Текст книги "Англия изнутри: записки нелегала"

Автор книги: Александр Донец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

Я не перечил, соглашался, только иногда вставлял: сделаете, только если к тому времени будете хотеть, сможете победить коррупцию, только если сами останетесь чистые сердцем, все у вас получится, только если сможете оказаться на верху и не изменить тем идеалам, которые у вас есть сейчас.

Вечером, когда уже стемнело, я после душа возвращался в караван, меня на дороге встретил Римас и чуть отвел в сторону:

– Иди сюда, разговор есть.

Я последовал за ним.

– Что ты там Юреку рассказал?

– Ничего не рассказывал, а что?

– Йонес начал у меня спрашивать о тебе, мол, ты что, действительно сдавался в Лондоне и у тебя настоящее ай ди? Ты, мол, рассказывал студентам, что стоит тебе захотеть, и они поедут домой, в Польшу и Литву? А еще, у тебя есть в Лондоне адвокат, если здесь что не так, ты позвонишь ему, и он решит твои проблемы.

– А ты что?

– Я сказал, вполне вероятно, что так и есть, Алекс, мол, знает Лондон как свои пять пальцев, скорее всего у него действительное ай ди, и он знает, что вы здесь на ферме нелегалы, стоит ему позвонить в хоум офис, так он еще денег с этого поимеет.

– А Йонес что?

– Пересрал, говорит, он что, действительно так может сделать? Даже белорусов сдать? Я ему ответил, что, вряд ли ты белорусов сдашь. Он опять переспросил, что может ты, врешь все? На что я ответил, пойди у него и спроси. Так что жди скоро вопросов.

Я рассмеялся.

– Что там было на самом деле?

Я рассказал Римасу как к нам подсел «незаметно» поляк и я закинул ему тему для вечера.

Римас засмеялся.

– Вот дурачье тупорылое, ловко ты их.

– Ты ж только молчи.

– Ты тоже, жди, скоро они тебя попытаются проверить.

– Пусть проверяют, я и им расскажу, как сдаваться в хоум офис надо, – улыбнулся я.

– Теперь смотри, Йонес сказал, чтобы я с тобой сблизился, чтобы выведать информацию, поэтому на мои вопросы, при людях, отвечай как Юреку.

– Договорились, господин Штирлиц.

Мы разошлись разными дорогами.

Но никто проверять меня больше не стал, я блефовал, но их это испугало. Меня перестали трогать на поле, иногда это случалось, но мы быстро расходились. Если я был не прав, то соглашался, если прав, то спорил до конца.

Через пару недель Анна, принимая у меня ящик и, как обычно, забраковав штук 6 клубник, спросила:

– Алекс, тебе хочется девушку?

– Иногда, – ответил я.

– Тебе нужна девушка, ты станешь тогда добрее, не таким раздражительным.

– Я в порядке, – заверил я ее, – не стоит беспокоиться.

– Я думала как лучше.

Как лучше тебе, но не мне, – подумал я.

Когда мы только с Юрой приехали, то работали с утра до вечера, если же работы не было на поле, нас брали на почасовку, то натягивать клеенку на теплицы, то наоборот убирать поля, подготавливая их к новой посадке.

Примерно через месяц это прекратилось, если на поле работы не было, мы отдыхали, а избранные шли на почасовку. К избранным относились поляки, литовцы, и как исключение белорусы. Меня брали на почасовку очень редко, а когда вышел конфликт с супервайзерами то почасовой работы для меня не было вообще.

– Толку, что ты так себя ведешь по отношению к ним, – говорил мне Юра, когда мы сидели на обеде в караване, – зарплата у тебя меньше, чуть что, они к тебе придираются.

– Но к тебе больше, хотя ты и лебезишь с ними.

– Ты молодой еще, не понимаешь, что не всегда нужен твой характер, я им улыбаюсь, а сам свое дело делаю. Пусть они думают, что хотят, а я свою цель имею, заработать. Ты вот уже на почасовку 2 недели не ходишь, и кому ты что доказал? Я за это время 70 фунтов заработал, а ты в караване сидел. К тому же, ты думаешь, ты им что-то доказал? Ты считаешь, что они тебя боятся? Им ложить на тебя, ты все равно пляшешь под их дудку.

