Текст книги "Подкова на счастье"

Автор книги: Александр Мартынов

20. УЛИЧНЫЕ СОЛДАТЫ

Тимка проснулся от холода. От того, что Найдён поднялся и ушёл. До этого они улеглись спина к спине на той же самой куче мусора, сунув руки в карманы, а тут сзади потянуло стылым ветерком, и Тим сел, обхватив себя за плечи.

Город попрежнему шумел, хотя и меньше, как-то затаённей. Катя и Толик спали под куртками. Снаружи был виден туман и встающее над ним солнце. Тимка зевнул, передёрнулся и встал. Сделал было пару шагов к выходу, но остановился и начал смотреть на Катьку. Понимал, что она может проснуться, и он будет выглядеть глупо. Но всё равно стоял и смотрел.

Какая она красивая… Конечно, всё, что на ней надето, не стоит одной кроссовки некоторых Тимкиных одноклассниц. И они перекосились бы(и перекашивались!), пройди такая даже просто мимо. Странно, подумал Тимка. Я ведь и раньше видел таких девчонок… да и ребят. Но никогда не смотрел им в глаза. Не фыркал, как некоторые, не норовил спихнуть в лужу или просто оттолкнуть с дороги, но не смотрел, не удоставивал вниманием. А вчера, когда они шли сюда, Катькины глаза отражали звёзды. Тимка начал вспоминать, видел ли он раньше такое, потом помотал головой, решительно стащил майку и, осторожно прикрыв локоть и часть спины девчонки (она практически обе куртки потратила на брата), вышел на лестницу, а оттуда – наружу.

Найдён разминался. Без долгих слов Тимка занял место спарринг-партнёра, как бы этим подчёркивая, что о вчерашнем забыто… нет, не так. Что он принял и понял вчерашнее. Принял и понял именно сейчас, когда стоял над Катькой и – каким-то уголком сознания! – представлял себе, что вчера с ней сделали бы.

При мысли об этом он сам готов был убить тех девятерых ещё раз.

Найдён кинул его раз, ещё раз, припечатал по уху так, что в голове зазвенело… Тимка, рассердившись, собрался и врезал Найдёну в солнечное – удачно. Тот, распрямившись, улыбнулся и кивнул:

– Неплохо… Куда майку дел?

– Согрелись, по крайней мере, – проворчал Тимка, не отвечая на второй вопрос. – Что делать будем?

– Ларёк пойдём ломать, – серъёзно ответил Найдён. Тимка пожал плечами:

– Пошли.

– О как, – Найдён поднял бровь, подцепил с куста свою майку. – Пошли одеваться…

… Адрес запомни, – повторил Найдён ещё раз. – Это за пустырём, там не ошибёшься. Приходите вечером туда, не бойтесь, вас там не тронут, а переночуете поудобней.

– Спасибо, мы придём, – кивнул Катя, протягивая Найдёну его куртку. Но смотрела она при этом на Тимку, который влезал в свою. Толик дёрнул сестру за штанину, что-то прошептал. Она засмеялась: – Он спрашивает, вы нас не бросите?

– Конечно, нет! – вырвалось у Тимки, и Найдён отвесил ему подзатыльник – сильный и резкий. А сам сказал:

– Приходите по этому адресу. Пошли, ну?

– Могли бы денег им дать, – буркнул Тимка снаружи.

– Мы не Армия Спасения, – отрезал Найдён…

…Дневной город был не очень похож на вечерний и ночной. Людей было больше, но казалось, что меньше. Они почти так же спешили, но на их лицах не было азарта – только скука, и Тим понял: они не хотят идти на работу, потому что не любят её, а просто зарабатывают на ней деньги ради вечера пятницы и вечера субботы. И от понимания этого становилось почти так же скучно, как им, этим людям. Хотя солнце светило, и было тепло, и зеленели деревья – всё равно становилось скучно.

Найдён широко шагал чуть впереди, и Тимка не спрашивал, куда они идут. Не потому, что было не интересно, а просто потому, что понял: тут не надо спрашивать. Придём – и он всё объяснит. Или покажет.

