Текст книги "Круговерть бытия 2 (СИ)"

Автор книги: Александр Дорнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Возвращаясь к грузам, скажу, что в седельных сумках мы еще таскаем по десять килограммов ячменя или овса для своих лошадей. Наши донские неприхотливые кони, ведущие свою родословную от татарских бахмутов, могут жить только на траве. Но подкормишь лошадь в день горсткой овса – у нее сил заметно прибавится. Будет она летать, как на крыльях. Считай, что это лошадиные витамины, или биодобавки.

Ну и плюс таскаем разные мелочи. Котелки, объемом на шесть человек, ложки, кружки, огниво и кресало, запасные портянки и исподнее, иголки и нитки, плащи, одеяла, арканы. Конечно лошадей мы перегрузили, но это временно. Уже завтра мы съедим половину продуктов, а послезавтра вечером будем летать налегке. Голодные и злые. Ничего, война казака прокормит.

Вот мы и жарим весь путь к туркам без малейшего отдыха. С необыкновенной быстротой.

Через два дня мы уже налегке были на территории, контролируемой мусульманами. Перед нами был «заколдованный край», где, как в сказке, «на землю нельзя было ступить ногой» русскому человеку. Громадный «разбойничий притон», к которому ни один завоеватель не мог подступить безнаказанно. Здесь нам надо было действовать быстро, осторожно, аккуратно, но эффективно.

Памятуя что где-то тут располагается пятидесяти тысячная армия сераскера Хусейна-паши, и сюда же стремительно движется столь же огромная армия визиря Решид Мухаммеда-паши. А мы наш пятнадцати тысячный русский авангард значительно опережаем. Много, много крови скоро прольется и нашей, и ихней.

К счастью, весь прошлый год мы боролись в этом краю с исламскими партизанами, так что изучили его вдоль и поперек. Тут было некоторое количество «белых» болгарских сел, вблизи которых русский солдат мог чувствовать себя в относительной безопасности.

Втрое больше «черных» сел, в которых верховодили мусульмане и рядом с которыми нам грозила вечная опасность. И огромное количество «серых» сел, в которых мусульмане составляли незначительное меньшинство, но всегда могли подбить жителей устраивать нам пакости.

Пользуясь прекрасным знанием местности и тайным сочувствием, а подчас даже содействием мирных крестьян, абрекам в большинстве случаев удавалось безнаказанно свершать свои кровавые подвиги: убивать, жечь, грабить и уводить в плен солдат и гражданских.

В сущности, когда одна сторона вырезает «проштрафившиеся» селения под корень, а вторая играет в христианское милосердие, спуская на тормозах убийства своих солдат и нападения на обозы, как сущие пустяки, то можно себе представить куда ведет инстинкт самосохранения местных жителей.

Особенно учитывая тот факт, что сосед мусульманин, может всегда у соседа болгарина, повинуясь минутному капризу схватить играющих на улице детей и продать их в рабство на чужбину. Естественно, что болгарин будет всячески шустрить, заслуживая милостивое отношение к себе мусульманского соседа.

Иное селение, пожалуй, и радо бы смирно сидеть, да башибузуки им не позволяют, в загривок тычут: «Иди, мол, на гяуров, а не пойдешь, мы тебя с землею сровняем и со стариками, и с женами, и с младенцами, и со старухами. Все под одну линию, чакалкам на фрыштык». Вот они дела-то какие, и плачешь, да пойдешь.

Так что возле «серых» сел всегда надо быть готовым получить пулю из кустов. Голова русского солдата здесь стоит дешевле капустного кочана. Афган в миниатюре.

При этом каждое выступление наполовину диких туземцев против русской армии всегда было одинаково опасным, как пожар на пороховом заводе, так как нельзя было предугадать пределов распространения беспорядков. Все зависело только от наших командиров отдельных отрядов, насколько они были готовы оставаться в рамках приказов, и насколько готовы были их переступить. Иначе было действовать нельзя, так как каждая искра, находя всюду горючий материал, кончилась бы всеобщим пожаром.

