Текст книги "Кровавое шоу"
Автор книги: Александр Горохов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Штраус, стоявший неподалеку от дежурного, впал в недоумение. Джину он знал визуально, это проститутка-любительница, веселая девочка из злачных мест, в преступлениях пока не замешанная. Тут он вспомнил, что Джина проходила как подруга Казанской, и понял ситуацию по-своему: девушка либо заболела, либо побоялась прийти сама. Тоже неплохо, решил Шграус, через Джину можно выйти на Казанскую сегодня же.
Киллер сидел в холле уже часа два, делая вид, что читает газету и кого-то ждет. Он расслышал лишь крик Джины: «Я – Казанская! Отдайте кассету!» На миг он засомневался, поскольку портрет давали другой – крупная девушка с русыми волосами. Но формы каждый видит в русле своих сексуальных вкусов, подумал Киллер, а понятие «русые волосы» тоже широкое. Киллер решил, что вышел на цель, сложил газету и двинулся из холла. Его не смутило, что при девушке был спутник. Такие накладки случались. Казалось, этот нескладный загорелый парень никакой опасности не представляет. Непрофессионально было то, что Киллер не приметил Штрауса раньше, однако тому было оправдание: его уверили, что никакой охраны не будет.
Штраус, в свою очередь, особого внимания на Киллера не обратил. Лишь слегка насторожился, заметив, что солидный немолодой мужчина в холле долго читал под пальмой газету небольшого формата. Штраус решил перехватить Джину с ее спутником на улице, прояснить ситуацию, а дальше будет действовать по обстоятельствам.
Гендиректор фирмы «Граммофон XXI век» никаких специальных инструкций для своих действий не получил. Они договорились с Сориным, что, когда явится Надя, отдать ей кассету, поговорить, ободрить начинающую звезду и отпустить с миром. Сам для себя Агафонский решил попытаться раскрутить Надю, поскольку кассета ему понравилась и какой-то потенциал он в ней почувствовал. Но он совершенно не ожидал, что к нему вместо Нади вломится бестия – крикливая, напористая, с паспортом Казанской, с заявлением, что сама Казанская лежит при смерти и только кассета ее спасет. Агафонский смешался, спросил адрес и телефон Казанской, записал их и отдал кассету. Просил передать певице, чтобы в понедельник она приходила на студию с утра. Может быть, Агафонский так бы и не поступил, но серьезный вид и документы «жениха» Нади Афанасия внушили гендиректору доверие.
– Это просто как в сказке! – хохотала Джина, почти бегом покидая фирму. – Сколько мучений Надюха приняла, и все меняется за одну минуту!
Афанасий следом за ней прошел сквозь двери. Джина рванулась к проезжей части, пытаясь остановить первую же машину.
– Гоним домой! Илия, наверное, уже вернулась! Сейчас, конечно, как назло, тачку будем до вечера ловить!
Эти слова услышали и Штраус, и Киллер. Штраус решил, что тихо-мирно сядет вместе с ними в ту же машину и, хочет того Джина или нет, поедет с визитом к ним домой.
Киллер принял решение мгновенно; чтобы не гоняться за целью по всему городу и не ехать невесть куда – провернуть все на месте, сейчас же.
Штраус и Киллер двигались к Джине и Афанасию с двух сторон – между ними было около полусотни шагов.
Джина замахала руками, и светлая «волга» остановилась около нее. Девушка схватилась за дверцу.
Из-за плеч Афанасия Штраус не видел, как быстро приближающийся Киллер выхватил пистолет и начал прицеливаться. Но оружие увидел Афанасий, и то ли у него от рождения была быстрая реакция, то ли работа в тайге, охота и жизнь в тайге приучили его быть всегда начеку, но он кинулся под пистолет, успев крикнуть:
– Ты что, сдурел, идиот?!
Он подумал, что это сумасшедший, и тут же потерял сознание от острой боли в груди.
Джина повернулась не на звук выстрела – он был неслышен. Она не поняла, почему он упал, не разглядела Киллера и позвала со смехом:
– Эй, ты что это, надраться успел?