– Не пляшу, и ты это видишь, и не совсем супервайзерам ложить на меня, в противном случае они бы себя так не вели. Знаешь, что мне сказала одна литовка: я думала все украинцы, белорусы и русские за деньги готовы друг друга сожрать, но впервые, я увидела среди вас человека, которому на деньги плевать.

– Тебе важно мнение какой-то там литовки?

– Нет, не важно, мне важно мое мнение, я сказал себе, что я буду человеком, и я остаюсь им здесь, несмотря ни на что.

– Малазийцы тоже хотели кому-то что-то доказать и где они?

– Зато после их уезда суперы немного попустились.

– На долго ли? Нет, это твое дело, я зарабатываю 220 фунтов в неделю, ты 160, а на поле ты столько же, сколько и я. Я советую тебе, как поступить правильно, не паря себе мозги, а решать тебе.

– Я поступаю правильно и поверь, мозги я себе не парю.

В одну из суббот, когда Мария выдавала нам зарплату, она тоже подняла этот вопрос:

– Всего 150 фунтов Алекс, маловато собираешь ящиков.

– Зато я собираю качественную клубнику, которую даже перебирать не нужно.

– Что качественную, согласна, – кивнула Мария, улыбнулась и сказала, – спасибо.

– Пожалуйста, – ответил я, получая конверт с деньгами.

Хоть Юра и хорохорился, но дела на ферме в плане работы с каждой неделей все ухудшались. Вскоре почасовка прошла вообще, те пять-шесть человек, которые в ней участвовали, были не из наших, поэтому белорусам она не светила вовсе. Даже по вечерам, бывало за неделю, мы 3 дня не выходили на поле.

Конкретный урожай закончился, заработки упали сильно. Если раньше Юра получал 220–250 фунтов в неделю, то сейчас опустился на 180–200. У меня со 180–160 фунтов в неделю, зарплата упала до 130–140.

Мы на ферме были 6 недель, когда в среду на поле у меня неожиданно заболел живот. Я не сильно обращал на боль внимание и продолжал работать. В ту ночь я спал плохо, живот стал болеть сильнее. Утром и до обеда в пятницу, я еле дотянул до каравана, от еды отказался.

Боль была страшной, у нас там был один студент из мединститута, я у него еще в четверг спросил:

– Как проверить аппендицит? Ты мне простой и надежный способ скажи.

– Попробуй нажать и резко отпустить, если почувствуешь сильную боль, то нужна госпитализация.

– От аппендицита можно умереть?

– Нечего делать, если на поздней стадии, когда он лопнет, то человеку все, даже врачи не спасут, а почему ты спрашиваешь?

– Да так, интересуюсь.

В четверг на обеде я немного полежал и боль стихла, но когда попробовал встать все повторилось.

– Скажи Йонесу, что я заболел, – попросил я Юру, когда он уходил.

– Может тебе в больницу съездить? – спросил Юра.

– Все в порядке, разберусь.

До вечера я пролежал на кровати, пока не пришел Юра.

– Все лежишь? – спросил он.

– Да.

– Там Йонес спрашивал, что с тобой? Я сказал что траванулся.

– Правильно.

Юра начал готовить еду.

– На меня не готовь, – предупредил я.

– Опять не будешь?!

– Нет.

– Слушай, может тебе подойти к фермеру, пусть тебя хотя бы отвезет в больницу, ты бы не шутил с такими вещами.

– Понты, все пройдет.

Юра приготовил себе окорочка с жаренной картошкой.

– Точно не будешь?

– Нет аппетита.

После еды он помыл тарелку и спросил:

– Ты здесь будешь?

– Да.

– Пойду к белорусам.

– Давай.

Когда за ним закрылась дверь, я сосредоточился и резко нажал на аппендицит как советовал студент медфака. Он сказал, что если боль резкая, то нужно к врачу, боль не была резкая, меня так подбросило, что я упал с кровати на пол.

Кое-как поднявшись, я вновь опрокинулся на кровать, отходя от адской боли, мне казалось, что мой живот вывернули наизнанку.