Между тем, при желании, можно достаточно быстро прекратить эту вакханалию. Так как после каждого нападения, в якобы мирных селениях, откуда не возьмись появлялись раненые. Думаю, те же англичане, оказавшись на нашем месте, покончили с этой проблемой в два счета.

Но у нас, германская верхушка, окопавшаяся в верхах русской армии, вела с туземцами тонкую политическую игру. Рассчитывая, выкроить на землях Болгарии силой русского оружия свое собственное, личное королевство. И забывая, что смерть одного человека, почти всегда дает жизнь другому и наоборот.

Часто так случается. Идешь умирать за Родину, а потом узнаешь, что защищаешь частные интересы одной коммерческой фирмы. Так что, сейчас мы были легкомысленно предоставлены Судьбе и должны были держать ухо востро.

Времени было в обрез, может быть нам предоставлялся последний шанс с удвоенной энергией решить многовековой спор в свою пользу. Поэтому, мы проснулись к концу ночи, когда только летучие мыши летали над нашими головами, хлопая мембранами крыльев, разделились на три отряда и без завтрака выступили, готовясь ранним утром обрушиться на три «серых» села и навести там свои собственные порядки.

Будет вам ужо «газават», и с султаном вашим потрохов не соберете…

Между тем к делу нам предстояло приступить с крайней осмотрительностью. Исламизм прокатился по болгарской земле огненным потоком, производя страшные пожары, прежде всего в душах людей, всей своей разнузданностью страстей, зверствами и фанатизмом.

К тому же местные жители были не те трусливые арабы, которых покоряли французские солдаты из «Иностранного легиона» в курортных местечках Туниса и Алжира. Там туземцы никогда не рисковали напасть даже на маленький укрепленный форт, в котором находилось всего 25 солдат. Таких примеров не было, пока в пустыне Сахаре французы не наткнулись на туарегов. Но сколько там этих туарегов? Маленькая горсточка.

Нам же здесь противостояли такие же европейцы как и мы сами. Сильные, смелые и умелые. Достаточно вспомнить, что те же болгарские помаки в горах сохранили по большей части исконный русский генофонд. Только местные жители, албанцы, боснийцы, помаки, отуреченные сербы и болгары более многочисленны, чем мы.

Балканцы часто бывали разбойниками или наемными солдатами. Единственные войска, которые Восток, после первого взрыва мусульманства, мог противопоставить европейцам, были всегда составлены или из балканских европейцев, или из кавказских горцев. Чистые азиатские армии никогда не могли выдержать европейского напора иначе, как при многократном численном превосходстве.

Ранним утром, когда еще нельзя было отличить белую нитку от черной, наш отряд был у назначенного селения. Народ уже встал, так что собаки в селе выключили свой «охранный режим». Что бы сразу сломить потенциальное сопротивление, мы ждали наступления утреннего намаза.

Романтиков и благородных героев вы можете поискать в дамских романах. Нам же необходимо выполнить задачу эффективно и желательно без потерь. Да и противостоят нам отнюдь не романтики, а кровожадные маньяки и жестокие мерзавцы.

В следующее мгновенье среди утренней тишины раздались заунывные, гнусливые звуки, похожие на вой:

– Ля-иль-Алла-иль-Алла-Магомет-Рассул Алла, – протяжно провыл чей-то хриплый, торжествующий голос и замер.

– С богом! – звучит отрывистая команда есаула.

Наша сотня галопом ворвалась в селение, направляясь сразу к хате, которая здесь играла роль поселковой мечети.

– С нами Бог! – громко кричали казаки. – Разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог!

Скоро было все кончено. Ворвавшись во двор через открытые ворота мы с ходу зарубили человек шесть мусульман, которые, презрев время намаза, попытались кинуться наружу и схватить оружие. Ненависть плескалась в глазах исламистов – ненависть, воспитанная еще их предками, ненависть, подпитываемая легендами, рассказами стариков и порожденная инстинктами. Но, застигнутые врасплох, они мигом были порублены в капусту.

