Текст книги "Драма девяносто третьего года. Часть первая"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Господин фон Ферзен принял все необходимые меры для того, чтобы, вернувшись к себе домой, тотчас же отправиться в путь и добираться до Брюсселя другой дорогой, но, когда он уже на рассвете вернулся домой, ему пришла в голову мысль проверить перед своим отъездом, не обнаружилось ли бегство короля.

И потому он сначала направился к Ратуше, потом к мэрии, где жил Байи, а затем к особняку Лафайета.

Во всех трех местах царило полнейшее спокойствие.

Так что г-н фон Ферзен снова сел в карету и направился в сторону Фландрии.

XI

Подозрения Фрерона. – Фиакры. – Министр ошеломлен. – Письма короля. – Принятые меры предосторожности и допущенные ошибки. – Порванная постромка. – Пешая прогулка. – Пон-де-Сом-Вель. – Задержка на сутки. – Ее последствия. – Сент-Мену. – Волнение населения на пути беглецов. – Народ собирается бить набат. – Дилижанс. – Господин де Гогела и его гусары.

И в самом деле, вечер был очень спокойным. Камиль Демулен рассказывает в своей газете, что он возвращался в одиннадцать часов из Якобинского клуба вместе с Дантоном, Фрероном и другими патриотами и на всем пути увидел лишь один патруль. Париж показался ему таким пустынным, что он не удержался от замечания по этому поводу. В кармане у Фрерона лежало письмо, в котором его предупреждали, что этой ночью король намерен бежать; Фрерон решил понаблюдать за дворцом и увидел Лафайета, выходящего оттуда в одиннадцать часов.

Вспомним, что именно в это время королева вышла из дворца и, когда рядом с ней проезжала карета главнокомандующего национальной гвардией, была вынуждена прижаться к стене.

И все же некоторые важные признаки вызывали определенное беспокойство.

Та самая горничная, которой остерегалась королева, отметила атмосферу озабоченности, неизбежно окружающую рискованные предприятия, какой бы твердостью ни обладали сердца тех, кто берется их осуществить. Горничная была любовницей г-на де Гувьона, адъютанта Лафайета; она поделилась с ним своими предчувствиями. Господин де Гувьон, знавший, что проницательности и патриотизму этой женщины можно доверять, предупредил мэра Парижа, а также своего генерала о том, что необходимо быть начеку. Но доносы были тогда настолько распространены, что на них уже не обращали никакого внимания.

Однако уведомления о готовящемся побеге короля городские власти получали не из одного источника: сьер Бюзби, цирюльник с улицы Бурбон, явился к сьеру Юше, булочнику и саперу батальона Театинцев, чтобы сообщить ему о дошедших до него разговорах, что этой ночью король собирается бежать.

Сьер Юше не был таким недоверчивым, как Лафайет и Байи; он разбудил всех своих соседей, и, как только их собралось около тридцати, они отправились к г-ну де Лафайету, сообщили ему о том, что король приготовился бежать, и потребовали незамедлительно принять меры для того, чтобы воспрепятствовать этому побегу.

В ответ г-н де Лафайет рассмеялся и посоветовал им спокойно вернуться домой; чтобы не оказаться арестованными на обратном пути, они попросили его сообщить им пароль. Господин де Лафайет дал им пароль, но, получив его, они отправились в Тюильри, где не заметили ничего необычного, если не считать большого числа извозчиков, выпивавших рядом с теми передвижными торговыми лавочками, какие в те времена стояли на площади Карусель возле проездных аркад. Тогда они прогулялись до дверей Манежа, где заседало Национальное собрание, однако и там не заметили ничего подозрительного; но, возвращаясь оттуда, они были сильно удивлены, не увидев больше на площади ни одного фиакра.^[7]

Тем не менее это отсутствие фиакров не породило у них новых подозрений, и они вернулись домой, пребывая в убеждении, что их ввели в заблуждение.