Киллер поймал в прицел ее лоб и нажал курок. Жизнь Джины закончилась мгновенно.
Штраус рванул пистолет из кобуры в тот момент, когда Джина только начала падать. Он видел, как убийца круто развернулся, швырнул оружие и, набирая скорость, помчался в пролет улиц.
Штраус бросился следом, пробежал с десяток шагов, понял, что не догонит бандита, перехватил пистолет двумя руками за рукоятку, упал на колени и попытался поймать в прицеле спину убегавшего.
– Я же не попаду! Не попаду! – кричал он.
И три раза нажал на курок.
Первая его пуля попала Киллеру в поясницу, вторая между лопаток, третья – раздробила затылок и застряла в черепе. Все три выстрела оказались смертельными.
«Кучность стрельбы продемонстрирована высокая, – откомментировал это потом Володин. – Но разовый прицел на поражение идеальный. Если ты вообще целился».
Надя вернулась домой к обеду, ни Джины, ни обеда не было. Потом она заметила в прихожей громадный рюкзак, значит, объявился Афанасий, и вместе с Джиной они направились праздновать возвращение хозяина квартиры. Все это Надю не взволновало. Только часам к шести она начала слегка злиться, решив, что ее друзья совсем загуляли.
Но в прихожей прозвенел звонок, и она весело метнулась к дверям, распахнула их, на пороге стоял немолодой мужчина с широкими плечами и седеющей головой. Он посмотрел ей в лицо, помолчал и сказал:
– Здравствуй, Надя. Я следователь Сорин Всеволод Иванович… Можно войти?
– Да, конечно, – слегка обмерев, сказала Надя.
Он прошел в комнату и грузно опустился на стул.
– Я с плохими вестями, девочка… Соберись с силами. Твоя подруга Лактионова Дарья Васильевна, которую ты знала как Джина, погибла.
– Что? – не поняла Надя.
– Погибла, – повторил Сорин. – Она убита сегодня около фирмы «Граммофон». Тяжело ранен и Афанасий Горяев, ты знала такого?
– Да… Конечно. Но почему, за что?
– Вот в этом и будем разбираться. Соберись спокойно и поедем со мной. Никаких вещей не бери, к вечеру ты вернешься… Поедем, я отдам тебе твою кассету.
– Но Джина! Я…
– Ей ты уже ничем не поможешь.
С утра зарядил дождь. Сорин долго сидел в кабинете без дела, телефон молчал, а он раздумывал, вызвать ли злодея сюда, в прокуратуру, или идти с визитом самому. И тот, и другой вариант были полностью безнадежны с точки зрения наказания и результативного допроса. Следовало установить истину хотя бы для себя, для дела. И потому лучше было идти сражаться на чужой территории.
Он снял с гвоздя плащ, надел кепку и покинул кабинет.
Идти через центр Москвы было недалеко. Сорин прошел по Тверскому, свернул в проулок и на миг приостановился у широких дверей, около которых на стене сверкала бронзовая доска.
«Туристическое агентство «Тур Вселенная».
Он миновал просторный холл, кивнув швейцару.
– К начальству.
В приемной секретарша вскинула на него требовательный взгляд, чтобы долго не рассуждать, он сунул ей под напудренный нос свое удостоверение и сказал размеренно:
– Скажите вашей руководительнице, чтоб за минуту всех выгнала из кабинета. У меня к ней разговор.
– Но президент фирмы господин Локтев сегодня…
– А мне не нужен фальшивый президент. Я сказал – руководительница. Настоящая.
Секретарша упруго взлетела с кресла, кинулась за кожаные двери, и через десяток секунд оттуда вышли трое недоумевающих людей, а секретарша удивленно пригласила Сорина.
– Вас ждут.
Сорин вошел в просторный кабинет и сказал апатично:
– Добрый день, Светлана Дмитриевна, хотя день дождливый и совсем недобрый.
– Здравствуйте, – сдержанно ответила Локтева, помолчала, указала рукой на кресло. – Чем обязана?
