Текст книги "Подкова на счастье"

Автор книги: Александр Мартынов

11. К О С Т Ё Р

 
– С каждым часом мы стареем
От беды и от любви…
Хочешь жить – живи скорее,
А не хочешь – не живи…
Наша жизнь – ромашка в поле,
Пока ветер не сорвёт…
Дай бог воли, дай бог воли
Остальное заживёт…
 

Бес уже давно спал по другую сторону костра, завернувшись в одеяло с головой. Рядом в темноте мягко ступали, хрустели чем-то кони. Ночной лес тихо наклонился к костру, возле которого сидели двое.

 
– Николай нальёт,
Николай нальёт,
Николай нальёт,
 

– пел Олег, не заботясь об аккомпанементе,

 
– А Михаил пригубит…
А Федот не пьёт,
А Федот не пьёт,
А Федот
Он сам себя погубит…
 

Тимка сидел, обхватив руками колени. Ему хотелось спать, но в то же время хотелось и слушать Олега… а ещё – думать, разобраться в себе и в своих ощущениях. Совершенно новое желание… В зрачках мальчишки металось рваное пламя. Ему казалось, что костёр становится ближе… ближе… ещё ближе, что он вошёл в пламя, но оно не обжигает, а обнимает со всех сторон; вот ещё шаг – и что-то такое откроется… что-то такое, очень важное…

…Тимка удержался на грани сна и открыл глаза. Наверное, он всё-таки задремал, потому что Олег уже не пел, а просто сидел на одеяле и о чём-то думал.

– Всё не так, – вдруг вырвалось у Тимки. Олег как-то медленно посмотрел на него и поднял угол рта:

– Что не так?

– Всё, – решительно сказал Тим. – У меня каша в голове.

– И винегрет, – согласился Олег. – Ты винегрет любишь?

– Что? А. Нет, не люблю… – Тимка вздохнул. – Почему ты сказал, что они сектанты? Очень хорошие люди… гостеприимные и добрые.

– Как к кому, – покачал головой Олег. – Вот мне рассказывали, приезжали в эту глушь какие-то миссионеры Церкви Облобызания Левой Святой Пятки Живого Бога Макса Кирдык Иешуа, – Тимка хмыкнул. – Так наши соседи их отсюда очень не подоброму даже наладили. А так конечно добрые и гостеприимные.

– Но вы же типа язычники, – Тим помотал головой. – Они с вами и здороваться не должны, а нас сразу за стол усадили… уфф, как вспомню, так вздрогну! И церкви у них нет…

– Зачем? – удивился Олег. – Они и так в храме живут, в том же, что и мы.

– И весёлые, и никакие не фанатики… – продолжал задумчиво перечислять Тимка. – И чисто везде… Так какие же они сектанты?!

– Обычные, – охотно пояснил Олег. – И мы сектанты. И Науман… Науману положено быдлищем тупым быть, а он ишь ты, падла – детей наплодил, германцем себя зовёт и портрет Гитлера в спальне держит… что смотришь, держит, держит, я сам видел!

– Гитлера?! – Тим совершенно проснулся. Олег засмеялся:

– Дурачок ты, Тимка, и не обижайся, я как-нибудь объясню – почему, если сам не поймёшь – я, например, быстро понял… Ну вот. Староверы, гады, детям на компьютере играть запрещают, секут их за непослушание и попов через колено кидают, которым наш… короче, власть руку лобызает. О нас и говорить нечего. Забрались в лес, правильную музыку не слушают и наколки себе вражеские делают – да ещё в демократию не верят, а верят в Перуна. Ну и кто мы после всего этого? Только вот что делать-то со всем этим, если мы все в окружающий мир ну никак не вписываемся?