Мы уже видели, что в семь часов утра, когда г-н фон Ферзен появлялся у Ратуши, у мэрии, где жил Байи, и у особняка Лафайета, о бегстве короля еще никому известно не было.

Первым, кто узнал об этом событии, хотя и непонятно от кого, стал г-н д’Андре, занимавший тогда заметное положение в Национальном собрании; какое-то время тому назад он перешел на сторону короля, и тот выплачивал ему пенсион в тысячу экю через посредство г-на де Монморена. Господин д'Андре примчался к министру и сообщил ему новость о побеге короля; министр был ошеломлен: Людовик XVI, оказывавший ему величайшее доверие, а точнее сказать, делавший вид, что оказывает, даже не намекнул ему на этот замысел.

Однако в то время, когда г-н д'Андре еще находился у г-на де Монморена, министру принесли письмо, оставленное для него королем.

В этом письме король просто-напросто сообщал ему о своем отъезде и предписывал дожидаться его новых распоряжений.

Первым чувством, охватившим г-на де Монморена, который искренне любил короля, стала безмерная радость.

– Ах, – воскликнул министр, – значит, он избежал тех опасностей, какие ему угрожали!

Помимо этого первого письма, король оставил еще одно письмо, адресованное другим министрам; в нем он приказывал им не подписывать и не выдавать никаких документов, не получив от него новых распоряжений.

Помимо этого второго письма и дополнения к нему, он оставил декларацию, пояснявшую причины его отъезда и целиком написанную им собственноручно.

Эти письма и это послание были в запечатанном виде вручены г-ну де Лапорту, интенданту цивильного листа, с приказом отправить письма их адресатам утром 21 июня и в тот же день зачитать декларацию Национальному собранию.

Декларация была датирована предыдущим днем.

В ту же ночь граф Прованский выехал вместе с герцогом д'Аваре во Фландрию. Он сам оставил нам отчет о своей поездке, а точнее сказать, о своем бегстве.

Таким образом, он сдержал свою клятву не покидать короля, ибо уехал одновременно с ним.

Что же касается мер предосторожности, принятых королем и королевой, то они состояли в том, чтобы сжечь более всего компрометирующие их бумаги. Они увезли с собой лишь шестьсот тысяч франков ассигнатами и сто тысяч франков золотом.

Вот и все меры предосторожности; теперь скажем о совершенных ошибках.

Во-первых, потребовав, чтобы члены королевской семьи совершали побег все вместе и в одной карете, королева сделала этот побег почти невозможным.

Кроме того, за три месяца до него она заказала полный набор белья для своих детей, как если бы вне пределов Франции нельзя было отыскать то, в чем они нуждались.

Кроме того, она заказала дорожный несессер, царский несессер из позолоченного серебра.

Кроме того, была заказана совершенно новая карета, которую загрузят дорожными сундуками, чемоданами и картонными коробками.

Кроме того, была задействована еще одна карета, в которой должны были ехать две горничные королевы, как если бы в течение двух дней королева не могла обойтись без своих горничных.

Кроме того, напомним, впереди и позади кареты будут скакать три курьера в желтых куртках, походивших на одежду челяди принца де Конде, указ против которого как раз в это время намеревалось издать Национальное собрание.

Кроме того, король, чье изображение можно было увидеть повсюду, даже на экю в шесть ливров, встречавшихся, правда, все реже; король, переодетый лакеем, в сером сюртуке и куцем парике; король, именующий себя г-ном Дюраном и путешествующий вместе со своей хозяйкой, баронессой фон Корф, будет сидеть с ней в карете лицом к лицу, колено в колено.

Однако при этом король приказал положить в багажный ящик кареты свой расшитый золотом красный кафтан, который он носил в Шербуре.

И, наконец, там, где так был нужен мужчина, причем мужчина решительный, останется г-жа де Турзель, поскольку это ее право как гувернантки королевских детей остаться подле дофина.

