Текст книги "Подкова на счастье"

Автор книги: Александр Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

1. БОГАТЫЙ ДЯДЮШКА

Ни один нормальный мальчишка не использует мобильник, как мобильник.

Это предмет для хвастовства (у кого круче), фонарик, фотоаппарат, музыкальный центр – что угодно, только не телефон, хотя родители, покупая своему чаду это чудо техники, успокаивают себя мыслью что "уж теперь-то всегда будут знать, где…" и прочая взрослая чушь. Именно в тот момент, когда им позарез нужно знать – «где», мобильник садится… или на него садятся, или мальчишка оказывается в зоне недоступности сигнала. И родители, как и раньше, до нашей эры, хватаются за голову, пьют таблетки и звонят в милицию.

Гораздо реже, но всё-таки случается такое, что владельцу мобильника тоже надо на самом деле позвонить, и тут уже он обнаруживает, что роскошный аппарат вышел из строя, потому что сегодня он (владелец) почти час показывал восхищённым приятелям, какие мелодии он «накачал» себе.

Примерно в такой ситуации оказался четырнадцатилетний Тим Бондарев, когда вернулся со школьной практики в полдень 20 июня. Запомните эту дату.

Началось всё ещё раньше – когда утром он натянул белые джинсы, намереваясь вместо практики идти гулять с одной дамой. Дама не пришла, практика состоялась, на джинсах слева красовалось тёмное пятно, а ключи от квартиры остались лежать в правом кармане старых джинсов – на стуле возле Тимкиной кровати. Попытка позвонить родителям, чтобы они подвезли ключи, сорвалась по причине смерти мобильника. Это означало, что к родителям придётся ехать на общественном транспорте через весь город, в район новостроек, где располагалась их часть. Вариантов не было – раньше девяти вечера родители не появятся.

Тимка прислонился затылком и спиной к своей двери и несколько раз с досады стукнулся в неё головой.

– Сейчас открою, – сказал из-за двери заспанный мужской голос.

Тим отскочил, как на пружинах. Его лицо сделалось испуганнонепонимающим. Он так и стоял, пока щёлкал замок и открывалась надёжная, европейских стандартов дверь – открывалась изнутри квартиры, где никого не должно было быть вообще, не говоря уж об обладателях мужского баса. Мальчишка даже осмотрелся внимательно – а их ли это дверь?! Потом он заподозрил, что зачем-то появилась хозяйка квартиры (подполковник Бондарев и старший сержант Бондарева снимали квартиру за пределами военного городка)… но опять-таки – мужской бас?!

А обладатель баса возник на пороге.

Это был заспанный мужик лет 35–40, с густой бородой и вислыми усами, здоровый, как белый медведь, с какими-то замысловатыми татуировками на правых руке и плече. Тим мог бы присягнуть, что раньше никогда в жизни его не видел. Тем не менее, на мужике были одни трусы и становилось ясно, что в квартире он расположился похозяйски и вовсю наслаждается жизнью.

– Вы кто? – задал Тимка самый логичный в такой ситуации вопрос, пятясь слегка к лестнице. Мужик подумал, разглядывая мальчишку, по-том хмыкнул и ответил спокойно:

– Если ты Тимофей и ты сын Ольки, то я твой дядя. Твой уй, так сказать.

– Вы мой кто? – подозрительно спросил Тимка.

– Уй, – обстоятельно разъяснил мужик. – это дядя со стороны матери. В отличие от стрыя – дяди со стороны отца. Ясно?

«Конечно,» – подумал Тим, собираясь рвануть по лестнице. С мужиком у них была разница в росте (минимум метр девяносто против метра семидесяти двух), весе (килограммов сто сплошных мускулов против сорока восьми… ну, тоже мускулов, но всё-таки не взрослых) и габаритах (белый медведь и жеребёнок). Не говоря уж о том, что у Ольки (матери Тима) братьев, кажется, не наблюдалось.

Однако, в этот момент "дядя уй" поднял палец и сказал:

– Ясно. Ты меня опасаешься. Вполне естественно… Сейчас, – он отклонился куда-то в сторону (в направлении столика, скорей всего) и протянул Тиму листок из отцовского еженедельника. С некоторой опаской Тим взял его.

Да, это писал отец, больше некому.

"Тимка! Мы до тебя не смогли дозвониться. Приехал твой дядя, брат матери. Почему ты про него ничего не знаешь – это потом, когда приедем. Не буди его, если спит, он устал. Если попросит чем помочь – помоги.

До скорого. "

Ниже было приписано почерком матери:

"Тим! Твой дядя был козлом, а стал сумасшедшим. Не знаю, что лучше, но ты его поменьше слушай.

Целую – ма. "

Тимка сложил записку и, убирая её в карман, спросил:

– Тут сказано, что вы были козлом, а стали сумасшедшим. Как это понимать?

– Проходи, – дядя посторонился. – Это отдельная тема.