«Тебе нужно срочно к врачу! – мелькали мысли в голове, – Что ты ждешь?! Ведь у тебя аппендицит! Ты ведь убедился что это точно аппендицит! Срочно к врачу! Ты хочешь сдохнуть здесь, как собака?! Да тебя ведь и не похоронят отдельно! Кинут в яму с такими же, как ты и будешь гнить в братской могиле! Идиот! К врачу! Срочно зови фермера!!!»

Боль не утихала.

Вечером пришел Юра, он старался тихо себя вести, я открыл глаза:

– Как белорусы?

– Нормально, ты как?

– Не очень, – признался я, – завтра утром посмотрю, может, не пойду на работу.

– Работа еще не все, – сел Юра на кровать, – если серьезно, то у тебя все признаки аппендицита, может, стоит обратиться к фермеру?

– Нет.

– Ты с опасными вещами играешь.

– Потом попустит.

– А если нет? У тебя всегда какие-то крайности, вспомни восток, который ты тоже читал, ива гнется под действием ветра, а дуб вырывает с корнем. Лучше быть гибкой ивой, которая меняется сообразно обстоятельствам, чем закоренелым дубом, которого ломает эта жизнь.

– Я считаю себя ивой.

– Нет, ты упертый дуб, но я думаю, что все проще, будь у тебя адская боль, ты бы сам просил о враче, значит терпеть еще можно.

– Боли вообще нет, – улыбнулся я.

Юра выключил свет, и мы погрузились во тьму.

Боль была страшной, внутри словно вырезали всю пищеварительную систему. Уже под утро я заснул усталый, уже не так реагируя на боль. Где-то я читал, что со временем к боли привыкаешь, она даже может приносить удовольствие. Мне бы очень хотелось посмотреть на такого человека, мое мнение, что это просто мазохист. По крайней мере, у меня боль не проходила, во сне мне снилась больница, врачи, потом я куда-то ехал.

Проснулся я от звука будильника.

Юра поднялся и первым делом посмотрел на меня.

– Живой? – спросил он.

– Конечно.

– Как самочувствие?

– Алес гут.

– На работу пойдешь?

– Нет.

Перед самым уходом Юры к нам зашли Володя, Виталя и Римас.

– Саня тебе бы провериться у врача, – сказал Виталя.

– Все в порядке.

– У меня у брата, друга так не спасли, – вмешался Володя, – тоже болел живот, привезли в больницу, и там у него лопнул аппендицит, когда его везли в операционную. Парень умер, не успели ничего сделать, а ему и 30 не было.

– Давай повезем тебя в больницу, – кивнул Римас.

– Спасибо парни, – улыбнулся я, да видно криво получилось, – послушайте меня, я еще день-два отлежусь, и все будет нормалек.

Эти часы пока в караване никого не было, а боль не стихала, я лежал на кровати, вспоминая учебу в университете. Говорят, что бы боль стихла нужно вспоминать разные веселые случаи из жизни. Я вспоминал, было смешно, но боль не уходила, а от смеха только еще больше болел живот.

На обед пришел Юра и заявил:

– Вечером работы нет.

– Не повезло.

– Да уж, дела здесь все хуже, а у тебя как?

– Как на ферме, только не говори мне ничего за врача.

– Договорились.

Лежа на кровати, я думал о многих вещах, например, глядя на копошащегося Юру, возмущающегося тем, как мало мы стали зарабатывать, мне пришла в голову мысль: а ведь то, что у него ничего не болит и это счастье, он даже не понимает. Мы всегда куда-то торопимся, желаем везде успеть, а когда оказываемся на больничной койке, то вдруг осознаем, а ведь мы ошибались! Мир отнюдь без нас не останавливается, все идет своим чередом. Мы считали, что без нас они не смогут, а они спокойно существуют и дальше, причем самостоятельно.

Уже вечером, перед тем как лечь спать, Юра сказал:

– Признаться тебе, будь у меня такая ситуация, я бы обратился к врачу. Я понимаю, что в случае аппендицита тебе не хватит денег на лечение, и ты не сможешь работать на клубнике. Возможно, тебе придется даже уехать домой, но согласись, лучше быть живым, чем мертвым. При любом раскладе деньги ты не вернешь, да еще создашь головняки своей семье.

– Не забивай голову, – сказал я, – это мои проблемы.

Мои слова немного задели Юру, было видно, что он искренен и действительно сочувствует.

