Текст книги "Добрый мир"

Автор книги: Александр Просекин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

и вдохновению.

Мужчина сильно удивился, увидев Илью.

– Хе! Здорово, Музыкант! – Он подал

Илье руку и разулыбался.– Ну и напугал ты

давеча мою бабу! Она до полночи мне покою не

давала: что будем делать да что будем делать.

Я говорю, мебель будем делать, гляди, там

сколько полировки!

Они прошли в комнату. Навстречу им из боковушки вышла женщина и

тоже удивилась:

– Вы?.. Что-нибудь, наверное, позабыли? – она растерянно начала

озираться.

– Да нет, ничего я не забывал... Здравствуйте! – Илья лихорадочно

соображал, с чего начать.

– Дело вот какое. Я вчера вам неправильно сказал... Вернее, я

обманул вас вчера. Никакого такого ремонта вашему пианино не нужно.

Вернее, слегка только: вставить небольшую пружинку, где клавиша западает,

она там вылетела, да два-три колка закрепить, они вир-белями называются...

Ну, настроить, понятно...

–

Я просто не хотел, чтобы его купила та женщина, которая со мной была.

Это... как вам сказать... это мое пианино! Ну, не мое, конечно, я хотел сказать,

что его у нас купили, я даже не знаю кто; если вы в магазине покупали, то,

значит, у нас купил кто-то другой, а потом в комиссионный сдали, а если...—

Видя, что начинает запутываться, Илья замолчал. Но потом, словно боясь, что

его неправильно поймут, торопливо продолжил: – В общем, я хочу купить у

вас это пианино. Только не сегодня, у меня пока нет денег. Но я обязательно

достану! Очень быстро! Я только хотел попросить вас, что если еще придут

покупатели, то вы, пожалуйста, не продавайте. Понимаете, это мое пианино...

То есть... ну, я уже говорил. Я из-за этого, в общем, пришел.

Мужчина сел на табуретку и похлопал себя по карманам.

– Ты смотри, ну и дела!.. Курить-то у тебя

имеется?

' Илья быстро достал из кармана сигареты.

– Садись, Музыкант! – Мужчина прикурил. Илья сел. Женщина

тоже пристроилась на каком-то ящике.

– Да мы и вправду не в магазине покупали, это я так, чтобы легче

продать,– смущенно сказала женщина.– Ты живешь-то где?

– На Московской, в Куйбышевском районе,– торопливо ответил

Илья.

– Ну правильно, у вас, значит.

– И нечего было брехать! – сердито сказал мужчина.– Вечно ты...—

Он повернулся к Илье: – А чего ты снова хочешь его купить, если папка с

мамкой продали?

Илья вдруг остро понял, что сейчас нужна только правда.

– Понимаете, им тогда деньги сильно были нужны...– Он тоже

закурил.– В общем, отец уезжал срочно, они разводились. А я в музыкальном

училище учусь, у меня все это время своего инструмента не было, я на

училищном занимался. А когда вчера увидел у вас это пианино...

– Нуда, понятно,– сказал мужчина. Строго взглянув на жену, он

спросил: – И сколь ты за него хочешь отдать?

– Как сколько? Вы же продаете, а не я...– Илья растерялся.– Вы,

кажется, говорили вчера – триста?

– Двести пятьдесят! – веско сказал мужчина и опять строго, почти

свирепо, посмотрел на жену.

– Ну да, конечно! – торопливо согласилась та.– Он же все равно его

ремонтировать-то будет!

– А вы когда переезжаете? – слыша в душе сладкозвучный хор

скрипочек, спросил Илья.

– Ты шустри, не беспокойся,– настраиваясь снова на веселый лад,

сказал мужчина.– Я сегодня манатки со старухой на новую хату заброшу, а

сам все равно дня три-четыре здесь буду; покуда с погребом дела решу, там

картошки воз целый, да материал кой-какой с веранды надергаю – не

пропадать же добру! Давай, в общем, доставай деньгу... И красненькую

сверху, без нее никаких, понял? Тебя как зовут-то?

Илья ответил.

–

А меня Константином. Дядей Костей зо-

ви. Шустри давай, не продадим твою гармошку никому, не бойся!

Илья бежал в училище в таком настроении, как будто пианино уже

стояло у него дома.

В пять часов он закончил все дела с Натальей Ивановной. На

прощанье он сыграл на ее тщательно отстроенном «Красном Октябре»

«Миллион алых роз». По его понятиям, Наталье Ивановне эта вещь должна

была очень понравиться. Он не ошибся. Она ее просто обожала.