Этим мужчиной, которому следовало занять в карете место г-жи де Турзель, был г-н д'Агу, человек умный, волевой и храбрый, – именно на него указал королю г-н де Буйе; он руководил бы этой безумной экспедицией, которая без него была отдана на волю случая; однако придворный этикет сделал свое дело: г-жа де Турзель настаивала на своем праве, и ее требованию воздали должное.

Все это было безрассудно.

Тем не менее вначале все шло превосходно, и они быстро катили по дороге. Один из телохранителей, г-н де Мальдан, скакал у дверцы кареты, г-н де Мутье сидел на козлах, а г-н де Валори скакал впереди, давая форейторам по целому экю в качестве прогонных!

Но в Монмирае у кареты лопается одна из постромок, и приходится заниматься починкой; на это уходит около получаса.

На каком-то подъеме дороги король изъявляет желание выйти из кареты и прогуляться пешком. Выходят все: король, королева, королевские дети, даже гувернантка, и на эту прогулку уходит еще около получаса.

За эту прогулку, государь, вы, королева и ваша сестра поплатитесь головой!

Милый розовощекий ребенок, которого г-жа де Турзель спящим носит на руках, поплатится за эту прогулку четырехлетним тюремным заключением в Тампле и смертью в темнице!

– Все идет хорошо, Франсуа, – по прибытии в Шалон сказала королева, обращаясь к г-ну де Валори. – Если бы нас могли задержать, то уже сделали бы это.

Да, до этого все шло отлично; у них не было нужды останавливаться, чтобы поесть, ибо в карете имелась провизия; никто не спрашивал у них паспорт, никто не чинил им помех, когда надо было менять лошадей.

Однако в Шалоне, где, по словам королевы, все шло хорошо, кое у кого стали пробуждаться первые подозрения: какому-то местному жителю, случайно оказавшемуся на почтовой станции, где король менял лошадей, показалось, что он узнал короля; этот человек тотчас же помчался к мэру, но мэр, к счастью, горячим республиканцем не был; он, видимо, поверил в возможность побега короля и в правдивость доноса, однако напугал доносчика, сказав ему о тяжелых последствиях, какие подобный арест может иметь для тех, кто стал бы его производить.

В итоге доносчик присоединился к мнению мэра, что лучше будет вести себя тихо, и они оба закрыли глаза на то, что произошло.

В полульё от Шалона какой-то незнакомец, возможно все тот же мэр, останавливает карету короля, просовывает голову в дверцу со стороны г-жи де Турзель и говорит:

– Вы плохо подготовились: вас арестуют!

Затем он махнул рукой, и карета продолжила свой путь.

До этого момента, напомним, все распоряжения в отношении пути исходили от королевы и, несмотря на совершенные ею опрометчивые шаги, о которых уже шла речь, приводили к успеху.

Ответственность за меры предосторожности, принятые в отношении оставшейся части пути, возлагалась на г-на де Буйе.

С первым эскортом беглецам предстояло встретиться в Пон-де-Сом-Веле. Там, напомним, должны были находиться г-н де Шуазёль и г-н де Гогела; один из них был доверенным лицом королевы, другой – г-на де Буйе.

Король прибыл в Пон-де-Сом-Вель около шести часов вечера; однако никакого эскорта там не оказалось.

Его не было видно ни на главной дороге, ни по ее сторонам, причем так далеко, как мог простираться взгляд.

– Ах, сестра, – воскликнула королева, обращаясь к принцессе Елизавете, – мы погибли!

С этого момента каждая подробность делается важной, ибо каждая подробность является главой великой и страшной истории.

Объясним, почему отсутствовал этот первый эскорт.

Господин де Гогела, извещенный г-ном де Буйе о том, что побег королевской семьи был отложен на сутки, чтобы дождаться окончания дежурства горничной, находившейся под подозрением, а также чтобы у Людовика XVI было время – и король сам взялся сообщить нам об этом – получить квартальную часть цивильного листа, хотя он и не считал эту сумму в семьсот тысяч франков достаточно большой, так вот, г-н де Гогела расстался 17 июня с г-ном де Буйе в Стене, чтобы взять на себя командование сорока гусарами, находившимися под начальством г-на Буде.