– Так, может, как раз вы и неправы? – протянул Тимка. Олег пожал плечами:

– Неа. Правы мы. Ну хоть потому, что Науман в жизни никого не обокрал, у староверов не то что наркоманов, а даже просто пьющих нет, а я умею в уме пятизначные цифры без калькулятора складывать. Вот и все сермяжные доказательства нашей правоты. Всё остальное выдумали, чтобы людям мозги туманить… Вот Тимка, как раньше наверх попадали? Покажи себя. На поле битвы покажи, открытие сделай, картину напиши. Не можешь? Сиди внизу и не чирикай. Не хочешь? Рвись наверх. Переделывай, переламывай себя – лень, тупость, трусость. Получилось? Вот тебе пьедестал. Не вышло? Сиди внизу и не гунди – или опять пробуй. И ещё. И снова. Кто больше умеет и больше отдаёт – тому почёт и слава… А как сейчас наверх попадают? Трепись. Подсиживай. Подкупай. Выкарабкался, осмотрелся – и усё, ты в своём праве. Даже если за тебя два и два секретарь складывает и при виде оружия тебя понос прохватывает с могучей неизбежностью… Раньше массы тянулись за вождями наверх. А сейчас вожди тянут масссы вниз, потому что сами из грязи выползли. И больше всего усираются, что народ проспится и спросит: "А чего это вы во дворцах живёте, а у меня в унитазе зимой моча замерзает?!" Вот чтоб массы этого вопроса не задавали – вот им игровые автоматы, вот водка, вот наркота, вот музончик квадратный, вот лотереи, вот шоу; развлекайтесь и не лезьте! Кто пискнул – тот фашист и против демократии. Хватай его – и в тюрягу надолго, чтобы он там пожалел, что у нас смертная казнь отменена. А что народ вымирает – так на наш век хватит, а там накройся всё ночным горшком.

Тимка не мог отделаться от ощущения, что это говорит не четырнадцатилетний мальчишка, а взрослый и очень умный, повидавший жизнь мужик. Но Олег был мальчишкой, именно мальчишкой, загорелым и слегка курносым. И от этого у Тимки появлялось чувство ущербности, потому что он обо всём это никогда не думал и даже просто не задавался вопросами – ну, например, почему жизнь совсем не похожа на то, что показывают и говорят по телевизору в новостях; почему нужно платить огромные деньги за кружки, секции, а всё то, что ничего не даёт человеку – чуть ли не даром; почему никто не решает проблемы, пути решения которых очевидны даже ему, Тимке – отнять деньги у тех, кто их наворовал и помочь бедным, беспризорным, безработным, строго наказывать тех, кто торгует наркотой, расстреливать тех, кто крадёт детей и повсякому издевается над ними, бомбить и сжигать бандюг в горных лагерях на юге…

– Тим, – тихо сказал Олег. – Есть закон и есть справедливость, – Тимка поднял глаза непонимающе. – Я знаю, о чём ты думаешь… В нашем мире закон – это отмазка для подонков. А справедливость – страшный яд для тех, кто правит. Потому что они по справедливости жить не могут в принципе. И придумывают всё новые и новые законы, по которым не могут жить нормальные люди. Тоже в принципе, физически… Поэтому нормальным людям приходится прятаться. Это печально, но это так. Если бы дядя Слав жил по законам, я бы сейчас сидел в колонии. Простой пример. Потому что я нарушил закон. Но я ведь не сделал ничего плохого, Тим. Понимаешь?. А те, кто пользовался услугами Радки Улыбышева, кто… кто насиловал его – они чисты перед законом, потому что нет никаких доказательств, одни эмоции. Понимаешь? – повторил Олег и поднял угол рта.

Тимка кивнул. Он в самом деле это понимал, более того – понимание именно вот сейчас оформилось в нечто реальное из смутного недовольства тем, что происходит вокруг. А Олег продолжал говорить:

– Я тоже сперва не понимал. Я сейчас словами Игоря буду говорить, как он мне в своё время объяснил… Есть… ну, в общем, такой кокон для всех людей. Его сплели из дебильной Музычки, из картин там разных, на которых не пойми что нарисовано, из вывихнутых законов. И люди в этом коконе рождаются, живут, умирают – и постепенно превращаются в мутантов, потому что даже воздух вокруг – отрава. И очень трудно из кокона прорваться. А большинство и не хотят уже. Потому что в какой-то степени внутри спокойней. А снаружи нужно постоянно думать самому, бороться, карабкаться… Иногда кто-то вырывается. Некоторые ухитряются вытащить с собой других людей. Как дядя Слава. Особо гениальные – выволакивают целые страны. Как Сталин, например.

