Текст книги "Подкова на счастье"

Автор книги: Александр Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

6. С В Е Т Л О Я Р

Очевидно, 10–15 километров по меркам здешних обитателей – не расстояние для небольшой прогулки, потому что уже опять начинали сгущаться сумерки, а все трое всё ещё шагали по лесу почти незаметной тропинкой. Тимка устал и обиделся – с того момента, когда они встретили этого «индейца», дядя совершенно перестал обращать на племянника внимание. Правда, он и с Игорем не слишком-то разговаривал – так, время от времени они перебрасывались фразами типа: « Ну как там дела? – Да всё нормально», или « – Картошку окучили? – А то как же?», ну и ещё « – Новенький что? – Да ничего, обвыкся уже…» Тим жалел, что у него не очень хорошая зрительная память и что вообще всё так быстро завертелось – из Инэта можно было бы узнать, что собой этот Игорь представляет, поподробнее. Судя по всему, он, Димка, Игорю был не интересен и это оскорбляло. Обычно такого отношения Тим не терпел даже от старших ребят, но сейчас почему-то не хотелось затевать ссору. И дело было не в том, что рядом дядя. Просто… просто ссориться с Игорем было всё равно что с гранитным валуном – именно так Тимка подумал сразу, и эта мысль была правильной несмотря на свою кажущуюся странность.

Удивляло ещё и то, что дядя сказал: "всё-таки почуяли. " В каком смысле почуяли? Непохоже было, что этот Игорь тут охотился – где добыча? Так что, он вышел встречать воспитателя? Тогда как не разминулся с ним в лесах? Это для Тимки было непостижимым – он был уверен, что заблудится здесь, едва сделает десять шагов в сторону от своих спутников. В прошлые два дня они в это время уже останавливались на ночлег. Раз сейчас идут – значит, и правда уже недалеко… Тимка вспомнил фотографию башенок за частоколом над рекой. Ну и где тут река?

– А вот она, – сказал дядя, оборачиваясь и останавливаясь. Тимка по-инерции сделал ещё несколько шагов, прежде чем понял, что дядя ответил на его мысль – но тут же забыл об этой странности, решив, что с досады сказал вслух. – Пришли.

– А… – начал Тимка и заткнулся.

…Солнце садилось за леса на правом – пологом – берегу реки, и эти леса казались чёрной стеной, ощетинившейся остриями пик. В воде горел закат, а по сторонам от его широкой полосы она тоже казалась чёрной и загадочной. На середине огненной дорожки плыла лодка – так далеко, что было непонятно, сколько в ней человек и чем они заняты. А примерно в полукилометре, на высоком холме, в точности, как на фотографии в заставке, поднимались за частоколом дома, крытые какой-то странной черепицей или чем-то вроде. Тянулся в небо одинокий дымок, людей не было видно, но зато отчётливо слышались голоса жилища – замычала корова, коротко пролаяла собака, что-то скрипнуло… Неожиданно в окнах поселения ярким алым светом заката вспыхнули многочисленные стёкла – словно зажглись праздничные огни.

– Дождь будет завтра или ночью даже, – сказал Игорь, подняв руку с луком – наверное, подавал сигнал кому-то. – Звуки как слышно…

Тимка отчётливо хмыкнул – дождём и не пахло, небо было чистым, как хорошо отмытое тёмное стекло, и на нём уже зажигались за спинами путешественников редкие, самые яркие, звёзды…

* * *

Тимка проснулся от того, что по крыше шуршит мощный и неостановимый дождь.

Крыша крыта гонтом – не черепицей. А гонт – это такие деревянные плашки специальные, сонно подумал он, ворочаясь под одеялом из шкуры. Когда он – сонный и вялый от усталости – даже не поев и толком никого не увидев, проплёлся через то ли большой зал, то ли крытый двор, дядя отвёл его по широкой лестнице в небольшую низкую комнатку. Спать хотелось очень, и мальчишка, раздевшись, залез в невысокую кровать, густо украшенную замысловатой резьбой, зарылся поглубже и с наслаждением вытянул ноги. Собственно, это было последнее, что он помнил о Светлояре. Он даже не сообразил, один в этой комнате, или нет…

Тимка приподнялся на локтях. Да, в комнате он был один. Она и рассчитана была скорее всего на одного – маленькая, из мебели – вот эта кровать, стол, стул, сундук какой-то, маленький столик у кровати, да и всё, кажется… Рюкзак так и лежал на полу, одежда висела на спинке в ногах, значит, и не заходил никто. Мальчишка прислушался. Тихо, только звук дождя. Сколько же времени? Он вытащил изпод одеяла руку с часами. Светящиеся стрелки показывали половину третьего. Нет, братцы – спать дальше, нечего, нечего – спать! Мировые проблемы, красоты природы, знакомство с новым местом и новыми людьми – всё подождёт.