– Ничем, – повел головой Сорин и сел.
Словно забыв про цель прихода и свою собеседницу, он оглянулся, оценивая красоту интерьера. Кабинет был под стать хозяйке – вызывающе респектабельный, строгий, в меру яркий. На стене, за креслом Локтевой, висело ее собственное рекламное изображение, текст звал в круизы, а сама Локтева зазывно улыбалась из-под полей белой шляпы с павлиньим черно-серебристым пером.
– Давно делали плакатик? – равнодушно спросил Сорин.
– В апреле, – ровным голосом ответила Локтева.
– Понятно, – ответил Сорин.
– Простите, но мне не ясно, что вам понятно.
– Да мне тоже, Светлана Дмитриевна. Вы закуривайте. Разговорчик будет пустячный, недолгий и, к сожалению, совершенно безрезультатный.
– Тогда зачем он? – улыбнулась она.
– Чтобы вам стало страшно, – так же вяло сказал Сорин. – Чтобы вы всю оставшуюся жизнь тряслись от страха, чтобы у вас мальчики кровавые в глазах мерещились каждую ночь.
– Мальчики? – с усмешкой спросила она.
– Не совсем так. Княжина мальчиком не назовешь. И Джина тоже за мальчика не сойдет. Кстати, ваша сестра Анна уже…
– Да, – резко ответила она. – У Анны нервный срыв, и сейчас она в санатории.
– Правильно. А мама – тоже на излечении, во Франции?
– Если вам все известно, то вы попросту требуете подтверждения?
– Быть может. Я сам не знаю, чего пришел от вас требовать. Ждать, что вы сознаетесь в преступлениях, – дело безнадежное. Прижать вас по-настоящему к стенке я, сразу честно скажу, не могу. Я с вами ничего не могу поделать, потому что как депутат Госдумы вы надежно защищены Депутатской Неприкосновенностью. Вас правосудию не отдадут, как не отдали никого. Так что не напрягайтесь, расслабьтесь, поговорим спокойно.
– Но все-таки, давайте покороче.
– Можно и покороче, Светлана Дмитриевна. Коль скоро вы сознаваться ни в чем не будете, то я скажу вам, что вы, на мой взгляд, совершили.
– Во-первых, насколько я понимаю, вы обвиняете меня в том, что я убила Княжина, – спокойно сказала Локтева.
– Да. Не своими руками, понятно. Но вы привели к нему убийц. Привели, и он вам открыл, а может, у вас был ключ от квартиры, ведь Княжин имел привычку раздаривать эти ключи близким людям. Княжин вам верил, и потому вам удалось без труда напоить его вином с наркотиком. Когда он потерял рассудок, вы впустили убийц. Потом вы ушли. Быть может, вы ночевали в квартире матери. Мама или вы сами заметили, как к Княжину пришли «Мятежники». Это сыграло вам на руку. Вы составили письмо, чтобы нацелить нас на этих ребят. Мама хотела это скрыть, и письмо вам пришлось писать самой.
– Ничего не понимаю, – весело сказала Локтева.
– Разумеется.
– Но зачем мне нужны эти деяния, Всеволод Иванович?
– Причин, Светлана Дмитриевна, две. И обе весомые. На первой настаивает сотрудник уголовного розыска майор Володин, вторая версия – моя. Выбирайте любую.
– Начнем с майора. Выпить не хотите? – кокетливо спросила она.
– Да нет. Я человек широких взглядов, но с уголовниками все– таки не пью.
– Вот как? Я уже уголовница? А презумпция невиновности? По-моему, только суд может меня объявить уголовницей.
– Вы правы, – согласился Сорин. – По такому случаю выпьем. Водка у вас есть?
– Найдем.
Она легко поднялась, нажала на невидимую кнопку, стенка серванта отошла в сторону, открыв небольшой бар, Локтева извлекла бутылку водки и два бокала.
– По полной? – деловито спросила она.
– Чего уж нам мелочиться. Лей до краев.
Она налила недрогнувшей рукой и взяла свой бокал.
– Будьте здоровы.
