Текст книги "Я не умру (СИ)"

Автор книги: Александр Годов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

   – Авла тоже поправится, – дружелюбно, с обаятельной улыбкой, произнес кудбирион. – Вот увидишь, друг.

   – Немерий, я хотел тебе сказать...

   Глубоков вздохнув, Тиберий попытался было выдавить из себя правду про девушку, когда вопль, полный неподдельной радости, резанул по ушам.

   – Дагул! Упавший дагул Сир!

   Время остановилось для всех членов экспедиции. В тот момент их сердца замерли при виде колоссальных размеров существа. Узкая расселина вмиг сменилась необъятной долиной, укрытой цепью высоких гор. А в центре этой долины был бог. Тот, которому они молились, дабы получить толику удачи детям и женам. Тот, которого они задабривали жертвами. Тот, который откусил себе лапу, дабы спасти людей от тварей ночи.

   Сердце Тиберия пронзило холодом, словно кто-то воткнул в него ледяной нож. Он пытался осознать, кто предстал перед ним, но мозг отказывался служить. До поверженного бога было, конечно, очень далеко, однако из-за невероятных размеров тот казался так близко, протяни руку – и коснешься сияющих белым светом чешуек.

   Старый бог лежал на каменных валунах, присыпанный снегом, и усмехался безгубой ухмылкой. Его идеально круглые, как золотые монеты, глаза с вертикальными зрачками наливались кровью, и было сложно понять – светились ли они жизнью? Порванные кожистые крылья распластывались по долине и звенели, как железные, от каждого порыва ветра.

   Палангаи опускались на колени и шептали молитвы. Тиберий соскочил с саней и тоже упал ниц перед дагулом. Он не верил, что богам было дело до просьб и восхвалений людей. Для них все жители Мезармоута – всего лишь снежинки, чья жизнь быстротечна. Но он не мог с собой ничего поделать. Лишь от одной мысли о близости упавшего ящера сердце билось чаще.

   Воины синхронно выкрикивали слова молитвы и раскачивались из стороны в сторону.

   – БОГОЧЕЛОВЕК, ПОЖЕРТВОВАВШИЙ ИМЕНЕМ РАДИ ДУШ ЛЮДСКИХ...

   Вместе с их словами из ртов вырывался пар, который моментально превращался в облачка ледяных кристаллов.

   – ПРОСИМ ТЕБЯ УКАЗАТЬ ИСТИННЫЙ ПУТЬ, ИБО МЫ ОТПРАВИЛИСЬ ДОРОГОЙ ТЬМЫ...

   Тиберий поначалу боялся ошибиться и испортить молитву, однако постепенно страх исчез, на место ему пришло спокойствие и уверенность, что старейшина заблуждался. Никакая тварь была неспособна подобраться к упавшему ящеру.

   – О СОЗДАТЕЛЬ МИРА И ЗВЕЗД, СЖАЛЬСЯ НАД НАМИ И ЗАЩИТИ ОТ НЕПРАВДЫ И БОЛИ...

   Все члены экспедиции сейчас озвучивали не только надежды на скорое возвращение, но и делились друг с другом болью своих сердец.

   – ПУСТЬ ДАГУЛЫ, СЛУГИ И ПОМОЩНИКИ ТВОИ, ОДАРЯТ НАС МИЛОСТЬЮ И ЛЮБОВЬЮ...

   Повысив голос, Тиберий сжал кулаки. Тоска терзала его, глубокая, как норы монстров-червей. Все что хотелось сейчас, так это хоть на мгновение увидеть детей и услышать их нежно любимые голоса. Хоть на мгновение узнать, как они там, в Венерандуме, без него. Скучают ли?

   – И ТВОЙ БОЖЕСТВЕННЫЙ СВЕТ ПРОГОНИТ ТВАРЕЙ БЕЗДНЫ!

   Странная тишина окутала людей, накрыла выход из ущелья и долину. Палангаи неотрывно глядели на упавшего дагула, наивно веря, что их молитва сможет вернуть Сира в небеса. Но секунды сменялись секундами, а ничего не происходило. В чернильных небесах сияли колкие звезды; дул пронизывающий ветер; ярко полыхал огонь в сосудах; поверженный бог не шевелился, лишь противно звенели гигантские кожистые крылья.

