Текст книги "Подкова на счастье"

Автор книги: Александр Мартынов

19. ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Когда огни мотоциклов растаяли в ночи, Тимка ощутил себя редкостно неуютно. Город продолжал глухо шуметь, светили огни, но там, где стояли Найдён и Тим, царила темнота, из которой выпячивались монстрами остатки неких конструкций. Совсем рядом неприязненно как-то ворчала речка.

– Где мы? – осмелился спросить Тимка. Найдён с коротким зевком ответил:

– Речка – Саженка. А вообще тут развалины завода грампластинок. Знаешь, что это такое?

– В смысле, виниловые диски здесь делали? – Тимка огляделся ещё раз, уже скорей с интересом. – А мы зачем сюда?

– Заночуем, – ответил Найдён, разворачиваясь. – Шагай за мной. Видишь чтонибудь?

Тимка хотел огрызнуться, что в такой темноте… и вдруг сообразил, что видит! Не так чтобы хорошо, но темнота словно бы расступилась, разошлась, и предметы стали вырисовываться чётче.

– Вижу! – удивлённо выпалил он. – Правда вижу!

– Ну и отлично, – не стал особо восхищаться Найдён. – Тогда за мной. И осторожней, ноги не переломай… и шею.

Предупреждение было не лишним. Может, это и был брошенный завод, н ос тех пор, как его бросили, тут не раз и не два погуляли и любители ничейного добра и просто любители покрушить чтонибудь. О надписях, украшавших стены, и говорить было нечего. Написанные поанглийски (с ошибками!) матерные выражения были самым безобидным.

Однаку, у того места, где Найдён повернул под просевший свод, Тимка увидел – во всю выщербленную панель:

– и это уже не выглядело просто дурью. А ниже – вот странность! – Тимка различил чёрнобелый, отпечатанный на принтере плакат – и в том, что он располагался рядом со знаком свастики, до странности не было ничего несовместимого на сегодняшний день…

Тимка задержался и прочитал это вслух – негромко, но отчётливо:

 
Проснись, Россия…
Родина-мать зовёт…
 

И следом за Найденном ступил на бетонную лестницу, уводившую куда-то вниз. Тут стало видно хуже, не очень помогало даже неожиданно открывшееся ночное зрение. И Тимка прямотаки вздрогнул, когда увидел впереди колеблющийся огонь костра – сквозь какое-то сплетение арматуры с повисшими на ней кусками бетона.

Очевидно, и Найдён не ожидал тут увидеть ничего подобного, потому что остановился, как вкопанный – и Тимка услышал его еле слышный шёпот: для самого же Найдёна, ни к кому не обращённый:

– Это ещё что за… новости?

Он сделал несколько осторожных шагов. Тимка опомнился только когда понял: он сам тоже двигается – бесшумно, забирая чуть влево от Найдёна, чтобы не мешать ему действовать правой рукой и в то же время прикрыть его левый бок. Найдён не доставал оружия, но Тимка ощущал боевую напружиненность, как перед дракой.

Они подошли к расчищенному коридору, и Найдён, остановившись, указал подбородком под ноги. Там, на уровне щиколоток, проходила почти незаметная на фоне пыли проволочка. Тимка, бросив быстрый взгляд вокруг, понял, что её обрыв вызовет падение висящего под потолком «ежа» из арматурных прутьев – килограмм сто весом, не меньше. По спине прокрался холодок…

…Около импривизированного топчана из ящиков, накрытого какими-то одеялами и вообще тряпьём, горел костёр – небольшой, но бездымный и яркий. На ещё одном ящике стоял древний проигрыватель и стопкой лежали пластинки. На огне булькала большая банка, пахло чем-то условно съедобным. На топчане сидели двое, и костёр маскировал их лица бегучими тенями. Но было ясно, что это девочка и маленький – лет 6–8 – мальчик, прислонившийся к ней. А через секунду Тимка услышал голос девочки – тихий и нежный:

– воот… А дорога широкаяширокая, и по бокам – деревья, деревья, идти не жарко совсем даже в самый солнечный день. И есть скамьи, а возле них – фонтанчики с водой. И дома… Там живут очень хорошие, добрые люди…

– А злые? – послышался голос мальчика, немного сонный… или усталый? – А если они придут и всё отберут?

