Текст книги "Англия изнутри: записки нелегала"

Автор книги: Александр Донец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Меня начал прессовать польский супервайзер Юрек, я принес ящик и уже собирался, как обычно, ставить его в общую стопку, когда он меня остановил:

– Положи ящик.

Я поставил ящик на землю.

– Не хорошо так собирать, – сказал он, перебирая мои пинетки, – это не сбор клубники, это сбор отходов. К тому же, ты мало набираешь клубники. Вот нормальное собирание клубники.

Он из 3 пинеток набрал одну, накидал с горой клубники и поднял ее вверх.

– Вот это качество.

– А здесь так кто-то собирает?

– Так все собирают, – он выкинул плохую клубнику в сторону и поднялся, – иди, добирай ящик. Будешь приносить плохую клубнику, принимать ее не буду.

Я вернулся на ряд в не очень хорошем расположении духа. Чуть дальше мы встретились с Юрой.

– Смотрю, ты сегодня тоже попадаешь? – спросил я.

– Да, Йонес падла вообще охамел, из 2 моих ящиков сделал половину одного, говорит, иди, собирай нормально.

– Меня Юрек прессует, но я такую теперь выношу клубнику, что ему придраться не к чему.

Когда мы возвращались на обед, то снова затронули эту тему.

– Это нормально пацаны, – сказал Володя, – мы же вас предупреждали. Это еще что, был случай, и не один раз, выносит поляк, там пинетки полупустые, даже до верху не достает, его пропускают. А у меня с горой, но Анна начинает проверять и, выкинув из ящика, говорит, иди, собирай. Я ей, смотри сюда, здесь вообще пусто. Она, будешь со мной спорить, работать не будешь. Так что ничего, привыкайте, поляки и литовцы здесь на особом счету.

На обед мы с Юрой подогрели банку фасоли, вбили яйца и поели.

– Если собирать качественную клубнику, – начал я, – то скорость минимальная. Тогда от силы 20 корзин в день будет получаться. Заработок сильно упадет.

– Не парся особо, надо показать, что мы все поняли, они здесь боссы и мы со всем согласны, они привыкнут, и мы будет собирать как раньше.

После перерыва мы вновь вернулись на поле.

Собирая качественную клубнику, ты увеличивал время сбора еще и потому, что качественной клубники на поле было не много. Так, были поля, где за один ряд могло получиться от силы 4 ящика, из них хорошего качества 2.

Во время сбора клубники был еще один секрет. По правилам, ты должен был собирать свой рядок под чистую, после прохода там должна была оставаться только зеленая клубника. Гнилая, порченная, должна была кидаться на землю, или, если она в кондиции, то в ящик с гнилью. А «успешный» сбор заключался в том, чтобы заранее занять чужой ряд и пройти быстрее, чем он. Поскольку ряды находились рядом, твоя ладонь вполне доставала до клубники соседа. Ты, пока он был сзади, быстро обчищал его ряд и свой, оставляя ему гниль и гадость, а сам вырывался вперед к следующему ряду.

Когда я понял эту схему, я стал торопиться, чтобы меня не обгоняли и не обчищали мою хорошую клубнику. Пару рядов мне это удалось сделать, я не дал себя обогнать, но потом появилась тяжелая артиллерия в виде польского супервайзера Юрека.

– Алекс! – услышал я его и обернулся, – Иди сюда.

Я находился на половине клубничного ряда, чуть в стороне, буквально в метрах 3 от меня торопился поляк. Он пытался вырваться вперед, поскольку ряд действительно был хорошим, в отличие от предыдущих.

Я подошел к польскому супервайзеру.

– Нельзя оставлять гниль на рядах, – сказал он, подымая лист и показывая мне поросшую мхом клубнику.

Я чуть поднял взгляд на ряд поляка, и показал ему рукой на такую же точно ситуацию.

– Его тоже позовешь? – спросил я.

– Я сам решаю, кого мне звать, – недовольно сказал он и, сделав шаг, оторвал гниль с ряда поляка, – пересмотри свой ряд сначала, чтобы такого больше не было.