   Тиберий был первым, кто нашел в себе силы подняться. Ноги плохо слушались его, в ушах гудело после короткой молитвы. От цепкого взгляда не ускользало, как опускались плечи воинов, как надежда на чудо растворялась в ночи.

   Что-то изменилось во всех них. Бесповоротно, раз и навсегда.

   – Привал! – выдавил из себя Тиберий. Голос был слабым и хриплым. – Нам всем нужно отдохнуть. Завтра мы коснемся чешуи дагула...

Глава четырнадцатая. Безымянный Король

   Юмента, дом Дуа Нокс

   Я бросил взгляд на стопку свитков и книг на столе, тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. День только начался, а сил уже не было. Веки слипались, в голове вертелись неясные образы, мысли вязли. Чтобы хоть как-то успокоиться, надавил пальцами на глаза. Слабая боль немного привела в чувство, однако желание разбираться с книгами не появилось. Дагулы меня дери! Ведь давно уже пора изучить биографии Фертора, Грациана и Агенобарда! И каждый раз откладываю...

   – Ваше Высочество, вам опять плохо?

   Мастер Гуфран попытался сесть в кровати, но как только рука легла на подушку, лицо исказила гримаса боли.

   – Прекрати, учитель! – воскликнул я и поднялся. – Тебе надо отдыхать. Швы разойдутся.

   Во время битвы с лжепророками у ворот витамов мастеру удалось выжить. Его тело обнаружили под десятком трупов палангаев. Хотя меня не покидало чувство, что Гектор не проткнул гладиусом учителя, как дегена вертелом, специально. Убийца Врагов играл со мной. Каждым поступком словно говорил: смотри, твоя жизнь в моих руках.

   Я подошел к кровати, взял с тумбочки графин, налил воды в кубок и поднес его к губам Гуфрана. Благодарно кивнув, мастер принялся жадно пить. Я затаил дыхание, глядя, как задвигался его кадык. Взгляд, несмотря на все мои старания, всё равно падал на шрам, изуродовавший левую часть лица учителя. Глаз затянула молочная пелена, из-за грубого рубца губы искривились в противной полуулыбке. Я не мог поверить, что мастеру вообще можно было нанести рану. Тот всегда двигался быстрее любого воина, гладиус в его руках превращался в смертоносный вихрь.

   А потом вспомнил, как Гектор без особого труда расправился с претором-демортиуусом, и к горлу подступил противный комок.

   Гуфран оторвался от кубка, благодарно кивнул. Несколько капель слетело с губ, повисли на подбородке.

   – Спасибо, Ваше Высочество, вы так добры к человеку, который давно заслуживает смерти.

   Я скривился, посмотрел на руки мастера. Вероотступники насквозь проткнули их в нескольких местах: длинные рубцы изгибались чуть выше локтя и кистей. Лезвие рассекло кости, словно бумагу. Врачеватель говорил, что, когда мастера нашли, то руки того держались на тонких ниточках кожи. Лишь благодаря мастерству старейшины Димира удалось срастить кости.

   – Не говори глупостей, Гуфран. Ты сделал все, что смог, – сказал я и широко улыбнулся. – Надо благодарить дагулов за твое спасение. После того, как расправимся с лжепророками, тебе придется учить боевому искусству палангаев и будущих кудбирионов.

   Учитель с огромным трудом поднес дрожащие руки к глазам. Его покрасневшее лицо покрылось испариной.

   – Я не могу двигать ими, Ваше Высочество. Боюсь, больше никогда не получится взять гладиус.

   – Ловкость вернется, – сказал я как можно увереннее. – Нужно лишь время. Через несколько месяцев ты будешь биться лучше меня.

   Старейшина Димир не обещал, что кости правильно срастутся. Возможно, мастер навсегда останется калекой. Однако нельзя тому давать повод раскисать! В любом случае он столько знает о военном искусстве, сколько ни один человек в Мезармоуте. Тяжело вздохнув, я поднялся с кровати и принялся шагами мерять комнату.

