Текст книги "Ожерелье королевы"
Автор книги: Александр Дюма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
18. Мадемуазель Олива
Тем временем мужчина, указавший собравшимся на мнимую королеву, подошел к одному из любопытствующих, отличавшемуся алчным взглядом и поношенной одеждой, и похлопал его по плечу.
– Для вас, журналистов, неплохая тема для статьи, – заявил он.
– Почему это? – удивился газетчик.
– Хотите, я в двух словах расскажу вам ее содержание?
– Охотно послушаю.
– Вот оно: «Опасно родиться в стране, королем которой управляет королева, любящая кризисы».
Газетчик расхохотался.
– А Бастилия? – осведомился он.
– Полно! Разве вам не известно, что существуют анаграммы, с помощью которых можно обойти королевскую цензуру? Скажите, разве какой-нибудь цензор запретит вам напечатать историю, где действуют принц Илу и принцесса Аттенаутна, а происходит все в стране под названием Цанфрия? Ну, что скажете?
– Отличная мысль! – вскричал воодушевленный газетчик.
– Уверяю вас, глава под названием: «Кризисы принцессы Аттенаутны у факира Ремсема» будет пользоваться большим успехом в гостиных.
– И я того же мнения.
– Ступайте же и напишите эту историю самыми лучшими своими чернилами.
Газетчик пожал незнакомцу руку.
– Разрешите, я пошлю вам несколько экземпляров? – спросил он. – Я сделаю это с большим удовольствием, если вы соизволите назвать свое имя.
– Ну, разумеется! Мысль превосходная, а в вашем исполнении она будет иметь стопроцентный успех. Каким тиражом вы обычно печатаете свои памфлеты?
– Две тысячи.
– В таком случае сделайте мне одолжение.
– С охотой.
– Возьмите эти пятьдесят луидоров и напечатайте шесть тысяч.
– Как, сударь! Вы мне льстите… Позвольте хотя бы знать имя столь щедрого покровителя литературы.
– Я скажу, когда через неделю пошлю к вам за тысячей экземпляров по два ливра за штуку, согласны?
– Я буду работать день и ночь, сударь.
– Но вещица должна быть забавной.
– Париж будет смеяться до слез, кроме одной особы.
– Которая будет смеяться до крови, не так ли?
– О, сударь, вы весьма остроумны!
– А вы очень любезны. Кстати, пометьте, что напечатано в Лондоне.
– Как обычно.
– Ваш покорный слуга, сударь.
И толстый незнакомец спровадил бумагомараку, который, положив в карман пятьдесят луидоров, упорхнул, словно вестник зла.
Оставшись в одиночестве, вернее, без собеседника, незнакомец еще раз глянул во вторую залу, где молодая женщина лежала после кризиса в полной прострации, а горничная, приставленная следить за дамами, находящимися в состоянии приступа, целомудренно оправляла ей несколько нескромно задравшиеся юбки.
Отметив про себя нежную красоту тонких и сладострастных черт, равно как и милое благородство безмятежного сна, незнакомец вернулся назад и пробормотал:
– Действительно, сходство потрясающее. Сотворивший это Господь имел определенный умысел. Он приговорил эту женщину даже раньше, чем ту, на которую она похожа.
Едва он закончил эту мрачную мысль, как молодая женщина медленно поднялась с подушек и, опираясь на руку соседки, которая пришла в себя раньше ее, принялась приводить в порядок свой, ставший весьма беспорядочным туалет.
Она слегка зарделась, увидев, с каким вниманием разглядывают ее присутствующие, с кокетливой учтивостью ответила на серьезные, но доброжелательные вопросы Месмера и, потянувшись своими круглыми ручками и хорошенькими ножками, словно проснувшаяся кошка, прошла через обе гостиные, не упуская ни одного насмешливого, завистливого или испуганного взгляда, которыми одаривали ее собравшиеся.
Однако вот что удивило молодую женщину до такой степени, что она не смогла сдержать улыбки: проходя мимо кучки людей, шептавшихся в дальнем углу гостиной, она была встречена не беглыми взглядами и пустыми любезностями, а столь почтительными поклонами, что подобной чопорности и строгости не постеснялся бы ни один придворный, приветствуя королеву.