– Мы вместе живем, и я вижу, что ты молодой еще, не понимаешь ценность жизни. Глядя на тебя, можно представить твоих родителей, я как бы стою на их месте, понимаешь?

– Понимаю, я разберусь.

Юра вздохнул, выключил свет и пожелал спокойной ночи.

– Спокойной, – ответил ему я.

В чудеса я не верил, но после еще одной адской ночи, когда болел уже не только живот, а и все тело, под утро меня попустило. А утром, когда прозвенел будильник, я даже сам мог встать.

– Ты как? – спросил Юра.

– Нормально, – ответил я, медленно вставая.

Боль еще оставалась, но в любом случае я поднялся сам, без помощи рук.

– Иду на работу.

– Ты уверен?

– Конечно.

Я привел себя в порядок.

– Белорусы просили к ним зайти, – сказал Юра.

– Пошли.

Юра приблизился к их каравану и постучал в дверь, входя.

Я оказался чуть позади и услышал голос Виталия:

– Как там умирающий?

– Воскрес! – сказал я, появляясь из-за спины Юры.

Виталя немного стушевался, а Володя бросился ко мне, раскрывая руки для объятия:

– О! Ты воскрес сын наш! Какое счастье..

– Вот вы придурки, – вмешался Римас, – человеку плохо было, а им лишь бы поржать.

В этот день я отработал не очень хорошо, резко двигаться еще не мог, но все же 20 фунтов заработал. На обед мы пришли вместе с Юрой.

– Ты есть будешь?

– Немного, я ведь не ел почти 2 дня.

После небольшого обеда мы направились за деньгами, Мария выдала нам конверты.

К вечеру боль еще была, а на утро стало легче, уже в городе, когда я расходился, я не чувствовал рези в животе совсем. Что это было, я так и не понял, но поскольку все прошло благополучно, то 3 дня можно было и потерпеть.

Уже позже, меня пару раз белорусы подкалывали, типа, пацан решил себе отдых устроить, вот и полежал в караване пару дней, имитируя боль. Я им на это ничего не отвечал, как у Шекспира: над шрамом шутит тот, кто не был ранен.

Пусть они думают, что хотят, если ты уверен в своей правоте, на мнение других можешь не обращать внимание.

Вечером, после трапезы я отправился к телефонной будке, чтобы позвонить домой родителям и Наташе.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – ответил мне отец.

– Как у вас дела?

– Отлично, ты там как?

– Нормально, работаю.

– Работы много?

– Уже меньше, раньше было получше. Теперь урожай заканчивается, хотя поговаривают что здесь работа будет до ноября, но мне кажется надо искать что-то попроще, в караване, где мы живем становиться все холоднее. Трудно представить какой здесь колотун будет в ноябре, поэтому поеду скоро в Лондон.

– Искать работу будешь в Лондоне?

– Да.

– Ясно, Наташа на работу устроилась.

– Я ей сегодня звонить собрался.

– Тебе денег хоть хватает?

– Да.

– На себе не экономь, потом это всегда боком выходит.

– Я помню, на себе не экономлю.

– Ладно, даю маму, а то она у меня уже трубку рвет.

– Привет, ты что собрался уже уезжать?

– Нет, еще побуду на ферме недели две, а после поеду.

– Ты хоть знаешь куда?

– В Лондон, а там посмотрю по ходу движения, ввяжемся так сказать, а там увидим.

– Ты бы уже осел на одном месте, все ж будет спокойнее.

– Я бы осел, если бы такое место было, и я его нашел, а пока приходится так, то здесь, то там.

Мы еще немного поговорили о том, о сем, потом я позвонил Наташе:

– Привет! – обрадовалась она, – Как ты?

– Нормально.

Мы немного поговорили о том, о сем, пока нас не выключил оператор. Я вышел из телефонной будки, направившись обратно на ферму.