   Как только Гуфрана обнаружили живым возле ворот копателей, приказал его положить в моих покоях. Старейшина долго сопротивлялся, говорил что-то про возможную заразу, про невыносимые крики больного, но я настоял на своем. Главная комната прежней хозяйки дома просторная, места здесь хватит на десять человек. Все равно чувствую себя здесь одному некомфортно.

   – Ваше Высочество, простите меня.

   В здоровом глазе мастера заблестели слезы. Я с силой сжал кулаки. Больше всего не мог терпеть, когда Гуфран пытался объяснить причину своей неудачи. В эти секунды он выглядел как жалкий раб, а не искусный и храбрый боец.

   – Давай не сейчас, – сказал я. – Нам надо разобраться с книгами. Глава лжепророков говорил что-то про биографии Агенобарда и Грациана.

   Учитель рукавом вытер влагу из глаз, тяжело вздохнул и часто закивал. После ранения он мало напоминал себя прежнего: слова с огромнейшим трудом выходили из него, словно ему приходилось делать неимоверные усилия, дабы заставить горло издавать звуки, взгляд потух. Жалкая копия себя. Большую часть дня мастер пялился в расписной потолок и наматывал сопли на кулак.

   – Вы просто не видели, как сражаются лжепророки, – прошептал Гуфран. – Они... они совершенны. Та девушка, что лишила меня глаза, увернулась от моего гладиуса с такой легкостью, словно я дитя!

   В покоях повисла долгая тишина. Не говоря ни слова, я плюхнулся в кресло и в который раз оглядел свитки. Крылась ли среди них правда, как говорил Гектор? Или же предводитель вероотступников лгал? Но ведь он мог убить меня еще возле ворот в пещеры. Зачем сохранил жизнь? Неужели за всем стоит месть? С трудом в это верилось. Если лжепророки нападут на город, то я проиграю. Нет ни армии, ни преданных людей.

   Я в ловушке. Загнан в угол как даген.

   Рука сама потянулась к ближайшему свитку. Пергамент приятно зашуршал под пальцами, взгляд заскользил по древним венерандским буквам. Жизнеописание Валента Грациана. Человека, написавшего "Книгу Юзона" и "Эпос о Сципионе".

   Я хмыкнул. История показалась излишне вычурной и ненатуральной. Валент родился в семье дворцового министра и дочери известного купца в восемьсот тридцатом году. Когда мальцу стукнуло семь, отец заметил, как быстро учился несмышленыш владеть мечом и легко придумывал свои приемы. И по моему приказу Валент становится самым юным служкой воинов. Уже в четырнадцать лет Грациан так мастерски владеет гладиусом, что на турнире проигрывает лишь мне.

   Дальше пропускаю многочисленные описания заслуг Валента. Древние писари не скупились на похвалы. Дохожу до того момента, когда на Юменту нападают из земли монстры-черви Универса. Грациану двадцать два и у него уже собственная кудба. Неплохо для юнца. В перерывах между сражениями он умудряется написать небольшую историю про своего палангая Сципиона, спустившегося в сам Мират, дабы вернуть жену Антиклею. Позже один из старейшин переработает этот рассказ в "Начала" – первой прозаической песни "Эпоса".

   Дохожу до самого интересного момента: в двадцать восемь лет Валент теряет руку и зрение после нападения монстра-червя. Придя в сознание, юный кудбирион заявляет, что с ним разговаривает сам бог смерти, Юзон. Слуги под диктовку Грациана пишут огромное произведение – "Книгу мертвых" или же "Книгу Юзона".

   После окончания войны с подземными тварями Валент становится известным поэтом и живет в моем замке. В семьдесят лет пишет продолжение "Начала" – "Демортилион". Умирает в своей постели за два дня до моей первой гибели.

   Я в замешательстве отложил свиток. Никаких связей с лжепророками не удалось найти. Надо будет перечитать "Эпос о Сципионе".

   – Проклятье!

   – Что случилось, Ваше Высочество? – спросил Гуфран.

   – Меня попросту водят за нос, мастер. В этих свитках ничего нет.

   Учитель сказал осторожно:

   – Может, вы упускаете что-то?