Главное теперь были деньги, и Илья уже знал, где будет их доставать.

Вечером, около восьми, он пошел к Гольман.

Ему впервые приходилось занимать такую большую сумму денег, и он

чувствовал себя неудобно. Не потому, что боялся отказа, просто у него еще не

было опыта в подобных делах.

Отсутствие опыта привело к тому, что он с самого начала совершил

ошибку. Он еще не знал той простой истины, что занимать деньги нужно

сразу, лучше всего прямо с порога. И не сделал этого.

– Добрый вечер! – сказал Илья, когда Гольман открыла ему дверь.—

Можно к вам в гости?

– Илья? – обрадовалась Софья Аркадьевна.– Ради бога, проходите!

Я думала, вы зайдете ко мне раньше, когда закончите дела с моей соседкой.

Ну как? Все удачно?

– Нормально,– сказал Илья.– Привезли, настроили. Пианино

примерно такое же, как у нас в двенадцатом и семнадцатом классах, тоже

«Красный Октябрь». Я не зашел днем, потому что думал, вы еще в

училище.

– Ну раздевайтесь, проходите! – Она повела Илью в комнату.

– А вы дома одни, да? – спросил он, чтобы что-нибудь спросить.

– Ас кем же мне еще быть? – развела руками Софья Аркадьевна.—

Муж опять в командировке, все свои котлы строит, два месяца уже дома нет, а

Леночка в Новосибирске, в консерватории, вы знаете... Вот, совсем одна

осталась!

Илья уже бывал у Гольман. Самым приятным украшением ее квартиры

был старинный черный «Рёниш». Раньше ему все хотелось попробовать его на

звук. Сейчас он смотрел на пианино и думал, как приступить к делу.

– Вы часто его настраиваете? – он кивнул головой в сторону

пианино. И мысленно выругал себя.

– Где там! Года полтора уже никого не приглашала.– Софья

Аркадьевна пытливо посмотрела на Илью.– А у вас ко мне, наверное, какое-

нибудь дело, я права?

Илья подумал, что надо немедленно начинать о деньгах. Но вместо

этого, словно его заговорили, удивленным голосом сказал:

– Да нет, что вы! Сколько может быть дел?

И так все дела да дела... Просто гулял, кости

старые разминал, так сказать...

Он был противен себе, но остановиться уже было невозможно.

– Я тысячу лет не был ни у кого в гос

тях, а сегодня сестра попросилась у подруж

ки ночевать, и меня, знаете, из дому пота-

щило. Что-то не припомню такого теплого апреля...

Софья Аркадьевна внимательно смотрела на него.

– Сейчас я кофе сготовлю,– сказала она.– Я тоже разучилась уже

принимать гостей.

Пока она была в кухне, Илья подошел к «Рёнишу» и несколько минут

неподвижно около него постоял. Прямо над пианино висело небольшое

зеркало в резной оправе. Он взглянул в него. Ему показалось, что более

глупого лица он никогда не видел.

– Ну как ваша сестренка? – спросила Гольман, вернувшись в

комнату.– Завтра будет уже большой? Галстучек купили?

– Все как положено,– заставил он себя улыбнуться.– Гордая такая

ходит!

Он помог принести из кухни чашки с тарелками, и они сели за стол.

Когда была исчерпана тема необычайно теплого апреля, возникла

маленькая неудобная пауза. Первой ее нарушила Софья Аркадьевна:

– Илюша, вы простите мне мое женское

любопытство,– деликатно сказала она,– но

раз мы с вами сидим вот так в гостях... Я все

хотела спросить вас об отце: он что, не жела

ет жить с вами? Вы меня извините, но я об

этом слышала уже столько слухов у нас в учи

лище...

– А что, я такая знаменитая личность? – настороженно спросил

Илья. Вопрос был для него неожиданным.

– В каком-то смысле – конечно. Согласитесь, ведь не вдруг

встретишь такую, как бы вам

это сказать... необычную по составу семью. Вы мне, Илья, признаюсь,

очень симпатичны, и я свое любопытство ничем больше оправдать не могу.

– Здесь нет никакой тайны,– сказал Илья. Он вдруг как-то внутренне

раскрепостился. Он понял, что заговорить о деньгах больше не сможет.– Это

я не хотел, чтобы он с нами жил.