Понятно, что даже тех 2 минут, пока мы беседовали, и я быстро просматривал свой ряд, поляку хватило, чтобы вырваться вперед. Потом меня еще несколько минут держали на приемке товара, проверяя качество клубники, которую я принес.

Вернувшись назад, после сдачи 2 ящиков клубники я увидел, что поляк перешел уже на другой ряд. Мою половину ряда он обчистил, как мог.

В общем, как это часто бывает, при равных возможностях заработать, нам заведомо создавались иные условия, чем были у других.

Я очень сильно возмущался по этому поводу, но Юра был спокойней.

– Ничего, не горячись, сейчас они побесятся, потом успокоятся.

Когда мы с Юрой только приехали на ферму, там было 4 малазийца. Студенты из Лондона приехали подзаработать на каникулах. Одни изучали язык, другие непосредственно учились на информационные технологии, инженеров.

Приехало их четверо, и, похоже, так понравилось, что они пригласили сюда своих друзей. Уже через неделю, на ферме было больше 40 малазийцев. Большая часть тех, с кем мы общались, были приятные молодые люди с живым умом. Они держались обособленно от нас, но охотно шли на контакт, особенно если ты владел английским. К тому же, они не были заражены этим варварским способом сбора. Если малазиец стоял рядом с тобой на твоем ряде, то ты мог спокойно и нормально собирать клубнику, они у тебя, ее не воровали.

К ним поляки и литовцы тоже сильно придирались, малазийцы сперва не реагировали, улыбались, смеялись, даже шутили по этому поводу. Но потом дело приобрело серьезный оборот, дошло до конфликта.

Малазиец принес 2 ящика с клубникой. Его сегодня уже трижды возвращали на поле, добирать клубнику в пинетки.

– Иди сюда! – окрикнул его по-польски Юрек.

– Говори по-английски, – предупредил малазиец.

– Что есть это?! – спросил поляк, выкидывая из ящика клубнику, и начал ругаться по-польски.

– Говори по-английски! – крикнул на него малазиец.

– Иди, собирай! – заорал поляк по-английски, откидывая ящики малазийца.

Малазиец подошел к стопке ящиков с собранной клубникой, показывая на верхний ящик, который только что спокойно принял Йонес у поляка.

– А это нормально?!

В пинетках действительно не хватало несколько сантиметров до верха, о качестве этой клубники можно было только сказать, что те, кто ее купит либо слепой, либо кретин.

– Иди, собирай, я тебе сказал! – продолжал орать поляк.

– Ты как со мной разговариваешь?!

– Как хочу, так и разговариваю! Ты, черный урод!

– На, получи! – малазиец схватил свой ящик и кинул его в поляка, тот увернулся, но часть клубники в него попало. Он отбежал от малазийца и от страха аж задрожал, весь покрывшись пятнами, не в силах ничего сказать.

Малазиец обозвал его, как умел и ушел к своим.

Я не знаю, что он сказал им, но все малазийцы сдали свои ящики. Причем если выбрасывали у одного, то второй ему давал свою клубнику, чтобы засчитали ящик. После этого они покинули поле.

Поляк в страхе просидел еще час, отходя выпада маленького, но гордого народа.

Оказывается, сразу после поля, все малазийцы пошли к фермеру Нилу, но встретила их его жена Мария. Она молча выслушала их историю и сказала:

– Не нравится, можете получить расчет и уезжать, я вам ничем помочь не могу, мои супервайзеры знают свое дело.

Малазийцы все поняли сразу и решили, что если жена фермера такая хамка, то такой же точно у нее и муж, и попросили расчет. Мария согласилась, но попросила подождать до вечера, пока она получит данные о зарплате.

Я разговаривал вечером с одним из малазийцев, парень учился на компьютерные технологии в Лондоне.

– Это не ферма, – говорил он, – это рабский притон, с людьми нельзя так обращаться. Мы приносим фермеру хорошие деньги, делаем качественную работу, тяжелую работу. Мы не просим невозможного, но здесь нужны нормальные люди, а не эти польские и литовские дураки. Вечером, когда фермер выдавал нам деньги, мы попытались ему рассказать то, что произошло на поле. Мы считали, что может он, поступит иначе, чем его глупая жена. Но он нас даже слушать не стал, сказал, вы решили уезжать, уезжайте, завтра чтобы вас здесь уже не было. Тупой деревенский английский дурак! Да на его ферме мы и часа оставаться не будем!