И действительно, эта ошеломленная группка кланяющихся людей была поспешно составлена неутомимым незнакомцем, который, спрятавшись за их спинами, вполголоса сказал:
– Ничего, господа, ничего, это все же королева Франции – давайте ей поклонимся, да пониже.
Особа, оказавшаяся предметом подобного почтения, с некоторым беспокойством пересекла последнюю прихожую и вышла во двор.
Усталыми глазами она принялась искать наемный экипаж или портшез – не найдя ни того, ни другого, она несколько секунд поколебалась и уже ступила своей миниатюрной ножкой на мостовую, когда к ней приблизился рослый лакей.
– Ваша карета, сударыня, – объявил он.
– Но у меня нет кареты, – ответила молодая женщина.
– Вы приехали в наемном экипаже, сударыня?
– Да.
– С улицы Дофины?
– Да.
– Я отвезу вас домой, сударыня.
– Хорошо, отвезите, – весьма решительно согласилась особа, не долее нескольких секунд посвятив колебаниям, которые подобное предложение вызвало бы в любой женщине.
Лакей махнул рукой, тотчас же появилась приличная с виду карета, которая остановилась перед дамой у галереи.
Лакей опустил подножку и крикнул кучеру:
– На улицу Дофины!
Лошади понеслись стрелой. Доехав до Нового моста, юная дама, которой пришелся по вкусу такой аллюр, как выражается Лафонтен, пожалела, что живет не у Ботанического сада.
Карета остановилась. Подножка опустилась, и хорошо вышколенный лакей протянул руку за ключом, с помощью которого попадают к себе домой обитатели тридцати тысяч парижских домов, не похожих на особняки и не имеющих ни привратника, ни швейцара.
Лакей отпер замок, чтобы поберечь пальчики юной дамы, и после того, как она вошла в темный подъезд, поклонился и затворил дверь.
Карета тронулась с места и скрылась из виду.
– Ей-же-ей, – вскричала молодая женщина, – неплохое приключение. Со стороны господина де Месмера это очень любезно. Ах, как я устала! Он должен был это предвидеть, он – великий врач.
С этими словами она поднялась на третий этаж и оказалась на площадке, на которую выходили две двери. Женщина постучалась. Ей открыла старуха.
– Добрый вечер, матушка. Ужин готов?
– Готов и даже успел простыть.
– А он здесь?
– Пока нет, однако пришел какой-то господин.
– Какой еще господин?
– С которым вам необходимо сегодня вечером поговорить.
– Мне?
– Да, вам.
Диалог этот происходил в тесной прихожей с застекленной дверью, отделявшей от площадки просторную комнату, окна которой выходили на улицу.
Сквозь стекло в двери виднелась лампа, освещающая эту комнату, выглядевшую если уж не роскошно, то по крайней мере сносно.
Старые занавески из желтого шелка, местами выцветшие и потертые от времени, несколько стульев, обтянутых позеленевшим с краев плюшем, вместительный комод с дюжиной ящиков, инкрустированный столик и древний желтый диван составляли все великолепие этого жилища.
На каминной полке стояли часы, а по бокам – две голубые японские вазы с заметными трещинами.
Молодая женщина порывисто отворила дверь и подошла к дивану, на котором преспокойно сидел бодрый на вид мужчина, скорее полный, чем худой, и красивой белой рукою поигрывал богатым кружевным жабо.
Женщина не узнала ожидавшего ее мужчину, но читатель узнал бы его сразу: это был тот самый человек, что подбил зрителей приветствовать мнимую королеву и заплатил пятьдесят луидоров за памфлет.
Молодая женщина не успела начать разговор.
Странный субъект изобразил нечто вроде полупоклона и, устремив на хозяйку доброжелательный взгляд блестящих глаз, проговорил:
– Я знаю, что вы собираетесь спросить, но будет лучше, если я вам отвечу, сам задав несколько вопросов. Вы – мадемуазель Олива?
– Да, сударь.
– Очаровательная женщина, но очень нервная и влюбленная в методы доктора Месмера.
– Я как раз была у него.