А дождь-то и правда идёт, как ни крути. Его шум, сперва казавшийся убаюкивающим, вдруг сделался надоедливым, и Тим неожиданно понял, что, чего доброго, не уснёт. Бессонницей в его возрасте никто не страдает, но тут дело было в усталости плюс взбудораженности от нового места – усталость удалось заспать и теперь интерес не давал уснуть снова.

Не лучший вариант, что ни говори. Тимка раздражённо покрутился под шкурой, подумав, что это идиотская мысль – спать, пользуясь таким покрывалом, хотя ещё минуту назад это казалось приятным и необычным. Кроме того, ему начало хотеться в туалет. Вдобавок – неожиданно мальчишке стало… не по себе.

Дело в том, что кроме шороха дождя, размеренного и немолчного, в мире отсутствовали другие звуки. Так Тимке показалось первое время. А теперь он понял, что звуков много, и большинство из них неизвестные – скрипы, шорохи, даже отчётливые вздохи путешествовали по комнате из угла в угол.

Принято думать, что в четырнадцать лет таких вещей не боятся. Кого ни спроси в этом возрасте, каждый вам так скажет… и соврёт. Из гордости и самоуважения. Но если тебе четырнадцать лет и ты совсем один в чужой тёмной комнате, да тебе ещё вдобавок хочется в сортир, то обманывать некого, кроме себя самого. А какой в этом смысл?

Тимка забрался под одеяло поглубже и стал дышать как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания. Но ему начало казаться, что кровать стоит где-то не в комнате, а совсем в другом месте… и неизвестно, кто собрался возле неё и смотрит на скорчившегося под шкурой мальчишку, раздумывая – дождаться, пока сам высунется, или выковырнуть его оттуда силой?

И тут он почувствовал, как открылась дверь.

Он не услышал это, а именно почувствовал. Ни скрипа, ни шороха, но дверь в комнату отворилась. Шагов слышно не было, но в спальню что-то вошло.

"Всё, – с холодным отчаяньем подумал Тимка. – Сейчас будет разрыв сердца… или ещё хуже – я обмочусь. Мамочка. Родненькая. Спаси.»

Что-то остановилось у кровати мальчишки. Мыслей у Тимки не осталось. Он лежал и ждал, что будет с ним дальше.

Ночной гость вздохнул. Фыркнул. Зевнул… очень знакомо зевнул, и Тимка откинул одеяло, мгновенно противно вспотев и ослабев от облегчения.

Ну конечно. Рядом с кроватью, хорошо различимый, несмотря на дождевой сумрак и ночь за окном, сидел здоровенный пёс. В его глазах тлело зеленоватое пламя. Вывесив язык, он доброжелательно и выжидающе смотрел на мальчишку.

– Собака… – голос у Тимки дрожал. – Ну ты меня и напугал… – он всё-таки неуверенно протянул руку и положил её на лоб пса между ушей. И только теперь понял, какой это огромный зверь – там, на лбу, уместились бы и две Тимкиных ладони при том, что Тим отнють не был хрупким мальчиком. – Ты этот… – Тимка вспомнил сайт. – Ты Снег? – но пёс никак не отреагировал на кличку. – Нет? – Тимка сел, спустив одну ногу на пол – страх прошёл – и потрепал пса за холку. Ему всегда хотелось иметь собаку, но как-то не получалось. Конечно, это существо не имело ничего общего с рекламными умилительными щенятами или образцовопоказательными потребителями «Педигри» и «Чаппи». Но с другой-то стороны, для здешних мест такой пёс как раз, наверное, и годится… – А зачем ты пришёл?. Слушай, а где тут туалет?