– Почему? Он пьющий? – Софья Аркадьевна отставила свою чашку.

– Нет. Мы жили без него несколько лет, и Иринка от него отвыкла. А

я... Он завел себе женщину, еще при матери, и я не считаю, что не могу без

него обойтись.

• – Вот как? – Софья Аркадьевна удивленно смотрела на Илью. Но ее

любопытство, видимо, все еще не было удовлетворено. Она снова спросила:

– Вы хотите сказать, что он вас бросил из-за этой женщины?

– Нет, его мама выгнала, когда узнала,– сам удивляясь своей

податливости, пояснил Илья.

– Вам неприятен этот разговор? – Гольман нервным движением

поправила свои волосы.

– Почему? Нормальный разговор.

– А помните, Илья, когда я приходила к вам после похорон вашей

мамы, на диване в комнате сидел мужчина, лысоватый такой, это был ваш

отец?

– Да, он приезжал тогда.– Илья допил свой кофе, и Софья

Аркадьевна подлила ему еще.– Он хотел остаться, а мы с сестрой решили,

что нам и вдвоем неплохо.

– А он? Он-то очень хотел остаться или просто по обязанности?

–

– Ну, наверное, хотел... Он тогда уже один

жил, кажется.

Софья Аркадьевна вдруг разволновалась.

– Вы не можете ему простить из-за мате

ри, да? – быстро спросила она.

Илья молча пожал плечами.

– Да кто меня знает,– заговорил он снова.– Конечно, мать жалко

было... Если бы он с самого начала вел себя не так, ну хотя бы извинения стал

просить... Он же изменил ей все-таки! А я что мог сделать? Что я, святой отец,

что ли, грехи ему отпускать?! – Илья сам заволновался.

– Ну как? Он ведь все-таки ваш отец! Может, он тысячу раз уже

покаялся! Это же как мучительно, боже ты мой...

– Ну и пусть мучается! – резко сказал Илья.– Не надо было

блудить!

Софья Аркадьевна молчала. Илья низко склонился над своей чашкой и

сосредоточенно размешивал в ней сахар.

– Вот вы какой! – наконец сказала она. И вдруг спохватилась: – Я,

наверное, слишком назойлива, Илюша, простите.

– Ничего,– не отрывая от чашки глаз, сказал Илья.– Вам можно.

Софья Аркадьевна взяла со стола кофеварку и ушла в кухню.

– Гостить так гостить! – прокричала она

оттуда.– Я сейчас еще сварю!

Илья почувствовал себя свободно. Он встал, расстегнул пиджак и

подошел к книжному шкафу.

– Ну раз мне все можно,– сказала Софья

Аркадьевна, вернувшись,– тогда я вам еще

кое-что скажу. Можно?

– Конечно,– улыбнулся Илья.

– Я вас все-таки не понимаю, Илюша. Сколько я вас знаю, ваш

характер для меня всегда был загадкой. Вы кажетесь мягким и стеснительным

парнем, и в то же время что-то в вас постоянно словно ускользает. Какая-то в

вас внутренняя замкнутость... даже жесткость, что ли, я давно о вас думаю...

Ну почему вы так сильно настроены против отца? У вас ведь кроме него и

сестренки больше нет близких людей! А вы ведь и за сестру все сами решили,

и с ним тоже решили, как это сейчас говорят, с позиции силы. И ничего не

боитесь! Не боитесь остаться один, не боитесь за сестру... Но посмотрите же,

что делается! Кругом разводы, разводы, разводы; дети туда, дети сюда... Как

будто жить совсем разучились. И никому не страшно! И никто не желает

отпускать грехи! Я не права? Не так, да?

Илья ничего не отвечал.

– Я, Илюша, честное слово, не собираюсь учить вас жить,– горячо

сказала Гольман.– Я сама не умею. Вот сейчас одна осталась, ни Леночки, ни

мужа, и в вас вдруг вцепилась... Совсем не умею быть одна! – Она

неестественно улыбнулась.

– Вы, наверное, много читаете? – Илья кивнул на книжный шкаф.

– Если бы! Я, Илюша, представьте себе, вяжу. Да, не удивляйтесь,

прихожу домой, сажусь и вяжу! – Она все еще продолжала улыбаться.