И действительно, все малазийцы, получив зарплату, тут же выехали. Одни уехали на своих машинах, подвозя других, остальные вызвали такси, но никто из них не остался. Это был сильный поступок.

– Красавцы, – прокомментировал я, – вот как с ними нужно.

– Ну и что они кому доказали? – удивился Юра, – Ничего у нас не изменится, а они только потеряли работу.

Но на какое-то время у нас много чего изменилось. Хотя все считали, что для фермера это так, пыль. Но с малазийцами не та история. Они зарабатывали хорошо. Если я в среднем получал фунтов 180 в неделю, Юра 230, а средний малазиец не меньше 200, за 2 недели расчет, значит, составил около 300–350 фунтов на человека. Даже для английского фермера вывалить сразу 12–14 тысяч это крутовато.

К тому же для феодала, каким он и его жена себя считали, потеря трети рабочей силы в разгар сезона это слишком. Попробуй набрать на их место людей. Я видел, по сколько человек привозили с Лондона на ферму, от силы 10 человек в неделю, а так, 5–6.

Супервайзеры наши немного поутихли, может Мария шепнула пару слов. Да и между собой видно прикинули, что если малазиец, который в 2 раза меньше поляка поднял на него ящик, так сказать. То, что с ним может сделать спортивный Юра, Володя, или я, например, если они нас доведут.

Может еще появился страх другого рода, в первом случае уехал весь этнос. Вдруг такое повториться, а украинцев на ферме было человек 30 вместе со студентами. Если бы мы все собрались и уехали, теоретически это было возможно, но практически нет, до сплоченности малазийцев нам было очень далеко. На ферме реально некому было бы собирать клубнику. Тот мусор, который собирали бы поляки, и литовцы им можно было кормить только свиней. Те несколько человек из них, которые собирали качество, я не беру в пример, их было мало и в общей массе они бы ничего не решали. В этом случае Нил мог бы другими глазами посмотреть на свою жену. Мол, что за родственничков ты тут приютила и к чему меня привела?!

Может это, может что-то еще, но атмосфера на ферме изменилась. Не на долго, но недели 3 мы работали в приятной обстановке.

Потом к нам приехало еще немного поляков, литовцев, самой клубники стало меньше и все вернулось на круги своя.

Мы периодически собирались у белорусов на выходных, кроме этого общались с украинскими студентами, литовскими. Как обычно бывает среди любой нации, есть те, с кем общаться не хочется, а есть те, с которыми даже интересно.

С Римасом мы общались довольно часто, по возрасту мы были примерно одинаковы, и хотя нередко мы с ним спорили по разным причинам, но все же на ферме это можно было назвать дружбой.

Один раз, когда мы сидели в его караване и пили пиво, то он меня попросил:

– Завтра мы поедем в город, ты поможешь мне отправить заказное письмо? Я хочу выслать своим немного денег.

– Только посылайте заказное со страховкой, – предупредил Володя, – страхуй его больше, чем ты шлешь в конверте. Понял?

– Да, понял я, ты это уже раз 10 говорил.

– Вы литовцы, народ недалекий, поэтому я и повторяю.

– Ты блин, белорус, сам ты недалекий!

На следующий день, когда мы выехали в город, я зашел с Римасом на почту.

– Я хочу отправить письмо, – сказал я по-английски.

– Давайте, – сказала девушка.

– Только я его хочу застраховать.

– Как застраховать?

– На полторы тысячи фунтов.

– Что?!

– Мы хотим послать письмо с уведомлением, – повторил я.

– Я поняла, но как его застраховать?

Теперь потерялся я.

– Застраховать письмо с уведомлением.

– А мы это не можем сделать, – девушка немного замялась, – сейчас, подождите минутку.

Она отошла к другой женщине и начала ей объяснять, что мы пришли послать письмо с уведомлением, да еще хотим его застраховать.

Женщина встала и подошла к стеклу.

– Чем я могу вам помочь?

– Мы хотим послать письмо.

– Да.

– И застраховать его.

– Не понимаю.