А потом казаки ворвались в мечеть и еще «сбрили» головы четверым, которые проявили к нам какую-то агрессию. Хотя бы словесную.

Пословица «Повинную голову меч не сечет» родилась не на пустом месте. А мое святое убеждение, что только страхом жестокого наказания за всякую малейшую дерзость гололобых еще возможно держать кое-как в руках, а любезностями да уговорами с ними ничего не поделаешь. Пусть наши враги дрожат словно аист перед орлом!

Уничтожив малейшую тень сопротивления и захватив село, мы принялись готовить себе завтрак. Я же, общаясь с деревенскими мальчишками и расставшись с несколькими медными монетками, легко узнал, кто из болгар-христиан активно поддерживает турок и кто из оставшихся в живых мусульман недоволен русскими. Устами младенца – глаголет истина. Скоро к нашему отряда присоединилось человек восемь моих башибузуков, которым я и слил полученную информацию.

Мы опутаны приказами и инструкциями, требующими самого обходительного и деликатного отношения к местным жителям. И нам угрожают кары за нарушение этих приказов. «Башибузуки Килич-Арслана» же такими путами и оковами не ограничены, так что они быстро наведут здесь порядок. А заодно и деньгами разживутся. И мне десятина достанется.

Что толку в реверансах? Все равно эти земли останутся за султаном. А младенцы сейчас родившиеся в этих селениях и в казачьих станицах, взрослыми мужчинами так же будут сражаться между собою. Как и их дети в следующем поколении. Так что принцип «Меньше народу – больше кислороду» никто не отменял. Оставлять за спиной живых врагов – самая большая глупость из тех, что может сделать воин.

А цыгане, зная, что мы сейчас двинемся дальше, а они остаются в селении в незначительном меньшинстве, с ходу зарезали троих селян, проявивших ненужный гонор. После чего местные сразу поняли, что по шерсти их никто гладить не будет и активно стали сотрудничать.

Убедившись что работа кипит, наш отряд после завтрака двинулся дальше. Таинственная сила пищи быстро вернула казакам радость жизни. Ехали бодро.

Часа через два, наш передовой разъезд, в котором находился и я, неожиданно наткнулся на мусульманский отряд сипахов, выскочивший из-за холма. Засада! Нас было десять – их двадцать. И на первый взгляд эти ублюдки были хороши. Не мальчики для битья. Резкие ребята и в седле держатся отлично.

Дистанция двести метров, но она моментально схлопывалась. То есть, мы были обречены ощутить на своей шкуре первобытную ярость мусульман.

Конница при сшибках всегда стремиться разогнаться, чтобы приобрести инерцию и дополнительную остойчивость. Иначе с ходу сомнут. А когда две группы всадников летят друг на друга галопом и ветер свистит в ушах, то сто метров исчезают на счет три. Все решают секунды.

Так что, когда казаки рванули из-за спины свои ружья, расстояние уже было пригодным для мушкетной стрельбы. Громоздкие пики, хотя и были прикреплены на ремне к седлу и пропущены петлей под локоть левой руки, все же нам изрядно мешали стрелять. Но к нашей радости, мы на долю мгновения опередили османов. Оружие словно само к плечам прильнуло.

Ружья с грохотом выплюнули огонь и дым и мы помчались дальше. Пороховое зловонное облако тут же осталось позади.

Против нашего десятка у противников было всего четыре мушкета. Но стрельба на всем скаку была очень неточной.

Когда сидишь на спине лошади – все качается, как будто ты попал в шторм на утлой лодочке, ты заваливаешься назад и вперед, все трясется. Прицельная стрельба невозможна. Ты повинуешься инстинктам, действуешь по наитию. Поднял дуло и моментально разрядил оружие. Теоретически надо стрелять когда либо все четыре копыта лошади находятся в воздухе, либо – на земле. Но в итоге получается как придется.

