Текст книги "Я не умру (СИ)"

Автор книги: Александр Годов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

   Тиберий припомнил предыдущую человеческую оболочку бога – Доминика. Неужели он умер тридцать три года назад? Кажется, что еще вчера он правил твердой рукой Мезармоутом. Тиберий был уверен, что в Доминике преобладала душа Безымянного Короля. Его святейшество был мудр и строг.

   Запорошенная снегом дорога петляла по мощеным улицам. Тиберий не спешил. Он наслаждался уединением и рассматривал окружающие его дома. В Юменте никогда не бывает такой тишины! Там никогда не затихают крики на рынках, никогда не перестают горланить уличные музыканты, и никогда не смолкают стуки кирок витамов. Венерандум же, казалось, был соткан из тишины: старейшины прятались либо в королевском замке, либо в своих домах, министры просиживали зады в муниципальных зданиях, а простые палангаи молчали на холоде, старясь сберечь тепло собственных тел.

   "Зато Юмента больше Венерандума в несколько раз! И спрятаться в ней несравнимо проще"...

   Дойдя до перекрестка, Тиберий свернул в сторону казарм. Он всегда поражался красоте зданий во внешнем городе. Многие из них построили тысячу лет назад! Когда Огненный Шар, ознаменовывающий смерть очередного тела Безымянного Короля, выкатывался из-за горизонта, то замок, казарма и жилище старейшин превращались в огромные темные монолиты.

   Тяжело вздохнув, Тиберий надел маску. Её кожаная поверхность на морозе заиндевела и теперь неприятно холодила щеки и лоб.

   Казарма напоминала формой тушу алахама – огромный продолговатый цилиндр с ножками-пристройками. Территория вокруг здания была многолюдной: туда-сюда сновали палангаи-охранники, а возле находившейся неподалеку королевской усыпальницы мисмар в красном кожаном плаще муштровал небольшой отряд солдат.

   Тиберию отдавали честь как благородному прокуратору, но сам он не обращал внимания на проходящих мимо людей.

   "Не время для ерунды. Успеть бы сделать все дела до появления Звезды Тестатема – и домой. К детям".

   Перед ним открыли центральные ворота казармы, в лицо подуло сухим нестерпимым жаром, и Тиберий вошел в помещение. Внутри оказалось настолько сильно натоплено, что было больно дышать. Напротив гигантской кирпичной печи стоял худенький паренек в форме палангая. По левую сторону от него находился каменный стол, заваленный линумной бумагой.

   Не говоря ни слова, солдат подошел к своему рабочему месту и плюхнулся на большущий резной валун, заменявший стул.

   – Король бессмертен! – бодро заявил он.

   – Король бессмертен, – повторил Тиберий.

   – Вы к кому, великий прокуратор?

   – К главному кудбириону Нумерию Децимию Эроту Мерула.

   Солдат кивнул, обмакнул писчую палочку в чернильницу и нарисовал на венерандском какую-то закорючку.

   – Главный кудбирион Немерий, ваша светлость, находится в центральном зале, сразу же за этой дверью.

   Брови Тиберия поползли вверх. Военный совет в неурочное время? Или же какой-то праздник?

   Он толкнул поблескивающую металлом дверь, и на него навалились все звуки казармы: радостные крики, звон металла и бой кожаных барабанов. Палангаи непроходимой стеной столпились вокруг двух мужчин. Один был очень молод и худ. Черная накидка блестела металлическими бляшками в слабом свете жар-камней. Тиберий не без удивления опознал в юноше претора-демортиууса. Другой же мужчина, по всей видимости, был мисмаром. Его торс походил на выкованные из меди латы: блестящие в масле шары плеч, широкие грудные мышцы. Длинные могучие руки заканчивались широкими ладонями.

   Тиберий взглядом отыскал главного кудбириона Немерея, стоящего чуть поодаль от толпы, и, не торопясь, двинулся к нему. Он уже пожалел, что не снял плащ возле входа. Духотища стояла такая, что в таком одеянии как у него можно потерять сознание.

   – Здравствуй, Тиберий! – поприветствовал Немерий. Голос звучал громко, а зеленые глаза радостно блестели.