– Письмо, деньги, мы хотим застраховать его.

– В письме вы шлете деньги?!

– Нет, там важный документ и мы хотим застраховать его, чтобы его не открыли.

– Простите, я не понимаю вас, – ответила она, – что вы хотите?

– Послать письмо и застраховать его, – повторил я.

– Мы можем послать письмо, – кивнула женщина.

– Что такое? – спросил Римас.

– Не знаю, или я говорю неправильно, или они дубля не отбивают.

Женщина наклеила на конверт марку и попросила несколько фунтов за пересылку.

Римас посмотрел на марку на конверте и кивнул:

– Похоже, что оно, такое было и у Володи, ты сказал, что застраховать надо на полторы тысячи фунтов?

– Сказал, ты же слышал.

– Тогда нормально, – он заплатил и мы, получив корешок, вышли.

– Спасибо, – поблагодарил меня Римас, – я сегодня позвоню матери, пусть ожидает, через неделю должно прийти к ним.

– Сколько ты послал?

– Одну тысячу двести фунтов, весь свой долг с процентами еще.

– За сколько ты насобирал их?

– За полтора месяца.

– Немало.

– Зато теперь я свободен, могу работать на себя.

Радость Римаса прошла, да и моя тоже, когда Володя посмотрел в корешок, который дали ему в руки.

– Б… ть, Римас, я тебе что говорил?!

– Что не так?

– Где денежное возмещение? Ты видишь, где графа деньги, у тебя прочерк. Твое письмо ничем не покрыто, оно просто заказное, в случае его потери, тебе могут выплатить максимум фунтов 200. Ну, ты и литовец, мать твою, сколько раз я тебе показывал?

– Да Саня переводил.

– Саня тут причем? Тебе бумагу давали, ты ее видел, перед тем как расписаться, так куда ты смотрел?

Римас укоризненно посмотрел на меня и спросил:

– Ну, как же так?

Мне было не очень все это приятно слышать.

– Не знаю, – ответил я.

– И я не знаю, – сказал поникший Римас.

Я ушел к себе в караван, с одной стороны я был не при делах, меня просили перевести, я это сделал. Володя правильно сказал, если я этот корешок видел первый раз в жизни, то он и Виталя, Римасу показывали, как его надо правильно заполнять, чтобы было страховое событие.

С точки зрения юридической, я не имел к этому особого отношения. Тем более, я лично не раз ему говорил, что я лучше заплачу за пересылку по Вестерн юниону, или Маней грамму, но не буду рисковать слать деньги в конверте. Римас сам решил сэкономить 120 долларов и получил результат.

С другой стороны, я мог скрупулезнее изучить этот вопрос, и уже у самой англичанки уточнить, действительно ли есть страховое покрытие и где это указано. Это не составило бы для меня труда. Но я торопился в супермаркет, и погулять по городу. Поэтому хотел скорее избавиться от просьбы Римаса и проигнорировал элементарные правила безопасности. А ведь речь шла о работе человека в течении 7 недель.

После этого случая Римас со мной почти не разговаривал, понятно, что он был обижен. Я сказать честно тоже себя чувствовал не в своей тарелке, как и он, я принялся ждать конечного результата.

В один из дней белорусы пришли ко мне и попросили:

– Саня, завтра едем в город, мы хотим купить мобилки, ты поможешь нам?

– Уже Римасу раз помог.

– Ты за брата нашего меньшего не вспоминай, – улыбнулся Володя, – у литовцев это нормально, положить 1200 долларов в конверт и послать своим. Подумаешь 2 месяца батрачил, чтобы их заработать, зато почтовый литовский брат будет торжествовать, когда конверт вскроет.

– Надо радоваться если он хоть адрес правильно указал, – добавил Виталя.

Я рассмеялся.

– Помогу, – сказал я, – а вы решили, что будете брать?

– Нет, зайдем в магазин, послушаем, что расскажут, а потом определимся по ходу дела.

– Ладно, тогда завтра вместе в город пойдем.

На следующий день, когда нас вывезли в город мы с Володей и Виталей зашли в магазин мобильных операторов. Послушав мужчину, который рассказал о каждом операторе, белорусы остановились на «орандж». При выдаче мобильных мужчина вбил их данные в компьютер и спросил о марках телефонов.