– М-м… Ну, ладно, будьте здоровы. Быть может, когда-нибудь я и увижу вас на скамье подсудимых.
– Мечтать не вредно. Итак – версия майора?
– Версия майора исходит из его характера. Он считает, что вы узнали, что тайно опекаемая вами сестра, делая свою эстрадную карьеру, помимо вашей воли вступила в деловые отношения с Княжиным. Его методы работы вы знали хорошо с детства. Он был жулик и мафиози средней руки. Без размаха. А тут еще прошел слух, что Княжин болен СПИДом. И вы испугались за сестру. Деньги на заказное убийство у вас есть, и исполнение его было лишь делом техники. Такова локальная версия. Майор Володин прав?
– Интересно послушать вашу. Майорская не блещет тонкостью и… И действительно мелкомасштабна.
– Моя тоже грубовата. Княжин, его друг Тофик и вы сцепились, как волки, стремясь установить контроль над фирмой «Граммофон XXI век». Княжина фирма выгнала, он все-таки был замазанным человеком. Тофика вам, Светлана Дмитриевна, пришлось тоже убирать. Но Агафонский все равно упрямился, и, чтобы его припугнуть, вы же организовали обстрел фирмы из гранатомета. Грубоватая работа, следует признать.
– Это вам Агафонский все так рассказал? – рассмеялась она.
– Нет. Агафонский уже запуган и в этом не признавался.
– Да вы понимаете, что я не могу руководить студией грамзаписи?! Мне запрещает такое совмещение закон! Я член Думы!
– Вы бы ввели в студию своего мужа. Он же руководит этим агентством. Хотя все утверждают, что ничего не смыслит в деле. Руководите вы.
– Да зачем мне этот «Граммофон»? Я политик! Член Госдумы.
– Ну как зачем? Не лицемерьте, Светлана Дмитриевна. Вы заботились о карьере сестры, а потом там ведь деньги не меньше, чем от туристического бизнеса? К тому же, а вдруг вас в следующую Думу не изберут? А деньги остаются при вас всегда. Любовь к сестре, жажда власти, корысть – вот и все мотивы ваших поступков.
– Так я, по-вашему, целую банду содержу?
– А что тут такого для нашего времени? Грустно признавать, но все наши перестройки и переделки сыграли на пользу людей вашего типа.
– Надеюсь, вы не обвините меня в убийстве этой проститутки около фирмы «Граммофон»? – брезгливо спросила Локтева.
– Нет. Джину вы убивать не собирались. Вы боялись ее подруги – Казанской Надежды. В ночь убийства она засекла вашу белую шляпу с пером. Вон ту шляпу, – Сорин указал на рекламный плакат. – То ли вы нервничали, то ли по другим причинам, но шляпу вы забыли в прихожей Княжина. Потому в ту же ночь вы ее выкрали. Пока Казанская плескалась в ванной. Вы же позвонили по телефону якобы к Княжину, после чего Казанская бежала со страху из квартиры. А еще через неделю эта Казанская засекает вас на теплоходе вместе с Корецкой. Анна жалуется на шантаж со стороны Казанской, вы начинаете нервничать, полагаете, что глупышка Казанская вас вычислила, и на скорую руку организуете попытку утопить девчонку. Но то ли исполнитель был плох, то ли повезло девчонке, она выплыла. А сестра прибегает и снова жалуется, что Казанская воскресла и преследует ее. Я делаю ошибку, разыскивая Казанскую в студии «Граммофон», где лежит ее кассета. Вы узнаете об этом и понимаете, что через несколько часов Казанская и я встречаемся. Вы опять паникуете, снова нанимаете убийцу, но все складывается так, что он убивает не того человека.
– Косвенные факты, – сказала Локтева, словно раздумывая над услышанным.
– И косвенные и шаткие, – согласился Сорин. – Тем не менее для вас все сошло благополучно. По версии ли майора или по моей, но вы организовали целый ряд убийств. Нераскрываемых, заказных убийств. Иногда, со временем, что-то всплывает, но редко.