Нырнув в какой-то переулочек, мальчишки вышли к большой – в смысле, высокой и длинной – серой стене без окон. Вдоль неё шла асфальтированная тропинка, а впереди слышался шум.

– Это университет, – коротко сказал Найдён. И через несколько шагов добавил: – Подыгрывай, но молчи.

Тимка кивнул и подумал об Ирке и Толике. Как они сейчас крутятся возле какогонибудь магазинчика. Но больше об этом думать он не стал, потому что тропинка свернула на большую площадь с фонтаном в центре. Возле стеклянных дверей с табличками над входом стояли, переходили от кучки к кучке, переговаривались не меньше сотни парней и девчонок в возрасте 15–20 лет. Тут и там виднелись свёрнутые знамёна, транспаранты, качались плакаты. Было шумно и царила атмосфера ожидания. Разговоры шли о музыке, о девчонках, изредка – об учёбе.

Найдён походкой никуда не спешащего, но заинтересованного человека – как будто не он минуту назад спешил, как на пожар! – прошёлся туда-сюда и причалил к группе человек из двадцати, стоявшей и сидевшей рядом с фонтаном. Поболтал в воде рукой, сощурился на солнце, и Тим поразился тому, как изменилось его лицо. Беспризорник! Ни вчера. Ни завтра. А в сейчас есть только тёплый денёк и лёгкое любопытство…

– Э, – кивнул Найдён, – чего тут у вас?

Он ни к кому не обращался специально и даже не слишком настаивал на ответе – чувствовалось по тону. Но кто-то бросил:

– На митинг идём.

По двум беспризорным мальчишкам скользнули взглядами сразу несколько человек и отвернулись, только кто-то перевесил пейджер вперёд от заднего кармана джинсов. Найдён хмыкнул:

– Хомячков защищать?

– Антифашистский, – снова снизошли до ответа.

Найдён преобразился. Вытаращил глаза, толкнул Тимку локтем:

– Антифашистский! Слыхал?! – и подошёл вплотную к тем, кто держал плакаты: – Э, пацаны! Мы с вами! Мы тоже фашистов ненавидим!

– Во ещё, – пробормотал кто-то, – делиться… – но его оборвали:

– Да ладно, пусть идут, чего…

– Да конечно пойдём! – возбуждённо говорил Найдён. – Антифашистский – это вещь… А чего это написано? – он остановился возле прислоненного к бортику бассейна плаката с яркой надписью. – За… про… прошедший… год… – с трудом прочитал он. – Это, – он толкнул Тимку. – Давай, чего тут, может, возьмём…

– Это мой, – сказал кто-то, но Найдён отмахнулся:

– Да лааана… Чего там, э?

– За прошедший год фашистами в России убито 38 иностранных студентов из… – и Тим довольно бойко, но тоже сбиваясь, зачитал список из названий десятка стран.

Найдён слушал младшего товарища, приоткрыв рот. Почесал висок и, осторожно оглядевшись, понизил голос, обращаясь к ребятам, заинтересовавшимся происходящим:

– Э… Ну это, пацаны… А вы чего… Эти? Колумбийцы? Или негры?

Вокруг захохотали. Вопрос Найдёна мог бы показаться издевательством, если бы не простодушный вид беспризорного и его щироко распахнутые глаза. Ощущая своё полное превосходство, студенты были настроены добродушно.

– Да не, при чём тут это? – сказал кто-то из них. – Русские мы…

– Во! – Найдён опять приоткрыл рот. – А чего ж вы за них типа вписываетесь? – он нагнулся к плакату и прочёл: – Мь… янма… О, блин, имечко… Тоже негр?

Хохот усилился. Рыжеволосый парень с «хвостиком» сказал:

– Не, это не имя. Страна такая… Как чего вписываемся? Хотим сказать «нет» фашизму. Смотри, сколько они людей убили, прикинь? В Германии тоже с этого начиналось.

– Да, тридцать восемь это офигеть… – покивал Найдён. – Прямо так убили?

