Текст книги "Картонная пуля"
Автор книги: Александр Духнов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
– В каком смысле?
– Взять и убить.
– Вряд ли.
– Врешь. Наверняка возникали такие мысли – чтобы вот такого-то гада лучше бы на свете не было.
– Мысли-то возникали, но практически… Как представлю, что нужно брать нож, вонзать, кромсать или душить пальцами, так, знаешь, как-то того, не по себе. И вообще это фрейдизм чистой воды. Если бы у всех людей не было тормозов, или, как ты говоришь, барьеров, все бы давно уже друг друга перестреляли, передушили, перерезали.
– Не знаю. Я Фрейда не читал. Помню, что в институте такая тема была на научном коммунизме – «Критика фрейдизма», а самого фрейдизма не было. Тогда и переводов-то его не было… Слышь, Серега, а банк не хотелось ограбить, если, например, никого не надо убивать?
– Еще как хотелось, но как? Я не умею. Я еще не успею скомандовать: всем на пол! Как на меня уже наручники наденут и отведут в тюрьму. А мне в мои годы в тюрьму неохота. Жить-то осталось всего ничего.
– Думаешь, молодому в тюрьме лучше?
– И молодому плохо. Всем плохо. Так что я лучше на свободе…
– А я, наоборот, подумал, что может наступить в человеке такая точка, когда жить дальше станет, вроде, незачем, тогда исчезнет из него страх и падут перед ним барьеры. Пока молодой, как будто есть что терять. В двадцать лет я думал, что сорок – это уже старость. Ползают такие лысые с животами, совершают бессмысленные движения. Потом расту-расту, думаю: что-то не то, и в сорок, вроде бы, жизнь есть. Хреновая, правда. Но все равно стимулы не исчезли. Ладно, думаю, а что в пятьдесят? Точно уже пора подводить итоги. А жизнь оказалась такой фигней, что в каждом возрасте у тебя есть свой интерес. Я теперь думаю: может быть, когда член окончательно упадет, тогда жизнь, наконец, потеряет смысл? Шутки-шутками, но в конечном итоге живем, чтобы жизнь дальше двигать, так что член – это не так просто, как кажется…
– Н-да… И к чему это все? – спросил задумчивый Филимонов.
– Когда мне стукнуло сорок, я подумал, что хорошо бы дождаться такой точки в жизни, когда барьеры начнут терять свою актуальность, и вырваться из круга.
– Проблема в том, что ты этого не дождешься, а если и дождешься, у тебя уже все желания пропадут и опять же не захочется из круга вырываться.
– Есть такая опасность.
– И что значит – из круга вырваться? Как это практически?
– А вот как. Плюнуть на все. Ограбить или своровать много денег. Убить тех, кого хочется. Трахнуть, кого хочется. И навсегда свинтить из этой сраной страны. Уехать куда-нибудь в Африку и поселиться на берегу среди диких племен, где женщины общие, и их можно срывать, как бананы с дерева. В общем, туда, где нет врагов и нет запретов, а если и есть, то смешные. Я, например, читал, что есть племена, где трахаться у всех на виду – нормально, зато есть нужно, чтобы никто не видел… Еще перед тем, как уехать, хочу Обь переплыть. Если чего всю жизнь хотел, то надо сделать.
– Разве у тебя много врагов? – осторожно поинтересовался Филимонов.
– Да не так, чтобы… Это же я вообще говорю.
– А если тебя убьют? Или поймают, когда ты грабить будешь?
– Убьют? А разве это не лучше, чем продолжать убогую жизнь? Идея в том, чтобы или все, или ничего. И при этом, чтобы нечего терять.
– Звучит заманчиво, – мечтательно согласился Филимонов. – Романтично. А ты правда собрался грабить?
– Ага.
– Когда?
– В самое ближайшее время. Ну месяц, ну два…
– А какой банк?
– Есть идеи. Да это не совсем банк. Просто богатая контора.
– Знаешь что?
– Что?
– Возьми меня с собой?
– Ты серьезно?
– А ты думаешь, одного тебя такая жизнь достала? Мне тоже терять нечего.
Спору нет, жизнь его достала: сколько можно без зарплаты прыгать по сцене в заячьей шкуре? Но дело еще в тех странных чувствах, которые я в нем вызываю. Может быть, в самом начале нашего знакомства в нем сработал собачий инстинкт – кто старший, тот главный. Он был вшивым юнцом, хоть и артистом, а я был мужчиной, и вот всю жизнь он со мной как бы соревнуется, пытается обыграть в гонке по жизни – так мне кажется. Но по причине слабой энергетики ничего у него не получается. Он все время чувствует себя младшим. Амбиции есть, а энергетики нет. Грабить банк ему не хочется, но если я вдруг отчаянно разбогатею, он себе никогда не простит упущенной возможности.