Чем дальше шло дело, тем больше мне переставало нравиться на ферме. Если раньше, когда я только приехал, у меня был какой-то азарт, желание работать, то сейчас, меня все начинало раздражать. Объяснение могло быть простым, раньше у меня не было выхода, и я работал из элементарного чувства самосохранения, поскольку нуждался в деньгах, теперь же, когда у меня были отложенные запасы, я чувствовал себя намного лучше. Первое время на ферме было интересно, несмотря на негатив, который шел от супервайзеров, свое свободное время мы проводили с белорусами, потом, когда их общество надоело, познакомились со студентами. Но и это уже не приносило пользы. Ситуация на ферме чем-то напоминала рейс на корабле, с тем лишь исключением, что у нас был один выходной день когда мы могли поехать в город, а матросы выйти в порт. А так, если не брать во внимание площадь и опасности, то психологически, все, было похоже. Здесь образовывалась группа, которая свободное время находилась вместе, потом, спустя какое-то время, когда все уже рассказали свои истории, некоторые члены начинали раздражать. Чуть позже, в эту команду вливаются люди со стороны, они вносят некий элемент новизны, но, под конец, наступает момент, когда харят уже все. Любые шутки, над которыми буквально вчера заливался от смеха, теперь раздражают, поступки людей, не замечаемые раньше, сейчас нервируют. Нервными становились все, раньше мы работали, и особо времени не было, а теперь у нас появлялся досуг, который чем-то надо было заполнять.

Юра, который раньше только и пропадал у белорусов, теперь сам сидел со мной в караване, играя в шахматы, или шел к студентам, Володя и Виталя тоже начали миграцию по ферме.

С Юрой у нас сложились нормальные отношения. Первое время он пытался занять инициативу и вроде как показать, что он главный и решает все сам, но я тактично, ненавязчиво, последовательно и твердо своими поступками дал ему понять: мы равны, и ни он, ни я, не решает в отношении другого ничего в одностороннем порядке.

Юра был мужик бывалый, уже дважды ездил в Германию на заработки, его работа позволяла ему отлучаться на 2–3 месяца незаметно, так сказать, для начальства, поэтому он зря время не тратил. Юра одно время возил товары из Москвы, по типу купи-продай, занимался машинами, покупая их в Германии. Но лавочку эту быстро прикрыли, когда ввели налог.

– Тут еще везение нужно, – говорил Юра, – я, за что не брался, все шло так, сяк, мы с другом начали на машинах, так он там озолотился, а еле две машины смог продать.

Юра и в Польшу возил товары, продавал, а потом покупал то, что в Белоруссии было дороже.

В Германии ему нравилось работать.

– Я по-немецки немного говорю, поэтому проблем с общением, как здесь не было, – рассказывал Юра, – первый раз, когда работал, немец ко мне не очень относился, зато потом, когда увидел, как я работаю, то был доволен. Я у него 2 месяца отработал, деньги заработал и уехал, договорился на следующий год. Потом целенаправленно к нему поехал.

– По тур поездке?

– Да, иначе бы не пустили в Германию.

– Второй раз получилось три месяца, заработал тоже так нормально. Меньше чем здесь получается, но тоже хорошо.

– Почему сейчас не поехал?

– Да конфликт у нас с ним вышел, в конце он кинуть меня захотел, евро на 300 и жухнул в конце расчета. Они же как, когда во мне была необходимость, он лебезил, работал я нормально, а потом как понаехало всех. Поперли поляки, которых итак там пруд пруди, украинцы, русские, потом азиаты. Людей просится к нему стало много, мне то он платил чуть меньше чем немцам, а здесь халявная рабочая сила, готовая мантулить задарма. Вот он и кинул меня. Я обиделся, говорю, на следующий год не приеду, он мне и не приезжай, твое место другие займут. Вот так я решил попробовать себя здесь.

– Доволен?

– Нормально, не сказать что рай, но рая нигде для нас нет, это я тебе точно скажу. Капиталисты за дарма не платят, они из тебя выжимают все соки. Ты что думаешь, вот мы работаем на клубнике, со временем это на нас не отразиться?

– Как?

– Ну, на тебе и на мне может, и нет, смотрю, ты по вечерам позвоночник равняешь, ноги массируешь, я тоже кое-что делаю, не лыком шит. Но для большинства эта работа погибельна, девки, молодые, не рожавшие, сутками лазят ногами в ледяной воде, мерзнут, а ты их руки видел? Страшное зрелище. И так здесь любая работа, а что плохо относятся, так ты еще жизни не видел, есть такие места, что тебе здесь показался бы рай. Все относительно и познается в сравнении.