Пёс поднялся. Потянулся, припадая на передние и задние лапы поочерёдно. И зашагал к двери. Около неё – остановился, оглянулся недоумённо, как бы спрашивая: "Ну, что ты?"

– Серьёзно? – удивился Тимка. – Ты проводишь? Ладно…

Он встал и натянул камуфляжные штаны. Кроме всего прочего, теперь ещё хотелось есть – совсем ни в какие ворота… от пса из-за двери торчал уже только один хвост, но такой же нетерпеливый, как и выражение морды хозяина – и Тимка поспешил следом.

Снаружи было темно, мерцали какие-то отблески, но у Тимки сразу появилось впечатление, что он стоит где-то в большущем помещении без окон. Когда глаза немного привыкли, Тимка понял, что это так и есть.

Он стоял на галерее, опоясывавшей поверху большой – метров пять высотой и где-то за сотню «квадратов» площадью – зал, тонувший уже в окончательной темноте. Там что-то громоздилось, виднелось, топорщилось; Тимка увидел красный огонёк и замер, но потом хихикнул – это горел индикатор домашнего кинотеатра. А отблески давал настоящий, живой огонь – у стены в открытом очаге тлели угли, вот и всё.

Пёс вернулся откуда-то сбоку, ткнулся носом в бедро, и Тимка пошёл за ним следом. С галереи вели ещё несколько дверей, украшенных резьбой, как и всё вокруг. Резьба была красивая, местами загадочная, а местами и жутковатая, словно чьи-то лица глядят из стены. Потолка над этим залом не было – крыша уходила вверх острым шатром, из темноты выступали мощные балки. "Это только краном тягать, – подумал Тимка, – как же они строились-то? Один мужик и полдюжины мелких пацанов… Так, это, наверное, центральный комплекс, так сказать – зал для собраний, а над ним – спальники для своих и для гостей. Меня-то явно в гостевом положили. Или тут у каждого отдельная комната?" Дверей было немало, и Тимка дошёл до крутой лестницы, так и не разобравшись в вопросе.

Псу лестница явно не очень нравилась – он спускался с неохотой, хотя и быстро. Теперь Тимка различал, что стены зала увешаны шкурами, головами зверей, холодным и огнестрельным оружием, рыболовными снастями… Впечатление это производило конкретное, как и могучий стол, занимавший центр зала и окружённый такими же могучими скамьями; у одного из торцов стола стояло кресло, похожее на царский трон. Спинку украшала резная рысь на фоне миндалевидного щита. Тимка хорошо успел узнать дядю, иначе подумал бы, что у хозяина этого седалища мания величия. Пол вокруг очага – если исключить огороженный бортиком металлический пятачок (от углей, чтобы пожара не было, догадался Тимка) – был с какой-то дикой небрежностью завален ворохами шкур, за которые любой модельер на Западе отдал бы сос-тояние. Очевидно, отсюда смотрели телевизор. При этом царила абсолютная чистота, даже какая-то запустелость.

Из зала вели тоже несколько дверей – сверху их не было видно под галереей и вели они в какие-то помещения за пределами основного комплекса, если так можно сказать. Пёс куда-то делся – скорей всего, за одну из них. Но Тимка теперь не боялся совершенно – его охватило любопытство. Взявшись за тяжёлое металлическое кольцо, он сунулся в одну из дверей…

…и оказался в классе. Это был настоящий класс. Тоже большой, столы стояли в беспорядке, вдоль одной из стен выстроились на специальных "рабочих местах ученика" четыре мощных компьютера – не очень новых, но со всеми наворотами, от принтеров до сканеров. Вдоль другой стены шли большие шкафы. Третью занимало огромное окно, выходившее на реку – туда даже смотреть было жутковато, создавалось ощущение, что стены нет. На ближнем столе лежала книжка. Тимка подошёл, поднял её – это был "Битва за небеса" какого-то Калашникова. Не изобретатель ли автомата написал?

Положив книжку, Тимка вышел обратно и, сунувшись в следующую дверь, оказался в коридорчике – шесть дверей справа, шесть слева, одна в конце. Тут горел свет, самый обычный, электрический. И за первой же левой дверью Тимка обнаружил туалет – вполне современный, хотя и деревянный. Правда, когда он вышел наружу, блаженно вздыхая, и заглянул в одну из правых кабинок, у него возникло ощущение, что он воспользовался девчоночьим туалетом – необъяснимое, но стойкое.

