Текст книги "Картонная пуля"

Автор книги: Александр Духнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

26

…А этот как здесь очутился? Я всегда говорил, что Новосибирск – большая деревня. Старый знакомый, тощий, как фонарный столб, кореец, с которым на барахолке я договаривался насчет пистолета… Поднял руку, останавливает тачку. Первым среагировал мятый, словно спохмелья, «жигуленок». Быстро сговорившись с водителем, кореец уехал по своим делам. Тоже крутится, хочет попасть в свою Африку. Небось, очередной ствол толкает.

Под палящим солнцем я дотащил добычу до Универсама и забросил в кузов «шиньона», где, готовые к дальней дороге, лежали еще две небольшие спортивные сумки с вещами, на первое время, необходимыми для жизни в Африке. Вблизи «Лебедя» суеты пока не наблюдалось. В «Коале» не заметили ограбления. Подруга буденовца могла поднять крик, что, дескать, чуть не убили… Но пока поверят, пока сообразят. А когда все откроется в «Коале», первым делом начнут искать Клепиковых – и бухгалтерша испарилась, и ее мужика видели в кафе с подозрительной ношей. Меня, конечно, тоже видели, но Клепикова знают лучше.

Я чувствовал себя превосходно. Нигде ничего не болело. И совесть не болела, а также не наблюдалось ни следа страха. А вот еще говорят, что убийц в первое время тошнит от содеянного… Только одна неприятная неоформившаяся мысль мешала радоваться жизни. Я попытался заглянуть в глубину своего сознания и, не найдя ничего по-настоящему тревожащего, вновь успокоился.

Движок работал надежно, кузов поскрипывал, как обычно. Я ехал за Катей.

Отягощенные мелкими заботами, по улицам шли загорелые девушки, юноши, женщины и мужчины, старички и старушки. Жизнь всех пешеходов полна пошлости и скуки, но они этого не сознают. А те, кто случайно сознает, ничего не может поделать.

Я чуть не проехал на красный свет. А тут еще впереди метрах в ста от перекрестка милиция устроила засаду. Не хватало с полным кузовом денег и двумя пистолетами нарваться на разборки. Сзади коротко заверещало тормозами. Вот ведь что мучает – не внутри, а снаружи. Пыльный желтый «Хундай» давно маячит в зеркальце заднего обзора. Кому я нужен? Клепиковы удаляются в противоположном направлении… Отвалили на моих глазах. И еще я видел…

Ах ты, блин! Через окна кафе я видел корейца. И он не просто «голосовал» на дороге… Вот Клепиковы укладывают сумки в багажник, закрывают крышку, с разных сторон одновременно садятся в «Волгу»… А чуть впереди уже стоит «Хундай»… Клепиковы садятся, а из «Хундая» выходит кореец. И я его вижу, но только не прямым зрением, а периферическим, потому что главное внимание отнимают Клепиковы. «Волга» проезжает мимо, кореец поднимает руку, ловит частника и уезжает за… сумками.

Как ни крути, получается, что мафия, продавшая «Беретту», знает про ограбление. Выходит, отпустив мне оружие, они потом не спускали с меня глаз. Зачем? Предположили, что неизвестный покупатель затеял ограбление века? Нереально. А следить просто так – глупо. Правда, в последнее время я довольно часто болтал про ограбление. Не конкретное, а вообще… Особенно с Филимоновым. Но мало ли, кто о чем болтает. Мог Филимонов кому-то проговориться?..

«Хундай» шел сзади, как приклеенный, и не особенно скрывался. Может, водитель догадался, что его расшифровали? Я проехал по Гоголя, по Челюскинцев, у вокзала свернул на Ленина… К Кате, на улицу Революции, можно было проехать более коротким путем. Но, чтобы пораскинуть мозгами сопоставить факты и придумать новую картину мира, требовалось время.

Улица Революции – странный оазис тишины и покоя в центре города. Машины появляются редко, пешеходов мало. По утрам по улице спешат в фешенебельную десятую школу фешенебельные ученики в дорогих кроссовках и фирменных джинсах. Но теперь лето, каникулы… Жаркий полдень.

Я остановился у Катиного дома со стороны улицы. «Хвост» замер сзади метрах в тридцати. Стараясь, чтобы движения выглядели неторопливыми, я выбрался из машины и зашел за угол дома. Если люди из «Хундая» решат забрать деньги, им потребуется время, чтобы вскрыть замок. Там у меня не сейф, конечно, но все же пришлось в свое время принять меры предосторожности, я ж товары возил.