– Ну. Скинхеды там разные, нацболы… Всякие такие.

– Это надо же, тридцать восемь за год… – Найдён вздохнул. – И чего?

Это… много фашистов у вас в универе? Типа, махач будет, наверное? Арматурой надо запастись…

Снова хохот. Настроение у всех было хорошее. Рыжий объяснил:

– Да у нас их и нет никого, ты чего? Вопервых, они в основном в центральной России – Москва там, Питер, ну – Воронеж… А вовторых, они же почти все из таких семей, знаешь, ну – предки там безработные, неполные семьи… Так, пройдём до мэрии, постоим и разойдёмся часа через два.

– Во, – найдён заморгал. – А чего тогда протестовать, если их у вас нету?

– Ну как же… – начал рыжий, но замолчал. И все вокруг слегка растерянно молчали, а собралось уже не меньше полусотни человек. Найдён пожал плечами:

– Чё-то я не того… Пурга какая-то… Фашистов нету, а вы протестуете… Фуфлень… Скажи? – он толкнул Тимку.

– Ну, – хрюкнул тот, искренне наслаждаясь происходящим. А Найдён продолжал с тупой основательностью развивать свою мысль:

– Я типа как понимаю это дело? Фашисты – они те, кто для своего народа в первую башку опасный, по телику на вокзале так базарили… Ну там они всякое такое… Я думал, счас тут такая толпень вывалит нам навстречу, все тоже, как по телику, бритые, с цепаками – и пошла махаловка… А их и нету в городе совсем? Чё тогда протестовать-то? – Найдён хмыкнул. – Да и это… – он указал на плакат небрежным движением через плечо. – Тридцать восемь чурок каких-то… Я вот слышал такое, что они, эти Мьянмы, через одного наркотой приторговывают… У вас как в универе? – по толпе прошло какое-то смущённое движение. – Ну, врут может, я не в курсах… Но это. Вот вы говорите – мы русские, в натуре. А чего чужих защищаете? Это не по-пацански. Вписываться надо за своих… Не, ну я понимаю, когда всё нормалёк – тогда чего кипеш подымать… Вон, – Найдён ткнул пальцем через площадь, – во, видали, игрушки стоят? Мне один умный мужик говорил – за прошлый год в России человек двести, что ли, с собой покончили. Ну это – проигрались и того, капец… И это. Опять же, наркота… Сколько от неё поумирали? Тыщи, наверное… Я думал чего – вы против тех фашистов, которые всё это делают. Или которые законы фуфловые принимают… Точно же всё – они и есть фашисты, от них и вред главный народу… Разные там депутаты, ментозавры, чмошники всякие, которые за деньги чё угодно сделают… Во, плакаты у вас, – Найдён щёлкнул ногтем по краю плаката, на котором зверского вида амбал с бритым черепом избивал дубинкой субтильного юношу негритянского вида. – В цвете… За один такой плакат нам вот с ним, – кивок на Тимку, – можно это – трёхразовое ресторанное питание на сутки обеспечить. А вы помашете – и в мусор… Бороться с чем надо? Во, написать бы на плакате – даёшь деньги на детские дома! – и в богатый квартал. Во было бы дело, я б точно пошёл, пусть эти крысы за заборами почешутся! У меня чё – из-за скинхедов, что ли, дома нету? Или вон его семью, – снова движение головой в сторону Тимки, – нацболы ограбили, когда эти – вычучеры, ну…

– Ваучеры, – тихо сказала какая-то девчонка.

– Ну да. Тогда. Один хрен. Не, это вы какую-то лажу затеяли, – Найдён покачал головой и улыбнулся. – Не в тему.

В толпе снова произошло движение – но уже энергичное и резкое, она раздалась, и перед мальчишками оказался хорошо одетый молодой мужчина с жирным лицом и бегающими глазками, спрятанными за очками. По бокам двигались два университетских охранника с дубинками.