   Тиберий коснулся правой рукой сердца и поклонился.

   – Ты с хорошими или плохими новостями? – спросил кудбирион.

   – Что у вас тут происходит? – с улыбкой вопросом на вопрос ответил он.

   – Празднуем посвящение палангая Медиуса в мисмары. Даже для этого пригласили демортиууса. Пускай отпустит грехи бедняге!

   Тиберий бросил взгляд на толпу. Представление священнослужителя началось: он коснулся лба мисмара и начал произносить молитву, будто речитатив из песни богов. Окружающие их люди замолкли, пытаясь вникнуть в священные слова.

   – Что-то демортиуус слишком молодой для претора, – прошептал Тиберий.

   Немерий почесал кончик носа и ответил:

   – Этот парень далеко пойдет. Как говорят, он может воспроизводить целые страницы из книги, только раз прочитав её. У него невероятный талант. Пророчат, что Секст может стать одним из самых молодых старейшин.

   – Секст? Его так зовут?

   Немерий кивнул.

   – А сколько ему лет? – спросил Тиберий.

   Кудбирион сначала пристально посмотрел на него, затем облизал пересохшие губы и произнес:

   – Двадцать шесть.

   Словно пораженный молотом, Тиберий устремил взор на толпу.

   "Двадцать шесть! И почему я об этом Сексте ничего не знаю?"

   Демортиуус вытащил из полы плаща четыре кругляшка жар-камней и разложил их на каменном полу вокруг новоявленного мисмара. Парень снял черные кожаные перчатки, и Тиберий увидел, что руки священнослужителя алели рубцами.

   – Как тебе его прическа? – спросил Немерий.

   – А что с ней не так?

   Кудбирион улыбнулся, показав белоснежные ровные зубы:

   – А много ли ты видел демортиуусов, щеголяющих длинными волосами?

   Тиберий непроизвольно ахнул. Действительно! Волосы священнослужителя закрывали наполовину лоб. Но ведь это кощунство! Только Безымянный Король и старейшины могли...

   Демортиуус бросил сердитый взгляд на Тиберия, помотал головой, а затем приставил указательный палец к губам, прося замолчать. Толпа повернулась в сторону королевского прокуратора и кудбириона. Немерий кивнул и сделал пас руками для того, чтобы священнослужитель продолжал делать свою работу.

   "Да они все с ума посходили! Этот юнец просит меня заткнуться!"

   Однако Тиберию хватило ума молча проглотить оскорбление. Всему своё время.

   Демортиуус вскинул руки. Разложенные вокруг мисмара жар-камни налились красным огнем. Воздух вокруг них начал трещать и дрожать. Тиберий ощутил, как его охватывает священный трепет. Тело словно наполнили свинцом. Мысли вязли в хаосе чувств. Хотелось только смотреть на то, как горят маленькие камушки.

   Крикнув несколько слов на древнем венерандском, претор-демортиуус быстро коснулся лба мисмара. И тут все находившиеся в помещении жар-камни разом потухли. Тьма накрыла казарму. Тиберий улыбнулся. Дешевый фокус. Священнослужителей учат управлять жар-камнями с самых юных лет. Делалось это для того, чтобы подавлять народные бунты в Юменте. Ведь только люди дагулов могли лишить света и тепла подземных жителей. В темноте и холоде не много-то и повоюешь.

   Демортиуус вновь крикнул несколько слов, и жар-камни вспыхнули звездочками. Глаза и рот молодого служителя дагулов засветились ярко-белым светом. Толпа ахнула. Даже Немерий молча зашевелил губами, восхваляя божественного Безымянного Короля. Демотриуус убрал руку со лба мисмара, тот вскрикнул и упал на колени.

   Через мгновение обряд закончился. Свет в глазах священнослужителя потух, и парень растянул губы в самой обезоруживавшей улыбке. Толпа заулюлюкала.

   – А он неплох, – сказал Тиберий.

   – Прекрасен, – парировал Немерий.

   – Почему я раньше его не видел?

   – Большую часть жизни Секст провел в астуле старейшин, обучаясь искусству демортиууса. Говорят, он умеет сражаться двумя мечами.