– Тогда зачем этот разговор? – Она слегка побледнела, но руки были покойны, когда неторопливо прикуривала. – Разговор не имеет смысла ни по одной из ваших версий. Мне даже скучно оправдываться перед вами, Всеволод Иванович. Как депутат я неприкосновенна. Как злодейка – у вас на меня нет ни закона, ни фактов, по которым я могла бы быть осуждена. Если б ваши фантазии имели реальную основу. Ваши рассуждения были бы убийственны, если бы мы беседовали лет восемь назад, во времена СССР. Но поглядим во двор. Сегодня другая погода. Вы отстали от времени.
– Поконкретней бы пример, – улыбнулся Сорин.
– Пожалуйста. На днях один деятель фирмы грамзаписи пригласил меня и известного вам банкира Тамару Артаковну в ресторан и повинился в совершении диверсий. У меня спалили второй этаж офиса, а у Тамары сожгли ее «мерседес». Слыхали об этом наивном терроризме?
– Слыхал. Надо понимать, это Агафонский повинился?
– Я не называю имен. Но мы ему простили эту… шалость. Просто простили, ради будущих общих больших дел.
– И так же прощаются убийства?
Она помолчала, с улыбкой глядя на Сорина, словно педагог, прикидывающий, поймет ли ученик ее слова:
– Лет через двадцать-тридцать, Всеволод Иванович, наше общество всем нам простит деяния сегодняшнего дня. Как простила история кровавые деяния в начальной фазе всем своим Вождям, Королям и Президентам. Победителям всегда все прощается. А ведь все они начинали свое восхождение, свой захват власти с кровавых убийств и других преступлений.
– Так, – крякнул Сорин. – Вы хотите сказать, что сегодня в своем мире вы делите власть в политике, в финансах…
Она прервала резко:
– Сегодня, в тысяча девятьсот девяностых годах, в России идет раздел власти во всех сферах жизни, кромсается весь пирог общественных благ, и мы – не исключение. Рождаются новые короли, новые магнаты, новые президенты. И потом, с течением времени, я повторяю, победителям будут прощены все их методы, которыми они добились победы.
– Вы метите на самый верх? В монопольные владельцы? Или даже не в эстраде?
– Я… Или царица Тамара… Или Агафонский. Какая разница? У нас свои святые, свои грешники. Грешники, скажем, вроде меня. Свои боги, свои кумиры. Оставьте нам самим наших мертвых и живых. Государство нас забросило, в сфере государственной политики идет такая же борьба, ничуть не более благородная. А потому сегодня я бы даже не взялась определить – кто преступник, а кто честнейший человек
– Печальная картина… – заметил Сорин. – Не думайте, что я в ней не разбираюсь. Ведь это модель существования уголовного мира. Уголовники калечат, режут, травят друг друга и, упаси Бог, чтобы в их делишки вмешалась милиция! Вот во что вы пытаетесь превратить все общество. В отдельные мощные группы уголовников. Паханы в правительстве, паханы в Госдуме, паханы меньшего калибра – в прочих сферах. Лагерная, в общем, модель. Между нами говоря, я был бы не против, если бы вы убивали друг друга. Но, к сожалению, при этом страдают люди непричастные, которые стоят сбоку от вашей волчьей грызни.
Она пожала плечами.
– Это всего лишь грустная неизбежность. Мне тоже жаль, что так происходит. Но такая крупная философская категория, как борьба за власть, без крови и страданий невинных не обходится никогда. Тем более в России.
– Бог ты мой, – грустно сказал Сорин. – А ведь речь-то всего-навсего идет о развлечениях, об эстраде, об искусстве.
– Правильно. Но за ними – грозные соблазны: слава, деньги, возможность управлять толпой и в конечном счете те же элементы власти. Бескровно проходит только смена заведующей детского сада, да и то, как на это посмотреть. Мы говорим неконкретно, учитывая обстоятельства, но, надеюсь, вы меня понимаете.
– Вы правы в том, что я человек конкретного мышления. А потому я все же хочу вас спросить. Кто же из нас двоих прав по своим версиям, Светлана Дмитриевна? Я или майор Володин?