Скрывшись за углом, к изумлению отдыхавших на лавочке старушек я перешел на бег и вскоре оказался на той же улице, только уже в арьергарде событий. Из машины никто не выходил. Похоже, там один водитель. Силуэт просматривается через заднее стекло. Курит, стряхивая пепел на асфальт.

…Даже если в последний момент он и заметил мою крадущуюся фигуру в зеркале, все равно ничего не успел предпринять. Я приставил глушитель к кудрявой голове, и мужик превратился в статую с зажатой между пальцами сигаретой. Незнакомый тип лет двадцати пяти, цыганской наружности, уж не Милин ли сынок часом? В шортах и безрукавке. Главное, что незнакомый, а я уж приготовился бог знает кого встретить…

– Эта штука, – сообщил я, тыча глушителем под цыганское ухо с пустой дырочкой для серьги, – любит и умеет убивать. Ох, некрасиво получится – вся машина в мозгах. Усвоил? Если да, медленно кивни. Медленномедленно, чтобы я от неожиданности не вздрогнул.

Как в замедленной съемке, цыган изобразил понятливость.

– Скажешь правду, отпущу. Сколько человек в квартире у девушки?

– Наверное, двое, но точно не знаю.

Честно говоря, я всего лишь предположил, что в Катиной квартире может быть засада. И так уж ляпнул – на всякий случай, на пушку взял, а пушка сработала так, что я сам чуть не присел. Не умею вести допросов, тем более в походных условиях. Вопрос следовало сформулировать иначе. А теперь, как говорится, возможны варианты. И самый гнусный, если Катя – предательница. Двинулась по неверному пути Клепиковой и задумала облапошить несчастного пенсионера. А слежку приставила из страха, что я с деньгами улизну в свою Африку без нее. Мог я так поступить? Мог. И сейчас могу плюнуть на все сомнения и исчезнуть, раствориться в шуме морского прибоя и шелесте пальмовых листьев. Черта с два плюну. Влюбленные всегда карабкаются на скалу любви до конца, хоть и понимают, что падение с вершины может оказаться смертельным. По крайней мере будет больно. Не мог я ее бросить, не бросив еще один взгляд и до конца все не выяснив. Я снова спросил почти наугад:

– Сердцев там?

– Я не знаю фамилий…

Я ткнул глушителем так, что у него лязгнули зубы.

– Правда, не знаю!

– Не вопи, скотина, не на футболе! – приказал Я. – Давно меня водите?

– С утра. И вчера силе.

А ведь правда, если призадуматься… Недаром «Хундай» показался мне до боли знакомым.

– Для чего? То есть какова задача?

– Следить и сообщать о перемещениях.

– Кому сообщать?

– Толяну. Его Толяном зовут. Одного там Толяном зовут. Телефон на бардачке записан. Вон видите.

Натурально, на светлой панели синим фломастером был записан шестизначный номер.

– Мобильный? – уточнил я.

Цыган кивнул.

– Тихо, падла! Я же велел не дергаться.

Столбик пепла с сигареты упал ему на голую ногу.

Цыган не шевельнулся.

– А второго как зовут?

– Жоржем.

– Издеваешься?

– Нет. Точно Жоржем.

– Француз, что ли?

– Да нет, русский.

– Ладно. Куда кореец ушел?

– Какой?

– Который с тобой ездил.

– Ну, видим, из кафе двое выходят, мужчина и женщина, с полными сумками, а сумки точно такие, как у вас была. Мы позвонили. Толян сказал, что у вас тут помощница работает, может, она, и сказал, чтобы Руслан, это тот, кореец, за ними следил, а я оставался на месте.

– Оружие есть? – наконец сообразил спросить я.

– У меня? Нету. Правда, нету. И не было никогда. У Руслана есть пистолет.

– А у тех двоих – в квартире девушки?

– Точно не знаю.

И тут в кабине заверещал сотовый телефон. Мы оба вздрогнули. Цыгану, верно, показалось, что такой же звук издает пуля, ввинчиваясь в черепную коробку. Он зажмурил глаза крепче, чем молоток бьет по гвоздю, и приготовился умереть.