   Тиберий нахмурился:

   – Пусть тот, кто тебе это сказал, старый друг, помалкивает, потому что за такие речи можно лишиться головы.

   Кудбирион отмахнулся:

   – Да брось ты! Парень гениален.

   – И все-таки я был бы более осторожен в словах, Немерий. Этот твой Секст выбрал путь убийцы и шпиона старейшин. С ним надо быть начеку.

   – Уверен, если ты с ним поговоришь хотя бы несколько мгновений, то изменишь свое мнение.

   Палангаи принялись обнимать демортиууса, толкать и выкрикивать скабрезные шуточки в сторону нового мисмара. Тиберий понимал их. Только сейчас у этих простых вояк есть возможность высказать всё в лицо своему командиру. Завтра новоиспеченный мисмар поведет свою эсву в бой. И девять палангаев будут служить ему верой и правдой до тех пор, пока Юзон не возьмет их души.

   – Так зачем ты пришел? – спросил Немерий.

   – Безымянный Король хочет, чтобы со следующего месяце большая часть солдат перебралась в Юменту патрулировать улицы.

   – Назревает что-то крупное?

   – Возможно, – с улыбкой сказал Тиберий.

   Кудбирион похлопал его по плечу:

   – Я же знаю, что ты все равно мне ничего не скажешь!

   – Скоро совет старейшин. Все восемь кудбирионов должны быть в приватном зале замка тогда, когда звезда Тестатема появится в небе.

   Широко улыбаясь, демортиуус выскользнул из объятий толпы и пружинистой походкой направлялся к ним.

   – Королевский претор, прошу меня простить, – вкрадчивым голосом сказал он. – Я извиняюсь за то, что попросил вас не говорить с мудрым кудбирионом Немерием Мерулой.

   "Парень умеет лебезить".

   При более внимательном рассмотрении претор-демортиуус казался болезненно худым. Щеки ввалились, карие глаза лихорадочно блестели, кожа пугала своей бледностью. Самоуверенное лицо выдавало в нем неумелого интригана и лжеца. Но что нельзя было никак отрицать, так это красоту Секста: изящные длинные пальцы, чувственный женский рот и волевой подбородок делали его желанной добычей для дочек министров.

   – Вы потребовали, чтобы я заткнулся, – сказал Тиберий. Он не хотел вступать в конфликт, однако желал узнать, насколько далеко может пойти в своих речах этот юнец.

   Демортиуус опустил взгляд на каменный пол.

   – Тиберий, ты слишком строг к парню! – вмешался кудбирион.

   – Нет, – твердо сказал священнослужитель. – Королевский прокуратор прав. Я поступил не так, как следовало бы претору. В свое оправдание могу лишь сказать, что процесс отпущения грехов – трудный. Мне необходимо собрать все свои внутренние силы, чтобы управлять жар-камнями. Я в этом деле не слишком-то поднаторел.

   Тиберий понял, что демортиуус лжет. И его это шокировало. Обычно солдаты старейшин выглядят как каменные изваяния: всегда холодные, всегда готовые убивать по первому приказу. Но этот Секст... Он улыбался простым палангаям, лебезил перед кудбирионом и королевским прокуратором. Словом, вел себя как обычный человек.

   "Что-то здесь не так. И когда успел этот юнец втереться в доверие Немерию?"

   – Секст слишком молод, Тиберий, – словно прочитал его мысли кудбирион. – Он не искушен в предписаниях тхатхи. Простим ему на первый раз.

   Бросив сердитый взгляд на демортииуса, Тиберий сказал:

   – Немерий, ты понял, что я тебе сообщил насчет завтрашнего дня. Боюсь, дела ждут меня. Надо идти. Отдыхайте. И пусть не закончится вода на этом маленьком празднике.

   С этими словами он направился к выходу из казармы.

   Его особняк находился в северо-восточной части города, практически у самой стены. На первый взгляд он казался нагромождением невообразимо тяжелых камней, которые переливались в ночи красными и фиолетовыми цветами. Однако на самом деле дом представлял из себя маленькую крепость-особняк, способную выстоять долгую осаду. Строил его сразу после мятежа юментских витамов один из первых королевских прокураторов – Воруб Нокс. Тиберий любил свой дом. В более теплые месяцы он частенько любовался после работы и маленькими бойницами на верхних этажах, и угловатыми тяжеловесными балконами. Немногие в Венерандуме обладали такими роскошными зданиями.