– Оба, – спокойно ответила она. – Но вашу девчонку на теплоходе в ту ночь я не топила. От этого греха увольте. Она меня, конечно, напугала в какой-то момент, но она из тех, кто сбоку припека.
– Верю, – сказал Сорин. – В этом я вам верю. Девчонка вела такую жизнь, что ее могли утопить сто раз по чертовой куче причин. И даже вовсе без причин, шутки ради. – Сорин тяжело поднялся из кресла. – Напоследок скажу главное, из-за чего я к вам пришел. Девчонка эта – Надежда Казанская – ничего о ваших делах не знала и не знает сейчас. Не надо вам ее бояться. Ее не надо убивать ни сегодня, ни завтра. Оставьте ее в покое. Она и так, в общем-то, калека. Инвалид души.
– И опять ошибка, – с укором засмеялась Локтева. – Это с общепринятой точки зрения она инвалид души. А для нашего мира она – нормальный человек, нормальная девочка, которая рвется к звездам. Неосознанно ищет свое место среди победителей, обеспечивает свое будущее.
– По вашей схеме через несколько лет все встанет на свои места. Власть будет поделена и победители примутся наводить порядок, так?
– Примерно так.
– И вот тогда победители позволят и мне свершать свой долг правосудия, да? А пока вы меня отодвигаете?
– Не так грубо… Но в ваших словах есть смысл.
– Ну так вот, я вас и завтра, в качестве победительницы, постараюсь одеть в арестантскую робу и отправить на лесоповал. А сегодня желаю не получить пулю в лоб от конкурента и не взорваться в собственном автомобиле. Вы лишите меня счастья увидеть вас за решеткой.
– До свидания, – улыбнулась она. – И не грустите. Могут свершиться и ваши мечты. Жизнь сегодня зыбкая.
Он вышел из агентства, полчаса брел по улицам под проливным теплым дождем, не замечая его, пока не очнулся и не заторопился на службу.
Осенний день выдался таким звонким и ярким, что Коля Колесников даже задернул шторы в своем кабинете. Он вернулся к своему столу и сказал бодрым тоном прилежного чиновника:
– Послушайте, дорогая! Певицы, артисты, все художники выбирают себе псевдоним раз и навсегда! Не меняют до гробовой доски! Так кем ты будешь: Надеждой Казанской или Илией Казановой?
– Казановой, – ответила она. – Илией.
– Отлично! Так и запишем в твою карточку! Старт ты взяла отличный, ничего не скажешь! Но все-таки на правах старшего товарища позволь тебе немного помочь. В следующих своих шагах ориентируйся на главное – на Хит, Клип и всяческую попсуху, в которую много чего входит.
– Я знаю.
– Тоже хорошо. Как у тебя с бытом? Хата есть, не голодаешь?
– Все хорошо. Туристическое агентство «Тур Вселенная» мне помогает. Они мои спонсоры.
– Прекрасно! Учитывая ваши хорошие отношения с Агафонским…
– Не твое дело – наши отношения.
– Ты права, извини. – Он засмеялся и подергал себя за обрубок уха. – Займемся делом.
Через полчаса она вышла на улицу, где ее ждал автомобиль с шофером-телохранителем. Она приостановилась на ступенях особняка, припоминая, куда теперь надо ехать. Кажется, какой-то полузабытый знакомый сегодня вышел из больницы после тяжелого ранения. Но не хотелось вспоминать ни этого знакомого, ни всего, что было пережито в то время. Не к чему оглядываться. Еще не вечер.
Она села в машину и коротко бросила:
– На телевидение. В Останкино.
Водитель тронул машину, потом сказал осторожно:
– Не хочется об этом говорить, но, кажется, на вас наезжают некие крутые ребятишки… Мафия не мафия, но…
– Заткнись, – оборвала она. – Делай свое дело. На меня никто не наедет.
Водитель-телохранитель по имени Крикун умолк и послушно повел машину по осенним улицам Москвы.