– Стаалин?. – недоверчиво протянул Тим, и Олег засмеялся:

– Ну вот и кокон… Что, в школе сказали: Сталин – бяка? Когда он к власти пришёл, население СССР было где-то миллионов сто тридцать. Когда умер – почти двести. Принял страну, где радио было верхом прогресса, а оставил – с собственной электроникой и электротехникой и уже с телевизорами. Начинал – хорошего автомобиля сделать не могли, закончил – имели лучшие в мире танки и самолёты. А нынешние – наидемократичнейшие, всё разрешившие и смертную казнь отменившие – ухитрились сделать так, что у нас людей каждый год на миллион меньше становится, пылесосы покупаем в Корее, авиапромышленность вообще сдохла… Читать надо, Тим, сравнивать и анализировать, даже если нам по четырнадцать лет. Уже пор. А власти этого ужас как боятся – особенно боятся, что молодёжь думать начнёт. Вот и наслаивают кокон – "Фабрика звёзд", «Дом2», рэпфестивали… Наши предки были умнее: чужое – значит, надо сто раз проверить, а не от Сатаны ли это и подойдёт ли нам? А сейчас из нас додиков пытаются сделать, таких подопытных крысок с электродами в мозгах. Был такой эксперимент. Крысе в "центр удовольствия" в мозг вживили электроды, научили кнопку нажимать – тык, и кайф. Эта крыса умерла от жажды. Просто не могла отвлечься на то, чтобы попить – давила и давила кнопку. Знала, что умирает – и всё равно давила. Вот так.

Тим передёрнулся. И вспомнил пару раз виденных ребят, помешанных на компьютерах – в 13–15 лет с больными суставами пальцев, практически слепых, с изуродованной кожей лица, первыми признаками туберкулёза… И то, с каким восторгом они вновь и вновь опять садились за клавиатуру…

Олег потянулся, зевнул и вдруг прочитал:

 
– Если обнажённая натура
Бегает за пищей по болотам
Глупо думать, что её культура
Меньше вашей бомбы с наворотом.
Лучше быть в набедренной повязке
И, за пищей бегая ногами,
Не сдаваться в плен кошмарной сказке,
Где за всё заплачено долгами:
За культуру войн «гуманитарных»,
Шкуру отморозков планетарных,
Мозг машин, не ведающих страха,
У которых смерть торчит из паха!
Силу ваших «ценностей» безбожных
Перевесит на весах Господних
Детская наивность безоружных,
Нищих и голодных, но свободных
От «культуры» вашего насилья,
Где под видом Высшего Порядка
Вырежут язык, отрубят крылья
И заставят улыбаться сладко…
 

Это Юнна Мориц. «Звезда Сербости». Если хочешь, потом почитаешь. У нас распечатки из Интернета…

– Да не люблю я стихи, – признался Тимка. Олег засмеялся:

– Ты и про гитару то же самое говорил, а как слушаешь? Вообще большинство людей не знают, что они любят, а что нет. Они знают, что им говорят любить, а что говорят ненавидеть.

– Зима, – сердито сказал Тимка, – ты вообще захаял всё, что не спрятано у вас в тайге. Да что там, хорошего ничего нет, что ли?!

Олег молчал. Долго молчал. В чаще зашёлся – мороз по коже! – филин, ему где-то очень далеко ответил дрожащий вой волка. Звёзды – яркие и крупные, Тимка никогда раньше таких не видел – подмигивали сквозь прорези в листве.