   Вздохнув, я взял следующий свиток. Жизнеописание Мастарна Фертора. Пергамент рассыпался под пальцами, поэтому приходилось быть максимально осторожным. Удивительно, как удалось сохранить все эти рукописи за столько лет. Настоящий раритет.

   Взгляд заскользил по строчкам. Кто был отцом и матерью Мастарна – неизвестно. "Фертор" с древне-венерандского означает "Свободный". Свободный от чего? Ладно, пока не важно. Маленького Фертора подбросили под астульские ворота старейшин. С ранних лет несмышленыш отличался живым умом и чутким слухом. Один из мастеров даже хотел отписать Мастарна от астулы и сделать из него музыканта, однако идею не одобрил высший священный совет.

   Дальше пошли подробные описания внешности Фертора. Брови поползли вверх. Зачем так акцентировать внимание на длине носа, ширине губ, разрезе глаз и количестве родинок? Может, стоит копать в этом направлении. Хмыкнув, продолжил чтение.

   Отказавшись от стези демортиууса, в девять лет Мастарна стал учеником мастера. А потом... провал. Одна скупая строчка: на протяжении двадцати одного года мужчина возился с детьми в Юменте. Старейшины ни поручали ему особых заданий, ни продвигали по иерархической лестнице. Странно. Я полностью раскрыл свиток и углубился в его изучение.

   Стоп-стоп. Что-то не сходится.

   – В какому году родился Мастарна? – вслух произнес я.

   Мастер Гуфран повернул голову в мою сторону, насупил брови, вспоминая.

   – В восемьсот тридцать седьмом году, Ваше Высочество, – ответил он.

   Получается, Фертор ухаживал за детьми тогда, когда монстры-черви напали на Нижний Город. Ерунда какая-то. В первый же месяц практически всех женщин и детей вывезли в Венерандум. Ладно, читаем дальше. В тридцать лет Мастарна уже служит при моем дворе. И спустя некоторое время, он по моему приказу становится старейшиной. Уникальный случай, чтобы в таком раннем возрасте получить подобный высший сан. И самое интересное: в свитке не было ни строчки, объясняющей причину иерархического взлета.

   Зато несколько абзацев в свитке уделили дружбе между Фертором и Валентом Грацианом (на тот момент он уже лишился руки и глаз в войне с тварями Универса и славился как искусный литератор). Когда я умер в первый раз, Мастарна обладал безграничной властью. В том же году он пишет "Жизнеописание Безымянного Короля", в котором объясняет причину того, почему богочеловек покинул мир. Пишет о том, что на самом деле моя душа жива и отныне будет вселяться в тела простых смертных.

   В семьдесят шесть лет Мастарна Фертор выбрасывается из окна в Венерандуме.

   Оглядев свиток несколько раз, свернул его, отложил и нахмурился, подперев кулаком подбородок. Вопросы снежным вихрем крутились в голове. Зачем так подробно описали внешность Фертора? Куда делся двадцать один год из жизни старейшины? Зачем акцентировали внимание на дружбе с Валентом Грацианом? И зачем Мастарна, обладая практически безграничной властью, выбросился из окна?

   Неужели это и есть те ниточки, о которых говорил предводитель лжепророков?

   Тишину покоев нарушил хриплый голос мастера Гуфрана:

   – Владыка, позвольте спросить?

   Я махнул рукой.

   – Конечно. Говори.

   – Зачем вы спросили про год рождения Мастарна Фертора?

   – Ничего не сходится, учитель. Свиток о жизнеописании старейшины содержит кучу ошибок и логических неувязок. Но я все равно не вижу связи с вероотступниками.

   Мастер закрыл глаза и задумался. Спустя несколько секунд, сказал:

   – А может, и нет никаких связей? Может, Гектор обманывает вас, Ваше Высочество?

   Тяжело вздохнув, пожал плечами. Действительно: Гектору ни к чему говорить истинные причины своей ненависти. Я с силой сжал челюсти, заиграл желваками. Знакомая ярость начала заполнять тело, превращая руки и ноги в свинцовые гири. Лишь усилием мысли заставил себя успокоиться. Не надо торопиться с поспешными выводами. Время еще есть.

   – Хотите совет, Владыка? – спросил мастер Гуфран.

   Я повернулся в его сторону.

   – Говори.