Пока Тимка мылся, закрыв за собой дверь на задвижку и придвинув к ней стиральную машинку, дядя вроде бы вёл себя адекватно – ходил туда-сюда, что-то трубно напевал, гремел на кухне. Тим, отфыркиваясь, почти успокоился и выстроил непротиворечивую версию: дядя сидел, сидел долго и за что-то серьёзное, а теперь ударился в религию или что-то вроде этого, как часто бывает с зэками. Это мальчишку почти успокоило. А когда он вышел, то на кухонном столе царил бардак, но бардак приятный.

– Я разобрать ничего не успел, – объяснял натянувший джинсы дядя.

– Ехал долго, устал, сразу как твоих проводил, спать завалился. Вот привёз, сейчас поедим. Я голодный, ты, думаю, тоже.

На столе лежали копчёный окорок, ветчина, снизки солёной и копчёной же рыбы, стояли банки с грибами, вареньем, настоящий деревянный бочонок с надписью «МЁД», ещё один бочонок – без надписи – пучки зелени, какая-то другая вкусность, высился большущий круглый каравай хлеба.

– Садись давай, племяш, – предложил дядя, выхватывая из-за банок ножны, а из них – длинный, чуть изогнутый нож со светложёлтой, оправленной в медь, рукояткой. Этим ножом он, прижав каравай к груди, отхватил от него несколько ломтей, отчекрыжил от окорока кусок в два пальца толщиной, рассёк надвое огурец, соорудил из всего этого что-то вроде бутерброда и начал упоённо жевать. – Режь сам, чего хочешь.

Вид ножа, ничуть не похожего на магазинные изделия, укрепил Тима в сделанных выводах. Он сел, оплёл по привычке ножки табурета ногами, взял нож и спросил:

– А как вас зовут?

– А, да… Называй просто дядя Слава. Я вообще-то Вячеслав… Твои то только вечером вернутся? – Тим кивнул. – Ну и ладно… Рубай давай, что на тебя смотрит…

Тим кивнул снова, вертя в пальцах нож…

…Он не хотел подслушивать, честное слово. Даже не очень-то думал о невесть откуда взявшемся дяде, а просто лежал в постели в своей комнатке и размышлял о причинах, по которым не появилась девчонка, с которой они договорились встретиться. За свои четырнадцать лет, сменив вместе с родителями три места жительства, Тим привык к мысли, что девчонки стервозины и обманщицы, но каждый раз очередное подтверждение этого факта расстраивало. И только через какое-то время он сообразил, что уже довольно давно прислушивается машинально к разговору за неплотно прикрытой дверью…

…Вячеслав Игоревич Богданов, старший брат тимкиной матери, сбежал из дома, когда ему исполнилось 14, в 82 м году. Тогда как правило таких беглецов находила и возвращала в двадцать четыре часа милиция, но Славке повезло… или не повезло, как сказать. О своих приключениях на просторах СССР дядя рассказывать не стал, ограничившись словами, что "был я порядочной сволочью". Может быть, именно благодаря этому к двадцати пяти годам у него в городе СанктПетербурге была своя нехилая фирма, занимавшаяся скупкой, перекупкой, вывозом и завозом всего на свете. Двадцатипятилетний бизнесмен, не гнушавшийся никакими средствами для приращения капитала, женился по любви, и в 94 м родился сын, Максим. О своей родне Вячеслав Игоревич думал ровно столько же, сколько обо всех людях вокруг – или не думал вообще, цинично презирая таких за то, что они "не умеют держать нос по ветру". Даже 98й год с его дефолтом не поколебал могущества бизнесимперии Богданова – напротив, обогатил его, одного из немногих. А на следующий год он отправил семью на курорт в Таиланд, а сам поехал на встречу с деловыми партнёрами в Хельсинки, собираясь присоединиться к жене и пятилетнему Максиму потом.

Они погибли, когда упал экскурсионный вертолёт – за час до прилёта Богдановастаршего.

Удачливый бизнесмен схоронил то, что удалось найти в обгорелых останках машины и начал пить. Он пил упорно и страшно – месяц, другой, третий, чуть не застрелил начальника личной охраны, ходил по трущобам и швырялся в бомжей и беспризорников сотенными купюрами (долларами, конечно), бессвязно просил прощенья, врывался в церкви и высыпал пачки банкнот перед ошалевшими священниками, умоляя вернуть жену и сына, опять пил… Так продолжалось почти полгода. Наконец, исхудавший, синий от пьянства, страшный и молчаливый, он пришёл в себя и, созвав совет директоров компании, начал её распродажу по частям. Выплатил годовые премиальные всем сотрудникам. Заплатил личные долги тех, у кого они были. Устроил для многих разные бытовые проблемы. Дал банкет, на котором вдруг сказал, что глубоко и страшно заблуждался, что все вокруг идиоты, потому что верят, что могут купить всё, а на самом-то деле…

Он не договорил.