– Не знаю, – признялся Олег;Тим вздрогнул. – Когда у нас отобрали коней, всем было всё равно. Понимаешь, у нас и так не очень много было. А у тех, кто отбирал, было всё. И всё-таки правы оказались они. Разве это по справедливости? Разве по справедливости то, что в мире, где нас, русских, так мало и всё меньше, нас – сирот, беспризорных – всё больше? Я вообще не знаю, кто был мой прадед, Тим. Но он стопроцентно воевал. А мой дед, наверное, голодал и тяжело работал в тылу. Или, может, даже беспризорничал. Или, как я, остался сиротой. Но тогда всё было понятно – война шла. А сейчас? Ради чего люди мучаются сейчас? Ты знаешь? Я – нет. Но я не верю, что этот мир единственно возможный и не будет другого.

– Другого? – Тимка поставил подбородок на колени. – Какого?

– Какого? – Олег лениво подбросил хвороста в костёр, и тот, пригаснув на миг, разгорелся ярче; огненные змейки вползали по сучьям. – Чтобы было голубое небо… и никто не хихикал при слове «голубое». И трава у крыльца, а в ней – кони пасутся. И чтобы разорились все фирмы, которые производят бронированные двери… А если ты в пути, то входишь в любой дом, как к себе, и тебя сажают за стол… И даже если есть у тебя враг, то он приходит к тебе и бросает в лицо перчатку, а не убийц нанимает… И чтобы люди не бросали своих детей и собак. Никогданикогда не бросали… – голос Олега вдруг задрожал и он несколько секунд молчал. – Я, Тимка, сам себе не очень представляю, какой это должен быть мир. Хороший. И это не так уж трудно. Человек просто должен быть человеком. Вот и всё.

– А это что, просто? – спросил Тим. Олег кивнул:

– Очень. А главное – зависит только от человека, от него самого. И всё…

Мальчишки перестали разговаривать и отвернулись от костра, глядя на звёзды.

– Вон та, большая – Альфа Волопаса, Арктур, – сказал Олег, обнимая руками плечи. – Арктур – Пастух Медведей…

– Почему Пастух Медведей? – задумчиво спросил Тимка. Олег пожал плечами:

– Я не знаю… Такое стихотворение есть у Белянина.

– Это поэт?

– Писатель и поэт… Странно – книжки все весёлые, всё кувырком, читаешь – хохочешь. А стихи печальные… У него два года назад сына убили.

– Кто? – от неожиданной злобы у Тимки захолодели щёки. Он повторил требовательно и гневно: – Кто убил?! – как будто неизвестный Белянин был его старшим другом.

– Какие-то гады украли, чтобы выкуп получить… А он стал сопротивляться. И его задушили…

– Их нашли?! – Тимка закусил губу.

– Нашли и посадили… Один оказался одноклассником, ну, его, сына… Он и заманил в ловушку… Вот тебе и ответ. Пацан заманил одноклассника, чтобы деньги получить. Не может быть нормальным мир, в ко-тором такое происходит вообще. Но ведь мысль-то про похищение не сама в башке у этого гада родилась! Телевизор подсказал, который тоже не сам по себе работает… Помоему, это всё даже страшнее, чем Беслан. Там хоть с каких-то, пусть с первобытных позиций, можно объяснить: чужое племя, чужую веру – под корень! Не простить, но объяснить… А тут необъяснимо. Ради денег… Вот те же Гитлер и Сталин. Сталин людей использовал, как дрова для топки локомотива – вперёд, давай, скорость, напор! Гитлер в сорок пятом против нас бросил четырнадцатилетних, рука не дрогнула – сколько их наши побили? Жуть… Но Сталина осенью сорок первого чуть ли не на коленях умоляли: уезжайте из Москвы! Враг в сорока километрах! А он только сказал, чтобы полк его личной охраны подготовили: в случае чего он этот полк сам в атаку поведёт. А для Гитлера в апреле сорок пятого и вообще всё было ясно! И ведь за ним на самолётике прилетела Ханна Рейча, была такая лётчица-фанатичка… Его тоже упрашивали – летим в горы, фюрер! А он отказался… У них при жизни было всё. Но они были вожди – и понимали, что в случае чего всё и отдать придётся. Закон наших предков. В последней битве можно уцелеть – убежать, сдаться многие могут. Но вождь в такой битве уцелеть не имеет права. А нынешние? Чем они отвечают? Провалил дело – сняли с должности, уехал на виллу к тёплым морям… Карлики, которые сами ничего не могут и боятся того, на что способен их собственный народ, потому что не знают, что с этими свершениями делать… Ну и остаётся запихать народ в кокон – чтобы ни Корчагиных, ни Голицыных, ни Гагариных, ни Беляниных…

– С умным хлопотно, с дураком плохо – нужно что-то среднее, да где ж его взять? – пробормотал Тимка, а Олег, услышав, кивнул:

– Точно… Дядя Слава пел тебе?