– Но надо пытаться искать лучше, тем более, если есть варианты.

– Меня здесь все устраивает, отработаю месяц и поеду домой. Если получится, еще и на следующий год сюда приеду, все ж таки деньги сэкономлю, чтобы всяким Стасам, Олегам не платить. Но я не против, если ты найдешь что-то лучше, пожалуйста, позвони Володе, мы приедем. Как ты видишь, мы работать умеем. Давай, ищи, я первый кто скажу, дерзай! Просто Саня, проще к этому всему относись, твой характер никому здесь не нужен. Как я говорил, ты им ничего не докажешь, таких как ты у них были сотни, ну и? Да ломают они таких и выкидывают, а на твое место становится десяток голодных, которые кричат: дай мне работу! Я готов на все!

– Меня еще не сломали, посмотрим, как будет дальше.

– Смотри, только сам подумай, ты уедешь с фермы, неизвестно куда, как ты сам убедился, обещают здесь все золотые горы. Только их нет и быть не может. Потратишь деньги на переезд, фунтов 300 уйдет за пару недель как пить дать. Новое место? Но за него надо платить. Гарантий, что там ты будешь зарабатывать больше чем здесь, нет никаких. Разницу в 20–30 фунтов не берем, пока ты ее вернешь, так уже в Украину будешь собираться.

– Я понимаю, но вы же говорите о том, что надо валить отсюда, заработки упали. Вот, мол, на капусте люди по 300 фунтов в неделю зарабатывают, а может больше, а, мол, капусту эту нечего вообще собирать, бери ее, режь себе.

– Мы говорим, но кто, что-то делает?

– Вот в этом мы и отличаемся, вы разговариваете, но не делаете, а я делаю.

– Ты не сильно этим гордись, мы сидим на одном месте, потому что думаем, прежде чем делать поспешные шаги. А ты рвешься сломя голову, куда попало.

– Может быть.

– Да не может быть, а точно, я где не работал, наши всегда говорят, вот за теми воротами и зарплата лучше и коллектив. Сколько мест я не поменял везде одно и тоже, вот там всегда лучше. Хорошо там, где нас нет, сказали давно, но мудро подметили. Поэтому не ищи здесь сказку, здесь везде один разводняк.

При разговоре с Юрой о Белоруссии, я с удивлением для себя отметил, что Лукашенко, в отличие от наших президентов, не дал разбазарить свою страну. В Белоруссии по прежнему оставалось много действующих заводов и фабрик, принадлежащих государству.

– Так зачем вы сюда едите? – удивился я.

– У нас зарплаты маленькие, ну смотри, я живу в Минске и получаю около 120 долларов в месяц. А здесь я зарабатываю во много раз больше. Но опять-таки, я приехал сюда месяца на 3 максимум, потом вернусь, в Белоруссии я не хочу терять работу. Там стабильность, отпуска, соцпутевки. Все как при Советском Союзе. У нас есть безработица, безусловно, но она тоже своеобразная, инженером на завод может, и не возьмут, но найти что-то за 90 долларов вполне реально.

– А колхозы ваши как живут?

– Нормально, я тебе говорю, беда только что пострадали наши земли от Чернобыля, а так, в целом, у нас довольно таки неплохо жить.

– Ты первый человек из бывшего СЭВа, от которого я слышу нечто подобное. Либо ваш Лукашенко действительно так хорош, либо ты мне врешь.

– Зачем мне тебе врать? Да, у нас есть свои нюансы, но их решают, конечно, есть свои заморочки, но и это поправимо. Оглянись вокруг, ты в Лондоне, сколько был, с людьми разными общался, ты много здесь белорусов встречал?

– Нет, поляки украинцы и литовцы.

– Вот, – кивнул Юра, – наших здесь единицы, а не уезжает, кто? Или сильно забитый, тупой обыватель, когда границы закрыты и у него выхода нет, или тот, кто и в своей стране живет неплохо. У нас границы открыты, езжай, куда хочешь, лишь бы посольство визу открыло. Значит, нормально мы живем, так?

– Наверное.

– Нормально, это не значит классно, но нормально, я тоже реалист и понимаю, о чем говорю, в разных странах за это время пожил и с разными людьми беседы вел.