Он рассчитывал быть утром 21 июня в Пон-де-Сом-Веле, где к нему должен был присоединиться г-н де Шуазёль и где им обоим следовало дожидаться короля.

Двадцатого июня он прибыл со своими людьми в Сент-Мену.

В те времена все становилось важным событием: командир не предупредил городские власти Сент-Мену о своем появлении, и неожиданное прибытие военного отряда вызвало брожение в городе.

В разгар этого брожения, около пяти часов утра, г-н де Гогела покинул Сент-Мену и отправился к почтовой станции в Пон-де-Сом-Веле, где через час после его прибытия к нему присоединился г-н де Шуазёль.

Все это было заранее согласовано поминутно, и проезд короля через Пон-де-Сом-Вель должен был иметь место в три часа пополудни; однако час этот давно прошел, а король так и не появился, и, более того, не прибыл и курьер, который должен был постоянно опережать его на два часа.

И поскольку даже в четыре часа пополудни курьер, которому надлежало все время обгонять короля на два часа, так и не появился, то король, даже если бы курьер все же показался, мог прибыть в Пон-де-Сом-Вель не ранее шести часов вечера.

Но вероятно было также и то, что отъезд короля снова задержался; г-на де Буйе, несомненно, известили об этой задержке, но он не смог никого предупредить о ней.

В шесть часов вечера курьера по-прежнему не было; это означало, что король опаздывает на пять часов и раньше восьми не приедет.

Оставалось лишь ждать; но ожидание среди собиравшихся толп, в окружении зарождавшихся подозрений, под градом угроз, сопровождавших эти подозрения, было страшным.

Люди вокруг стали во всеуслышание заявлять, что разговоры об армейской казне, которую будто бы надлежало конвоировать гусарам, были всего лишь предлогом.

К несчастью, такое брожение происходило не только в Пон-де-Сом-Веле, но и в близлежащих городах.

Шалон, который расположен перед Пон-де-Сом-Велем и через который король столь благополучно проехал, хотя и был там узнан, Шалон послал часть своей национальной гвардии в Пон-де-Сом-Вель, чтобы выяснить, по какой причине туда прибыли эти сорок гусаров.

Сент-Мену, расположенный после Пон-де-Сом-Веля и охваченный точно таким же беспокойством, сделал то же самое.

Прибывавшие один за другим национальные гвардейцы усиливали возбуждение; каждый высказывал свое мнение, все кричали о предательстве. Заговорили о том, что в деревнях надо бить набат, и г-н де Шуазёль и г-н де Гогела уже вздрагивали при дальнем звуке какого-то торопливого колокола, опережавшего другие и подававшего сигнал тревоги.

Наконец, около восьми часов вечера, когда начало темнеть, когда скопление людей вокруг солдат становилось все более многочисленным, а сгущавшаяся тьма делала его все более враждебным, кто-то из толпы, теснившей солдатских лошадей, додумался сказать:

– Если вы дожидаетесь прибытия армейской казны, то, клянусь, этим утром мимо проследовал дилижанс, который вполне мог быть тем, что вам нужен, ибо он был таким тяжелым, что под ним тряслась мостовая.

Эта реплика явилась для г-на де Шуазёля неким чудом, и он ухватился за нее.

– А вы уверены в том, что говорите, любезный? – спросил он.

– А то нет, черт побери! Я видел его так же, как сейчас вижу вас.

Господин де Шуазёль обменялся взглядом с г-ном де Гогела.

– Да, да, – послышалось несколько голосов, – мы тоже его видели!

В любой толпе всегда найдется десять, двадцать, сто человек, видевших то, что видел или даже не видел кто-то один.

– Так что же вы не сказали этого раньше?! – воскликнул г-н де Шуазёль. – Вы избавили бы нас от четырехчасового ожидания.