– Тихо-тихо, это еще не смерть, – я пощекотал парня глушителем возле уха, – это только первый звонок… Возьми трубочку и отвечай. Но, если что-нибудь неправильное вякнешь, секунды не протянешь… Усвоил? Толяну своему скажи, мол, подъехали к дому, я… Я, а не ты… Вышел из машины, но схватился за сердце и присел рядом на бордюр. Что по виду вот-вот кони брошу, и уже прохожие оглядываются… Давай. Смелей. И не дергайся ради своей же безопасности.

– Алло, – сказал цыган послушным деревянным голосом. – Да. Привет. Не то чтобы… Хорошо…

Что это за «не то чтобы», что это за «хорошо»? Я напрягся, но цыган и сам сообразил, что его реплики в моих ушах звучат двусмысленно:

– Ларис, я сейчас не могу долго говорить, – затараторил он. – Перезвоню вечером… Нет… Ну… Ага…

Странная жизнь: у человека, можно сказать, пуля зависла в трех сантиметрах от головного мозга, а тут девушки звонят…

– Теперь набирай номер Толяна, – приказал я. – И говори, что велено… Что у меня мотор глохнет, в смысле сердце. И никаких других намеков!

Цыган набрал номер:

– …Алло, Толян. Мы на месте. Со стороны улицы. Он во двор не стал заезжать… Слушай, тут такое дело. Старику, кажется, хана приходит. Он из машины выполз, за сердце держится… Не знаю, может, переволновался. Или от жары… Ну, сидит рядом с машиной на поребрике… Ага… Понял.

Мобильник пикнул, отключаясь…

– Достоверно, – одобрил я. – Тебе на радио надо работать диктором. Что Толян?

– Велел ждать. Сейчас выйдет…

Цыган был плохим человеком. Бандитом и при случае меня бы не пожалел…

Я выстрелил, направляя пулю по диагонали в шею и дальше вниз. В самом деле не хватало, чтобы кровь заляпала стекла, привлекая внимание ППС и прочих граждан. Получилось довольно чисто. Я оглянулся – прохожих поблизости не наблюдалось. Разве что по противоположному тротуару, не обращая на нас внимания, брела печальная старушка с палочкой, не по сезону укутанная в плотный шерстяной жакет.

Рану в шее цыгана слегка прикрывали волосы, правда, на майку побежала кровища. В общем, в роли спящего водителя труп выглядел неубедительно. Это вблизи. А кому придет в голову рассматривать его в упор… Не мог же я его здесь оставить живого. С собой, что ли, тащить на мушке?..

Соблюдая минимум приличий, почти бегом я вернулся к Катиному подъезду и поднялся на второй этаж почти вовремя. Дверь квартиры распахнулась, и на пороге с «мобильником» в правой руке нарисовался тип, в котором я сразу узнал человека, на набережной передавшего мне ствол в обмен на баксы.

Теперь тот же ствол своим единственным бездонным глазом уставился ему в лоб. Круговорот оружия в природе. За его спиной произошло быстрое движение, смысла которого я не уловил. Кажется, некто нырнул за угол, в комнату. Я выстрелил. Мужик замахал руками, попятился и рухнул на пол, увлекая за собой одежду с вешалки и штору в крупных алых гвоздиках, прикрывавшую одежду.

Захлопнув за собой дверь, я широко шагнул через труп, из брезгливости опасаясь наступить на разбросанные конечности.

…Возле окна, обхватив Катю за талию и приставив нож к ее горлу, стоял… почетный «челнок» Новосибирска, любимец всех продавщиц барахолки, балагур и весельчак Дмитрий Викторович Сердцев. И даже сейчас пытался сохранять на лице ироническое выражение.

Нож был почти ненастоящий, кухонный, но острый, я его сам недавно подтачивал. И все же, увидев этот нож у Катиного горла, я испытал странное облегчение: значит, Катя меня не предавала.

– Рад видеть вас, сэр, в добром здравии, – Сердцев скривился в ухмылке. – А то уж я думал, сердечный приступ срубил тебя окончательно…

– Привет, – ничего умнее я придумать не успел.

– Э, нет. Приближаться не стоит. Ты ведь меня знаешь, я реактивный, как истребитель, и в этой жизни мне терять нечего. А тебе, насколько я понимаю, теперь есть, что терять…

Катя глотала воздух с таким видом, будто ее вот-вот стошнит.