Володе понравился Филипс, Виталий взял Нокиу.

– Ну, все, – сказал я, – больше я вам не нужен?

– Нет, а ты куда?

– Да куплю карточку телефонную, надо домой позвонить.

– Мы с тобой, нам тоже надо.

В другом магазине я купил пяти фунтовую международную телефонную карточку «бананас», по ней я мог разговаривать с Украиной 35 минут. К тому же, оказалось, что с помощью нее можно было звонить и на английские номера. Это выходило намного дешевле, чем пользоваться карточкой БТ. Об этом я узнал от белорусов. Они когда узнали, что я покупал БТ и разговаривал по ней, то удивились:

– У тебя что, денег много? Купи себе «бананас», и ты будешь говорить раз в 6 больше.

– Так «бананс» международная!

– Какая разница, ты попробуй.

Они оказались правы, разговаривая по бананас, я сильно мог экономить. Причем бананас была по рейтингу экономии средняя, были и другие карточки, которые позволяли разговаривать намного больше.

Погуляв по городу и скупившись, мы приехали на ферму.

Вечером я направился к телефонной будке. Телефон располагался в нескольких километрах от фермы, как раз возле дороги.

Набрав номер, я услышал мамин голос:

– Алло?

– Привет, как дела?

– О! Саша, нормально, как у тебя? Ты, почему не звонил? Куда ты пропал?

– Мам я на ферме сейчас работаю, раньше не было возможности позвонить, да и денег тоже.

– На какой ферме?

– На клубничной.

– А в Англии выращивают клубнику?

– Да, представь себе, еще и очень прилично выращивают. Мы не успеваем собирать, одно поле обчистим полностью, через 2 дня приходим, а на нем еще больше клубники.

– Как так?

– Такие сорта, у них она растет по 6–7 месяцев. Сколько урожаев они снимают с полей, я даже не могу себе представить, это не то, что у нас, раза 4 собрал и нет ее больше. Здесь машинами вывозят с полей, а через пару дней, как я говорил, ее вырастает такое же количество.

– Платят нормально?

– Нормально, если сравнивать с Лондоном.

– А ты далеко от Лондона?

– Да.

– А школа как?

– Им я сказал, что уезжаю домой.

– У тебя там не будет проблем?

– Если поймают, будут, но об этом лучше не думать.

– Здоровье как?

– Все отлично, никаких проблем.

– Живешь где?

– Здесь караваны, это домики на колесах, живу с белорусом, он с Минска.

– Вдвоем?

– Да, у нас караван маленький, поэтому вдвоем.

– А вас там много?

– Человек 100, студенты из разных стран, поляки, литовцы, украинцы, белорусов немного.

– Сколько ты уже на ферме?

– Три недели.

– Нравится?

– Нет, денег подзаработаю и свалю отсюда.

– Наташа приходила.

– Что, собирается?

– Да, говорит, хочет поехать, но я вот не знаю, нужна ли она тебе там?

– С ней и проще, и тяжелее.

– Вот то то и оно, ты там сам не определился, хотя уже больше месяца, а что за нее говорить, тем более там пахать надо, а будет ли она это делать?

– Ты знаешь, что касаемо клубники, то здесь женщины зарабатывают даже больше чем мужчины.

– Серьезно?

– Да.

– Ее дядя Олег на работу устраивает, куда они не говорят, но мы догадываемся, если у них получится, то я даже не знаю, сможет ли она оттуда уйти, чтобы ехать неизвестно куда и ради чего?

– Мама, силком никто ее не тянет, да, да, нет, нет. Сказать тебе честно я себе не могу ничего гарантировать, что за нее говорить? У нас здесь нет статуса, мы бесправны полностью. Да, я хотел учиться и работать в Лондоне, но одновременно это делать не получается. Работы там не много, а та, что есть, на всех не хватает. Так и то, даже с официальным статусом меня кинули на деньги, не заплатив, а здесь я вообще перешел на нелегальное положение. Посмотрим, не будем загадывать.

В трубке сообщили, что до конца разговора осталось 5 минут.

– Мама, у меня осталось 5 минут разговора, расскажи как вы там?