И, повернувшись к г-ну де Гогела, он произнес:

– Ну что ж, ясно, что дилижанс нас опередил, деньги, которые мы должны были конвоировать, уже далеко отсюда, и нам здесь нечего больше делать.

Воздействие этих слов оказывается магическим: все кругом разом успокаиваются, набат смолкает, толпа рассеивается и г-н де Шуазёль и г-н де Гогела получают возможность выехать из Пон-де-Сом-Веля вместе со своими гусарами.

XII

Король не застает своего эскорта. – Ошибки г-на де Валори. – Драгуны. – Король показывается в окне кареты. – Роковые последствия. – Друэ. – Его убежденность. – Он следует за королем. – Господин де Дама в Клермоне. – Час отбоя. – Драгуны не подчиняются приказу. – Только трое из них присоединяются к г-ну де Дама. – Друэ продолжает погоню. – Дорога в Верден, дорога в Варенн. – Форейтор. – Господин де Рёриг, командир гусар. – В Варение не оказывается конной подставы. – Верхний город. – Бакалейщик Сое. – В городе трубят сбор и бьют набат. – Бийо-Варенн. – Друэ и его товарищи перегораживают мост.

Спустя полчаса прибывает карета короля, беглецы ищут глазами эскорт и не обнаруживают его; почему он был вынужден отступить, мы только что рассказали.

Тем временем г-н де Шуазёль и г-н де Гогела удаляются, вначале медленно и все еще надеясь, что их догонит курьер.

Наконец, не замечая никаких признаков его скорого появления, они все более утверждаются в предположении, что отъезд короля был отложен. Они пускают лошадей рысью, объезжают стороной Сент-Мену, который, как им известно, довольно хорошо охраняется и где, к тому же, их присутствие накануне произвело столь скверное впечатление, и достигают Варенна по самой короткой дороге, то есть через лес Клермонтуа.

После того как отряд гусар покинул Пон-де-Сом-Вель, волнение там улеглось до такой степени, что королю удалось без всяких трудностей сменить лошадей, и, не встретив никаких препятствий, он тут же направился в Сент-Мену.

Господин де Валори, служивший королю курьером и, вместо того чтобы обгонять карету на два часа, никогда не опережавший ее более чем на десять минут, так вот, г-н де Валори, знавший Сент-Мену ничуть не лучше Парижа, ошибся и проехал мимо почтовой станции, не заметив ее, но затем вернулся, стал расспрашивать дорогу и своими расспросами привлек к себе людское внимание.

Дух обитателей Сент-Мену был в высшей степени революционным. Однако появление отряда драгун, находившегося под начальством г-на Дандуэна и сменившего гусар г-на де Гогела, дало новую пищу для догадок и еще большего возбуждения этого духа. Несмотря на поздний час, горожане не выпускали из виду ни г-на Дандуэна, ни его солдат, и на площади, где стали лагерем драгуны, а также на соседних улицах собирались кучки людей, явно настроенных враждебно. Господин Дандуэн, видевший все эти признаки смуты, приказал солдатам спешиться и, прогуливаясь, беседовал с кем-то из них.

Внезапно слышится грохот катящейся кареты, а затем появляется и сама карета. Это прибыли король и королевское семейство.

Когда беглецы замечают обещанный эскорт, на сердце у них становится легче. Господин Дандуэн невольно подносит руку к своему шлему, а драгуны, видя, что их капитан отдает честь, делают то же самое; народ замечает эти знаки уважения, люди переглядываются и задаются вопросами. Когда король подъезжает к почтовой станции, следом за ним уже идет большая толпа зевак; карета останавливается, и начинают перепрягать лошадей.

Во время этой короткой остановки король совершает неосторожный шаг: он несколько раз показывается в окне кареты.

Среди толпы, совсем рядом с каретой, стоял один из тех людей, которые до поры до времени ничем не привлекают внимание современников и которых история внезапно вырывает из толпы, чтобы превратить в тех страшных персонажей, чьи имена останутся начертанными на бронзовых скрижалях революций.