Меня нервировала открытая дверь в спальню.

– Там есть кто-нибудь? – спросил я.

– Не-а, – опять осклабился Сердцев. – У нас сейчас классический треугольник: он, она и он с двумя сумками денег.

– Не врет? – подстраховался я, обращаясь к Кате.

– Нет, – голос прозвучал не громче, чем шипенье магнитофонной ленты в паузе между песнями.

И добавила еще тише:

– Не стреляй.

– Держись. Все будет нормально.

– Правильно, – одобрил Сердцев. – Зачем стрелять? Без стрельбы разберемся.

– Что ж ты, сволочь?.. – обиделся я тогда на Сердцева. – Ведь, вроде, друзьями считались…

Про Филимонова я тогда не вспомнил. Тем более, какой он мне друг? Друзья не спят с женами друзей.

– Просто деньги сильно были нужны. А так я бы никогда… Не скрою, хотел забрать все. Все, что ты вынес из это вшивой «Коалы»… Я, кстати, и сам за ней давно наблюдал, так что тебе повезло, что ты первым успел… Не ожидал такой прыти… А кстати, как поживает Ваня? Не знаешь Ваню? Это такой кудрявый, на цыгана похож, водитель – тройка, семерка, шестерка…

Он назвал номер «Хундая». Я быстро скосил глаза на свой пистолет.

– Понимаю, – обрадовался Сердцев. – Ты и его успел?.. Правильно сделал. Дрянь человек. Ни в чем положиться нельзя. Одни бабы на уме. К тому же еще и долю свою стал бы требовать… Без лишних лиц мы с тобой быстрее договоримся… Вот ты говоришь – друзья. Убедил. Значит, делим пополам и расходимся… Да соображай ты быстрее, времени жалко.

– Допустим, – кивнул я, сглатывая слюну. – А как?

– Молодец, – одобрил Сердцев. – Люблю нежадных людей. Они и живут дольше, и спят спокойнее… Значит, предлагаю вариант обмена. Ты на своем «шиньоне» заезжаешь во двор, встаешь вон там, возле трансформаторной будки. Берешь одну сумку, так уж и быть, любую, взвешивать не станем, пусть тебе достанется лишний килограмм денег. Берешь сумку и ставишь на тот столик, посреди двора возле песочницы, и возвращаешься к машине. Я буду наблюдать в окно. Как только все сделаешь, мы выйдем вдвоем с твоей девушкой, она пойдет к тебе, а я заберу сумку и отправлюсь своей дорогой. Вот это и есть дружба.

– Постой-постой. Как это я отдаю тебе сумку? Это разве пополам? А те две сумки, за которыми следит этот твой Руслан?

– Правильно, следит, – согласился Сердцев. – А если не уследит? Уйдут те две сумки, и что мне тогда – на паперть?

– Да уж, ты выйдешь на паперть…

– Ладно, не торгуйся. Сумка за девушку – нормальная цена. Снимаем все проблемы.

– Хрен с тобой, сволочь. Значит въезжаю во двор…

Я еще раз прокрутил в уме план Сердцева, пытаясь найти подвох.

– Все чисто, – убеждал Сердцев. – Мы же не станем шуметь на улице, гоняться друг за другом с ножом и пистолетом. И девушку мне нет резона убивать. Мне деньги нужны, а не трупы.

Я колебался. А если выстрелить?

– Катя, – позвал я. – Ты как?

Она окатила меня взглядом коровы, спросонья жующей траву.

– С тобой все в порядке?

Она слабо кивнула.

– Сможешь выйти?

Она сглотнула слюну. Хорошо хоть, рефлексы работают.

– О’кей, – согласился я на американский манер – уж больно ситуация была нерусская. Это же в Америке каждый день людей берут в заложники. А в России другая ситуация – люди сидят за одним столом и выпивают.

– Катя, все будет в порядке, – пообещал я, отступая к прихожей.

– Да, – напомнил Сердцев, – только давай без глупостей. Утром возле дома ты загрузил в тачку шмотки в двух темных спортивных сумках, а из кафе вынес две большие красные клеенчатые сумки китайского производства. Меня интересуют китайские. Одну поставишь на столик… Удачи!