– Не мне, но в общем… да, – согласился Тимка. – Ты так говоришь, как этот – оратор.

– А это не трудно, – пояснил Олег, – просто читать надо побольше и рэп с попсой нив коем случае не слушать. Они мозги блокируют, это научно доказано.

Филин опять заорал в чаще, как сумасшедший, которому колют галоперидол, потом перешёл на детские всхлипывания – полное ощущение было, что в лесу заблудился ребёнок. Тимку даже мороз по коже продрал. Он вздохнул и спросил:

– А там, в той стороне, куда мы едем – там что?

– Километров через триста будет Подкаменная Тунгуска, – ответил Олег и засмеялся: – Да не живёт там никто. Если западней… или вос-точней… там – да, есть поселения. А если прямо на север, то только реки. Можно сказать, до самого Северного Ледовитого… В этих местах двадцатьтридцать миллионов человек без особых проблем могут жить. Но пусто. Точнее… – Олег сощурился, – люди не живут.

– Зверей много? – понимающе спросил Тимка. Олег медленно кивнул:

– Много… – он отвернулся в сторону леса. Глядя в темноту, продолжал: – И не только зверей… Не только зверей, Тим… но и ещё коекого…

– Вот только страшилок не на… – сердито начал Тимка, но в этот момент Олег обернулся, улыбаясь острейшими клыками. Пламя больше не отражалось в его глазах – они были алыми сами по себе, с узкими вертикальными зрачками! – А… коротко выдохнул Тимка и, взмокнув, вскочил, хватаясь за нож.

Олег с неудержимым хохотом опрокинулся на спину, задрыгал ногами и, выплюнув пластмассовую челюсть, протянул руку к Тимке, на ослабевших ногах замершему у костра:

– У… у… ааахххааа!. Убери… нож… уааххха, уаа!!! Не момогуу…

Тимка хлопнулся на место, с трудом разведя пальцы. Его начало подташнивать, всё внутри тряслось. Олег, продолжая хохотать, осторожно извлёк из глаз линзы, убрал их и челюсти в футляр, вытащенный из кошеля на поясе.

– Дебил, – сказал Тимка, сглатывая, дрожащим голосом. – Кретин, придурок. Так же помереть можно. Балдахрен…

– Молодец, – неожиданно уже серьёзно похвалил Олег. – Сразу за нож… Наш человек!

– Ещё раз дебил, – буркнул Тимка, ощущая уже только противную слабость – тошнота прошла. – Детский сад…

– Вообще-то не совсем, – покачал головой Олег. – Тут и правда много всякой всячины водится… Мамонты – самое безобидное.

– Мамонты… – скривился Тимка. Олег поднял руку:

– Слово чести. У старших ребят поспрашивай, они расскажут до фига.

– И всё правда, – кивнул Тим. – Инопланетяне, черти из нефтескважины и метровые крысы в метро. Да?

– Нет, – засмеялся Олег. – Есть вещи посерьёзней… Тайга – она нас-только древняя, что ей вся история человечества – тьфу. И у неё немало своих тайн.

– Зима, не верю я в сказки, – возразил Тим. Олег сощурился:

– А чего ж ты так за нож схватился?

– От неожиданности! – огрызнулся Тим.

– Ну-ну… – Олег потянулся. – Ладно, давайка спать. А то завтра до полудня не поднимемся.

Тим, не прекословя, раскатал одеяло, улёгся. Олег устраивался по другую сторону костра, подталкивал в него полешки, потом отлучился в темноту, там говорил с конём… Как он вернулся – Олег не помнил.

Заснул.