– Нормально, все у нас хорошо, отец работает, я тоже. У тебя со здоровьем как?

– Отлично.

– Едите нормально?

– Конечно, на еде здесь нельзя экономить.

– А работа сильно тяжелая?

– Пойдет, здесь даром деньги не платят.

Нас разъединили.

Я положил трубку и пошел на ферму.

С Римасом я, за прошедшие несколько дней, перекинулся всего несколькими фразами. Мы оба ждали результата. Обычно, конверты, которые шли из Англии в Литву потихоньку вскрывали на почте, тем более что это было заказное и не застрахованное.

Письмо приходило за неделю, но это шло 10 дней.

Уже вечером, когда мы с Юрой только поели, к нам в караван забежал Римас.

– Ну, с меня пиво, блин!

– В честь чего?! – не понял я.

– Письмо дошло, все деньги на месте, вот блин, какой я везучий! Ведь не было шансов, его должны были вскрыть и не вскрыли! Я же хорошо знаю литовцев, еще бы простое они не тронули, а здесь заказное! Не зря мне мама говорила, что я в рубашке родился.

– Значит, в субботу пьем пиво! – сказал Юра.

– А ты причем?! Я Алексу должен.

– Ничего ты мне не должен, – сказал я, – хорошо, что дошло, а то мне не очень приятно было все это время.

– А мне как, представляешь?! Полтора месяца работал, чтобы какой-то урод забрал мои деньги? Я тут чуть с ума не сошел за эти дни, пока оно пришло. Ну, ладно, спасибо еще раз, что помог.

– Интересно, – сказал Юра, когда Римас ушел, – чтобы он делал, если бы письмо пришло вскрытое?

– Ничего, продолжал бы работать, а потом, слал бы деньги через Вестерн Юнион, или Маней Грамм.

– Белорусы говорили, что он тебя обвинял в этом, мог тебе предъяву выставить.

– У меня здесь не было интереса, и денег за это я не брал, поэтому от его предьявы толку бы не было, ну а если бы все-таки дал предъяву, я думаю, разобрались бы.

– Но хорошо, что так все закончилось.

– И я о том же.

Мы с Юрой отработали на ферме уже больше месяца. К работе мы привыкли, если первые недели две мы не успевали отдыхать, то теперь было проще. Тогда, мы приходили, поели, и ложились спать, вечером, сразу с поля, сходили в душ, поели и спать. Ноги болели сильно, ломило спину, уже через неделю это прошло, а через две мы работали и отдыхали, как и остальные.

Караван сам по себе теплым не был, обычная фанера, возможно даже без утеплителя, и если днем в нем было нормально, когда его разогревало солнце, то вечером и утром довольно холодно.

Утром не сильно хотелось вылезать из теплого спальника, но звенел будильник и ты вставал, холод сразу приводил в чувство, одевшись, выходил на улицу. Там было еще холоднее, на траве виднелись капельки росы. Умывались ледяной водой с крана и это тоже приводило в чувство, полностью пробуждая ото сна.

Утром, первые часа два собирать клубнику было полной жестью, ледяная роса мочила руки до локтя, кисти леденели. Их периодически надо было разогревать ртом, дыша на них теплым воздухом.

Потом подымалось солнце, и было чуть веселее.

Собирать в теплицах было удобно, там не так было холодно утром, зато, когда солнце грело, там был реальный парниковый эффект.

Помимо всего прочего, сбор клубники гробил тело, ноги отекали, иногда утром было сложно надеть сапоги, которые еще вчера отлично «сидели». Если не делать упражнения на спину, или хотя бы повисеть вечером на ветке дерева минут 5, то шло искривление позвоночника. Но это было в дальнейшем и проявляло себя, как правило, через несколько месяцев после. Сразу, буквально за недели 2, был виден результат на пальцах. Сбор клубники осуществлялся тремя пальцами каждой руки. От постоянного трения кожа на подушечках пальцев становилась черной, а затем трескалась.

Особенно ужасно это выглядело у девушек, они смазывали себя кремами, делали примочки, но ничего не помогало. Кожа чернела, трескалась, трещины становились больше, кровоточили и сильно болели.