Новый кофе оказался намного удачнее первого. Он был по-настоящему

крепким и Илье очень понравился. Они больше не касались

щекотливых тем, и разговор теперь шел о чисто профессиональных

делах. О молодчине капитане Феденко, который так серьезно отнесся к

организации хорового дела в Доме офицеров, об отличии училищных

порядков от консерваторских, о приезде в их город известного ленинградского

пианиста. Илья попробовал-таки на звук гольмановский «Рёниш». Звук

оказался превосходным.

– Ничего нового не написали, Илюша? – поинтересовалась Софья

Аркадьевна, когда Илья отошел от пианино.

– Да нет, не идет что-то ничего,– ответил он.– И не до того сейчас.

– Ой, не скромничайте! – хитро прищурилась Гольман.

Илья дал честное слово,-что не врет. Пора было наконец уходить.

– Заходите, Илья,– попросила его на про

щание Софья Аркадьевна.– Заходите вместе с

сестренкой.

Он ей обещал.

Дома Иринка устроила ему настоящий маленький скандал. Илья снес

все безропотно. Второй день уже он приходил домой в десять вечера.

– Не шуми, старая,– отшучивался он.– Больше не буду, честно.

Лукавый попутал. Хотел четыре сольдо достать, а у Софьи Аркадьевны не

было. А уходить-то сразу неудобно, сама понимаешь.

– Ты деньги на пианино хотел взять? – сразу сменила тон Иринка.

– Ну да. Придется теперь что-нибудь другое придумывать.

– Пойдем чай пить, расскажешь...

– Я покурю, ты пей,– сказал Илья и подошел к кухонной форточке.

– Рассказывать-то нечего. Ты на завтра все купила? Торт, газировку?

– Купила. Колбасы еще. Тетя Марина опять приходила со своей

картошкой, я ей сказала, что у нас и так много.

– Правильно...– Илья внимательно наблюдал за сестрой. Она быстро

и аккуратно ела «собаку», большой бутерброд с маслом и колбасой. Она

никогда не ужинала одна и, ожидая его, видать, сильно проголодалась.

– Скучно было? – спросил Илья.

– Я телевизор смотрела.– Иринка сосредоточенно жевала.– А где

ты теперь деньги возьмешь? – спросила она, прожевав.

– Подумать надо.– Илья затушил сигарету. Он помедлил немного и

решился задать вопрос, который давно уже вертелся у него на языке.– Ирка,

– спросил он,– а ты хотела бы, чтобы батя сюда жить приехал?

– С нами, что ли? – не поняла Иринка.

– С Дедом Морозом,– хмуро сказал Илья.– С кем же ему здесь

жить?

– Не знаю...– она неуверенно пожала плечами.– Как ты. Я-то

откуда знаю?

– При чем здесь я? Ты сама-то хочешь? – Илья настороженно ждал.

– Ну пусть живет,– помедлив, не слишком твердо сказала Иринка.—

Он же не кусается... А где он спать будет?

– Ну вот, сразу спать. Я же так спросил, просто...

Больше он ни о чем не спрашивал.

Ночью Илья снова стал думать о деньгах. То, что утром показалось

ему не больше чем делом техники, вырастало теперь в самую настоящую

проблему. Денежных знакомых у него не было, и, видимо, надо было

настраиваться занимать по частям. Он стал перебирать своих сокурсников. «А

дядя Леня?» – вдруг подумал он. У него был записан дядин Ленин

телефон, можно было позвонить по междугородной прямо завтра утром.

Илья представил, как он просит денег у дяди Лени. И отказался от этой

идеи. «Если уж у Гольман не смог...» – усмехнувшись, подумал он.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, что у них с Иринкой действительно

нет близких родственников. Он вспомнил, что к дяде Лене они приезжали

всего один раз, когда возвращались из Одессы, из пансионата; ему было тогда

семь лет... С бабушками и дедушками они никогда не жили, хотя и виделись с

ними, особенно с отцовыми, чаще, чем с дядей Леней. На похоронах была

баба Нина, материна мать, совсем старая женщина; он ей всего раз после

этого написал... Илья попытался снова вернуться к своим

однокашникам. И поймал себя на том, что думает об отце. Не впрямую, а

будто вскользь, каким-то краем сознания. «Вот у кого, наверное, денег... И

ведь сразу бы выслал!» Он поспешил «перелистнуть» эту греховную мысль.

Надо было придумывать что-то реальное.

«А если ковер продать?» – осенило вдруг Илью. Он стал

продумывать варианты, как это можно было сделать. «На толкучке, что ли?