И – исчез. Вместе с огромной даже по западным меркам суммой денег, переведённых в золото и ценные бумаги на предъявителя. Пропал где-то на просторах России, и предпринимавшиеся очень многими людьми (и организациями) попытки его найти не дали никакого результата…

… И двадцать четыре года молчал, зараза! – по голосу мамы Тим понял, что она немного выпила. – Ну какая же ты зараза, братишка… Ну ладно, пока ты был богатый буржуин и знаться ни с кем не хотел… А потом?! А последние шесть лет?!

– Оль, ты прости, – басил дядя Слава. – Дело такое… В общем, занят я был выше крыши.

– Ты хоть у стариков-то был?

– Да был, а как же… Я от них к вам…

– Они ж тебя, козла, мёртвым уж давно считали…

– Да всё я понимаю…

– Ладно, Ольга, – вмешался отец Тима, – чего теперь, люди ещё и нетакое отмачивают… Давайка…

– Давай, ага…

– Только мне немного…

Позвякиванье, побулькиванье (Тимка вертанулся в постели и хихикнул).

– Домашняя, что ли?. Хорошая штука.

– Старый рецепт… Вот, это попробуй, тоже сами коптили…

– Погоди, братишка, я так и не поняла, ты что, фермером заделался? Не говори, что да, я со смеху умру, ты ж курам боялся подходить…

– А ты зря ржёшь, Олька. И фермером тоже. И ещё много кем.

– Оно тебе надо? Сам говоришь, что денег ты с собой увёз ого…

– …и поместил удачно… Кстати, вот…

– Убери.

– Не убери, а возьмёшь. Считай, что от своей совести откупаюсь.

– Была бы она у тебя… Убери, говорю!

– Слушай, Оль… – голос отца.

– А ты вообще молчи.

– Жена да убоится своего мужа… – это дядя Слава.

– …да не дюже! – мать отрезала. – Не возьмём.

– Племяшу пригодятся. Короче, вот, а там хоть в мусоропровод кидайте…

Какое-то время опять молчание – кажется, едят. Снова голос отца:

– Так чем ты занимаешься-то, если не секрет?

– Да как сказать… Вроде как детский дом у меня.

– Чегоо?!

– Ну… да. Детский дом. Я сперва просто ездил по стране, почти полгода. Деньги есть, несколько раз думал – вот сейчас осяду, а потом как срывало. Молодость вспомнил, я тогда тоже вот так колесил… Туда ткнусь, сюда ткнусь – везде чужой. Как-то сижу на вокзале, закусываю. А у меня вид был такой… бомжачий довольно. Подкатывается пацан, лет восьми – дядь, дай поесть. Сидим вместе, лопаем. Слово за слово – разговорились. Я ему говорю – поехали со мной. Он мне – поехали, а куда? Я ему – да никуда, я мотаюсь, место ищу. Таксяк, а через месяц гляжу – за мной уже хвост из пяти человек подпрыгивает: "Дяд Слав, а это?. Дядь Слав, а можно?. Дядь Слав, а мы?. " И смех, и грех… Не наглые, не воришки профессиональные там, просто – ну, так жизнь у ребятишек сложилась, где попросят, где и подворуют. Мне бы их гнать, морока ведь – а я на них гляну и Максимку вспоминаю… С этого всё и началось… Думаю: "Ну ладно. Сына не уберёг. Так хоть этих сберегу, могу ведь!" А у нас с деньгами и правда всё можно. Сделал себе документы, чистые, на все случаи жизни, даже билет охотничий и диплом из ВУЗа. Им выправил свидетельства, тоже новяк, полисы. Всё поменял – имена, фамилии, места рождения, даты чуть подправил. Приоделись. И поехали мы с СевероЗапада – это там было – в Южную Сибирь, аж за Братск. Едут со мной, не спрашивают, куда, чего – верят. Ну, в одной гостинице собрал их в номере, говорю – так и так, хватит мотаться, надо почеловечески жить, чтоб и будущее было. Но будет трудно, если кто не хочет или боится – разойдёмся похорошему. Вот документы, вот деньги каждому, адреса найду – хотите детских домов, хотите монастырских приютов; если кто на улицу опять хочет – тоже неволить не буду. Так как? Сидят, молчат. И так никто и не ушёл… Вот так и живём седьмой год. Двадцать три человека, пятнадцать парней, восемь девчонок, я двадцать четвёртый. Старшим уже шестнадцатый, скоро школу заканчивают – экстерном, правда, зато один шустрик уже в ВУЗе на втором курсе, заочно. Младшим шесть, семь…Сами всё на ровном месте сделали и оформились как детский дом «Светлояр». Вот с этим оформлением из меня крови выпили… Если б не моя бизнесзакалка – плюнул бы на всё! Тому дай. Этому дай. Сюда отстегни. Сюда приплати. И у всех постные рожи: ах, что вы! Дети наше будущее! Мы не можем их кому попало доверить! Сиречь – пусть лучше на улице погибают…

Потом то ли голоса стали тише, то ли Тим просто заснул. Ему снился лес, железная дорога и новоявленный дядя, едущий куда-то на дрезине из фильма "Корона Российской Империи".