в потускневшие строки, Александр Ильич задумчиво вспоминал:

– Есть в степи, под Бурынью, большой курган. У подножия, в траве, – межевой столбик. Значит, на запад и на юг – Украина; на север и восток – Россия.

Вереницей тянулись через поля женщины, старики, дети… Фронт приближался, люди уходили от фашиста. Молчаливое шествие народа Украины под защиту братской Руси…

Он бережно сложил записную книжку, крепко зажал ее в ладонях:

– Три строчки… а в памяти та незабываемая картина. Степь… И курган. Я видел, как седой старец припал к родной земле, и сознание горькой личной вины нестерпимо обожгло сердце. Тогда я и записал эти слова.

Мы стояли на новеньком шоссе перед зеленой стеной Голосеевского леса. Перед нами, если смотреть в сторону Днепра, открывалась бескрайняя даль полей и перелесков. Он легонько тронул меня за плечо:

– Тот, кто прошел дорогами войны, поймет солдатскую печаль и горечь. Мы отходили на восток. Цеплялись за каждый рубеж, за каждую мало-мальски удобную позицию. Мы дрались против танков и мотопехоты. Вырывались из «клещей», хоронили товарищей, снова занимали оборону и поднимались в контратаки. У меня в бригаде были русские и украинцы, грузины и белорусы, татары, узбеки, молдаване, но для всех нас, таких разных, Украина была доброй матерью, и тот старик у кургана был наш родной отец, а его печаль и боль были нашей общей печалью и болью.

В процессе работы над эпизодами, посвященными героической обороне Киева, – а в той незабываемой эпопее 5-я воздушно-десантная бригада занимала один из ответственных рубежей, – следовало уточнить, где именно находился КП бригады Родимцева. Добравшись к окраине Киева, мы остановили машину и взошли на крутой взгорок у Голосеевского леса.

– Какие перемены! – удивился Родимцев, осматриваясь по сторонам. – Не было этой улицы, не было шоссе…

– Послевоенный Киев, Александр Ильич, быстро растет и хорошеет.

Он согласно кивнул.

– Убеждаюсь наглядно. Тогда под ногами здесь путался непролазный кустарник… и все-таки узнаю высотку, на которой был мой командный пункт: вот за этими воротами, на усадьбе.

Он указал на молодой майский сад в белом кипении цветущих яблонь, не ведая, как знакомы и дороги были мне и тот ухоженный сад, и зеленая калитка, и светлая аллейка, ведущая к домику в глубине усадьбы.

У ворот Александр Ильич остановился:

– А позволят ли хозяева нам, незнакомцам, войти?

Я ответил уверенно:

– Позволят! – и приоткрыл калитку.

Он взглянул на меня внимательно:

– Похоже, вы здесь бывали?

– Еще сколько раз!

– И что же вас сюда приводило?

– Поэзия…

Мы несколько замешкались у входа.

– Ну, – шутливо и озабоченно обронил Родимцев, – загадочный вариант!

На аллейке послышались шаги, и я поспешил внести ясность:

– Никакой загадочности, Александр Ильич. Здесь живет и работает Депутат Верховного Совета СССР, поэт-академик Максим Фадеевич Рыльский.

Александр Ильич лишь успел удивиться:

– Подумать – какое совпадение!.. – Калитка распахнулась настежь, и бодрый, веселый, в белой вышитой сорочке, в сандалиях на босу ногу, Рыльский шагнул нам навстречу, удивленно вскинул брови:

– Гостям почет – хозяину честь…

Я отрекомендовал Максиму Фадеевичу генерала. Пожимая нам руки, Рыльский улыбнулся:

– Вашу визитную карточку, Александр Ильич, могу заполнить и сам. Итак, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Родимцев, в прошлом воин-доброволец испанской республиканской армии, сподвижник Листера и Модесто, затем участник многих сражений Великой Отечественной войны, командир легендарной Тринадцатой гвардейской дивизии в огневые месяцы обороны Сталинграда, командир корпуса в пору нашего генерального наступления, а ныне командарм.

– Я, правду сказать, не ожидал… – смутился Родимцев, – Извините за неожиданный визит. Но, поскольку здесь, на вашей нынешней усадьбе, находился КП Пятой воздушно-десантной бригады…

Рыльский всплеснул руками:

– Вот оно что!.. Да, здесь была довольно глубокая выемка, возможно, большой окоп… Когда строили дом, землекопы ее засыпали. Теперь на том месте – красавица-яблоня.

Мы сидели на просторной веранде, и хрупкая ветка цветущего дерева осторожно тянулась к нам через перила.

Вспоминали о войне, говорили о книгах, посвященных военной теме, и тихий, задумчивый Рыльский размеренно прочитал нам «Слово о Матери-Родине».

– Подумать только, – в раздумье сказал Александр Ильич, – в горячие дни обороны Киева на этой изрытой снарядами высотке располагался командный пункт бригады воздушных десантников. А теперь – нет, я не преувеличиваю – здесь КП украинской советской поэзии.

Помнится, рассказав эпизод о героической гибели бесстрашной разведчицы из своей бригады, Родимцев заметил:

– Есть немало книг, написанных военачальниками, и книг о военачальниках. Но я не знаю книги, которую написал бы генерал о простом рядовом солдате. – И уточнил! – Да, о конкретном рядовом солдате.

Помолчав, усмехнулся:

– Быть может, солдату слишком много чести? – И тряхнул головой. – Нет, не соглашусь. Вся слава наших побед, во-первых и прежде всего – это солдатская слава.

Рыльский согласно кивнул и спросил:

– И вы, Александр Ильич, задумали книгу о солдате?

– Да. В Пятой воздушно-десантной, а затем в Тринадцатой гвардейской у меня был солдат, перед которым мне хотелось встать по стойке «смирно» и взять под козырек. Я знал многих отважнейших воинов и понимаю, что это значит – совершить подвиг. Тот солдат совершал подвиги, как самые обычные дела, а военное счастье сопутствовало ему, как оно сопутствует людям исключительно смелым. Я поражался отваге того солдата, тем более, что речь идет о женщине, вернее, о девушке, почти девочке: ее фамилия – Боровиченко, но в бригаде ее звали «Машенька из Мышеловки». Школьница, комсомолка, человек кристально чистой души, исполненный лютой ненависти к врагу. В битве на Курской дуге, отражая танковую атаку противника, Мария Боровиченко пала смертью храбрых.