Сколько цинизма в человеке! И опять улыбается. Есть же люди, которые всегда чувствуют себя уютно. Им ни в какую Африку переезжать нет смысла. Их Африка всегда с ними…

Я кивнул на труп в прихожей:

– У него есть оружие?

– ПМ в правом кармане пиджака. Можешь забрать на память, если не доверяешь. Бесплатно. Имей в виду: сейчас я тебя обманывать не собираюсь. Мне стрельбу нет резона открывать. Если все сделаешь, как договорились, то и я не подведу. Получишь подругу живой и невредимой.

– На всякий случай, – объяснил я, доставая ПМ. – Слушай, это тебя Толяном кличут? Или Жоржем?

– Ну ты сам подумай! Какой я тебе Толян? Толян мертвый лежит. А я живой.

– Значит, Жоржем. А на фига?

– А просто так. Люблю Францию. Все-таки чемпионы мира. А тебе не все ли равно?

Абсолютно все равно, но я тянул время, пытаясь отыскать подвох в плане Жоржа Сердцева. Вроде все выходило чисто.

…За десять минут никто не обратил внимания на спящего мертвым сном цыгана Ваню.

Я медленно проехал по двору под Катиными окнами, согласно предписанию припарковался возле кирпичного куба подстанции… достал сумку… медленно пересек двор в обратную сторону, демонстративно выставил китайскую сумку на столик – по таким в шестидесятые годы любили стучать костяшками домино – и возвратился к машине.

Двор выглядел уснувшим – лишь по газончику гуляла девочка с доберманом, да две бабки, общавшиеся на скамеечке под тополем, следили за моими загадочными манипуляциями, посматривая то на меня, то на сумку, аппетитно красневшую перед пятиэтажкой.

Из подъезда чуть ли не в обнимку вышли Катя и Сердцев. Катя направилась ко мне, а Сердцев подкатился к деньгам. Прежде, чем утащить добычу в неизвестном направлении, Дмитрий Викторович весело помахал рукой в мою сторону и даже слегка поклонился, не то на прощанье, не то выражая признательность за финансовую поддержку.

…Ватная Катя плюхнулась рядом, и я стал разворачиваться.

– Ну, как ты? – спросил я.

– Нормально, – она махнула рукой. – Есть закурить?

– Я ж не курю.

– Ах да! Все из головы выскочило… Слушай, я не взяла ничего из дома. Собиралась-собиралась вчера весь вечер… Ни косметички, ни даже трусов, а они бы, кажется, сейчас не помешали…

О! Уже и шутит.

– Да ну их, эти трусы! Убраться бы побыстрее. К тому же все есть сзади. Там и трусы, и губная помада, и апельсиновый сок, и пальмы. Все там есть… А вместо сигареты есть водка – захватил на всякий случай, вон в пакете. Там и стаканчик. Хочешь?

– He-а. Что-то до сих пор мутит. Может, попозже и выпью, а сейчас только хуже будет… Думала – все, конец. Миш, я точно живая?

– Живая, живая, – успокоил я. – Могу ущипнуть.

И с каждой минутой делается все живей.

– Ну и сволочи! – выругалась Катя. – А ты-то их откуда знаешь? Дружки, что ли?

Улица Советская несла нас к Красному проспекту. Не выпуская из вида дорожную ситуацию, я виновато покосился на Катю:

– Извини, но, кажется, это действительно я тебя подставил. Случайно… Этот Сердцев, который, ну… с ножом… Я с ним еще в институте учился. Считались друзьями. Он на барахолке подторговывает, да и вообще пронырливый.

– Да уж. Я заметила.

– Он что, приставал? – насторожился я. – В смысле…

– Да нет. Если в смысле, то нет. Успокойся, ничего они мне не сделали. Напугали только до смерти… Миш, я тебя тоже подставила.

Она робко погладила меня по руке.

– Как?

– Да тоже не хотела. Когда они сегодня ворвались… Прямо из-под душа вытащили… Ну, в общем, сначала хотела молчать или наврать что-нибудь… Не вышло из меня Зои’ Космодемьянской… В общем, я им все рассказала. Про твой план. Но они и сами много знали… Стыдно.