– Ну-ка, пошли отсюда, крысята, – с одышкой сказал толстяк. Видимо, он очень спешил. На какой-то миг его глаза замерли, уставившись в лицо Тимке – и тот вдруг с холодком понял, что этот тип его, Тимку, ненавидит. Заочно. Именно так.

– А чего это мы должны идти? – лениво спросил Найдён.

– Вы срываете официальное мероприятие, – прошипел толстяк. Найдён захохотал:

– Об-ба! Признался наконец-то! Что, – он снова обратился к ребятам, – полста рублей за час? Иуда взял тридцать, но серебром – и за один поцелуй, так что продешевили вы с Родиной, могли бы и дороже взять, борцы за достоинство малых народов! Мероприятие-то – официальное! Небось, и денежки из горбюджета взяли – и на плакаты, и на оплату – по статье "социальные расходы", а?!

– Уберите их! – завизжал толстячок. Охранники двинулись вперёд…

– Мужики. – весело и зло сказал Найдён, – не надо. Ваш номер тут тринадцатый и стоите вы с краю, ведь и вас заденет, в одной стране живём и одни Мьянмы нам и вашим детям наркоту продают… ну, как хотите!

Один из охранников словно бы сам врубился пахом в подставленную ногу Найдёна и в дискуссии больше не участвовал. Второй, мгновенно озверел. Секунд десять пытался достать, бросаясь туда-сюда, Найдёна дубинкой. Тимка, подобравшись на всякий случай для рывка, напряжённо следил за ними.

– Оп!. Не туда!. Ещё!. Мимо!. Ну?!. Ай, какой неловкий!. Помахал?. Хорэ.

– Умп! – икнул охранник, складываясь вдвое и валясь на асфальт – Найдён рубанул его по виску ладонью и, на лету подхватив дубинку, нанёс толстячку, не успевшему сдвинуться с места, страшный удар в переносицу. Хрустнули разбитые стёкла. Взвизгнул по-крысиному, падая на спину с залитым кровью лицом, толстячок.

– Привет Грёбаной Федерации от России, – сказал Найдён, зашвырнув дубинку в бассейн. Оглядел застывшую толпу. Спихнул в воду плакат и скривил губы: – Расходитесь, дурачки. И поймите: «фашист», «коммунист», «демократ» – это наклейки на товаре. Ярлыки. И всё. Если на пачку печенья наклеить надпись – «гавно» – вы что, поверите наклейке?. А дома поинтересуйтесь у своих прадедов – хоть раз, у кого ещё живы! – кто такие фашисты. Сравните. И подумайте. Тоже первый раз в жизни подумайте. И ещё. При тех фашистах были полицаи. Устроились за деньги. И думали, что навсегда. Но их Россия покарала куда строже, чем их хозяев. За предательство… Я не слишком сложно говорю? Вы ж студенты, должны понять… Всё. Разошлись по домам.

В немом недоумении Тимка смотрел, как толпа молча расходится с площади. Оставив плакаты, знамёна и транспаранты, всасывается в улицы и переулки. Исчезает.

Вдали взвыла милицейская сирена…

… Ну а теперь займёмся делом, – сказал Тимке Найдён, когда они, пробежав километра два дворами и закоулками, выскочили на берег речи и отдышались.

– А до сих пор было не дело?! – вполушутку ужаснулся Тимка. Найдён пожал плечами:

– Ну, вчера вечером – да, дело. А остальное – этюды на тему…

– Ничего себе этюды, парой слов разогнать митинг… – Тимка присел на траву. – Есть охота.

– Поголодаем… Смотри.

На противоположном берегу стояли ментовская машина, скорая помощь, небольшая группка любопытных. Двое ментов вытаскивали баграми из реки полиэтиленовый мешок, положили на траву. Один распорол полиэтилен – Тимка различил человеческую голову со слипшимися волосами…

– Ещё одна ночь минула без происшествий, – серьёзно сказал Найдён.