Я не стал ждать, когда у меня это произойдет, и уже на вторую неделю купил себе крем. Каждый вечер я смазывал пальцы и в целом старался их чередовать при сборе. Я действительно смог оттянуть немного этот процесс, за два месяца на ферме у меня только почернела кожа на подушечках, но трещин не было. Однако и это я не считал результатом, забегая вперед, скажу, что полностью чернота с пальцев сошла у меня недели через четыре после того, как я перестал собирать клубнику.

С супервайзерами у меня не сложилось. После того как уехали малазийцы они немного успокоились, но натура все равно берет свое и все возвращается на круги своя.

Даже больше, если те пару недель они давали нам работать нормально, то вскоре они изменили тактику. Игра была такой, сегодня польский супервайзер очень «злой», все проверяет, заставляет идти добирать, завтра он «хороший», а «плохая» полячка. Потом поляк и полячка в настроении, а вот литовец зверствует.

Белорусы с ними все равно шутили, улыбались, как-то старались с ними сотрудничать и контактировать. Я ложил на супервайзеров с прибора.

– Не нравится? – спросил я.

– Что то есть, Алекс? – говорила полячка Анна, выкидывая клубнику, – Не хорошо так собирать.

– А так хорошо собирать? – показал я ей на верхний ящик уже принятый от поляка и полез в пинетку, – Вот гнилая, вот, а если порыться внизу. А собирает как, даже до верха не достает.

– Ты сюда не смотри! Собирай свою клубнику.

– А ты нормально принимай, тогда не буду смотреть.

– Что опять не так? – подошел литовец.

– Клубника ей не нравится, я ей показываю, что есть хуже ящики, которые засчитаны.

– Ты не спорь с нами, одни уже доспорились, сказали тебе, значит иди и делай. Мы здесь решаем, какую клубнику принять, от какой отказаться. Понял?

– Понял.

– Тогда иди на поле.

Вечером белорусы смеялись.

– Саня, к тебе Анна клеится просто, ты впарь ее и все будет у тебя классно, – советовал Володя, – может караван другой дадут, там горячая вода, душ, туалет, все условия.

– Нас может она не так будет задрачивать, – согласился Виталя.

– Конечно, – добавил Юра, – с бабой здесь проблема, а у тебя будет в высших так сказать чинах.

– Так, блин, закройтесь, хотите ее трахнуть, флаг вам в руки.

Они начали смеяться.

– Ну, я полных не люблю, – заметил Володя, – да и страшненькая она немного.

– Не много?! – вмешался Римас, – Да это блин свиноматка из свинофермы, ее трахнешь, так потом всю жизнь будешь хрюкать.

– Да они ее сами хотят, – сказал я, – а она на них не ведется. Вот их и бесит это.

Это были шутки, но в действительности что-то надо было делать. Изменить ситуацию можно было тем способом, который и описали белорусы, эта Анна действительно положила на меня свой глаз. Переспи я с ней, на этой ферме для меня многое бы поменялось. Но я бы на это не пошел, ни при каком раскладе, на крайний случай уехал бы в Лондон, благо денег уже было нормально, чтобы прожить там недели 2. И я стал думать, как сделать так, чтобы я стал сверху.

Каждое утро я себе говорил: вы меня все равно не сломаете.

И я нашел выход, даже ценою потери денег.

Я стал собирать только качественную клубнику, поля подчищать так, что можно было комиссии водить. При этом я не заискивал перед ними, им не улыбался, не показывал, что я считаю их отличными парнями и девчатами.

Теперь я спорил конкретно.

Анна осмотрела мой ящик досконально и выбросила всего несколько клубник.

– Иди, добирай.

Я быстро перекинул из двух соседних пинеток клубнику и показал ей на ящик.

– Так нормально.

– Я тебе сказала, иди, добирай!

Я подошел ближе к другим ящикам, уже принятым супервайзерами.

– Здесь, во-первых, не качественная клубника, во-вторых, они даже до верха не достают в отличие от моего ящика.

– Что такое? – спросил, подходя, литовец.

– Ей клубника моя не нравится, сравни, например, с этим ящиком.

Он посмотрел на ящик мой и тот, что я указывал.

– Если Анна говорит, ты должен делать.