Или объявление написать?.. А успею?» Ни одного определенного ответа

видно не было. Что-

то словно мешало думать. «...А интересно, через сколько времени ОН

смог бы выслать деньги?» – откровенно и навязчиво пробилось это «что-то».

Илья понял, что играет с собой в кошки-мышки. Мысль об отце «перелисты-

ваться» не желала. Помимо его воли в голове стали вертеться бессвязные

обрывки разговора с Гольман. Чтобы прекратить это, он заставил себя

подумать о том, насколько стыдно – даже позорно! – было бы просить

деньги у НЕГО. Но позор выходил каким-то не слишком убедительным. Он с

удивлением понял, что попросить у отца ему было бы даже легче, чем у дяди

Лени и Гольман. «А почему бы и нет? – пришло вдруг в голову.– Что я, для

себя, что ли? Я ведь Иринку учить буду! Он же сам говорил, что его никто от

обязанности не освобождал...»

Понимая глубинным своим сознанием, что малодушничает, Илья все

упорнее думал о возможности взять деньги у отца. «Что он подумает? Что я не

могу без него обойтись? Или... что это милостивый жест с моей стороны? Что

если я прошу у него денег, то, значит, я не так уже на него зол?.. А я зол?»

Слово «зол» показалось ему каким-то странным. Чтобы лучше вдуматься в его

смысл, Илья стал его изменять: «злюсь, злой... злобный...» Смысл терялся

совершенно. Получалась мешанина из ничего не значащих звуков. Не отдавая

себе отчета, что делает, он быстро встал и начал одеваться. Тихо, чтобы не

проснулась Иринка, выскользнул в прихожую. Взглянул на часы. Было начало

первого. Он плотно затворил дверь в комнату, накинул на себя куртку и

осторожно, без малейшего щелчка, открыл вход-

ную дверь. Точно так же, почти бесшумно, закрыл ее за собой. На

лестнице он с досадой обнаружил, что забыл дома сигареты. Он остановился

и простоял неподвижно минуты две, пытаясь сообразить, насколько это было

важно. Мелькнула мысль о нелепости собственного поведения. Но эта была

последняя попытка, остановить себя.

Илья знал, что Главпочтамт работает круглосуточно. До него было

четыре остановки. Он одолел это расстояние за десять минут. Адрес он знал.

Не тот, до востребования, а настоящий, с улицей и квартирой, отец оставил

его, когда уезжал.

Перед зданием почтамта Илья остановился и привел себя в порядок.

Застегнулся, успокоил дыхание. Пугать телеграфистку не входило в его

планы. Он спокойным шагом поднялся по лестнице на второй этаж —

табличка со стрелкой указывала, что телеграф и переговорный пункт

находятся там. В зале было не больше десятка человек. Илья подошел к столу,

нарочито медленно сел за него и взял несколько бланков для телеграмм. «Ну

что, буду писать? Или дурака валять буду?» – почти равнодушно подумал он.

И стал писать текст.

Третий вариант показался ему приемлемым. Илья несколько раз

внимательно его перечитал. «Вышли, пожалуйста, срочно двести пятьдесят

рублей. Буду отдавать Ирину в музыкальную школу. Илья». Он пошел с

телеграммой к окошечку.

Телеграфистка, совсем молодая девчонка, молча вычеркнула

«пожалуйста» и все знаки препинания.

– Ни в коем случае! – напористо сказал Илья.– «Пожалуйста»

оставьте. Я имею право писать что хочу.

– Хозяин – барин,– равнодушно сказала телеграфистка и, едва

прикрыв рот, протяжно зевнула. Она написала над зачеркнутым новое

«пожалуйста» и протянула в окошечко руку. Илья подал деньги. Молча взяв

квитанцию, он пошел к двери.

– Сдачу, Богатиков! – остановил его насмешливый голос.

Илья вернулся. Взглянув на девчонку, он вдруг -ощутил, что ничего

дикого и неразумного он сейчас не совершил. На него смотрели нормальные,

вполне доброжелательные, человеческие глаза.

Ему стало легче. И захотелось вдруг все объяснить этой худенькой

веселой телеграфистке. Илья мучительно улыбнулся. «Влюбиться и сдохнуть!

– внезапно вспыхнула в голове дикая мысль.– Прямо сейчас... Влюбиться,

сдохнуть – и все проблемы вместе с пианина-ми...» Он вздохнул болезненно-

долгим тайным вздохом. И, ничего не сказав, даже не поблагодарив, пошел к

двери. Самой страшной тайной для него были молодые красивые девчонки.