Вечером, если работы не было, а последнее время так и было, мы с Юрой играли в шахматы. Ему тоже нравилась эта игра, к тому же он хорошо для меня играл. У него был разряд, и выиграть мне у него первое время было сложно.

Из 10 партий 3 было моих, 5 его и 2 ничьих. Так уж получилось, что Юра предложил:

– Давай играть на пиво, партия бутылка пива.

– Давай.

В один день Юра выиграл банок 6, потом еще 3. Я усиленно тренировался с шахматным компьютером, а он только улыбался. Но дня через 2 наступил неприятный для него момент. За вечер я отыграл все то, что ему проиграл.

На следующий день выиграл, потом проиграл.

К концу недели, когда мы собирались ехать в супермаркет, Юра был должен в общей сложности 6 банок пива.

Когда он их мне вручил, я половину отдал Юре и сказал:

– Давай просто играть.

– Я проиграл, не надо мне их отдавать.

– А я не отдаю, я угощаю.

Мы выпили эти 6 банок вдвоем, но больше на пиво не играли. Так уж получилось, что благодаря компьютеру я стал играть лучше. Теперь Юра у меня реже выигрывал, инициатива перешла ко мне.

На ферме меня называли Каспаров, по названию шахматного компьютера.

Еще к нашей компании состоявшей из белорусов, Римаса и украинских студентов примкнула Леся, из западной Украины. Она работала на ферме еще до нас с Юрой, ее Стас привез, чуть ли не самой первой.

Леся не пропускала никакой работы, собирала клубнику наравне с белорусами. Ее история, как и многих из западной Украины была похожа. Работы не было, а дочку 2 лет кормить нужно. Муж поехал на заработки в Чехию, выслал ей денег, и она смогла попасть в Англию. Теперь работала здесь.

– Скучаешь за дочкой? – спросил я, когда мы все шли в караваны после работы на клубнике.

– Очень, хочу к ней, к мужу.

– В Чехии он кем работает?

– На стройке.

– Зарабатывает много?

– Ты смеешься? Это же Чехия, если 500 долларов получается за месяц, то хорошо, а чистыми и 300 не будет.

– Так мало?

– Да, здесь зарплата намного выше, я за неделю больше получаю, чем он за месяц.

– Так приехал бы к тебе.

– Не получится, он уже пробовал, визу не открыли, может потом, сейчас пока так.

– Ты сама здесь сколько будешь?

– До конца.

– А потом?

– Домой поеду, дочку проведаю, родителей, а после опять куда-то надо будет ехать, в Англию вернусь, если смогу.

– Слушай, завал у вас жизнь, муж там, дочка дома, ты здесь.

– У нас почти все так живут Саша, к такой жизни привыкаешь, я понимаю, что ничего хорошего в этом нет, но это наша доля, у нас выбора другого нет. Работы никакой, все закрывается, молодых у нас много, что-то надо делать. У вас по-другому?

– Работы у нас не много, но так чтоб кто-то уезжал, как вы, такого нет.

Как-то, когда мы шли в другой раз в караваны, Леся мне сказала:

– Я слышала, ты собираешься скоро уезжать в Лондон?

– Да, это моя последняя неделя здесь.

– Там тебе предложили работу?

– Нет.

– Квартира есть?

– Нет, ничего нет.

– Ты к знакомым едешь?

– Леся, нет у меня знакомых в Лондоне, я приехал в Англию сам по себе, – с Лесей я не следовал легенде, она бы не проговорилась супервайзерам, поскольку итак все знала за меня.

– Не знаю Саша, срываться отсюда, где платят деньги, в Лондон, где всегда проблемы с работой. Так ты никогда денег не заработаешь, нужно уметь приспосабливаться, выживать, сел на одном месте, заработал, отдал долги, а после решаешь. Меня так учили, от добра, добра не ищут. В Англии очень тяжело с работой, ты уже сам убедился.

– Я все же постараюсь.

– Ты Саша еще не видел, как работают наши люди у поляков, а я работала в Польше. Условий никаких, в сарае живут по 10 человек, туалет один, душ на улице. А отношение к нам какое? Действительно как к скотам. Но ты терпишь, когда обидно становится, ты вспоминаешь глаза своей дочки и понимаешь, что ей эти деньги нужны. Я действительно не знаю, что ты ищешь здесь, глядя на тебя, у меня создается впечатление, что ты оказался не на своем месте. В отличие от других мужчин, ты всегда чистый, следишь за собой даже на поле. Малазийцы смеялись, тогда, помнишь?