   Хотя были и минусы во владении особняком Воруба Нокса. Первый из них: внутри крепости всегда гуляли сквозняки, а от стен и пола тянуло холодом даже в коммититуре. И жар-камни не исправляли ситуацию. Второй минус: до сих пор по закону здание принадлежало далеким родственникам Нокса. Если бы старуха Янурия Нокс решилась перебраться в Венерандум, то Тиберий был бы обязан отдать здание. Но хвала дагулам, что эта сумасшедшая семейка предпочитала ютиться в Юменте – поближе к водонасосным башням и складам.

   Тиберий открыл резные серебряные ворота, ведущие на участок, и по вычищенной от снега дорожке быстрым шагом направился к особняку.

   "Наконец-то я дома!"

   Одна из металлических дверей со скрипом открылась, и на пороге появился маленький мальчик в одной белой линумной рубашке с широкими рукавами и в черных кожаных штанах с ярко-зелеными бляшками.

   – Стой! – крикнул он. – Кто идет?

   – Луций, ну-ка быстро в дом! – ответил Тиберий.

   Мальчик вытащил маленький костяной меч и с криком скрылся за дверью. Затем послышались радостные крики и смех.

   "Ну сорванец! Вот же получит от меня! В такой мороз выскочил на улицу!"

   Но Тиберий знал: у него рука не поднимется обидеть младшего сына. Он обожал детей даже после того, как при родах умерла жена. У него было пять сыновей и пять дочерей... В живых остались только Луций с Домиником да Гименея. А имена остальных он уже запамятовал. Да и зачем вспоминать мертвецов? За ними сейчас ухаживает Юзон.

   Даже имя жены Тиберий предпочитал не произносить вслух.

   Он открыл вторую металлическую дверь и вошел в дом. С мороза горели щеки и мочки ушей. Не успел он снять маску и плащ, как на него набросился с воплями Луций.

   – Папа! Папа! А Доминик опять ходил в оружейную и трогал мечи.

   Тиберий ущипнул сына за щеку. Луций был самым маленьким в их семье. Ровно месяц назад ему исполнилось шесть лет. Он походил скорее на мать, чем на отца. По ночам лицо сына преследовало Тиберия в неотступных кошмарах.

   "Я его люблю! И точка".

   В парадной появилась рабыня Изра. Увидев господина, она потупила взор и спрятала руки за спиной.

   – Почему Луций вышел на улицу без спроса? – с металлом в голосе спросил Тиберий.

   – Простите, господин.

   – Если еще раз маленький окажется на морозе в одной легкой рубахе, я лично высеку тебя.

   Рабыня молча кивнула, коснулась плеч Луция и отвела его в другой конец парадной.

   – Где Доминик? – спросил Тиберий, снимая маску.

   Изра не ответила. Только сейчас он заметил, что её прозрачный линумный калазарис оказался испачкан в чем-то красном.

   "Надо бы запретить ей ходить практически голой в доме. Почему я раньше не обращал на это внимание?"

   – Где остальные рабы? – не унимался Тиберий.

   Вздрогнув, Изра так сильно сжала плечи мальчика, что тот вскрикнул от боли.

   – Папа, я же сказал: Доминик лазил в оружейную, он вытащил старый меч и вспорол себе ногу!

   Брови Тиберия поползли вверх.

   – Господин, с ним всё хорошо, – залопотала Изра. – Меч оказался слишком тяжелым для детских рук. Но не переживайте: рана неглубокая. Доминик выронил гладиус из рук, и лезвие порезало икру. Я услышала его крик, прибежала в оружейную, и нашла вашего сына. Растерявшись, я закричала, но быстро взяла себя в руки. Схватила Доминика и побежала наверх к лекарю. Старый Игоргий зашил рану. Ваш сын в своей комнате...

   – Дагулья задница! – не обращая внимания на маленького Луция, воскликнул Тиберий.