– Прекрасно! Однако по вашим чудным глазам я вижу, что от этого вам не стало яснее, почему вы видите меня на своем диване, а как раз это-то вам и хочется узнать?
– Ваша догадка верна, сударь.
– Сделайте мне одолжение и сядьте – ведь если вы останетесь стоять, мне тоже придется встать, и говорить нам будет неудобно.
– Можете гордиться, сударь: манеры у вас весьма необычны, – заметила молодая женщина, которую мы отныне станем называть мадемуазель Оливой, поскольку она соизволит откликаться на это имя.
– Мадемуазель, я видел вас недавно у господина Месмера и нашел вас такой, какой и хотел найти.
– Сударь!
– О, не тревожьтесь, сударыня! Я не говорю, что нашел вас очаровательной, потому что вы решили бы, что я признаюсь вам в любви, а это в мои намерения не входит. Прошу вас, не отодвигайтесь от меня, иначе вы вынудите меня кричать, словно я глухой.
– Что же вам все-таки угодно? – наивно осведомилась Олива.
– Я знаю, – продолжал незнакомец, – что вы привыкли слышать, как вас называют красивой, но я придерживаюсь другого мнения и хочу предложить вам кое-что иное.
– Ей-богу, сударь, вы говорите со мною в таком тоне…
– Не пугайтесь, вы же еще меня не выслушали… Здесь у вас никто не прячется?
– Никто, сударь, но в конце концов…
– А раз никто не прячется, стало быть, мы можем говорить свободно. Что вы скажете, если мы заключим с вами небольшое соглашение?
– Соглашение? Видите ли…
– Опять вы не так поняли. Я же не говорю «вступим в связь», я говорю «заключим соглашение». Речь идет не о любви, а о делах.
– Что за дела вы имеете в виду? – спросила Олива, искренне изумившись и выдав тем самым свое любопытство.
– Чем вы занимаетесь каждый день?
– Но…
– Не бойтесь, я не собираюсь вас осуждать. Отвечайте то, что считаете нужным.
– Ничем не занимаюсь или по крайней мере стараюсь заниматься как можно меньше.
– Вы – ленивица.
– Однако!
– И прекрасно.
– Вы говорите, прекрасно?
– Ну конечно. Какое мне дело до того, ленивица вы или нет? Вы любите гулять?
– Очень.
– А бывать на спектаклях, балах?
– Еще бы!
– В общем, жить в свое удовольствие?
– Нуда.
– Если я предложу вам двадцать пять луидоров в месяц, вы мне откажете?
– Сударь!
– Дорогая мадемуазель Олива, в вас уже закрались сомнения. А мы ведь договорились, что вы не станете пугаться. Я сказал двадцать пять луидоров, но могу сказать и пятьдесят.
– Мне больше нравится число пятьдесят, но еще больше – право самой выбирать себе любовников.
– Проклятье! Да я же сказал, что не хочу быть вашим любовником. Поэтому приберегите-ка ваше остроумие для другого случая.
– Это мне нужно сказать: «Проклятье!» Что же я должна делать, чтобы заработать ваши пятьдесят луидоров?
– Разве мы сказали пятьдесят?
– Да.
– Пусть будет пятьдесят. Вы должны принимать меня у себя, по возможности улыбаться мне, давать мне руку, когда я этого пожелаю, ждать меня, когда я скажу вам ждать.
– Но у меня уже есть любовник, сударь.
– Ну так что же?
– Как это «ну так что же»?
– Прогоните его, черт возьми!
– О, Босира так просто не прогонишь.
– Может, вам помочь?
– Нет, я его люблю.
– Да ну?
– Немножко.
– Даже это – чересчур.
– Уж как есть, так есть.
– Ладно, так и быть, пусть остается.
– А у вас легкий характер, сударь.
– Долг платежом красен. Так условия вам подходят?
– Подходят, но вы должны мне все объяснить.
– Послушайте, милая, я сказал все, что хотел сказать.
– Честное слово?
– Честное слово. Но вы должны понять одно…
– Что именно?
– А вот что: если вдруг возникнет необходимость, то вам действительно придется стать моей любовницей.
– Ах, вот видите? Такая необходимость не должна возникнуть, сударь.