– Не переживай. Это только в кино партизаны под пытками молчат. Тем более, чро я сам виноват… Всех простаками считаю, а сам лопухнулся, как… лопух. Я пистолет доставал через Сердцева. Он меня к каким-то цыганкам направил. Я думал, просто ходы знает, а теперь получается, что он сам оружием подторговывает. Через посредников, которые ему же и подчиняются. Он вообще-то интересовался, зачем мне оружие, но не особенно настойчиво. Я ему, естественно, ничего не сказал… А потом я ему же свою квартиру продал и при этом порол горячку. Так что даже идиот догадается, что, если я что-то затеваю, то сделаю это в ближайшие дни. А еще я в последние дни философствовал перед всеми подряд, что хотел бы ограбить банк, а у нас с Сердцевым общих знакомых пол города…

…И кстати, Филимонова он знает, – отметил я про себя. – Артист ему много мог рассказать по душевной простоте да под «маленькую» с закусочкой…

– …А потом еще он нас увидел на улице и почувствовал, как я к тебе отношусь, а я же ему, дурак, сам и сказал, где ты работаешь… Без задней мысли. Я и подумать не мог… А еще он откуда-то знал про эту бухгалтершу Клепикову. Наверное, наводил справки. И про «Коалу», выходит, знал. Да это-то теперь хрен с ним.

Мимо, вернее в прошлую жизнь навсегда улетала двухэтажная деревянная Россия – Матвеевка, Нижняя Ельцовка… Вслед за странным, окутанным жутким снами городом.

27

Похоже, после Искитима Катя окончательно пришла в себя. Приняла весьма расслабленную позу – утонула в глубине сиденья, одну ногу, сбросив туфлю, задрала и выставила на приборную панель. Короткое платьишко подвинулось, здесь-то и выяснилось, что девушка путешествует в Африку без трусов.

– Ты еще и без трусов? – определил я, пытаясь восстановить сбившееся дыханье.

– Я ж говорила, что трусы бы мне не помешали…

– Я думал, ты намекаешь, что от страха того…

– Ну уж… Я ж говорила, что прямо из душа вытащили… Одеваться по полной программе времени не было…

Некоторое время я терпел. Танцовщица щебетала про пережитые страхи с непринужденностью птички, а встречный ветер тем временем развевал ее рыжие волосы.

Верхняя ножка выглядела, как изделие из хрупкого китайского фарфора – от пальчиков со следами бесцветного лака на ноготках до того места, где шоколадный загар постепенно сменялся нежной бледностью кожи. Я влюбился в это точеное изделие, в каждую его линию в один миг без надежды на избавление. Я был обречен на любовь до смерти.

И вдруг она сказала:

– Помнишь, ты как-то говорил, что видел меня во сне?

– Видел. Кроме шуток.

– Знаю. Потому что я тебя тоже видела во сне. Почти месяц назад…

– Где? В морге?

Она уставилась на меня с изумлением:

– Почему в морге? Что за странная идея? Дома. Ты же знаешь, я всегда дома сплю.

– А почему сразу не сказала?

– Не знаю. Потом бы я тебе все равно рассказала. Я же не знала, что все повторится почти один в один… Было так ярко, как в жизни… Видела тебя и этого мужика Жоржа или как его там… Все было почти как сегодня. Он схватил меня и приставил нож, правда не к горлу, а к животу. Тут появился ты, выстрелил, но он успел меня ударить. Отчетливо помню ощущение – как сталь входит в тело. И еще нож был ледяной. Такой ледяной, что я сразу замерзла…

Холодный пот выступил на моих ладонях.

– А потом? – спросил я.

– Все. Больше ничего. Странно, правда?.. И тут я тебя в кафе увидел уже по-настоящему…

– Потому и задержалась с йами?

– Да. Довольно необычное впечатление, когда видишь незнакомого человека во сне, а потом встречаешь в жизни.

– Да уж, представляю. Испугалась?

– Немного. Но больше любопытно было. Я подумала: а вдруг это судьба?

– А Сердцева раньше не видела?

– До сегодняшнего дня не видела.

– Когда я из машины вышел на Красном проспекте, он был за рулем…

– Я не смотрела, кто там за рулем… Я только тебя видела. Зато, когда он сегодня появился… Знаешь, как в анекдоте. В дверь позвонили, хозяин открыл, а там смерть с косой…

– Не знаю я такого анекдота.

– …Правда смерть маленькая такая. Со спичечный коробок. Хозяин перепугался, а смерть говорит: «Не бойся, мужик, я не к тебе, а к твоей канарейке пришла»… Забавно, да?

– Ага.