…Из-за столика недалеко от барной стойки начал было выдвигаться потный клиент лет сорока со свисающим за брючный ремень пузом… Зацепившись за стол то ли ногой, то ли животом, мужик повалился на пол, едва не опрокинув на себя закуски. Громкое падение будто бы явилось неким сигналом. Так или иначе, но в кафе тут же вернулась громкая музыка. Более того, на небольшой подиум выпорхнули пять девушек в усыпанных блестками платьях и ну-давай подбрасывать ноги к самому подбородку.
Перегруженный алкоголизмом мужик тяжело возился на полу, напоминая перевернутого на спину толстого жука. Сидя за столом и впившись губами в трубочку из бокала с коктейлем, за безнадежными эволюциями безучастно следила спутница жука, расфуфыренная, опухшая дама лет тридцати пяти.
– He-а, не встанет, – загадал Филимонов, с интересом наблюдавший за борьбой человека с круговращением планеты.
Я болел за жука, но сегодня был чужой праздник. Подергавшись, толстяк клюнул синюшной щекой в пол и затих. Кудрявый официант и два добровольца из зала выволокли обмякшее тело на свежий воздух. Пухлую пожирательницу коктейлей все происходящее, казалось, совсем не волновало… А может, она пришла сама по себе, а толстый пристал позже…
Тем временем мир вокруг начал меняться. Сначала из чужого превратился в родной. Представьте, как после долгого отсутствия вы приближаетесь к дому, где прошло детство. Там воздух уже пятьдесят лет хранит ваш запах… А потом по родному миру детства красным светом разлилась тревога. И красные фонари, облизывавшие лучами молоденьких танцовщиц, здесь были ни при чем. Тем более, что они перемешивались с синими и зелеными вспышками.
Что-то до боли знакомое сгустилось в зале.
Ах ты, дьявольщина! «Чашку кофею я тебе бодрящего налью…» Музыка, под которую прыгали девчонки, была без слов, но я вдруг узнал в ней песню из сегодняшнего сна.
С другой стороны, чего я так разволновался? Наверняка я слышал ее раньше по телевизору, но не обратил внимания, а она во сне всплыла из подсознания. А в том, что ее сейчас исполняют и вовсе нет ничего странного.
Они танцуют под песню Марины Хлебниковой. Про которую я, кстати, опять не уверен, что такой человек существует в действительности… Сейчас, как во сне, появится небритый мужик и голосом Преснякова споет про кофей… Хрен там – никто не собирается петь. И между тем я ее уже вижу… Ту девушку из больничного морга – с синим лицом и австралийским именем Аделаида. Ножки у нее немножко полноваты, хотя это на любителя… Широкие скулы… Короткий прямой нос… Совершенно точно, что одна из танцовщиц этой ночью лежала на каталке под желтой простыней, а потом ожила.
– Ты с кем-нибудь из сумасшедших знаком? – спросил я Филимонова.
– В каком смысле?
– Попадались тебе по жизни психи? Ты способен различить, где псих, а где нормальный гражданин?
– А что здесь сложного?.. Хотя иногда…
– Я, например, похож на психа?
– Вряд ли. Наоборот, я бы сказал, что ты патологически нормальный тип.
Диагноз Филимонова меня не успокоил. В девушке на низеньком подиуме кафе «Лебедь» я узнал гениальное, в смысле необыкновенно яркое и отчетливое, произведение моего ночного бреда – труп по имени Аделаида.
Не исключено, что Филимонов сам шизик. А я у него консультируюсь – ничего умнее не придумаешь.
Где-то я читал про загадки мозга. Натыкаешься на какое-нибудь явление и уверен, что уже видел это во сне. А на самом деле происходит подмена памяти. Никакого сна не было. Явь чертовски быстро перестраивает прошлое в твоем сознании…
– Слышь, ну и ну! – вдруг воскликнул Филимонов.
– Что?
– Да мужик-то, оказывается, кони бросил.
– Какой мужик?
– Который только что здесь валялся. Вон за столиком говорят…
Из-за соседнего столика паренек, один из тех, кто вытаскивал потерявшее опору тело, подтвердил:
– Точно. Мы думали, пьяный, а он не шевелится. «Скорую» вызвали, да что толку? Посинел, как…
Подыскать сравнение он не сумел.