   – Вам сейчас необходимо думать о другом. Эти старые свитки подождут. Если лжепророки нападут на Юменту, то мы не сможем защитить Нижний Город.

   Взял со стола чистую писчую палочку, покатал в руках.

   – Я вызвал из Венерандума пятнадцать палангаев. К тому же у нас есть воины Флавия Марциала. Да и Тиберий должен скоро вернуться с целой кудбой солдат...

   Мастер облизнул потрескавшиеся губы и покачал головой.

   – К сожалению, Владыка, мы не можем ждать, пока королевский прокуратор возвратится из ледяной пустыни. – Гуфран смахнул влагу с больного глаза. – И есть вероятность, что Тиберий... так и останется за стенами Венерандума.

   – А что ты мне предлагаешь?

   – Я могу быть искренним, Ваше Высочество?

   Я хмыкнул.

   – Да.

   Гуфран, ухватившись за спинку кровати, сел.

   – Прежде всего, – начал он, – необходимо палангаев расставить вокруг колонны, ведущей в Венерандум. И нам ничего не остается, как довериться воинам Марциала. К тому же они присягнули на верность. Если вероотступники нападут, то нам нужно сразу отступать в Верхний Город и заблокировать двери колонны. Гектору никогда не удастся проникнуть в Венерандум.

   Я взял графин, налил воду в кубок и пригубил из него. Во рту стало солоно и мерзко, на зубах заскрипела соль. Лучше бы не пил.

   – Не самая хорошая идея, мастер. Во-первых, хуже мы сделаем себе: запасов еды в Верхнем Городе хватит на несколько месяцев, не больше. Где будем добывать пищу? Предводитель лжепророков попросту дождется того момента, когда мы все передохнем от голода. Или же сами откроем ворота и начнем штурмовать колонну. – Я слегка подался ближе к учителю. – Во-вторых, нельзя быть уверенным в том, что в Верхнем Городе среди министров, палангаев, прокураторов, консулов нет последователей Гектора. Нам нельзя отступать в Венерандум, Гуфран.

   Задумавшись, мастер опустил взгляд на пол. Я же посмотрел на последний свиток. Жизнеописание Луция Агенобарда. Читать совершенно не хотелось. Проще было выпить яд и забыть обо всех проблемах. По крайней мере, так Гектор не сможет мне отомстить. Хотя чем это отличается от предательства?

   – И все же вы не учитывайте кое-что, Ваше Сиятельство, – наконец сказал Гуфран. – Как только мы окажемся в Венерандуме, перед Гектором появится задача кормить жителей Юменты. Не стоит забывать и про то, что все жители Мезармоута выросли с верой в вашу божественную сущность! Они не примут незнакомца, вышедшего из пещер, словно тварь Универса.

   – Лучше лягте, мастер. Вам нельзя вставать.

   Гуфран выпятил нижнюю челюсть и выпрямился.

   – Я чувствую себя здоровым, Владыка, – сказал он. – Нельзя валяться в кровати, когда вы находитесь в опасности.

   Почувствовал, как губы сами принялись раздвигаться в улыбке. Возможно, для Мезармоута еще не все потеряно, когда со мной такие преданные люди. Хотя их не так уж и много.

   Зевнув, я развернул свиток. Можно было и не читать, потому как о существовании Луция Агенобарда знали даже дети. Человек-легенда, за давностью времен превратившийся в полумифическое существо. В голове не укладывалось, что Агенобард жил девятьсот лет назад. Астрономическая цифра. Тогда еще не существовала Юмента, за стенами Венерандума бродили твари тьмы, а души людей растворялись в пустоте.

   Луций родился в семье рабов. Его мать и отец прислуживали в моем замке. В отличие от других героев древности Агенобард не обладал яркими талантами – обычный мальчишка. Сохранились записи о том, что его папа гордился тем, как юноша отлично мыл полы. Сомнительный повод бахвалиться этим.

   В те далекие времена люди только-только планировали построить город под землей. Десятки раз они пробовали выдолбить в центре Венерандума проход, но ничего не получалось. И мой далекий предшественник, истинный Безымянный Король, созвал совет старейшин для того, дабы найти человека, способного постигнуть ход его мыслей.