– Но ведь только для вида.
– Тогда ладно, пусть так.
– Значит, договорились.
– По рукам!
– Вот вам вперед за первый месяц.
Незнакомец протянул девушке монеты, даже не коснувшись кончиков ее пальцев. Поскольку она медлила, он сунул деньги в карман ее платья, даже не дотронувшись рукой до бедра – такого округлого и упругого, что какой-нибудь испанский знаток не проявил бы к нему подобного равнодушия.
Едва золото упало в карман платья, как два коротких удара в наружную дверь заставили Оливу подскочить к окну.
– Боже! – воскликнула она. – Уходите скорее, это он.
– Он? Кто он?
– Босир, мой любовник! Да шевелитесь же, сударь!
– Ах, вот как? Тем хуже.
– Что значит «тем хуже»? Да он разорвет вас на кусочки!
– Вот еще!
– Послушайте, как он барабанит в дверь, он сейчас ее сломает!
– Прикажите открыть. И вообще, какого черта вы не дадите ему ключ?
И, откинувшись на спинку дивана, незнакомец пробормотал:
– Надобно посмотреть, что это за бездельник.
Стук в дверь продолжался. Теперь он сопровождался страшными проклятиями, долетавшими не только до третьего этажа.
– Ступайте, матушка, отоприте, – в ярости вскричала Олива. – А если с вами, сударь, случится несчастье, тем хуже.
– Вот именно, тем хуже, – невозмутимо отозвался незнакомец, не двигаясь с дивана.
Олива, вся трепеща, вышла на площадку и стала прислушиваться.
19. Г-н Босир
Олива бросилась навстречу разъяренному бледному человеку в расстегнутом камзоле, который с вытянутыми вперед руками и изрыгая проклятия ворвался в комнату.
– Босир! Ну, послушайте же, Босир! – восклицала она голосом, недостаточно испуганным для того, чтобы составить превратное мнение о смелости этой женщины.
– Оставьте меня! – взревел вновь прибывший, грубо отталкивая Оливу.
Затем, распаляясь еще сильнее, он возопил:
– Так вот почему мне не отпирали! Здесь мужчина!
Как нам известно, незнакомец спокойно и неподвижно сидел на диване, и г-н Босир мог счесть, что он в нерешительности или даже напуган. Г-н Босир встал перед незнакомцем, злобно скрипя зубами.
– Надеюсь, вы мне что-нибудь скажете, сударь? – спросил он.
– А что вы хотите, чтобы я вам сказал, мой дорогой господин Босир? – осведомился незнакомец.
– Что вы здесь делаете? И вообще, кто вы такой?
– Я очень спокойный человек, а вы на меня так страшно таращитесь. И потом, я беседовал с мадемуазель с самыми добрыми намерениями.
– Ну конечно, с самыми добрыми, – подтвердила Олива.
– А вы помолчите, – рявкнул Босир.
– Ну-ну, – проговорил незнакомец, – не грубите барышне, она ни в чем не виновата. Если у вас скверное настроение…
– Вот именно, скверное.
– Он, должно быть, проигрался, – вполголоса заметила Олива.
– В пух и прах, будь я трижды проклят! – зарычал Босир.
– И теперь вы не прочь сами разделать кого-нибудь в пух и прах. Это понятно, дорогой господин Босир, – засмеялся незнакомец.
– Хватит ваших дурацких шуточек! Извольте убираться вон!
– О, господин Босир, помилосердствуйте!
– Клянусь всеми дьяволами преисподней, или вы уберетесь, или я разнесу этот диван и вас вместе с ним!
– А вы не говорили мне, мадемуазель, что господин Босир у вас с причудами. Подумать только, какой он сердитый!
Ввергнутый в отчаянье Босир комическим жестом выхватил шпагу из ножен, описав ею при этом круг не менее десяти футов в диаметре.
– Поднимайтесь, или я пришпилю вас к спинке дивана! – прошипел он.
– Нет-нет, все-таки он нелюбезен, – проговорил незнакомец и легким движением левой руки вытащил из ножен небольшую шпагу, лежавшую у него за спиной на диване.
Олива испустила душераздирающий вопль.