– Не придут, – девчонка погладила мальчика по волосам, и он прижался к ней плотнее. – Добрые – это не значит, что слабые. Если кто попробует сделать зло – ему сразу говорят: «Уходи.» А если он не хочет или таких приходит много – то собираются все мужчины и защищают свою страну. И ещё ни разу не было, чтобы они не смогли её защитить… Ни разу они не дали в обиду свои семьи…

– А эти люди – русские? – спросил мальчик. – А то вдруг мы придём, а они нас прогонят… как тогда…

– Они русские, – тихо сказала девочка. – И они никогда не прогонят тех, кто приходит к ним с добром. А ведь мы добрые?

– Добрые, – серьёзно кивнул мальчик и подсунул голову под локоть девчонке. – А поставь ту пластинку…

– Толик, ночь, нельзя… – попробовала возразить она, но мальчик взял её за руку обеими ладошками и попросил:

– Тихотихо…

– Ну ладно, только тихо и её одну, – сдалась девочка и, дотянвшись, покрутила какую-то ручку и положила на диск проигрывателя пластинку, матово блеснувшую в свете костра. Что-то ещё сделала – и Тимка вздрогнул от неожиданно раздавшегося женского голоса – через лёгкую хрипотцу старой пластинки, невесть как сохранившейся тут…

 
– Жажда уставших коней – да утолится зерном…
Жажда сожжённых полей – да утолится посевом,
Да осенит тишина сердца, разорённые страхом и гневом,
Как осеняют берёзы отеческий дом…
Слёзы горячие наши да одолеют броню,
Души незрячие наши да сподобятся вечного света…
Не погуби, пощади, возлюби человек человека И простится тебе на земле, и воздастся в раю…
Жажда уставших коней – да утолится зерном…
Жажда сожжённых полей – да утолится посевом,
Да осенит тишина сердца, разорённые страхом и гневом,
Как осеняют берёзы отеческий дом…
 

И Тимка вдруг со странной дрожью услышал, как мальчишка подпевает – тихонько, но стройным голоском:

 
– Слёзы горячие наши лягут росой на луга,
Лягут росой на луга – высоко поднимутся травы…
И зарастут пепелища, и закроются раны…
И простит нам обиду душа в небесах…
И простит нам обиду душа в небесах…(1)
 

Тимка искоса посмотрел на Найдёна – тот стоял неподвижно, глядя расширенными глазами. Губы старшего мальчишки шевелились – он то ли знал слова и про себя повторял их, то ли просто что-то шептал неслышно… Но песня кончилась – и Найдён, аккуратно перешагнув через проволочку (Тимка сделал то же секундой позже, с опаской), вошёл в это небольшое помещение, где горел костёр.

Девчонка и мальчишка вскочили на топчане. Она тут же отодвинула младшего за спину, хотя было ясно, что против двух парней, появившихся из темноты прохода, случись что, ей ничего не светит. И теперь Тимка разглядел её как следует.

Она была на полголовы ниже его ростом, но, наверное, ровесница. В бесформенной, но довольно чистой джинсе. Светлорусые волосы на затылке – собраны в хвост. Взгляд больших серых глаз – испуганный – перебегал с одного парня на другого. Тимка различил мелкие белые зубы, которые прикусили губу – верхнюю, чуть выступающую вперёд и пухлую… и поймал себя на том, что не дышит. Тогда он вдохнул и услышал голос Найдёна:

– Да не бойтесь, мы вас не тронем. Нам бы отдохнуть. И вообще… переночевать…

…Мальчишка не спал. Укрывшись одеялом, он в оставленную щёлку подсматривал – Тимка нетнет, да и ловил на себе его взгляд. То ли он всё ещё опасался, то ли просто был таким любопытным. Девчонку звали Катей, и она сидела на краю топчана, глядела, как мальчишки едят лапшу из «бомжпакетов». Сперва ребята хотели отказаться, но Катя показала большой картонный ящик, набитый разносортными пакетиками, и тимка готов был поклясться, что ничего вкусней этой лапши, напичканной тем, что и в руки-то брать нельзя, давно не ел – попробуй, поголодай полсуток!

Катя и её младший братишка Толик два года назад убежали из рабства, в которое попали почти полсотни жителей русской зауральской деревни к назначенному "главе администрации" – чеченцу. Родители брата и сестры спились от безработицы ещё "до чеченцев" и угорели в доме – дети тогда остались живы чудом. А теперь – мотались по БАМу, на что-то надеясь, пока судьба не занесла их в начале лета в К…ск. Здесь они ночевали впервые – вообще старались не ночевать дважды на одном месте. Жили милостыней, иногда Катя подворовывала…

1. Слова Ю. Кима.