– Ну и вот, когда я его увидела, все равно что свою смерть увидела. А дальше поняла, что так и будет, что появишься ты с пистолетом… Удивительное чувство, будто перечитываешь знакомую книгу… Знаешь, что произойдет на следующей странице… Вот только конец другой получился… Никогда мне ничего такого не снилось… Как тут не поверить в…

– Во что?

– Не знаю…

– И я не знаю, но точно, это предупреждение… Не хотел говорить, но теперь можно: в своем сне я видел нас обоих мертвыми. Я тоже сначала не придал значения – ну, сон и сон…. И, когда тебя встретил, еще не допер. А у меня еще и Клепиков был во сне. Вот когда его увидел, тут и осенило… Уж больно много похожего получается во сне и в жизни. Я понял, что где-то притаилась смерть…

…В операционной появился небритый бандит, и в тот же миг я скончался под ножом Апполинарича… Прозрачнее намека не придумаешь…

– Что? Какого Апполинарича?

Меня разбудил звук Катиного голоса.

– Я что – спал?

– Почему?

– А… Показалось, что уснул за рулем и снова вижу тот же сон. А Апполинарич – это тоже из того сна. Так хирурга звали. Такой хирург действительно существует, я проверял. Только его не Апполинаричем зовут… В общем, смерть была неизбежной, и я решил ее обмануть. Подставить вместо себя под нож другого человека. Смерти-то какая разница? С точки зрения физики – это же всего лишь обмен энергий. Тем более, что мы с тем человеком даже похожи… И все получилось. А еще я был почти уверен, что и тебе угрожает опасность…

Я замолчал. Когда я стрелял в товароведа в испорченных колготках, я не только хотел предотвратить крик, но и сознательно обменивал ее жизнь на Катину. Сознательно – ничего себе словечко. Может, бессознательно? Что есть реальность молитвы? Я почти просил, неизвестно Кого, чтобы Он взял одну ненужную мне жизнь вместо другой – нужной.

– Думаешь, я сумасшедший? – усмехнулся я, выезжая на обочину и тормозя.

– Нет. В крайнем случае мы оба сумасшедшие… Что ты делаешь?..

– Не могу больше, – сказал я.

Я начал целовать колено выставленной ноги, спускаясь вниз, к пальцам. Никогда в жизни мне не приходило в голову целовать подошвы чьих-то ног. Они пахли горячим солнцем Африки, травой, прибрежным песком, и… ветром, омывающим финиковые рощи.

– Что ты делаешь? – испугалась она. – Грязные же!..

– Кто грязные? Что грязные?.. Как здорово! – пробормотал я. – Как будто, ты не по земле, а по воздуху ходишь. Твои ноги пахнут ветром.

Мои обезумевшие после шестидесятилетней жажды губы совершили обратное путешествие по ноге и, перевалив через холм колена, спустились к другому месту… Все смешалось – жизнь, смерть, сон… Для всего есть ловушка. Для воды – ведро, для ветра – стена. Даже для света есть ловушка. Есть такие звезды с плотностью вещества сотни тонн в кубическом сантиметре – они свет от себя не отпускают. А для человека ловушка – любовь. В этом капкане жизнь, смерть и сон взбиваются в коктейль…

– Миш, – почти простонала она. – Подожди…

– Что?

Она сняла ногу с панели, приняв вид школьницы на уроке математики.

– Подожди, – повторила она, озираясь по сторонам. – Я здесь была один раз… Видишь впереди домик. Там поворот. Если проехать километра два в сторону, там есть очень красивое озеро в лесу. Там, наверное, нет никого – довольно глухое место.

– Ты когда там была? – уточнил я, с сожалением отрываясь от Катиной правой ноги и заводя мотор.

– Лет пять назад. Мы с классом приезжали…

Как забавно: оказывается, еще пять лет назад твоя девушка училась в школе, получала двойки и выезжала с классом любоваться пейзажами, а сколько лет прошло с тех пор, как закончил школу я? Лучше не считать, потому что до смерти осталось гораздо меньше… Ее ноги пахнут ветром юности, этот ветер и меня перенесет в страну вечной юности, где я буду жить рядом с ней до самого конца.

– Там за это время, небось, дач понастроили, – пробурчал я, чтобы хоть чуть-чуть замаскировать проступавшее изнутри счастье.