«Завтра приду. Не сейчас... – оправдывался он перед собой.– Завтра!» На

лестничной площадке он остановился и, сделав вид, что прикуривает, снова

взглянул в сторону окошечка. Над барьером были видны только глаза и лоб

девушки. Глаза внимательно смотрели на него. Он быстро сбежал по лестнице

вниз.

Следующий день был очень плотным, и он почти не думал о своем

ночном похождении.

Или, может быть, старался не думать. В час дня, сразу из училища, он

пошел к Иринке в школу, они договорились, что после торжественной

линейки он обязательно за ней зайдет. Из школы они вместе пошли в

столовую. Дальше по плану было кино. Илья добросовестно посмотрел в

«Пионере» с полдюжины мультиков.

Около пяти, едва успев проводить домой Иринку, он уже спешил в

Дом офицеров; это был хоровой день. После хора он так же рысью бежал

домой: праздник нужно было доводить до конца, не каждый ведь день ребенка

принимают в пионеры.

Роль «хорошего старшего брата» шла у него в этот вечер на удивление

легко. Он не сбился с нее даже тогда, когда Иринка спросила его о деньгах:

придумал он что-нибудь или нет.

Когда они легли, Илья прикинул оперативные возможности почтовой

службы; получалось, что перевод мог прийти уже завтра. «Завтра так завтра,

– равнодушно подумал он,– а нет, так послезавтра... все равно. Рис съеден.

Я его съел, а палочки выбросил...» Он уснул почти мгновенно.

10

Утром по дороге в училище Илья зашел в свое почтовое отделение.

Денег еще не было. Он попросил принести извещение по возможности сразу,

как только они его получат. На случай, если перевода не будет, он

запланировал себе вечером сходить к дяде Косте, на Герцена.

...В три часа дня в класс, где он занимался, зашла уборщица тетя Тоня и

сказала, что возле преподавательской его ожидает какой-то мужчина.

– Старый или молодой? – пытаясь сообразить, кто бы это мог быть,

спросил Илья. И почувствовал, как застучало в левой стороне шеи.

– Лысый, кто его знает! – тетя Тоня пожала плечами.

Илья быстро вышел из класса.

У преподавательской комнаты, прислонившись плечом к стене, стоял

отец. Увидев Илью, он сделал едва уловимое движение ему навстречу, но

удержал себя.

– Почему сам? Так быстро? Здравствуй!– Илья торопливо протянул

отцу руку,– Ты самолетом, да? Из-за телеграммы? Ничего не пойму!

– Здорово, брат!– отец, не глядя на Илью, коротко пожал ему

руку.– Прилетел вот...

– Подожди, я сейчас оденусь.– Илья повернулся и зашагал к

раздевалке. Отец шел чуть сзади.

– Вчера телеграмму получил. Решил лететь. Показалось, что должен

обязательно... Ты что с Иринкой надумал? Куда ты хочешь ее отдавать? В

интернат, что ли?

– С чего ты взял? – Илья от удивления остановился.

– Ну как! Ты написал: хочу отдавать ее в музыкальную школу. Но

ведь сейчас не осень! Я подумал, ты решил определить ее в эту... да типа

спортинтерната!.. в музыкальную школу, где без родителей. Есть же такие?

–

– Я что, с ума сошел? – Илья еще сильнее удивился. Ход мыслей

отца был ему совершенно непонятен.

– Значит, я не так понял? Все в порядке?

– Да никуда я не хотел ее отдавать! Я хотел пианино для нее купить,

чтобы когда она в музыкальную школу...– До Ильи начало кое-что доходить.

Он торопливо одевался.– А ты не работаешь, что ли? В отпуске?

– У меня отгулы есть, я взял несколько дней. Так, значит, я

напрасно всполошился?

Они вышли на улицу.

– Я в общем-то мог и без пианино обойтись,– начал объяснять Илья.

– Мы вполне могли обойтись, только тут случай такой... я сейчас расскажу...

– Он наконец ясно понял, как истолковал его телеграмму отец и в каком

настроении он сюда летел. Илья искоса взглянул на отца и торопливо

заговорил: – Там «Красный Октябрь», недорогой, я случайно увидел и сразу

подумал про Иринку, ей сейчас самое время начинать учиться, потом уже

поздно будет. Блажь, конечно, с этими деньгами, вместе с пианино, но я как-то

очертя голову эту телеграмму послал, а после...