– Трупы?! – вырвалось у Тимки. Найдён кивнул, пихнул младшего мальчишку ногой:

– Подъём, пора…

…До самого вечера мальчишки были на ногах. Тимка одурел от усталости (не столько физической, сколько моральной, что ли?), голода и обилия впечатлений, в основном – тяжёлых. Казалось, что город кишит беспризорными мальчишками и девчонками. Они таскали грузы на рынке и у магазинов. Они торговали друг другом на бензозаправках и мыли машины на стоянках. Они покуривали возле памятников и плескались в реке на замусоренных пляжиках. Они шли, бежали, стояли, сидели, лежали, смеялись, плакали, дрались… С некоторыми Найдён разговаривал. Пару раз заходил в какие-то подвалы или на чердаки, оставляя "на стрёме" Тимку. Пару раз мальчишки перетаскивали какие-то сумки. Пару раз убегали от Ментов. И около семи вечера Тимка устало опустился на лавочку возле памятника героям Великой Отечественной. Посмотрел на него снизу вверх – у молодого солдата было печальное лицо. Что ж; Тимка его понимал. Он ощущал себя так, словно его пожевали нечищеными зубами и выплюнули. Даже голод притупился.

– Держи, – Тимка увидел перед своим носом тарелку с шашлыком. Найдён сел рядом, скинул кроссовки, поставил на колено вторую.

– Откуда?! – Тим захлебнулся слюной.

– От него, – Найдён указал на торговца-кавказца, раскинувшего павильончик неподалёку. Тот помахал мальчишкам, иТим подозрительно спросил:

– А что ему надо?

– Да ничего, – пожал плечами Найдён и, видя растерянность Тимки, засмеялся: – Ты только не начни думать, что они все сволочи, есть у некоторых наших такая заморочка в мозгах. Просто хороший человек, точно тебе говорю. И шашлык не из собачины, ешь давай.

Но Тимка уже урчал над кусками мяса – немного недожаренного, с кетчупом и луком. Давясь, он сказал:

– Ну и денёк… Сколько же тут беспризорных?!

– Не так уж много, – Найдён облизал пальцы в очередной раз. – Около пяти тысяч. По сравнению с Москвой и Питером… или даже с Омском или Новосибирском – ерунда, там десятки тысяч… О, кто к нам идёт!

Тимка было опасливо вскинулся, но увидел вчерашнего уличного певца. Он шагал по аллее, держа гитару на груди. Поравнялся с торговцем, махнул рукой:

– Э, гамарджоба, читогурито!

– Пашол ты, – дружелюбно ответил торговец. – Шашилик будэш?

– Потом, всё потом, я ещё работать не начал… – певец присел рядом с мальчишками, бухнул к ногам каску, подмигнул им… и безо всякого предупреждения запел, молниеносно приведя гитару в боевую готовность:

 
– Усталые пальцы не чувствуют боли,
По струнам холоденым скользят…
Уже две недели, как не был он в школе И домой возвращаться нельзя…
Играет мальчишка на старенькой скрипке,
Но в музыке слышат не все,
Что снег на ресницах – холодный и липкий,
А руки замёрзли совсем.
Мальчишка играет… Играет Вивальди…
Что город подарит взамен?
Лишь пару монеток на скользком асфальте
Да холод бесчувственных стен…
Играет мальчишка мелодию лета
Понятно, что вьюга так зла.
В роскошных витринах всегда много света,
Но в них не бывает тепла!
А он и не ждёт ничего от прохожих
118.
Пускай себе дальше спешат…
Не может мальчишка замёрзнуть… Не должен!
Его согревает Душа…(1)
 

Оказалось, что уже собралась небольшая толпа – ещё какие-то беспризорники, просто мальчишки, молодые парни, мужики, женщины, пара стариков… Тимке показалось, что взгляд солдатапамятника потеплел…хотя этого, конечно, не могло быть. А гитарист кивнул всем окружающим, как добрым знакомым и сказал:

– А это я посвящаю моим старым знакомым. Они знают.