– Ах, сударыня, не нужно так кричать, – невозмутимо заметил мужчина, уже держа шпагу в руке, но не вставая с места. – Не кричите, иначе произойдут две вещи: во-первых, вы вконец оглушите господина Босира и он наткнется на мою шпагу, а во-вторых, вас услышит дозор, поднимется сюда, изобьет, и вы попадете в Сен-Лазар.
Олива смолкла, заменив крики выразительной пантомимой.
Сцена была любопытная. С одной стороны – г-н Босир, растерзанный, пьяный, трясущийся от ярости, который без складу и ладу наносил своему противнику удары, не достигавшие цели.
С другой стороны – незнакомец, который сидел на диване, положив одну руку на колено, а другой держа шпагу, и ловко и непринужденно парировал удары, смеясь при этом так, что испугался бы даже сам святой Георгий.
Шпага Босира непрерывно летала туда и сюда, умело отбиваемая его противником.
Босир начал уставать, задыхаться, и гнев его невольно сменился ужасом: он подумал, что если эта снисходительная шпага вдруг удлинится и перейдет в наступление, то с ним, Босиром, покончено. Его охватила неуверенность, он сник и лишь едва отбивал удары противника. А тот, мгновенно перейдя в третью позицию, выбил шпагу у него из руки, и та взвилась в воздух, как перышко.
Пролетев через всю комнату, она разбила стекло и упала на улицу.
Босир не знал, что и делать.
– Ах, господин Босир, берегитесь: вдруг ваша шпага упала острием вниз, а там как раз кто-нибудь проходил – вот вам и покойник, – заметил незнакомец.
Придя в себя, Босир бросился к двери и ринулся вниз, чтобы отыскать шпагу и избежать неприятностей с полицией.
Тем временем Олива схватила победителя за руку и заговорила:
– Ах, сударь, вы очень отважны, но господин Босир коварен, и потом, оставшись здесь, вы поставите меня в неловкое положение. Впрочем, когда вы уйдете, он меня поколотит, это точно.
– Тогда я остаюсь.
– Нет, нет, умоляю вас! Когда он меня колотит, я отвечаю ему той же монетой и всегда одерживаю верх, потому что не очень-то с ним церемонюсь. Уходите, прошу вас.
– Обратите внимание вот на что, красавица моя: если я пойду, то встречу его на улице или на лестнице, мы снова станем драться, а на лестнице довольно трудно двойной выпад парировать квартой или, скажем, терцией, как на диване.
– И что же?
– Или я убью сьера Босира, или он меня.
– Боже милостивый, и верно! Вот будет скандал-то!
– Лучше обойтись без скандала, поэтому я остаюсь.
– Ради всего святого, уходите! Пока он не пришел, вы можете подняться этажом выше. Он будет думать, что вы здесь, и больше нигде искать не станет. Как только он войдет в квартиру, вы услышите, как я запираю дверь на двойной поворот ключа. Он будет здесь, а ключ я положу в карман. После этого вы уходите, мне же придется смело принять бой, чтобы выиграть время.
– Вы – прелестная девушка. До скорого свидания.
– До какого свидания?
– Сегодня ночью, если позволите.
– Как – сегодня ночью? Да вы с ума сошли!
– Нуда, сегодня ночью. Ведь сегодня бал в Опере.
– Опомнитесь, уже полночь.
– Знаю, но мне плевать.
– Но ведь нужны маскарадные костюмы.
– Если вы выиграете бой, за ними сбегает Босир.
– Вы правы, – смеясь, ответила Олива.
– А вот десять луидоров на костюмы, – тоже засмеявшись, проговорил незнакомец.
– Прощайте! Благодарю вас!
И девушка подтолкнула его к лестнице.
– Слышите, он затворяет внизу дверь, – заметил незнакомец.
– Да, щелкнул замок. Прощайте, он поднимается.
– Но если вдруг вы потерпите поражение, как я об этом узнаю?
Олива на секунду задумалась.
– У вас есть слуги? – наконец спросила она.
– Есть, я поставлю одного у вас под окном.
– Очень хорошо. Пусть он смотрит вверх, пока ему на нос не упадет записка.
– Договорились. Прощайте.