Я обернулся. Расфуфыренная тетка исчезла.
– А женщина с ним была – она ему кто? – спросил я.
– Похоже, подруга. Тоже посинела, когда узнала. Сначапа-то, вроде, гордая была, дескать, напился, как свинья, так ему и надо… Теперь, наверное, жена обо всем узнает. Разборки пойдут… Они, похоже, знакомы, работают вместе, что ли… Я имею в виду – подруга с женой…
…Незаметно ушел из жизни еще один из ее членов. Посинел, как поганка, и ушел. Член жизни. Теперь лежит за стенкой, а всем – пофиг. Народ продолжает пить и травить анекдоты… Девчонки танцуют… А ведь были и у него желанья. И он строил планы. И ничего не успел. Родил двух детей. Оставил жену, любовницу и пустые хлопоты по своим собственным похоронам… И наверняка, как ни рвался, так и не попал на чудесный берег, где прямо с пальм льется теплый душ.
Почему я так уверен, что он не попал на берег? Потому что на всех там места не хватит. Сто абсолютно свободных человек, тысяча, ну, десять тысяч со всего мира способны туда добраться…
…Филимонов тщательно, как в сказке про двух жадных медвежат, разлил остатки из бутылки – чтобы каждому досталось не больше, чем другому.
– Ну, чтобы и нам так же, – предложил он тост. – Позвал в кафе любовницу, выпил, закусил и привет. А вот еще я слышал, мужики прямо на бабах умирают – тоже хорошо.
Хорошая мысль, но сначала нужно попасть на мой африканский берег и смыть с себя вечную усталость…
Интересно, очистит ли глоток водки сознание от фантомов?..
Водка проскользнула, как вода, – выдохлась, что ли? Ничего не изменилось. И даже наоборот, показалось, что Аделаида тоже обратила на меня внимание и начала посматривать с любопытством. Я – человек-пенсионер на седьмом десятке. Ни с того ни с сего, за здорово живешь, нормальные девушки на меня так часто смотреть не будут. Что я ей, родственник, что ли? Может такое случиться, что и она во мне кого-то узнала? Способна ли девушка из сна при встрече опознать сновидца? Вот вопрос, достойный шизоида.
8
В конце второй бутылки я, как обычно, потерял счет времени. Девушки танцевали еще раз шесть или семь. С перерывами. Потом я увидел Аделаиду в зале между столиками, в обычном, не из шоу-программы, наряде – синей майке, легких голубых джинсиках и темно-коричневых туфельках на высоком каблуке. Она пересекала зал от служебной двери к выходу, притормаживая возле столиков и обмениваясь репликами с завсегдатаями. А может, я придумал, что это завсегдатаи. Пару раз ее хватали за руку, приглашая присоединиться к компании… Но она продолжала свое медленное, неуклонное движение и рано или поздно должна была оказаться возле нас с Филимоновым.
Я знал, что это выглядит глупо, но благодаря водке не успел слишком об этом задуматься. Когда она приблизилась, я сказал негромко:
– Хотите немного выпить?
Она должна была не услышать моего предложения и пройти мимо, небрежно усмехнуться и пройти мимо, вежливо поблагодарить и пройти мимо, бросить в ответ что-то оскорбительное и пройти мимо – что-нибудь, вроде «Ну, ты даешь, дед! У тебя ж, наверное, внукам столько лет, сколько мне!» Ее только что приглашали молодые симпатичные мужчины…
А она вдруг с легкостью согласилась:
– Почему бы нет…
Ошеломленный таким развитием событий Филимонов тут же подскочил и, следуя непопулярным ныне представлениям о галантности, принялся придвигать стул. И при этом вдруг сделался чертовски похожим на зайца из сегодняшнего спектакля. Склонился и лапки к груди прижал. Но должен признаться, что я и сам едва не сунулся с дурацким стулом, просто артист меня опередил. У него натура такая – стараться меня опередить. С видом прожженного и обеспеченного гуляки он тут же заказал еще бутылку шампанского с апельсинами. Хотя платить, понятно, предстояло мне. Впрочем, подобного рода дополнительные расходы меня не огорчили. Я бы мог и чего-нибудь подороже заказать. Денег теперь было не жалко. Но просто вовремя не среагировал. Да и привычка к дешевым напиткам и закуске во мне чуть не сызмальства.
– Как зовут юную леди? – напыщенно поинтересовался Филимонов.