Этот человек, Жан Батист Друэ, сын станционного смотрителя, пламенный патриот, за год до этого, в день праздника Федерации, видел на Марсовом поле короля, и теперь ему показалось, что он определенно узнал Людовика XVI; тем не менее, опасаясь ошибиться, он достал из кармана ассигнат, сравнил портрет с оригиналом и, проведя это сравнение, остался при своем убеждении.

Король заметил всю эту сцену.

Увидев, что он стал объектом внимания, Людовик XVI коснулся колена Марии Антуанетты, которая, озаботившись той же мыслью, подняла глаза к небу.

Хотя и понимая, что почти наверняка это король менял сейчас лошадей, Друэ не решился поднять тревогу. Драгуны находились всего в ста шагах, они были вооружены, и схватка могла принять плохой оборот для него и тех из его друзей, кто попытался бы задержать беглецов. К тому же эти друзья предупреждены не были, так что карета уехала. Было около половины девятого вечера.

Он дал карете уехать, а затем, взнуздав и оседлав коня, галопом бросился вслед за ней.

Но у королевской кареты словно выросли крылья. Мы уже видели, как после Пон-де-Сом-Веля беглецов охватила тревога. В итоге Друэ добрался до Клермона в тот момент, когда карета уже выехала оттуда.

А вот что происходило тем временем в Клермоне.

В Клермоне находился г-н де Дама.

Он получил от г-на де Буйе приказ сесть верхом через час после проезда экипажей короля и направиться в Монмеди по дороге через Варенн.

От Леонара, камердинера, которого королева доверила г-ну де Шуазёлю и которого г-н де Шуазёль, сгорая от нетерпения, отправил в половине пятого из Пон-де-Сом-Веля к г-ну де Дама, тому стало известно о невероятной задержке, произошедшей в передвижении короля и подвергшей опасности обоих командиров, а также их отряды. Господин де Дама, со своей стороны, видел, как близится час отбоя, и понимал, что, как только этот час минует, держать солдат в строю, а лошадей – под седлом будет невозможно, настолько явной становилась враждебность окружавшей его толпы.

Но вот, наконец, он видит, как подъезжает карета, узнает короля, бросается к дверце кареты, докладывает беглецам обстановку и спрашивает у короля, каковы будут его приказания.

– Пропустите кареты, ничем не обнаруживая своих намерений, – говорит ему король, – а затем поезжайте с вашими драгунами вслед за нами.

Лошадей быстро сменили, и карета уехала.

Тотчас же кинувшись к своим солдатам, г-н де Дама приказывает им сесть верхом и построиться в боевой порядок.

Приказ был исполнен, но, поскольку при всей скорости данного маневра карета успела за это время далеко отъехать и могло показаться, что отданный приказ не имеет к ней никакого отношения, народ, видя приготовления драгун, начал роптать.

Слыша этот ропот, г-н де Дама понимает, что нельзя терять ни минуты, и приказывает своим конникам держать сабли наголо.

Однако солдаты, вместо того чтобы подчиниться, убирают сабли в ножны и остаются на месте.

В эту минуту приезжает и поднимает тревогу Друэ; появляются городские чиновники, которые требуют от г-на де Дама вернуть солдат в казарму, поскольку час отбоя уже миновал.

Господин де Дама, видя собственное бессилие, вонзает шпоры в брюхо своей лошади и кричит:

– Кто меня любит, за мной!

Лишь три драгуна откликаются на этот призыв и бросаются вместе со своим командиром на дорогу, по которой только что укатила карета.

Тем временем Друэ, давший себе слово задержать короля, меняет свою уставшую лошадь на свежую и в свой черед бросается на ту же дорогу.

Но за ним следят и за ним гонятся.

Вахмистр Королевского драгунского полка догадывается, что в этом человеке заключена гибель короля, которому он дал клятву верности.

Друэ поклялся погубить короля, а вахмистр клянется спасти его.

На некотором расстоянии от Клермона дорога разветвляется на две: одна ведет в Верден, другая – в Варенн.