Особенно неудобно было мне со своей длинноствольной винтовкой. Если бы мы заметили врагов метров с пятисот, тогда конечно, я бы спешился, использовал луку седла в качестве упора и точно поразил цель. А потом еще пару раз. Но в данном случае, на столь коротком расстоянии, винтовка была хуже кавалерийского мушкета, так как кончик длинного дула так и ходил ходуном.

К своей чести я все же попал. Я быстро научился тут драться и выживать.

Мой усатый и смуглый противник покачнулся на лошади, а потом, раненый, стал крениться в бок. Помогла моя исключительная меткость. Кроме этого, из десяти выстрелов вразброд еще трем казакам удалось поразить цель. Отлично! Итого у османов, жаждущих пустить нам кровь, образовалось четверо «двухсотых и трехсотых». Два турецких же выстрела, на первый взгляд, не нанесли нам существенного ущерба. По крайней мере, одна из этих пуль просвистела у меня над головой.

Казачьи ружья моментально отправились на ремне на плечо и станичники бодро схватились за пистолеты. А так как враги были уже почти рядом, то нам одновременно пришлось задействовать пики, зажав их левой рукой под мышкой и направляя острия в сторону османов.

Снова раздался десяток выстрелов с нашей стороны и парочка выстрелов с противоположной. Расстояние уже было меньше двадцати метров, так что даже из пистолетов попаданий было больше. Выпущенная противником пуля оцарапала руку одного из наших воинов.

Мы же снесли пятерых исламистов из хаотичной летящей на нас толпы, нанеся им существенный ущерб. Но врагов оставалось еще человек одиннадцать и они, не считаясь с потерями, с громкими завываниями «алла», «алла», готовились обрушиться на нас с саблями. Они не могли отвернуть в конце пути, тогда бы женщины и дети стали смеяться им в лицо! Или они не воины и у них нет чести? Вражеские клинки мелькали в воздухе, грозя снести наши головы.

Но ничего у охваченных безумной яростью сипахов не получилось. Если план нападения у них и существовал, то был тут же напрочь забыт. У меня был многозарядный револьвер и он в краткий момент выдал еще подряд четыре пули в упор. Довольно точно.

А оставшиеся, ошеломленные морем огня «моджахеды» не могли приблизиться к нам для рубки, так как всюду натыкались на острия пик. Более того, несколько человек с той стороны, налетев на отточенное железо, получили поверхностные ранения.

Похоже, с пиками, которыми были вооружены казаки, эти разбойные воины встречались редко. Действие неизвестного оружия ошеломило наших соперников. К тому же, эти башибузуки отличались от лихих жителей Дона, так же как злобная дворовая собака от дикого волка. То есть без шансов. Сипахи отчаянно боролись, но через пару секунд все было кончено.

Теперь все преимущество в ближнем бою уже были на нашей стороне. Никакой борьбы не было.

Убедившись, что оказались в меньшинстве, османы попытались повернуть своих лошадей и скрыться. Не тут-то было. Схватив свои пики в обе руки, мы легко нашинковали наших врагов каленым железом, словно буженину чесноком. С ужасной силой насадили их тушки на вертела как кур на гриль. Их же кривые сабли оказались в таких обстоятельствах полностью бесполезны.

В плен взяли языка. Зовут «Герасим». Но у нас и немые песни поют. Резали его жестоко…

Экспресс-допрос в полевых условиях показал, что во-первых, на нас напали люди из организации «Армия львов Аллаха». Это одна из исламистских группировок, входящая в структуру «Ястребов Румелии» на правах автономии. Смешно! Какая такая армия Львов? Армия Гиен, так будет точнее. Тоталитарные сектанты.

Во вторых, намеченное село мы еще сможем захватить, а вот дальше – полный кирдык. У Хуссейна-паши совсем рядом расположена двадцати тысячная армия. Французские правители снабжают ее амуницией, англичане – ружьями, голландцы – пушками и деньгами. «Мы, говорят, отдадим Болгарию туркам, французам, австрийцам, немцам, кому угодно, но русским ее не уступим».