– Да, они говорили, что мне нужно в офисе работать, а я на клубничное поле вышел.

– Ты и сейчас смеешься, но это не смешно, это работа, найти ее сложно, а потерять легко. Смотри, что бы ты потом не жалел об этом.

– Я, Леся, если меня что-то не устраивает, хотя бы пытаюсь изменить обстоятельства, а не сдаюсь как вы все, только повторяя, что там лучше, но при этом, не делая ничего чтобы туда попасть. Белорусы, ты, да вы только и говорите о заработках на капусте, на фабриках, мол, 300 фунтов в неделю люди зарабатывают. Но это лишь разговоры, действовать вы не будете, а только сидеть здесь и ждать какого-то чуда. Не спорю, я действительно не знаю, как работают в Польше, Чехии и Германии, оказавшись там, я не знаю, чтобы я делал. Может, действительно меня жизнь еще не кидала, а может, я просто по-другому смотрю на одни и те же с вами вещи.

– Хотелось бы верить, что у тебя все получится, но почему-то сомневаюсь.

– А знаешь, что мне кажется? – неожиданно осенила меня мысль, – Что вы внутренне завидуете мне, вы понимаете, здесь не очень и работа, и условия, и коллектив, но вас это вроде как устраивает. А я говорю вам, оглянитесь, вокруг нас целый мир и в нем надо искать свое место, а не сидеть в этом курятнике, ничего не слыша, никого не видя. И вот это, похоже, вас пугает, вам нравится ваш пруд с этой затхлой водой…

– Наши студенты слушают тебя с открытыми ртами, им ты мозги запудрил, но я и белорусы, останемся при своем мнении.

– Ваше право.

– Но если у тебя все-таки получится, – неожиданно сказала Леся, когда мы подошли к ее каравану, – позвонишь белорусам, расскажешь?

– Позвоню и расскажу, – пообещал я, продолжая движение дальше.

Так уж получилось, что если еще недели три назад начальство фермы положительно смотрело на тех, кто собирался уезжать, то теперь ситуация изменилась. Многие студенты, составлявшие основную часть рабочих, начали собираться домой. И хотя работы стало меньше, но поговаривали, что это явление временное, скоро должен быть еще один урожай. А для сбора урожая нужны рабочие, которые начали массово уезжать. Чтобы как-то остановить поток уезжающих, фермер начал отправлять часть людей к своему другу на соседнюю ферму. Там был конкретный урожай и тот своими силами не справлялся. Так говорили нам, а может, все было проще, они договорились о взаимном обмене, где каждый получал свой выигрыш в подобной лакировке.

Вот когда для наших настал еще один период спокойной работы, супервайзеры стали вежливее, лояльнее. На поле было приятно работать, периодически конечно были споры, даже у меня, но это было скорее исключением.

Как-то, когда я собирался обратиться к Марии по поводу того, что я собираюсь уезжать, ко мне подошел Римас.

– Алекс, ты твердо решил уезжать?

– Да.

– Когда?

– Следующая неделя будет последняя, а что ты хотел?

– Для начала сказать тебе, не делай этого, скоро будет новый урожай, мы еще заработаем, когда здесь действительно заработки упадут, тогда и уедем. Ты думаешь, я не хочу в Лондон? Хочу, там возможностей больше, но здесь стабильность. Благодаря ферме я отдал свои долги, теперь могу смотреть по сторонам. Тебе нужно поступать также.

– Римас, я еду в Лондон.

– У тебя есть одно качество, которое было у меня раньше, ты сильно горяч, ты везде торопишься. Это неправильно, я говорил тебе, что от этого часто получал от жизни сюрпризы, попадал. Теперь я стал мудрее, не бросаюсь вперед сломя голову, все взвешиваю и обдумываю. Жизнь не получается брать штурмом, к ней надо подходить взвешенно, обдумано, не торопить события. Алекс, к нам все приходит, нужно только уметь ждать.

– Есть еще одна пословица, под лежачий камень вода не течет. Помнишь?