   Он бросил маску на пол и в грязных сапогах направился в комнату Доминика.

Глава третья. Секст

   Венерандум, покои претора-демортиууса

   Его лицо состояло из семидесяти мышц. И название каждой он знал, как свои пять пальцев: вот челюстно-подъязычная, вот переднее брюшко двубрюшной, вот скуловая. Стоит моргнуть, как начинают работать фасция височной мышцы, верхняя мышца уха и еще десять других. Радость, печаль, меланхолия, уныние, гнев – он всё мог изобразить. За долгое время тренировок Секст научился походить на обычного человека. Но в отличие от тысяч людей, населявших Венерандум и Юменту, он видел глубинные причины эмоций и поступков.

   Если старейшины скажут ему убить младенца, он сделает это с такой же легкостью, с какой ревухи проникают в тело алахама. Для него не существовало понятий сложности и легкости, понятий добра и зла. Все его чувства давно уничтожили во благо государства. Но Секст отличался от своих братьев демортуусов. Главным его достоинством была способность эмоционально мимикрировать под окружающих людей. Именно поэтому он в свои юные года достиг столь многого, хотя ему было наплевать на всё. Его душа давно застыла в вечной тьме. Он – обнаженный меч в руках старейшин. Он – заостренная стрела, разящая врагов Мезармоута.

   Секст сидел на полу, скрестив ноги, и смотрел в зеркало. По левую сторону от него стояла глиняная бутылка воды, смешанной с умулусом. И хотя алкоголь был запрещен в Венерандуме, Секст все же нарушил закон. Вот уже как несколько месяцев он узнал о том, что настойка подземного корня позволяет бродить по лабиринтам прошлого.

   Секст погладил бутылку, словно красивую девушку. Когда звезда Тестатема загорится красным огнем, он нальёт в миску немного алкоголя и отправится в путь по прошедшим годам. И тогда станет видна ниточка связей, что соединяла его и старейшин. Миллионы вопросов словно хунфусе роились в голове. Где он родился? Где родители? Почему старейшины выбрали его? И почему он встал на путь воина-демортиууса? Удивительно, но за десять лет забылись все детские воспоминания.

   Секст жил сегодняшним днем. Для него не существовало понятия "вчера". Всё, что касалось его "Я", забывалось. Хотя это не мешало ему просчитывать многоходовые интриги и отыскивать врагов.

   Он хотел получить полную свободу от старейшин. Не жаждал, не мечтал, не вожделел – лишь хотел. Независимость от чьего-либо решения открывала новые возможности. Нет, он не собирался свергать Безымянного Короля, не собирался убивать старейшин. Секст понимал, что работал не в полную силу. Забытое прошлое мешало объективно воспринимать реальность. А дефекты вели к краху системы. Что если со временемм будет забываться нужная информация? Что если старейшины пожелают избавиться от него?

   Нет, прошлое должно быть вскрыто.

   Секст закрыл глаза.

   Предчувствие больших перемен не покидало его. Скоро состоится совет старейшин в королевском замке. Скорее всего, кого-то из демортиуусов отправят в Юменту разбираться с ростками новой веры в единого бога. И Секст был уверен, что выберут его. Самый молодой претор-священнослужитель, самый способный воин. Безымянному Королю будет сложно устоять.

   "А если я предназначен для чего-то другого?"

   В любом случае ответ узнается в скором времени.

   Сегодня Секст заметил, как сильно дрожал воздух вокруг дагула Сира. Ему даже показалось, как шевельнулись крылья бога. Однако уверенно об этом сказать он не мог. Жаль только, что комната астрономов в такой поздний час была закрыта. Утром придется с кудбирионом Немерием провести тренировочные бои с его палангаями, а там уже и совет старейшин начнется... Возможно, к концу дня удастся взглянуть в подзорную трубу.

   Или же сегодня отказаться от умулусной настойки и сообщить обо всем владыкам? Нет, глупо. Наверняка старейшины тоже заметили изменения с дагулами...

   Секст открыл глаза, посмотрел в окно и заметил красный яркий блеск звезды Тестатема.

   Пора.