И, в том числе, у османов там имеются пять тысяч хищных и воинственных всадников, которым наш отряд придется на один зубок. А этот отряд «Львов» был лишь далеко выдвинутым вперед авангардом огромной мусульманской армии.

И мы двинулись дальше, стремясь соединить свои разбросанные изгоном отряды в один кулак. Направляясь к «черному» селу Хузук.

Глава 6

Весь прошлый год, когда русская армия безуспешно осаждала Шумлу, довольно большое, более чем полтысячи жителей, болгарское село Хузук, в котором среди жителей преобладали мусульмане, оставалась незаживающей язвой в нашем тылу.

Однажды, команда из десяти русских солдат, под командованием офицера, остановилась в этом селе на ночлег. Ночью вероломные жители, проявляющие показное гостеприимство, перерезали спящим глотки. Одиннадцать отрезанных голов были отосланы с поклонами румелийскому паше.

Позднее, тела обнаженных и обезображенных жертв нашли в близком селу овраге. Погибших еле опознали, так как тела уже сильно разложились, так что близко подойти уже было невозможно. Голый труп офицера смогли отличить только по одной ноге, на которой случайно сохранился тонкий, окровавленный носок. Естественно, местные селяне тут же принялись утверждать, что ничего не знают и не ведают. Русские переночевали и утром ушли. Что с ними случилось потом, одному Аллаху известно.

Тогда я, стесненный присутствием в осадном лагере высокого начальства, ничего с этим поделать не мог. Передавишь – себе дороже выйдет.

Сейчас же когда русская армия где-то «потерялась» сзади, я чувствовал себя более уверенно. Соединившись всеми отрядами в условленном месте, представляющим себе небольшой прореженный лесок из пробковых дубов, мы стали готовиться к нападению. Конечно, в селе всего около 150 мужиков. Скорее 140. Из них мусульман человек 90. Против нашего отряда из 350 казаков силы невелики.

Но мы находились в отрыве от своих позиций. Всякий раненый, не могущий ехать самостоятельно на коне и выдерживать наши маневры, становился непосильной гирей на ногах. Пока бог миловал, у нас в отряде было всего двое легкораненых. Хотелось бы, чтобы их число не возрастало. Турок-то ладно, этих убьешь – султан тут же других пришлет, их не жалко. А вот нас заменить некем.

Так что решили мы атаковать во время дневного намаза. И османы вскоре милостиво нас соизволили возвестить своими громкими воплями, что обязательная дневная молитва начался. То есть народ собрался в мечети. И мы этим воспользовались, галопом ворвавшись в село. Под барабанную дробь копыт. И разгоняя кур на улицах.

Ворвавшись во двор мечети казаки, как бешеные, начали рубить всех, кто там находился. А это было человек сорок, самых сильных воинов хищного племени, бросивших молиться и лихорадочно пытавшихся вооружиться. Они не успели и повалились под копыта наших коней. Превратившись в кровавую массу.

А станичники уже ввалились в мечеть. Там выбраковка самых буйных продолжилась. Им небо с овчинку показалась. Со шмяканьем раздавался ужасный звук плоти, отрубаемый острой сталью и падающей на пол. В итоге уцелели три десятка мусульман, которых мы, как овец в загоне, заперли в мечети. Их племя оказалось намного слабее противника, и они это обстоятельство отлично понимали, оттого и не шалили.

Немного позже должны подтянуться мои башибузуки, разобравшись с парочкой утренних сел. Там они должны были собрать добычу и пленных для рудников и черных работ и отправить их под конвоем в тыл. А заодно распустить слухи, что великому Килич-Арслану, желающему сесть в Стамбуле на престол своих предков, Белый Падишах дал казацкое войско.

А эти воины христианские, жестокосердные, никому спуску давать не собираются. Так что, горе тем мусульманам, которые продолжат поддерживать нечестивого султана Махмуда и ступят на ковер неповиновения. Потеряют они свои головы.