Незнакомец поднялся на следующий этаж. Все пошло, как по маслу: на лестнице было темно, а Олива, громко переговариваясь с Босиром, заглушила звук шагов своего нового союзника.
– Да поднимайтесь же, бешеный! – кричала она Босиру, который шел по лестнице, серьезно раздумывая о моральном и физическом превосходстве этого нахала, вторгшегося в чужое жилье.
Наконец Босир достиг этажа, где ждала его Олива. Вложив шпагу в ножны, он обдумывал, что скажет своей любовнице.
Олива взяла его за плечи, втолкнула в прихожую и, как и обещала, дважды повернула ключ в замке.
Спускаясь по лестнице, незнакомец услышал, что битва началась: особенно громкими, словно удары медных тарелок в оркестре, были затрещины, которые живописно, хотя и вульгарно, зовутся оплеухами. Звуки оплеух сопровождались воплями и упреками. Метал громы и молнии Босир, металл звенел в голосе Оливы. Пусть читатель простит эту скверную игру слов, но она точно выражает нашу мысль.
– Кто бы мог подумать, – удаляясь, пробормотал Босир, – что эта женщина, так напуганная приходом любовника, сумеет оказать ему столь достойное сопротивление.
Незнакомец не стал терять времени, дожидаясь, когда сцена закончится.
– Они начали столь бойко, – проговорил он, – что развязка уже не за горами.
Он завернул за угол улочки Анжу-Дофин, где его ждала поставленная задом карета.
Незнакомец что-то сказал одному из своих людей, и тот занял позицию под окном Оливы, растворившись в густом мраке небольшой аркады у стены старого дома.
С этого места, глядя на освещенные окна, он по движению силуэтов на занавесках мог судить о том, что происходит внутри.
Тени эти, двигавшиеся сперва весьма оживленно, через некоторое время успокоились. Наконец в окне остался лишь один силуэт.
20. Золото
А за занавесками происходило вот что.
Сначала Босир удивился, что дверь запирают на замок.
Затем он изумился столь громким крикам мадемуазель Оливы.
И наконец он остолбенел, войдя в комнату и не увидев там своего грозного соперника.
Последовал обыск комнаты, угрозы, призывы: человек явно где-то спрятался, значит, испугался, а раз испугался, значит, победа за Босиром.
Олива заставила его прекратить поиски и отвечать на ее вопросы.
Босир, задетый ее резкостью, тоже перешел на крик.
Олива, не чувствуя более за собою никакой вины, поскольку улика исчезла – quia corpus delicti aberat1, как говорят юристы, – завопила так громко, что, желая ее утихомирить, Босир зажал или, вернее, попытался зажать ей рот рукой.
Но он просчитался: Олива истолковала этот жест примирения и убеждения по-своему. На его руку, летящую к ее лицу, она ответила своею рукой – не менее ловкой и проворной, чем шпага ушедшего незнакомца.
Ее рука, молниеносно сделав кварту и терцию, взвилась вверх и угодила Босиру прямо в щеку.
Босир ответил боковым ударом: его правая ладонь, прорвав оборону Оливы, с оглушительным звуком вошла в соприкосновение с правой щекой девушки, отчего та зарумянилась.
Именно эту часть беседы и услышал незнакомец, выходя из дома.
Как мы уже отмечали, подобного рода объяснения быстро ведут к развязке, однако, чтобы эта развязка не была лишена известного драматизма, к ней следует все же приготовиться.
На пощечину Босира Олива ответила весьма тяжелым и опасным метательным снарядом – фаянсовым кувшином, который Босир отразил замечательным мулине тростью; при этом было разбито несколько чашек, снесена свеча и задето плечо молодой женщины.
Придя в ярость, та бросилась на Босира и вцепилась ему в глотку. Несчастный был вынужден защищаться от взбешенной любовницы всеми доступными ему средствами.
Он порвал на ней платье. Оскорбленная Олива, горюя об утрате, выпустила из рук горло обидчика и швырнула того на середину комнаты. Он с пеной у рта вскочил на ноги.