Решив насущную проблему, мальчишка проник и за большую дверь. Тут – правда, этого он и ожидал – оказался "баннопрачечный комплекс". Сразу за дверью стояли стиральные машины, сушка, а слева и справа имелись ещё две двери. Одна уводила в помещение, в котором находились пять душевых рожков и довольно солидный бассейн, другая (ну и ну, лабиринт!) открывалась в настоящую баню – с парилкой. Нет, всё-таки самостоятельно тут всё не построишь, были у дяди помощники… Да и ничего удивительного, он что-то такое говорил… У Тимки неожиданно создалось впечатление, что вся эта баня расположена под землёй, внутри холма.

За ещё одной дверью из большого зала оказалась кухня – совершенно старинная, без намёка на микроволновки или хотя бы духовки. Прямо из кухни – опять дверь! И за ней – животом упереться прямо от входа! – торчал в комнатке колодезный сруб с воротомколесом. За срубом (да когда ж они кончатся?!) маленькая дверь вела куда-то, откуда так шибануло зимой, что Тимка и соваться дальше порога не стал, сообразив, что это ледник.

Исследовав самую большую дверь, Тимка оказался на большом крытом дворе, мощёном досками. Тут дождь не шуршал, а рокотал по крыше. В дальнем конце около каких-то ещё (о господи!) дверей спали несколько псов – может быть, среди них обретался и знакомый Тимки. Слышались звуки животных. Наверное, за дверями были входы в разные там свинарникикоровники. Уже не дверь, а массивные ворота вели со двора наружу, но туда, в дождь, Тимка решил не соваться. Постояв на пороге, мальчишка вернулся в большой зал и, подумав пару секунд, решил больше не экспериментировать пока с дверями (хотя парочка оставалась неисследованными), а ещё раз заглянуть на кухню на предмет поесть. Конечно, слишком похозяйски, ну да что ж…

…Холодильника на кухне не было, и Тимка в некоторой растерянности потыкался в шкафы, пока не натолкнулся на хлеб (нарезанный, он лежал на деревянном блюде, укрытом салфеткой), а по соседству, в другом шкафчике, оказалось тоже нарезанное копчёное мясо и – на тарелке – маринованные луковицы. Глотая слюну, мальчишка быстро соорудил три бутерброда, два зажал в одной руке, а от третьего начал откусывать и в таком положении вернулся в зал.

Обнаружилось, что и тут можно включить свет – длинные «дневные» лампы шли по всему периметру. Но делать этого Тимка не стал, а просто неспешно прошёлся вдоль стен, с уважением поглядывая на звериные морды. Неужели дядя столько набил?! Или тут все охотятся? Тимка умел хорошо стрелять, но на охоте не был ни разу в жизни и не знал, хочет ли. Вот рыбалка – другое дело… Ого, старинное оружие! Возле круглого щита со всё той же рысью в центре созвездием располагались два меча, топоры и копья. Тимка, подняв руку, коснулся щита – тот был не металлический, а обтянутый кожей, деревянный.

Скрестив ноги, мальчишка опустился на шкуры у тлеющего огня и, задумчиво кусая бутерброды, уставился на угли. Ему захотелось подбросить дров (они лежали тут же, сбоку), но потом Тимка передумал и остался просто сидеть. Бутерброды были съедены. Мальчишка подгрёб под себя шкуры, соорудив из них подобие дивана – и скоро уже и сам не смог бы сказать, видит он угли очага во сне или всё ещё продолжает на них смотреть…

…Тимка проснулся от назойливого шёпота.

Открыв глаза, он не мог понять, где находится и что происходит. Сразу три голоса перебивали друг друга – негромко, но отчётливо:

– Мальчишки, а ну отвернулись…

– Чего мы там не видали… Бррр, как сыро…

– Почему бы это, а?.

Тихий дружный смех.

– Я пошла…

– Э, погоди, возьми…

– Поесть бы…

– Не, лучше спать, уже вставать скоро…

– У меня вообще выходной…

Смех, шорох, шлепки.

– Ушла?.

– Ага, пошли во двор, сполоснёмся…

– Тебе чего, мало?.

– Да тёплый же дождь…

– Ну пошли, только быстро, а то Олеська заскрипит…

– И как ты её терпишь?.