– Хотите, я угадаю? – предложил я. – Аделаидой. Ведь правда?
– Какие, однако, странные у тебя идеи, – заметил Филимонов.
– Забавно, – задумчиво усмехнулась девушка из сна, – но неправильно. Вообще-то меня зовут Катей. А вас?..
…Невыносимо долго и навязчиво Филимонов нес обычную в таких случаях куртуазную ерунду, всячески намекая на свое актерское происхождение и при этом тонко обходя зоологические, заячье-мышиные детали. Чем глубже уводил его треп, тем меньше я верил, что она подсела к нам из-за меня. Я начал сомневаться, что видел ее во сне. А может, не было никакого сна? Обыкновенная девушка… Может, ей шампанского захотелось. Или Филимонов понравился. Раньше-то он точно умел нравиться. Может, и сейчас еще… Смоктуновский… Стелет-то, гад, как складно. Вот когда чувствуешь разницу между актером и подполковником.
С трудом вклинившись в одну из коротких пауз в оживленной беседе артиста и танцовщицы, я сумел спросить:
– Катя, мы с вами нигде не встречались?
Вопрос прозвучал необыкновенно пошло. Но если бы я начал объяснять, что видел ее во сне, получилось бы еще тупее.
Она внимательно посмотрела на меня и сказала: «Вряд ли». Но ее взгляд задержался на мне дольше, чем того требовали обстоятельства. Или опять мне мерещится…
К концу вечера я почти забыл о странных видениях, совпадениях, фантомах сознания. Только было жалко чуть не до слез наблюдать, как все глубже и шире становится пропасть, отделяющая горячую эротику сновидения от ледяной пустыни сегодняшнего вечера. Неважно, что тогда я ласкал холодный труп, а теперь рядом сидит вполне теплокровная девушка.
…Катя засобиралась домой. Или не домой. Куда такие девушки уходят поздним вечером? Наверняка у них есть друзья на джипах и с обеспеченной деньгами программой развлечений на теплую июльскую ночь.
– Я вас провожу, – естественно, не мог не вызваться Филимонов.
Однако Катя с такой идеей не согласилась, хотя, кажется, и заколебалась на миг.
– А телефон у вас есть? – не отставал мой друг.
– Сейчас напишу.
«Вот что, ребята, пулемета я вам не дам». То есть телефона. Мне казалось, что она ответит как-нибудь в этом роде. Провели вместе час, и то хорошо. Мне не; хотелось, чтобы Филимонов ей звонил. А она согласилась дать телефон с такой готовностью, будто не прочь и дальше с ним встречаться. Все же не понимаю я нынешних девушек. Что ее привлекло в этой развалине?
…Не замечая протянутой руки Филимонова, Катя " неожиданно протянула мне листок, вырванный из крошечной записной книжки. Сердце в груди пропустило один удар. А мой друг и вовсе выглядел, как ковбой, выпавший из седла прямо в середину коровьего поноса.
– А вы напишите свой телефон, – попросила она, глядя на меня в упор.
Внезапно оказавшись на обочине событий, Филимонов стремительно терял интерес к происходящему. Он моложе меня на десять лет, и сейчас ему в голову наверняка пришел вопрос: что она нашла в этой развалине? В смысле, во мне.
9
В короткой истории моих отношений с Филимоновым, описанной выше, не хватает одного малозначительного эпизода. Мы познакомились году в семидесятом. В юности он был таким податливым для дружбы. Как пластилин или пластиковая взрывчатка. В ту пору, приезжая в отпуск, я проводил с ним довольно много времени. Пили пиво, слушали Понти, обсуждали искусства и советскую военную доктрину…
В семьдесят третьем году мы приехали в Новосибирск в конце августа, и через три дня от меня ушла жена. Ушла, как снег на голову. Вечером все было обыкновенно, а утром гладила одежду да вдруг и говорит:
– Хочу от тебя уйти.
Я сначала решил, это просто такой оборот речи – уйти в кино, на пляж… Потому что таким тоном, да еще возюкая утюгом по юбке, не объявляют о смерти семьи. Хотя при чем здесь тон?
Я, естественно, начал допытываться, с чего такие финты… Я говорю: «У тебя кто-то появился?» – «Нет». – «Тогда почему?» – «Просто не хочу с тобой жить». – «Чем я плох-то? Что такого неправильного сделал?» Отвечает: «Не ищи причин в себе».