– Правильно сделал! – не дал докончить ему отец.– Конечно, надо

девчонке!.. Как у нее дела? Нормально? Не болеет?

– А ты дома не был?

– Был. Там никого.

– А-а... Бегает, наверное. Она в порядке. Вчера ее в пионеры приняли.

– Ты смотри!.. А где пианино? Далеко? У меня деньги с собой,

можно, в принципе, сразу...– Отец остановился.

–

Да? Ну давай! Только я все же объясню...

Илья понимал всю несуразицу и их разговора, и их поведения, но

встреча совершенно выбила его из колеи, он никак не мог найти нужный тон.

Отец, похоже было, тоже действовал по инерции. Так, по-деловому, они

пришли на остановку и сели в трамвай.

Дядя Костя был дома. Он занимался верандой. Она была уже

полуразобрана, вокруг в беспорядке валялись доски. Сдержанно с ними

поздоровавшись, дядя Костя внимательно посмотрел на отца.

– Кажись, личность знакомая.– Он пере

вел взгляд на Илью.

Отец тоже пристально смотрел на дядю Костю. Видимо, он вспомнил

его быстрее.

– Ты свое пианино нашел? – тихо спросил он Илью.

– Проходите в хату! – дядя Костя пошел к двери.

–

Нашел,– так же тихо ответил Илья.

Отец подошел к пианино первым.

Илья не знал, о чем они говорили без него. Он убежал в магазин за

«красненькой». Когда он вернулся, дядя Костя с отцом были уже на «ты». На

ящике между ними стояла бутылка портвейна. Дядя Костя, видать, был

запасливым человеком.

Увидев Илью, отец встал.

– Я за машиной сбегаю,– торопливо сказал он.– До улицы только

доскочу, поголосую – наверняка что-нибудь поймаю. Подо

ждите, я сейчас.

Его не было минут пятнадцать. За это время дядя Костя уговорил

Илью выпить. «Давай, давай, музыкант, по чуть-чуть только,– настаивал он,-

а то враз сломается!» Он ни о чем Илью не расспрашивал. Вся его реакция на

необычные обстоятельства продажи свелась только к тому, что, выпив два раза

сам, он дважды покачал головой и дважды удивленно протянул: «Ты смотри,

ну и де-ла-а!»

Отец вернулся с машиной. Вчетвером, вместе с шофером, они

выкатили пианино во двор. Там Илья его «раздел»: снял филенки, крышку,

часть клавишного механизма. После этого поднять его в кузов было совсем

нетрудно. С момента встречи с отцом прошло всего полтора часа.

11

Сначала Иринка увидела пианино. Их было человек шесть мужчин —

помогали соседи,– и отец был сзади.

– А-а, это ты пианино привез! – крикну

ла она обрадованно Илье, широко раскрывая

входную дверь и отступая в глубь прихожей.– А я думала, куда ты

девался!.. Дядя

Коля, осторожно, тут гвоздь!

Отец оставил пианино и выпрямился. Оно без него поехало по

прихожей и дальше, в комнату.

– Дед Мазай на пианине, Баба Яга на кочерге,– пробормотал он.—

Здравствуй.

Отец стоял у двери. Иринка растерянно смотрела на него. Она

оглянулась. Илья с другими мужчинами был в комнате.

–

Здравствуй... Здравствуйте,– поправилась она.– А я даже не

видела... Идемте в комнату.

– Ну да, конечно! Я же на пианине приехал, а оно уже туда уехало,

– быстро сказал отец.– Идем.

Кто-то из соседей пронес мимо них крышку и филенку. Иринка с

отцом вошли в комнату. Отец сразу достал из кармана бумажник и

рассчитался с шофером. Потом он перекинулся двумя-тремя словами с

соседями.

– Ирина, сходи в магазин,– строгим голосом сказал Илья.– Вот

тебе деньги, купишь

хлеба и сахара. Вчера, кажется, кончился. И сделай что-нибудь поесть.

Соседи ушли.

– Я купила уже,– неуверенно сказала Иринка.– А на плите суп

есть...

– Ты есть хочешь? – обратился Илья к отцу.

– Супцу-то похлебать? Можно, пожалуй...

– Раздевайтесь,– сказала ему Иринка.– Я сейчас суп погрею.– Она

ушла в кухню.

– Почему она меня на «вы»? – возбужденным шепотом спросил

отец.

– А я откуда знаю? – так же шепотом ответил Илья.– Может,

забыла уже? – Он покраснел.