   Налив алкоголь в миску, он отхлебнул из неё, наслаждаясь покалыванием в нёбе. Жидкий огонь скользнул по пищеводу, распространяя мнимое тепло по сосудам. Кожа на лице порозовела, радужная оболочка глаз стала мутной, как воды подземных рек. Секст мог рассчитать до секунд, что произойдет с его телом.

   Сердце учащенно забилось. Воспоминания, словно приступ тошноты, дали о себе знать. Они всегда были зыбки, как пески подземных пещер. Тысячи снов прошли через его сознание, но ни один не давал четких ответов на мучившие вопросы. Они оставляли после себя лишь следы прежних эмоций, но никогда не были конкретными. Секст глубоко вздохнул. Например, он большую часть жизни провел в Юменте, однако в сновидениях город был неясным, как далекие ледяные пустыни Венерандума. Сколько не пытайся узнать родные места – не получится...

   – Вы хотите продать сына? – спросил старик. Он обладал голосом жеманной вдовы: чуть крикливый, чуть ласковый, чуть хитрый.

   Древние лохмотья висели на нем как на вешалке; толстые нити синих вен обвивали худые руки; под длинными ногтями чернела земля; беззубый рот непрестанно двигался. Но больше всего внимание приковывала к себе борода: длинная, густая и ухоженная.

   Секст повернулся в сторону матери. Она не была красавицей, это он понимал с самых юных лет: невероятных размеров живот, толстые пальцы, грубые черты лица, волосатые руки. Вдобавок ко всему она болела красной желчью, болезнью пьяниц. Черви грызли её тело. Порой они вытягивали тонкие, похожие на волосинки, тельца из человеческой кожи и извивались в только им понятном танце. Мать любила с хрустом выдергивать их из собственной плоти.

   – Вы точно хотите продать сына? – повторил старик и погладил бороду.

   Мать облизала губы и кивнула. Белки её глаз покраснели, без труда можно было разглядеть, как в них извивались черви.

   Секст вытащил из кармана платок и протянул матери:

   – На.

   Сколько ему тогда было? Пять лет? Шесть? Нет ответа.

   Он еще со вчерашнего дня догадался, что мама собирается продать его. Поэтому он решил сделать ей подарок, чтобы она передумала. Он разорвал свою лучшую – и единственную – рубашку на лоскутки и из самого чистого сделал платок.

   – На, – сказал маленький Секст и протянул кусочек ткани. – Чтобы ты не плакала.

   Глаза матери были холодными и пустыми. Настойка умулуса давно превратила её мозг в вязкую кашицу, в которой плавали паразиты.

   – Пять талантов, – сказала мать.

   – Это дорого для такого сопляка, – ответил старик. – Взгляни на него: он худ и грязен.

   – Шесть талантов. Грязь можно смыть. А если кормить мальчика жирной пищей в течение семи дней, то он станет толстеньким и мягким.

   Секст продолжал держать платок. Она назвала его мальчиком! Забыла про имя?

   – А хорошо ли он обучается? – спросил старик.

   – Тебе не все ли равно? Я же знаю, для каких целей он тебе нужен. Раскорми мальчика, и его попка станет самым сладеньким плодом, что ты, старик, когда-либо вкушал.

   – Мне он нужен не для игр с плотью.

   Секст попытался оглядеться, но мир сжался до маленького круга, в котором находился он, мать и старик. Непроглядная тьма окутывала их.

   – Я предлагаю тебе четыре таланта, женщина.

   – Нет. Семь талантов.

   – Да ты сошла с ума, глупая! Неужели умулус иссушил твои мозги?

   – Испытай мальчика, – сказала мать и растянула губы в лягушачьей улыбке.

   Старик бросил взгляд на Секста. Глаза его напоминали мутное бесцветие трясины.

   – Повтори имя, мальчик, – приказал он. – Друз Юлий Клавдий Ретус Маенас Эмилий.

   Секст повернулся к матери, попытался было вновь протянуть ей платок, но получил кулаком в челюсть.

   – Повтори за стариком его имя, маленький выблядок!

   Мальчик ощутил соленый привкус во рту, проглотил сгусток собственной крови и произнес:

   – Друз Юлий Клавдий Ретус Маенас Эмилий.