Однако, поскольку доблесть врага измеряется тем, насколько хорошо он умеет защищаться, и обороняющийся враг вызывает уважение даже у победителя, Босир, питавший к Оливе глубокое почтение, решил продолжать переговоры с того места, где они были прерваны.
– Вы – злюка, вы меня разорили, – заявил он.
– Это вы меня разорили, – ответствовала Олива.
– Я ее разорил! Да у вас же ничего нет!
– Скажите лучше, уже ничего нет! Вы ведь продали, проели, пропили и проиграли все, что у меня было.
– Так вы еще попрекаете меня бедностью?
– А почему ж вы бедны? Это – порок.
– Сейчас вот я одним ударом избавлю вас от всех ваших пороков.
– Хотите опять драться?
И Олива взмахнула тяжеленными каминными щипцами, вид которых несколько охладил Босира.
– Еще не хватало, чтобы вы заводили себе любовников, – заметил он.
– А как назвать всех этих паршивок, что вьются вокруг вас в притонах, где вы проводите дни и ночи?
– Я играю, чтобы заработать на жизнь.
– У вас это здорово получается – мы умираем с голоду! До чего же вы изворотливы!
– Да и вы хороши: рыдаете, когда вам порвут платье, потому что не в состоянии купить себе новое. Тоже мне, проныра!
– Да уж половчее вас! – в бешенстве вскричала Олива. – И вот вам доказательство!
С этими словами она выхватила из кармана горсть золотых и швырнула их на пол.
Луидоры со звоном рассыпались по всей комнате: одни закатывались под диван и стулья, другие звякали где-то у самой двери, а третьи, упав плашмя, сверкали, словно огненные блестки. Когда Босир услышал, как сей металлический дождь стучит по мебели и по полу, он почувствовал нечто вроде головокружения, точнее, угрызений совести.
– Луидоры! Двойные луидоры! – изумленно воскликнул он.
Олива уже держала в руке еще одну горсть монет. Не долго думая, она швырнула их в лицо и растопыренные руки Босира. Тот был ослеплен.
– Так-так, – бормотал он, – она, оказывается, богата.
– Вот что приносит мне моя ловкость, – цинично ответила Олива и пнула ногой устилавшие пол золотые, которые Босир, встав на колени, уже принялся собирать.
– Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, – считал он, задыхаясь от радости.
– Негодяй! – проворчала Олива.
– Девятнадцать… Двадцать один, двадцать два.
– Подлец.
– Двадцать три, двадцать четыре… Двадцать шесть.
– Дрянь!
Босир покраснел – то ли услышал слова Оливы, то ли просто так – и встал.
– Стало быть, – с невероятно комичной серьезностью проговорил он, – вы экономите, лишая меня самого необходимого?
Смущенная Олива не нашлась, что ответить.
– Стало быть, – продолжал мошенник, – вы позволяете мне ходить в выцветших чулках, порыжелой шляпе и одежде с обтрепанной подкладкой, а сами храните в шкатулке деньги? Откуда они? От продажи того немногого, что я нажил, связав свою печальную судьбу с вашей.
– Вот плут! – тихонько прошептала Олива.
Она бросила на него полный презрения взгляд, но Босир не смутился.
– Я вам прощаю, – заявил он, – но не скупость, а бережливость.
– Вы ведь только что хотели меня убить?
– Я был прав тогда, прав и сейчас.
– Почему ж так, позвольте вас спросить?
– Потому что сейчас вы – настоящая хозяйка: вы носите деньги в дом.
– А я вам говорю, что вы – мерзавец!
– Но Олива! Крошка моя!
– И вы должны вернуть мне это золото.
– Помилуйте, дорогая!
– Вы мне его вернете, или я проткну вас вашей же шпагой!
– Олива!
– Так да или нет?
– Нет, Олива, я ни за что не соглашусь, чтобы ты проткнула меня!
– Не двигайтесь или умрете! Деньги!
– Оставьте их мне!
– Ах вы подлец! Низкая тварь! Он еще клянчит, он хочет извлечь выгоду из моего недостойного поведения! А еще называет себя мужчиной! Я презираю вас и всегда презирала – слышите вы? Когда давали – еще сильнее, чем когда брали.