 
Степь под копыта бросит ковёр ковыля,
Примет убитых в добрые руки земля,
Там, на дороге – пепел оставших костров,
Древние Боги помнят забытую кровь.
Нам на ладони чертит грядущее рок.
Серые кони, серый усталый клинок.
Там, за порогом – ветра нездешнего вихрь.
Древние Боги в нашей смеются крови.
Там, за закатом – лица, года, города…
Счастье Проклятых дорогой зовётся всегда.
Только немногим душу согреет звезда,
Снова вернёмся – сюда мы вернёмся… когда?
Скрипнут колёса древней телеги времён.
Что-то вернётся, что-то – растает, как сон…
Песня тревоги… Знаки судьбы на крыле…
Древние Боги с нами идут по земле.
Степь под копыта бросит ковёр ковыля,
Тех, что убиты, снова отпустит земля.
Древнего рога звоном поднимутся вновь
Древние Боги – Вера, Надежда, Любовь!(2)
 

Тимка покосился на Найдёна, взглядом спросил: "О нас. " Найдён прикрыл глаза. А из толпы кто-то попросил:

– Слушай, давай "Шаолиньскую походную"!

– Да за ради бога! – охотно отозвался тот, перебирая струны.

 
Шёл монах за подаяньем, И стоит монах весь драный,
Нёс в руках горшок с геранью, И болят на сердце раны,
В сумке сутру махаянью И щемит от горя прана,
И на шее – пять прыщей. И в желудке – ничего.
Повстречался с пьяной дрянью, И теперь в одежде рваной
Тот облил монаха бранью, Не добраться до нирваны
Отобрал горшок с геранью из-за пьяного болвана,
И оставил без вещей. Хинаяна мать его!
И монах решил покамест
Обратиться к Бодхидхарме,
Чтоб пожалиться пахану
На злосчастную судьбу
И сказать, что, если Дхарма
Не спасёт его от хама _
 

1. К осжалению, я слышал эту песню от людей, не знающих, кто её автор. Прошу прощенья…

2. Стихи Н. Никитиной.

 
То видал он эту карму
В чёрном поясе в гробу!
И сказал Дамо: «Монахи!»
Патриархи в потных рясах!
Ни к чему нам охиахи,
Хватит дрыхнуть на матрасах!
А нужны руками махи
Эй, бритоголовых массы
Тем, кто с ними не знаком!
Все вставайте, от и до!
Пусть дрожат злодеи в страхе,
Тот, чья морда станет красной,
Мажут сопли по рубахе,
Станет красным не напрасно,
Кончат жизнь они на плахе
Не от водки и от мяса,
Под буддистским кулаком!
А от праведных трудов!
Лупит палкой тощий старец
Восемь тигров, девять пьяниц,
Эй, засранециностранец,
Приезжай в наш монастырь!
Выкинь свой дорожный ранец,
Подключайся в общий танец,
Треснись, варвар, лбом о сланец,
Выйди в стойку и застынь!
Бьёт ладонью черепицу!
У кого духовный голод
Коль монах намерн спиться —
Входит в образ богомола,
Крошит гальку кулаком!
И дуэтом или соло
А приспичит утопиться —
Точит острые ножи!
Схватит боевую спицу,
Кто душой и телом молод,
Ткнёт во вражью ягодицу —
Тот хватает серп и молот,
И с хандрою незнаком!
Враг зарезан, враг расколот,
Враг бежит, бежит, бежит!
Шёл монах за подаяньем,
Нёс в руках горшок с геранью,
В сумке – палку с острой гранью,
Цеп железный и клевец.
Повстречался с пьяной дрянью,
Ухватил за шею дланью,
Оторвал башку баранью
Тут и сказочке конец!(1)
 

– Хорошо спето, – одобрил, вставая, Найдён.

– Да и сделано неплохо, – ответил певец, усмехаясь.

– Пошли, – кивнул Найдён Тимке, который намеревался уже слушать дальше – благо, продолжение концерта явно намечалось.

Они отошли шагов на сто, когда Тим опомнился:

– А куда мы идём ночевать? Туда же, где… ну, Толька с сестрой?

– Нет, – покачал головой Найдён, – в другое место. Шагай живей, нам вставать рано.