После этой процедуры с десяток оставшихся башибузуков должны прибыть сюда и окучить большое село Хузук. Кого казнить, кого отправить заложником в русский тыл и выжать из местных жителей добычу, как пресс выжимает вино из винограда. Трофеи нам нужны, «для поддержки штанов».

На этом этапе деятельность отряда Килич-Арслана будет завершена. Так как больше проглотить столь малым числом не получиться. Но «карманные башибузуки» должны будут еще к нам вернуться, с новыми силами, после небольшого перерыва.

Итак. С мусульманами в селе можно сказать мы разобрались. Конечно, эти потурченцы потерпели страшное бедствие, в этом нечего запираться, но иначе и быть не могло. Они же отказались от милостивых предложений, сделанных им в прошлом году лично государем-императором Николаем I, и гордо приняли вызов на войну. Приняв на себя и все последствия этого шага. Что же нам оставалось делать? Нечего тут слезы проливать, вырваны сорняки, на их месте взойдет пшеница!

Но оставались еще и христиане, а среди них найдется немало предателей– колобарантов. Так что все происходило по старой схеме. Пока казаки резали овец и коз себе на обед, я нашел какого-то сопливого болгарского мальчишку и поспорил с ним, что он про людей из их села ничего толком не знает.

Проспорив где-то один куруш (полкопейки) я уже имел необходимую информацию. Главным было, что некий болгарин Бай Генчо, не только сам держит сторону турок, но и своих троих сыновей приохотил к нападениям на русские обозы. О чем, не скрываясь, в селе всякий раз хвастался.

Взяв с собой двух казаков я направился в гости к этому Бай Генчо, чтобы с сыновьями препроводить его до мечети и запереть с остальными мусульманами. До момента пока прибудут мои цыгане.

Сопротивления я не опасался. Какое тут может быть сопротивление? Когда в селе 350 вооруженных до зубов донцов. Кто тут рискнет огрызаться?

И помимо всего, я лично считался лучшим стрелком среди казаков нашего полка, а развалить человека пополам мог одним ударом шашки. Здоровья полно, энергии тоже. Кто на меня полезет?

К сожалению, я забыл, что даже крыса, загнанная в угол, может напасть на человека. Как говорил капитан знаменитого «Титаника»: «в конце концов что-то всегда всплывает.»

День был солнечным. Я поднялся по ступенькам крыльца и толкнул входную дверь. Дверь была открыта, так что с ходу я вошел в хату. Казаки отстали от меня буквально на пару шагов.

Как только я очутился в комнате, то словно попал в какой-то ураган. Мигая глазами, перестраивающимися от режима солнечного дня к темноватому помещению, я заметил напротив меня улыбающегося ( аж зубы блестели) здорового и крепкого мужика-болгарина, приглашающего меня войти. Хотя годы и наложили печать на грубое лицо хозяина дома, все же он выглядел непоколебимым, как скала. Прохлада, гостеприимный тенек и пронизывающий запах кислого вина – все это создавало ощущение домашнего уюта.

Я автоматически еще раз шагнул и все завертелось кутерьмой.

Это было так быстро, ужасные события мелькали словно в бешеном калейдоскопе, раскрученном с чудовищной силой, так что у меня не было ни доли секунды, чтобы отреагировать разумом. Мозг не поспевал, все мельтешило как пресловутые 25 кадров. Мое тело само реагировало на опасность действуя автоматически, исключительно на инстинктах. Отработало, как запрограммированный механический автомат.

«Бывают встречи горше расставаний»– как сказал мудрец.

Когда я вошел, мне сзади в бока больно воткнулись дула двух ружей. Наверное, это два старших сына Бай Генчо, прижались к стене возле входа и, как только я появился, тут же атаковали. При этом разговоры разговаривать со мной явно никто не собирался, так как обитатели дома, отличающиеся столь непредсказуемым характером, тут же дружно выстрелили. По крайне мере, я сзади услышал пощелкивание курков и тут же стук ударов бойков по полкам, воспламеняющие порох. Я так понимаю, эти парни были настоящими параноиками.