   Я провел указательным пальцем по гладкой поверхности пергамента. Удивительная история. Каково быть богом, которого не понимают даже собственные создания? Девятьсот лет назад люди были невежественны и глупы.

   Богочеловек долго искал себе помощника, пока его взор не пал на Луция. До сих пор неизвестно, почему он выбрал простого раба. В назидание остальным, что даже невольник способен на великие дела? Или же Агенобард обладал какими-то скрытыми талантами? Нет ответа.

   С тех пор Луций ни на шаг не отходил от меня. Уже в двадцать один год он с моих слов пишет "Историю от возникновения мира". И по моему королевскому приказу эту небольшую книжку изучают все дети старше десяти. Чуть позже выходит первый вариант "Геометрии", который заложил основы для развития архитектуры. Эту работу Агенобард будет исправлять на протяжении всей жизни.

   Я положил свиток к куче других. История Луция – история великого ученого, сумевшего не только понять мысли Бога, но и разогнать тьму незнания простых людей. Он не умел махать гладиусом и редко выходил из королевского замка. Он никогда не сражался с монстрами за стеной, никогда не кичился своим умом, никогда не пытался заполучить высокий должностной чин. Луций Агенобард – лучший пример для подражания. Ибо таким должен быть любой человек – смиренным и стеснительным.

   – Что-нибудь нашли в свитке? – наконец спросил мастер Гуфран.

   Вынырнув из пучины собственных мыслей, я вздрогнул и отрицательно замотал головой. Учитель прав: в свитках жизнеописаний великих мужей прошлого ничего не было. Никаких ниточек, ведущих к лжепророкам. Гектор водил меня за нос. Если Валента Грациана и Мастарна Фертора еще можно было как-то связать (они жили в одно время, дружили и так или иначе повлияли на поиски моих новых воплощений), то что делать с Луцием Агенобардом? Ученый умер от белой смерти, которую на него наслали дагулы, еще тогда, когда не родились пра-пра-прадеды Фертора и Грациана!

   – Ты прав, – сказал я, поднялся с кресла и принялся мерить шагами комнату. – Предводитель лжепророков обманывает нас. В свитках нет ничего.

   Мастер Гуфран одной рукой побил по подушке, не без труда положил ее на спинку кровати и блаженно лег на нее.

   – Не корите себя, Владыка. Вы пытаетесь сделать всё, чтобы спасти своих горожан.

   Я окинул взором богатое убранство покоев прежней хозяйки дома. Дуа Нокс не любила себе ни в чем отказывать. Стены обшивали золотые пластины, украшенные драгоценными камнями; подставки, на которых ярко пылали жар-камни, были сделаны из сапфиров; во всех четырех углах комнаты стояли небольшие мраморные скульптуры древних героев Мезармоута; под ногами блестели малахитовые плиты.

   – Нам нужна армия, мастер, – сказал я. – Но где её теперь взять? Ты слышал про претора-демортиууса Секста?

   Гуфран нахмурился. Шрам на левой стороне его лица противно съежился.

   – Нет, Владыка. Я ничего не знаю.

   – Этот гаденыш оказался шпионом лжепророков. Старейшина Димир до сих пор не может поверить, что его лучший воин – предатель. Сейчас бывший претор заперт в подземных казематах астулы старейшин. – Я глубоко вздохнул и громко выдохнул. – Можешь ты поверить, мастер, в то, что Секст – бессмертный?

   – В смысле? – тупо спросил Гуфран, уставившись на меня вытаращенными глазами.

   – Претор-демортиуус – бессмертный, – повторил я. – Несколько дней назад Димир присутствовал на экзекуциях Секста. Он заверил меня, что предателю проткнули сердце гладиусом, выпотрошили словно дагена, выкололи глаза, выбили все зубы и переломали кости. Однако бывший демортиуус все равно остался жив. Все его раны затянулись.

   Откашлявшись, мастер Гуфран долго пилил меня взглядом, словно проверял – не вру ли? Я же, сжав кулаки, подходил то к одной статуе, то к другой в не силах справиться с нахлынувшими эмоциями. Подлый голосок в голове нашептывал о проигранной битве у ворот витамов. Как бороться с тем, кто не только мастерски владеет гладиусом, но и, скорее всего, бессмертный? И где теперь найти воинов? У меня не осталось ни мисмаров, ни кудбирионов.