– Не всем же с конями…

Смех, звук пинка.

"Что за новости? – подумал Тимка. – А! Да! Я в Светлояре и просто уснул у очага… Ничего себе, а кто же тут шастает?"

Тимка потихоньку поднялся. Насколько он мог видеть, в зале никого не было… но дверь наружу стояла открытой, а из "баннопрачечного комплекса" доносился сдержанный шум. Это уже было интересно. Полночные гости – или загулявшие хозяева? Тимка на цыпочках прошёл к выходу. Тёмная пофыркивающая масса – о, это же кони, стоят рассёдланные… А ворота "на улицу" тоже оказались открыты настежь.

Тимка пересёк двор и выглянул.

Дождь шёл вовсю, непохоже было даже, что скоро уже будет светать… а то и уже светает. Толстенный бивень воды, казавшейся чёрным, с гулом устремлялся в воронку водоотвода – наверное, специальные карнизыжелоба собирали воду со всего комплекса, догадался Тимка, и вот так сбрасывали её в реку… Под этим жутким леем плясали двое пацанов – пихались и, наверное, хохотали и орали, не опасаясь, что их услышат. Тимка подался назад – и, столкнувшись с кем-то, подскочил на месте, а в следующий миг оказался отброшен спиной к ограде двора – и перед глазами у него замаячило лезвие ножа.

– Ты кто?! – коротко и сурово спросил обладатель оружия – девчонка одних лет с Тимкой, очень красивая, но с волчьими глазами, в которых, кажется, даже собственные огоньки жили.

– Убери нож, ты что?! – возмутился Тимка. Девчонка кольнула его под челюсть:

– Тихо… Ребята!

– Ты чего припёрлась, мы без штанов! – крикнули от лея – голос еле донёсся.

– Не важно, – отрезала девчонка. – У нас тут гость.

Мальчишки подбежали почти тут же – правда, уже в штанах, натянутых на голое тело. Оба фыркали и что-то неразборчиво бормотали в адрес девчонки, но, увидев Тимку, притихли и с интересом на него уставились.

Одного Тимка узнал сразу – это он был на фотке с конём. Второй – постарше – кажется был рыжий. Именно он и задал вопрос:

– Ты кто вообще?

– Да вы чего, в шпионов играете, что ли?! – Тимка скосил глаза – девчонка нож убрала. – Я с дядей Славой пришёл сегодня…

– Опа, – сказал рыжий. – Я же говорил, что возвращается…

– Попали, – задумчиво поддержал его товарищ.

– Да ну, ничего, – оптимистично отмахнулась девчонка. – А ты чего не спишь? – подпустила она строгости. – Энурез?

– Ладно тебе, – усмехнулся рыжий и протянул ладонь. – Рыжов. Владислав.

– Олег, Зимний, – повторил его жест младший, ровесник Тимки.

– Тим. Бондарев, Тимка, – представился мальчишка.

– Олеся, – коротко назвалась девчонка, толчком вбивая нож в ножны на широком поясе. – Тебя как – нашли, или сам захотел?

– Да я… – Тимка пожал плечами. – Я родственник дяди Славы. Племянник. Он мне правда дядя… Я вроде как на каникулы…

Все трое засмеялись. Рыжий Владислав бросил:

– Олег, ворота закрой… Пошли правда поедим и спать.

– Вымойтесь, – приказала девчонка.

– Мы только что мылись… – начал мальчишка, но Олеся отрезала:

– Вот именно. После этого и вымойтесь.

На Тимку перестали обращать внимание, и он вошёл внутрь вместе со всеми, не зная, как это расценивать – то ли обидеться, то ли его уже приняли, как своего. Девчонка скрылась на кухне, мальчишки – в душе. Тим постоял в большой комнате и поплёлся наверх, к себе.

Первое, что он понял: он не помнит, где его дверь. Это было даже смешно, пожалуй, но это было именно так. Двери были – или казались – одинаковыми. Тимка чертыхнулся и осторожно приоткрыл первую попавшуюся.

Сперва он ничего не различал вообще – кроме того, что комната явно больше, чем его и вроде бы вообще не загромождена мебелью. Пошарив по стене уже из чистого любопытства, Тим нашёл выключатель и щёлкнул им.