Найдён, кажется, особо и не слушал. А вот Тимка… Он и сам не знал, что с ним. С такими историями он познакомился ещё в Светлояре – но там о них говорили, как о деле прошлом. А тут перед ним были два живых человека, девчонка и маленький пацан, выброшенные в безразличный мир… И ещё одно.

Тимка думал, что с таким же вниманием слушал бы всё, что говорила бы ему Катя. Всёвсё, без разбора.

Он не успел особо осмыслить это. Найдён, оказывается, всё-таки слушал, потому что спросил, отбрасывая опустошённую мисочку:

– И не страшно вам тут – одним?

– Привыкли, – пожала плечами Катя и потёрлась носом о плечо. – А так бывает страшно… Сегодня сюда шли, какие-то цыгане, пацаны, пристали, на мотоциклах… Еле убежали…

– Из табора, что ли? – спросил Тимка, сам удивившись звуку своего голоса. Катя засмеялась:

– Да из какого табора, они тут в одном районе живут, всё заселено! Мы туда не ходим. А это вдруг они сами… Ещё хотите?

Ответить мальчишки не успели. Мощные лучи электрических фонариков полоснули темноту где-то неподалёку, послышались неразборчивые крикливые голоса, коридор заполнили шаги и их эхо – звуки просто хлынули в комнатку. Толик сел на топчане, кутаясь в одеяло. Катя вскочила, Тимка вскочил тоже, невольно закрывая её.

Найдён остался сидеть. Более того, когда лучи фонариков оказались совсем близко, предупреждающе крикнул:

– Осторожней, там проволока! Не заденьте!

Катя ахнула. Толик заплакал. Шум на миг затих, потом возобновился с новой силой, и в комнату, осторожно перешагивая проволоку, стали проникать смуглые мальчишки – лет по 12–16. Тим насчитал девятерых – дорого, но неразборчиво одетых, ухмыляющихся и продолжающих о чём-то, хотя и тише, переговариваться на своём языке.

– Доброй ночи, – сказал Найдён вежливо. Все цыганята засмеялись, один – вроде бы самый старший – сказал порусски:

– Да тут на всех хватит! Эй, никто не хочет беленьких пацанов?

Новый взрыв хохота заглушил Толика – он плакал уже навзрыд. Тимка стиснул в кармане кастет, в другом – нож. Найдён, не меняя позы, коротко сказал:

– Лив элон. (1), – и наконец встал. – Я пожелал вам доброй ночи, – повторил он, – и я надеялся услышать ответ. Но я вижу, что слов тут не понимают. Тогда так, скот. Те из вас, кто успеет отсюда унести ноги по счёту «три» – те останутся живы. Остальные умрут.

Хохот. Тимка чувствовал, как по спине катится пот и продолжал, несмотря на команду, сжимать в карманах оружие.

– Раз, – сказал Найдён. И тот из цыганят, который разговаривал по-русски, сделал выпад в его сторону выхваченным из кармана ножом…

1. Оставь (англ)

…Тимка всё-таки кое-что видел. Для Кати (Толик спрятал лицо у неё на груди), наверное, всё слилось в промелькнувшую с невероятной скоростью киноленту. Найдён, легко вывернув руку, перерезал ножом горло его хозяину, вбил оружие в левый глаз другому цыганёнку, буквально сломав третьего пополам ударом ноги в солнечное. Развернулся на пятке, выпрямился, каблуком добивая в горло сбитого подсечкой, одноверменно ребром ладони под кадык сшибая ещё одного. Тим успел увидеть, как изо рта всем телом выгнувшегося вперёд шестого (!!!) выскочил огромный кровавый сгусток, а Найдён, уже стоявший между оставшимися в живых тремя самыми младшими и выходом, скользнул к ним. Послышался дикий вопль, звук, как будто со страшной силой ударили во что-то мягкое и оно лопнуло. Предпоследний сполз лицом по стене, марая её кровью и ещё чем-то. Последнего Найдён держал пальцами за кадык, и тот что-то визгливо закричал – но Найдён сомкнул пальцы и рванул их на себя…

…Двое или трое ещё подёргивались. Найдён отошёл к трубе, из которой капала вода, стал мыть руки. Плакал Толик. Тимка ощутил, что весь дрожит – каждая часть тела в отдельности. Найдён отряхнул руки, сказал:

– Помоги. Заметём следы, чтобы не дрыгались.