   – Сложно поверить в подобное, – заметил учитель и принялся массировать виски. Мне послышался намек на иронию в его голосе. – А вы сами видели, как пытали Секста?

   Я кивнул, подошел к столу и начал нервно перебирать свитки и древние фолианты по истории города.

   – Мы в западне, мастер. Нам остается только ждать, когда Гектор со своими людьми захватит город, и молиться дагулам, чтобы наша смерть была быстрой. Похоже, я плохой правитель.

   – Не корите себя, Владыка. Должен же быть выход!

   – Выход? – пробормотал я.

   Захотелось плакать. Но вместо этого принялся стряхивать несуществующую пыль с тоги.

   – Возможно, ваши старые книги еще смогут нам помочь. – Гуфран хищно улыбнулся и провел указательным пальцем по линии шрама. – Мы сможем защитить Юменту.

   Повернулся в его сторону.

   – О чем ты говоришь? – спросил я.

   "В следующий раз, когда мы увидимся, то отрублю тебе правую кисть, Глупый Король, и больше никогда не пущу в Юменту", – вспомнились слова Гектора.

   Мастер протянул руку в сторону большого костяного стола, заваленного книгами.

   – Ваше Сиятельство, у вас нет с собой "Власть" Пиктора Трога?

   Осмотрел свитки, взгляд упал на старый фолиант, обтянутый человеческой кожей.

   – Есть.

   – Прочтите вторую половину, хотя бы пробегитесь глазами. Кажется, я придумал, как вернуть армию. По крайней мере, больше вариантов у нас нет.

   – Так говори же! – закричал я, не выдержав.

   – Вы должны прочитать, – настаивал на своем Гуфран. Он поскреб здоровую щеку и медленно замотал головой. – Иначе ничего не поймете. Когда-то очень давно я интересовался историей Мезармоута, думаю, из этого можно извлечь кое-какую пользу.

   Почувствовал, как кровь прилила к лицу. Спокойнее. Дыши глубже. Спешка еще никогда не приносила пользу. Просто сядь в кресло и полистай старую книгу. Ничего сложного. Время терпит.

   Ногтем подцепил обложку фолианта и распахнул её.

   Первый шаг сделан.

   Я мельком оглядывал страницы, испещренными мелкими строчками, и пытался уловить суть. Когда-то давно изучал эту книгу, но многие моменты выветрились из памяти. "Власть" Пиктора Трога – огромная история о том, как развивался Мезармоут в начале десятого века.

   Сам не заметил, как увлекся чтением.

   Основой хозяйства в Нижнем Городе были фермы. Лишь в одном месте – в северно-восточной части Юменты – почва под воздействием жар-камней становилась плодородной. Потому-то там и построили три большие многоярусные пирамиды, дабы прокормить всех жителей. Хотя до сих пор неясно, отчего земля сочилась жизненными соками только в определенном месте.

   Фоенумная лепешка, ореховая каша и мясо дагена входили в рацион всех обитателей Верхнего Города. Существовал удивительный обычай, не сохранившийся в мои дни: раз в месяц юментцы поднимались по колонне перехода в Венерандум и вручали Безымянному Королю фоенумную муку, дабы богочеловек не лишал плодородности землю в пирамидах.

   Ремесла в Мезармоуте развивались вместе с открытиями в науке, однако в десятом веке кузнечное и плотницкое искусства оставались в фаворе. В глубоких пещерах за пределами Юменты копатели добывали золото, серебро и медь. Помимо металлов подземные гроты были богаты растениями, которые крайне плохо приживались в Нижнем Городе, и животными.

   Для того, чтобы необходимые товары добирались до нуждающихся, Безымянный Король разрешил построить рынки. Однако порой в оборот вводили железные монеты и приравнивали их к золотым, дабы обесценить валюту и не давать купцам чрезмерно обогащаться. Необходимо было сохранять "общину равных".

   Зевнув, я перелистнул на несколько страниц вперед.

   В Мезармоуте существовало три основных гражданских класса: демортиаты, юментаэки и илоты.