– Если кто-то дает, – серьезно отозвался Босир, – значит, имеет такую возможность, потому что ему повезло. Я ведь тоже давал вам, Николь.
– Я не хочу, чтобы вы называли меня Николь.
– Простите, Олива. Я просто хотел сказать, что, когда мог, давал.
– Какая щедрость! Серебряные сережки, шесть луидоров, два шелковых платья и три вышитых платка!
– Для солдата это немало.
– Замолчите! Сережки вы у кого-то стянули и подарили мне, деньги взяли в долг, да так и не отдали, шелковые платья…
– Олива! Олива!
– Отдайте мне деньги.
– Что ты хочешь за них взамен?
– Вдвое больше.
– Пусть будет так, – без тени насмешки согласился пройдоха. – Я пойду играть на улицу Бюсси и верну тебе не вдвое, а впятеро больше.
И он шагнул к двери. Олива схватилась рукой за оборку его поношенного кафтана.
– Ну вот, порвала кафтан.
– Тем лучше, купите себе новый.
– Но это же шесть луидоров, Олива, целых шесть! Хорошо, что банкометы и понтеры на улице Бюсси не очень-то строги насчет одежды.
Олива хладнокровно взялась за другую оборку кафтана и оторвала. Босир взбесился.
– Тысяча чертей! – завопил он. – Нет, я тебя все-таки убью! Эта мерзавка меня раздела! Как я теперь выйду из дома?
– Выйдете, причем сейчас же.
– Без кафтана? Интересное дело!
– Наденете зимний плащ.
– Да он весь латаный-перелатаный!
– Если не хотите, можете не надевать, но выйти вам придется.
Ни за что!
Олива достала из кармана оставшиеся монеты, около сорока луидоров, и принялась подбрасывать их на сложенных ладонях.
Чуть не обезумев, Босир снова грохнулся на колени.
– Приказывай, – просипел он, – приказывай.
– Сбегаете на улицу Сены, в лавку «Капуцин-Маг», где продают домино для бала-маскарада.
– Дальше?
– Купите мне костюм, маску и чулки в тон.
– Ладно.
– Себе купите черный, мне – белый, атласный.
– Хорошо.
– На это вам дается двадцать минут.
– Мы идем на бал?
– Да.
– И ты поведешь меня на бульвар поужинать?
– Разумеется, но при одном условии.
– Каком?
– Что вы будете послушны.
– Конечно, конечно.
– Ступайте же, покажите свое усердие.
– Бегу!
– Как! Вы еще здесь?
– Но деньги…
– У вас есть двадцать пять луидоров.
– Какие двадцать пять луидоров? Откуда вы взяли?
– Те, что вы подобрали с пола.
– Олива, Олива, это нечестно.
– Что вы хотите сказать?
– Вы же мне их отдали.
– Я не говорила, что оставлю вас без денег. Но если я дам вам еще, вы не вернетесь. Ступайте, и возвращайтесь поскорее.
– Черт, а ведь она права, – пробормотал старый плут. Я и впрямь не собирался возвращаться.
– Двадцать пять минут, слышите? – прикрикнула Олива.
– Повинуюсь.
Именно в этот миг слуга, притаившийся в нише напротив окон, увидел, что один силуэт исчез. Это был г-н Босир: он выскочил из дома в кафтане без оборок, шпага волочилась за ним по мостовой, сорочка пузырем выбивалась из камзола, как носили во времена Людовика XIII.
Когда наш бездельник заворачивал за угол улицы Сены, Олива поспешно писала на клочке бумаги итог только разыгравшейся сцены.
«Мир подписан, дележ произошел, бал одобрен. В два мы будем в Опере. Я надену белое домино, на левое плечо завяжу голубую шелковую ленту».
Олива завернула в записку осколок фаянсового кувшина, высунулась в окно и бросила послание на улицу.
Слуга кинулся на добычу, поднял ее и убежал. Мы почти не сомневаемся, что не долее чем через полчаса г-н Босир вернется, сопровождаемый двумя мальчишками-портняжками, в руках у которых будут два домино стоимостью восемнадцать луидоров – наряды весьма изысканные, какие шьют в «Капуцине-Маге», у прекрасного портного, поставщика ее величества королевы и фрейлин.