Отец достал из кармана платок и громко высморкался.

– Ладно... Ну и напугал ты меня своей телеграммой!

– Да у меня и в мыслях не было! – заволновался Илья.– Не знал,

как попросить,

–

вот и написал как получилось... Ты хоть пошути как-нибудь с ней, она

это любит, а то действительно черт знает что...

– Ты на меня больше не злишься? —

быстро спросил отец.

Илья отвел глаза.

– Перестань,– хмуро сказал он.– При чем здесь я? Ты вон с ней

что-нибудь сделай... Давай пианино на место подвинем.

– А где остальное? – озабоченно спросил отец.– Крышки,

штуковина эта с молоточками?

– По-моему, в прихожей оставили. Кто-то, кажется, нес.– Илья

пошел в прихожую.– Ты иди, ешь,– обернувшись, сказал он.– Я не хочу

пока. Я тут делами займусь.

Их вдруг обуяла жажда деятельности. Он принес из прихожей все и

начал ставить на место клавишный механизм. Потом достал из ящика стола

камертон и настроечный ключ. Отец все не уходил.

– Ты иди, я тут долго заниматься буду.—

Илья несколько раз звякнул ключом по камертону.

Отец пошел наконец в кухню.

Илья начал настройку.

Чем дольше он работал, тем его все сильней охватывало нетерпение.

Хотелось закончить быстрее. Непонятно только было – зачем. Он слышал,

что в кухне о чем-то говорили. Потом говорили за его спиной, уже в комнате.

Иногда до него долетали робкие Иринкины «хи-хи», слышался сдержанный

смех отца. Он невнимательно ловил обрывки их разговора – что-то про

белых медведей, про северное сияние,– но ни во что не вникал. Когда дело

дошло до пружинки под западающей «фа», он вообще отключился от всего.

Бегал к соседу – тот работал телемастером – и искал с ним подходящую

проволочку; потом долго мотал из нее пружинки. Иногда ему приходила

мысль, что он ведет себя противоестественно, но он гнал ее от себя. «Сейчас

настрою и что-нибудь им сыграю. Что-нибудь помощнее. Он увидит, что это

не блажь!»

Через два часа все было готово. Илья подтащил к пианино стул и сел.

Он взял вразброс несколько аккордов. Ему показалось, что пальцы немного

дрожат. «Вымыть руки!» – сказал он себе. Он встал и пошел в ванную. Его не

было минут пять. Когда он снова пришел в комнату, Иринка с отцом сидели

молча. Ждали.

– Гармонь готова,– бодро сказал Илья, и фальшь собственного

голоса резанула его так же, как звук расстроенной ноты.

– Сыграй что-нибудь старенькое,– сдержанно попросил отец.

– А что? – механически спросил Илья и нервно потер руки. Он сел

за пианино.

–

Ну, я не знаю... Может быть, «Лунную»?

Илья кивнул. Но вдруг он понял, что ему не

хочется ее играть. «Звучат последние аккорды сонаты, и публика громко

рыдает,– жестко подумал он.– Маэстро утирает скупую мужскую слезу...»

Он «закрыл» левой педалью звук и неожиданно начал наигрывать один из

своих «Этюдов». В какой-то развесело-дикси-лендовой манере. «Этюд номер

два. Старенький»,– объявил он про себя шутовским голосом.

Покончив с Этюдом, он, не останавливаясь,

заиграл что-то для себя непонятное. «Вперед, маэстро!» – подбадривал

он сам себя. «Мяса! Мяса побольше! Правая педаль!» Звук раскрылся.

Внезапно он увидел тему. Вернее, даже не тему, а маленький обрывок

ее: из хаоса почти беспорядочных звуков словно запросился связный кусочек

мелодии. «Откуда это?» – настороженно подумал Илья. Руки торопливо

начали поиск мелькнувшего обрывка. Он «вытащил» его полностью. «Что

дальше? – лихорадочно соображал он.– Дальше!» Левая рука беспокойно

искала аккомпанемент. Показалось, что мелькнуло какое-то продолжение.

«Так, не дергаться... четче рисунок...» Илья осторожно повел это хрупкое,

грозящее вот-вот ускользнуть, продолжение. «Откуда это? – еще раз спросил

он себя.– Неужели где-нибудь слышал?» Он сильно вспотел. Чувствуя, что у

него течет по щекам, он, не отрывая рук от клавиш, поочередно поднял плечи