   Демортиаты – высшее сословие, обладавшее всеми правами, закрепленными законом и обычаями. Только они могли принимать участие в апелле – народном собрании в Венерандуме. В состав демортиатов преимущественно входили все служивые люди – палангаи, мисмары, кудбирионы, старейшины, демортиуусы, однако значительно позже Безымянный Король включил в сословие министров, преторов и других чиновников. Демортиаты не могли стать илотами (рабами), но частенько переходили в состав юментаэков.

   Я откинулся на спинку кресла. Сердце тяжело бухало в груди, в висках пульсировала кровь, шумела в артериях.

   Словно читал про другой Мезармоут. Сейчас деление на классы значительно упростилось – знать да простой народ. Оказывается, с течением времени не все развивалось в городе.

   Почему в голове ничего не отложилось после прочтения этой книги? Я же её изучал, точно помню.

   Продолжил изучение фолианта. Министров и других чиновников выбирал Безымянный Король вместе с представителями апеллы, народного собрания, однако богочеловек в любое время мог отобрать нужных ему людей для работы в политике. Судебные функции выполняли исключительно демортиаты. Например, даже простой палангай мог расправиться с юментаэком и илотом, если суд выносил обвинительный приговор.

   Стоит отметить, что в Венерандуме жили только демортиаты, однако они имели право селиться и в Юменте, если того требовала необходимость. Знать обеспечивали лучшим оружием, доспехами и едой. Во время войны с монстрами-червями демортиатам запрещено было заниматься "непрестижными" профессиями: нельзя торговать, участвовать в политике, работать с землей. Ибо они – мастера битвы.

   Я пропустил несколько абзацев. Хотел было спросить мастера Гуфрана, уж не собирается ли он вернуть прежнее разделение на касты, но решил дочитать главу.

   Демортиаты избавлены от материального производства, хотя им в мирное время разрешалось участвовать в торговле. Это сословие обеспечивали всем необходимым. Главная задача знати – подчиняться воле Безымянного Короля и беспрекословно выполнять его приказы. Высший слой также мог забрать все имущество юментаэка, если потребуется. Однако подобная практика случилась редко: старейшины бдительно следили за всеми земельными сделками в Нижнем Городе. Богочеловек обычно наделял демортиатов землей, клерой, в Юменте. Свои участки очень ценились среди знати.

   Клеры передавались только от отца к старшему сыну. В случае гибели хозяина надела и его сыновей, то их жены с дочерями переходили в класс юментаэков.

   Я провел рукой по щеке. Сейчас подобной практики не существовало. Воином мог стать любой желающий. Землю уже давно никто отдавал – слишком её мало. В скором времени опять придется расширять Нижний Город из-за перенаселения. Бедняки – дагулы их дери! – заводили по шесть, по семь детей в надежде продать малышей в астулу старейшин или же на черном рынке.

   Хрустнув спиной, углубился в чтение.

   Главная особенность демортиатов – прохождение через аскезу, которою выдерживали далеко не все. Аскезы – это тренировки, развивающие особенности и навыки путем строгого исполнения каких-либо предписаний и запретов. Обычно они проявлялись в общественном воспитании (через агоге), в совместных обетах и в своем образе жизни, включающем в себя кодекс чести.

   Все дети демортиатов до десяти лет жили с родителями, затем их обучали наукам и военному искусству. И уже через незначительное время Мезармоут получал крепких телом и духом бойцов. Но были у знати и определенные обязательства: они должны были состоять в браке. Если мужчина не женится вовремя, на него накладывался штраф. Брак должен заключаться между равными, иначе – штраф.

   Четко прописанный кодекс подчеркивал гражданскую и воинскую доблесть, но главное – для демортиата смерть была предпочтительнее бесчестия.

   Отпив из бокала соленой воды, я встал, взял книгу в руки и принялся ходить по комнате. Время для меня словно остановилось. Не мог поверить, что за несколько сотен лет люди Мезармоута так значительно поменялись. Казалось, обычаи вечны и непоколебимы. Ты живешь так же, как жили до тебя два, три, пять веков назад. Но на самом деле все было иначе. И доказательство тому – книга.