   Старик кивнул, пожевал губы.

   – Шесть талантов, – вынес он вердикт. – И ни монетой больше.

   – Хорошо, – как приговор, произнесла мать Секста.

   ...Это воспоминание он видел миллион раз. Менялась лишь одежда старика да цвет платка. И они никак не влияли на происходящее. Именно поэтому данному осколку прошлого можно было доверять.

   Секст открыл глаза.

   Его продали старейшинам за шесть талантов. Достаточно крупная сумма для простушки, коей и была его мать. Событийные вероятности закружились в сознании Секста. Он попытался понять причину действий этой женщины, чтобы в дальнейшем построить совершенную и непротиворечивую модель его детства.

   Зачем мать продала его? Нужны были монеты на настойку умулуса? Вряд ли. В Юменте алкоголь продавали практически задаром. Витамы с каждого спуска в подземные пещеры приносили с собой целые снопы хмельной травы. Поэтому в Юменте настойку умулуса пробовали многие – и хаяты, и торговцы, и фермеры. Другое дело, что люди часто не пили алкоголь из-за возможности заразиться красной желчью. Один маленький червячок, попавший в бочку с хмельным, мог заразить сотни людей.

   Секст огляделся. Возвращаясь из лабиринта воспоминаний, он всегда рассматривал свои покои. Это позволяло ему сосредоточиться и не упустить нечто важное. Его комната была небольшой: всего лишь шестнадцать квадратумов. Хотя несколько крупных прямоугольных зеркал, повешенных на обе стены и потолок, создавали иллюзию простора. Возле единственного окна стояла деревянная кровать, сделанная из радикаса. По левую сторону от неё возвышался шкаф, в котором Секст хранил книги и одежду. Самой ценной вещью был подаренный старейшиной Димиром костяной стол. Как говорил владыка, стол сделали из ребер, позвонков и лопаток первых юментских мятежников. То есть ему было около двухсот семидесяти семи лет.

   Успокоившись, Секст вернулся к размышлениям над причинами своей продажи. Вообще детей в Юменте меняют на золотые монеты только в двух местах – на рынке возле складов и возле храма Тестатема. Продать ребенка старейшинам считалось большой удачей. Ведь это означало, что на всю жизнь дитя обеспечено работой, едой и жильем. Продажа младенцев старейшинам разрешалась законом. На рынке же торговать чужой или своей плотью запрещалось. Рабом можно стать только по велению дагулов. Но многие мужья не могли прокормить своих жен и ораву детей, поэтому предпочитали менять младенцев на серебряные или золотые таланты.

   Секст был уверен, что купил его не старейшина. Мать болела красной желчью. Её бы никогда не пропустили в астулу священнослужителей. Тогда появляется новый вопрос: зачем старик покупал его? Ведь, если воспоминание, подаренное настойкой умулуса, не лжет, то ему, Сексту, на момент продажи исполнилось шесть-семь лет. Очень большой мальчик. Практически взрослый. Таких не покупают ни на черном рынке, ни в астуле старейшин. Да еще и за шесть талантов. За младенца дают не больше одного.

   Тупик.

   Секст хмыкнул.

   Предположения сыпались как из рога изобилия. Может, его купили из-за каких-то природных дарований? Например, из-за отличной памяти. С детства он мог легко запоминать, раз услышав, детские считалочки, сказки и веселые песенки. О его феноменальных способностях мог вызнать один из богатых домов Юменты. Флавий Марциал, когда еще не был так стар, любил нанимать талантливых людей. Ведь они – фундамент будущих успехов.

   Все равно не сходится.

   В воспоминаниях старик носил тряпье, а под его ногтями чернела грязь. Следовательно, он не мог быть из дома Марциалов.

   Секст налил в миску еще настойки умулуса. Нужно больше воспоминаний, чтобы увидеть хоть какую-то связь. Отхлебнув, он закрыл глаза, ожидая новые видения...