Это был музей. Нет, не музей – картинная галерея. Картины разных размеров и разной степени мастерства висели на стенах и стояли на специальных подставках в кажущемся беспорядке. Тут были и просто детские рисунки – и мастерски написанные полотна… А прямо напротив входа стояла такая штука – тройная картина… а, да, триптих называется.

Тимка подошёл ближе, не сводя с этой картины глаз.

Триптих назывался" Наши дети крайние". В центре был ночной бульвар, весь в огнях реклам, с барами, казино, машинами, с пёстрой толпой, изображённой, как слитная масса с выпирающими утрированно дегенеративными, чужеродными лицами, похожими на морды зверей и насекомых, но при этом не карикатурные, а хорошо узнаваемые. И по центру бульвара – уже на переднем плане – шли, светлым лучом разрезая его, двое молодых русоволосых парней в десантной форме и заломленных на волосах голубых беретах – и красивая девушка в джинсах и майке. Девушка и один из парней – крепыш с упрямым лбом – глядя с презрением и отвращением по сторонам, вели третьего – тонколицего, словно на иконе и… с чёрной повязкой на глазах. Слепого… Вели не как слепца – бережно и предупредительно – а просто как друга, как равного. За плечами у слепого была старая гитара.

Слева изображён судебный зал, переполненный такой же дурнотной получеловеческойполузвериной нечистью. Людьми тут были только трое мальчиков лет по 15, стоявшие в клетке (и это было ужасно и сильно – люди в клетке, а звери их судят!). Очевидно, читался приговор. Один из мальчишек плакал, второй обнимал его за плечи, третий стоял, стиснув кулаки. Но все трое держали головы поднятыми и смотрели прямо. А за их спинами – тенью, но отчётливо – высилась дева в высоком шлеме на волнах кудрей. Простирая руки, она осеняла этим жестом мальчишек…

А справа шёл бой. Та же муть, ощетинившаяся автоматами, пулемётами, гранатомётами, в зелёных повязках на шакальеуголовных харях, ползла со всех сторон на укрепление, сложенное из человеческих тел. Оттуда на три стороны отстреливались двое солдат и молодой офицер. У офицера не было ног – обрубки перетягивали окровавленные куски троса, он бил из пулемёта и что-то кричал. Лицо одного солдата заливала кровь он, стоя на коленях, бросал гранату, тельник в клочья… Второй солдат сжимал в руке лопатку и приподнимался от земли с лицом не ожесточённым, не ненавидящим, а вдохновлённым, спокойно откладывая пустой автомат…

Покусывая губу, Тимка стоял перед картиной. Потом покачал головой и прошёл дальше, сразу наткнувшись на знакомый по Интернету "Сон…" В отличие от почти ростового триптиха, "Сон…" был маленький, в два альбомных листа. А рядом – точнее, напротив – на стене висела ещё одна большая картина. Очень красивый среднерусский пейзаж – река, косогор и лес, синее небо, дома на другом берегу, полевая дорога – был как бы прорезан по центру чёрным квадратом. Но не просто квадратом – из него наружу, на пейзаж, вытекали грязь и кровь, вываливался клубок мокриц, ползли, возникая в темноте, змеи, пауки и сороконожки…Смотреть на это было просто противно и почему-то… тревожно. Тимка стоял перед этой картиной (он называлась "Люди! Будьте бдительны!") и вздрогнул, когда его окликнули:

– Эй. Новенький, – он обернулся и увидел девчонку, угрожавшую ему ножом. Сейчас можно было хорошо видеть, что она одета примерно так же, как Игорь днём, только без оружия (кроме ножа). Она расчёсывала волосы и улыбалась. – Ты что, дверью ошибся?

– Смотрю, – пожал плечами Тим.

– Нравится? – она подошла ближе.

– Угу, – кивнул мальчишка.

– Тут много моих, – скромно сказала она. – Триптих мой… и эта, на которую ты смотришь. – Только они не лучшие. Ну, мне так кажется.

– А где лучшая? – заинтересовался Тим. Девчонка пожала плечами:

– Лучшую я никогда не напишу. Таланта не хватит… – она подождала и пояснила: – Лучшая картина – это вся жизнь. Так-то, мальчик… Пошли, я знаю, кажется, где тебя поселили.