Тело мое на автомате отреагировало само, я с пружинистой легкостью леопарда сделал еще один быстрый шаг вперед, а ладони мои мгновенно резко ударили по дулам мушкетов, отбрасывая их назад. Чем плох кремневый мушкет, так это тем, что выстрел следует не сразу после нажатия на курок. Нет, имеется маленький промежуток.

Удар бойка воспламеняет искрами порох на полке, огонь проникает в запальное отверстие, загорается набитый в дуло порох и лишь потом следует выстрел и вылетает пуля. А так как я отбросил стволы назад, то эти олухи, выстрелив, перестреляли двух друга. Наглухо или нет, сейчас мне разбираться было некогда, так как старшие братья представляли собой только первый круг обороны этого негостеприимного дома.

А им тут же нашлась замена. Хозяин, Бай Генчо, огромный и тяжелый мужчина, тем не менее, с замечательной ловкостью, мигом вытащил из-за своей спины здоровенный кремневый пистоль, подсыпал свежего пороха на полку и тут же направил дуло в мою сторону. И выстрелил. При этом глаза болгарина горели, переполненные жаждой крови. А я был в это время несколько занят, так как на меня как цунами налетел его «Младшенький». Теперь переполненный негодованием и ненавистью.

Он, в качестве запасного, прятался за спиной своего брата, от меня с левой стороны, и теперь, взревев медведем, стремительно атаковал меня с уязвимого места. Обрушив на меня с первобытной яростью огромный турецкий ятаган. Это был удар чудовищной силы. Сверкающий сталью клинок уже несся параллельно моему горлу и грозил сбрить мне голову, как на промышленной гильотине.

Я чудом успел схватить своей левой рукой «Малыша» за запястье с оружием и, напрягая могучие мышцы, заблокировать убийственное лезвие сантиметрах в пятнадцати от своей глотки. Одновременно моя правая рука, неуловимым глазу движением, вытащила из кобуры револьвер и направив дуло параллельно моему паху, в живот врага, успела выстрелить.

«Малыш», детина лет 19, имел грубые черты лица, широкую грудь, отчасти похожую на грудную клетку животных, и длинные руки. Как говорится: Неладно скроен, но крепко, по-дебильному, сшит. Небось, хлеба жрет побольше моего. И пахло от юного болгарина резко, как от шакала. В рукопашной мне пришлось бы изрядно с ним повозиться, но, к счастью, мой выстрел был точен. Малыш в агонии судорожно стал хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды.

Я почувствовал как начинает обмякать огромное тело, которую я схватил за руку, и видя, что Бай Генчо уже стреляет в меня, пытаюсь дернуть тушу «Младшенького» на себя, чтобы прикрыться им от выстрела. Одновременно, разворачивая запястье своей правой руки, я направляю дуло револьвера на последнего противника и пытаюсь поразить его огнем. Но в этом случае я уже нигде не успевал. Прозвучал выстрел болгарина.

Мое плечо словно бы со всей дури ударили большой палкой. Удивляясь, что я еще жив, я сумел ответным выстрелом тут же поразить главаря местных болгарских предателей.

Когда Бай Генчо получил пулю в грудь и начал валится на пол, на лице его застыло огромное удивление. Он не мог понять, как же это я смог выстрелить из одного пистолета без зарядки два раза подряд. С этим удивлением на физиономии наш болгарин и окочурился.

Я так долго все описывал, но фактически все эти события произошли в одну секунду. На счет раз. Я даже удивится не успел, вот я вхожу, и в то же мгновение звучат несколько выстрелов, какое-то мельтишение перед глазами, и вот я стою в одиночестве среди кучи трупов. И вокруг витает пороховой дым и аромат смерти.

Сзади в комнату ввалились мои казаки, но их помощь уже не понадобилась. Все было кончено.