А в ней какая причина? И ушла в то же утро без завтрака, догладив юбку. Может быть, стоило раньше задуматься о том, чтобы завести детей?.. С ходу переселилась в пустующую квартиру подруги, которая на несколько месяцев свинтила, как сейчас помню, во Владивосток не то за деньгами, не то за романтикой. Потом после смерти бабушки здесь же в Новосибирске к ней, в смысле к бывшей жене, пришла своя жилплощадь, но это уже совсем другая история. Не моя.
Если бы я хоть имел возможность на работу ходить, было бы проще. А в отпуске, делать было нечего – просто пропасть времени. До дна лететь и лететь. С утра я ехал к Филимонову, хотя бы только для того, что не наталкиваться на тоскливые собачьи глаза своих родителей, и мы напивались пивом, вином или водкой. Он тогда был в творческом простое, а на халяву никогда не отказывался выпить. И как-то раз я приехал особенно рано, часов в семь, или даже в половине седьмого, и Филимонова не оказалось дома. Не ночевал, значит. Но прийти все равно должен был, хотя бы согласно устоявшемуся ежедневному графику интоксикаций. Я присел на скамеечку напротив подъезда и, чтобы не терять времени, принялся прихлебывать пиво… Филимонов появился минут через двадцать. Увидев меня, не то занервничал, не то в нем какая-то вдруг собачья задумчивость возникла. А во мне зародились нехорошие, хотя и неоформленные подозрения. Наконец, собравшись с духом, я спросил:
– Все-таки где ты был?
Он съежился, отвернулся и говорит:
– У Люды.
А Людой, если я еще не сообщил, зовут мою жену. Или правильнее сказать, бывшую жену.
– Да ты ведь все сам знаешь, – добавил Филимонов в свое оправдание.
Откуда, черт побери, я должен был знать? Я часто слышал, что мужья слепы, а тут, наконец, представился случай убедиться в справедливости этой мысли. Да он ведь моложе ее на семь лет! При социализме такие случаи, чтобы партнер был младше партнерши, встречались гораздо реже, чем теперь. Если помните, в те времена правильным сексуальным отношениям учил популярный журнал «Здоровье», и там чуть не в каждом номере было написано, как это верно, когда муж старше жены на несколько лет. Следуя этим указаниям народ и заключал браки… Когда Филимонов бросил странную фразу про то, что я сам все знаю, я понял, что ведь, действительно, замечал нечто, слабенькое искрение между двумя людьми.
– И давно это у вас? – спросил я упавшим голосом, хотя дальше падать ему было некуда.
– Ты не думай, – засуетился Филимонов. – Мы только три ночи вместе. После того, как вы расстались…
Расстались… Как это называется? Еще не успел остыть мой след на простыне… Прямо Шекспир… Выходит, днем он пьет со мной, а вечером уходит к Люде.
Значит, она ушла из-за него, – понял я, но тут с тоской в голосе артист добавил:
– Она тебя любит. А я ей только временно нужен. Чтобы заместить пустоту…
…Чем окончательно все запутал… Мне кажется, мы с Филимоновым похожи. Во всяком случае внешне, у нас и рост и комплекция одинаковые. Я слышал, что если жена заводит любовника, похожего на вас, это не так страшно, как если бы он был абсолютно отличным. Если любовник не похож на мужа, это, якобы, таит гораздо большую опасность для семьи… Черт ее знает, эту женскую психологию – похож, не похож…
Они не остались вместе, и вообще все это у них недолго продолжалось. Может, еще раза два. Возможно, Филимонов тогда переживал еще сильнее, чем я.
Зачем Филимонов раскрыл тайну их отношений? Не мог солгать другу? А видел ли он во мне друга? Не исключено, что он воспринимал меня как мужа своей любимой женщины, и дружба со мной дарила ему иллюзию общения с любимой женщиной? Но скорее всего не мог не похвастаться перед старшим товарищем. Он всегда чувствовал себя младшим, а тут представился случай подравняться.
Я бодрился, пытался изображать из себя настоящего мужчину с прогрессивными взглядами на семью и сделал вид, что известие об отношениях Филимонова с моей женой меня не слишком поразило. Мы теперь, вроде, свободные, независимые друг от друга люди и имеем право делать все, что взбредет в голову. Соответственно и Филимонов как будто свободен от моральных обязательств передо мной…
Мы выпивали чуть ли не как обычно. И даже еще на следующий день. А потом я прервал печальный и бессмысленный отпуск.
Через пару лет мы с Филимоновым забыли о странном инциденте, и сегодня я уверенно могу сказать, что он мой ближайший или даже единственный друг.