Маршрут беглецов, напомним, был проложен самим королем, который опасался Реймса, где он был коронован, где он заявил, что корона поранила его, и где он мог быть узнан. И потому он дает приказ ехать по дороге в Варенн.

Спустя четверть часа Друэ приезжает на то же место, на развилку двух дорог, и какое-то время пребывает в нерешительности; затем, предположив, что король направился по дороге в Верден, он поворачивает на нее.

Король спасен!

Да, но тайны Господни неисчислимы. Ничтожная песчинка вскоре попадет под колесо кареты и заставит ее опрокинуться.

Какой-то форейтор возвращается из Вердена.

– Ты не видел запряженную шестеркой берлину с курьером впереди?! – кричит ему Друэ.

– Нет, – отвечает форейтор, – ничего такого я не видел.

– Выходит, он поехал в Варенн! – шепчет Друэ. – Тогда в Варенн.

Он заставляет лошадь перепрыгнуть канаву и, сокращая путь, прямо через поле переезжает с одной дороги на другую.

Вахмистр не теряет его из виду. Несколько раз Друэ оборачивается и замечает этого человека, который гонится за ним по полю, как перед этим гнался по дороге. Стало быть, этот человек замышляет против него что-то недоброе.

Друэ не ошибся: этот человек действительно замыслил против него недоброе и если бы догнал его, то, вероятно, убил бы. Друэ бросился влево от дороги, на проселок, и добрался до леса.

Преследовать его дальше, особенно человеку, не знавшему местность, возможности больше не было.

К тому же цель Друэ состояла в том, чтобы попасть в Варенн до приезда туда королевской кареты, а сделать это, все время следуя по главной дороге, было невозможно.

В Варение король должен был застать подготовленную конную подставу и эскорт из шестидесяти вооруженных гусаров.

Конная подстава прибыла в Варенн 20 июня; за нее отвечал г-н де Шуазёль.

Гусары прибыли туда 21-го, опять-таки под предлогом, что им надлежит сопровождать обоз.

Подозрения, которые вызвало у городских властей прибытие конной подставы, только усилились после появления гусар; гусары были незамедлительно расквартированы в бывшем монастыре кордельеров, по эту сторону моста.

Командир гусар, г-н де Рёриг, молодой человек лет восемнадцати, поселился в доме какого-то горожанина, на той же стороне города.

Что же касается конной подставы, которую должны были разместить на ферме у въезда в Варенн со стороны Клермона, то по странной оплошности, одной из тех оплошностей, какие накладывают на великие события свой отпечаток, который мог бы показаться несерьезным, если бы он не был роковым, сменных лошадей разместили по другую сторону моста, то есть на краю города, противоположном тому, где рассчитывал обнаружить их король.

Утром 21 июня г-н де Буйе отправил своего второго сына, шевалье де Буйе, и г-на де Режкура, чьи мундиры были похожи на мундиры в полку Лозена, в Варенн, дав им четкие указания разместить конную подставу у въезда в город, то есть там, где, согласно договоренности, ее должен был найти король.

В любом случае, им следовало держать г-на де Буйе в курсе событий.

Молодые люди прибыли в Варенн и стали свидетелями царившего там брожения. Поскольку за ними наблюдали, они сочли разумным не предпринимать никаких перемещений до прибытия курьера, а так как курьер должен был опережать короля на два часа, они вполне располагали бы временем, чтобы в течение этих двух часов переместить конную подставу на четверть льё.

Что же касается г-на де Рёрига, то, как если бы его восемнадцать лет не вызывали большого доверия у их двадцати пяти лет, они не сочли нужным посвящать его в тайну и ограничились тем, что дали ему приказ держать солдат наготове, чтобы они могли выступить по первому сигналу.

Молодой командир не увидел в этом распоряжении ничего, кроме обычного приказа, и не придал ему никакого другого значения.

Все люди и в самом деле равны перед Господом, коль скоро судьбы королей зависят от подобных мелочей.