…Положим, до озера оказалось не два километра, а все пять. Зато никаких дач. И людей. Вообще-то местность была не хуже, чем в Африке. Впечатление портило только сознание того, что где-то рядом, невидимый отсюда, дымит трубой искитимский электродный завод. Конечно, кому как, но лично мне для счастья никаких электродов не надо.

Окруженное березами, озеро смирно лежало в ложбинке.

– Искупаемся? – предложила Катя.

– Обязательно. Надо запомнить вкус русской воды.

Мы купались долго, раздевшись донага.

– Поплыли к тому берегу, – позвала Катя.

– He-а. Неохота.

Не хочу от берега до берега. Могу, но не хочу – скучное, утомительное занятие.

На берегу Катя по-собачьи мотала головой, стряхивая воду с волос. Я достал из кучи своей одежды два пистолета – толяновский ПМ и «Беретту» с глушаком. Насчет «пээма» ничего не могу сказать, а «Беретта» точно любит и умеет убивать. Все-таки нукусский Межид выразился весьма удачно, если я запомнил его зловещую формулировку на всю жизнь… Если из каждого произведенного на свет пистолета убили хотя бы одного человека, по земле разгуливали бы только зверьки да паучки. Про «пээм» опять-таки не могу ничего сказать, а «Беретта» всяко свой план смертельных убийств перевыполнила. Я с удовольствием запустил в озеро оба ствола вместе с их кровавой историей. В одной из сумок еще лежит старый ТТ, уж не знаю, почему я и его здесь не захоронил? Все равно рано или поздно с ним придется расстаться – в самолеты с оружием не пускают. Но впереди еще несколько дней на земле – мало ли что…

Древние греки не просто так придумали историю про то, как Одиссея пришлось привязывать к мачте, чтобы он не сбежал к девкам. Я потянулся к Кате…

– Подожди, – сказала она. – Как дверцу открыть?

– Вон ключи, в замке зажиганья.

Я ее понял, я бы и сам еще раз взглянул…

С трудом вытащив красную клеенчатую сумку из кузова, Катя опрокинула ее вверх тормашками и на траву повалились разноцветные пачки денег – баксы, рубли, марки, пиастры…

Прежде не приходилось слышать, чтобы Катя ругалась:

– Твою мать!.. Никогда столько не видела! Даже в кино.

– И я.

– Сколько здесь? Миллион, есть? Если в баксы перевести…

– Два-три наберется. Надо посчитать…

– Потом посчитаем… Иди сюда…

Мы занимались этим прямо на деньгах. Не знаю, сколько прошло времени. Мы перепробовали все. Теоретики этого дела на основе наших упражнений могли бы, наверное, к Камасутре приписать пару глав. Вообще-то я не читал, но вряд ли там имеется само предположение, что сексом можно заниматься на берегу лесного озера на куче денег.

Потом мы просто лежали. Катя лениво перебирала попадавшиеся под руку пачки.

– И все-таки жалко…

– Чего жалко? – переспросил я.

– Я прямо как в анекдоте. Мальчик плачет. Дяденька его спрашивает: «Чего ревешь?» «Десять копеек потерял». «На тебе десять копеек и не реви». А он все равно ревет. «А сейчас-то чего ревешь?» «А если бы, – говорит, – я те десять копеек не потерял, то сейчас бы двадцать было». Жалко вторую сумку.

– Да не стоит переживать.

– Да я знаю, что не стоит, а все равно жалко. Это жадность, да?

– Конечно, жадность… А вообще-то там в подвале не так уж и много оказалось денег. Все вошли в одну сумку.

– В смысле?

– Очень просто. Это все, больше там не было.

– А у Жоржа что?

– Маркс, Энгельс, Ленин… В общем классики… Там книжки были свалены. Я подумал, может, пригодятся. Захватил на всякий случай. И, как видишь, пригодились. А Сердцев, кстати, всегда тянулся к научному коммунизму. Так что ему понравится…

– Ты шутишь? То есть, в той сумке не было денег?!

– Никогда.

Катя смотрела на меня не то с недоверием, не то с изумлением, а потом расхохоталась на весь лес. По озеру туда-сюда каталось серебристое эхо.

– Представляю его лицо, – Катя размазывала по щекам слезы. – …Ну как ты все-таки догадался? Откуда ты знал, что так будет? Опять, что ли, во сне увидел?