– Их надо тас… – Тимка сглотнул. – Таскать?

– Помоги, – повторил Найдён. – Катя, отведи маленького наверх. Подождите нас. Никуда не уходите. И о проволоку не споткнитесь…

…С трудом удерживая в себе лапшу, Тимка рассматривал дело рук – в том числе и своих. Найдён выложил из тел пятиугольник без одной стороны, а внутри – что-то вроде пятиконечное звезды. В том месте, где пятиугольник остался открытым, он кровью нарисовал перевёрнутый крест и какие-то значки. Потом аккуратно вырезал у всех убитых глаза и выложил их рядком вдоль значков.

И опять пошёл мыть руки.

Едва не споткнувшись о проволоку, Тимка опрометью бросился наружу…

…Он думал, что Катя давно убежала. Но они с братишкой стояли возле самого входа.

– Куда теперь идти? – спросила Катя. Губы у неё дрожали; она не знала, что Тимка видит в темноте.

– Погоди, сейчас, – попросил Тим. – Сейчас Найдён выйдет… и мы всё решим, всё придумаем…

…Располагаться на ночлег пришлось на том же заводе, но где-то у чёрта на куличках, на втором этаже полуразбитого корпуса, в окна которого заглядывали вездесущие американские клёны. Найдён, ни слова не говоря, поставил возле Толика проигрыватель и положил стопку пластинок, потом укутал его своей курткой и уложил на груду мусора – мальчишка не сопротивлялся и почти сразу засопел. Тимка, помедлив, снял свою куртку и неловко накинул на плечи Кати. Та кивнула, отошла к Толику и начала устраиваться рядом.

Мальчишки отошли к большому пролому в стене. Найдён устроился на камнях, показал рядом с собой Тимке. Тот сел, свеисл ноги наружу. Хотелось спать, ужасно хотелось. И в то же время Тимка понимал, что не уснёт сейчас.

– Скоро уже светать будет, – Найдён потянулся. Тимка спросил:

– Тебе… тебе их совсем не жалко?

– Зверьков? – спросил Найдён и сплюнул вниз. Раньше за ним такого не наблюдалось. Он покосился на Тимку изпод упавшей на глаза чёлки. – Я их честно предупредил. Скажи, Тим, что такого я сделал неправильного? Очистил землю от девяти будущих уголовников, торговцев наркотой и подонков. Те из них, кто не подонок, на такое дело не пойдут. Эти пошли. Suum quique. Каждому своё. Потвоему, зачем они приходили? Поиздеваться над беззащитными девчонкой и пацанёнком. Покуражиться. А потом убить и закопать в мусор. Благо, искать ник-то не станет. А их станут. И найдут, и меня радует мысль о том вое, который поднимется в их домах – построенных на деньги от продажи наркоты русским ребятам, – и Найдён засмеялся легко и весело. – А по-том менты будут рыть землю носом и найдут сатанистов, которые с радостью возьмут на себя это дело. И вот – бух! – два убитых зайца. Девятью звериками меньше – и сколькими-то сатанистами тоже.

– Я боюсь тебя, – сказал Тимка честно. Найдён положил руку ему на плечо и тихо возразил:

– За тебя – и за любого из наших – я умру, не задумываясь. Пойми, Тимка, – он убрал руку и потёр глаза, лицо, – я если и сделал что-то плохое – то только с точки зрения мира, в котором зло ненаказуемо. Ты привык, что врагов карают какие-то силы – армия, спецслужбы… А если враг – вот он, и ни армия, ни спецслужба не могут его покарать? Мы должны дать такой вот дряни разорвать в клочья себя, своих друзей, свою страну? Только потому, что сволочи не написали закона, позволяющего убивать сволочей? Только потому, что сволочи покрывают сволочей? Не будет этого… И ты знал, на что идёшь.

– Знал, – честно сказал Тимка, вспомнив свои слова, сказанные дяде, что он ведёт войну. – Но мне страшно.

– Нам всем страшно, но это наша земля, – сказал Найдён и поднял руку вверх. – Смотри, вон Полярная Звезда.