Людовик XVI прибыл в одиннадцать часов вечера. Король, превосходный инженер, король, проследивший по карте весь путь, город за городом, деревню за деревней, легко узнал указанный ему дом. Он приказал остановить кареты и осведомился, где находится конная подстава.

Однако хозяин дома не видел никакой конной подставы и ничего сообщить о ней не мог.

Тогда король приказал форейтору продолжить путь и въехать в верхний город.

Было одиннадцать часов вечера. Король спустился из кареты вместе с королевой: они надеялись расспросить каких-нибудь прохожих.

Однако прохожие им не встретились.

Тогда королева решилась постучать в двери двух или трех соседних домов, чтобы справиться о конной подставе. Но никто ничего не мог ей ответить.

Все объяснялось очень просто.

Верхний город не лежал на пути, по которому должен был проследовать король, и, следовательно, если и был шанс встретить какого-нибудь верного слугу или друга, то это могло произойти только в нижнем городе, на дороге, ведущей из Парижа к границе.

Пока король терял драгоценное время, Друэ добрался до Варенна; он въехал в нижний город и с облегчением вздохнул, узнав, что ни одна карета здесь не проезжала.

Он не терял ни минуты: напористость людей, нацеленных на разрушение, всегда чудовищна.

Вначале он бросился к прокурору коммуны.

Прокурор коммуны носил имя Сое. Это был фанатичный сторонник Революции. Друэ таким его и знал.

Было предопределено свыше, что короля арестуют и что Варенн, получив роковую известность, войдет в историю.

Прокурор коммуны тотчас же отдал приказы.

Национальной гвардии следовало собраться и окружить монастырь кордельеров, где были расквартированы шестьдесят гусаров.

Затем по всем направлениям были разосланы курьеры, чтобы трубить сбор и бить набат.

Все вооруженные силы, какие удалось бы собрать, должны были двинуться на Варенн.

Двум гонцам надлежало добраться до Вердена и Седана.

Тем временем Друэ отыскал друга, столь же горячего в деле, как и он: в ту пору этого друга звали Бийо. Однако позднее ему предстояло носить имя Бийо-Варенн.

С помощью нескольких надежных людей они вместе принялись перегораживать мост; для этого сгодились две или три большие повозки.

Перегородив мост, Друэ, Бийо и их товарищи засели в засаду под арочным сводом, где обязательно должен был проехать король.

Они были вооружены ружьями и пистолетами.

Все это они проделали настолько бесшумно и так скрытно, что ни офицеры, ни гусары, ни посланцы г-на де Буйе ничего не узнали.

Затем, с колотящимися сердцами, они стали ждать.

XIII

Тревога королевы. – Паспорта. – Королю предлагают отдохнуть в доме прокурора. – Лавка бакалейщика. – Сигнал сбора и гул набата. – Допрос. – «Я король». – Господин де Гогела встречается с королем. – «Да здравствует нация!» – Пистолетный выстрел. – Рискованное предложение бежать. – Размышления королевы. – Нерешительность короля. – В Национальное собрание посылают курьера. – Гогела и Друэ. – Плачевное положение короля. – Королева подавляет свою гордость. – Людская волна. – Господин Делон. – Король показывается народу. – Бабушка г-на Соса. – Седые волосы. – Что в это время происходит в Париже.

Они находились в засаде не более десяти минут, как вдруг послышался грохот катящейся кареты. Никто из пяти или шести притаившихся людей не произнес ни слова. Карета приближалась; наконец, она въехала под свод.

Лишь тогда они поднялись.

Форейтор был вынужден резко осадить лошадей, и это встревожило королеву; она высунула голову в окно и спросила, почему остановили карету.

– Нужно проверить паспорта, – ответил Друэ.

– И где это происходит? – поинтересовалась королева.

– В муниципалитете. Теперь развелось много дурных французов, которые покидают Францию, и нужно хотя бы удостоверяться, в порядке ли у них документы.