   Старик постелил две соломенные подстилки, сел на одну из них, сложив руки на коленях. Секст молча стоял в углу, боясь пошевелиться. Страх сковал его. Казалось, каждое движение, каждый случайно брошенный взгляд, каждый звук, исходящий от бородатого, несли в себе скрытую угрозу. Вчера старик избил его до крови. И теперь Секст вел себя как можно тише и осторожно, словно маленький даген, прячущийся от ножей копателей.

   – Садись, – приказал старик. Голос у него был бесцветный, усталый.

   Секст послушно опустился на циновку.

   – Отвечай на мои вопросы.

   – Да, учитель.

   – Кто создал мир?

   – Безымянный Король, учитель. Он обитал в пустыне хаоса миллионы каганамов. До тех пор, пока ему не стало одиноко, и он создал мир, Венерандум и людей, похожих на него.

   Старик кивнул, взял в руки палку, лежавшую по правую сторону от него. Секст инстинктивно сжался. Он попробовал оглядеться, чтобы понять где находится, однако его и бородатого окружала шипящая тьма.

   – Не отвлекайся.

   – Да, учитель.

   – Ты сказал, что Безымянный Король создал людей, но ведь у бога должно быть имя?

   – В тот момент, когда наш бог сотворил людей, он допустил ошибку: у жителей Венерандума не было души. Сердца их бились, но глаза были пусты, как у филя. Тогда Создатель вызвал из хаоса трех дагулов и попросил их оживить людей. Крылатые взамен потребовали дать им имена. Бог согласился. Он разбил своё имя на три части. И с тех пор дагулов зовут Ияс, Сир и Рах. Взамен на имена один из крылатых – Сир – откусил свою лапу и бросил под стены Венерандума. Бог собрал кровь, смочил ею губы людей, и с тех пор у жителей верхнего города появилась душа. А из откушенной лапы дагула Безымянный Король сотворил Тестатема – верного охранника от тварей ледяной пустыни.

   Старик взмахнул палочкой и ударил Секста по лицу.

   – За что?!

   – Что случилось с Тестатемом? – без единой эмоции спросил бородатый.

   Секст заметил грязь под длинными ногтями наставника. Он хотел отобрать палочку и исхлестать этого дряхлого ублюдка, но внутренний голос уговаривал этого не делать. Чутье подсказывало, что за тьмой, окружавшей их, прятались невообразимо опасные монстры.

   – Тестатем перебил всех тварей ледяной пустыни, – стараясь сдерживать гнев, ответил Секст. – Однако ночью, когда Огненный Шар скрывался за краем мира, за стенами Венерандума слышали вздохи и крики человека. Тестатем пытался поймать этого человека, но ничего не получалось. Тогда Безымянный Король сам вышел за ворота города и увидел перед собой горбатого юношу. Горб был такой большой, что у бедняги дрожали колени от напряжения. Безымянный Король узнал юношу – это был собиратель душ...

   – Стой, – перебил старик. – Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать на них.

   Секст сглотнул вязкую слюну и кивнул.

   – Разве Огненный Шар тогда не прятался за краем мира как сейчас?

   – Нет, учитель. Когда Безымянный Король еще не потерял свое тело, Огненный Шар поднимался над Венерандумом через каждые двадцать четыре часа.

   Старик облизал потрескавшиеся губы:

   – А что Владыка сделал с юношей?

   – Учитель, Безымянный Король смилостивился над ним и создал по его просьбе собственное царство. Царство мертвых. Чтобы души, покинувшие наш мир, больше не ютились в тесном горбу.

   – Как звали того юношу?

   – Юзон, учитель.

   ...Секст вскочил с пола и уперся руками в стол, тяжело дыша. Крупные капли пота скатывались по лицу, оставляя влажный след на коже. Мысли бураном кружились в тесной коробке черепа; сердце разрывалось от безысходности. Сдерживая приступ рвоты, Секст схватил стеклянный графин со стола и принялся жадно пить воду.

   Надо успокоиться.

   Всё хорошо.

   Это было давно...

   И было ли вообще? Открыв ящик в шкафу, Секст вытащил из кучи одежд линумную бумагу. Его личный протокол прошлого. Каждое воспоминание он записывал, чтобы в начале дня их перечитывать. Стоило уснуть даже на несколько секунд, как видения стирались из головы.