– Может мне Нилу понести эти два ящика и спросить у него, чей должен быть принят? – неожиданно спросил я у Йонеса, глядя на него.

Литовец потупился, засчитал мне ящик и сказал:

– Ты не пугай меня!

– А ты правильно выполняй свою работу, – я взял новый ящик и прошел мимо Анны.

Это была моя первая победа, и в душе я ликовал.

Темп был мной безусловно потерян, я собирал на 30 % меньше чем остальные, зато я вышел из этой ситуации победителем. Первое время они ходили, проверяли мои ряды, копались чуть не до дна в пинетках, но ничего сделать не могли. Я спорил, дерзил и не сдавался.

Недели через 2 Римас сообщил мне, что Йонес и Юрек, совместно с Анной хотят мне создать такие условия на поле, чтобы я уехал подобно малазийцам. Если, мол, не получится на поле, то они все равно что-то придумают. Поскольку так себя вести нельзя, ведь я для них был как красная тряпка для быка, к тому же, глядя на мои действия, борзеть с ними начинали и другие. А потеря авторитета для начальства это хуже их смерти физической, поэтому они втроем и затаились.

Так уж вышло, что через несколько дней, после того как Римас мне об этом сообщил мы с группой украинских студентов собирали клубнику в теплицах. Коля, Лиля и Валера заняли по своему ряду, и мы шли недалеко друг от друга. Поскольку я был старше и обладал какими-то знаниями об Англии, я был им интересен, они слушали о Лондоне взахлеб, если конечно у нас было время, и я мог им что-то рассказать.

В этот раз Коля задавал вопросы обо мне, а поскольку я следовал легенде, как советовал Стас, то рассказывал я о том, как в Англии сдаются в хоум офис. Точно я этого не знал, тот, кто сдавался, наверняка бы вычислил меня сразу, но студенты то не знали. Поэтому я начал им рассказывать то, что слышал от других.

В разгар нашего разговора к нам тихо, и якобы незаметно, присоединился польский супервайзер Юрек. Он сел позади Лили и копошился в кустах клубники, проверяя ряд. Студенты, слушавшие меня внимательно, не заметили его, а я увидел, но не подал виду.

Поляк немного понимал по-русски, поэтому основную суть он схватывал, к тому же я стал говорить медленнее и четко выговаривать слова.

– После того как тебе спустя полгода выдают айди, ты можешь работать в любом месте, – говорил я.

– Даже за пределами Англии? – спросил Коля.

– Нет, имеется в виду только Англия.

– А если бы тебя поймали, когда ты не мог работать, отправили бы домой?

– Не факт, у меня же в Лондоне есть адвокат, мне его дало правительство, бесплатно, думаю, он бы помог мне решить мой вопрос.

– Значит, ты в любой момент можешь к нему обратиться?

– Конечно, я то свои права здесь знаю, например, я работаю, и работодатель не создает мне тех условий, которые должен, я вполне могу обратиться к своему адвокату, и он решит этот вопрос без всяких проблем.

– Так поэтому ты себя так ведешь с супервайзерами?

– Конечно, они, я думаю, понимают, что на их стороне хозяин, а на моей закон, который будет защищать мой адвокат. Кроме того, я знаю о них некоторые нюансы, что стоит мне сделать звонок куда надо, они поедут домой.

– А что это за нюансы?

– Не важно, это касается некоторых иммиграционных особенностей, вам я о них потом как-нибудь расскажу.

Лиля кашлянула, я посмотрел не нее, она показала рукой, так, чтобы поляк не заметил ее жеста.

Юрек понял, что его заметили и, сделав вид, что он здесь все осмотрел, вылез из теплицы.

– Подслушивал, – высказалась Лиля.

– Пусть слушает, – кивнул я, – им иногда полезно.

Дальше мы поговорили об учебе, студенты были из Киева, сами жили там же. С ними было весело, время на поле пролетало быстро, они не гнались сильно вперед и не воровали с твоего ряда клубнику. Их ум еще был живой и не испорченный, они искренне считали, что их страна самая лучшая, а тот период, в котором мы живем, скоро закончится, и мы, молодое поколение, что-то сможем в Украине сделать.