Уф! Однако, стресса хапнул с излишком. Вот уж точно, уберег Господь…

«И вот считать мы стали раны, товарищей считать…» Мне необычайно повезло. Когда я, пытаясь прикрыться юным болгарином дернул его руку на себя, выстрел все же угодил в верхнюю конечность «Малыша», ближе к локтю. Пуля задела кость, отрикошетила вверх и деформированный и ослабленный пробитием вражеской руки кусок свинца после этого, зацепив и разорвав кожаный ремешок портупеи, вонзился мне в левое плечо.

Выстрел все равно бы наделал немало бед, но пистолет Бай Генчо был достаточно старый и расшатанный. «Времен Очаковских и покоренья Крыма». Ствол разболтался, расширился от многочисленных чисток, запальное отверстие изрядно прогорело, и значительная часть пороховых газов вырывалась наружу из всех щелей. Из-за чего роковой выстрел во многом утратил свою убийственную силу.

Так что кость моя уцелела, да и мягкие ткани не сильно пострадали. Так как кусок свинца воткнулся в рану не глубже чем на сантиметр. Все это было очень больно, неприятно, но являлось поверхностным ранением. Не более того. Считай, только малость шкуру попортили. Что же, сам виноват. Рано решил, что мы селение от всякой швали вычистили.

Даже своей левой рукой я мог действовать. Морщился при этом от боли, но функциональность сохранялась в полном объеме. А когда мне промыли рану спиртом, наложили лечебный бальзам и перебинтовали плечо, то я был как новенький. Особенно учитывая то обстоятельство, что тайну медицинской «примочки» передавали по наследству от отца к сыну и утверждали, что она «и мертвого поднимет».

После обеда приехали мои башибузуки и я дал им разобраться с жителями села. Наш же отряд решил через час двигаться дальше. Наше спасение вблизи от главных сил турок было только в мобильности. А в Хузук явно скоро может привлеченные шумом заявиться большой отряд османов. И тогда наша смерть будет ужасной. А нам этого не надо.

Чтобы не ввязываться в приключения на ночь глядя, полковник Бакланов решил не геройствовать а напасть на одно небольшое «серое» село. Слева по нашему курсу. Это звучало разумно. Мы же не из железа. Все с ним согласились. действительно, достаточно событий для одного дня.

По дороге к следующей цели, я заметил, что на огромном платане, растущем с края поля, наблюдая за нами, сидит турецкий лазутчик. Расстояние было довольно большим, метров с четыреста, поэтому выстрелить он по нам не мог при всем своем желании, ограничиваясь только наблюдением.

Мой взгляд заинтересованно застыл на дереве. Я выехал из колонны и стал держаться сбоку, пропуская казаков. Придерживая своего коня, я терпеливо ждал, пока из листвы не покажется левое плечо и часть груди, а потом, морщась от боли, вскинул винтовку и молниеносно выстрелил. Один выстрел – одно попадание, иначе получается только зряшный перевод патронов.

Я хотел попасть в грудь врага, но вместо этого пробил пулей опорную руку противника.

С гневным криком моджахед скатился по стволу и, словно куль, тяжело рухнул на землю, громко взревев. Казак из боевого охранения, прискакав к этому нарушителю спокойствия, пикой пришпилил лазутчика к земле. Завершив его мучения.

Последнее село мы заняли без происшествий. И особо тут не зверствовали, памятуя, что придется заночевать неподалеку. Продукты выгребли на полдня и достаточно. Вечером мы стали на дневку в чистом поле.

Решали, что нам делать дальше. Старшие наши командиры, полковник Бакланов и мой отец, войсковой старшина Ежов, доказывали, что надо продолжить тактику волчьих укусов. Беспокоя турок по всему фронту. И дожидаясь подхода основных сил русской армии. Я же смело утверждал, что «турок в этом году уже не тот». Что раньше. Самые отважные разбойники не скоро и не легко превращаются в воинов. Поэтому надо, словно раскаленным прутом прожигающим насквозь зимний наст, прорвать фронт и идти занимать балканские перевалы.